Хорошая новость: будущего нет! - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Олег В. Буяльский (КАКОВ ПОП…) #15

КАКОВ ПОП…

И, наконец, несколько слов об авторе этой книги… В России говорят, «каков поп, такой и приход». А в ритейле добавляют:

«Магазин – отражение души директора».

И говорят, что мы носим свой мир с собой. И то, что нас окружает, и есть мы сами.

История жизни в кратком изложении примерно следующая. По происхождению сибиряк, чем очень горжусь. Родился где-то под Красноярском, в военном городке. Шел 1965 год. Страна и мир еще полностью не оправились от шока первого космического путешествия Гагарина. И мой отец, закончив Военно-воздушную академию имени Жуковского в Москве, по призыву страны влился в ряды РВСН (ракетных войск стратегического назначения). Баллистические стратегические ракеты тоже летают через космос.

И вот мы оказались в Сибири. И хотя в моем паспорте в «месте рождения» написан Красноярск, на самом деле мое появление на свет произошло в засекреченном военном городке, расположенном на значительном расстоянии от Красноярска. При поступлении в Военный институт иностранных языков «компетентным органам» пришлось приложить усилия, чтобы из-за запоров секретности извлечь бумаги, подтверждающие факт моего появления на свет именно в СССР, а не где-нибудь еще.

В американском шпионском фильме «Солт» с Анджелиной Джоли в главной роли «Советы» осуществили программу по внедрению в Америку малолетних детей, которые потом начинали трудиться в американских компетентных органах, разрушая капитализм изнутри. Сейчас можно было бы улыбнуться такой фантазии, но в советское время к таким вещам относились серьезно.

После Сибири, которую я покинул в возрасте 6 месяцев, отца отправили служить в место, известное широкой публике как Байконур, которое на самом деле называется Тюратам. Это в казахских степях, откуда в космос полетел Гагарин, и откуда до сих пор запускают космические корабли.

Отец, кажется, даже проходил тестирование в отряд космонавтов, но не прошел. Здоровье должно было быть идеальным, а это – редкость.

Потом семья оказалась в столице советского военнопромышленного комплекса, городе Санкт-Петербурге, который тогда назывался Ленинград. Потом – Москва.

Когда твой дед и отец были военными, то судьба оставляет мало возможностей для выбора профессии. После того, как мне исполнилось семнадцать, следующие семь лет были посвящены Армии. В эти семь лет уложились Восточный факультет Военного Института Иностранных языков в Москве, Советская военная миссия в Анголе и подразделение войсковой разведки Воздушно-десантных войск.

И с криком – «А, все равно!»64– десантники бросились в открытый люк!

Короче:

С неба, об землю, в бой!

Войсковая разведка – это не как Джеймс Бонд с мартини, взболтанным, но не перемешанным. Это – совсем наоборот: это когда ты нагружен всей военной амуницией и передвигаешься по пересеченной местности «в полосе действия предполагаемого противника». За сутки надо было проходить километров 50. Когда делаешь это первый раз, то думаешь: «Все, вот сейчас упаду, и больше не встану!»

Но, ничего! Встаешь и идешь дальше. Более того, лучше вообще не останавливаться. Потому что если остановился, то мысли о комфорте бездействия наваливаются с такой силой, что преодолеть их инерцию бывает сложнее, чем «keep going» («продолжать движение»).

Кажется, у Черчилля есть такая фраза, что, если попал в ад, то keep going – «продолжай движение». Наверное, в этом есть некоторый смысл, ведь мы знаем, что «любое качество, продолженное до бесконечности, превращается в свою собственную противоположность». То есть получается, если «продолжать движение по аду», то обязательно должен попасть в «рай».

Ну, или просто, без всяких ожиданий, можно ценить то, что есть прямо сейчас и пытаться максимально выжать из этого результат. А там, глядишь, и новые «ресурсы» подоспеют.

И еще из ярких впечатлений жизни «десанщика»65. Когда первый раз проводишь в лесу два-три дня, когда костров разводить нельзя и спать приходится на «лапнике» (ветках деревьев), и потом возвращаешься к «цивилизации», то кажется, что человечество не придумало ничего более лучшего, чем горячий душ и кровать с простыней.

Все познается в сравнении.

Потом жизнь сделала крутой вираж.

Конец 92-ого года, Перестройка, Гласность, Новое мышление и все такое. Что называется, лег спасть в одной стране, проснулся – в другой. Мне расхотелось быть военным. Последовало расставание с Армией, и после некоторого времени я оказался в Америке, куда инвестиционный банк Merrill Lynch привез меня учиться «фондовому делу». Потом, в кризис 2009 года Merrill Lynch стал одним из опровергателей идеи «too big to fail» («слишком большой, чтобы разориться»). «Мерилл Линч» стал банкротом, после чего влился в Bank of America и стал называться Bank of America Merrill Lynch.

Что такое первый раз в Америке, на Манхеттене, когда тебя принимает одна из самых мощных финансовых организаций мира?.. Такое словами не описать. Тем более что тогдашний СЕО Merrill Lynch – Дональд Риган был только что назначен руководителем администрации Дональда Рейгана, и нас, группу «русских стажеров», возили в Белый дом, Госдепартамент, Нью-Йоркский Банк Федеральной резервной системы и прочие заведения, в которые, как казалось, «обычным людям» не попасть.

Правда, потом выяснилось, что в Белый Дом, на самом деле, тогда мог попасть практически любой турист. Главное, нужно было встать пораньше и занять очередь часов в шесть утра. Конечно, по овальному кабинету не походишь, но побродить по коридорам Белого Дома вполне было можно.

