Часть 3 «И всю планету поразит своим размахом»

Глава 8

Борт гиперзвукового стратосферника «Санкт-Петербург — Сиэтл», 26 июня 2013 года, среда

— Лёша, ты только не обижайся, ладно? — просительно начала Леночка. — Но почему твои родители в Сиэтле живут и работают? Ты же сам говорил, что твой род России всё время служил?

— Служил! И служит! — улыбнулся Алексей, повернувшись к невесте не только лицом, но и корпусом. — Но ты неверно процитировала. Я говорил «даже за границей России служили»!

— Пусть так! Но почему за границей? Чем в России было бы хуже?

— Не хуже, разумеется. Но еще после того «состязания с Эдисоном», помнишь ведь? Так вот, в результате спора у предка оказался солидный пакет акций «Дженерал электрик» и компании «Вестингауз».

— Той, что всякой ядерной энергетикой занимается?

— Ага, но не только ей. Они и турбины всякие делают, да и много чего еще. Так вот, предок лучше других понимал, что акции эти в цене только расти будут, так что продавать не стал. Но и управлять ими ему просто некогда было. Вот он и вложил эти акции и другие активы, оказавшиеся у него, в специальный фонд, который занимался научными исследованиями и всяким прочим. В результате он смог привлекать для решения своих задач американских ученых и инженеров, не готовых ехать в Россию.

— Но зачем, опять же? Что, у нас своих умников мало, что ли?! — патриотически взвилась девушка.

— Тогда было меньше! — мягко ответил Алексей. — Да и сейчас, сколько бы их ни было на Родине, дополнительные не мешают. Ты правильно говорила, даже мой дед большую часть научных открытий в Америке совершил. А как иначе? Фонд сам по себе не работает, за ним пригляд нужен! И пригляд не просто управленцев, а ученых, понимающих в том, как управлять, какие конечные цели ставятся и какой будет польза от исследований. И потому, как только замаячит что-то сугубо полезное, изюминка какая-нибудь, мы результат на Родину тащим. Чтобы основные доходы там были!

— А так разве честно? — надула губки девушка.

— Честно! — убежденно ответил ей жених. — Честно, потому что и остальные страны играют в ту же игру. И по тем же правилам.

И поцеловал Леночку, усиливая свой тезис.

Тут у девушки мысли, похоже, перескочили к цели их полёта и она поинтересовалась:

— А твои родители тоже Космосом занимаются? Или химией, как Американец?

— Нет, у нас никого не заставляют семейным делом заниматься. Любой путь открыт, только дурака не валяй. Вот дядя, который и женился на той самой «строгой тёте Мэри», в экономику пошел. Правда, в экономику, связанную с Космосом. Создал модель межпланетной торговли и инвестиций. Этим, похоже, он Мэри Морган и пленил. Их семья еще со времен Генри Моргана питали слабость к умникам, знающим, как зарабатываются деньги.

Тут он неожиданно для невесты громко рассмеялся и пояснил:

— Да, их семейка всегда таких умников норовила к своей выгоде использовать. Но и Воронцовы не лыком шиты!

И улыбнулся, вспоминая прочитанные ночью откровения предка.


Санкт-Петербург, 6 февраля (18 февраля) 1899 года, суббота

«Этот Воронцов снова принес мне удачу» — ликовал про себя Ник Картер. И тут же мысленно добавил: «Правда, мало кто согласился бы с этим, посмотрев, чем я сейчас занимаюсь!»

— Ну что за свинство! — выругался он уже вслух, — Как можно выбрасывать яблочные огрызки в корзину для бумаг!

И он тщательно очистил листок от остатков плода, а затем расправил его, сверил почерк с образцами и отложил в одну из лежавших перед ним стопок.

Казалось, совсем недавно он сопроводил на борт парохода, отправлявшегося в Стокгольм, команду Генри Хамбла, вместе с их заросшими густой шерстью упряжными собаками, нартами и прочим грузом. Да, они все спешили — и он, и погонщики, получившие контракт, так что в порт отправились прямо с вокзала.

Если они не задержатся, гонорар Ника вместе с премией за скорость будет около полутора тысяч долларов. Приятная сумма! Обычно за нее приходилось месяца четыре вкалывать, а то и полгода. А тут — всего лишь за прогулку через континент и обратно.

Так он и тешил себя мыслями о том, на что пустит неожиданный куш, пока не добрался до своей квартирки. А там, едва он успел съесть обед под негромкое и даже немного уютное ворчание жены, что его вечно не бывает дома, объявился посыльный от Фреда Моргана. Разумеется, в прежние времена Ник не стал бы иметь дело с клиентом, чуть не подставившим его под пули. Но теперь дело другое! Слава «самого молодого миллионера Америки» была громкой, гонорары светили большие, а потому Картер лишь наскоро поцеловал жену и сына, и убежал на зов.

Еще через час он с пятью тысячами долларов задатка в кармане метался по городу, подыскивая себе напарника, который хорошо говорил бы по-русски, но при этом не любил бы ни Россию, ни самих русских. Увы, учить язык той страны ему было некогда. А потом улаживал дела, успокаивал жену, убеждая, что вернется буквально через пару месяцев, но с кучей деньжищ, и договаривался с родителями, чтобы они не забывали навещать невестку и внука, покупал билеты на пароход до Гамбурга на себя и новоиспеченного напарника-литовца…

Как же ему не метаться, если этот сукин сын Морган обещал не только покрыть расходы, но и выплатить премию в десять тысяч, если он, Картер, сумеет узнать, «что такое необычное задумал Воронцов в области химии или электричества»?

А с такой суммой в кармане, господа, можно реальное агентство создать, а не из себя одного! Только вот надо поспешать. В итоге в столицу России он прибыл всего на два дня позднее команды Генри Хамбла. И немедленно бросился в город.

Всего за три дня слежки за Воронцовым и его невестой он уже успел убедиться, что чаще всего они бывают в конторе на улице со смешным названием Fontanka. Контора эта была совсем рядом от доходного дома, принадлежавшего Ухтомским. И именно там располагался узел управления «империей Воронцова и Ухтомских».

Разумеется, сам Воронцов и Ухтомская появлялись там только, чтобы выслушать отчеты и отдать распоряжения. А выполняла их целая дюжина секретарей, под управлением молодой, но невероятно энергичной Софьи Карловны Рабинович. Насколько успел понять Ник, называть её «Софочкой» позволялось только Воронцову и Ухтомской. Для всех прочих она была только «Софьей Карловной» или «госпожой Рабинович».

Убедившись в этом, Ник разработал план. И еще через пару дней неподалеку от офиса, где правила Софья Карловна, открылся пункт приема макулатуры. Хозяином и основным приемщиком для всех был тот самый литовец, напарник Картера. Но сам Ник тоже целыми днями пропадал там. И стоило появиться уборщику из этого офиса, он непременно подхватывал принесенные бумаги и откладывал их в отдельную стопку.

Ник так и не смог понять, почему его простые решения многим кажутся гениальными. Разумеется, большинство писем сначала пишется на черновике. Потом правится, отдается начальству на согласование, а потом снова правится. И так много раз, прежде, чем оно будет переписано набело и уйдет адресату.

Так что он просто отбирал из стопок письма, написанные почерком кого-нибудь из подчиненных Софьи. А дальше литовец переводил их с русского на английский. Письма, написанные на английском, а их тоже было немало, Ник анализировал сам. Ну а с французского и немецкого переводил, пользуясь словарями.

Муторно? Не без этого! И муторно, и грязно. Но зато уже сегодня он может уверенно заявить, что «странность» найдена. Этот Воронцов зачем-то скупает какой-то там «ниобий-танталовый концентрат» всюду, куда только может дотянуться. Так что… Пора подумать о возвращении. А литовца можно оставить здесь. Пусть продолжает скупать макулатуру. Ну и перепродавать её на бумажную фабрику, так и денег заработает немного, и подозрений не вызовет.

Придется Нику по-быстрому научить своего подручного выбирать из кучи черновики, написанные нужными почерками, и придумать каналы для пересылки отобранных черновиков в Нью-Йорк. Анализ-то можно и там проводить!

Сыщик улыбнулся. Да, еще несколько дней и он сможет тронуться домой, к семье!


Неподалёку от Повенца, 13 февраля (25 февраля) 1899 года, суббота

— Остерегись! — закричал Артёмка, стараясь, чтобы вышло басом. Увы, но до дьякона Иоанна Фортунатова ему было далеко. Трудно басить, когда тебе всего двенадцатый год и ребра выпирают.

Впрочем, басу фортунатовскому все в Повенце завидовали. Мощный голос! И даже паломники, что шли к Соловкам, похвально об его пении отзывались. А ведь там разные господа бывали, и из Москвы, и даже из самой столицы! Так и говаривали, «шаляпинский бас», Артёмка сам слышал. Не слишком понятно, но зато приятно, что повенчане не лыком шиты, смогли столичных удивить!

Впрочем, с тех пор, как прошлым летом Артёмка закончил четвертый год обучения в церковно-приходской школе Повенца, бас дьякона и он слышал только на воскресных службах. А так работу искал, для прокорма. А какая сироте горемычному работа? Лес летом не валят, на огород не допустят, в их местах огородничество большого умения требует, даже картошка с капустой не растут. Ни к одной рыболовной артели прибиться отроку тоже не удалось. А кормить задаром тётка Матрена не собиралась. Хватит, мол, пока учился, содержали! И что ему оставалось? Или с голоду помирать, или грибы с ягодами собирать да с берега рыбалить.

Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло»! У группы паломников слуга в бане угорел. Вот и свезло ему, Артёмке, наняться на всё лето. Впрочем, наняться — громко сказано. От зари до зари он или шагал вместе со всеми, или по хозяйству хлопотал. И все — за кормежку и одежку с чужого плеча. Правда, не сказать худого, отъелся. Известное дело, когда ты при кухне, голодным не останешься.

