Хорнблауэр и «Атропа»

XIV

Хорнблауэр пошел на бак. Там констапель и его помощники, сидя на корточках, изготовляли фитильный шланг согласно указаниям Маккулума.

— Я надеюсь, вы старательно заделываете стыки, мистер Клут, — сказал Хорнблауэр.

— Так точно, — ответил Клут.

Чтоб не испачкать смолой белоснежную палубу, подстелили старую парусину и сидели на ней. Здесь же стоял чугунный горшочек с расплавленной смолой.

— Быстрый огнепроводный шнур горит со скоростью пять секунд фут. Вы сказали, один фут медленного огнепроводного шнура, сэр?

— Да.

Хорнблауэр наклонился, чтоб рассмотреть работу. Кожаные шланги были разной длины, от трех до пяти футов. Такова уж своенравная природа — из шкуры животного не получишь особо длинного куска кожи. Один из помощников констапеля длинным деревянным шилом проталкивал быстрый огнепроводный шнур в отрезок шланга. Вытащив шило с другого конца, он сдвинул шланг по огнепроводному шнуру до соединения с предыдущим отрезком.

— Поаккуратней, — сказал Клут. — Смотри, шнур не переломи.

Другой помощник констапеля двойным швом пришивал клапан, соединяющий новый отрезок шланга с предыдущим. Когда стык был готов, Клут щедро замазал его расплавленной смолой. Предстояло продеть в шланг сто двадцать футов огнепроводного шнура, сшить и просмолить все стыки.

— Я взял два крепких бочонка на пятьдесят фунтов каждый, сэр, — сказал Клут. — И приготовил мешочки с песком, чтоб заполнить их доверху.

— Очень хорошо, — ответил Хорнблауэр. Маккулум рассчитал, что для заряда нужно взять тридцать фунтов пороха, не больше и не меньше.

— Я не хочу разнести остов в щепки, — сказал он, — только раскрыть его.

Это — та область, в которой Маккулум разбирается. Хорнблауэр не догадался бы, какое количество пороха даст желаемый результат на глубине сто футов. Он знал, что, заряженные в длинную девятифунтовую пушку, три фунта пороха вытолкнут ядро на полторы мили. Но тут совсем другое дело, и вода, в отличие от воздуха, несжимаемая среда. Положив в пятидесятифунтовый бочонок тридцать фунтов пороха, надо заполнить оставшееся пространство чем-то вроде песка.

— Скажите мне, когда все будет готово, — сказал Хорнблауэр и пошел обратно на корму.

Тернер, недавно вернувшийся с берега, ждал, пока капитан обратит на него внимание.

— Да, мистер Тернер?

Судя по всему, Тернер хотел поговорить наедине. Хорнблауэр подошел поближе, и Тернер произнес тихо:

— Простите, сэр, это насчет модира. Он хочет нанести вам визит. Он чего-то добивается, а чего, я выяснить не смог.

— Что вы ему сказали?

— Я сказал — извините, сэр, я не знал, что еще сказать, — я сказал, вы будете очень рады. Я боюсь, тут что-то нечисто. Он сказал, что прибудет незамедлительно.

— Вот значит как?

В этих беспокойных водах все нечисто, подумал Хорнблауэр, и ему сразу же не понравилось, как он это подумал.

— Вахтенный мичман!

— Сэр!

— Что вы видите со стороны города?

Смайли направил подзорную трубу на противоположную сторону залива.

— Лодка отошла от берега, сэр, лодка с латинским парусом. Мы видели ее прежде.

— Флаг на ней есть?

— Да, сэр. Красный. Похож на турецкий.

— Очень хорошо. Мистер Джонс, у нас будет официальный посетитель. Прикажите приготовиться к приему.

— Есть, сэр.

— Значит, мистер Тернер, вы не знаете, чего хочет модир?

— Нет, сэр. Он хотел видеть вас, и поскорее. «El capitano» — вот и все, что он сказал нам, когда мы сошли на берег. Там должен был открыться для нас базар, но никого не было. Он сказал, что хочет видеть капитана, и я сказал, что вы его примете.

