Хозяин Амура

Глава 11

Вечером поднялся юго-западный ветер, принесший с моря долгожданную прохладную свежесть и мелкий дождик. Потому, изрядно уставший от непривычной духоты, стоявшей на острове уже второй день, Брайан перенёс общее собрание из прохладной нижней залы замка в свой кабинет, который находился в башне, именуемой «Упрямый волк». Название башни нравилось Белову, как и суровые стены замка, их угрюмая лаконичность и своеобразная красота. Конечно, в век постоянно усовершенствующейся разрушительной мощи артиллерии, укреплённые замки, стоявшие, словно перст в поле, совершенно потеряли своё оборонительное значение. Аренсбургский замок в силу этих причин опоясывали куртины, соединявшие четыре бастиона, сооружённые всего лишь несколько лет назад под руководством шведского фортификатора Георга Швенгельна. При новой власти стены были укреплены и кое-где перестроены с учётом использования новых пушек. Брайан понимал, что случись более серьёзное нападение шведов, он сможет удержать лишь замок, обороняясь в нём некоторое время, продолжительность которого зависело только от количества боеприпасов. Эти мысли стали приходить в голову после посещения порта Пернов, где эзельцы были неласково встречены шведами.

Но прежде чем заняться делами воеводства, Брайану пришлось, по настоянию Тимофея Кузьмина, ненадолго окунуться в более приземлённые дела. Причин тому было несколько: во-первых, коллективная жалоба горожан на нечестных торговцев, якобы обманывающих добрых жителей округи. Во-вторых, прошение нескольких рыбацких артелей с западного побережья острова умерить аппетиты аренсбургского ростовщика Шейлока, требующего огромные проценты у просрочивших выплаты рыбаков. Кроме того, пастор из церкви святого Лаврентия сообщил о том, что в его доме укрылся эст, который спасался от погони. По его словам два десятка эстов-косарей с острова Даго были вывезены на Эзель и насильно удерживаемы одним из немецких баронов в своём имении безо всякой оплаты уже второй год. Существуя на положении рабов, они слёзно молили новую власть о помощи, опасаясь за судьбу своих близких, оставленных на Даго. Проблема наиболее незащищённых слоёв здешнего общества стояла уже давно, но покуда Белов и его люди старались не сильно вмешиваться в сложившуюся ситуацию, чтобы не поломать уклад жизни на островах. Ведь форсированное изменение этой ситуации могло взорвать общество и нарушить баланс сил. Немцы составляли тот костяк социума, на который опирались сибирские пришельцы. И лишить их привилегий значило немедленно ополчить против себя этих людей. Но всё же требовалось как-то отойти от принципов окружавшего острова века. Ибо, коль уж сказали ангарцы первое слово, то за ним должно следовать и второе. А пока Белов, недолго посовещавшись с самим Тимофеем, его отцом и Сергеем Бекасовым, своим замом по безопасности, принял необходимые решения сложившихся проблем. Для начала на городском рынке должен быть открыт Двор мер и весов, где покупатели будут проверять сделанные покупки. И коли продавцы будут не честны на руку, то находящийся при Дворе судебный исполнитель с помощью дружинников будет штрафовать провинившихся. Такие же дворы должны быть открыты и в других частях воеводства, по мере необходимости. С ростовщиками было сложнее. Для начала следовало переписать их поимённо и выдать лицензию, с тем, чтобы не лицензированным кредиторам не было дозволено давать ссуды крупнее определённой суммы. Но в будущем Брайан решил избавиться от подобной публики, создав в столице воеводства кредитный банк. По замыслу Брайана в нём следовало кредитовать жителей воеводства, но на несколько иных условиях. А именно применять взимание фиксированной единовременной платы, зависящей от суммы кредита, как условие получения денег, без применения ссудного процента. Возвращение же денег гарантировалось обязательствами дальнейшей службы воеводству. В самом крайнем варианте на семью должника налагалось служение за половинное жалование на тех условиях и должностях, что будут определены судебным решением. Это было необычайно мягкими условиями и Кузьмин, в отличие от Бекасова, советовал обождать с этим банком некоторое время. С косарями было проще всего — в имение барона отправлялись дружинники Дильса во главе с толковым офицером. Им было приказано освободить эстов и сопроводить их и самого барона в город, для дальнейшего разбирательства в суде.

— Наложим на этого хмыря штраф за удержание людей, раздадим им деньги и отправим домой, — уже на ходу, согласившись с остальными, сказал Брайан, проходя во внутренний двор крепости.

В отделанном деревом коридоре, ведущем на лестницу в двухэтажные апартаменты воеводы, Белова уже ждал Йорг Виллемс, который, в отсутствие бывшего курляндского наместника Бруно Ренне, фактически занял его место. Взяв на себя бразды административного управления провинцией, Виллемс весьма недурно справлялся со своими обязанностями, а также изрядно помогал Брайану, периодически подсказывая ему решение тех или иных вопросов. Кратко поведав ему об идее банка, Белов удивил Йорга и курляндец голландских кровей предложил позже обсудить эту идею подробнее.

— Я вижу, у вас несомненно более важные новости, нежели кредитный банк, — пояснил Виллемс, присаживаясь за длинный резной стол для переговоров, рядом с капитаном Карлом Пильхау, заместителем Конрада Дильса, пребывавшего до сих пор в Вердере. — Предлагаю начинать, герр Брайан.

