Хозяин таёжного неба

Глава одиннадцатая, в которой оказывается, что демон не всегда хочет того, чего он хочет

На выходе снова пришлось воспользоваться гномьим отговором. Дверь, зачарованная хитрым охранным заклинанием, посопротивлялась для приличия секунды две, натужно хрустнула досками и выпала наружу. Стёпка перешагнул через порог, вдохнул слегка припахивающий гарью, но всё равно свежий воздух и присел рядом с дверью прямо на траву. Запал битвы угас, и полученные в бою ушибы стали вдруг всё настойчивее напоминать о себе. Особенно неприятно ныла голень правой ноги. А дотрагиваться до затылка Стёпка и вовсе боялся. Ему казалось, что у него там, в черепе, образовалась огромная трещина, сквозь которую (глупость, конечно) уже начали потихоньку вытекать наружу мозги. Слизывая со сбитых костяшек сочащуюся кровь, он ругал себя последними словами за то, что не догадался утром прихватить лечебный мешочек. Понадеялся, понимаешь, на свою немеряную крутость и на магическую эклитану. Будет теперь наука дураку.

По лестнице зашаркали шаги, высунул наружу испуганное лицо давешний служка, но Стёпка так на него зыркнул, что служка тут же скрылся и затих. Маялся у входа, дышал через раз, кумекал себе что-то, соображал. «Сплоховали маги, не сумели демона изловить. Похвалялись, что, мол, схватят да скрутят, да не схватили. Самих поскручивало. Ирифаний, бают, до сих пор от ледяной молнии не опомнился. А демон, вишь, мало что утёк, да ещё и не торопится никуда. Уселся у выхода, отдыхает. Притомился магов окорачивать. А с виду и не скажешь, что этакой силой наделён».

Стёпка ничего этого, конечно, не слышал, но догадывался. Недаром же у служки морда лица такая перепуганная. Знает, какую бяку ужасный демон хозяевам содеял.

Он и сам был очень доволен, что у него получилось утереть нос надменным дознавателям. Будут знать. Одно плохо — Смаклу выручить не смог. Не успел. Теперь придётся каким-то образом до Кряжгорода добираться. А это очень далеко. Ехать в Великую Весь не было никакого желания. Потому что там Чародейная палата, которая сделает всё, чтобы поймать своенравного демона. И значит, вновь придётся сражаться с магами. И если их будет много, и они все сразу на него набросятся, то ещё неизвестно, сумеет ли он их одолеть. Вон как эти проклятые немороки славно отделали его мечами. До сих пор в голове звенит.

Боява ждала его на том же месте. Ходила перед мостом взад-вперёд, словно часовой. Завидев выходящего из ворот Степана, просияла, бросилась к нему, взметнув подолом платья.

— Почто так долго? Я тебя ждать замаялась. А гоблин твой где? Не сбрехал Варварий про каменоломни-то?

Она прыгала вокруг, желая услышать все сразу и со всеми подробностями. И от бурного мельтешения её лент, косичек, рук и любопытных глаз у него закружилась и без того не слишком хорошо себя чувствующая голова.

— А у весичей там правда тюрьма, или брешут? Почто молчишь ровно сыч? Али тебе язык оторвали?

— Маги там сидят, — сказал Стёпка, присаживаясь на бревно и оглаживая ноющую ногу. — Дознаватели весские. А гоблина в Кряжгород отправили. Не успел я немного. Придётся мне теперь туда за ним ехать.

— В Великую Весь поедешь? — глаза у Боявы загорелись. — Я бы тоже с тобой туда, да батя не пустит… А это что? Ой, а у тебя кровь, — она дотронулась до его головы, и он отшатнулся, зашипев от боли:

— Осторожнее!

— К мамке тебе скорее надо, — враз посерьёзнела Боява. — Глянь-ко, у тебя ещё и персты ободраны. Ты там с кем дрался-то? Неужто с магами?

— Не с магами, а с оркимагами, — поправил Стёпка, осторожно ощупывая свою спину. Там тоже было больно. — Персты… Если бы только персты. Посмотри, у меня на спине есть что-нибудь?

Он вытянул рубашку из брюк и аккуратно задрал её вверх. Боява испуганно охнула.

— Что, так страшно? — оглянулся он, тщетно пытаясь разглядеть через плечо собственную спину.