Зато с деньгами пожадничали, только три рубля и выдали ему за те три месяца. По рублю за месяц службы получается. Скудно вышло, так что за осень он снова отощал, рёбра выпирали, как у шкелета какого.

Да и зима не сильно лучше начиналась. В конце ноября удалось Артёмке возницей на лесоповал пристроиться, бревна таскать. Так в первую же неделю лихоманку подцепил. И ведь что обидно — все вокруг веселы и здоровы, а его трясёт, и то в жар бросает, то в холод. Только к Рождеству и отпустила хворь проклятая. К православному Рождеству, само собой, он же не католик какой! Под Новый год начал бродить по избе, во двор выходить. В феврале можно было бы и о работе подумать, да только место его давно занято.

И тут свезло, так свезло! Попервоначалу вербовщики приехали. Сразу после наступления нового года. И не откуда-нибудь, а из самого Петрозаводска! Повенец хоть и столица уезда, но Петрозаводск покрупнее будет, там сам губернатор живет[32]! И эти, петрозаводские, народ на стройку звали. Нет, плотником или там лесорубом ему стать не по возрасту. Да и норму землекопа не выполнить. А вот возницей записался. Одно смущало, не обманут ли приезжие. Больно уж большие деньги обещали. Слыхано ли дело — отроку за день работы по девяносто копеек. Плюс корм для лошади, ну и его в рабочие дни кормить обещали. Но деваться-то некуда. Даже если и обманут, то кормить будут, да и заплатят хоть что-нибудь.

Но не прошло и недели, как большой сход собрали. Барин из самой столицы приехал, Ухтомский Дмитрий Михайлович. Ва-а-ажный! Приезжие сказывали, что сам губернатор ему руку первым протягивает. И говорил этот барин, что царь подписал бумагу, и теперь из Повенца до Белого моря канал будут строить. И сам Великий князь Александр Михайлович Романов, двоюродный дядя царя, назначен шефом этой стройки. Только Великий князь прибыть не мог, занят пока, вот и прислал его, потомка князей Ухтомских. Но летом и этот вельможа обещал по всей трассе будущего канала проехаться, с народом пообщаться. А может, и жену возьмёт, а она императору вообще родная сестра!

У Артёмки, помнится, при этих словах аж голова закружилась!

Много тогда барин столичный интересного рассказал. Подсчитывал, сколько грузов через канал пойдет, сулил, что повенчане на обслуживании судов и барж большие деньги заработают. И что-то там про «лектричество», от которого свет ярче, чем от керосинки. Ну и жалованьем пообещал не обидеть. А заодно просил, чтобы народ повенчанский с пониманием к приезжим отнесся. Работы много, на всех хватит, говорил он. Так что придут сюда люди и из Пудожи, и из самого Петрозаводска, и из Кондопоги, и из других мест.

Не обманул барин! Деньги выплачивали аккуратно, кажную субботу он, Артёмка, возвращался в Повенец, получал в кассе положенное жалованье, и лишь потом, передав деньги тётке Матрене, шел в баню.

Бум! — глухо вздрогнула под ногами мерзлая земля, а мгновением позже донеслось и отдаленное «ба-бах»!

— Это саперы! — неизвестно зачем пояснил пареньку повар. Даже обидно! Будто тот и сам не знал.

Он, между прочим, тут больше всех знает! Это повар на месте сидит, а он, Артёмка, по всей стройке колесит. Ему, как первому, записавшемуся в возницы, самые справные сани достались. И конь самый мощный. Вот он и попал «в распоряжение штаба участка строительства». То дрова на кухню везет, то продукты из Повенца сюда, к «участку водораздельного канала» возит. Да и мало ли что еще. Однажды даже взрывчатку сапёрам подвозил, «пироксилин в шашках», вот! Ему тогда за смелость рубль премии дали. А в чем смелость-то? Он ведь приметил, что старенький сапер беззаботно дремал прямо на ящиках с этими шашками. Значит, сами по себе не взорвутся, тут понимать надо!

Так что Артёмка, когда ему премию вручали, только кивнул важно да сказал, что при такой премии готов ентот самый пироксилин хучь по два раза в день возить. Взрослые тогда посмеялись, но самый важный, профессор Тимонов, обещал припомнить и позвать в следующий раз. Да пока этого раза не видать. Вернее нет, взрывчатку-то привозили, но не он. Иностранцы. Чудные такие! На собаках ездят.

В первый-то раз, американцы пироксилин из самой столицы привезли. Саперов тогда на стройке еще не было, вот они сгрузили ящики на заимке, что на отшибе стояла. Так что, когда саперы прибыли, пришлось искать, кто до места привезет. А потом американцы взрывчатку от села Сорока возили. Туда-то, до деревни, он слышал, с санными обозами доставляли, по наезженной дороге. А вот оттуда сюда — все двести вёрст на собаках. Но американцы эти шустрые, за два дня из конца в конец пролетали. Быстрые они.

А ещё сказывали, они тому Воронцову, который на стройку деньги даёт, лучшие друзья. Потому он их, дескать, из Америки выписал, и даже специально за ними в тую Америку ездил.

Народ много об этом спорил, и так думали, и эдак. Сенька-Каланча рвал на груди рубаху и орал, что не может такого быть, Воронцов тот миллионщик, ему с простыми работягами дружить не с руки. А вот он, Тёмка, верил, что так оно и есть. Ведь если б Воронцову простые возчики годились, он бы мужиков с санями нанял.

Жаль всё-таки, что ему больше ентот пироксилин возить не поручают. Так-то его много надо, тут больше восьми вёрст[33] нового русла для канала прокладывать надо. А грунт смёрзшийся, он будто камень стал. Отогревать его кострами долго, да и толку чуть — на половину аршина всего копнёшь, а дальше — скала. Так что в земле только узенькие ямы пробивают, а потом сапёры пироксилин туда закладывают и — бум — готова яма! Толково придумано! Мужикам остается только подчистить немного, да камни с землей подальше оттащить.

И это хорошо, потому что по плану тут к осени должно три плотины стоять. Регулирующая какая-то и две при шлюзах. Вода на сажень поднимется, затопит тут все, поэтому в основном мужики пока лес валят в тех местах, что под затопление пойдут. Чтобы добро не пропало! На строительство канала леса много уйдет, так что по месту его и употребят. Работы — просто уймища невероятная! Но начальство обещает, что как навигация начнется, сюда куда больше народу привезут. И лесопилки поставят, где не руками, а машинами лес пилить станут. Чудно всё же!

А еще говорят, по весне тут какую-то особую железную дорогу проведут, по которой грузов страсть как много можно перетаскать. Он, Артёмка, записался. Только вот, его проверили, и сказали, что знания подтянуть надо, а то он науку, какую за четыре класса прошел, не шибко хорошо усвоил. Вот и приходится по воскресеньям вместо отдыха арифметику подтягивать. Да еще и платить за это. И радоваться, что учитель нашелся. Им-то ее всего по пять часов в неделю давали, да и то — только два последних года.


Неподалеку от Балтимора, 28 марта 1899 года, вторник

— Свежие новости, свежие новости! — надрывался мальчишка-газетчик, — Русский изобретатель превзошел Эдисона! «Лампы Воронцова» в семь раз эффективнее угольных ламп! Покупайте газеты!

Разумеется, Фред Морган тут же распорядился остановить электромобиль и купил газету. А затем тут же, на месте жадно проглотил заметку! И плевать, что он обещал вернуться домой и позавтракать с Мэри и малышом. Не до этого сейчас! Подождут лишние десять минут, ничего с ними не случится.

Подробностей там было мало, чувствовалось, что издательство спешило первым сообщить читателям новость недели. Хотя, что там недели? Это может стать и новостью месяца! Разумеется, не из-за русского. Американских читателей должно было впечатлить поражение знаменитого Эдисона. Он ведь уже даже в присказки и поговорки вошел. И тут такой конфуз.

Но ему, Фреду важно было другое, то, что он обнаружил лишь в самом конце заметки. Там сообщалось, что высокая яркость «ламп Воронцова» обеспечивается тем, что нить у них сделана из редкого металла тантала. Есть! Он выиграл! Теперь совет директоров треста, назначенный на следующий понедельник, уже совершенно точно выберет Председателем именно его. Проявленное им, Морганом, чутьё — оно в их глазах будет того стоить! А обнаглевший тесть может проваливать, куда захочет. Теперь настало время Фреду управлять всем бизнесом!

А ведь как он мучился последние недели! Тогда, ровно три недели назад, он встретил этого Картера прямо в порту. Выслушал отчет устно, прямо в порту, подумал немного и выписал чек на пять тысяч прямо на месте, пообещав выплатить остаток сразу после получения письменного отчета. Одобрил решение Ника продолжать наблюдение, пообещал покрывать и эти расходы, но после этого немедленно распрощался с сыщиком.

И тут же бросился добывать подробности про этот самый ниобий-танталовый концентрат, у кого он есть, сколько стоит…

Но еще через неделю, получив от Картера сведения, что Воронцов скупает весь концентрат, до которого дотянется, а также разделенные соединения ниобия и тантала, он махнул рукой и распорядился о том же самом. Так что теперь он был единоличным собственником примерно двух сотен фунтов этого самого концентрата. По всему американскому континенту, что по северной его части, что по южной, свободным осталось не более полуфунта. И эксперты уверяли его, что в Европе концентрат этот есть только в Швеции, причем запасы его оценивались не более, чем в полторы сотни фунтов. То есть, они с Воронцовым на пару теперь владеют большей частью этого чертового концентрата.