Небольшому кругу приближённых людей Брайан поведал новости про свой недавний визит в порт Пернау, по результатам Кальмарского мира переходившего вместе с округой под управление Аренсбурга. Послав делегацию курляндских чиновников на эзельской службе в город, под опекой шведского отряда, сам Брайан остался на «Адлере», стоявшем в устье реки — рисковать собой не стоило, а вот осмотреть стены города… Хотя какие там стены? В бинокль было видно, насколько слабо защищён город — земляной вал, опоясывающий постройки, соединял между собой невысокие приземистые башни и хотя на валу угадывались позиции артиллерии, казалось, что эти неважнецкие укрепления рассыплются после первого же залпа. Швеция ещё не настолько окрепла, чтобы заняться укреплением провинциальных крепостиц. Ну а теперь время ушло и шведам остались лишь важнейшие города Балтии — Нарва, Ревель да Рига. Их бы укрепить да защитить.

Бургомистр Пернау, он же Пярну или на русский манер — Пернова, в отличие от стен города, выглядел уверенным в себе и, по словам вернувшихся через несколько часов курляндцев, позволил себе быть невежливым. Он отказался не только следовать условиям Кальмарского мира, но и отверг попытки эзельцев передать ему для ознакомления бумаги, касающиеся самого мира, а также сдачи города. В документах определялись и условия выхода шведов с окрестных земель, от побережья близ Вердера до границы Руси у города Феллина. Однако и бургомистр и шведский полковник, начальник гарнизона города смотреть бумаги отказались, сославшись на отсутствие необходимых им для этого инструкций от генерал-губернатора провинции и, в свою очередь, посоветовали эзельцам освободить Вердер и ближние к нему земли. На этом переговоры и завершились — шведы предложили гостям покинуть город.

— Что прикажете делать с этим, друзья? — оглядел товарищей Белов, задержав взгляд на Йорге.

— Попросить помочь нам короля Кристиана? — ухмыльнулся Бекасов, не поднимая головы.

— Разумно, — кивнул Виллемс. — Почему нет?

— Да что тут думать, герр Брайан? — рубанул вдруг отличавшийся прежде молчанием Карл Пильхау. — У нас сейчас тысяча двести вооружённых бездельников, которые давненько уже не вынимали шпагу из ножен! Им запретили пьянствовать, но и не предложили драки! — после чего капитан добавил:

— К тому же мы потеряли несколько сотен солдат из-за закрытия кабаков и строгих правил службы…

— Мы потеряли сброд, — улыбнулся Йорг Виллемс. — Зато остальные получают увеличенное жалованье и не жалуются. А вместе с дружиной провинция имеет две тысячи отличных солдат.

— Пора из дружины делать полк, — Сергей Бекасов напомнил Белову о своей реформе местного войска. — Добрать тысячу из наёмников, ну и перед походом на Пернов, если ты решишься…

— У шведов может быть до четырёх тысяч солдат, включая кавалерию, — заметил Виллемс. — К тому же новости, переданные через Дильса…

— Оксеншерна? — проговорил Белов. — Кристина уважила старика, а заодно отправила его подальше от столицы.

Бывший риксканцлер Аксель Оксеншерна, хотевший не только по-хорошему уйти из большой политики, но и закрепиться на достойной должности, решил просить Кристину только об одном — назначить его генерал-губернатором Эстляндии, хотя бы и на небольшой срок, чтобы уйти на покой с почётом. Молодая королева понимала, что этот старый и опытный политик ещё мог пригодится королевству, поэтому ответил на просьбу Акселя согласием. Прежний королевский наместник, Эйрик Гюлленшерна, был снят со своего поста, как не справившийся с русским нашествием на шведские восточные окраины. При дворе же утвердилась фамилия Делагарди.

Оксеншерна имел свой интерес в этом назначении. Его несчастный младший брат, Габриель, пьяница и не лучший христианин, погиб в схватке с эзельцами. Островитяне, неожиданно для шведов, оказавшие яростное сопротивление отряду шведских солдат, быстро очистили от небольших гарнизонов не только остальные острова Моонзунда, но и высадились на западном побережье Эстляндии. А теперь датский король выговорил для них Пернау с округой до границы с московитами. Неспроста таковое случилось, подумывал старый политик. Имел он и своё мнение на этот счёт, поделившись им со старшим Делагарди. С ним у Акселя хоть и были неприязненные отношения, но Аксель знал — Якоб Понтуссон уважал его.

Было известно, что в прежние времена царь Иван Васильевич из старой династии, хотел было, устроив брак между датским принцем и русской княжной, создать подвластное ему королевство в Ливонии. Хвала Господу, ему не удалось сие коварное начинание. Но сейчас, казалось, совершалась такая же сделка — датчане неожиданно отпустили Эзель, а в Москву прибыл принц Вальдемар, граф Шлезвиг-Голштинский. Русские же поддержали Кристиана в войне, нарушив заключённый прежде со Швецией мир. Отличную сделку провернул Кристиан! Два заклятых врага шведской короны заключили меж собой взаимовыгодный мир, позиции же королевства сильно пошатнулись — войскам, теряющим день ото дня десятки и сотни разбегающихся наёмников, пришлось уходить из Богемии, из немецких земель. Наиболее боеспособные части концентрировались в Померании и части восточного Мекленбурга, занимая северные земли Пруссии и Речи Посполитой. Центром сбора стала округа Штеттина. Датчане же заняли Висмар, Штральзунд и Рюген, оттеснив шведов восточнее, к польским землям. Кальмарский мир утвердил такое положение дел. И в самом центре ливонских владений Швеции образовалось несомненно вассальное Руси и Дании государство, наподобие польской Курляндии.