Как сейчас, не знаю. Времена теперь другие. Угроза терроризма и все такое. Кажется, нужно подавать заявку почти за шесть месяцев через американское посольство.

На «работу-учебу» в штаб-квартиру «Меррилл Линч» ездил на метро, потом от станции метро пешком через вестибюль World Trade Center, которого после 11 сентября 2001 года не стало.

Один из наших соотечественников, с которым мы были вместе в Америке, стал впоследствии миллиардером – на ниве инвестиций. Вроде бы, нас учили одному. Однако он, видимо, услышал что-то такое, что пролетело мимо моих ушей.

С этой поездкой в Америку связано одно удивительное личное впечатление. Буквально за несколько лет до того, как я оказался в Нью-Йорке, на экраны вышел фильм «Уолл-Стрит», в котором главный герой Гордон Гекко являл собой образ безжалостного финансового хищника, готового на все ради своих сверхдоходов. Герой задумывался отрицательным, но сам фильм получился довольно интригующим. Я смотрел этот фильм, когда был еще в армии. Если бы мне кто-то сказал тогда, что спустя всего несколько лет я сам окажусь на полу Нью-Йоркской фондовой биржи, пусть даже и с «ознакомительной экскурсией», а потом группу российских стажеров посадят за стол Совета директоров NYSE66, а один из его членов будет рассказывать о том, как функционируют мировые финансовые рынки, то я бы ни за что не поверил. Подумал бы, что у говорящего просто не все дома.

Однако инвестиционного банкира из меня не получилось. Когда вернулся обратно в Россию, то «Меррилл Линч» решил повременить с открытием московского представительства, а в это время замечательная компания «Колгейт-Палмолив» только-только начинала разворачивать свои операции в России. Тогда, в начале 90-х, многие multinationals («транснациональные компании») практически одновременно выходили на российский рынок: Coca-Cola, Procter & Gamble, Unilever и так далее.

И вместо того, чтобы окунуться в bond and equities markets («рынки акций и облигаций»), я стал заниматься продвижением на российский рынок мыла и зубной пасты.

Работа в multinationals хороша тем, что тебя постоянно чему-то учат, для чего периодически вывозят в какие-то страны. Нас, из России, возили в основном по CEE – «Central-Eastern Europe» («Центральной и Восточной Европе»). Однако наша «headquarters» («штаб-квартира») находилась на Park Avenue, 300; иногда приходилось ездить в Нью-Йорк. Что было, конечно, замечательно и интересно.

Надо сказать, что российский рынок всегда считался одним из самых перспективных в мире, поэтому нам в России уделялось довольно много внимания. Иногда наша «форма» не соответствовала тому «содержанию», на которое мы были тогда способны.

Помню, был один такой смешной момент. Прилетел в аэропорт Джона Кеннеди, и за мной прислали такую длинную машину, которые в Америке были довольно популярны. А я лечу из Москвы с суточной задержкой в Амстердаме из-за забастовки работников аэропорта «Скипхол». Весь в задрызганной майке, кедах и вообще – довольно неформальный. Даже немного растерялся перед такой длинной машиной. А тут еще водитель норовил чемодан взять, чтобы я шел налегке, что только усиливало мое внутреннее смятение и смущение.

Водитель ехал, ехал молча, косился на меня, а потом по-американски открыто спросил:

– Парень, а ты вообще-то кем там, в Москве работаешь?

– Да вот, продажами занимаюсь, – сказал.

Немного разговорились, и он меня потом по Манхэттену немного повозил. Хотя, к тому времени я и сам уже знал, что и где там.

Потом ударил кризис 1998 года, и на его волне я перешел в «Юнилевер», где впервые стукнулся с фудовым бизнесом. «Юнилевер» отправил меня на год в Америку (опять!), перед этим покатав меня по миру. Причем, если в «Колгейте» фокус был на Центральной и Восточной Европе, плюс Штаты, то в «Юнилевере» считали, что мне будет полезно ознакомиться с тем, что происходит в Азии. Вот я и путешествовал по Индии, Вьетнаму, Филиппинам, Китаю и так далее.

Представляете, как я себя ощущал: я же не просто так пошел на Восточный факультет, этот был сознательный выбор, основанный на искреннем интересе к Востоку. Одним словом, это был просто праздник!

Например, идешь на завтрак в гостинице в Мумбае, а там – «рис с острым перцем». Утром! Разве такое забудешь? Причем был «сезон муссонов», то есть по-нашему – «сезон дождей». Окна гостиницы выходили прямо на Индийский океан (Аравийское море), и ночью дождь лупил в них с такой силой, что иногда казалось, что еще секунда, и стекла повылетают. Как будто бы кто-то бил из пожарного брандспойта прямо по ним – прямой наводкой и под максимальным давлением.

Потом – год в Америке. Произошло открытие ритейла. Такой здоровой машины, которая закручивает в себя колоссальные массы людей, товаров и информации. И все это находится в постоянном движении.

Перед тем как отправить меня в Штаты, в «Юнилевер» говорили мне:

«Вот придут агрессивные сети, и все изменится».