Всё это время смущало его другое. За всю эту чертовщину с редкими металлами он выложил около семи тысяч долларов. И это несмотря на срочность и секретность скупки, и прочие переплаты, вызванные тем, что кое-где он платил за чистые препараты, а не за концентрат.

Зато теперь ему все ясно! Лампочки!! Тончайшая, почти невесомая нить позволит сделать лампочку стоимостью в десяток-другой центов. Похоже, этот самый «концентрат» скоро будет стоить дороже золота! Так что он, Фред, очень неплохо наживет на этом. И ведь про такое ему уже доводилось слышать. Еще век назад от платины все плевались, считали бросовым металлом, а потом она вдруг быстро стала цениться дороже золота. А теперь тот же путь предстоит и танталу.

Чёрт, какой же он идиот! Лопух! Сидит тут и пускает слюни, радуясь своей удаче… А надо срочно скупать акции рудников. У него, Фреда, у единственного в стране на данный момент есть и деньги, и знание о ценности ниобий-танталового концентрата, и список рудников Америки, из руд которых этот концентрат получают. И запасы на рудниках запасы куда больше того, что есть у него! Но это пока. Уже через несколько часов «биржевые акулы» дойдут до той же мысли. И акции этих рудников попрут вверх. Но он, Фред Морган и тут будет первым! Нет ничего лучше, чем играть на бирже, когда ты точно знаешь, куда двинется рынок! В такие моменты и делаются настоящие состояния!

— В контору! Срочно! — прокричал он водителю. Жене с сыном сегодня придется обойтись без его компании не только на завтрак, но и к ланчу.


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…В том, что история с «вызовом Эдисону» — чистой воды недоразумение, я рискнул признаться только Натали. Да и то — только после свадьбы. Для остальных же я «держал морду кирпичом», изображая, что так все и было задумано, и что у меня всё по плану.

Признаюсь, как на духу, решение проблемы пришло мне в голову на обратном пути из паломничества. Такое вот маленькое личное чудо. Покаялся — и пришло красивое решение проблемы. Но чудо это было внутреннее, убедительное только для того, с кем оно произошло.

Идея была проста, как апельсин в разрезе. Что мне требуется? Правильно, превзойти Эдисона! А какое достижение у него главное? Тоже известно. «Лампочка Эдисона». Она же обыкновенная лампа накаливания. С привычным патроном, цоколем, стеклянной колбой и вольфрамовой нитью накаливания. Так?

А вот и не так! Лампа Эдисона продавалась тут уже почти два десятка лет. А вольфрамовую нить, я точно знал, начнут ставить в лампочки лишь лет через десять. Хотя мысль очевидная. Физика утверждает, что эффективность лампочки тем выше, чем выше температура спирали. А вольфрам — самый тугоплавкий металл. Так почему не делают?

Тем более что, как выяснилось, Александр Лодыгин, русский ученый-электротехник, еще четверть века назад запатентовал использование в электрических лампах нитей накаливания из вольфрама, тантала и платины. Кстати, патенты были получены не только в России, но во всех странах Европы и даже в некоторых экзотических местах, вроде Австралии. Разумеется, я немедленно озаботился выкупом патента у наследников Лодыгина.

Но в чем же дело? Почему же используют не тугоплавкие металлы, а углеродные нити? Пришлось разбираться.

Оказалось, что все довольно просто. Электрическая мощность лампы прямо пропорциональна и силе тока, и напряжению. То есть мы можем получить одну и ту же мощность, подавая напряжение низкое, как у батарейки и сильный ток, а можем подать высокое напряжение и слабый ток. Мощность будет одинаковой. Но чем сильнее ток, тем выше потери в подводящих проводах, и тем больше металла потребуется на эти провода. То есть, электрические сети высокого напряжения более рентабельны, чем сети низкого напряжения. Поэтому в САСШ сейчас используют напряжение 110 Вольт, а в России — 127 Вольт.

Но с другой стороны, чем выше напряжение, тем более тонкую и длинную нить накаливания нужно применять. Кстати, Лодыгин это прекрасно понимал, и предложил свивать нити накаливания в спираль.

Вот только вольфрам — очень хрупкий и твердый металл. И нынешние металлурги понятия не имели, как тянуть из него нити. Да и из платины, судя по всему, пока не получалось.

В итоге, мне оставался только тантал. В любимой мной с детства «Энциклопедии юного химика» рассказывалось, что танталовые нити могут быть очень тонкими и прочными, их даже применяют в хирургии. Эврика! Нужно получить нити из тантала!

Вот только металлург Байков, к которому я обратился, меня расстроил. Металлурги на рубеже веков считали, что тантал тоже хрупок и совершенно не тянется. Об этом даже в справочниках говорилось. Поэтому с танталовыми нитями накаливания пока тоже никто не экспериментировал[34].

Целый день после такой новости я проходил, исполненный скорби, а потом меня осенило. Байков-то и полученную мной сталь с высоким содержанием хрома и никеля тоже считал почти чудом. Не получались такие стали до меня ни у кого. А все дело в том, что хром они восстанавливали углеродом. А я — алюминием. Вот нужная мне сталь и получилась. Что, если и с танталом такое попробовать? Мы попробовали и — ура! Тантал вышел пластичным и тянущимся, как надо. Более того, Байков сумел получить из тантала спирали накаливания втрое меньшего диаметра, чем было нужно для ламп этого напряжения.

И тут меня осенило! В конце концов, я химик или кто? В общем, я приостановил на время презентацию «лампы Воронцова» и, захватив запас оборудования и реактивов, ломанулся поездом до Обозерской, а затем на собаках на свой заводик.

Пора было поставить задачу Горобцам. Ребята оказались переимчивые, но главное — жутко преданные лично мне. Так что, если кому и поручить эту серию экспериментов, то только им, ну а заодно и стройку осмотрю.

Семецкий, узнав, куда я собрался, тут же упрекнул меня в легкомыслии, и взялся сопровождать. Причем не один, а с пятёркой подобранных им ветеранов.

На самом заводике я пробыл только три дня. Даже не столько объясняя задачу Горобцам, сколько «разгребая завалы», неизбежные, если владелец долго не посещает предприятие. А потом мы погнали на собаках вдоль будущей трассы канала. Еще на половину дня задержались в Повенце, и двинулись дальше, через Петрозаводск до самого Питера.

Попробуйте представить всю степень охренения и наших, и американцев, когда на первой же дневной стоянке Генри Хамбл сначала потребовал от меня, «показать, во что я превратился без занятий с ним». А после довольно приличных, в целом, результатов и из нагана, и из винчестера, и даже из винтовки Маузера, вдруг мрачно заявил, что так он и думал, что я совершенно разучился стрелять, а затем и изругал меня вдрызг, и лишь напоследок пообещал, что «займётся мной, пока мы вместе».

Думаю, вы поймёте, почему я в ответ лишь крепко обнял его…»


Санкт-Петербург, 16 марта (28 марта) 1899 года, вторник

— Нет, нет и еще раз нет! Вы с ума сошли! Пулемёты для охраны стройки я покупать не буду, и не надейтесь!

— Понимаю, дорого! — не слишком даже и старательно изобразил скорбь Семецкий.

— Юра, да вы совсем обнаглели! Причём тут деньги-то? Нашел бы я эти десять тысяч. Я на стройку уже миллионы потратил, а она еще только началась. А тут десять тысяч какие-то… Хотя и свинство это, старые и раздолбанные «максимы» продавать по цене новых.

— И патроны еще!

— Да будет вам! Эти «максимы» старые, под патрон к берданке, сорок рублей за тысячу. А вы ж не воевать собираетесь, надеюсь? Так что по две с половиной тысячи на ствол, за все про все четыреста рублей. Вообще ни о чём!

— Так значит, покупаем? — изобразил радость поручик. — Так я мигом! Договорено уже все! И расчёты я уже подобрал. Вот только письмо у Великого князя подпишем, денежку переведем, к концу недели все четыре пулемета можно будет на стройку отправлять.

— Ну, зачем, зачем нам пулеметы на стройке? Вы б еще гаубицу предложили купить! Или крейсер!

— Гаубица нам ни к чему. А вот от пулемета толк будет! Помните, что нам в Надвоицах рассказали?

Ещё бы мне не помнить! Разумеется, тёзка имел в виду не памятный мне из будущего поселок Надвоицы, в котором стоял алюминиевый комбинат, а деревеньку, расположенную неподалеку. Мы остановились там на обед, а заодно, как всегда, Генри погонял меня, тренируя в стрельбе. В тот раз стреляли из винтовки Маузера образца 1998 года. Мишени были разные, и расстояния тоже менялись от пятидесяти до двухсот метров примерно. И вот когда я отстрелялся, кто-то из зрителей и бросил: «Волочевых» тоже так-то из винтовок стрелять натаскивают!

Разумеется, мы с Семецким ухватились за эту фразу и стали разматывать клубок. Оказалось, что примерно месяц назад кто-то снабдил ватаги, обитающие на четырех волоках, новенькими винтовками Бердана № 2. К ним так же добавили приличный запас патронов, так что нынче «сволочи с волока», как называют их местные, регулярно упражнялись в стрельбе. А дальше — больше. Выяснилось, что кто-то понимающий подсказал им, как поставить древесно-земляные укрепления на волоках. Нет, «волочевые» есть «волочевые», где-то они недопоняли, где-то поленились лес валить да землицу перекидывать, но в целом укрепились они прилично. Так что я внял Семецкому, и усилил нашу охрану верховыми разъездами, а также начал тянуть от Петрозаводска до Белого моря линию телеграфа. Про важность оперативной связи я понял сразу. Также я совершенно не препятствовал ему закупить полторы тысячи берданок с патронами к ним. Опять же, вооружить строителей, чтобы отбиться от нападения могли, это я понимал. Я даже согласился создать отряд эдаких «егерей» из специально нанятых молодых людей, которые будут использоваться для разведки и действий в тайге. Нет, милитаризма не хотелось, но я все понимал. Но пулеметы-то зачем?!