— А поначалу оно прикрывалось вассалитетом этой самой Курляндии, — указывал Делагарди-старшему Оксеншерна. — Им удалось вовлечь в свои козни и герцога Кетлера.

— Кому будет нужна Нарва, если московиты станут торговать через Пернау?! — сразу понял замысел русских Делагарди. — Эзельцы станут воротами для русской торговли! И конечно же, проклятые датчане будут иметь свою долю в этом предприятии!

Ещё не прибыв в Ревель, Оксеншерна отправил приказ новому начальнику гарнизона Пернау полковнику Густаву Йохманну и бургомистру города Францу Тойреру, назначенному королевой из числа верных ей людей. В нём указывалось о необходимости держать город и порт в шведской власти, не допуская эзельцев к управлению. Королева Кристина одобрила это предписание, обещая чиновникам награду и защиту в случае военного столкновения. Позже таковое поведение своих людей Стокгольм объяснил бы недопониманием и своевольством военных. Ведь в карельской земле до сих пор происходят столкновения с царскими воеводами.

В тот же день в Вердер, к Конраду Дильсу Беловым было отправлено письмо, в котором свежеиспечённому штаб-майору Первого Эзельского полка вменялось осуществление догляда за дорогами, ведущими в Пернов силами верных ему людей в Эстляндии. Отчёты о передвижениях шведов должны быть составлены самым подробнейшим способом и отправлены в Аренсбург немедля.

Остаток августа прошёл в учениях полка и двух батальонов наёмников. Солдаты учились в штурмовых колоннах и в рассыпном строю атаковать укрепления, обстреливая защитников — вязанки соломы, посаженные на шесты. Ранним утром, когда только начинала рассеиваться ночная мгла, очередная сотня штурмовала редуты, что в прошлом году были насыпаны на подступах к Аренсбургу, имитируя атаку на валы Пернова.

Конрад прибыл в столицу воеводства в конце месяца с новостями, полученными из Ревеля — в Эстляндию прибыл новый генерал-губернатор провинции — Аксель Оксеншерна. С ним прибыло около двух тысяч солдат, в основном недавно вывезенные из Штеттина. Эти вояки предназначались для пополнения эстляндских гарнизонов.

— Пора, Брайан! — заявил Бекасов в тот же день на очередном собрании, прибыв с манёвров полка и ознакомившись с вестями от Дильса. — Тянуть больше нельзя. Если тут появится шведская эскадра, прежде чем Пернов будет взят…

— Понимаю, Сергей, понимаю, — тут же согласился Белов. — Вот только хватит ли нам двух тысяч солдат? Ведь гарнизон Пернова будет под тысячу воинов.

— Умело провести атаку — хватит! — убеждённо воскликнул Сергей.

— Хорошо, — Брайан, массируя лоб, проговорил:

— В течение сегодняшнего дня решу вопрос о начале операции, поговорю с офицерами…

После совещания, закончившегося спустя пару часов, Бекасов задержался в кабинете, и некоторое время молча наблюдал за Беловым, который всё ещё просматривал бумаги.

— Улучшений нет? — наконец произнёс он.

— Что? — взглянул на него Белов. — А… Да, ей получше.

После тяжёлых родов первенца, супруга Брайана — Хельга, при крещении названная Ольгой, сильно ослабла, после чего и вовсе слегла. Ни местные эскулапы, ни современники Брайана помочь женщине не могли. Но, к счастью, со временем её состояние улучшилось, и она даже начала вставать с кровати, совершая непродолжительные прогулки с помощью нянек.

— Слава Богу, — облегчённо произнёс Бекасов, вставая.

Подойдя к окошку, Сергей некоторое время любовался игрой солнечных лучей в окружавшей замок зелени и, уже поворачиваясь к товарищу, вдруг заметил нескольких всадников, быстро приближавшихся к мосту, который вёл к центральным воротам на валу.

— Брайан! Глянь-ка, — подозвал товарища Бекасов. — Не иначе, что-то важное!

Всадников тормознули у ворот и внутрь верхом пропустили только одного, остальные вошли, ведя коней под уздцы. Гонец же, спешившись и бросив поводья пожилому эсту, устремился вперёд по дорожке, ведущей прямиком от моста надо рвом до ворот замка.

— Ага, — Белов проводил бегущего глазами, пока тот не скрылся с глаз. — Надеюсь, вести будут добрые…

— Тут Грауль нужен, а он всё в псковских землях обретается. Чего ему этот Бельский наговорил только? — Сергей сокрушённо развёл руки.

— А то без него не справимся? — удивлённо посмотрел на друга Брайан.

— Нет, — смутился Бекас, — не о том я. Павел в политике неплохо шарит, в дипломатии…

— Это да, — согласился собеседник.

Белов сел за стол, с тяжёлым стуком положив перед собой револьвер. Медленно потянулись минуты, товарищи смотрели на дверь, ожидая гонца. Наконец, загрохотали сапоги поднимающихся по лестнице людей. Дверь отворил один из охранников и внутрь ввалился молодой парень-датчанин, из числа освобождённых гребцов.

— Паруса на горизонте, господин! Четыре корабля! — взволнованно воскликнул он, протягивая свёрнутую в трубочку бумагу — донесение из порта. — Стягов не видно, но тип шведский!