— Да на твоей спине места живого нет! Чем они тебя там били?

— Мечами, — усмехнулся он, кривясь от боли и чувствуя себя немного героем. — Здоровенными такими. Двуручными.

— Каковские оркимаги? — дошло наконец до неё. — Откудова в Усть-Лишае взялися оркимаги?

— Из Оркланда, наверное, откуда же ещё, — Стёпка осторожно заправил рубашку. Левая рука слушалась с трудом. Да что там рука — ломало и саднило уже во всех местах. Поначалу-то думал, что повезло отделаться мелкими ушибами, а оно теперь вон как разболелось, как будто в мясорубке раза три туда и обратно прокрутили.

— Тебе помстилось, — уверенно заявила Боява. — Не верю я, что весичи оркимагов привечают.

— Ну и не верь. А они этих гадов чёрных не только привечают, они с ними… с ним, вернее, потому что там только один оркимаг был… Так они с ним ещё и поспорили на десять драков, сумеют ли меня задержать.

— И… что?

— Что-что… Проспорили маги. Не удержали. Пришлось им с денежками расстаться. А потом они опять поспорили, что уже оркимаг меня схватить не сможет.

Боява смотрела на него откровенно неверящим взглядом, но синяки и ушибы на Стёпкином теле говорили сами за себя.

— А ты?

— А что я? Они поспорили, а я отдувался. Пришлось оркимагу денежки весичам вернуть.

— Ты брешешь! — рассердилась она. — Как это так — они об заклад бились, а дрался ты! Ты, как я посмотрю, совсем дурной! Вы, демоны, все такие или ты один?

— Один я такой, один… Слушай, пошли домой, а, — взмолился он. — Что-то у меня в голове шумит. Может, твоя матушка намажет меня чем-нибудь лечебным.

— Ладно, — тряхнула она головой. — Только дома ты мне всё подробно расскажешь, всё как было и без этих твоих демонских выдумок.

— Согласен, — сказал Стёпка, чувствуя, как голова всё сильнее наливается болью. Нет, там точно трещина образовалась, вон как сквозь неё холодом продувает, аж до самого позвоночника.

Сделав несколько шагов, он понял, что далеко не уйдёт. Мало того, что в голове шумит, так ещё и с ногой стало совсем плохо, того и гляди подломится. Боява заикнулась было о том, чтобы он опёрся на её плечо, но Стёпка только скептически покривился. Ага, очень героически получится: юная медсестра на своих худеньких плечах выносит с поля боя израненного демона. Усть-Лишайские зеваки будут в восторге.

— Не гляди на меня так, — тут же возмутилась она. — Я сильная, я выдержу.

— Ничего не получится, — вздохнул он. — Я на ногу ступать вообще не могу. Эх, блин, почему я мобильник дома оставил! Сейчас бы такси вызвали и все дела.

Боява посмотрела на него долгим жалостливым взглядом:

— Когда той весной Вячко Никошу кистенём по голове ненароком угостил, он, Никоша-то, тоже всё заговаривался. Балаболил непонятное, думали навовсе дурачком останется. Ох, и сильно же, как я посмотрю, тебе досталося.

Стёпка засмеялся, стараясь удержаться от резких движений:

— Я не балаболю, я просто пошутил… Слушай! — вдруг осенило его. — Давай и вправду такси возьмём… Ну, повозку какую-нибудь. Чтобы до дому доехать. А я заплачу.

Десять минут спустя они уже неспешно тряслись, сидя на неструганных досках расхлябанной телеги. Возница подгонял смирную лошадёнку, Боява смотрела на Стёпку сочувствующим взглядом, а он держался за борт, изо всех сил старался не кривиться от боли, когда колёса прыгали на камнях мостовой, и думал о том, что победа не всегда бывает праздником.

Тётка Зарёна не стала ни охать, ни причитать, ни расспрашивать. Сразу выгнала дочь за водой, Степану велела раздеться, разложила его на лавке, густо смазала пахучей мазью все синяки и ссадины, промыла рану на голове, которая к счастью, оказалась вовсе не трещиной… А вот с ногой было хуже, как бы даже и не перелом. Хозяйка долго мяла её, вертела туда-сюда, сокрушённо вздыхала, но ни к какому окончательному выводу, кажется, не пришла. Намазала ушибленное место чем-то похожим на мёд и туго перебинтовала чистой тряпицей. Вот тебе и неуязвимый демон, ругался про себя Стёпка, терпеливо снося все лечебные процедуры. Очень даже уязвимый, вон как всего измочалили. То, что какой-нибудь обычный человек на его месте после схватки с немороками не только мог на всю жизнь остаться инвалидом, но и вообще с этой жизнью распрощаться, ему в голову не приходило. А он только синяками да ушибами отделался. За такую победу — вполне подходящая цена. Могло быть гораздо хуже.