Тогда ведь какая у нас была розница. Так отдельные магазины, некоторые из которых считали себя важными и большими. Но поставщики, как правило, диктовали условия. Помню, какой-нибудь КАМ (key account manager) звонил какому-нибудь большому московскому дистрибьютору и говорил: «Ваш бюджет продаж на этот месяц был столько-то тон маргарина, вы его не выбрали. Выбирайте!» А дистрибьютор отвечал: «Да и так уже загружены выше крыши, некуда девать». И тогда КАМ произносил ключевую фразу о том, что популярной марки майонеза, возможно, всем не хватит, и «лимит» распределения примерно такой: на десять «кейсов» («коробок») маргарина «положено» по одной коробке популярного майонеза. Дистрибьютор сдавался и «выбирал целевой объем». Потом на рынке начинался страшный демпинг по «сливу» закупленных объемов. Доходность дистрибьюторов летела в никуда, и они все бежали к поставщику с призывом «что-нибудь с этим сделать».

Да, вот такой вот был рынок: немножко диковатый. Научно это называется «emerging market», то есть в дословном переводе – «рынок, который только появляется». Нас, кстати сказать, еще по-прежнему часто называют emerging market. Думаю, мы такие и есть.

А на Западе, соответственно, «mature market» («зрелый рынок»). И вот я поехал в Америку смотреть, как ритейлеры диктуют поставщикам правила игры в условиях зрелого рынка, и как с этим можно бороться.

В Америке мне говорили: «Здорово, уже победа! WalMart хочет встретиться с нами и обсудить ситуацию».

То есть ничего еще не произошло, а уже победа, потому что Wal-Mart удосужился встретиться с лидером рынка, а не просто, как в попсовой песне: «Если что-то есть по делу, то пришли СМС»67.

Не знаю, как сейчас, тогда «Левер» был лидером американского рынка «toppings», то есть всего, что намазывают на хлеб. Кстати сказать, удивило то, что в Америке практически не едят масла. Его называют «European style butter» («масло европейского стиля»), и оно является очень «нишевым», то есть – не массовым товаром.

Что касается «масс», то народ мажет на хлеб то, что мы называем «маргарин», считая, что это более полезно, чем масло, которое, как считают американцы, содержит холестерин.

Помимо маргариновых «спредов» есть еще, конечно же, воспетое Голливудом peanut butter («арахисовое масло»), которое среднестатистическая американская мама периодически намазывает на хлеб своему среднестатистическому отпрыску.

И вот лидер рынка всех этих «спредов» радуется тому, что Wal-Mart снизошел до того, чтобы встретиться и поговорить «в живую».

«Атмосфера» вокруг Wal-Mart – тоже, конечно, необычная. Некая эйфория средней степени!

Чтобы добраться до их головного офиса, надо долететь до небольшого городка Бентонвилль, штат Арканзас. Сначала летишь из Нью-Йорка в Чикаго на большом самолете.

В аэропорту Ньюарк, как всегда, с утра такая самолетная давка, что вылететь по расписанию практически никогда не удается. Потому что расписание составлено таким образом, что между, кажется 7 и 8 часов утра, самолеты должны взлетать почти каждую секунду.

«Это маркетинг, – говорили мне. – Чтобы все думали, что рано улетят, и целый день будут где-то предаваться делам».

А потом в Чикаго, пересаживаешься на маленький самолет, впрочем, тоже реактивный. И когда он начинает снижаться при подлете к городку Бентонвилль, то и зеленые луга видны, и коровы видны. А аэропорта не видно. Население Бентонвилля – 20 000 человек. У нас бы его назвали ПГТ – поселок городского типа. А там – «home of Wal-Mart world headquarters» («дом мировой штаб квартиры Уол-Март»).

И когда в первый же день ты раз десятый отвечаешь, «sorry, нет, я еще не был в музее Сэма Волтона», то начинаешь думать, что, наверное, все же стоит туда сходить. Хотя бы для того, чтобы отвечать в так свойственном американцам позитивном ключе, что – как же, как же! Yes! Был!

И потом тебе рассказывают, что вычислительные возможности этой сети розничных магазинов превышают потенциал вычислительных центров американской космической программы NASA. И о том, что у них работают несколько миллионов человек, и если бы Wal-Mart был страной, то входил бы в список, то ли «топ 10», то ли «топ 20» экономик мира.

Одним словом, я на все это насмотрелся, и моя жизнь сделала еще один крутой поворот. И вместо того, чтобы вернуться в Московский офис «Юнилевер», я оказался во Франции, изучающим опыт работы тогда не очень известного в России, а теперь довольно популярного «Ашана».

«Продавать все больше и больше товаров, по все более и более низким ценам, все большему и большему количеству покупателей».

Это тебе начинают вкладывать в сознание буквально с первого дня. Когда через девять лет покидал эту замечательную компанию, мне сказали: «Как же так! Мы же семья!»

Точно – семья! В самом положительном смысле слова. Чем-то похоже на Wal-Mart, в плане количества эмоций, которые сотрудники вкладывают в свою работу, и в смысле преданности тому делу, которым занимаются.

В ритейле вообще, как мне кажется, эмоциональная составляющая, наверное, если не на самом высоком уровне – по сравнению с другими бизнесами, то уж точно – на одном из самых высоких уровней. Чуть выше по тексту я уже рассказывал о том, что ритейл эта такая штука, в который ты или полностью «там», или полностью «out» – «во вне». Иногда, начинаешь думать, что ритейл – это даже не бизнес, а некая социальная функция по обеспечению самых базовых потребностей на подножье пирамиды Маслоу. Это как государственные функции «лечить, учить и защищать», только у частных индивидуумов «снабжать едой» получается лучше, если бы за это взялось само государство.

