Часть 4 «Взревёт машина прочихавшимся мотором»

Глава 10

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Биржевые спекуляции прошли как по нотам. Нет, в этот раз куш был поменьше, похоже, немалое количество игроков на рынке нас просчитало. Но и шесть миллионов долларов — тоже очень достойный куш!

Зато удивил Фред Морган. Он был среди просчитавших, готовился к игре заранее и решительно начал её с первой минуты. Похоже, я его недооценивал. Да, человек он малоприятный, эгоистичный и самовлюблённый. Но ушлый бизнесмен и толковый финансист.

Права Натали, у него есть чему поучиться. Эх! Да и ладно, пусть учится! Хотя ревность скребет душу. Одну девушку этот проходимец у меня уже увел. А теперь и другая, уже став официально моей невестой, смотрит на него с обожанием. Ну что тут делать? Впрочем, я знал — что! Расти над собой, учиться. И не допускать таких «косяков» как в этой истории. А упорол я их даже дважды.

Первый, понятно в том, что «бухнул в колокола, не заглянув в святцы». Ну и что, что всплеск интуиции? Все равно, я уже не один, я — член команды. И стоило сначала обсудить с ними.

А то ведь по самому краешку прошли! Витте, разумеется, осерчал. Но дело даже не в его эмоциях, а в том, что есть куча неписанных правил. И нарушать их не могут без последствий ни министр финансов, ни даже царь. Несмотря даже на личный выигрыш.

Спасло меня то, что я сам и генерировал эти дополнительные потоки товара. И уже имел в этом репутацию. А во-вторых, моя схема, и правда, имела шансы повысить запасы драгоценных металлов в стране. Ну и, в-третьих, пока что, до мирового одобрения принципов «серебряного списка» мне торговать «только за серебро» разрешили лишь с заграницей, да и то — «на основе добровольности».

А второй косяк, хоть и был помельче калибром, но зато очень уж не вовремя. Привилегию-то на добычу руд металлов вокруг Лувозера оформили прямо на следующий день. И акционерное общество создали, которому привилегия выдавалась. А к концу недели мы карты глянули. Я как увидел, что Лувозеро это почти точно на запад от моего заводика, «волну погнал». «Не оно это!» — утверждал, — «То озеро севернее должно быть!»

Ну, еще бы, все значимые производства Карелии я поименно знал. Фирма отца с их консалтинга кормилась![41] Так что танталовый рудник должен был быть севернее, там, где в оставленном мной будущем располагалась Мурманская область.

Стали искать. И нашли. Оказалось, есть ещё и Ловозеро. Как и требовалось, намного севернее. Пришлось извиняться, оформлять второе разрешение, уже на окрестности Ловозера[42]. И экспедицию туда перенаправлять. Но для этого нашим с Натали партнерам и покровителям пришлось убеждать не только Витте, но и императора «довериться Воронцову». А они уже и сами сомневаться начали, как тут кого-то убеждать, чтобы доверились?

Так что они решили меня немного проучить и заставили за свои деньги выкупить первые права на разведку. Не слишком-то и много брали, всего по десять рублей с полтиной за квадратную версту, но участок великоват, так что вышло почти тридцать три тысячи рублей.

Мне не за деньги обидно было, а за то, что «свои же люди», могли просто порвать первую бумагу и забыть. Но проучили. Обидно было, просто не передать. Но урок-то заслуженный! Так что приказал раздобыть мне подробную карту того участка. Повешу на стену кабинета, как памятный знак. Глядишь, поможет косячить пореже…»


Поселок Сосновец, 3 июня (15 июня) 1899 года, четверг

«Взз, вззз!» — противно повизгивали тормоза.

— Тёмка! Поглядывай там! Жёлтых этих не видать?! — зычно проорал Степаныч, старший в их паре. Это да, лагерь китайцев тут совсем рядом, так что надо смотреть. Хоть на вид — нехристь нехристью, но батюшки на проповедях уже много раз повторили, что православные это! Крещённые по вере и обряду! Задавишь такого — грех большой выйдет. Да и штрафы платить придется. Урядник опять же душу мотать станет. Нет уж, лучше поглядывать. И притормаживать вагоны, не давая разогнаться на крутом спуске «декавильки».

Еще месяц назад тут деревня Сосновец была. Одно название, что деревня! Три избушки, в которых две дюжины карел жило. Зато теперь тут вовсю стройка кипит. В поселке Сосновец теперь больше двух тысяч человек проживает, это больше, чем в их Повенце до начала стройки было, вот так вот!

Правда, большая часть на том берегу живет. Они там канал роют, в обход порогов, да шлюзы строят, их называют 14-й и 15-й…

А на этом берегу пока только лес валят, да железную дорогу строят. Тёмка раньше думал, что это они со Степанычем на железной дороге работают. Оказалось, не совсем. У них — «декавилька», это такие железные дороги, только специальные. Колея узкая, рельсы лёгкие, да разбирается эта дорога на небольшие участки, прямо со шпалами, но тоже очень легкими. Такие кусочки в любую грязь можно принести, кинуть, соединить — и уже «декавилька» готова. Можно даже на ней самой кусочки для нее же возить! Лихо это выходит! Надо — привез дорогу и собрал. А как она перестанет быть нужной, так её разобрать можно и в другое место перевезти!

Но в прошлое воскресенье Степаныч Артёма вниз по реке свозил, показал как настоящую «железку» строят. И разница сразу видна стала. Там насыпь высокая, полотно ровненькое, колея широкая! Даже шпалы с пропиткой какой-то. И рельсы тяжелые. И паровоз настоящий.

Нет, потом-то паровозы уберут и машину на электричестве пустят, об этом Степаныч много раз повторил. И с теми машинами поезда тут до ста верст в час разогнаться смогут! Шутка ли! До его родного Повенца за два часа добраться можно! Ну, чуть подольше, стоянки-то будут, да и места, где притормозить немного надо. Но все равно — сказка настоящая! Прошлым летом Артём в эти места две недели добирался, а скоро сможет между завтраком и обедом туда-обратно смотаться! Да и сейчас, если б он с теткой Матреной захотел связаться, за полчаса сделать можно! Телеграф на стройке протянули. И недорого совсем. Если «в пределах стройки», то за три слова всего копейку брали. А если согласен до ночи подождать, то и за пять слов. Но писать пока не о чем. Не маленький же он, по дальней родне за месяц соскучиться! Вот стройка закончится, ГЭС поставят, дорогу эту волшебную на электричестве запустят, — тогда он телеграммой и предупредит, мол, встречайте, Матрёна Сергеевна, племяш на побывку едет!

Но пока ГЭС не работают. Ту, что ниже по течению, уже строят. Беломорская будет называться. Это потому что у самого Белого моря, вот! А вторую ГЭС, Маткожненскую, планируют по осени начать строить. Как раз где-то в этих местах. А раз электричества совсем мало, то пока на железной дороге паровозы составы тянуть будут. И вагоны там будут огромные, Артём видел, полдюжины уже в порту стоят, дожидаются. А у них на «декавильке» — вагоны маленькие.

С другой стороны — маленькие-то они маленькие, но в поезде их четыре штуки, и каждый по шесть тонн груза утянуть может. Это по-французски. «Декавильку» французы придумали, и тут все по-ихнему измеряют. Тонны, метры, километры в час. Потому и арифметику спрашивали, тут уметь считать надо, точно и быстро. Но Артём справился! Так что за одну ходку двадцать четыре тонны перевезти можно! Если мерить как привычно, то полторы тысячи пудов. И при этом поезд «декавильки» даже пара лошадей утянуть может, паровозы не нужны.

Кстати, потому-то Артёма сюда и взяли. «На настоящую железную дорогу образования у меня не хватило бы!» — грустно подумал он, но тут же приободрился. Сейчас не хватило бы, а потом хватит! Он деньги, которые заработает, на учебу пустит. Чтобы в реальное училище поступить, вот! И вообще, учеба — вещь нужная. Правильно он тогда придумал уроки дополнительно брать. Ну и что, что по рублю за урок платил? Зато теперь по сорок пять рублей в месяц платят. И кормят.

— Бойся! — вдруг закричал Степаныч.

Эту команду Тёмка хорошо выучил, и что по ней делать знал. Он тут же вынул из крепления американский винчестер, изготовил его к бою и начал поглядывать направо. А Степаныч, тот в левую сторону от полотна смотрел.

По весне в эти края лихих людей набежало. Не то, чтобы много, но порой постреливали. Но главное — в этом самом месте раньше волок был. Так «волочевые» страсть как против их стройки обозлились. Грузы не пускают, на месте волока цельную крепость соорудили. Избы и из толстых бревен собрали и землей обсыпали, камнями обложили. И как кто там появляется, тут же палят из винтовок, да велят убираться. Троих уже поранили!

Раньше они и в поселок ходили, но им там охрана быстро укорот дала. Выкатили картечницу одноствольную, «максимка» называется, да над головами «волочевых» стрельнули. «Максимка» этот быстро стреляет, «волочевым» против него никуда. Так что они рванули прочь, только пятки засверкали.

Неделю спустя «сволочи с волока» состав «декавильки» пожечь пытались. Еле удалось на скорости проскочить. Лес-то большой, стройка тоже, охрана всюду не поспевает.

А на прошлой неделе и вовсе озверели, церковь плавучую сжечь пытались. Это же совсем пропащим надо быть, чтобы на такое решиться! Ну и что, что в ней для китайцев службы служат? А куда деваться? Священников, которые по-китайски службу вести могут, на стройке всего трое, а китайцев многие тысячи, да еще они по двум с лишним сотням верст раскиданы.

Вот и придумало начальство сделать церкви плавучими[43]! Одна отсюда и до будущего 13-го шлюза плавает, другая — между 12-м и 11-м шлюзами, ну а третья по Выгозеру туда-сюда бегает. Так они длинные большие участки канала и окормляют. А в остальных местах часовенки поставили, туда священники пешком добираются. Ну, или повозкой им начальство пособляет. Они ведь не только на китайском, они и по-русски служат, так что устают страшно, чего им ноги еще трудить?

А тут злодейство такое! Но «волочевые» это, точно, там известная сволота собралась, их и местные издавна не любили. Пришлые душегубы тоже могли бы, но им-то за что на церковь нападать? Они просто за деньгой пришли, стройка им не мешает.

Вот начальство и остереглось злодеев, выдало тем, кто небольшим числом грузы гоняет, винтовки американские. Жутко скорострельные. Хоть и не «максимка», само собой. Поначалу непривычно было с рычагом обращаться, но привык. Так-то оно шкура целее будет.

— Уф, проехали! Обошлось!

Вот уже и пристань. Сейчас они под разгрузку станут, и Степаныч сбегает к кухне, перекусит по-быстрому, а Артём пока за вагонами да лошадьми присмотрит. А потом и поменяются. Пока Артём ест, лошадей перепрягут, и они наверх порожняком пойдут. А там снова лесом загрузятся. Леса вниз по реке много нужно, там и ГЭС строится, и бараки разные… Да и на дрова лес идет, и во всякое разное его перерабатывают.

Парень посмотрел вниз, любуясь на новенькие галоши. Тоже из дерева сделали. Нет, не деревянные, само собой, резиновые, как положено! Вот только Воронцов, который на стройке самый главный, он еще и завод имеет. От того леса, что он, Артём, перевозит, на завод Воронцова обрезки всякие идут. Так вот, он придумал, представляете, как дерево в галоши переработать! Всем работникам на стройке бесплатно раздавать начали. «Спецодежда» называется, вот!

Ну, все, Степаныч возвращается. Даже отсюда видно, что снова материт «баланду». И чего материть? Обычный суп! Водоросли, капуста, рыба, немного картошки. Да, ещё и поджарку добавляют на растительном масле. И хлеба здоровенный шмат дают, полфунта, а то и больше! Настоящего, ржаного. А еще, если хочешь, могут сливок плеснуть, забелить эти «щи».