На Эзеле сразу же была объявлена тревога. Угроза очередного вторжения шведов заставила обывателей собирать всё необходимое, чтобы организованно уйти в центральные, лесные районы острова. Паники в Аренсбурге не было — ибо для островитян таковое положение уже было не впервой. У защитников же было время подготовиться к обороне. В порту артиллеристы готовились встретить корабли врага во всеоружии, сотни полка занимали позиции, за ними располагались расчёты батареи миномётов, привезённых Граулем из Ангарии. Отправив несколько отрядов дружинников на осмотр побережья до Зонебурга и отдав последние указания Виллемсу, Белов забежал к жене, отдыхавшей во внутреннем дворике замка, прежде чем скакать в порт. Обеспокоенная, Ольга пыталась встать с креслица при появлении мужа, опираясь на руку пытавшейся ей помочь служанки, другая держала на руках малыша. Тут же была и семья Кузьминых. Сам Савелий Игнатьевич и вооружённая дворня. Уже хорошо.

— Брайан! — воскликнула Хельга. Щёки её горели нездоровым румянцем, а взгляд был полон тревоги. Она протянула руки навстречу любимому.

— Всё хорошо, Оля, — обнял Белов легкую, словно пушинка женщину. Её глаза беспокойно оглядывали лицо мужчины, словно пытались сказать: «Останься со мной!»

— Всё будет хорошо! Не волнуйся… — Повторил Брайан. — Мне надо уходить! А ты будь с Ромкой!

Уже через минуту кавалькада, выбивая копытами коней на высохшей после дождя земле дробный стук, покинула замок, устремившись к гавани, навстречу врагу. Четыре корабля шведов могли иметь на борту около тысячи солдат и до четырёх сотен матросов. Такой десант, конечно же, никак не смог захватить остров. Но артиллерийская дуэль с эскадрой противника вполне могла закончиться уничтожением аренсбургского порта и торговых складов. Кроме того, пришлось уводить на северо-восток весь невеликий эзельский флот, во избежание его неминуемого потопления.

— Брайан! — сильно волнуясь, Бекасов передал товарищу бинокль. — Вроде не шведы это.

— Похоже на то, — улыбнувшись, согласился Белов. — Но эвакуацию отменять пока не буду, шведы могут пойти на хитрость. А на крайний случай тренинг не повредит.

Далёкие ещё корабли, выстроившись в линию, подходили к главной островной гавани. Сотни хмурых, готовых к бою людей, занимавших позиции близ береговой линии, в порту, вглядывались в горизонт, ладонями прикрывая лицо от ярких солнечных лучей высоко стоящего светила. На небе не было ни облачка, начинало припекать, да и время тянулось медленно, словно превратившись в густой кисель.

— Датчане! — закричал вдруг кто-то во весь голос, встрепенув этим остальных.

— Стяги! Это датские стяги! — спустя некоторое время завопили несколько десятков глоток, возвестив о красных с белым крестом полотнищах, кои поднимали на кораблях, всё ближе подходивших к порту. Круглобокие, лоснящиеся влагой на солнечном свету, фрегаты один за другим вошли на внешний рейд Аренсбурга — огромного, открытого с юга залива, находясь примерно в полутора милях от берега. После приветственных выстрелов береговых батарей корабли начали манёвры с тем, чтобы войти в гавань и спустить шлюпки.

И вскоре первая из них с шорохом ткнулась в мокрый песок острова, встречавшая её толпа восторженно завопила и принялась подбрасывать кверху и широкополые шляпы с перьями, и войлочные шапки попроще. Первым на берег ступил коренастый, жилистый мужчина с коротко состриженными волосами, тронутыми сединой. Широко улыбаясь, он высматривал кого-то среди встречавших, которые что-то кричали ему чуть ли не в ухо, похлопывали по плечам.

— Оставь! Я сам! — ухмыльнувшись, остановил он попытку одного из местных данов снять с его плеча объёмный рюкзак. — Сам донесу, не старик.

После чего он принялся помогать сходить с лодки двум девицам, придерживающим полы длинных холщёвых юбок. Следом сошли несколько стрелков и молодых парней в простых рубахах грубого покроя.

— Ринат! — восторженно выкрикнул Брайан, с некоторым трудом пробравшись сквозь плотное кольцо зевак. — Ринат, наконец-то! С прибытием!

Белов принялся обнимать опешившего Саляева, который с удивлением поднял руки. Опустив рюкзак, он похлопал товарища по плечам:

— Брайан, ты это… Да ладно тебе! — усмехнулся татарин. — Стало быть, ты на меня больше зла не держишь, за то, что я твою задницу в тайге поймал?

— Да ну тебя, — махнул рукой расчувствовавшийся Белов. — Как всегда, испортишь всю торжественность момента.

— А коли торжественность, — хмыкнул Ринат. — То где оркестр, где почётный караул, я спрашиваю?

Тем временем, от берега, по направлению к фрегатам стали отчаливать лодки, баркасы и захваченная ранее шведская галера. По словам Саляева, на остров надо было доставить около тысячи человек.

— Два фрегата наши, — махнул он рукой в сторону моря, когда страсти уже улеглись, и пришло время убирать домашний скарб с множества повозок аренсбуржцев, чтобы из порта перевезти людей и грузы.

— Наши? — удивился в свою очередь Бекасов.