В общем, мой первый день в «Ашане» начался в 4 часа утра на выкладке товаров в отделе «корма для животных» – в гипермаркете в окрестностях города Тура, что в среднем течении Луары. Население Европы, как известно, стареет – в силу увеличивающейся продолжительности жизни и сокращения рождаемости. И довольно обеспеченные пенсионеры довольно щедро «инвестируют» в своих кошечек и собачек. Помню, ставлю на полки бесконечные банки с кошачьими консервами и думаю: «Неужели коты так много едят!»

В «Ашане», кстати, все, независимо от должности и званий, начинают трудовую деятельность в компании с работы на кассе или на выкладке товаров. Чтобы знать, как там – «на передовой» – все происходит на самом деле. Считаю такую политику очень правильной.

Ну, и потом, после того, как я повыкладывал товар в разных отделах, кажется, пару недель, меня «продвинули» в заместителя руководителя отдела, потом в руководители отдела. Затем я поработал вместе с «шефом сектора», и так далее по всей иерархии этой большой и успешной компании.

И, конечно, нельзя не сказать о том, что французская культура втягивает тебя полностью и с головой, – как зыбучие пески. Спастись невозможно. Чем больше сопротивляешься, тем быстрее засасывает.

В самый первый вечер во Франции, во время приветственного ужина, на десерт предложили, как водится, «assiette de fromage» («тарелку с сыром»), и очень рекомендовали попробовать замечательный козий сыр. Я, как добросовестный гость, попробовал и подумал: «Боже мой, как такое вообще можно есть!» Но спустя всего пару-тройку месяцев уже сам по доброй воле выбирал себе козьего сырку – «подушистее».

Добавьте сюда еще феномен французского вина, привыкание к поеданию устриц, мидий и прочих морских «гадов», приплюсуйте поездки по замкам Луары, в город Коньяк и по другим достопримечательностям, и получите очень интересный год в этой замечательной стране.

Должен сказать, что вопреки распространенному мнению, французы – очень приветливый, открытый и гостеприимный народ. Я не заметил никакого высокомерия, и в абсолютном большинстве случаев собеседник напрягает все свои знания английского для того, чтобы тебе помочь.

Впрочем, средний уровень знания английского в стране по моим наблюдениям, примерно такой же, как и у нас в России. Все когда-то учили, но довольно немногие выучили английский до такого состояния, чтобы можно было «безболезненно» общаться. Так что скажу по собственному опыту, что с французским во Франции гораздо легче, чем без него. Пришлось подучить этот красивый язык писателей, ученых, философов, политиков и кулинаров.

И вообще, осталось впечатление, что давние традиции франко-российских связей совсем не случайны. Между нами и французами, или, наоборот, между французами и нами – много общего. Мы вышли из общества, в котором государство всегда играло превалирующую роль, будь то Римская империя латинского мира или Российская империя у нас. Сложилось такое впечатление, что, как и у нас, во Франции – престижнее и почетнее быть администратором во власти, чем «кОммерсом» в бизнесе. В Америке, например, наоборот: герои дня – это предприниматели, а не политики, которые, скорее, «предоставляют сервис», чем «правят». Мы сходны с французами по темпераменту и эмоциональности, по трепетному отношению ко всему, на чем весит бирочка со словом «культура». Даже в «art de vivre» («искусстве жить») мы в чем-то похожи, пусть даже мы и «гуляем» несколько более интенсивно, чем французы. И еще, как мне кажется, Франция, как и Россия – это такая страна, которую невозможно «понять» за неделю туристической поездки «Париж и все замки Луары». Взгляд изнутри раскрывает «другую» жизнь – в более богатой и насыщенной палитре. Этого не увидишь во время часовой прогулки по Елисейским Полям или туристического наскока на Красную площадь и Тверскую улицу.

Время летит быстро. И вот я снова в Москве, вместе со своими коллегами готовлю открытие первого гипермаркета «Ашан». Потом, какое-то время был директором гипермаркета на юго-западе столицы, в котором численность персонала тысяча четыреста человек, и проходимость немного меньше, чем в Московском метро.

Так прошло еще несколько лет.

Потом прихожу как-то домой и говорю:

– Возрадуйся, жена! Твоего мужа назначили, типа, региональным управляющим!

– Здорово! – говорит жена. – Поздравляю!

– Однако есть один нюанс, – продолжаю я осторожно. – Это в Самаре.

– В Сама…где? – спрашивает жена.

– В Самаре, – говорю я.

– А Самара, это где? – спрашивает жена.

– Это в России, – говорю я. – Вообще-то это «город-миллионник» на Волге. Там еще рядом Тольятти, где «Лады» делают.

Ну, в общем, разговор проходил примерно в таком ключе, когда житель столицы пытается эмпирическим путем выяснить, насколько верен тезис о том, что «за пределами МКАД – жизни нет!» Или, соответственно, наоборот:

«За пределами МКАД – жизнь есть!»

Потом, спустя некоторое время, я стал говорить примерно следующее:

«Насколько москвичам бывает сложно и трудно, прежде всего «психологически», выйди за пределы «Московской зоны ПВО», настолько еще более сложным бывает возвращение».

Первая зима в Самаре была какой-то по-настоящему русской. Кристальный белый снег, пронзительно синее небо. Широкий простор Волги. Морозец то, что надо: гдето минус десять, сухо и хрустко.

А лето жаркое, народ ходит на волжские пляжи в шлепанцах и шортах, и в воздухе чувствуется что-то немного «южное». И еще дамы в кафе пьют шампанское, которое в открывшемся в Самаре «Ашане» приходилось практически постоянно иметь на «промо».