— Никаких намеков с его стороны?

— Нет, сэр. Он ничего не говорил. Но я видел, что он взволнован.

— Что ж, скоро мы все узнаем, — сказал Хорнблауэр.

Модир поднялся на борт с достоинством, хотя трудный подъем нелегко дался его старым ногам. Он внимательно огляделся. Понял ли он, что боцманматы и фалрепные его приветствуют, сказать трудно. У него было умное ястребиное лицо, обрамленное седой бородой. Живые черные глаза озирались по сторонам, и непонятно было, в новинку для него это зрелище или нет. Хорнблауэр коснулся полей шляпы, модир вежливо поднес руку к лицу.

— Попросите его спуститься вниз, — сказал Хорнблаузп — Я покажу дорогу.

У себя в каюте Хорнблауэр с поклоном предложил модиру стул. Тот сел, Хорнблауэр сел напротив, Тернер поместился рядом с ним. Модир заговорил, Тернер перевел.

— Он надеется, что Бог ниспослал вам доброе здоровье, сэр, — сказал Тернер.

— Ответьте, что полагается, — сказал Хорнблауэр. С этими словами он посмотрел в проницательные глаза модира и вежливо улыбнулся.

— Теперь он спрашивает, успешным ли было ваше плавание, сэр, — доложил Тернер.

— Скажите, что сочтете уместным, — ответил Хорнблауэр.

Обмен любезностями продолжался. Хорнблауэр знал, что на Леванте так принято. Неприлично и бестактно сразу переходить к сути дела.

— Надо ли предложить ему выпить? — спросил Хорнблауэр.

— Ну, сэр, при деловых беседах обычно подают кофе.

— Тогда, может быть, нам подать?

— Видите ли, сэр, наш кофе это не вполне то, что они называют кофе.

— Тут ничего не попишешь. Прикажите, пожалуйста, чтоб принесли.

Беседа шла, так и не приближаясь к сути. Интересно отметить, что такое умное и подвижное лицо, как у модира, может оставаться совершенно бесстрастным. Только кофе заставил его изменить выражение. Сначала он, не показывая удивления, смотрел на толстые кружки, на облезлый оловянный кофейник; от кофе, как положено на востоке, сначала отказался, потом согласился. Однако отхлебнув, он не смог сдержать изумления. Впрочем, он тут же взял себя в руки, всыпал в кофе невероятное количество сахара и стал пить, не касаясь рукой чашки, а поднимая ее на блюдечке.

— Полагается подавать конфеты и печенье, сэр, — сказал Тернер. — Но мы не можем предложить ему ром с сахаром и сухари.

— Да, конечно, — согласился Хорнблауэр.

Модир осторожно отхлебнул кофе и возобновил разговор.

— Он говорит, у нас прекрасное судно, сэр, — сказал Тернер. — Я полагаю, он скоро перейдет к делу.

— Поблагодарите его и скажите, что у него замечательная деревня, если считаете, что это подходящий ответ.

Модир откинулся на стуле — к стульям он явно не привык, — изучая поочередно лица Тернера и Хорнблауэра. Потом он снова заговорил, взвешенно и выразительно, как и прежде.

— Он спрашивает, надолго ли задержится здесь «Атропа», — сказал Тернер.

Этого вопроса Хорнблауэр ждал.

— Скажите, что я еще не закупил все необходимое.

Он был совершенно уверен, что предварительные операции — траление, установка буйков, первые погружения ныряльщиков — остались незамеченными либо непонятными для наблюдателей с берега. Пока Тернер переводил, а модир отвечал, Хорнблауэр не сводил глаз с умного ястребиного лица.

— Он полагает, что вы покинете залив, как только пополните припасы, — сказал Тернер.

— Скажите, что это весьма вероятно.

— Он говорит, здесь вам было бы удобно подождать вестей о французских кораблях, сэр. Сюда часто заходят рыбачьи лодки, они привозят свежие новости.

