Как-то бабушка Касперля вышла из дома с тазиком для белья, чтобы развесить в саду полотенца и рубашки.
Был прекрасный день золотой осени. Цвели астры, у забора приветственно склоняли головы подсолнухи, на грядке с компостом дозревали тыквы: пять больших, девять среднего размера и семь маленьких. Бабушка их выращивала секретным способом, который поведала её тетушка. Маленькие тыквочки должны были пахнуть абрикосами, большие — шоколадом, средние, по цвету похожие на сбитые сливки, — малиной.
Касперль с Сеппелем ни о чём не подозревали. Тем приятнее будет сюрприз, надеялась бабушка.
«Ещё пару дней солнечной погоды, — думала она, — и плоды дозреют».
Бабушка опустила на землю тазик, намереваясь развесить белье, как вдруг услышала из кустов предупредительное: «Тс-с-с!» Поглядев туда, она увидела между кустами золотых шаров и орешника лицо человека, хорошо ей знакомого. Дважды на неё нападал этот босяк в чёрной шляпе с длинным пером, а однажды даже её похитил.
«Теперь у него ничего не выйдет!» — твёрдо решила она.
И, собрав всё своё мужество, спросила строгим голосом (чуть-чуть дрогнувшим, но это было заметно лишь ей):
— Вы опять в моём саду, господин Хотценплотц?
— Как видите.
Разбойник собрался выйти из укрытия. Бабушка схватила тазик с бельём.
— Не двигайтесь! А то надену вам таз на голову. Руки вверх!
Хотценплотц не подозревал, что в последнее время бабушка зачитывалась детективами.
Предупредительно подняв руки, он попытался заверить, что пришёл с добрыми намерениями. Но бабушка отрезала:
— Не хочу слушать ваших оправданий! Могу я узнать, как вам вновь удалось очутиться на воле? Окружная тюрьма — не детский сад!
— Вы правы!
— Тем не менее вы здесь?
— Меня отпустили досрочно за примерное поведение.
— Рассказывайте сказки, господин Хотценплотц…
Разбойник положил руку на сердце.
— Провались я на этом месте, если солгал! Можете убедиться, посмотрев справку. — Он вынул из кармана листок бумаги. — Если не верите мне, прочтите…
Бабушка отступила назад. В голову ей пришла удачная мысль. Лишь бы разбойник не догадался…
— Не могу прочитать, — сказала она, — мне нужно пенсне.
— Но оно у вас на носу, — засмеялся Хотценплотц.
— Это? — Бабушка мгновенно нашлась. — Это пенсне для дали. В нём я не могу читать. Для чтения требуется другое.
Она порылась в левом кармане фартука, потом в правом, удивляясь про себя, как ловко у неё всё получается, и, не обнаружив там ничего, изобразила удивление:
— Вечная путаница с этими пенсне. Постоянно их где-нибудь забываю. Думаю, другое пенсне я оставила возле плиты в летней кухне, где стирала. Не будете ли вы так любезны, господин Хотценплотц, принести его?
— Разумеется, бабушка.
Хотценплотц, сложив бумагу, спрятал её в карман и пошёл к летней кухне. Бабушка последовала за ним.
В летней кухне было два крохотных окошка и одна дверь. Хотценплотц не знал того, что было хорошо известно бабушке. Только он вошёл в кухню, бабушка захлопнула дверь на задвижку и для верности закрыла замок на два оборота. Спрятав ключ в карман, бабушка облегчённо вздохнула.
— Остальное доделает полиция.
До этого момента у неё не было времени испугаться, и только теперь, обманув Хотценплотца, она задрожала от страха. Всё поплыло перед глазами: сад, цветы, летняя кухня. Ноги подкосились. Успев крикнуть из последних сил: «На помощь! На помощь!», бабушка упала в обморок.