Нет, зря старший нос воротит. Местные-то, кроме «волочевых», увидев такое богатство, на стройку гуртом записываются. У них, если хлеб из чистой ржи, без рыбы и гороха ешь, то ты уже зажиточный. А если еще и молоком щи забеливаешь — то и вовсе богатей, как у Христа за пазухой живешь. А тут еще и масло постное добавляют для сытности, и картошку привозную…

Такое, по понятиям местных, вообще только господа из столицы да иностранцы кушают. А что до водорослей да рыбы, так они в этих местах испокон веку главная еда. Правда, у местных в котле бывает и дичины немного, охота-то тут есть, хоть и не шибко кормящая, охотятся всё больше ради меха. Ну и птицы немного в сезон бьют.

С другой стороны, там, ближе к устью, рабочим уже не только рыбу в щи кладут, но и курятину, и оленину. Начальник их «декавильки» рассказывал, что еще прошлым летом сам Воронцов специальную штуку придумал, «инкубатор» называется, с ней кур разводить проще, так что и курятины там, возле порта теперь много будут выращивать, так что скоро на всю стройку хватит. И еще он на севере придумал оленеубойные пункты открыть. В этих пунктах оленей у лапландцев закупают, забивают, а мясо морозят и потом сюда везут. Начальник сказал, что скоро, как «большая» железная дорога сюда доберется, им тоже оленину в щи класть станут.

Эх, и житуха ж тогда настанет! Вообще не жизнь, а малина! Хотя и так неплохо. На их стройке чай в обед дают, и разрешают лить в него патоки сколько захочешь. Бесплатно! Честно-пречестно, вот истинный крест! Тёмка сам видел, как один китаец, на спор, что ли, половину кружки налил, так ему и слова не сказали! Патоку эту, говорят, Воронцов тоже из дерева получает.

Ну, все, пора в обратную дорогу, к лесоповалу. Там, пока загружаться будут, можно и подремать под стрекотание бензопилы.

Тёмка поначалу тоже удивился такому полезному изобретению, посмотреть бегал. Здоровенный мужик с этой самой бензопилой восемь обычных лесорубов заменить может. Почему «здоровенный»? Так тяжелая она, обычному не под силу с такой работать!

В общем, Тёмка поудивлялся да и перестал. Даже когда ему сказали, что вот эта самая пила бензиновая, что тут работает, первая в мире. Место у них такое, понимать надо!


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…На стройке все было, тьфу-тьфу, в пределах нормы. Разумеется, нормы для стройки. То есть суматоха, аврал и вечный дурдом. Но китайцы прекратили бузить и требовать только серебро, мне удалось договориться с нашей «триадой». Да-да. Как выяснил Артузов, семейство Фань оказалось тесно связано с самой настоящей гонконгской триадой. Правда, сами они себя числили революционерами. Мол, деньги на освобождение Китая от иностранцев и маньчжур собираем.

Вдоль всей стройки протянули две линии телеграфа, основную и резервную. В обход укреплений, в которые превратились волоки, протянули «декавильки». Я, кстати, только здесь и познакомился с этим замечательным изобретением. И от души обматерил Резуна, который за эти самые «декавильки» на Тухачевского наезжал. Я и раньше подозревал, что этот «правдоруб» подбрёхивает, а теперь начал задумываться, была ли вообще в его книгах правда? И зачем британцы его такого приютили? Не понимали, что ли, что опозорятся с ним?

Впрочем, в этом времени англичан было принято винить во всех бедах России, так что, если бы я спросил у местных, получил бы удивлённое: «Да они сами-то чем лучше?!»

И таки-да, как говорят в Одессе, местные были правы. За последние двести лет «англичанка гадила» России с дивным постоянством и настойчивостью. Ни откровенной клеветой «джентльмены» не брезговали, ни тонкой подтасовкой.

Кроме того, еще зимой я послал людей, и мы выкупили все более-менее крупные лоханки на реке и озерах и поставили на них гребные колеса. А с началом навигации доставили и стали устанавливать на них небольшие паровые машины. Разнобойные, правда. Ну да что удалось закупить. Зато теперь средняя скорость перевозки грузов водой выросла в разы! И не только за счет паровых машин, мы еще и бакены ставим. Так что и ночью, бывает, грузы возят.

Но главное, я сумел запустить у себя производство нитей накаливания из вольфрама. Отрядил на это дело Андрея Горобца. Или, как его уже стали называть, Андрея Никодимовича. Степан ревнует немного, но я его осаживаю. По заслуге и честь. Кто новый режим открыть сумел? Кто ни гнева старшего брата не убоялся, ни моего недовольства, и честно повторял исследование раз за разом? Во-от! Андрей Никодимович Горобец это сделал. Значит, ему руководителем и быть!

Но Степана я тоже нашел, чем утешить. Запустили мы, наконец, производство синтетического каучука. Нет, катализатор Лебедева я, к стыду своему, воспроизвести пока не сумел. Потому пошел «кривым путем». В основе все равно была древесина. Из нее уже этиловый спирт делали, он у меня основой для всех синтезов был.

Кстати, я раньше-то думал, что с получением спирта всё просто. Обработал древесину серной кислотой, расщепил на короткие молекулы, а потом дрожжи засунул — и хорош, получил брагу. Отгоняй спирт да примеси.

Оказалось, что даже в этом времени процесс уже в несколько этапов вели. И разные микроорганизмы на разных этапах применяли. Одни дрожжи углеводы кушали, другие — лигнин, третьи — остатки доедали. Да и продукты разные получать можно. Спирт, конечно, основной. Но умели и ацетон получать, и бутанол. А надо — метан получали. Или, как мне один специалист в этом деле поведал, можно лимонную кислоту получить. Он, мол, давно в этом направлении работает, и если я «помогу материально», то есть — инвестирую в исследования, то можно будущие прибыли пополам поделить.

Я тогда крепко задумался, прикинул планы, а потом собрал всех этих специалистов и установил им приоритеты. Самым важным для меня была наиболее полная переработка сырья. Да, я планировал, что валить будут до пяти миллионов кубометров леса, но это — когда-нибудь, со временем. Да и большая часть этих объемов ко мне на сырье не попадет. Так что я заранее трясся над каждой тонной недополученного сырья.

Во вторую очередь, но не в ущерб первой задаче, надо было как можно более массовым сделать выпуск этанола, моего основного сырья. На третьем месте стоял метан. Были у меня на него широкие планы.

А все остальное, ацетон там или бутанол, получать только как побочные продукты. На моих предприятиях они и так будут получаться, причем в количествах куда больших, чем мне надо.

И вот если они эти мои задачи решат в полной мере и быстро, я и деньгами не обижу. И всем остальным разрешу заниматься. И даже в идейки их потом вложусь, денег не пожалею.

Так что спирта у меня было много. И для получения каучука я его потом дегидрировал на медном катализаторе. Любопытная реакция, когда я учился в МГУ, её считали невозможной. И моему другу, Вовке Романову чуть пару по его обожаемой органике не поставили, когда он с пеной у рта доказывал, что в Америке-де такой синтез открыли. Но оказалось, да, открыли и применяют на производствах.

Он непрост, но лучше традиционного пути тем, что помимо основного продукта еще и водород дает. А на водород у меня было много разных планов. Вот и пошел я этим путем. Ну а уж как из ацетальдегида дивинил получать, придумали ещё до Лебедева. Я не помнил сейчас, кто именно, Карл Бош, Фриц Габер или кто другой, но этого уже и не узнать. В этом мире этот синтез изобрел я, Юрий Воронцов!

С полимеризацией пришлось повозиться. Сразу понятно стало, почему тут с середины XIX века эксперименты ведут, а искусственный каучук получать не умеют. Но тут на моей стороне знание теории. Я просто знаю, как реакция протекает и как регулировать длину цепочки. А вот посторонний, даже если повторит все, что видел — получит на выходе или мутную слизь или твердую хрень типа эбонита.

Да, братцы, регулирование длины полимерной цепи — это сила! Как говорится, «ничего нет практичнее хорошей теории!»

Первую партию каучука мы пустили на галоши. И раздали их рабочим на стройке. А что? И людям приятно, и мне — бесплатные испытания. И правильно, кое-какой брачок выявился. Оказалось, «смежники» халтурили. Какие «смежники»? Так резину получают вулканизацией каучука. Процедура в этом времени давно известная, вот я и не стал ей грузиться, отдал «смежникам». А они, вишь ты, в работники народу понабрали едва обученного. Так что некоторые партии бракованными вышли. Пришлось заменять. И галоши работникам, и «смежника» этого, «слишком экономного». А потом — презентации. На этот раз не по всей Европе, времени на это нет. Наоборот, представителей торговых домов к нам позвал. Северная Европа в Питере соберется, а южная — в Одессе.

Можно было бы и одним Питером обойтись, но не хотелось. Все равно мне нужно в Одессу ехать. Что-то там завод шипучих вин, за счет которого я с Великим Князем законтачил, никак на режим не выйдет.

Ну и к Рабиновичу разговор есть. Так что я решил совместить…»


Одесса, 6 июня (18 июня) 1899 года, воскресенье.

— Так о чём вы хотели со мной поговорить, Юрий Анатольевич? — наконец перешёл на деловой тон Рабинович.

«Слава богу!» — мысленно возрадовался я. Первые двадцать минут разговора этот ушлый еврей никак не мог поймать тон. То называл меня «Edler von»[44], то наоборот, вел себя жестко, как с должником, чьи векселя давно просрочены и скуплены именно им…

И этого я не мог понять. Мы же с ним работали все это время. Например, именно он нашел укорот на Аристарха Лисичянского, скупившего все векселя моего будущего тестя. Да и другие дела проворачивали, и все было тихо и мирно. То, что в его дом я прибыл на трех арендованных электромобилях и с пятью сопровождающими, тоже не должно было смущать одесского ростовщика. Его и не такие «цацы» навещали.

Семецкий? Но Юрий проявил такт, и сам сказал, что у него дела, так что он теперь о чем-то переговаривался во дворе с парой телохранителей, и мы с Полтора жида общались наедине. Нет, не понимаю, что его смущало!

— А сами-то как думаете, Перес Хаймович?

Если чего-то не понимаешь, лучше передать инициативу собеседнику.

— Так и я не понимаю! Ну, незачем вам ко мне теперь обращаться. За «магические кубы» вам «живыми деньгами» платят, и вперед. За лампочки вообще серебром брать собираетесь. Шипучие вина, что для Великого князя производится, тоже, я думаю, влет уходить будут?

— Я тоже так думаю, — улыбнулся я ему. Улыбнулся не дежурно, а искренне. Наконец-то я начал понимать, что его смущало.

— И на бирже вы, слышал, прилично заработали, так что даже кредиты на стройку вам не нужны. А теперь еще и рудник танталовый на севере открываете, серебро лопатой грести станете! Зачем вам старый Рабинович по прозвищу Полтора жида, который только векселями и занимается? Или старые обиды какие-то вспомнили?

При последних словах голос его слегка дрогнул. Я улыбнулся ещё шире. Вот оно что! Нет, на первый взгляд могло показаться, что Рабинович имеет в виду старый наезд на меня с попыткой «почти за так» отобрать заводик по производству аспирина. Но если вдуматься, то был и еще один момент в нашем прошлом, который мог пугать старого еврея.

Забавно, но в этот раз в тайны прошлого меня посвятил не Артузов, а Николай Иванович. Узнав, что я планирую навестить Полтора жида, он ненадолго задумался, а потом все же рассказал о роли Рабиновича в критских событиях. Честно говоря, я и подумать не мог, что ростовщик не только побывал на Крите в одно время со мной, но и убедил Карабарса стать авалистом по оказавшимся у него векселям.