— Скажите ему, у меня приказы.

Хорнблауэр заподозрил, что модир не хочет расставаться с «Атропой». Может быть, он хочет задержать ее, пока не будет готова западня, пока к пушкам в фортах не поставят солдат, пока не вернется вали с войском. Это удобный способ вести дипломатическую беседу. Хорнблауэр может постоянно следить за модиром, если же скажет что-нибудь неосторожное, сможет впоследствии отказаться от своих слов, списав их на неправильный перевод Тернера.

— Он говорит, отсюда нам удобно будет наблюдать за Родосским проливом, сэр, — продолжал Тернер. — Им скорее всего пойдут французские корабли. Похоже, он хочет получить свои двадцать гиней, сэр.

— Может быть, так. — Хорнблауэр постарался тоном показать Тернеру, чтобы тот воздерживался от комментариев. — Скажите, что мои приказы оставляют мне очень мало свободы.

Раз разговор принял такой оборот, надо сделать вид, что он не хочет задерживаться, но при некоторой настойчивости его можно переубедить. Надо надеяться, Тернер способен передать все эти оттенки на лингва-франка.

Модир отвечал с большим оживлением, чем прежде.

— Он хочет, чтоб мы остались здесь, сэр, — сказал Тернер. — Если мы останемся, привезут свежие овощи и пригонят скот.

Это, очевидно, не истинная причина.

— Нет, — сказал Хорнблауэр. — Если мы не получим припасы, мы уйдем без них.

Хорнблауэру приходилось следить за своим лицом. Од должен говорить с Тернером не показывая, что лукавит, а то модир сразу заметит подвох.

— Скоро он откроет карты, сэр, — сказал Тернер. — он просит нас остаться.

— Спросите его, почему.

На этот раз модир говорил долго.

— Теперь все ясно, сэр, — сказал Тернер. — Пираты.

— Пожалуйста, мистер Тернер, повторите в точности что он говорил.

Тернер принял замечание.

— Пираты по всему побережью, сэр. Один из них Михаил… Михаил Туркобойца, сэр. Я о нем слышал. Он орудует на этом побережье. Грек, понятно. Он был в Фетхие два дня назад, сэр. Это совсем близко.

— И модир боится, что теперь он нападет на его поселок?

— Да, сэр, — сказал Тернер и, увидев взгляд Хорнблауэра, добавил. — Я спрошу, чтобы удостовериться, сэр.

Модир сделался красноречив. Тернер долго слушал, потом подытожил:

— Михаил сжигает дома, сэр, угоняет женщин и скот. Он заклятый враг магометан. Вали с местным войском отправился искать Михаила, но не в ту сторону. Он пошел в Адалию, отсюда это неделю ходу.

— Ясно.

Пока «Атропа» стоит в Мармарисском заливе, ни один пират не отважится напасть на поселок, и модир со своими людьми будет в безопасности. Теперь ясно, зачем явился модир: он хочет убедить Хорнблауэра, чтобы тот побыл здесь, пока Михаил не обойдет деревню стороной. Это — невероятное везенье, сполна вознаграждающее за историю с Маккулумом. Когда воюешь или играешь в вист, удача рано или поздно приходит. Выигрыш следует за проигрышем — как ни трудно в это поверить — так же неизбежно, как за выигрышем следует проигрыш. Главное, не показывать, что обрадован.

— Нам крупно повезло, сэр, — сказал Тернер.

— Пожалуйста, держите свои соображения при себе, мистер Тернер, — резко ответил Хорнблауэр.

Тон его голоса и убитое выражение на лице Тернера удивили модира, не сводившего с собеседников глаз. Турок терпеливо ждал, что же ответят неверные.

— Нет, — решительно заявил Хорнблауэр и отрицательно помотал головой. — Скажите ему, я не могу этого сделать.

Тернер еще не перевел, как на лице модира отразилось отчаяние. Он погладил седую бороду и снова заговорил, тщательно подбирая слова.