— Мы их на баржи поставим. И на поезда. Там экипажи малочисленные. Если отряд нападет — не отбиться. А вот с «максимом» — иной коленкор. С ним пара человек может по скорости стрельбы с парой десятков сравниться. Да к тому же стрелять они будут из-за большого щита. То есть, если надо будет, и полусотне отпор дадут. Так что мы так весь транспорт прикроем.

— Что?! Весь транспорт! Ау, тёзка, ты считать разучился?! «Максимов» у тебя четыре будет, а поездов и барж — несколько десятков! — от шока я не только заорал на него, но и перешел на «ты».

— А ты дослушай сперва! — в том же тоне ответил мне Семецкий. — Мы на весь транспорт деревянные муляжи поставим, да брезентом прикроем. А четыре настоящих «максима» менять местами будем. И время от времени станем показывать местным, что эти машинки могут. Ручаюсь, они не сразу поймут, что пулеметов у нас немного. Но даже когда догадаются, проверять, где макет, а где настоящий могут и не решиться, верно? Так что нападений намного меньше будет, чем без пулеметов, так?

— Согласен! — без колебаний ответил я. — Одобряю. Покупай свои «максимы». И «винчестеров» тоже прикупи. Все же пятнадцать патронов — тоже немало. Если «волочевые» просекут нашу фальшивку, то наши смогут из этих скорострелок отбиваться. Можно штуки по четыре-пять на каждый борт поставить. Они недорогие, так что… И это, извини, что я наорал, не разобравшись. Мир?

И я протянул ладонь, которую Семецкий без колебаний пожал. Извинения были приняты. Отныне мы были «на ты».

Тут нас прервали стуком в дверь.

— Юрий Анатольевич, разрешите? Срочные новости!

— Разумеется, Кирилл Бенедиктович! Входите, мы закончили уже, — пригласил я Артузова. Надо сказать, свою дельность он показал очень быстро. Когда мы с Семецким вернулись из своего «турне по трассе», бывший сыщик достаточно буднично доложил, что «им выявлен иностранный шпион». И объяснил, каким именно образом к некоему литовцу утекали секреты моей начинающейся корпорации. А затем изложил «за» и «против» немедленного пресечения данной утечки. Похоже, он сам склонялся к «поиграть со шпионом», а то и «дезу» слить. Но меня интересовало совсем другое. Поэтому я первым делом уточнил, известно ли, к кому утекала информация. «Данный господин прибыл в страну вместе с неким Ником Картером, на это же имя в Нью-Йорк отправляются раз в неделю добытые материалы!» — невозмутимо сообщил нам Артузов.

При этом имени я облегченно рассмеялся. Знал я, кто мог нанять этого ловкого сыщика, чтобы следить за мной. Морган либо Мэйсоны. Причем, скорее всего, Фред Морган. Ему уже привычно пытаться на моем горбу в рай въехать. «Нет, он мне не конкурент! Просто не поймет, что я тут замышляю!» — подумал я с улыбкой.

Но на всякий случай я шифрованной телеграммой запросил своих партнеров в САСШ, чем там занимаются Фред Морган и его тесть. А вот получив ответ, я просто взоржал. Фред-то, оказывается, Элайю Мэйсона с Председательского поста уже почти спихнул.

Но главный прикол был в том, что Морган по всей Америке ниобий-танталовый концентрат скупал. Почему прикол? Да потому что для моих целей годится только тантал. А его в американском концентрате не больше семи процентов. А среднее содержание — вообще два процента. Ниобий же для моих целей не годился вовсе! Я потому, собственно, с американским континентом и не связывался.

Ну и как тут было не ржать? Фред старался, следил, потом концентрат этот скупал. Денег потратил прилично, небось, да и личного времени тоже. Возможно, и союзникам из Совета директоров по секрету похвастался. А даже если и нет, то информация все равно утекала. Я же вот собрал ее, причем не особо напрягаясь.

Так что, когда станет ясно, что для ламп нужен именно тантал, которого у него почти что и нет, позор будет немалый. А выяснится это уже скоро. Вчера я провел презентацию «ламп Воронцова», причем пригласив на нее не только ученых, но и видных репортеров. А содержание тантала в американском концентрате — вовсе не секрет. В общем, Фред сам приготовил себе большой позор.

— Новости из САСШ! — будто в продолжение моих мыслей сказал Артузов. — Час назад Фред Морган начал играть на повышение акций рудников, дающих этот ваш концентрат. Причем играет не только на все свободные деньги, он еще и кредиты взял у брокеров.

— И большое «плечо»? — всё еще сдерживаясь, поинтересовался я.

— Точно мы не знаем, но оценивается, как «один к четырем». Акции прут вверх, так что к вечеру мистер Морган может утроить свое состояние.

Тут я снова начал безудержно ржать.

— Что тебя так развеселило, милый? — поинтересовалась Натали, пришедшая на звуки моего веселья. Я, как мог, объяснил причины. Нет, ну надо же! Тут и мстить не надо! Фред сам упорно движется к банкротству. Вряд ли сегодня, но вот к завтрашнему дню до брокеров дойдет, акции обвалятся, и у Фреда останутся одни долги. А там тесть вернет себе власть. И припомнит все унижения.

Чёрт, внезапно я даже ощутил жалость к этому мерзавцу.

— Ты не о том думаешь, дорогой! — упрекнула меня невеста. — Важно не то, что мистер Морган ошибся. И не то, что будут отомщены причиненные тебе обиды.

— А что важно?

Честно говоря, я был сбит с толку её реакцией. И от этого вопрос мой, похоже, прозвучал немного взвинчено.

— Важно то, что он просчитал реакцию рынка акций на новость. И попытался на этом заработать! — тут она сделала паузу, но видя, что до меня всё равно не доходит, продолжила:

— А вот мы…

— Чёрт! — взревел я, когда до меня, наконец, дошло. — Прости, Натали! Не мы, не мы, милая, были тупицами, а я. Остальные-то были не в курсе. А вот я… Это я, а не Морган, должен был сегодня зарабатывать на росте рынка. А потом — еще и на падении рынка. И не только в Штатах, я мог и на британской бирже заработать, если бы спохватился вовремя. Там-то акции шведских рудников вполне себе котируются. А в их концентрате тантала на порядок больше.

Натали подошла ближе и успокаивающе положила руку мне на грудь.

— Во-первых, все же мы. Я обязана была тебя расспросить, узнать в подробностях, в чем там фокус с этим самым танталом. Это ведь я хочу быть менеджером, а не ты, верно? Но — упустила. А во-вторых, — продолжила она, слегка повысив голос и не давая мне ее перебить. — Ты недооцениваешь мистера Моргана. Я смотрела биржевые котировки Британии. И там роста акций рудников, дающий нужный нам концентрат, не было. То есть, это он, скупая концентрат по всей Америке, ускорил реакцию их биржи.

Я поморщился. Ну не любил я Моргана. А уж то, что моя Натали настолько ценила его мнимые таланты руководителя, что во всем искала оправданий, не нравилось мне еще больше.

— Ты напрасно морщишься, любимый! — подластилась она, — Ты пойми, людей, способных быть и хорошими руководителями, и толковыми инженерами не так уж и много. Вернее, их очень мало. Вот Шухов, например. Ты же сам говоришь, что он — умница, каких мало, верно? Но вот контракты заключать, деньги искать, плату выбивать — это все он своему «другу Саше» оставил. Понимает, что Бари справится лучше. Вот и мистер Морган не стал сам ничего изобретать, но нанял лучшего специалиста. И специалист, заметь, легко и непринужденно узнал для него твои секреты.

— Это называется «разделение труда». Очень повышает эффективность!

— Да! Так что и тебе нужно учиться доверять своему специалисту! — тут она мило улыбнулась и показала на себя.

В ответ улыбнулся не только я, но и «прикидывавшиеся ветошью» Семецкий с Артузовым…

— Ладно, твоя взяла! И что же посоветует мой специалист?


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…План, предложенный Натали отличался эдакой византийской утончённостью. Но я до сих пор жалею, что не мог видеть реакции Фреда Моргана, когда на заре к нему ворвался «дядя Билл», потрясая телеграммой.

А уж текст телеграммы должен был Моргана совсем добить. «ФРЕД ВЫ ОШИБЛИСЬ ТЧК ПРОВЕРЬТЕ ЗПТ ТАНТАЛА В КОНЦЕНТРАТЕ АМЕРИКАНСКИХ РУДНИКОВ ВСЕГО ДВА ПРОЦЕНТА ТЧК ЖДУ ПРЕМИИ ЗА ПОДСКАЗКУ ТЧК ВАШ ЮРИЙ ВОРОНЦОВ».

Да, спасать Фреда мне не хотелось. Но Натали доказала мне, что содержание телеграммы у Моргана долго утаивать не получится. Как и тот факт, что он начал играть на понижение. И вот тогда акции рудников не только упадут сильнее, но и быстрее, так что мы сможем заработать в течение одной биржевой сессии, на «скальпировании»[35]. А это даст нам на несколько миллионов долларов больше, чем если мы начнем игру, держа все в тайне.

Разумеется, я догадывался, что ей, кроме всего прочего, приятно, что она спасет от разорения самого Фреда Моргана. Но резоны-то верные.

Кроме того, она предложила выждать, когда акции шведских рудников понизятся на британской бирже вслед за котировками американских рудников, а уж затем сыграть и «подрезать». Ведь мы-то понимали, что шведские рудники отрастут снова. Так что и тут мы заработали, хотя всего-то тысяч семьсот. Рублей, а не долларов. Ну не так азартны «островные джентльмены», как американцы. Да и времени на просчёт ситуации у них было больше.