С самим Карабарсом и его сотней я разобрался, также и с работорговцами, взыскивавшими по векселям «живым товаром»[45]. Вернее, для всех это сделал не я, а Суворов-паша со своим отрядом. Но Рабинович относился к тем немногим, кто не мог не знать, что Суворов-паша, или Виктор Суворов, как меня звали на Крите, не умер. Просто не мог. Под именем Виктора Суворова на Крите меня знали и его партнер Ян Гольдберг, и спасенные мною из плена Карабарса Сарочка и Софочка.

А потом в Одессе я, уже под своим именем, частенько гостил у Гольдберга и вышедшей за него замуж Сарочки. Софочка же, как оказалось, не просто родственница Рабиновича, но и приехала на Крит с ним вместе. Ещё в Одессе она служила у моей Натали помощницей и регулярно встречала там меня.

Да и последовавшие за этим два года вся эта троица живо общалась не только со мной, но и с Полтора жида. Как думаете, сколько шансов, что он не в курсе того, что я и есть тот самый Суворов-паша? Правильно, ноль целых ноль десятых процента!

И вот теперь посмотрите на ситуацию его глазами: человек, безжалостно истребивший всех, причастных к критской рабовладельческой схеме, забросил все свои дела и прибыл в Одессу к нему. Хотя деловых резонов для этого не просматривается даже в микроскоп. Вот старик и занервничал!

А ведь это шанс! Все это время я думал, как обеспечить лояльность Рабиновича. Его помощь мне была очень важна, другой кандидатуры я не пока просто не видел. И категорически не было времени искать альтернативу.

Нет, я вовсе не собирался заставлять его работать на меня задаром, отнюдь! Напротив, я планировал, что он немало на этой помощи наживет. Но природа человеческая такова, что, сколько бы мы ни получали, может показаться мало.

И вот теперь, кажется, есть шанс эту самую лояльность обеспечить. Только рисунок разговора надо немного поменять…

Я встал и неторопливо прошелся по кабинету, обдумывая, что, и главное — как — сказать. А потом вернулся к столу, придвинул стул поближе к Рабиновичу, наклонился к нему корпусом, заглянул в глаза и тихо сказал:

— Если бы я встретил вас тогда на Крите, я бы вас убил.

Рабинович вздрогнул всем телом, но я накрыл его ладони своими и так же тихо продолжил:

— Но Бог хранил вас, и позволил убраться с острова!

Я сделал небольшую паузу, подметил выступившую на лбу ростовщика испарину, а затем сел на стуле прямо, увеличивая дистанцию между нами, и сказал уже громче, показывая, что это твёрдое решение:

— Я не буду спорить с Ним!

И снова тихо, душевно:

— Старые грехи давно закрыты и прощены, Перес Хаймович. И в Одессу я приехал не предъявлять претензии, а потому, что мне нужна ваша помощь. Очень нужна!


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Мне действительно было не обойтись без помощи хорошего, а главное — доверенного финансиста крупного калибра. И я очень надеялся, что Рабинович понял недосказанное: «старые долги закрыты, грехи прощены, но новых совершать не следует!»

Я прекрасно понимал, что «серебряный дождь», льющийся на меня, скоро начнет иссякать. Мода на «магические кубы» спадет, придется снижать цены, уменьшатся продажи. Идеи по лампочкам, теоретически, можно было неплохо разменять на акции крупных предприятий, например, той же «General Electric», но до тех пор, пока этот пакет вырастет в цене до нужных мне цифр, пройдут годы, если не десятилетия.

А за всю остальную продукцию, которую я собирался выпускать, за резину, пластики, алюминий и так далее, будут платить как раз векселями. Мне же, на мою стройку нужны были сотни миллионов.

Так что, пусть и не прямо сейчас, но уже через год мне нужен был помощник, который разменивал бы векселя на поставки в Россию нужных мне товаров и оборудования. И тут мы достаточно быстро пришли к соглашению.

Марка Вальдранда, любимого внука Рабиновича, мы сделали своим агентом в Европе. Особенно в Германии, Австрии и Швейцарии, то есть в странах, где много германоязычных.

Нет, разумеется, не публичным агентом. Никто не отнесется серьезно к восемнадцатилетнему еврею. Но Рабинович ручался за парня и был готов руководить им. Так что я не возражал. Ну а по России и Ближнему Востоку брался работать сам Рабинович. Позже выяснилось, что он собирался прихватить еще и Грецию с Италией, а также Северную Африку, но я и не подумал возражать.

Во-вторых, мне нужно было выкупить шунгитовый рудник, расположенный в окрестностях Повенца. Да, у меня намечался жуткий дефицит топлива. Местного было до слез мало, причем не только из известного сейчас, но и в будущем. Везти из известных мест — дорого, а зависеть от импорта я не хотел категорически! Знал уже, как поставщики топлива «раздевают» положившихся на «твёрдые» контракты. Электричества же с ГЭС пока не было, да и не хотел я тратить его там, где мог обойтись более дешёвым топливом.

Вот и выкручивался, как мог. На будущее подумывал об открытии месторождений за пределами Карелии, но с этим была масса проблем, которые быстро не решить. Поэтому я так и наседал на Кузьминского с этими корьевыми и утилизационными котлами. Отходы деревообработки и целлюлозного производства могли частично заменить драгоценное топливо.

По этой же причине и строительство нефтеперерабатывающего заводика компании Александра Бари заказал. Северной нефти, поставляемой откуда-то из Коми, и стоящей приемлемых денег, мне продавали всего пятнадцать тысяч тонн. Больше там пока просто не добыть.

А бакинская нефть, на которую удалось действительно зафиксировать цену, с доставкой обходилась уже пятьдесят семь копеек за пуд. Что называется, «за гранью добра и зла». Вот я и решил компенсировать высокую стоимость, производя из этой нефти керосин, бензин, солярку, асфальт для тротуаров, парафин для свечек, смазки разных видов и даже мыло. Все эти товары я планировал либо потребить сам, и на этом сэкономить, либо продать кому-нибудь. С учетом этого и мазут, остающийся на топливо, выйдет уже по приемлемой для меня цене. Но и его, увы, будет мало, жалкий десяток тысяч тонн в год ожидается.

Кстати, если бы мне кто-то там, в моем будущем, рассказал про многочисленные заводы, строящиеся за считанные месяцы, я лишь усмехнулся бы. Но вот ведь — заказываю и строю!

Секрет прост, масштабы большинства местных заводиков человека из моего времени совсем не впечатляли. Иногда можно было просто завезти оборудование, поставить его в сарае, во второй половине сарая организовать склад сырья и готовой продукции, а рядом поставить навес с жестяными печками — вот и готов тебе «завод»! А плохонькую грунтовку потом накатают.

В моем будущем тоже были такие «заводы по производству кирпича», помещающиеся в сарае, с оборудованием, стоящим, как подержанный автомобиль. Но их владельцы изо всех сил надували щёки и именовали себя «независимыми производителями».

Так что, трюков моих хватило бы ненадолго. Я уперся бы в дефицит топлива, и меня поставили бы на колени. А главное, месторождение шунгита расположено на моей территории. И я знаю, твердо знаю, как его сжигать. Еще там, в будущем выполнял исследование на тему шунгитов по заказу одного ушлого предпринимателя, так что и способ пришлось заодно выяснить.

Но дальше — как стена. Узнать про то, кто владельцы этого рудника я не смог, даже задействовав Ухтомского и губернатора Олонецкой губернии. Акционеры были анонимны, а само общество было зарегистрировано в столице. То ли это новые козни тех самых господ, которые «никто, кроме нас!», то ли там не обошлось без высших сановников Империи. А скорее всего — и то, и другое!

Обращаться же к нашим с Натали партнерам и покровителям не хотелось. Если просишь, становишься должен. И не деньги, а нечто большее. Поэтому сначала мы решили поискать обходной путь. Вот и обратились к Рабиновичу. На меня и Натали произвело неслабое впечатление то, как Полтора жида выбил помощь из самой Воронцовой-Дашковой. Это вам не хухры-мухры!

Ну и в-третьих, я просил его подумать о схеме взаимозачета серебра с китайцами. И мои работники, и организация Фань Вэя зарабатывали деньги в России. А серебро им было нужно в Китае, особенно в Манчжурии, где оставались родственники работников, и в Гонконге, где располагались штаб-квартира и китайской триады, и революционной организации, членами которой Фани и являлись.

И я был абсолютно уверен, что выводить серебро из страны напрямую мне не позволят. Поэтому и нужна была работающая схема, при которой часть серебра, получаемого мной за экспортируемые «товары серебряного списка», уходила бы сразу в Китай, не пересекая границы России, а то серебро, которое крутилось внутри империи, в ней бы и оставалось.

Объяснить Рабиновичу суть затруднений удалось не сразу, но он проникся масштабом проблемы и обещал подумать…»

Глава 11

Борт гиперзвукового стратосферника «Санкт-Петербург — Сиэтл», 26 июня 2013 года, среда

— Ваш ланч, пожалуйста!

Безукоризненно вежливая стюардесса ловко поставила перед Алексеем и его невестой подносы с едой, налила выбранные аперитивы и отправилась обслуживать других пассажиров. Сервис «Аэрофлота» как обычно был выше всяких похвал. Что уж говорить про стратосферники? Здесь все пассажиры летели только первым классом, и персонал школили соответствующим образом.

— Странно все же, — пригубив рюмку с аперитивом, проговорила Леночка. — Перед вылетом у нас был лёгкий ужин. Сейчас подали ланч. А по прибытии будем вместе с твоей родней завтракать! Шиворот-навыворот получается.

— Это все та «дешевая энергия, которой Россия заливает мир» — улыбнулся Алексей и подмигнул девушке. — Сколько бы твой дядя ни ругал нас за это, но именно она сделала возможным такие быстрые полеты, что получается «из вечера в утро».

— Кстати, о дяде! Вернее, о родственниках. Чем всё-таки занимаются твои родители?

Алексей прожевал кусочек ветчины, потом показал рукой на поднос и ответил:

— Да вот этим и занимаются. Видишь, здесь почти всюду вензель BTI стоит? «Биотехнологии интернешнл». Еда, произведенная не на полях и пастбищах, а выращенная в чанах. — Тут он снова улыбнулся. — Снова то самое, на что твой дядя ругался!

— Зато тёте Марине нравилось! «Много дешевой еды для простых людей»…

— Вообще да, но эта как раз не из простых, сама понимаешь! Пассажирам первого класса дешёвку не предложат. Так что у нас на подносе — самые последние разработки. Клонированная свинина, а не откормленная дешевой синтетикой. Новые виды бренди, с нюансами вкуса, которые не удалось получить естественным путем. Сыр тоже, наверняка, не от коровы, а из биореактора. Всё это модно, но пока страшно дорого. Поэтому кормят таким пока что только космонавтов и «самых богатеньких». Возить грузы в Космос всё еще дорого, дешевле в реакторе на дальней базе вырастить. Так вот, институт, где они работают, как раз на космический отдел BTI и работает. Потому и Сиэтл.

Некоторое время Леночка задумчиво размазывала масло по гренке, а затем снова спросила:

— А почему всё-таки в Штатах? Что мешало эти технологии у нас в стране развивать?

— А их у нас и начинали! Синтез Менделеева-Горобца это называлось. Реакция полностью в стиле Американца, — тут он улыбнулся и процитировал, лишь слегка изменив — «мы получаем глюкозу и чистый кислород из углекислоты и воды одной лишь силой электричества!»[46]

— А дальше что случилось?

— Понимаешь, дороговатой глюкоза выходила. Ну, у нас и придумали выход. «Перерабатываем мусор в еду». Сначала глюкозу и кислород получали. Потом в этом кислороде мусор сжигали. Цикл замкнутый, выбросов в атмосферу нет, так что такие заводы быстро при всех мегаполисах возникли, а потом и вообще повсюду. Мусор-то большой проблемой был! А воду и углекислоту, получившиеся при сжигании, очищали и на синтез глюкозы пускали.