— Он предлагает нам взятку, сэр, — сказал Тернер. — Пять барашков или козлят за каждый день, что мы тут пробудем.

— Уже лучше, — ответил Хорнблауэр. — Скажите ему, что я предпочел бы деньгами.

Теперь пришла очередь модиру трясти головой. Хорнблауэр, пристально его разглядывая, видел, что он искренен.

— Он говорит, у него нет денег, сэр. Вали, когда был здесь в последний раз, забрал все.

— У него есть наши двадцать гиней. Пусть вернет их, и пусть присылает по шесть барашков — козлят я не возьму — в день. Тогда я останусь.

На том в конце концов и порешили. Тернер в баркасе отправился провожать модира, Хорнблауэр пошел на бак, смотреть, как работает констапель. Тот почти уже закончил. На палубе, аккуратно свернутый в бухту, лежал стофутовый шланг, одним концом уходивший в бочонок с порохом. Бочонок зашили в парусину, и сейчас констапель густо обмазывал его смолой. Хорнблауэр внимательно осмотрел самое слабое место — то, где парусиновая обшивка бочонка соединялась со шлангом.

— Я сделал, что мог, сэр, — сказал констапель. — Но больно уж длинный шланг.

На глубине сто футов давление огромное. Мельчайшая дырочка в шланге — ив нее проникнет вода.

— Что ж, попробуем, — сказал Хорнблауэр. — Чем раньше, тем лучше.

Так всегда. Слова «чем раньше, тем лучше» въелись в сознание каждого флотского офицера, как пароль. Спустить гичку, проследить, чтоб погрузили все снаряжение, загнать ныряльщиков, только что выслушавших последние наставления Маккулума, на бак и отвалить, не теряя ни секунды. Только что он пил кофе с модиром. Теперь руководит подводными взрывными работами. Если разнообразие придает жизни пряность, подумал Хорнблауэр, то его теперешнее существование — типичное восточное кушанье.

— Суши весла! — приказал он, и гичка по инерции скользнула к буйку.

Луни свое дело знал. Перед ним стоял завернутый в парусину бочонок, обвязанный тросом. Луни взял еще кусок троса, одним концом привязал к бочонку, обмотал вокруг веревки, на которой держался буек, и снова, уже другим концом, привязал к бочонку. Проверил, что свободный конец фитильного шланга крепко привязан к пустому бочонку, призванному играть роль буйка, и что-то приказал одному из своих товарищей. Тот разделся. Луни взялся за пороховой бочонок, но тот был слишком тяжел для его худеньких рук

— Помогите ему, вы двое. — Хорнблауэр указал на ближайших к Луни матросов. — Следите, чтоб не запутались трос и шланг.

Луни показал, куда подтащить бочонок.

— Отпускайте! Помалу! Помалу! — командовал Хорнблауэр.

Это был напряженный момент — еще один напряженный момент. Пороховой бочонок ушел под воду. Матрос понемногу травил привязанный к нему трос, и шланг постепенно разматывался. Благодаря петле, которой Луни обмотал якорный трос буйка, бочонок должен опуститься на нужное место.

— Дно, сэр, — сказал матрос. Веревка у него в руке провисла. В лодке осталось несколько футов шланга.

Ныряльщик сидел на планшире с противоположного борта. На шее у него висел складной нож. Луни подал ему ядро, и он нырнул. Все ждали, пока он вынырнет, ждали, пока под воду уйдет следующий ныряльщик и пока вынырнет он, ждали, пока Луни погрузится в свой черед. Погружение следовало за погружением — видимо, не так-то просто было поместить бочонок в намеченное место за уступом полуюта. Но наконец это, очевидно, удалось. Луни вернулся после сверхдолгого погружения — его втащили через планширь, и он некоторое время лежал на баке, судорожно глотая воздух. Наконец он сел и показал Хорнблауэру, будто высекает искру.

— Зажгите огонь, — приказал Хорнблауэр Лидбитеру. Сам он так и не научился делать этого как следует.