Но вот в чем я себе не отказал, так это в том, чтобы послать телеграмму Элайе Мэйсону. «ПЕРЕДАЙТЕ ФРЕДУ ЗПТ ЧТО ОН ОШИБАЕТСЯ…» было написано в начале, а дальше текст совпадал буквы с телеграммами, отправленными «дяде Биллу» и Фреду Моргану. Просто «дядя Билл» был не таким большим шишкой, как его внук, вот почтальон со срочной телеграммой и сумел прорваться к нему куда раньше.

Да, я все же мстителен. Если обстоятельства не позволяли разорить Фреда, я решил хотя бы помочь обиженному им тестю «пополнить арсенал», и тоже подзаработать, играя на понижение.

Самое смешное, что Натали не стала возражать, а поцеловала меня, сказав, «Милый, ты гений! Если играть на понижение начнем мы втроем, рынок упадет ещё быстрее!»

Недели через три произошло еще кое-что, невероятно меня удивившее. Мне пришла посылка из САСШ. В ней был почти центнер концентрата и записка: «Ваша премия. Надеюсь, оцените по достоинству. Эта покупка обошлась мне в двадцать четыре тысячи долларов. Фред Морган…»»

Глава 9

Село Сороки, 17 апреля (29 апреля) 1899 года, суббота

— Телепень! Шлимазл! Ты меня устал уже!

— Шо ты мне тут начинаешь! Перестань сказать и держи руки при себе! Всё было сделано, как в аптеке!

— Не раздувай щёки, поц![36]

— Я не помешаю?

— Ой!

— Юрий Анатольевич, вы?!

— Нет, дух святой! — передразнил я Степана Горобца. — Телеграмма ж была, что прибываем. А вы чем так увлеклись, что прибытие парохода проспали? Чего не поделили-то?

— Да он!.. — снова вскинулся было Стёпка на брата, но стушевался под моим взглядом и начал объяснять по порядку. Впрочем, по ходу вставлял комментарии и Андрей, младший из трех братьев. Постепенно у меня начала складываться картина.

Телеграмму о нашем прибытии на заводе получили своевременно. И братьям, само собой, сразу сообщили, что наш пароход придет, скорее всего, сегодня. Тут не было ничего удивительного, телеграф сюда протянули еще пару недель назад. А еще через неделю по плану должны были снабдить телеграфной связью последний участок строительства канала. Так что парни знали, что пароход будет сегодня, должны были ждать, но увлеклись, не заметили.

Это впечатляло. ТАК увлечься! Тут же не просто очередной пароходик пришел. Сюда из Петербурга пришел в свою первую экспедицию легендарный ледокол «Ермак»[37]. И не сам пришел, а провел с собой пару пароходов. Чего там только не везли! Машины и оборудование для завода и стройки, экспериментальные котелки системы Кузьминского, оборудование для нефтеперегонного завода. Да еще и три парохода пришло из Архангельска. Вот на них была очень представительная делегация. Губернатор Энгельгардт, Менделеев, сам Павел Дмитриевич, возжелавший посмотреть, как будут работать его котлы, и Шухов, приехавший строить нефтяной терминал и нефтеперерабатывающий завод. Особенно, кстати, ему нравилось, что я включил в контракт постройку установки термического крекинга. После первой пробы, состоявшейся более дюжины лет назад, заказов на такие установки ему больше не поступало.

Кроме того, с нами плыл известный русский электротехник Доливо-Добровольский, которого я буквально выкупил для строительства своих ГЭС у концерна AEG[38]. Обошлось это недешево, прямо скажем, но Михаил Осипович того стоил! Изобретатель трёхфазного трансформатора! Разработчик системы дальней передачи электроэнергии по высоковольтным сетям. Человек, изобретение которого и привело асинхронный электродвигатель к современному виду. Нанятый мною для разработки систем релейной защиты и автоматики Гребеневич Евгений Александрович, как узнал, с кем плывет, прилип к Михаилу Осиповичу намертво.

Ну и, разумеется, Ваш покорный слуга, которого в порту тоже встречали, как не последнюю величину. А до кучи — и два парохода, набитых китайцами. Первый массовый завоз.

Да такого столпотворения здесь отродясь не бывало! А на использование «Ермака» пришлось целую команду собирать. Дело в том, что ледокол, хоть и числился «гражданского назначения», но подчинялся Адмиралтейству. А там даже просьбы Александра Михайловича было маловато. Мне пришлось и Энгельгардта подключать, как инициатора постройки «Ермака», и Менделеева — для общего авторитета. Но одолели мы только тогда, когда к настойчивым просьбам присоединилась еще и Воронцова-Дашкова.

Нет, вы прикиньте, я столько усилий приложил, а эти обормоты даже полюбоваться зрелищем не соизволили!

Они, видите ли, воспылали желанием закончить последние опыты до моего прибытия. Работали допоздна. Потом и с утра. Да вот только… Одна из серий опытов уже третий раз «не получалась». Вернее, её результаты были странными, и «выпадали из ряда». Степану это страшно не нравилось, и он добивался, чтобы Андрей переделал серию и получил, наконец, «красивые» результаты. И винил Андрея в том, что тот просто не уследил, решая задачки во время опытов. Ну, тут он хватил, конечно. Не только Андрей, все парни во время опытов уроки делали. Я им задачу такую поставил — сдать гимназический курс экстерном. А химические опыты — сплошная чехарда! То ты чем-то занят, то просто ждешь. Вот в эти периоды затишья парни и урывали время для домашних заданий.

— Ну-ка, дайте мне ваши «неправильные результаты»! Та-ак! Стёпка!

Старший из Горобцов аж дернулся от такого обращения. Уже пару лет, как я звал его только Степаном, а то и по имени-отчеству. И тут такое! Да за что же?

— Помнишь, парень, мы в Одессе сидели, и ты меня просил химии тебя поучить? По глазам вижу, что помнишь! Так какого… Простите, парни, не сдержался. Степан, запомни крепко-накрепко, что нет в науке ничего интереснее, чем выламывающиеся из общего ряда результаты. Нет, они, конечно, могут быть результатом простой ошибки или неаккуратности. Могут. Но не три раза из трех. Так что хватит ругаться! Сейчас я буду очень занят, а вот вечерком с вашими результатами поработаю. Подумаю, что там такое необычное у вас получалось. Ну а завтра об этом поговорим, договорились?

Оба брата истово закивали.

— Ну, вот и хорошо! А сейчас идите, приводите себя в порядок. У вас через час намечена важная встреча!

— С губернатором? — с легким испугом в голосе спросил Андрей.

— Нет. Я вас представлю Дмитрию Ивановичу Менделееву.

Тут Степан прерывисто всхлипнул и провалился в обморок…

* * *

— Похвально, похвально, молодой человек! Если бы все мои студенты проявляли такое усердие в науках, как вы.

При этих словах Менделеева Степан снова покраснел. А Дмитрий Иванович, словно не видя смущения парня, продолжал разговор.

— И нечего тут стесняться. Не каждый студент химического факультета так хорошо объяснит процессы приготовления аспирина и ацетилцеллюлозы, как вы только что, уж поверьте. Я там преподаю! — и Дмитрий Иванович от души рассмеялся. — А уж про процесс гидролиза целлюлозы — так и вовсе бальзам на душу. Я же сам эту методику и разрабатывал! Уважили старика, право слово, уважили. Ну а в настоящий момент вы какие опыты проводите? Вы же, я так понимаю, прямо из лаборатории ко мне?

Горобец испуганно глянул на меня. Да уж, парню не позавидуешь. Любимый и уважаемый наставник долго и обстоятельно вбивал правило «никогда и никому не рассказывай, чем занимаешься в лаборатории!», а кумир, можно сказать, «воплощение бога на земле» душевно так просит как раз об этом поведать. Тот еще конфликт интересов! Не для простого восемнадцатилетнего парня.

Но я не стал длить его терзания и коротким кивком подтвердил, что Менделееву сейчас ответить не только можно, но и нужно. Про то, что это — только и именно про «сейчас», я Степану позже объясню. Парень он умный, должен понять.

— Мы исследовали транспортные реакции вольфрама! — чётко ответил он. А затем, уже без понуканий, начал объяснять. И про то, почему вольфрамовая нить — лучше остальных для лампы накаливания, и про то, что методами металлургии пока что такую нить получить нельзя. И наконец, про мою идею — напылять вольфрам сверхтонкую танталовую нить химическими методами.

— Опыт, конечно, любопытный! — одобрительно покивал Менделеев, а затем, повернувшись ко мне, уточнил:

— Но есть ли в этом практический смысл?

— Разумеется, есть! — твердо ответил я — В результате, Дмитрий Иванович, у нас получается вольфрамовая нить накала, которая в двенадцать раз эффективнее угольной нити лампы Эдисона и почти вдвое эффективнее танталовой нити.

— Танталовой нити «лампы Воронцова»! — с добродушной иронией уточнил профессор Менделеев. — Но она ведь и дороже обойдется вследствие этой дополнительной операции, нет?

— Еще не считал, но думаю, что вы правы. Экономия от замены тантала менее дорогим вольфрамом составит копейки. Но дело не в этом. Дело в том, что вольфрам более доступен. Танталовые нити сегодня — баловство. Игрушка, которой нельзя решить проблемы с освещением в масштабе всего мира. А вот вольфрама — много! Его на эту задачу хватит!


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Уважительный взгляд, который тогда бросил на меня Дмитрий Иванович, стал для меня ценнее любого ордена. И лишь много позже, набравшись опыта, я понял, что уважение было не столько к химику, решившему трудную задачу, а к поставленной цели. К тому, что я пытался именно не очередную «блестящую игрушку» собрать, не свои амбиции потешить, а решить сложную проблему, причем не для себя самого, а для всего человечества.