Тут Алексей увлекся, вынул ручку и стал рисовать схемы на салфетке:

— Смотри, как здорово придумано было! Почти все продукты реакции снова в цикл идут. И даже тепло, выделившееся при сжигании мусора, используется для выработки электричества и предварительной просушки мусора. И электричество тоже на реакцию тратится.

Тут он начал зачеркивать, как в школе на математике, «одинаковые переменные» по разные стороны уравнения.

— Видишь, получается, мы тратим немного электричества, и мусор превращается в глюкозу. А глюкозу можно в самые разные вещи превратить — в спирт, в еду… Природа именно с глюкозы и начинает! Все эти крахмалы, целлюлоза, жиры и белки, всё это в клетках из неё строится! Ну а «BTI» всего лишь повторяла внутриклеточные процессы в больших баках! Понимаешь?

Леночка кивнула с улыбкой, но про себя подумала: «Какой он всё-таки ещё мальчишка! Нашел, из-за чего так заводиться!»

И тут же поправила себя: «А почему бы ему и не заводиться? Ведь речь идет о деле всей жизни его родителей!»

— А потом… — тут голос Алексея погрустнел, — началась антиреклама. Мол, «Россия достаточно богата, чтобы не кормить свой народ едой из мусора». Так что у нас в стране полученная из мусора глюкоза еще лет двадцать потом шла только на биотопливо. Бензин и солярку заменяли. В общем, вернулись к тому, с чего Американец на заре века стартовал!

Тут Алексей снова улыбнулся, но припомнив мемуары предка, и закончил историю:

— А в Штатах, как раз семейка Морганов, к которой мы летим, это дело оценила! Говорю же, их семейка всегда норовила наших умников к своей выгоде использовать. И в тот раз у них снова получилось…


Сиэтл, 26 июня 2013 года, среда

Управленцы бывают разные. Хотя здесь, в Сиэтле, так и просилось на язык слово «менеджеры». Одни, занимая вроде бы высокую должность, по сути ничего не решают. Другие и на должности руководителя среднего звена решают многое, часто общаются с высшим руководством или даже с ключевыми акционерами, в общем, с теми, кого в России в последнее время всё чаще называют ЛПРами — лицами, принимающими решения.

Так сложилось, что Алексей сразу, еще со школьной скамьи, зашел в компанию «Русский космос» с интересным проектом. Тогда, в «год миллениума», уровень развития техники совершенно не позволял даже приступить к реализации проекта, но Михаил Юрьевич, прадед Алексея, оценил потенциал проекта. И начал заманивать Алексея в корпорацию, которой руководил[47]. Так что всё это время, даже ещё учась в школе, а потом — в Ольгинском Физтехе, Алексей имел большой опыт выступлений перед такими вот «важными дядями». Хотя, разумеется, среди них было немало и «тёть», причем в России как бы и не больше, чем в этом зале, но так уж их называли…

За прошедшие тринадцать лет Алексей прекрасно усвоил основное правило таких докладов — «не растекайся мыслью по древу»! Самое главное всегда можно уложить на семи слайдах и сказать за пять минут. А всё остальное, если надо будет, у тебя спросят потом, по окончании доклада.

— Таким образом, леди и джентльмены, проект нашего нового одноступенчатого «челнока» позволит примерно втрое снизить стоимость доставки грузов с Земли на Луну. Нами предлагается не уменьшать размеры инвестиций в проект по добыче гелия-3, а удвоить объемы добычи.

Алексей обратился к таблице на следующем слайде. Второе правило — «никого из инвесторов не интересуют благо человечества и прогресс сами по себе. В первую очередь их интересует, что будет с их деньгами».

— Как видно из расчетов, в этом случае внутренняя норма доходности проекта увеличивается с двадцати пяти до сорока одного процента, а дисконтированный срок окупаемости снижается с семи лет до пяти с половиной.

Отчасти успокоив «важных дядей», Алексей снова перелистнул слайд. Третье правило — «никто не любит изменений в проекте»! Эти «дяди» не стали бы важными, если бы в первую очередь не подозревали, что основная причина изменений в том, что «что-то пошло не так». Лучше всего, если ты можешь объяснить им, что согласившись на эти самые изменения, они получают «новые горизонты».

— Позволю себе напомнить, что гелий-3 пока что — единственный доступный нам источник «безнейтронного термояда». То есть, он пользуется наибольшим спросом там, где требуется компактный, высокоэффективный и невероятно мощный источник энергии. В первую очередь — в космических кораблях, в гиперзвуковой авиации и поездах на магнитной подушке.

Некоторые из присутствующих ЛПРов мимикой продемонстрировали лёгкое удивление. Мол, зачем тратить время на изложение общеизвестных фактов? Не перед фермерами же выступаешь! Но Алексей знал, что напоминание не было лишним. Оно позволило плавно перейти к главному.

— Господа и дамы, мы не просто «немного расширяем поставки ещё одного товара из «Серебряного списка»!» Нет! Наши оценки показывают, что можно уверенно ожидать «перехода количества в качество»! Доступность дешевого источника энергии позволит перейти от добычи в Дальнем Внеземелье наиболее редких и ценных ресурсов, таких, как гелий-3, металлы платиновой группы, золото и серебро, к добыче титана, железа, никеля, кобальта, алюминия и меди.

Воронцов изменил позу и заговорил ещё чуть-чуть более энергично, показывая тем самым, что завершает выступление:

— Господа и дамы! Становится рентабельным и доступным построение во Внеземелье полноценной техносферы. Более того, через двадцать-двадцать пять лет объем производства вне пределов нашей планеты возрастет настолько, что станет оправданным и строительство космических лифтов, с переносом за пределы Земли большинства производств. Наша Земля окончательно станет постиндустриальной! Благодарю за внимание!

Алексей отошел от трибуны и стал всматриваться. Нет, несмотря на некоторый пафос в конце, к докладу отнеслись серьезно. Из задних рядов показал оба больших пальца дядька. Ещё бы! Идея «качественного скачка» и «неизбежности переноса промышленности на орбиту и дальше» была впервые теоретически обоснована именно им. Разумеется, ему приятно видеть, что её упомянули на таком высоком уровне, уже как «строго практическую». Тётя Мэри же никаких знаков не делала, но глаза её благодарно блеснули. Тоже, наверное, устала от участливо-насмешливых вопросов, «что вы нашли в этом оторванном от реальности теоретике?»

Уже позже, отвечая на вопросы по докладу, Алексей вдруг сообразил, что дед не просто так «подставил» его под ответы американской родне. Лётные испытания, намеченные на сентябрь, выводили его, Алексея, на новый уровень. Его проект — это не просто «ещё один новый космолет», это — фактор, меняющий мир. Последняя снежинка, сорвавшая лавину изменений в мире.

И тут же кто-то озвучил схожую мысль:

— Господа! А ведь это — новая «революция моторов»!

Собрание при этих словах снова загудело, послышались слова «стооктановый бум» и «шунгитовая революция».

Да уж, Воронцовы снова, как и век назад, стали для человечества проводниками больших перемен. «Надеюсь, и в этот раз — к лучшему!» — подумал Алексей. Жаль, что почитать откровения предка про эти самые изменения получится не скоро. Из-за «прыжка в прошлое» тут среда только близилась к ланчу. Так что еще предстояли обед и ужин с родственниками, и лишь в полночь, если Леночку сморит усталость, был шанс узнать, а как же Американцу виделась та самая «революция моторов».

Неужели она свалилась на него так же внезапно, как на самого Алексея упало озарение, что его «озарение отрочества» на самом деле изменит землю ничуть не меньше, чем изменило её массовое применение паровых машин?


Балтимор, 18 июня 1899 года, воскресенье.

— Итак, мистер Смит? Что вам удалось выяснить?

— Вы были правы, мистер Мэйсон! В этом году ваш зять неоднократно обращался за услугами в агентство Ника Картера.

— Вашего бывшего сотрудника! Которого вы нам рекомендовали — непонятно зачем уточнил Элайя Мэйсон, бывший Председатель Совета директоров строительного треста, бывший «самый важный человек» своего городка, бывший глава семьи… Много было теперь слова «бывший» в его характеристике…

Но миллионером он остался настоящим. Более того, недавняя успешная игра на бирже и продажа акций треста перевела его из категории «простых миллионеров» в мультимиллионеры. Разумеется, Джон Смит, владелец детективного агентства «Смит и К» не стал огрызаться, а терпеливо подтвердил:

— Именно, бывшего лучшего моего сотрудника. И качество моих рекомендаций подтвердило время. Ник неоднократно выполнял для членов вашей семьи щекотливые поручения, выполнял в рекордные сроки и с неизменно превосходным результатом!

— Да-да, вы правы, разумеется. Продолжайте, пожалуйста.

— Этой зимой Ник внезапно отправился в Россию. А точнее — в их столицу. Достоверно выяснено, что сделал он это по заданию вашего зятя. В начале весны Ник вернулся в Соединенные Штаты, и доложил о результатах. Все это отражено в отчете. Чуть позже ваш зять снова навестил мистера Картера и вывез оттуда несколько мешков бумаг. Эти бумаги он хранил в сейфе и регулярно перечитывал. А в середине мая ваш зять снова отправился в Нью-Йорк. Основное время он проводил на бирже, но помимо этого нашел время на поиск и покупку квартиры на Манхеттене, неподалеку от Уолл-Стрит.

— То есть, мерзавец уже тогда знал, что его ждет большой куш! — сварливо перебил частного сыщика клиент.

— Ну, деньги на квартиру на Манхеттене у него и так были! — не согласился с Мэйсоном детектив. — Так вот, среди всех этих дел ваш зять нашел время дважды посетить Ника Картера. Результатом их переговоров стало то, что Ник нанял несколько эмигрантов из России и снова убыл. По данным его жены — в Великое Княжество Финляндское.

Увидев недоумение в глазах Элайи, сыщик пояснил:

— Оно только называется «княжество». Финляндия — это часть Российской империи, и расположена она совсем рядом с Санкт-Петербургом. Более того, судя по всему, убыл он туда надолго. Миссис Картер поделилась с соседями, что к концу лета она переедет к мужу за океан.

Клиент, кивнул, показывая, что услышал.

— А с начала июня в контору вашего зятя на имя одного из его служащих начали поступать шифрованные коммерческие телеграммы из России. После второй телеграммы у миссис Картер внезапно появилась большая сумма денег. Всё это подробно изложено в моем отчете! — завершил доклад Джон.

— Да, благодарю вас, мистер Смит! Вот ваш чек. Ещё раз спасибо, будет очень приятно пользоваться вашими услугами и впредь.

Глава сыскного бюро ответил подобающими благодарностями, принял чек и откланялся. А Элайя Мэйсон продолжал сидеть, обдумывая услышанное от детектива.

«Всё совпадает!» — думал он. — «Мой милый зятёк снова проехался на спине у этого Воронцова. Нанятый им Картер каким-то образом снова заранее пронюхал и про искусственный каучук, и про день, когда это будет доведено до прессы. И сообщил эту информацию Фредди. А уж тот не преминул снова сыграть на бирже. Понятно же, что после такой новости акции плантаций гевеи упадут, а вот акции тех, кто перерабатывает каучук и торгует изделиями из него — наоборот вырастут. Но сыщик — орёл, похоже! Тоже всё просёк, и потребовал процент с прибыли. Молодец, уважаю!»

Однако, что же теперь делать ему, Элайе? Зять не подпускает его к внуку и дочери. «Дядя Билл» сам переметнулся на другую сторону. От семьи остались одни руины, и Элайя, всю жизнь ставивший бизнес превыше всего, вдруг с ужасом понял, что ему не так уж и важны деньги.

И сейчас ему больше всего хотелось сокрушить зятя. Сломать эту схему, когда он, заранее узнавая о придумках Воронцова, срывает куш на бирже. Но как это сделать, чёрт возьми?!