Лидбитер открыл трутницу, ударил раз, другой. На шестой раз трут загорелся, Лидбитер раздул огонек, поджег кусок огнепроводного шнура, раздул огонек на нем и посмотрел на Хорнблауэра.

— Я подожгу, — сказал Хорнблауэр.

Лидбитер протянул ему горящий шнур. Хорнблауэр подождал долю секунды, в последний раз проверил, все ли готово. Он дрожал от волнения.

— Приготовиться у бочки! — приказал он. — Лидбитер, держите наготове затычку.

Из фитильного шланга торчали четыре или пять дюймов быстрого огнепроводного шнура; Хорнблауэр прижал к их кончику горящий запал. Через секунду быстрый шнур загорелся. Хорнблауэр смотрел, как огонек быстро побежал по шнуру и исчез в шланге.

— Заткните шланг! — приказал Хорнблауэр. Лидбитер всунул деревянную пробку в шланг, ломая хрупкий сгоревший конец шнура.

Теперь огонь со скоростью одна пятая фута в секунду движется вниз, вниз по шлангу, глубоко под водой. На дальнем конце, непосредственно перед пороховым бочонком, оставался фут медленного огнепроводного шнура. Он будет гореть пять минут. Времени довольно. Торопиться незачем, как ни велико желание побыстрей броситься наутек.

— Спустите бочку за борт! — сказал Хорнблауэр. Лидбитер аккуратно положил на воду пустой бочонок, и тот остался лежать, поддерживая над водой заткнутый пробкой конец фитильного шланга.

— Весла на воду! — приказал Хорнблауэр. — Гребите!

Гичка двинулась прочь от бочонка. Искра все еще бежит по быстрому огнепроводному шнуру, решил Хорнблауэр, и пройдет несколько секунд, пока она доберется до медленного. Он вспомнил, что надо засечь время.

— Правьте к кораблю, — приказал он Лидбитеру и оглянулся на пустой бочонок, прыгавший по волнам.

Маккулум сказал: «Советую вам держаться подальше от взрыва». Бочка пороха, даже взорвавшись глубоко под водой, вызовет опасный водоворот. Корабль примерно в четверти мили — там они будут в безопасности. Когда баковый зацепил багром за грот-руслень «Атропы», Хорнблауэр снова посмотрел на часы. Они подожгли шнур пять минут назад. В любую секунду может произойти взрыв.

Естественно, вдоль всего борта толпились любопытные. Подготовка к взрыву вызвала на судне самый живой интерес.

Хорнблауэр решил не ждать в гичке и поднялся на борт.

— Мистер Джонс! — заорал он. — Это что, редкое зрелище?! Займите матросов работой, пожалуйста.

— Есть, сэр.

Хорнблауэр и сам хотел посмотреть взрыв, но боялся проявить любопытство, несовместимое с достоинством капитана. И есть вероятность — согласно Маккулуму, довольно большая — что никакого взрыва не будет. Хорнблауэр взглянул на часы и понял, что времени прошло уже многовато. Напустив на себя абсолютно безразличный вид, он зашагал к постели Маккулума. Тот выслушивал ныряльщиков.

— Ничего? — спросил Маккулум.

— Ничего.

— Я никогда не доверяю фитильному шлангу на глубине больше пяти саженей, — сказал Маккулум, — даже когда сам руковожу работами.

Хорнблауэр сдержал раздраженный ответ и посмотрел на арену своих недавних действий. Время от времени на волнах мелькало едва различимое белое пятнышко — пустой бочонок, к которому они привязали конец фитильного шланга. Хорнблауэр снова посмотрел на часы.

— Время прошло, — сказал он.

— Вода попала в шланг. Придется вам все-таки использовать быстрый запал.

— Чем раньше, тем лучше, — сказал Хорнблауэр. — Как это сделать?

Он был рад, что не уронил свое драгоценное достоинство, ожидая взрыва на виду у всей команды.