Мне же, признаюсь честно, было приятно от того, что я впервые не старые наработки сюда внес, а самостоятельно разработал технологию. С нуля! Никто ведь такого не делал, ни здесь, ни в будущем!![39]

Но главным было даже не это. Уже чуть позже я разобрался-таки с причиной странных результатов, полученных Андреем. Оказалось, там не просто напылялся вольфрам, но и чуть позже начинал уноситься с нити тантал. То есть, мои ребятишки, мои замечательные самородки с одесской Молдаванки, нащупали, пусть и случайно, способ получения чисто вольфрамовой нити. А тантал, хоть и участвовал в процессе, но почти совсем не расходовался!

И вот это открывало просто замечательные перспективы! Теперь я мог не просто отбояриться, якобы превзойдя Эдисона, а по сути — показав фокус, который невозможно широко тиражировать, а добился реального результата, который можно разменять на серьёзные деньги. Упускать такую возможность я не собирался, так что всего через три недели по всему миру газеты запестрели заголовками про «очередную победу Воронцова над Эдисоном».

Впрочем, я не стал почивать на лаврах. У меня была уйма работы по основной специальности. С одним только Шуховым предстояло «привязать по месту» доработку и «посадку по месту» целых пяти установок — термического крекинга, получения искусственного асфальта, пиролиза дихлорэтана и двух котлов, разработанных Кузьминским.

Самого Павла Дмитриевича я планировал аккуратно привлечь к разработке бензопилы. Как я успел убедиться, все «кубики», из которых её собрали, уже были в наличии: цепная пила, шина и двигатель внутреннего сгорания к настоящему моменту уже были известны. Я даже оформил патенты на принцип устройства. Но вот назвать то, что в итоге собрали питерские мастеровые по моему заказу иначе, как «ублюдочным творением», язык не поворачивался. Причем это касалось всех трёх устройств. Вот я их сюда и привез. Думал дать мужикам испытать, а Павел Дмитриевич поглядит. Авось и сообразят вместе, как из «вот этого» получить нечто реально полезное. А там и других изобретателей подключу. Задача-то важная, пусть и мало кто это понимает!

Да, именно так. Бензопила по важности у меня стояла даже выше изобретения лампочки. Потому что лампочка — это «для всего человечества». Оно и подождать могло, не облезло бы. А вот мои проекты без бензопилы могут накрыться медным тазом. Просто нет столько народу в этих местах, чтобы вручную валить объем леса, позволяющий окупить и строительство канала, и электрифицированной железной дороги. А те, кого я сюда сумею затащить, мне для иного надобны! Не лес валить, а ГЭС, заводы и фабрики строить. Ну и города с поселками. А потом работать на этих заводах, проживая в этих городах.

Так что нефиг! Любые деньги потрачу, всех, кого можно, включая и Менделеева, запрягу, но бензопила у меня заработает, как миленькая!

Дойдя до этой мысли, я вспомнил урок, преподанный мне Натали. Что не стоит руководителю «все на себя тянуть». И что надо объяснять, какие вещи я считаю действительно важными и почему. И сделал себе «зарубку на память» — обязательно объяснить ей про важность бензопилы. Можно не сомневаться, потом она ни с меня, ни с Кузьминского с живых не слезет, пока работающего образца не принесем.

А ведь еще Доливо-Добровольского и Гребеневича надо свести с Тимоновым, проектировавшим плотину и гидросооружения ГЭС, и с Тищенко, оставленным мной на энергетическом хозяйстве. И Андрея Горобца освободить от прочих дел, чтобы «наваял» мне побольше вольфрамовых спиралей для презентации новой «лампы Воронцова».

А еще выслушать отчеты о делах на предприятии, прикинуть, где ставить цеха для двух новых производств, а где бараки. Плюс на заре тренировки в стрельбе с Генри Хамблом. И очередные совещания, вызванные переносами сроков.

В общем, голова шла кругом, а часов в сутках явно не хватало. Впрочем, когда оно было иначе-то?..»


Неподалеку от Балтимора, 15 мая 1899 года, понедельник

— Когда планируешь вернуться, дорогой?

Фред, не удержавшись, скривился. Нет, раздражение вызвал не сам вопрос. И даже не тон, которым он был задан. Миссис Морган, как и положено хорошей американской жене и матери, идеально соблюла баланс заботы, печали от долгой разлуки с мужем и смирения с судьбой жены бизнесмена. Подкопаться невозможно. Но вот грыз душу Фреда червячок сомнения. С тех сумасшедших двух дней, когда он увеличил своё состояние в двенадцать раз.

Нет, в первый вечер, когда он вернулся усталый как собака, но страшно довольный, и похвастался жене, что «сделал» сегодня восемь миллионов, ничего такого еще не было. Напротив, Мэри по своей инициативе понятливо смешала ему один за другим три коктейля, помогая сбросить дикое напряжение этого дня. Следующим утром, когда их разбудила странная телеграмма этого сумасшедшего Воронцова, все тоже было, как положено в образцовой семье англосаксонских протестантов. За те четверть часа, пока он просмотрел сертификаты купленных партий концентрата и убедился, что в телеграмме сказана правда, она быстренько на спиртовке сварила ему кофе и завернула с собой пару сэндвичей.

А вот вечером, когда он вернулся, заработав игрой на понижение еще больше, чем накануне, он несколько раз поймал на себе её странные взгляды. А то, что ненавистный тесть тоже играл на понижение, заработав почти столько же, сколько и он, навело на мысли.

«Уж не Мэри ли сообщила отцу?» — гадал он.

Впрочем, уже на следующий день он узнал, что Элайя Мэйсон просто тоже получил телеграмму Воронцова. И это озадачивало ещё больше. Откуда эта забота? Друзьями они никогда не были, так, ровное общение в самом начале знакомства. Потом у Воронцова появились веские основания не любить ни Фреда, ни Мэйсонов. И пусть он заявлял, что «всё забыл», пусть принял компенсацию за обиды. Можно поверить, что он не стремится мстить. Но заботиться-то с чего? Ведь не такой же он дурак, чтобы не понять, что предупреждение поможет нелюбимому им Моргану не только вывернуться из ловушки, но и заработать? Позлорадствовать-то можно было бы и вечером, а не утром. А тут — телеграмму с предупреждением прислал. Да не одну, а целых три!

Зачем? Ну, вот зачем он так поступил?! Вопрос жёг, не позволял ни сосредоточиться на делах, ни радоваться полученным «плюшкам». Он буквально отравлял ему жизнь!

И вдруг, при очередном странном взгляде жены, Фреда буквально осенило. Мэри — вот причина! Этот Воронцов, несомненно, до сих пор любит её. Отсюда и телеграммы в три адреса! Этот проклятый русский просто не дал «опустить на дно жизни» ни её мужа, ни отца.

Ха! Стоило понять мотивы Воронцова, как нашлось объяснение и странным взглядам жены! Мэри, несомненно, нашла такое же объяснение «загадке телеграмм», и вообразила себе невесть что о «благородстве» прежнего ухажёра! Как же, благородство! Нет, его, Фреда, не проведёшь! Он все понял про этого гнусного типа. Просто нашёл такой хитрый способ отравить жизнь удачливому сопернику за руку и сердце Мэри, вот и все! Хитро придумано, не поспоришь. Но бескорыстием тут и не пахнет. Недаром премию запросил. Ну да ничего, будет ему «премия»! Фред выслал ему тот бесполезный ниобий, пусть подавится! Да еще и приписочку сделал издевательскую, мол, берите, «обошелся он мне недешево»!

— Через неделю, не раньше, дорогая! — тут Фред сделал значительное лицо, — отправляюсь «ковать миллионы». А это дело хлопотное, сама понимаешь! Заодно присмотрю нам квартирку на Манхэттене. Пора нам туда перебираться!

— Милый, как это замечательно! — завизжала Мэри, повиснув у него на шее и осыпав поцелуями. — Что же ты раньше не сказал?!

— Выбирал время, дорогая! — И Морган самодовольно ухмыльнулся. Пусть Воронцов мечтает, о чем вздумается! Но жена будет любить лишь его, Фреда. И в эту поездку он сделает следующий крупный шаг к этому!

И тесть перестанет путаться под ногами. Сейчас Фред аккуратно подготавливал «развод» и с тестем, и с его трестом. Странная всё же штука — жизнь. Еще пару месяцев назад пределом мечтаний Фреда было стать Председателем Совета директоров этого треста, выкинув с этого поста зануду-тестя. А сейчас эта должность стала лишь досадным обременением, отнимающим время от главного. Нет, теперь он выкупит у треста акции «Электрического Клуба» и сосредоточится на электрическом бизнесе. А строительным трестом пусть управляет тесть, ему это, вроде, нравилось. Да и лучше так будет. Они с женой переедут в Нью-Йорк, тесть останется тут, в Мэриленде. И не будет «тянуть на себя» ни жену Фреда, ни сына. Да, он, Фред, воспитает из мальчика настоящего Моргана! И никаких Мэйсонов! Хотя нет, дедушку можно прихватить с собой. Очень уж он ловко всякие тайны раскапывает. А это, как оказалось, может приносить большие деньги.

— Да уж, мистер Воронтсофф, вы, может, и гений по части изобретений всяких, но секреты свои хранить не умеете. Во всяком случае, не от меня! — самодовольно сказал Фред.

Ему есть от чего быть довольным собой! Отослав этому Воронцову «премию» в виде почти центнера бесполезного концентрата ниобия, Фред снова задумался об его мотивах. Ну не верил он, что этот амбициозный ублюдок вот так, просто дал ему заработать. Этот русский ведь и Эдисону вызов бросал, хоть тот ничем русского и не задел. Пообещал «превзойти» — и нате, превзошел. На публику. И теперь над Эдисоном посмеиваются.