Одесса, 6 июня (18 июня) 1899 года, воскресенье.

С Яном Гольдбергом мы встретились в ресторан «Гамбринус» на Александровской площади[48]. Как не преминул похвастать перед нами официант, в первом «пивном» ресторане в Одессе. Ян предложил по пиву, но я отказался. Хотя, конечно, быть в «Гамбринусе» и не пить пива — это уже вызывает подозрения в нашей нормальности. Местная знаменитость мадам Иванова, даже не поленилась через весь зал донести до нас мимикой свой удивление.

Ну что тут поделаешь? «Гамбринус» я выбрал потому, что он был ближайшим к квартире Гольдбергов приличным заведением. К Гольдбергу у меня был деловой разговор. И я хотел провернуть его как можно быстрее, а потом отправиться в тир. Да я уже неделю не стрелял! И Генри обещал, что если я и сегодня манкирую упражнениями, он меня «вывернет мехом наружу».

А если зайти к Гольдбергам, то часа два придется только за столом сидеть, соблюдая политес. Нет уж! Вот и встретились мы в «Гамбринусе». И только тут, блин, я сообразил, что пива мне перед стрельбой тоже не стоит. Нет, в местный тир с пивным запахом пустили бы без вопросов! В нынешней России вообще считалось, что выпить кружечку пивка в обед — не грех. И работать потом можно, и машину водить, никто слова не скажет!

Но я-то понимал, что на результатах эта кружечка скажется не лучшим образом. Пришлось «на сухую» общаться.

Сначала мы все же обменялись новостями о семье, поговорили про бизнес, но так сказать в сокращенном варианте, всего минут за двадцать. Как раз успели покончить с ухой и перейти к пирожкам с чаем.

— Значит, Ян, вы уже сами производите большую часть оборудования для электромобилей, а не просто собираете их из частей? Это хорошо, рад за вас!

— Я же говорю вам, Юрий! Даже обмотки электродвигателей сами наматываем! Из САСШ получаем только приборы, пластины для аккумуляторов, подшипники, пружины для рессор и устройства для выпрямления тока. Последнее — самое важное!

— А колеса?

— Хотите шины из своей резины нам поставлять? — сощурился Ян, гордый своей проницательностью.

— Ну что вы, Ян, как можно?! Втюхать вам шины — забота коммивояжёров.

— Как-как вы сказали? «Втюхать»? — поразился Ян. Хоть за два года его русский стал почти идеален, но иностранца видно по незнанию местных идиом. Впрочем… Я и сам задумался. А употребляют ли это слово в нынешней России?

— Неважно, Ян. Это значит, продать что-то, не очень нужное покупателю. Но я о другом. Продажа шин — не мой уровень сейчас. Я к вам с другим предложением. Как вы посмотрите на то, чтобы создать филиал вашего заводика на севере России, А конкретно — в Петрозаводске?

— Где расположен этот город, Юрий?

Я, как мог, коротко объяснил.

— Но что делать электромобилям в этой вашей ужасной тайге? — поразился Гольдберг. — Они — дитя города, избалованные принцессы дорог. Им нужны асфальт и мостовые! Да и с покупателями, как я понимаю, там проблема?

— А если я скажу, что буду покупать у вас не менее десяти штук в неделю? Как быстро вы готовы начать производство? Мне нужно через месяц! — намеренно ужесточил я сроки.

Ян только покачал головой.

— Нет, Юрий. Я уже наслышан о вашей скорости, и верю, что вы справились бы. Но вы забываете, что иудеям несколько месяцев требуется только на получение разрешения открыть дело.

— Это решаемо. Через месяц в Петрозаводске будет запущена первая ГЭС, а к концу лета — вторая. Нет, не пугайтесь, это не гиганты, они обе всего по триста киловатт мощности. Поэтому и так быстро. Часть электричества пойдет на освещение улиц, а остальное — Александровскому заводу. Сейчас он называется снарядоделательным, но это неважно. Николай Иванович Оссовский с руководством не справляется, и скоро будет заменен. Вместо него придет Иван Степанович Яхонтов[49]. Я уже встречался с ним. Он полностью разделяет мое мнение о необходимости модернизации завода. И в частности, готов сдать в аренду часть территорий и цехов, если это поможет привлечь средства на модернизацию. Ваш завод ему очень понравился. Так что я смогу всё согласовать уже к июлю. Как раз и начнете производство!

— Нет, Юрий, — снова отказался Ян. — Мы с Сарочкой — южане, нам не выжить среди ваших метелей и тайги. Да и денег на такое мощное производство у меня нет. Мы сейчас продаем всего по одной машине в неделю. И то еле тянем.

— Я войду в ваше предприятие партнером. Дам нужный кредит. Помогу быстро закупить оборудование, — нажимал я на него.

— Нет, я так не могу! — пожаловался Гольдберг. — Мысли разбегаются. Мадам Иванова! Сделайте нам, бикицер[50], пару кружек пива, будьте любезны!

— Ян, я не буду! Мне сегодня ещё стрелять!

— Я знаю… — непонятно отозвался он.

И пояснил:

— Пиво для меня.

Быстро отпив половину одной из принесенных кружек, он признался:

— Юрий! У меня голова идет кругом! Я продаю, как я уже сказал, одну машину в неделю. Если есть заказ сразу на две, то я уже прыгаю от радости выше головы! А если такое продлится больше двух недель подряд, то со мной вместе будет скакать и Сарочка, хоть она и снова в тягости. И это, на секундочку, не на одну Одессу, у меня вся Россия закупается. Только столичные снобы иногда из Германии везут.

Он снова припал к кружке и, опустошив её, придвинул к себе другую.

— А тут вы приходите, такой красивый, и говорите, что будете покупать у меня не меньше десятка в неделю. Нет, вы не подумайте, что я вам-таки не верю! Верю! Верю, как себе! Но у меня встает вопрос, зачем вам при этом бедный Ян? При таких объемах вы можете открыть свое производство. И «Электрический Клуб» вам все продаст. А Морган, несмотря на ваши непростые отношения, назовет вас лучшим продавцом года и повесит ваше парадное фото в вестибюле своей компании! — и он снова отхлебнул пива. Но теперь уже неторопливо и не сводя с меня выжидающего взгляда.

— Вы плохо меня слушали, Ян! Во-первых, я готов войти к вам партнером. А во-вторых, это не мой уровень. Мне нужны эти машины. И даже, может быть, больше, чем я вам сказал. Но у меня совершенно нет времени заняться этим самому. И мне нужно быстро, очень быстро, Ян. Поэтому я не могу просто нанять управляющего и дать ему денег. Мне ведь нужны другие электромобили! И в их производстве возникнет масса проблем, решать которые управляющий или не сможет, или потратит на это годы. Потому я и зову вас. Вы уже показали свои предпринимательские качества. Вы — справитесь!

Тут я сделал паузу и прозаично добавил:

— А если вам и вашей Сарочке так уж не подходит северный климат, так никто ж вас не неволит оставаться там всю жизнь! Наладите производство, поставите толкового управляющего — и возвращайтесь себе в Одессу!


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Да уж, задачку я поставил перед Яном непростую. Мне нужны были не его ломучие коляски для богатеньких, а обычные для моего времени погрузчики. Без рессор, с маленькими едва обрезиненными колесами, но способные поднимать своими вилками поддоны с грузом, потом везти их в другое место и оставлять там. Я понятия не имел, годятся ли для этого обычные движки электромобиля или их надо менять. И не хотел этого знать.

Зато я знал, что погрузчики ездят только по очень ровным поверхностям. И как мог, объяснил это Яну. Я готов на всех своих складах и пристанях сделать ровный пол или деревянный настил, лишь бы уйти от необходимости содержать целые орды грузчиков.

И это вовсе не прихоть. Стоимость строительства канала мы пока оценивали в двести-триста миллионов рублей. И ГЭС — еще пятьдесят миллионов. Дорога от Белого моря до Повенца, по американским стандартам, как я заказал Гансу Манхарту, — минимум семьдесят миллионов. Если же всю дорогу по этим стандартам делать, то двести-двести пятьдесят миллионов. А еще заводы нужны, дома для рабочих, расширение морского порта и речного порта… По самым оптимистичным подсчетам — семьсот миллионов. А если оптимизм хоть немного сдержать, то миллиард. Нет, с учетом того, что ГЭС и заводы я собирался строить в самую первую очередь, я был уверен, что нужную для старта сумму заработаю. А там и инвестиции подтяну. Мне ведь двенадцать лет дали, с каналом можно пока не спешить… Ну, я тогда так думал. И надеялся, что при этом куда меньше народу на стройке положу.

Но для того, чтобы заводы работали, им нужно сырье. Тот самый лес. Погрузчики нужны. Иначе весь проект «захлебнется».

Когда до Яна дошла перспектива продаж таких машинок не только у меня, но и по миру, он аж задохнулся. «Патентные права поделим пополам!» — щедро заверил я его.

И тут в «Гамбринус» вошла Сарочка…»


Одесса, 6 июня (18 июня) 1899 года, воскресенье.

«Happy birthday to you, Happy birthday to you, Happy birthday, dear Yura, Happy birthday to you»[51] — старательно подпевали Сарочке Ян, Юрий Семецкий, Генри Хамбл и даже Полтора жида.

Но как, откуда? У меня аж слёзы выступили от этого неожиданного «привета из будущего». Ну не пели эту песню сейчас! Даже в Штатах, когда я покидал их менее трёх лет назад, не пели! Не пели и не знали! И вдруг! В Одессе! Хором!

Чёрт! Это было до того неожиданно и приятно, что я даже не стал занудствовать и говорить, что день рождения у меня лишь завтра! Зачем людей расстраивать, они же постарались! Они же не виноваты, что у меня в анкете записано, что я родился 6 июня 1870 года. Ну, пересчитал я так. Год — чтобы возраст совпадал. А день… С днем было сложнее. Разница между календарями сейчас была двенадцать дней. Но с 1900 года станет уже тринадцать. Я прикинул, подумал, что до 1900 года осталась ерунда, а мне потом ещё жить и жить… и вычел тринадцать дней от даты своего рождения.

— А теперь подарки! Чур, мы с Яном последние вручаем! А то я его знаю, как подарим, он нас с дочуркой домой погонит! Итак, кто первый?

— Генри, давайте вы! — предложил Семецкий на английском. — Ваш подарок будет первым, леди уступает!

Да уж, одарили они меня знатно! И очень разнообразно, в соответствии с доходами. Но все, буквально все подарили оружие. Генри подарил пистолет-карабин Нагана. «Раз уж тебе так понравились эти револьверы, то носи и это! Глядишь, и с семидесяти шагов начнешь в корпус попадать!»

Семецкий подарил автоматическую винтовку маузера этого года со словами: «Раз тебе так нравится быстро стрелять, держи вот это! По крайне мере метров на двести-триста сможешь цель достать!»

А потом передал подарок Ухтомских. Пистолет-карабин маузера. Интересно, пистолет маузера и так вещица исключительной точности. А тут к ней приклад приделали да ствол подлиннее, может и на сотню метров смогу цели «гасить»?

Рабинович преподнёс винчестер 1895 года, переделанный под «мосинский» патрон. По нынешний, понятно, тупоконечный. Я, кстати, сильно удивился, увидев его. Привык остроконечные пули видеть в фильмах.

Этим подарком я сильно заинтересовался. Раз можно под этот патрон переделывать, я могу своим орлам не только американскую «двенадцатизарядку» выдавать, но и такой гибрид. У него пуля мощнее и дыма меньше, так что, если вместе…

А Гольдберги немного выбились из ряда. От них я получил охотничье ружье и поцелуй в щёчку. «Слонобой» мне вручил Ян, а поцеловала Сарочка. Хорошо, что не перепутали!

Я ерничал про себя, а у самого вдруг стало тепло на сердце. Ведь готовились, договаривались между собой, подарки присматривали… Это так приятно! Я больше не один в этом мире!