— Лежи и не вздумай подниматься, — строго велела ему травница. — Я велю Бояве тебе питья принести. Тебе сейчас много пить надо.

Стёпка послушно выпил большую кружку какого-то отвара, улёгся на лавку и притворился спящим. Когда суета утихла, и его оставили одного, он осторожно поднялся и достал из своей котомки целебный мешочек. Не то чтобы он не доверял лекарскому опыту травницы, просто ему нужно было выздороветь как можно быстрее. Смаклу увозят всё дальше, его вообще уже увезли бог знает куда, а он тут разлёживается на лавке, как «я инвалид, ножка болит». Мешочек молчал, не твердил, чтобы его отверзли, но Стёпку это не смутило. Он же не при смерти сейчас был, просто хотел подлечиться. Первую щепотку порошка он осторожно высыпал на рану на голове. В волосах приятно вспенилось, слегка зашипело — и боль моментально утихла. Так, одно дело сделали. Теперь нога. С ногой получилось столь же хорошо и быстро. Огромный пугающий синяк никуда не делся, но все болезненные ощущения исчезли без следа. Стёпка помотал ногой, даже присел. Работает, как новая, словно и не было никакого ушиба. Чтобы не расстраивать тётку Зарёну, повязку он вернул на место. Пусть думает, что это её мази так хорошо помогли. Со спиной пришлось повозиться, не хватало обычного зеркала, но, попыхтев, он кое-как справился и с этой проблемой. Потом снова улёгся на лавку. Прежде чем обдумывать свои последующие действия, нужно было хорошенько отдохнуть. Он ведь понятия не имел, как и на чём ему добираться до Великой Веси. Уже засыпая, решил поговорить об этом с Угрохом и Стрежнем. Они люди опытные, бывалые, что-нибудь да присоветуют…

Когда хозяйка заглянула в каморку, он сидел, отрешённо глядя в стену и размышляя над только что приснившимся вещим сном. Очень было похоже на то, что ему в очередной раз (очень вовремя!) подсказали единственно верное решение. Во всяком случае, оно, это решение, Стёпке очень нравилось. И чем больше он размышлял, тем больше оно ему нравилось.

— Ты зачем встал? — сердито спросила его травница. — Тебе что велено было — лежи и не поднимайся. Боява тебе все потребное может принести.

— Некогда мне разлёживаться, — твёрдо сказал Стёпка, стряхивая оцепенение. — Пока я здесь отдыхаю, моего друга увозят. А голова и нога у меня уже не болят. Ваши мази хорошо помогли.

Она, разумеется, не поверила. Пришлось снять повязки и дать себя ощупать и осмотреть.

— Экое диво, — бормотала травница. — Глянь, насколь ты живучий. Другой бы в горячке день-другой промаялся, да отварами бы его поить, да рану на голове промывать, чтобы не нагноилась. А у тебя даже рубцов не осталося.

— На нас, демонах, все как на собаках заживает, — сказал Стёпка.

— Вас, демонов, пороть некому, — невесело усмехнулась в ответ тётка Зарёна. — Я-то, глупая, мыслила, что у тебя ума достанет не соваться куда ни попадя. А ты хуже Боявы, право слово. За малым тебе ногу не отсекли.

— Я не виноват, что они сами все ко мне лезут, — не очень убедительно попытался оправдаться Стёпка. — Я вообще никого трогать не хотел. Просто так получается.

Боява, конечно же, успела всем рассказать об их приключениях, и вечером после ужина, когда вернулись отец с братом, Стёпку призвали на семейный совет, и ему пришлось «толково и обстоятельно поведать всё с самого начала, поскольку Боява, выдерга, небось приврала немало, ей полной веры нет, она на язык у нас чрезмерно бойкая».