Так что, хотя Воронцов и дал Моргану заработать, наверняка готовится и тут снова «превзойти». Сюрприз какой-то готовит. Точно! Он готовится заработать, причем на той же теме, но гораздо больше. И во второй раз он с Фредом не поделится. И тем самым унизит в глазах Мэри. Выставит неудачником.

«Вот уж нет!» — оскалился Морган, дойдя до этой мысли. — «Всё будет с точностью до наоборот! Наверняка в тех бумагах, что Картер притащил из России, есть и ключ. Просто надо поднапрячься и отыскать его! И быстро! Этот Воронцов отличается стремительностью действий, так что времени мало!»

И да, еще одна мысль пришла тогда в голову Фреду. Воронцов ведь знал о том, что Морган скупил концентрат. Более того, стоило Фреду начать играть на бирже, как его старый соперник отреагировал. А ведь и суток не прошло! То есть, получается, русский следил за его жизнью и делами. Вот ведь гад! Нет, Морган, конечно, тоже следил за бизнесом «русского Эдисона», но это же совсем другое дело!

Разумеется, Фред принял решение «отрезать» русскому информацию о себе. Для начала он тайно съездил в Нью-Йорк и закатил скандал Нику Картеру. Мол, тот утаил оригиналы черновиков, приложил к отчету только краткие выдержки из переводов. Через час препирательств, согласившись уплатить дополнительные семьсот долларов, Фред получил огромную стопку папок, куда были аккуратно сложены черновики и их переводы. А сверх того ему вручили небольшую папочку, в которой было краткое изложение содержания каждого из черновиков на английском языке, с указанием номера данного черновика, даты отправления, адресата и папок, в которых лежат оригинал и черновик.

Черт, да Моргану захотелось расцеловать сыщика, когда он понял, от какой уймы работы оказался избавлен. И всего за семьсот долларов!

Но, разумеется, он сдержался. Лишь сухо заверил, что доволен сотрудничеством и рад будет впредь… А в ответ получил не менее дежурные фразы.

Драгоценный архив он запер в большой сейф. Разумеется, ключ от сейфа он хранил при себе, а код от цифрового замка не сообщал никому. Нет уж, тайну Воронцова он будет беречь только для себя.

После чего, отложив на два дня все остальные дела, он читал и перечитывал тоненькую папочку. Но всё же нашел. Да, нашел! На этот раз сам, безо всяких детективов и телеграмм с подсказками. В одном из писем среди прочих реактивов был заказ на дюжину небольших слитков вольфрама. С уточнением, что крайне важно доставить до такой-то даты. В другом письме упоминалось, что в этот день Юрий Воронцов отбыл на поезде в Архангельск, а далее проследует до своего завода.

Получалось, что Воронцов намеревался срочно и тайно заняться чем-то, связанным с вольфрамом. Фред еще раз перешерстил сведения о переписке воронцовского секретариата и наткнулся на несколько предложений по выкупу патентов у российских подданных и иностранцев.

Тогда он аккуратно, от подставного лица запросил о содержании упомянутых патентов и вуаля, — среди них обнаружились патенты русского изобретателя Лодыгина на использование в электрических лампочках нитей накаливания из вольфрама, платины и тантала, зарегистрированные в разных странах. Есть! В яблочко! Уже почти не сомневаясь в результате, Морган запросил о том, кому сейчас принадлежат права на американский патент. Оказалось, что совсем недавно правообладателем стала некая русская компания. Но не оставалось сомнений, что за этой компанией стоит тот самый Юрий Воронцов. Лихо! Похоже, вскоре этот русский, выжав все возможные профиты из танталовой нити накала, объявит о создании вольфрамовой. И снова заработает, играя на бирже.

Морган по-волчьи оскалился. Ничего-ничего, в этот раз он снова готов, и не намерен упустить своей доли пирога! Когда Фред понял намерения русского, он, опять же тайно, приказал отслеживать все объявления о назначенных Воронцовым пресс-конференциях. И вот сегодня с утра получил уведомление, что таковая назначена на ближайшую субботу. По выходным биржи закрыты, а значит, бума вокруг «вольфрамовых источников» стоит ожидать ровно через неделю.

Пора начинать действовать, а биржи Нью-Йорка подходят для этого как нельзя лучше!


Повенец, З мая (15 мая) 1899 года, понедельник

— Подожди, что ты сказал?!

— Я сказал, — преувеличенно чётко выговаривая слова, повторил Артузов, — что в прошлую субботу все работники, привезенные из Китая, потребовали выплатить им жалованье исключительно в серебряной монете! И отказались получать оное медью или ассигнациями. Что характерно, золотом брать тоже отказались. И так по всей стройке, не только здесь.

— И в чем причина?

Я нимало не сомневался, что Артузов уже разобрался, в чем дело, прежде чем идти с проблемой ко мне. Так и оказалось.

— Дело в том, что китайцы покупают еду и одежду только у своих же купцов. А те отказываются брать иные деньги, кроме серебра. И ссылаются на ваших приятелей, «дядюшку Вана» и Фань Джиана, мол, те распорядились.

Я скрипнул зубами. Вот подлянка-то. Мне разбираться некогда, сегодня должен уплыть в Питер, если не передумал в воскресенье прогреметь с «вольфрамовой нитью» и «новой лампой Воронцова». И передумывать поздно, механизм уже запущен, через неделю все будут играть на повышение.

Да и Кузьминский ждет. Как я и ожидал, моя Наталья Дмитриевна, осознав всю важность бензопилы, села ему на шею, и не слезала оттуда, требуя идей. Ну, он и выдал ей свою старую работу, в которой доказывал, что эффективность двигателей внутреннего сгорания зависит от степени сжатия воздушно-топливной смеси. Чем выше степень сжатия, тем большую мощность можно выжать с килограмма двигателя, и тем выше КПД, т. е. тем эффективнее используется топливо. А уменьшение веса двигатели и необходимого запаса топлива, мол, для этого агрегата — ключевое условие. Потому что те, которые можно было поднять и таскать, получались слишком маломощными, да и запаса топлива ненадолго хватает, а те, которые имели достаточную мощность, можно было использовать только стационарно. И порекомендовал поискать способ производства топлив, не склонных к детонации в смеси с воздухом.

И вот тут-то у меня в голове колокольчики и заиграли. На память пришли слова «октановое число», отражающие как раз эту способность, и способы его повышения. А вот это уже — «моя поляна», господа! Тут химия! Та, в которой я и сам не слаб, а за счет знаний из будущего могу порой и гениев этого времени за пояс заткнуть!

Ведь химия конца XX века — это не только лишняя сотня лет опытов. Это еще и теории, для создания которых требовалась уйма аппаратуры, здесь просто невозможной! Но уж если ты знаешь эту теорию, то использовать её можешь и тут. Ну, зачастую можешь! Везуха мне, блин! Один я тут такой!

Так что я намеревался Кузьминского «зарядить» на организацию моторных испытаний, измеряющих октановые числа различных топлив. А параллельно выпустить «хоть какую» бензопилу. С теми движками, что есть. Тяжелая будет, маломощная? Так оно и понятно! Ничего, пока мужиков поздоровее для работы с ней подберем. И опыт набирать будем прямо сейчас! Ведь времени нет, совсем нет времени, господа!

И опаздывать в столицу мне никак нельзя! Но и уплыть, оставив за спиной такую «бомбу», я не могу. Стройка встанет! А просто платить этим вымогателям серебром тоже не получится. Свободный обмен ассигнаций на золото, так же как и свободное хождение серебряного рубля были важнейшей частью реформы Витте. И если китайцы начнут «вымывать» из страны серебро и требовать себе исключительности, их просто вышибут отсюда! И правильно, в общем-то, сделают.

Но и ссориться с организацией Фаня я никак не мог. Рабочие нужны, а их пока еще только начали сюда завозить.

— Ты этих вымогателей пригласил? Молодец, зови их сюда. И да, вот еще что, — сказал я, слегка понизив голос, — До моего возвращения собери мне на них данные. Надо понять, чего еще от них можно ждать.


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Кузьминский саму идею моторных испытаний всячески одобрил, и даже не стал возражать, когда я ему образцы с разными соотношениями изооктана и гептана в качестве основы для градуирования шкалы предложил. Но вот энтузиазма заниматься этим самостоятельно не высказал. Ссылался на ухудшившееся здоровье, жаловался, что шестой десяток на исходе…

Но лёгкий намек на то, что я попрошу Наталью Дмитриевну помочь ему со здоровьем, тут же решил дело. Старый изобретатель грустно покряхтел и сказал, что возьмется за дело хоть с понедельника. Не за сами испытания, разумеется, а за разработку стенда для них. Ну а дальше, мол, уже не его вина, если я буду тянуть с оплатой или не смогу добиться быстрого изготовления.

Общение с прессой и мой доклад про блестящее будущее «вольфрамовых нитей накала» и новых «ламп Воронцова» прошел ожидаемо хорошо. Но вот когда я объяснил, что для изготовления вольфрамовых нитей моим методом нужен тантал, а главное, когда добавил, что «мистер Морган из САСШ любезно передал мне все имеющиеся у него запасы концентрата», так что я, фактически, монополист по танталу, зал загудел…»


Санкт-Петербург, 8 мая (20 мая) 1899 года, суббота

При этих словах зал мгновенно загудел. Приглашенные корреспонденты, особенно из Великих держав, перекрикивая друг друга, начали задавать вопросы.

— Мистер Воронцов, означает ли это, что «лампы Воронцова» в ближайшие год-другой будет продавать только Россия?

— Юрий Анатольевич, вы уверены, что наша промышленность осилит имеющийся спрос?