Глава 12

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Естественно, что мы все вместе поехали в тир. И я там стрелял, стрелял и стрелял, просто до одурения. Нет, конечно, стрелял не только я, но остальные делали это вежливо, деликатно и по чуть-чуть. А вот я… Да, дорвался.

Потом было обсуждение. В основном, между мной, Семецким и ганфайтером. Разумеется, на английском, русским Генри пока владел плоховато. Очень быстро мы пришли к вопросу, что именно из подарков может подойти для вооружения не только меня, а, скажем так, «оперативного состава» нашей корпорации. Ну, или ополчения. «Слонобой» мы даже обсуждать не стали. Он явно на богатого охотника рассчитан. Да и тому — выстрелить несколько десятков раз за всю жизнь. Нет, не то! Автоматическую винтовку маузера мы дружно заклеймили. Капризна она, не то что «образец 1898 года». Отказала пару раз. Если в грязь упадет — то все, механизм заклинит. Да и дороговата, собака… Пистолет-карабин нагана дешев, но уж больно у него эффективная дистанция невелика. Да и патрон слабоват. Про скорость перезарядки я вообще молчу.

А вот дальше мы заспорили. Семецкий считал, что лучше всего подойдет подарок Рабиновича. Расхваливал мощный патрон, приемлемую дальность эффективной стрельбы и разумную цену. А вот Генри, как истинный сторонник высокой скорости стрельбы, выступал за подарок Ухтомских. И плевать ему было, что тот больше тысячи рублей стоил. Его тезис был «на безопасности не экономят, трупу деньги ни к чему!» И кивал на высокую скорость стрельбы и перезарядки. Да и до полутора сотен шагов эта машинка показывает приемлемую точность и убойность. А дальше, мол, охране стрелять не надо!

Я тогда еще с улыбкой подумал, что вижу типичный пример профессиональной деформации. Генри мыслил как стрелок-одиночка и телохранитель. Или как начальник небольшой группы телохранителей. А Юрий — как командир воинской части. К примеру, как командир роты. И явно им не суждено было договориться!

Но тут они, заметив мою улыбку, пристали ко мне, чтобы я высказал, кто из них прав…»


Одесса, 6 июня (18 июня) 1899 года, воскресенье.

— Я думаю, тут дело не в оружии, а в патроне! — дипломатично ответил я. — Патрон для пистолета Маузера имеет небольшую мощность. Именно это и позволило сделать автоматику пистолета такой безотказной. Но именно малая мощность приводит к небольшой эффективной дальности. А патрон для русской «трехлинейки», напротив, слишком мощен. И потому он будет позволять стрелять далеко и точно, но не позволит создать самозарядную винтовку под себя. По крайней мере, не на сегодняшнем уровне развития техники! И не с сегодняшними материалами.

Потом подумал и добавил:

— Вот если бы разработать какой-нибудь… — тут я замялся, подыскивая нужное слово, — Какой-нибудь «промежуточный» патрон… Чтобы калибр тот же, «три линии», а во всем остальном — посередине! По навеске патрона, по массе пули, да даже по длине гильзы и диаметру её донца! Ну и карабин под него разработать… Вот тогда да, такой подошел бы идеально!

— Юрий Анатольевич! — укоризненно протянул Семецкий, от возмущения перейдя не только на «вы», но и на русский, и сильно повысив голос. — Да что же вы такое говорите! Новый патрон разрабатывается годами. Иногда и десяток лет. И стоит это безумных денег! А у нас нет ни денег, ни времени! Сейчас нужда приперла…

— Я-таки дико извиняюсь! — раздалось из-за моей спины. — Но если вы заплатите мне по рублю за патрон и двести рублей за карабин, я сделаю вам их к осени! Самозарядку пока не обещаю, но стрелять будет. Опробуете свой патрон, если так хотите!

— Вы кто такой, любезнейший? — холодно спросил Семецкий, возмущенный не столько даже тем, что в наш разговор так бесцеремонно влезли, сколько тем, что охранники это допустили. И подпустили постороннего так близко.

— А это — Изя Нудельман, с Тираспо́льской! А это сынишка его, Мойша! — тут же пояснил Рабинович, указав на молодого парня, стоявшего чуть в отдалении. — Они большую часть наших подарков и изготовили. Вот я его с сыном позвал, посмотреть, как пройдет!

— Отлично! — сменил гнев на милость Семецкий, поняв, что вины охраны не было. — Однако я вам как специалист говорю, переделать винтовку под другой патрон — это одно, а вот разработать новый патрон, да ещё и карабин под него — совсем другое!

— Может быть, вы там, в Северной Пальмире, и большой специалист, но у нас, в Пальмире Южной…

И тут я вспомнил окончание этого анекдота: «А у нас в Одессе ты — просто поц! Кепку мерить будешь?» — и, опасаясь, что прозвучит что-то подобное, перебил:

— Я согласен, господин Нудельман! Если осенью вы принесете карабин и три сотни таких патронов присутствующему здесь Пересу Хаймовичу, он выплатит вам от меня пятьсот рублей. А мы с ним уж как-нибудь сочтемся.

И протянул ему руку. Нудельман, не колеблясь, пожал её, но возразил совсем по другому поводу:

— Ну, шо вы такое говорите? Какой из меня господин? Я — Изя, Изя с Тираспо́льской! Я один такой, меня вся Одесса знает. А «господ Нудельманов», я-таки дико извиняюсь, в Одессе много, вот хоть брат мой Абрам, тот — господин Нудельман. И сын его, как вырастет, будет господином Эммануилом Нудельманом зваться! А меня все звали и зовут просто Изя.

— Уничижение паче гордыни! — тихо, но с некоторым пониманием пробормотал Семецкий.

— Melius provinciae primum esse quam Romae secundus![52] — немного выбиваясь из образа провинциального еврея, ответил оружейных дел мастер.


Одесса, 7 июня (19 июня) 1899 года, понедельник.

Одессу недаром зовут Южной Пальмирой. В отличие от большинства других городов, она изначально строилась, как административный центр великой Империи, подобно Пальмире Северной. Это сходство нашло отражение и в архитектуре города. Еще Одесса должна была стать морскими воротами России на Чёрном море. И она стала и тем, и другим. Сейчас, на рубеже XX века Южная Пальмира была четвертым городом Империи, уступая и по размерам, и по богатству лишь Петербургу, Москве и Варшаве.

Именно отсюда уходило до девяноста процентов зерна на импорт. Отсюда к французам шли целые потоки чугуна и угля, случались даже курьезы, когда Россия по объему производства чугуна обгоняла саму Францию. Почему курьезы? Так французы наш чугун переделывали в сталь, а сталь — в машины, и нам же и продавали обратно, но уже в несколько раз дороже. И кому он улыбается, такой гешефт? Кому угодно, только не России!

И даже батумская нефть, по которой добыче Россия вот только что обогнала Америку, сначала шла трубами до Батума, потом мелкими наливняками сюда, в Нефтяную гавань Одесского порта, и лишь затем расходилась по всей Европе.

Само собой, импорт тоже шел сюда. Помимо официально ввозимых товаров хватало и контрабанды, о чём прекрасно знал каждый одессит, но не спешил говорить. Да и зачем языком трепать? Понимающему человеку и так понятно, почему вдруг в магазинчике Шнеерзона, к примеру, вторую неделю бойко идёт торговля английским сукном, хотя по документам он купил всего две штуки.

Каждый одессит с молоком матери впитывал не только гордость за свой город, но и умение «подобрать с пола свою копеечку», пользуясь местными особенностями.

Вот и Изя Нудельман нашёл-таки свою нишу. Помимо всего прочего, из Одессы состоятельные и знатные россияне ездили за рубеж. Больше всего было паломников в Святую землю и на Новый Афон. Существенно меньше — тех, кому доктора прописали для лечения астмы и прочих болезней воздух южных морей. Вон и цесаревич, наследник престола, тоже на Юге от болезней спасается[53]. Разумеется, не все на Кавказ едут, кто-то в Ялту, подражая императорской семье, но многих влекут Ницца и Неаполь, ведь там можно не только вдыхать лечебный воздух, но и неплохо развлечься. Изя же имел свой кусок хлеба на последнем, самом тонком ручейке путешественников, на тех, кто отплывал насладиться экзотикой.

И не так важно, собирались ли господа в далёкую Индию, где можно поохотиться на тигров, или в более близкую Африку, все равно им надо было закупиться оружием. И уже полвека, как всем в Империи было известно, что лучше сделать для этого небольшую остановку в Одессе. Импорт здесь самый дешевый, контрабанды тоже хватает. Ведь согласитесь, не слишком умно ехать в места, где все патроны английского, французского или немецкого стандарта с русским оружием. Да и серьёзный зверь требует серьезного же оружия, из самой лучшей стали.

Поначалу в одесских оружейных магазинах лишь продавали импортное оружие. Потом стали дорабатывать его под капризы клиента. А ведь чем богаче клиент, тем капризнее. В прошлом году один господин даже заказал, чтобы ему русскую трёхлинейную винтовку под патрон с остроконечной пулей переделали, как у винтовки маузера, например. Переделать-то Изя мог, но где сам такой патрон взять? А заказчик настаивал. В конце концов, он организовал-таки, чтобы Изе на Тираспольскую доставили три сотни экспериментальных патронов. Эксперименты-то ещё пять лет назад начались, но конца-краю им пока не видно. Но пока те патроны пришли, заказчик успел в карты проиграться и заказ отменил. Хорошо, что Изя с него задаток взял, а то убыток бы вышел!

Так что клиент у Изи и его собратьев по мастерству был! Клиент денежный, капризный, но вот беда — не слишком частый. И лет двадцать назад Изя придумал себе еще один источник дохода. Переделывать импортное оружие под отечественный патрон. Эвон, тот же винчестер 1895 года, который вчера для знаменитого миллионщика Воронцова купили, как раз из такого товара. Среди русских дворян иностранное оружие любили, но и копеечку ценили, поэтому такие гибриды и нашли спрос. Денег с такого клиента получалось меньше. Но клиентов было больше. Так что без куска хлеба старый Изя не останется!

А уж когда и у Мойши, сынишки его, прорезалась страсть и умение к семейному ремеслу, Изя испытал настоящую отцовскую гордость. Порадовал отца сынишка!

* * *

Впрочем, сейчас Мойша отца совсем даже не радовал, а, напротив.

— Не буду! — упрямо повторил он, за что вполне логично огрёб ещё один отцовский подзатыльник.

Но и после этого не внял, а отскочив в угол, набычился и повторил:

— Не буду я об эту туфту свои руки марать! Я себя не на помойке нашел!

— Нет, вы посмотрите, какая цаца! А кто неделю назад берданкам стволы укорачивал? А «Ли Нэви»[54] переделать ему, видите ли, не по чину! Да там мы хорошо, если дюжину рублей нажили! А тут, считай, сотни полторы обломится! — перешел Изя от подзатыльников к увещеваниям.

— Там работы было на полчаса! А тут недели три, не меньше! Да за это время можно десяток винчестеров под трёхлинейный патрон переделать! Впятеро больше заработаем!

— Эх, дитё ты неразумное! — вздохнул отец.

Увидев, что сын снова вскинулся, остановил его жестом и принялся разъяснять, загибая пальцы.

— Смотри сам! Во-первых, те винтовки ещё продать нужно будет, а на эту покупатель у нас уже есть. Во-вторых, даже если мы их продадим, впятеро больше мы лишь выручим. Но там и сами винтовки, и их материалы для их переделки стоить будут каждая как «Ли Нэви». А их десять, не одна. Так что заработаем мы с них, хорошо, если сотню. А с этой — полторы сотни будем иметь.

Мойша понурился, признавая правоту отца, но тот, как оказалось, не закончил.