— Ага, — кивнул Саляев. — От щедрот королевских. Мы ему Гамбург — а он нам два фрегата. «Тролль» и «Беллуна».

— И всё? — изумился Брайан, оглядывая корабли в бинокль.

— Нет, — оскалился в улыбке Саляев. — Мы ему ещё на блюдечке преподнесли городишки Глюкштадт и Любек.

По мере того, как от фрегатов отваливали одна за другой лодки и прочие плавсредства, на берегу, помимо прибывших на отдых ангарцев, стали кучковаться группы бедно одетых людей. Количество их всё увеличивалось. Они сидели и лежали на траве, подложив под голову свои пожитки, держали на руках детей, тихо разговаривали и озирались по сторонам. Вид их был совсем не такой, как у русских крестьян — Белов вполне навидался предков, чтобы сделать такой вывод. Если у русских крестьян вид был невозмутимый, настороженный, даже лихой и они не лезли за словом в карман, то эти люди были явно не в лучшем моральном состоянии и морской переход был тут не при чём.

— Замордованные какие-то, — кивнул Белов на ближайшую группу переселенцев. — Откуда они? Немцы?

— Не, это не немцы! — махнул рукой Саляев. — Кася! — позвал он одну из девиц, что были с ним в лодке:

— Скажи воеводе, как имя твоего народа?

— Кашеби, господин, — чуть склонила голову девушка и махнув рукой в сторону. — А то словинци с Клюков!

— Не понял, — нахмурился Белов.

— Ну что тебе не ясно? — оскалился в улыбке Ринат. — Чего брови сдвинул?

— Кашубы, славяне балтийского Поморья, — наставительным тоном произнёс Бекасов, недавно подошедший к товарищам и слушавший разговор. — Так?

— Так есь, — кивнула девушка, потупив взор и вспыхнув румянцем, после того, как Саляев привлёк её к себе, приобняв за талию.

— Так вы чего, вместе что ли? — удивился Белов. — А как же на Ангаре…

— А ты болтай меньше о том, что тебя не касается! — хищно отрезал Ринат. — Скажи лучше, Грауль у тебя сейчас?

— Он в Феллине, у Бельского, — обидевшиись, проговорил Брайан. — Городишко в двух дневных переходах от побережья.

— Это если обозом? — сощурился Саляев, тем временем предложив Касе присесть на его рюкзак.

— А если верхами, то от Пернова можно за световой день домчаться, только коней меняй.

Между тем, к Бекасову подбежал парень и что-то быстро тому проговорил.

— Виллемс интересуется, сколько всего человек прибыло, — пояснил Сергей, — сколько воинов, сколько крестьян. Размещать же их надо, кормить.

— Крестьян двести шестнадцать, — тут же ответил Саляев. — Воинов шестьсот три. Наших погибло четырнадцать человек, пропала без вести рота Новикова, ну и кроме того, я набрал в Мекленбурге немного охочих людей.

— Ну, я пойду, помогу Йоргу, — расстроенный потерями Бекасов поспешил покинуть беседующих. — Вам поговорить надо.

— Там мои кони, — посуровевший лицом от услышанных новостей о пропавших товарищах, Белов указал Саляеву на поднимавшийся над широким песчаным пляжем покрытый зеленью берег. — Давай в замок, там поговорим? Ты, как я понял, намереваешься в Феллин отправиться?

— Да надо бы, — протянул тот, почёсывая отросшую за время морского перехода щетину. — Ладно, пока у тебя отдохну, а там видно будет. Пойдём лучше присядем где-нибудь.

К удивлению Саляева, на берегу, в стороне от широкой проездной дороги в город и стоявших рядами складов, нашлась тенистая рощица с установленными там лавочками.

— Твоя работа? — ухмыльнулся Ринат и оценивающе огляделся. — Мангала не хватает.

— Мангалы есть, — ответил Брайан, проводив взглядом пару нижегородцев, сопровождавших его везде. — Ты расскажи, как ты добрался, что было?

Через некоторое время Саляев, сидя в тени старого дуба, поведал Белову о потере отряда Новикова, случившейся в жестокий шторм в Северном море, о своём победном марше из ютландского Колдинга, об удачном снятии осады с Глюкштадта и о почти бескровном занятии Гамбурга. В этом городе бегущими прочь шведами были оставлены большие запасы пороха и иного армейского имущества. А после сего дела его батальон, прикреплённый к войску генерала Никласа фон Эверсманна, прибывшего из Копенгагена, получив небольшой отдых, двинулся на северо-восток. Прежний его номинальный начальник, полковник Эрик Бухвальд, получив повышение до генеральского чина, остался в Гамбурге. Эверсманн получил от короля приказ, совместно с эскадрой адмирала Ове Гедде, занять несколько приморских городов, принадлежащих шведам: Висмар, Вольгаст, Штральзунд и прочие, после чего выдвигаться к Штеттину. Войско, спешно собранное и перевезённое с датских островов, из Сконе, включая отряды, набранные в немецких провинциях, подконтрольных датской короне шло дорогами Померании к устью Одры, занимая города и деревни, гоня шведов далее на восток. За время померанского похода произошло несколько боёв и множество более мелких стычек, в том числе и в населенных пунктах, именно там и погибли те стрелки, что числились теперь в списках убитых.

— Вроде городок замирен, — говорил Саляев, — а ночью раз тебе и драчка, потом находим трупы. Но это редко бывало. Обычно короткий замес бывал в городках или больших деревнях — не знаешь, откуда ждать выстрела, из-за какого угла…

— Так ваша задача — держаться за спинами датчан, разве нет? — Белов вскинул вверх брови и повернулся к товарищу всем телом.