— Как вы видите военное применение новых ламп? Не надеетесь ли вы, что наличие таких ламп даст русской армии решающее преимущество?

Ну и куча других вопросов. Однако я не отвечал, и шум постепенно стих.

— Господа, я буду приветствовать выпуск «ламп Воронцова» в любой стране. Более того, я вообще за беспрепятственную торговлю продукцией высоких технологий и за распространение самих технологий по миру. Однако метод получения вольфрамовых спиралей требует высокой культуры химического производства и большого запаса тантала.

Я сделал небольшую паузу, а потом продолжил, не дав вклиниться в мою речь даже этим ушлым «акулам пера»:

— И в настоящий момент мое предприятие обладает и тем, и другим. И потому мы готовы заключить контракт на переработку слитков вольфрама в нити накала с кем угодно, на свободной основе!

Тут зал загудел, и мне пришлось повысить голос:

— И в любой стране я и мои партнеры охотно войдем акционерами в производство ламп. У нас есть что вложить. Патенты, деньги, материалы… Но мы и не подумаем устанавливать монополию на это. Повторяю, мы готовы произвести оговоренное количество спиралей для любой страны. Разумеется, мы ждем, что и нам пойдут навстречу и разрешат войти в их бизнес, как равноправным партнерам.

Некоторые присутствующие вскочили с мест и начали что-то кричать, так что мне пришлось надсадить горло, чтобы прокричать внезапно возникшую идею. Но зал меня услышал:

— И я считаю, что товары высоких технологий надо продавать только за серебро! Поэтому оплату мы будем принимать только серебром! Никаких ассигнаций! Я предлагаю создать международные списки таких товаров. И пусть мои лампы будут первыми в «серебряном списке»!

* * *

— Юрий Анатольевич, что это за ерунду рассказывают про какой-то «серебряный список»?

— Это не ерунда, Ваше Высочество! — коротко ответил я. Да, вот так. Пусть Великий князь и обратился ко мне по имени-отчеству, но я тем же ответить не могу — свидетелей много.

— Но… Чёрт, да Витте же порвёт и вас, и нас с вами! Зачем вы это предложили? Вы что, не понимаете? Во внешней торговле за золото торгуют! И переходить в ней на серебро — вредить себе. Золото лучше серебра! А в торговле внутренней даже частичный отказ от приема ассигнаций опять же вызовет настоящий скандал. Витте своей реформой всего пару лет, как добился равного хождения золота и ассигнаций. Ну и серебряной монеты, разумеется.

— Это точно! — вступила в беседу Воронцова-Дашкова. — И сил, и денег даже потратили немало. Заём у французов брали, чтобы рубль золотом обеспечить, своего-то золота не хватало. И тут на тебе! Что это за шлея вам под хвост попала, господин Воронцов? Всю финансовую систему государства под откос пустить хотите? Так не дадут. Верно Его Высочество излагает. Порвут вас, на лоскутки порвут и не заметят. Да и нас вместе с вами, если вступиться попробуем.

А я молчал. Тогда, на пресс-конференции случилась у меня вспышка интуиции. Когда одновременно охватываешь внутренним взором все связи. Запросы китайцев, особенности международной торговли и финансов, мои планы на развитие хай-тека, потенциальные инвестиции… А теперь надо ЧАСТЬ этого коротко и внятно изложить негативным слушателям. А слова все не шли… Впрочем, что там сказала Елизавета Андреевна? Вот за это и зацепимся.

— Верно говорите, Ваше сиятельство. Золота в стране не хватает. Хотели укрепить рубль — занимать пришлось. А все почему? Да потому что и в мире золота мало. Всего два с половиной миллиона пудов за всю историю и добыли, говорят. Да еще часть в сокровищницах лежит, часть стёрлась при денежном хождении, что-то потеряли… Британия да Франция потому и имеют такие сильные позиции, что золото у себя держат. И не отпускают. Заём тот, вот ведь шутка, так во французских сейфах и лежит. А мы за него проценты платим.

Мои покровители только криво усмехнулись. Несомненно, они были в курсе этих «гримас свободного рынка», но понимали и то, что сейчас Россия ничего изменить не может. Силенок не хватит!

— И они золота этого нам не отдадут, потом что баланс в торговле в свою пользу контролируют! Хочешь продать им что-то на миллион, купи у них на миллион же! А то и на полтора! А потом по займу проценты плати!

— Не кричите, Юрий Анатольевич, мы не на митинге!

— А чем нам в этой ситуации серебро поможет? — задала вопрос моя невеста, явно желая мне помочь.

— Так вот серебро-то они не так контролируют, сможем у себя в стране запас создать. А монеты не только в золоте, они и в серебре ходят. Укрепим рубль вот так вот. Не золотом, так хоть серебряной монетой!

— Не знаю, не знаю, — с явным сомнением покачал головой Великий князь, — как бы от обилия такой монеты серебро не обесценилось. Французам с их валютным союзом это не понравится. Они-то всё пытаются курс серебра к золоту ровным держать! Тут считать надо.

— Надо! — покладисто ответил я. — И посчитаем. И мы, и в министерстве финансов. Только вот считать надо и другое. Запасы серебра в мире не так велики. Если объем торговли «товарами серебряного списка» будет достаточно велик, спрос на серебро вырастет.

— А вырастет спрос — вырастет и цена! — понятливо продолжил он. — Только вот пойдут ли на это англичане и американцы с французами? Прецедентов-то нет!

— Как это нет?! — возмутилась Елизавета Андреевна, — Вы-то не застали, а я помню! Опиумная война с того и началась, что англичане с китайцев требовали свободу торговли не нарушать и за опиум, что они в Китай продавали, платить только серебром.

— Да! — обрадованно подтвердил я, — и это тогда только укрепило британскую денежную систему. Так что нам надо только достаточное количество такого товара продать. Но это я как раз и обеспечу, не сомневайтесь!

Великий князь и графиня переглянулись, но уже с лёгкой улыбкой.

— Предлагаю поступить так! Я к утру понедельника подготовлю меморандум на имя государя, а вы уж постараетесь, чтобы он и Витте хотя бы прочли мои доводы, прежде чем на куски рвать станут. Но говорим мы сейчас не о том. Совсем о другом надо срочно поговорить!

— И о чем же? — почти в унисон проявили они любопытство.

— О том, что тантал у меня через год-другой закончится. И еще о том, что я скупал не только тантал, но и сведения о том, где его находили. Мне удалось поглядеть на документ, составленный тайной английской экспедицией, исследовавшей наши северные земли.

Тут Великий князь снова помрачнел. Англичане на эти места давно зарились, не раз за них воевали. И тайных экспедиций отправили не одну.

— Так вот, они нашли тантал в месте, называемом Лавозеро.

— Такого нет[40]! — уверенно ответил Александр Михайлович. — Но если текст готовили англичане, они могли так Лувозеро обозвать. Они часто букву «u» как «а» читают. А карты тех мест совсем недавно еще только на латинице и были, их же шведы составляли.

— Наверное, — не слишком уверенно согласился я.

Ну не признаваться же мне было, что англичанина я выдумал, а про ГОК, как основной источник тантала в России, помню из будущего? Наверное, просто название со временем изменилось. Звучание слова-то со временем меняется! В моем времени только «кофе» говорили, а тут «кофей»! А Петербург еще недавно как «Пи́тербург» писали. Поэтому я продолжил:

— Так вот, в бумагах тех говорилось, что месторождение расположено вблизи озера, дальний край не более, чем в половине дневного перехода от озера.

— Фьюить! — присвистнул Сандро, — ничего себе точность! Озеро вытянутое, в длину вёрст десять примерно, в ширину две, насколько я помню. Да и дневной переход это знаете ли… Иные верст по пятьдесят за день проходят. А на лыжах так и того больше!

— Нет, там о пеших переходах говорилось. Экспедиция летом была, как подсохло.

— Все равно. Получается у нас квадрат пятьдесят две версты на шестьдесят, то есть три с лишним тысячи квадратных вёрст. Немаленький квадратик!

— Тем более! Нужно туда уже сейчас экспедицию послать, пусть осмотрятся, выберут перспективные места для разведки, а тем временем и оборудование доставим! А до того надо получить привилегию на добычу в этом районе руд металлов и других полезных ископаемых. Англичане писали, что месторождение это очень богатое! Тантала там больше, чем на всех остальных месторождениях, открытых на сегодняшний день, вместе взятых. А есть еще и ниобий, и титан. У меня и на них виды есть, как в «серебряный список» включить. Понимаете теперь, зачем я «серебряный список» предложил? Мы, считайте, крупнейшее месторождение серебра в руки получим, если все пройдет как надо!

Они помолчали. Было видно, как «серебряная лихорадка» борется в них с осторожностью, и я не уверен был, что осторожность проиграет.

— Слишком крупный куш! — вдруг твердо произнесла Натали. — Самим нам его не унести! Надо делиться!

— А ведь точно! Если Витте в долю позвать да государя не обидеть, глядишь, они немного мягче на всё посмотрят, — протянул Александр Михайлович.

— Да уж не сомневайтесь! — цинично усмехнулась повидавшая жизнь Елизавета Андреевна. — Тогда и привилегию дадут хоть без разведки. И плевать, что это тысячи квадратных верст! Тем более, это Север, места дикие, пустынные.

— Это да, — согласился с ней Александр Михайлович. — Кроме охоты да рыбалки мало на что годятся. Даже лес оттуда на продажу не вывезти, замаешься по рекам пороги проходить!

— Пожалуй, нам с вами, ваше сиятельство, к Витте лучше прямо сейчас отправиться. А уж завтра с ним — во дворец. А вы, Юрий Анатольевич, собирайте экспедицию. Лучше, если она прямо завтра сможет и отправиться! — подвел итоги Великий князь.

Загрузка...