А Москва, наоборот, начала «портиться». Приезжаешь, бывало: ни снега, ни солнца. Всё в серых тонах темной гаммы. Просто Петербург какой-то! Это в плане того, что жизнь периодически посылает нам «слабые сигналы раннего оповещения». Вроде как – готовься! И, через какое-то время, я, действительно, оказался в Петербурге.

Однако до этого, так случилось, что только мы закончили разбирать все наши семейные вещи, что привезли с собой в Самару, как мне звонят из московского офиса и говорят: «Не мог бы подъехать, разговор есть».

Я в самолет, потом в офис, и, пообщавшись с руководством, звоню жене и говорю:

– Мне тут предлагают, типа, повышение.

– Здорово, – говорит жена.

– Но есть один нюанс, – говорю я осторожно.

– Какой? – также осторожно, но с некоторым напряжением в голосе спрашивает жена.

– Для этого надо вернуться в Москву, – честно признаюсь я.

А жена уже тоже начала привыкать и к синему небу, к белому снегу и тишине, что прозрачна и недвижима над гладью Волги, широко раскинувшейся «от края до края». А мы как раз и жили втроем с нашим первым ребенком в домике на берегу Волги. Виды из окна были просто восхитительные.

Там еще такое мансардное окно было: сидишь на диванчике и смотришь на звезды. Причем, время смотреть на звезды было потому, что дорога на работу составляла ровно 15 минут, что выгодно отличалось от часа или двух, которые я проводил «в одну сторону» в московских пробках.

Причем, было совершенно непонятно, куда возвращаться. Свою московскую квартиру мы уже сдали, потому что собиралась возвращаться через несколько лет уже в другую. Но ремонт в ней был еще в глубоко зачаточном состоянии. Тем более что не хотелось проходить еще раз через все юридические издевательства, которым нас подверг административный отдел большой и уважаемой компании, которой мы сдали квартиру.

– Мы БОМЖИ, – сказала мне жена. – Нам негде жить.

– Что-нибудь придумаем! – оптимистично пообещал я.

Одним словом, «труба позвала в поход», и жизнь опять предоставила шанс выяснить, что там, за очередным поворотом. Видимо, есть какая-то минимальная программа судьбы, от исполнения которой никак не ускользнуть. Нарушив предопределение семейных традиций, я не стал профессиональным военным, но перемещения с места на место, связанные с военной службой, всё же явно настигли меня. И своей супруге я тоже иногда в шутку, говорю, что она стала «офицерской женой», которая следует за мужем по изгибам и ухабам службы, которые, бывает, сменяются прямыми и довольно ровными участками пути.

Одним словом, 1 января вместе с женой мы ударили автопробегом по бездорожью, выехав из Самары рано-рано утром, приехав в Москву уже очень поздно ночью.

В первый день нового года дороги страны практически пусты. Можно передвигаться гораздо быстрее, чем в обычный день. Когда проезжали Ульяновск, то воздух был прозрачно хрустальным, в машине было тепло, даже немного жарко. И даже не хотелось верить термометру, который показывал, что «за бортом: минус 35».

Москва приходила в себя после новогодних праздников. Мы поселились у тещи на даче. Вставать надо было в 5 утра, чтобы в 6:45 пересечь МКАД, потому что если это происходило, например, на пять минут позже – в 6:50, то я гарантировано опаздывал на работу. В Самаре я от этого отвык, приходилось привыкать заново.

Задача была интегрировать в «Ашан» магазины «Рамстор», на основе которых был создан «Ашан-Сити».

Интересная была работа. Команда подобралась – просто замечательная.

Некоторые коллеги с турецкой стороны говорили по-русски так чисто, что иногда хотелось спросить: «А вы тут правда из Турции?»

Кстати, скажу такую вещь, которая, возможно, кому-то не очень понравится. После того, как я оказался в Петербурге, то стал приезжать в Москву довольно редко. Как-то ехал в маршрутке по Можайскому шоссе. Ехал, ехал и думал:

«Что это мне всё напоминает? Все эти виды за окном?» Типовые панели, перемешанные с «элиткой» и сталинскими зданиями. Все немного разной высоты, длинны и слегка несоразмерно относительно друг друга. И тут в моей голове вспыхнуло: «Так это же Истамбул!» То есть вот такая смесь из европейского и азиатского с евразийским ароматом, где размер – точно имеет значение.

Общую картину дополняло еще и то, что я ехал в «Ашан-Марфино», а рядом со мной в тесноте бесплатной маршрутки – давилась женщина явно с заморским загаром, у которой на коленях была сумочка «Гермес», причем не поддельная, с какого-нибудь восточного базара, а – настоящая. Которая, по консервативной цене, стоит пару тысяч евро.

Вот такие вот мы – сотканные из противоречий, в столкновении которых рождается наш творческий заряд, который и позволил Черчиллю сказать про Россию, что «Россия – это головоломка, завернутая в загадку, завернутая в тайну». Цитата, возможно, не очень точная, но общий смысл примерно такой.

Не успел обернуться, оказалось, что в «Ашане» я уже девять лет. «Ашан-Сити» оказался не только интересным, но еще и довольно успешным проектом.

Стал задумываться: «А что же дальше?»