— А ты думаешь, я их вперёд посылал?! — воскликнул Ринат.

— Ладно, не кипятись, — умиротворяюще проговорил собеседник. — А как ты крестьян успел навербовать?

После недолгой паузы он рассказал, как крестьяне-кашубы пристали к его отряду. В одной из полуразрушенных и почти пустых деревень, что было обычно для тех мест, ангарцам был определён постой. Там же находился небольшой отряд мюнстерцев, занявших деревню ранее, ещё прошлой ночью. Оказалось, что для начала немцы выгнали из лучших домов всех их обитателей, а после принялись шарить и по остальным домам в поисках добычи. В итоге немногочисленные обитатели поселения бежали в близлежащий лес, кроме десятка девушек, с которыми мюнстерцы решили позабавиться.

— И ты сыграл в Робин Гуда? — улыбнулся Брайан.

— А ты бы не сыграл? — совершенно серьёзно ответил Ринат.

— Извини, — потупился тот. — Продолжай.

Саляев рассказал что было далее… Войдя в деревню, батальон начал рассредоточиваться по домам, амбарам, сеновалам, чтобы отоспаться, тогда же стрелки встретились и с немцами.

— Встреча была вполне благожелательной, — поведал Ринат. — Как говорится, ничто не предвещало…

А уже ночью к Ринату караульные привели двух вдрызг пьяных немецких капитанов, которые приглашали господ офицеров, своих товарищей по оружию, разделить с ними выпивку и женщин, из которых оставалось нетронутыми только две. Ринат уже слышал доклады солдат, рассказывающих о женских криках, доносившихся с той части деревни, где были мюнстерцы, но тогда он решил не влезать — за это время он навидался всякого. Горе тем простолюдинам, на чьей земле идёт война, да и жизнь их не стоит и ломаного гроша. Но на сей раз Саляев принял приглашение…

— Так я и встретил Касю и Марту, — растягивая слова, проговорил он.

Приведённые Ринатом в свою избу, девушки долго молчали, ожидая повторения того же, что произошло с их подругами. Но этого не было — их накормили и вскоре приказали ложиться спать. А наутро, с грехом пополам поговорив с ними на дикой смеси современного русского, польского и немецкого языков, девушек уговорили следовать за ангарцами, чтобы потом уплыть с ними в землю, где нет войны и нет той злобы, которой они успели навидаться за свой недолгий век. Те с лёгкостью согласились, чем немного озадачили Рината — уж слишком быстро это произошло. Так первые переселенцы и пристали к ангарцам, а далее, по мере продвижения батальона по землям кашубов и словинцев, ещё одного славянского племени, издревле жившего на этих землях, их число только росло. Ушла с ангарцами и целая деревня словинцев, называвшаяся Клюки, а точнее, то, что от неё осталось — всего лишь три десятка голодных и оборванных людей.

— Так вот, — неожиданно сменил тему Саляев. — А знаешь ли ты некоего Олафа Ибсена, норвежца? Он капитан фрегата «Крутобокий Олаф».

— Нет, — ответил находящийся под впечатлением от услышанного Брайан. — А кто это?

— Я его видел в порту Штральзунда, куда мы прибыли после заключения мира из-под Штеттина, который мы даже не осаждали…

— Ближе к делу, — попросил Белов.

— Вот… Этот круглобокий хмырь говорил о том, что скоро он и ещё один капитан, кажется Йенсен… — не спеша говорил Ринат, испытывая терпение Белова, — перевезут на Эзель моих артиллеристов из Кальмара, а с ними заодно и некоего Василь Новикофф и его солдат.

Саляев улыбнулся, видя, как удивлённо отреагировали на радостный вопль воеводы мужики, сидевшие на ближней скамейке.

— Кроме того, этот пройдоха, узнав, что со мной кроме солдат на фрегат грузятся и крестьяне, из-за которых, кстати, я потратил прилично денег, — повысил голос Ринат. — Тут же предложил мне свои услуги по доставке живого товара до Аренсбурга…

— А ты? — вскинул брови Белов.

— Сам будешь говорить с ним, когда он привезёт Новикова, — буркнул Саляев.

Помолчав с минуту, глядя, как постепенно на пляж прибывает всё больше повозок, Ринат встал в лавочки и произнёс:

— Теперь можно и в замок, Бекас сам разрулит. Пойду девчонок позову.

— Кстати, если у тебя вдруг появится желание обвенчаться с той же Касей — отец Феодосий или пастор Урбан к твоим услугам, — проговорил Белов, язвительно улыбаясь.

— А может, и захочу! — обернулся вдруг Саляев и подмигнул товарищу. — А вот мои ребята твоему Феодосию точно работы добавят! Девок себе похватали…

— Насильно похватали? — оторопел Белов.

— Какой там! — махнул рукой Ринат, поднимая рюкзак, после чего позвал кашубок за собой. — Те рады были вырваться с войны. Да и семья лишнего едока сбагрить ужасно рада. Некоторые канючили, возьмите, мол, девку!

— Так плохо всё?

— Мля, Белов, ты москвич, что ли? — повысил голос Ринат, подходя к лошадям, отчего два нижегородца, сопровождавшие своего начальника, сей же миг угрюмо насупились. — Это у тебя тут лавочки, дорожки, цветочки… А там, в этой долбанной Европе, полный мрак, по крайней мере в части, где мы были. Серое всё: дома, небо, люди и их лица. Тоска и безысходность.