— В-четвертых, Воронцова хорошо среди клиентов иметь. Даже если он у нас больше ничего не закажет, все равно похвастаемся. И покупателей больше будет. Ну и последнее, самое главное, мы ведь не только на винтовке заработаем, куда больше нам патроны принесут! Выданное ли дело, суметь патрон за рубль продать! Да ему красная цена пять копеек! Так что про этот гешефт по всей Одессе говорить станут! — многозначительно поднял указательный палец Изя. — Вник?

— Вник! — шмыгнув носом, ответил юноша. — Только вот патрон-то еще сделать надо! А фабрики у нас нет!

— Ну, ты и бестолочь! — в изумлении всплеснул руками старый мастер. — Ну как же нет? Ты что думаешь, папа тебе просто так, что ли, «Ли Нэви» переделывать задал?! Я же вчера всё и посчитал. У патрона к этой винтовке и основание гильзы, и её фланец, и плечо — всё по диаметру как раз между теми двумя патронами и есть! А что длина больше, так мы лишнее уберем и переобожмём под новую пулю. Делов-то!

Сын кивнул. Переобжимкой им заниматься доводилось. Всё нужное для этого имелось. Ну а что вручную работа не слишком быстрая, так им спешить некуда, времени — вагон целый и маленькая тележка!

— Навеску пороха уменьшим, она у американцев пятьдесят гран, как и в нашей трёхлинейке, а заказчик потребовал «всё посредине», а капсюль прежний оставим. Что-то мне подсказывает, что клиенту трехсот семидесяти калорий энергии пули маловато окажется, и он потом снова потребует навеску пороха увеличить.

— А пуля? — несмело поинтересовался сын. Мало ли, кому охота, чтобы снова бестолочью обозвали? Папка-то, оказывается, бикицер всё обсчитал, он, Мойша его резоны только сейчас, после объяснений понял. Может, и с пулей аналогично?

— Пуля нам нужна весом в сто пятьдесят четыре грана! — с намёком сказал ему отец и сделал паузу.

Ну, точно, есть у папки идея, где такие пули достать, не сильно напрягаясь. Что же он в виду имел-то? О! Точно!!!

— Пули для «трёхлинейки» возьмёшь! Из тех экспериментальных патронов! — радостно выпалил Мойша.

Отец довольно кивнул. Патроны-то те ему даром остались. Ну, он остроконечные пули вынул, на стандартные заменил, да и продал патроны, уже как обычные. А что? Лишние пятнадцать рубликов на дороге не валяются! А теперь вот, смотрите, и пулям применение нашлось. Чего ж добру пропадать, верно?

— Так ты потому на триста патронов и подрядился, что у тебя пуль таких больше не было? — запоздало догадался юноша.

— Ну, слава Господу, сообразил! Разумеется! Работы-то на два три-дня! А патронов для «Ли Нэви» у нас хватает! Были бы еще пули, я бы и на пятьсот подрядился! — тут он увидел в глазах сына вопрос, и продолжил. — Небось, гадаешь, зачем я время до осени брал, если всё можно было к началу июля сделать? Да потому, что пятьсот рублей за месяц работы клиент платить не захочет. Жирно, скажет. А вот за целое лето — это ему уже приемлемо. А мне и не жалко! И так, куш приличный выходит! Вся Одесса завидовать будет!


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…После той феерической стрельбы мы всей компанией вернулись в «Гамбринус», и уж в этот раз я не пренебрёг ни их пивом, ни водочкой… Нет, вы не представляете, как я смеялся, узнав, что в этом заведении модно подавать к кружке пива и шкалик водки. Предполагалось сначала отпить полкружки пива, потом намахнуть шкалик водки и лишь затем допить оставшееся пиво. Более того, у них это носило название «ёрш» и подавалось под присказку: «Пиво без водки — деньги на ветер!»

Положительно, в тот день на меня так и сыпались «приветы из будущего»! После того, как я первую кружку пива «полирнул» парой «ершей», мадам Иванова сменила гнев на милость и поинтересовалась, что отмечаем. Узнав, что компания празднует мой день рождения, всплеснула руками и воззвала к небесам.

— Шо я слышу? Воронцов отмечает свой день рождения и-таки никто не закажет ящик его фирменных шипучих вин? Все, как последние жлобы, «ёршиком» разминаются?

Ничего себе! Нас за столом было шестеро, причем Сарочка почти не пила. И на вот эту скромную компанию дюжину бутылок игристого? Да после пива с водкой?! Но Семецкий уже вошел в кураж, так что ни от покупки, ни от дегустации отвертеться мне не удалось. Да и не очень-то хотелось. Праздник, что называется, удался! Игристое вино душевно пошло под скрипочку и крики посетителей: «Давай, Сашок, жги!» Кажется, под конец вечера к ним присоединился и я.

Ну а утром, несмотря на тяжелую голову, провернул разминку со стрельбой «всухую», перекусил и помчался на встречу со знаменитым в моем будущем химиком Зелинским. Николай Дмитриевич, несмотря на то, что уже шесть лет, как перебрался преподавать в Московском Университете, Одессу по-прежнему любил и частенько её навещал. Вот и получилось у меня договориться на встречу с ним именно здесь.

Несмотря на мою тяжелую голову, мы с Николаем Дмитриевичем всё же договорились. Причем помогло мне в этом не само рекомендательное письмо Менделеева, а упоминание в этом письме, что я нашёл способ существенно повысить выход бензола при тримеризации ацетилена. Ха, ещё бы ему не заинтересоваться! Там, в моем будущем, эта реакция как раз имя Зелинского и носила.

В общем, он согласился расширить свои опыты по синтезу ряда циклопентановых и циклогексановых углеводородов. Я помнил из учебников будущего, что этот синтез помог в изучении химического состава нефти и нефтяных фракций. Но в учебниках говорилось, что результаты представлены, если память не изменяет, в 1907 году. Я собирался профинансировать эти опыты и заставить его начать их немного раньше. Но оказалось, что Зелинский уже четвертый год, как занимается ими. Впрочем, увеличение финансирования, на которое Николай Дмитриевич, разумеется, согласился, должно было существенно ускорить его опыты. А к обеду я помчался к Рабиновичу. Что-то он по моим вчерашним просьбам надумал…»


Одесса, 7 июня (19 июня) 1899 года, понедельник.

— Марка я вызвал в Одессу, он приедет недели через полторы, но сложностей по нему не предвидится. Раз я сказал, что мой внук будет на вас работать, значит, будет!

— Как скажете!

Рабинович улыбнулся.

— Итак, вторая ваша проблема — шунгиты. Не так важно, правы вы в своих подозрениях или нет, но кто бы ни были акционеры этой компании, они ваши рассуждения повторили, не сомневайтесь. И пришли к выводу, что даваться вам некуда. И ждут, когда вы к ним придете! Акционерный капитал их компании оценивается в три миллиона рублей. Не сомневайтесь, что уже сейчас их акции не удастся купить даже впятеро дороже.

Я молча показал, что жду продолжения.

— Надо сделать так, чтобы это они пришли к вам, а не наоборот. Вы давеча говорили, что выделяете пять сортов этого самого шунгита, а они под рудник забрали два самых лучших. Но зато забрали всё! Верно я понимаю, что остальные три сорта есть и за пределами участка, на которые им выдана привилегия?

— Не только есть, их там в десятки раз больше.

— Отлично! Это куда лучше, чем я мог надеяться! — энергично потер ладони друг о друга Полтора жида. — Скажите, Юрий, вы ведь весь такой умный из себя, настоящий профессор, как говорят у нас в Одессе. А вы не сможете сжечь те сорта, что похуже?

— Вообще-то, сейчас эти сорта даже не считаются шунгитами. В отчёте их называют «шунгитоподобными». Места залегания отмечены, но ими просто побрезговали. Слишком невелики эти месторождения каждое в отдельности, да и пока проблема сжечь даже первый сорт, в котором углерода девяносто процентов и выше.

— Я не об этом спрашивал! — нетерпеливо перебил Рабинович. — Так сможете или нет?

— Третий сорт, наверное, смогу! — задумчиво ответил я — Проводились опыты, если воздух кислородом обогатить, то в нем и третий тип сгорит. А как недорого выделить из воздуха кислород я, в принципе, предполагаю. Но это будет лишь фокус! Топливо мне нужно не в одной точке. Придется строить завод по сжижению кислорода, заказывать специальные цистерны для его перевозок. Всё это страшно дорого, дешевле уголь у Юза покупать.

— Не страшно, что фокус! — жарко зашептал Рабинович. — Они об этом не знают, а у вас — репутация. Так что быстренько оформляем вам привилегию на право добычи этого самого «недошунгита», всех пяти видов, не жадничаем, и вы объявляете о начале строительства кислородного завода. А еще размещаете заказ на цистерны для перевозки жидкого кислорода. Много цистерн! А главное, строите в центре Петербурга небольшую электростанцию. Можно совсем крошечную, важно лишь, чтобы она работала на этом самом плохом шунгите, который вы добудете. А дальше вы начинаете обещать, что через год-другой просто завалите столицу теплом и электричеством, потому что топлива у вас — просто завались!

Я восхищенно посмотрел на Рабиновича. Да, после такого финта таинственные акционеры не просто сами выйдут на меня, они начнут выкручивать мне руки, чтобы я с ними договорился, а не демпинговал на общем рынке.

— Так теперь вы попробуйте эту рыбу-фиш, а я пока расскажу вам, что мы будем делать с китайцами.


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Насчет китайцев предложения Переса Рабиновича были не менее эффективны. Он обратил мое внимание на то, что работники отдают деньги триаде не от страха, а потому, что им не на что их потратить. Баландой их кормят бесплатно, место в бараке дают, спецодежду тоже. Что остается? Азартные игры, опиум, продажная любовь, традиционная еда, чтобы удовлетворить тоску по родине и переводы домой, родственникам. Всё это и заставляло их отдавать большую часть заработка организации Фань Вэя.

Так что нам нужно было дать им возможность тратить. Построить доходные дома. Да, особые. По типу общежитий, в которых я жил студентом. Комната на четверых, а на начальном этапе, пока заработки невелики — и на восьмерых. По одной кухне и паре туалетов на этаж, баня и прачечная внизу. Но это будет уже не барак. Центральное отопление, электричество, доступность холодильников и электрических плит, горячей воды и центральной канализации. Это уже будет великим благом для тех, кто сегодня ютится в бараке.

И предложить также хорошую, качественную, но близкую китайцам еду. Не макароны, а лапшу с курицей и рыбой. Манты с олениной, сваренные на пару. Утку по-пекински и зеленый чай в чайной.

И развлечений побольше! Начать показывать кино и спектакли. Да, я понимаю, что пока фильмов для синематографа немного, но надо же глядеть в будущее, верно? Устраивать соревнования по «китайскому боксу»[55], наверняка он не менее зрелищен, чем английский. Бесплатные концерты и танцы. Уроки, прежде всего русского языка и Слова Божия, ведь этих китайцев и впускают в страну потому, что они — православные. Но можно и нужно учить их писать и читать по-русски, счету и началам математики.

На мои вопли, а где взять на все это денег, Полтора жида ответил, что достаточно брать с комнаты по двенадцать рублей в месяц. По полтора рубля с самых бедных, что по восемь человек в комнате, и по три с тех, кто побогаче. При выплачиваемом мной жалование это им вполне по силам. Большинству. Немногим несчастным я могу помочь как благотворитель, чтобы они не озлоблялись.

Если я такое обеспечу, он будет акционировать эти доходные дома и продавать акции на фондовом рынке Одессы, как горячие пирожки. То же и с учебой. Он берется найти банки, которые выдадут китайцам кредит на обучение! И их самих, и их детей. Достаточно только, чтобы я озвучил, что грамотный работник будет больше зарабатывать. Остальное сделают Рабинович и банк. Даже учителей наймут. Ну а с развлечениями и того проще.