Точно помню момент, когда понял, что в жизни нужны перемены. Когда занялся проектом «Сити», меня стали чаще приглашать на всякие важные совещания во Франции. Офис «Ашана» находится в окрестностях города Лиль, что совсем недалеко от границы с Бельгией. Обычно, прилетаешь в Шарль-де-Голь и прямо из аэропорта едешь на скоростном поезде TGV в Лиль, дальше – на трамвае до офиса. Если собрание в понедельник, то прилетаешь накануне, в воскресенье, что позволяет не сразу ехать в офис, а провести некоторое время в Париже. Что первое время я и делал.

Делал, делал, а потом, в какой-то из выходных, я поймал себя на мысли, что вот опять надо тащиться в Шереметьево, и как бы было хорошо, если бы эту поездку можно было пропустить. И тут же одернул себя:

«Эй, люди деньги платят, чтобы в Париже провести немного времени, а тебе, так получается, что во Францию «в ломак» ехать!»

Вот тогда я и понял, что надо что-то менять. Потому что это не совсем нормально, когда «не хочется в Париж».

И опять судьба. В петербургской «Ленте» смена акционеров, набирали новое «правление». Позвонили мне и спросили:

«Хочешь быть начальником над 15 000 человек?»

И какой-то спрятавшийся в глубине меня военный ген, нашептывал: «Соглашайся, соглашайся! 15 000 человек – это все равно, что дивизия полного состава. И во главе ее ты – командир дивизии, а командир дивизии – это генеральская должность!»

Честно говоря, на тот момент в «Ашан-Сити» уже трудилось что-то порядка пары тысяч сотрудников, что позволяло мне почувствовать себя довольно важным начальником. А тут – пятнадцать тысяч!

Опять разговор с женой:

– Есть такой город, на Неве…

– Это там, где солнца мало? – уточняет жена.

– Зато считается, что там люди более культурные. Вежливые и все такое. Не то, что условно-агрессивные москвичи…

– Какие-то они там особые, чтобы не сказать немного странные…

Петербург удивляет и радует открытиями. Когда со мной первый раз поздоровались в лифте, то я невольно обернулся, потому что инстинктивно подумал, что вошедший увидел какого-то своего знакомого, стоящего сзади меня. Но я в лифте был один, и мне даже стало немного стыдно.

В один из своих первых дней в Петербурге жена пришла – вся в восторженных чувствах.

– Ты не представляешь, что сейчас произошло!

– Что?

– Я выезжала со двора в плотный поток и мне… уступили! Пропустили! Вау! Как здорово!

Должен сказать, что когда видишь некое суетливое мельтешение на петербургской дороге, то иногда оказывается, что это авто с московскими номерами пытается пробиться через стройные колонны дорожного движения.

Совсем недавно был поражен, когда наблюдал пешеходов, стоящих на красный свет при пустой улице.

Есть и обратная сторона. Петербургская склонность к интеллектуализму иногда удивляет. Например, в одной из компаний расчет формулы ежемесячного бонуса для сотрудников торгового зала (это те, кто выкладывает товар) содержал сложную математическую формулу на полстраницы с греческим знаком сигма ∑_(k=0n) и обширным комментарием. Мне было довольно сложно убедить руководителей HR в том, что для «обычных людей» это сложно и надо бы что-нибудь попроще. «Наши люди – это понимают!» – говорили мне, как бы намекая: «У нас тут не Москва, мы тут – умные!»

Думаю, что проблема «clever, but not smart» («умнО, но не разумно») характерна у нас для многих контекстов. Мы должны научиться быть более практичными и уметь воплощать в практическую жизнь те гениальные идеи, на которые так богат наш талантливый народ.

Короче говоря, декабрь 2009 года, я сел в самолет и полетел в город на Неве, в котором практически безвылазно вот уже скоро восемь лет!

«Лента» оказалась настоящим приключением. Вообще, думаю, что история «Ленты» заслуживает отдельного повествования. Может быть, даже романа. Краткий сюжет мог бы быть примерно следующим.

(Произведение художественного плана представляет собой творческое «переосмысление действительности», поэтому перечисленная далее последовательность событий может не соответствовать «реальности» с точки зрения строгого академизма).

Начало 90-х, энергичный и харизматический предприниматель Олег Жеребцов открывает в Петербурге первый гипермаркет «Лента», название которого предопределено той идеей, что товар должен двигаться от производителя к потребителю – свободно и непринужденно. Как по ленте. Дело идет, и вскоре у Олега появляются два партнера, оба яркие и самобытные личности. Один, американец, сын миллиардера и бывший окружной прокурор одного из Южных штатов США. Другой из новых партнеров Олега – наш соотечественник, «рыцарь свободного рынка» – настолько вдохновлен идеями предпринимательства, что самостоятельно перевел и издал двухтомное произведение Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».

Кстати сказать, Айн Рэнд – это псевдоним нашей соотечественницы Алисы Розенбаум, которая родилась в Санкт-Петербурге и уехала из Советской России в Америку в 1925 году. Что касается «Атлант расправил плечи», то бывший глава ФРС68Алан Гринспен рассказывал о том, что решил работать в сфере экономики и бизнеса именно после того, как прочитал в юности книжку Айн Рэнд.

Американский партнер вкладывает в «Ленту» что-то порядка 10-15 миллионов долларов, за что получает 40 % акций (все цифры условные). Для справки: понятно, что тогда, в 90-х это были большие деньги. Сейчас 10-15 миллионов долларов с трудом хватит на один приличный гипермаркет.

Дела идут, «Лента» развивается. Как это тогда часто случалось, между партнерами начинаются трения, которые перерастают в конфликт.