— Тогда тот норвежец сможет легко вербовать переселенцев? — натягивая поводья, чтобы повернуть коня, спросил Белов.

— Если ему за такие штуки горло не перережут — не всякому владетельному господину захочется рабочей скотинки лишаться, — отвечал Саляев. — Обдумать всё это надо хорошенько, ибо идея зачётная.

— Тоже верно, — задумался Белов.

— Кстати, Брайан, у тебя там в замке есть приличная купальня на четверых? — ощерился Саляев, обернувшись на прильнувшую к нему Касю. — Марта пока свободна.

После чего от души рассмеялся, увидев удивлённо-сконфуженное лицо Белова.

— У меня жена и ребёнок в замке! — еле сдерживая эмоции, ответил Брайан. — Чего ты мелешь?!

— Ладно-ладно, Белов! Ты не сердись, шуткую, устал я. Отдохнуть хочу…

Остаток пути всадники не проронили ни слова. Каждый думал о своём.

Раннее утро на Ангаре, ещё клубится над водой туман и сумрачно вокруг, псы побрёхивают сонно, с ленцой, но во многих домах уже горит свет фонарей, а белый дым из труб уходит вверх — жители завтракают. Наступает новый день. Вячеслав также встал рано — не спалось, а кроме того, вскоре должны быть готовы тексты радиограмм-отчётов с мест. В пограничный город Вячеслав прибыл один, без семьи — и только из-за того, что снова объявился Дмитрий Андреевич Строганов, собственной персоной, на этот раз не прячась за личиной приказчика. Кроме того, последние два года не было поймано ни единого строгановского шпиона, ставших было уже привычным явлением для граничной стражи. Весть о себе Дмитрий Андреевич дал сразу по прибытию в Енисейск, зайдя на Ангарский Двор. Там же он и остановился, ожидая парохода, который привёз бы его в земли князя Сокола. И вчера «Гром» доставил полновластного хозяина огромного края, представителя фамилии зачинателей сибирской экспансии русского народа, в своё время призвавших себе на службу самого Ермака, во Владиангарск.

Дмитрий Андреевич был тут во второй раз, и если впервой не всё пошло гладко, на сей раз должно быть по иному, думал Вячеслав. Иначе Строганов не приехал бы сам, ибо столь образованный и дальновидный человек не станет собираться в столь долгую и сложную дорогу ради баловства. Наверняка он едет с выгодным предложением — таковым вполне могло быть получение участка его огромной империи, скажем, на среднем Урале, для совместной работы. Соколов был готов положительно ответить на этот вопрос, коли он прозвучит.

— Доброе утро, Вячеслав Андреевич! — в кабинет вошёл молодой человек и положил перед Соколовым листы бумаги. — Радиограммы с Амура — Зейск и Албазин.

— Спасибо, Антип, — поблагодарил юношу Вячеслав. — Попроси Любашу принести ещё чайку и пару пирожков.

Хлопнула дверь. Откинувшись в кресле, мужчина углубился в чтение. Вести ожидаемые — снова дауры бегут во владения Ангарска, в Зейске продолжают направлять людей южнее, изыскивая для них места, годные для поселения. Казачки, словно не видя пример мирного, даже союзнического сосуществования ангарцев с амурцами, продолжали совершать опустошительные набеги на туземцев, не желая растить хлеб и обеспечивать себя самостоятельно. Что же, присяги покуда принимаем, однако количество гостей не должно быть критическим. Негласное правило — посылать беглецов от казачьей вольницы в земли, покинутые дючерами, работает. А территории, расположенные по берегам Амура, Уссури и их притоков, пригодятся и для русских переселенцев. Пленённые иезуиты достигли Умлекана, хорошо. Албазин. Ага, первые недовольства амурцев из-за несправедливого, по их мнению, дележа земли. Князь даурский Иван, согласно инструкциям из Ангарска, отправляет младших сыновей местных старейшин и князцов на службу. При этом к семейной земле новая не прирезается, а остаётся старшему сыну по правилу майората. Посмотрим, как эта система сработает, думал Соколов. Так, корветы доводятся согласно установленных сроков. Течи в корпусах нет. Отлично.

— Вячеслав Андреевич, Строганов просит его принять, — снова зашёл Антип, пропуская вперёд шедшего следом Петренко.

— Говорят, он ещё затемно поднялся, — сообщил Ярослав, садясь рядом со своим начальником. — Ночные? — указал он на бумаги.

— Да, почитай, — Вячеслав передал ему тексты радиограмм. — Не нравится он мне…

— Кто? А, Строганов-то! Да, скользкий типчик, — согласился Петренко. — Но всё же семья эта для России немало хорошего сделала.

— Семья да, я про Дмитрия, — отвечал Вячеслав. — Он мне с первого раза не понравился.

— А что тут такого? Человек печётся о своём деле, семье, а может, даже и стране, — проговорил Ярослав, пробегая глазами по докладам с Амура. — Сын твой в Албазине останется?

— Пусть при верфи будет, — кивнул начальник. — А если Строганов часть бизнеса предложит или слияние активов?

— Вполне возможно, — буркнул Петренко, отрываясь от чтения. — Почему нет? Если будет достойное предложение — можно работать вместе, но не давать ему прорывных технологий — ибо дров наломать всяко можно.