— Юрий, вы не понимаете! Пока у вас там просто нет рынка развлечений, вот никто и не лезет. Зачем, если рабочие живут в бараках? Но стоит первым кафе, чайным и кинотеатру поработать месяц-другой и показать в отчётах прибыль, как вы не будете знать, как отбиться от предпринимателей.

Мне его горячая речь немного напомнила выступление Остапа Бендера перед васюкинскими шахматистами, но… Что-то в этом было. Так что нужно было срочно это обсудить с моей невестой. Уж в чём в чём, а в особенностях местного управления бизнесом она явно понимала уже больше моего. И продолжала быстро расти над собой.

— Ну и последнее. Части платежей вы не сможете избежать. Но лучше, если это будет за какие-нибудь услуги, которые они окажут вам.

Тут я вспомнил схемы по обналичиванию денег, процветавшие в наших «девяностых», и понимающе кивнул.

— Это должны быть услуги, которые реально оказываются, все их видят, но объем трудно посчитать. Например, я слышал, в Сан-Франциско китайцы активно предоставляют услуги прачечных и держат рестораны национальной кухни. Вы знаете, Юра, как работает «китайская прачечная»?

И тут я широко-широко улыбнулся. Рабинович не просто подсказал мне выход и контуры схемы по «зачету». Он еще и подсказал мне шикарную идею!»


Сан — Франциско, 3 июля 1899 года, понедельник.

Элайя Мэйсон был несправедлив к своему зятю. Да, тот осознанно решил узнавать обо всех задумках Воронцова раньше других и стричь с этого купоны. Да, Ник Картер начал выстраивать вокруг этого «русского Эдисона» многослойную систему сбора информации. В первом слое были обычные прикормленные журналисты, сбор слухов и анализ газетных публикаций. Во втором — тесные связи агентов с уже работающими на Воронцова иностранцами. Нет, никакого шпионажа, что вы! Но иногда достаточно правильно задать вопросы в дружеской переписке.

Ну и третий слой, самый дорогостоящий, еще только формировался. Внедрение в корпорацию осознанных агентов. Да, это было не быстро, да, недёшево, но Воронцов уже позволил Фреду заработать столько, что тот мог содержать такую сеть годами на десятую часть этой суммы.

Так что да, он опутывал этого русского паутиной промышленного шпионажа и не стал бы спорить с этим. Несправедливость мнения тестя крылась в другом! Он, Фред, вовсе и не думал ограничиться только игрой на бирже. Вот еще! Деньги надо зарабатывать любыми удобными способами!

Этот Юрий Воронцов давно, когда еще не поругался с ним и с Мэйсонами, предлагал строить высоковольтные сети, укрупнять единичные мощности тепловых электростанций и поднимать давление и температуру пара? Что ж, Морган уже вошел в партнерство с Теслой и Вестингаузом, и они развивают свой бизнес именно по этому направлению.

И сейчас, узнав, что Воронцов направился в Одессу, Фред не стал довольствоваться сообщением сыщика о том, что организовано посещение тамошней презентации прикормленным журналистом и сопровождение двумя агентами. Нет, он и сам отправился в «Электрический клуб» и взял на контроль все запросы от Яна Гольдберга, своего представителя в Одессе и приятеля Воронцова.

И он оказался прав! Всего лишь через несколько дней пришла телеграмма от Гольдберга с заявкой на увеличение поставок аж в двенадцать раз! Правда, не всех, а только некоторых комплектующих для электромобилей! При этом пунктом поставки значилась не Одесса, где была штаб-квартира Яна, а Петрозаводск, самый близкий большой город к стройке, осуществляемой Воронцовым.

Немного подумав, но так и не поняв пока смысла этого заказа, Морган тем не менее, распорядился исполнить его, а также начал спешно готовиться к возможности аналогичного расширения своего производства. А сам обменялся с Гольдбергом дюжиной телеграмм, раз от раза всё более тёплых, и в последней договорился о приезде в Россию своего эмиссара. «Для обсуждения перспектив сотрудничества». Теперь ещё предстояло найти кого-нибудь достаточно толкового в технике, чтобы вычислить, что там нового Воронцов с Гольдбергом изобретают, но зависимого, чтобы идеей сам не воспользовался.

А сейчас… сейчас он лично пришел в «китайскую прачечную» Сан-Франциско. Все знали, что китайцы собирают в городе белье и увозят его куда-то, там стирают и возвращают. Дешево, аккуратно и достаточно быстро. Но мало кто знал, что эти прачечные назывались так еще и потому, что они позволяли китайским боссам «отстирывать» свои нелегальные, а порой и преступные доходы.

Визит сюда был выходом напрямую на этих, прямо скажем, не слишком законопослушных поставщиков китайской рабочей силы. Морган понимал, что рискует, что если что-то пойдет не так, он может просто не выйти из этой «прачечной», но всё же пришел сюда. Пришел сам, лично!

И не потому, что не хотел действовать через посредников, нет. Но завтра — День Независимости, никто не работает, а Фред спешил. Раз этот Воронцов строит ГЭС посреди тайги, то и Фред Морган станет строить ГЭС посреди тайги! Русский нанимает для этого китайцев, что ж — и Фредди их наймет!

Американец спешит — так и в Америке не принято медлить! А что у Моргана пока меньше денег, так зато в Америке куда более доступно привлечение капитала. И заёмного, и от соучредителей-акционеров. Так что мы ещё посмотрим, кто раньше закончит стройку, и у кого раньше пойдет ток!

То, что ближайшая тайга была в Канаде, Фреда вовсе не смущало. Канада так Канада! И плевать, что она — часть Британской империи! Даром что ли сказано: «Америка — для американцев!»? Так что придется надменным британцам подвинуться!


Петрозаводск, 22 июня (4 июля) 1899 года, вторник

— Довожу до сведения уважаемой публики, что государь-император подписал рескрипт о создании «Онежского электромеханического концерна»! — торжественно объявил Олонецкий губернатор Владимир Александрович Левашов. — Данный концерн будет включать в себя предприятия с различной формой собственности и составом владельцев. В частности, «Онежский механический завод», казенное предприятие, директором которого назначен Иван Степанович Яхонтов! Прошу любить и жаловать!

Переждав аплодисменты, Левашов продолжил:

— У акционерных обществ «Петрозаводские гидроэлектростанции» и «Онежский завод сосудов под давлением» акции поделены между государством, муниципалитетом и частными владельцами. Руководить оными предприятиями будет всё тот же господин Яхонтов!

Снова аплодисменты, но уже пожиже.

— Частное предприятие «Онежский завод электрической тяги». Руководить им будет один из владельцев — господин Ян Гольдберг!

В этот раз аплодисменты толпы были еще жиже. Местные всё спорили, как этот пришлый так ловко урвал треть завода, и кто же такой за ним стоит, если им не только позволили прибрать к рукам такой жирный кусок, но и провернули это так быстро? Ну да ничего, следующая новость их расшевелит! Я улыбнулся в предвкушении.

— И наконец, акционерным обществом «Петрозаводский завод электрических ламп и электромеханических изделий» поставлен руководить Евгений Александрович Гребеневич! Передаю ему слово для объявления. Обещаю, вы будет заинтригованы!

Народ зашумел и стал придвигаться ближе. Репортёры оживились. Вообще-то в этот раз я намеренно не звал никого из столичной и иностранной прессы. Мы с Натали посоветовались, и она подсказала, что сейчас — очень удобный случай приучить публику к тому, что за новостями надо ездить к нам, сюда. Что здесь отныне будет один из центров научного и технического прогресса.

Поскольку она заверила, что урвать свой кусочек в игре на бирже нам некоторая заторможенность с распространением информации не помешает, я радостно согласился. Действительно, нечего тут! «Сделаем наше Беломорье интеллектуальной столицей всего мира!»

— Наше предприятие помимо реле, выключателей и «ламп Воронцова» будет производить также и радиолампы! — тем временем добрался до сути Гребеневич. — Эти лампы не только повысят дальность эфирных передач до многих тысяч вёрст, но и позволят передавать на расстояние звук, как по телефону! Так что не пройдет и нескольких лет, как по всему миру в домах, ресторанах и общественных местах будут стоять приемники эфирной связи, позволяющие слушать концерты из Вены и Санкт-Петербурга, пение Шаляпина и свежие новости. И в этих приемниках по всему миру будут стоять лампы с клеймом нашего завода! Так что гордое имя города Петрозаводска станет известно в самых отдаленных уголках мира!

А вот теперь толпа взревела и разразилась овацией.


Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Я тогда грустно усмехался. Не перестаю удивляться, как общество оценивает новости. Основная слава досталась электрическим лампам, а Гольдберг и Яхонтов оказались в тени. Между тем обороты этого заводика ещё долго будут скромными. А вот «электрическая» тяга обещала со старта выйти на оборот в полмиллиона рублей в год. А ведь мы планировали ещё завершать тут оборудование электровозов для моей железной дороги, делать подобие электрических тракторов, выпускать устройства защиты и трансформаторы для электрических сетей. Да и предприятия Яхонтова уже сейчас освещали центр города по вечерам и давали работу почти тысяче горожан.

А ведь он и новый завод придумал — «Завод сосудов под давлением». Сам он собирался там сифоны делать для газирования воды. И обратился ко мне. На моих заводах углекислоты было «море разливанное». Этиловый спирт — основное сырьё для моих синтезов — я получал брожением, а при этом углекислоты выделяется примерно столько же по массе, сколько и этилового спирта.

Но это меня натолкнуло на мысль, и я ему еще заказов подкинул. Углекислотные огнетушители. У нас все больше появлялось участков, которые водой тушить нельзя, так что с этим заказом мы удачно нашли друг друга. А ещё я заказал ему баллончики для пейнтбольных маркеров. Мы с Семецким решили дополнительно потренировать наших «егерей» на скоротечный огневой контакт, раз уж им приходится дело с бандитами да «волочевыми» иметь.

Впрочем, нельзя не отметить, что Гребеневич вполне заслужил свою долю славы. Он толково подхватил мою мысль. Принципы работы вакуумного диода, триода-усилителя и фотодиода «проходят» в школьном курсе физики. Правда, большинство забывает их, как только сдаст экзамен. Но и оставшиеся, как правило, не в курсе мелких деталей. А вот я знал, что для радиоламп мало просто откачать воздух из стеклянной колбы и правильно спаять несколько проводков. Ха, как же! Первые две из перечисленных ламп работали на принципе термоэлектрической эмиссии. Говоря попросту, чтобы они работали, катод надо нагревать и нагревать очень сильно. Удовлетворительно справлялась с этим лишь вольфрамовая нить накала, которую здесь и сейчас умел изготавливать пока только я один. Ну а во-вторых, в каждой из этих ламп нужно было не только создать, но и поддерживать вакуум, чем глубже, тем лучше. Но соединить стекло и металл настолько герметично, чтобы через них вообще не просачивался воздух, невероятно сложно. И вот тут нашлось применение ниобию и танталу, которых у меня был большой запас. Эти элементы при определенной температуре энергично поглощают азот и кислород. То есть, если в лампу добавить специальный поглотитель, материалы для изготовления которых тоже пока есть только у меня, она будет работать лучше и прослужит намного дольше. В десятки раз дольше.

Вот только заниматься экспериментами, получением патентов и становлением производства мне было не только недосуг, но и… некстати. Ну не чувствовал я никогда влечения к радиоделу! Так что Евгений Александрович позволил мне «неплохо нажить». Не только денег, но и репутации. Изобретение фотодиода мы с ним честно поделили пополам. А патенты на оставшиеся две лампы были на моё имя. А главное — на усиление слабых сигналов. Пригодится, я не сомневался. Вакуумный триод-усилитель — основа голосовой радиосвязи. Да и не только голосовой. Ему уже присвоили коммерческое название «аудион», усилитель голоса, то есть. Ничего, скоро, скоро тут появятся не только радиолы, но и междугородние телефонные звонки…»

Загрузка...