Как человек опытный и уже кое-что понимающий Стёпка начал свой рассказ с того, что сразу предупредил: он сегодня никого жизни не лишил и даже не поранил, поэтому переживать не о чем, поскольку никакого страшного преступления за ним не числится. Угрох после такого заявления одобрительно хмыкнул, остальные покивали, и только тётка Зарёна бормотнула что-то насчёт того, что Стёпку самого сегодня чуть не прибили, а уж про раны и упоминать не стоит.

Рассказывать было легко, все события первой половины дня ещё отчётливо стояли перед глазами. Некоторые подробности Стёпка, понятное дело, упустил (придурошного гузгая, например, и унизительное избиение мечами), но всё остальное расписал точно, особенно про оркимага и рыцарей. Потом все долго молчали. Молчала Боява, впервые услышавшая о немороках, молчали её братья, молчала хозяйка, тяжело молчал и Угрох.

— Немороки, говоришь. Оркимаг, говоришь, — пробурчал он наконец в бороду. — Порубил их, говоришь.

Неприкрытое сомнение слышалось в его голосе. Стёпке стало ясно, что мастер ему не верит. Да и не удивительно. Он и сам, например, ещё вчера не поверил бы в то, что можно доспех с одеждой разрубить без малейшего ущерба для владельца этого самого доспеха.

— Меч свой покажешь ли?

Стёпка молча достал из кармана рукоять ножа. Показал клинок, убрал его, снова выдвинул.

— Завражская эклитана, — прогудел Угрох.

— Демонская, — негромко поправила Боява, но отец в ответ только слегка передёрнул плечами.

Стёпка помедлил секунду — и продемонстрировал ещё одно превращение.

Боява восторженно взвизгнула. Стрежень удивлённо покачала головой.

— Элль-фингский онгудон, — прокомментировал Угрох. — Меч мятежных каганов.

Потом был клинок Гвоздыри. Он тоже удостоился уважительного взгляда.

— Великоват для тебя? — сразу уловил главное мастер.

Стёпка кивнул, затем, подумав, вызвал в памяти призрачный клинок Шервельда. К его немалому удивлению — получилось. Не призрачный, разумеется, а вполне обычный, но точь в точь как у рогатого милорда. Очень длинный и ужасно тяжёлый. Пришлось даже удерживать его двумя руками.

— Где видел? — спросил Угрох.

— У призрака одного в Летописном замке, — Стёпка с облегчением превратил неуклюжую оглоблю в уже привычную и почти родную эклитану. — И как они с ними управлялись? Неудобно же.

— Это турнирный меч, — пояснил мастер. — Их давно уже не куют. А правда ли, что твоя эклитана завражскую кольчугу режет?

— И не только кольчугу, — кивнул Стёпка. И выложил на стол обрезок вражеского доспеха. Как знал, что придётся перед кузнецами отчитываться, потому и прихватил, уходя. Вспомнились злобные взгляды дознавателей, неприятно рыхлое тело оркимага и усыпанный рубленым металлом пол подземелья.

Отец с сыновьями долго разглядывали ровный срез металла, пробовали процарапать его своими клинками, ножами, даже грубыми напильниками, но ничего не добились. Затем попросили, чтобы Стёпка разрубил его у них на глазах. Стёпка разрубил, едва не попортив заодно и стол. Получилось два почти ровных кольца. Глаза у оружейников стали круглыми. Похоже, только теперь они поверили, что он в самом деле сумел нашинковать оркимажьих немороков.

— Нам бы в дружину таёжную таких бы мечей да поболе, — сказал Стрежень. — Позволишь ли мне?..

Стёпка позволил, но из этой затеи ничего не получилось. В чужих руках эклитана моментально превращалась в обычную рукоять обычного перочинного ножа.

— На хозяина зачарован, — усмехнулся Стрежень, с некоторым сожалением возвращая нож Степану. — Никто окромя тебя им владеть не сможет.

— Справное оружие, — согласился и Угрох. — Да токмо нам оно без пользы. При всём хотении такой меч не скуёшь. Да что о том жалеть… Значит, в Весь собираешься, Стеслав? Думаешь, что сумеешь гоблина отбить?

— Нет, — вздохнул Стёпка, вспоминая вещий сон. — Мне бы до другого места сначала добраться. Смаклу я всё равно уже не догоню. Если только верхом… Да я ведь не умею совсем, — и пояснил, увидев, непонимание на лицах всех присутствующих, даже тётка Зарёна удивлённо округлила глаза. — У нас на лошадях давно никто не ездит.