Олег садится на яхту и уплывает участвовать в международной гонке, которая продолжается несколько месяцев. Когда он возвращается в «порт приписки», то выставляет на продажу принадлежащие ему 35 % акций компании. На дворе – финансовой кризис 2008-2009 годов, цены на акции по всему миру стремительно катятся вниз. Американский инвестиционный фонд покупает 35 % акций Олега за 150 миллионов долларов, исходя из общей оценки компании в 430 миллионов. Кое-кто говорит: «Это – почти даром!»

Олег Жеребцов, основатель «Ленты», покидает компанию, его бизнес-партнеры остаются.

Инвестиционный фонд, купивший акции основателя компании, специализируется на покупке и приведении в порядок «distressed assets» («проблемных активов»), чтобы потом перепродать их по гораздо более высокой цене. Для этого нужны люди, и вот тут-то меня и настиг телефонный звонок про 15 000 человек, нуждающихся в надежном руководстве.

Шереметьево – самолет – Петербург.

«А как там «конфликт акционеров?» – спрашивал я перед прилетом.

«Всё в порядке, – отвечали мне. – Взаимопонимание между «старыми» и «новыми» достигнуто, надо только двигаться вперед. The sky is the limit».

Сказано, сделано. Некоторые проблемы в компании были настолько очевидными, что не составило большого труда их выявить и сделать «quick fixes» («быстрые улучшения»), и через полгода «Лента» не только вышла из пике, но и сильно рванула вперед.

Помню, что в те первые шесть месяцев ходил на работу с таким энтузиазмом, которого давно уже не испытывал. И команда, надо сказать, подобралась, что надо.

Однако было одно «но». В «Ашан-Сити» я был за главного, то есть директора всех отделов «рапортовали» мне. И к этому быстро привыкаешь. Ради объективности надо сказать, что перед переходом в «Ленту» я все же услышал «предупредительный выстрел». Мне сказали:

«Ты понимаешь, что сейчас ты – генеральный директор, а в «Ленте» – будешь операционным. То есть коммерческий директор, например, будет для тебе уже «коллега», а не «подчиненный». И сам ты будешь рапортовать СЕО. Это не будет тебя смущать?»

«Это нормально, – сказал я тогда. – Моя команда в «Сити» – пара тысяч сотрудников, а тут – в семь раз больше. Из 15 500 сотрудников «Ленты» я буду являться начальником для 15 000. Разве это не замечательно!»

«Ну, смотри, тебе видней».

Как оказалось, мое суждение было ошибочным. Конечно, это немного из серии проблемы выбора «big fish in a small pond» или «small fish in a big pond», «большая рыбка в маленьком аквариуме» или «маленькая рыбка в большом аквариуме». Понятно, что в таких делах не может быть универсальных идей и советов. По себе могу сказать, что однажды «попробовав на вкус» работу CEO, на всё остальное начинаешь смотреть с некоторым подозрением, и любая другая работа начинает казаться немного пресной и безвкусной. Еще раз повторюсь, у каждого может быть по-разному.

Тем временем, когда «Лента» вышла из пике, многие стали говорить о том, что компания стоит теперь не столько, сколько было при покупке акций инвестиционным фондом, а в несколько раз больше.

Между акционерами опять вспыхнул конфликт. Его перипетии можно отследить по публикациям в прессе. Про нас даже в Wall Street Journal писали. Что же там, в России, происходит? Один американец не может поделить «Ленту» с другим американским инвестиционным фондом. Было довольно забавно.

Акционеры общались между собой по большей части через адвокатов и в судах. В какой-то момент накал страстей дошел до такой степени, что однажды СЕО не пустили в свой собственный офис, после чего он стал передвигаться исключительно в сопровождении вооруженной охраны.

Потом вооруженную охрану предложили мне и моей семье, потому что кому-то показалось, что я могу стать еще одним генеральным директором «Ленты» в то время, как и с двумя уже заявленными было непросто.

На этом месте я покинул «Ленту» в первый раз. Забегая вперед скажу, что мои профессиональные дороги пересекались с «Лентой» три раза. Жена мне как-то сказала потом: «У тебя с «Лентой» какая-то кармическая связь!»

Не прошло и пары недель после моего «первого исхода», как группа крепких молодых людей совершила восстановление прежнего генерального директора в своем офисе, из которого его до этого выдворили. И мне сказали: «Давай, возвращайся». И я – вернулся. Второе возвращение в «Ленту» состоялось. «Уволен по собственному…» – «принят на работу», работодатель – тот же.

Следующий год два процесса развивались параллельно. Часть менеджмента занималась развитием бизнеса, часть посвящала время выяснению отношений между акционерами. Я не стал дожидаться развязки и с радостью откликнулся на предложение финской КESKO стать СЕО их продуктового бизнеса в России. То есть бизнеса как такового еще не было, его еще только предстояло создать с нуля, но позиция генерального директора уже была. И вот я во второй раз покидаю «Ленту» и становлюсь сотрудником финской компании.

Ситуация в «Ленте» разрешилась мирно и благополучно. Тот американский акционер, который вложил в «Ленту» 10-15 миллионов долларов, продал свои 40 % акций, кажется, то ли за миллиард сто, то ли за миллиард двести тем акционерам, с которым у него были разные взгляды на развитие компании. Цифры могут быть неточными. Однако в плане доходности, если это и не мировой рекорд, то, наверное, точно где-то в «топе». Так что вкладывайте деньги в Россию. Это может быть очень выгодным!