— Посмотрим, Ярослав…

— Пойду я тогда за ним, — отложив бумаги, местный воевода поднялся с кресла.

Спустя пару десятков минут дверь в кабинет открылась и внутрь вошёл молодой мужчина. Увидев Соколова, он улыбнулся и склонив голову, весьма вежливо поздоровался, не забыв спросить Вячеслава о его здоровье, здоровье супруги и детей. Вместе с высоким гостем в кабинет вошёл дородный мужчина с окладистой бородой, при нём были какие-то бумаги и небольшая сума. Он молча сел на лавку у окна, то и дело косясь на прозрачное стекло. Петренко сел на стул в начале длинного стола, Строганова Соколов пригласил сесть напротив себя.

— Дмитрий Андреевич, — спокойным тоном начал разговор Соколов. — Чем вызвал твой повторный приезд? Снова секреты наши вызнавать будешь?

Однако ответ Строганова озадачил Вячеслава. Не обращая внимания на не слишком учтивые слова хозяина Ангарии, он произнёс заранее подготовленные слова:

— Ведомо ли тебе, Вячеслав Андреевич, что нонче на Москве деется?

— О чём ты? Говори прямо, Дмитрий Андреевич, — отвечал Соколов.

— Государь наш, Алексей Михайлович, уж преставился, верно, — словно рассуждая, неспешно говорил Строганов.

Соколов кинул мельком взгляд на Петренко, но тот покачал головой — нет, жив ещё. По крайней мере, в Нижнем, в самой западной фактории с радиостанцией, подобного не знали.

— А ежели и жив, то до осени не доживёт, — как будто угадав сомнения ангарцев, проговорил Дмитрий. — А покуда Земский Собор соберут, год минует, а то и два…

Строганов внимательно смотрел на собеседника, ожидая его реакции на свои слова, однако князь ангарский молчал.

— Борька Морозов… Не любим людишками, не жалуют его и бояре с князьями… Говорят, — уклончиво продолжал гость, — Никита Иванович, дядька болезного государя нашего, замыслил на трон московский сам сесть. На хмельных пирах люди слышали его речи, на Милославских напраслину наводит…

— И Никита Романов тебе не по нраву? — усмехнулся Соколов.

— Отчего же, — развёл руки гость. — Да токмо рыжий он, да и детьми его Создатель не одарил. Бают, не хорошо се.

— Кто бает? — на автомате произнёс Соколов.

— А народишко! — махнул рукой Строганов. — Не примет он Никитку, потому как тот многое у немцев перенял, и в платье немецком ходит, и музыку немецкую же слушает. Даже холопов своих одел в немецкие кафтаны. Патриарх наш, святейший кир Иосиф потому не жалует Никитку, да не может управу на него найти.

Потом Строганов пустился в описание тяжкой доли людишек, коих «мошна Борькина придавила». Мол, устал народишко от налогов, коих всё больше становится. Скоро взбунтуется этот самый народишко, не сейгод, так опосля.

— Что ты предлагаешь, Дмитрий Андреевич? — остановил Строганова Соколов. — Ты же за этим осилил тяжёлый путь до Ангары? Моё дело какое?

— А что государю прежде давал, что данскому королю посылал — то мне дай! — изменился в лице Строганов, став похожим на хищную птицу. — Знаю я нужду твою — будут тебе людишки! Много людишек! Токмо дай мне оное!

— Зачем тебе? — удивился Вячеслав. — Как я знаю, ты и пушки льёшь, и воинов у тебя во множестве.

— А не то всё это! — воскликнул Дмитрий. — Ты токмо знай, убытку тебе не будет никакого! Уж я слово даю! А то и мастеров дай, не обижу…

— Смуту новую учинить хочешь? — нахмурился Соколов.

— А смута уже учинена! — отвечал гость. — А далее ещё больше будет, когда Борька с Никиткой сцепятся! Вот уж где кровушкой реки изольются!

— Тебе в том каков интерес, Дмитрий Андреевич? — подался вперёд хозяин Ангарии.

— Ведомо ли тебе, Вячеслав Андреевич, что род мой с Великого Новагорода исходит? Хочу я оборонить отчие места от свар Романовых. Свея поприжать, дабы торговлишку вести с прибытком.

«Вот оно что! Торговля! Напрямую через Ливонию торговать хочет, а не Скандинавию огибать из Архангельска», — осенило Соколова. Петренко тоже понял, куда клонит Строганов.

— Так а мне какой прибыток с того? — задал свой главный вопрос Вячеслав.

— Люди бают, будто Рюрикович ты? В Новагороде многие знают о том и на Москве тож, — откинулся на спинку кресла Строганов. — Ежели трон московский займёшь, то я на отчинных землях сяду.

Петренко едва не поперхнулся и схватился за подлокотники стула. Вячеслав же последовал примеру гостя и расслабленно откинулся на спинку.

— Я должен подумать, — проговорил он, — продолжим беседу за обедом.

Петренко, делавший характерный для тренеров жест ладонями, словно просил тайм-аут, удовлетворённо кивнул и встал со стула, разминая ноги.

Строганов улыбнулся, так же, как и при встрече, после чего откланялся и вышел. За ним последовал и мужичина. Снова хлопнула дверь.

— Ну дела, Андреич, — выдохнул Ярослав, садясь рядом с предельно задумчивым товарищем, который немигающим взором смотрел в окно на чистое, без единого облачка, небо.