Впрочем, не для всех. Вот так чтимая мною финская компания КЕСКО, поэкспериментировав в России в течение пяти лет и открыв 11 гипермаркетов, решила, что ей лучше сконцентрироваться на своем бизнесе в Финляндии, а Россию оставить кому-то другому. Что ж, хозяин – барин. Акционеры вольны распоряжаться своими деньгами как угодно, даже если для этого надо списать в убыток несколько десятков миллионов евро.

Если логика каких-то действий нам не понятна, это не значит, что ее там нет. Просто каждый имеет право на свою логику.

Работа на российском рынке требует приверженности и упорства, быстрых и легких побед у нас не бывает. Это как езда на велосипеде: ты или крутишь педали, или останавливаешься и падаешь. Причем крутить педали надо все быстрее и быстрее, потому что по гоночному треку рынка ты едешь не один, а в окружении весьма энергичных, искушенных, профессиональных и амбициозных гонщиков. Призовые места достаются только самым лучшим.

Кто-то понимает это сразу, кому-то за подобное понимание приходится дорого платить.

Кому КЕСКО продала свои фудовые магазины? «Ленте»!

«Лента», опять! Уже в третий раз…

В какой-то момент начинаешь «читать» дорожные знаки судьбы. Вот уже 25 лет я работаю наемным сотрудником. Многому научился, многое узнал. Не слишком ли я засиделся за мощной спиной «старшего брата» в лице безграничных ресурсов транснациональных корпораций или глубоких карманов частных акционеров? Не пора ли в свободнее плавание?

Когда 25 лет за мощной спиной, а тут – самому… страшновато… Впрочем, ради объективности надо сказать, что если первые ступеньки «масловской пирамидки» пройдены и надежно освоены, и проблема «le pain quotidian» («хлеба насущного») особо не давит, то почему бы не рискнуть? Сам же только что писал о том, что «бойтесь страха»… Повар должен сам есть ту стряпню, которую предлагает другим…

Сколько было всего интересного! И сколько, возможно, еще предстоит!

Время летит быстро, и нет ничего более постоянного, чем временное.

Впрочем, еще рано начинать цитировать доктора Фауста, словами про остановившееся мгновение. Пусть движение продолжается. В движении – жизнь!

* * *

Спасибо Вам, что дочитали до этого места! На самом деле, считается, что примерно 60 % людей читает книжку не далее десятой страницы. А процентов 10-15 % читателей вообще не открывают те книги, которые приобрели. Так что, дочитав до конца, вы поместили себя в группу «активного меньшинства». Это замечательно! Чем меньше группа участников, тем больше шансов на выигрыш, потому что «все» выигрывать не могут. Win-win бывает только в «узком кругу революционеров». Если где-то чтото убудет, то что-то где-то присовокупится. И наоборот. Об этом еще Михайло Ломоносов говорил. Во Вселенной много энергии, но ее объем конечен, ее не становится больше, она просто меняет формы, переходя из одного состояния в другое. Правило «20/80» (и его под-вариант «1/50») продолжает победное шествие по планете.

* * *

«Оставайтесь на линии, Ваш звонок важен для нас», – слышим мы, иногда, в телефоне. Время идет, и на «самый важный звонок» никто не отвечает.

В нашем конкретном случае никуда звонить не надо. Если Вам что-то очень сильно не понравилось, или, наоборот, понравилось, пожалуйста, поделитесь своим мнением, оставьте ваш комментарий на www.oleg-buyalsky. com или напишите мне на info@oleg-buyalsky.com.

Возможно, что ваш комментарий или вопрос я включу в свою следующую книжку, если, конечно, Вы согласитесь на это.

* * *

Чему будут посвящены следующие сочинения?

Идей много. Например, говоря о действиях «здесь и сейчас» мы затронули только лишь вершину айсберга. Конечно, очень важно ответить на вопросы «что я должен делать?» и «какие последствия вызовут мои действия?» Мы немного поговорили об этом.

Однако мы практически совсем не говорили о других, гораздо более важных вопросах.

Почему я делаю то, что я делаю? Почему это важно для меня?

Мы практически совсем не говорили о том, какую роль в нашей жизни играют те ценности, которых мы придерживаемся. А ведь это – тот фундамент, на котором строится вся наша деятельность, вся наша жизнь.

Поняв и осознав свои ценности, мы можем осознать кто мы есть, кто мы такие. И выстроить последовательность личной целостности, интегральности и, как сейчас говорят, аутентичности:

Я есть тот-то → мои ценности такие-то → исходя из того, кто я есть, и на основании своих ценностей, я делаю тот-то и тот-то → я предвосхищаю последствия своих действий.

И естественно, «обратная связь». Я смотрю на то, что получилось и подвергаю ревизии всю «цепочку персональной аутентичности».

Звучит немного скучно? Почти как текст институтского учебника по этике? Да, вызов в том, чтобы «раскрыть» такие темы так, чтобы «зажигало» и была практическая польза.

Попробую… посмотрим, что получится…

И думаю «капитализировать» свой довольно продолжительный опыт работы в иностранных компаниях. За это время был свидетелем и участником – и взлетов, и падений, успехов, и неудач.

Думаю, составить сочинение с рабочим названием Why foreign companies succeed and fail in Russia? («Почему иностранные компании добиваются успеха и терпят поражение в России?»). Так как «целевая аудитория» книги подразумевается иностранной, то, скорее всего, попробую сделать ее сразу на английском (с «переводом» на русский, конечно).

Где-то примерно так…

Best regards, cordialement, ystävällisin terveisin, с наилучшими пожеланиями,

Олег Буяльский

info@oleg-buyalsky.com

www.oleg-buyalsky.com