— А на ком же у вас тогда ездют? Уж не на драконах ли? — спросила Боява. И так серьёзно спросила, что соври сейчас Стёпка — ни на миг бы не усомнилась. После всего случившегося её недоверие к приблудному любителю сон-травы испарилось без следа.

— На железных повозках. Автомобилями называются. И лошадей в них запрягать не надо. Они сами едут, очень быстро.

— Ну, конь-то тоже сам едет, — улыбнулся Угрох. — Так куда ты добраться хочешь?

— Недалеко от Проторы место такое есть, Змиевы зубья называется? Мне бы туда попасть поскорее.

— Вроде слышал о таком, — согласился Угрох. — Это ежели по старой дороге вокруг озера ехать. И что ты там потерял в Зубьях этих?

— Надо мне туда. Очень надо.

Выехали рано утром. Стёпка неумело вскарабкался в седло, уселся позади молодого весёлого гоблина, поправил за плечами увесистую котомку, оглянулся. Боява с матерью стояли на крыльце. Тётка Зарёна улыбалась, Боява недовольно поджимала губы. Ей тоже хотелось куда-нибудь ехать, кого-нибудь спасать, сражаться с весичами, с оркимагами, с самим чёртом. Да кто же её отпустит. Поэтому она на Стёпку слегка злилась и страшно ему завидовала. Он был свободен в поступках, он был почти сам себе хозяин да ещё и демон к тому же. Трудно примириться с тем, что тебе такая свобода недоступна.

Из дома напротив вышла проводить избавителя Миряны стеснительная девица, появились откуда-то похожие друг на дружку весёлые кумушки. Стёпка помахал рукой сразу всем. Он надеялся, что поездка не затянется слишком надолго. Потому что ехать верхом, да ещё за спиной всадника не такое уж большое удовольствие. Ничуть не похоже на ту весёлую скачку со старухой, когда вёрсты неощутимо улетали назад. Но что поделать — хорошо хоть такие попутчики отыскались. Боява вчера прибежала, доложила довольно, что какие-то знакомые проторские купцы согласились сделать небольшой крюк и довезти Степана до нужного места.

И вот он уже покачивается в седле, копыта глухо брякают по мостовой, ещё не проснувшийся город проплывает мимо. Высокие заборы, лениво облаивающие редких прохожих полусонные собаки, резные ставни на окнах, ещё не открывшиеся лавки, потихоньку оживающие постоялые дворы… Показались вдалеке угрюмые башни Оркулана — и скрылись за крышами. Тёмные брёвна двухэтажного строения напомнили Магическое подворье. Стёпка невольно насторожился, но нет — просто похожий дом. А забавно было бы помахать на прощание Горевладу… Что-то притихли маги, между прочим, ни слуху об них ни духу. Неужели смирились с невозможностью изловить злокозненного демона? Насколько Стёпка догадывался, в Усть-Лишае к этому времени только ленивый не знал, что в доме мастера Угроха живёт тот самый Стеслав-избавитель. Вчера вечером целая женская делегация заявилась, хорошо хоть рассказывать ничего не пришлось, вышел, поздоровался со всеми, показал себя любимого, матрон порадовал, девиц в краску вогнал да тем дело и ограничилось. Супер-пупер-поп-звезда местного разлива. Честное слово, ничего хорошего нет, когда на тебя вот ТАК все таращатся! Есть, кажется, такое стихотворение: «Быть знаменитым некрасиво». Стёпка бы его переиначил по-своему: «Быть знаменитым неуютно». Потому что могут запросто порвать на сувениры.

Уже перед воротами они нагнали телегу, которой правил грузный тайгарь. За его спиной, на мешках сидели две очень упитанные женщины. Видимо, жена и дочь. Стёпка с облегчением спрыгнул на землю, а когда выехали из города, забрался в телегу. Хозяин почти не обращал на него внимания, гоблин ускакал вперёд, зато женщины… Оказалось, что мать — хорошая знакомая тётки Зарёны. Это была та самая Свилага, что из Проторы с мужем за сукном приезжала. Удачно получилось. А так как она прекрасно знала, кого они подвозят, пришлось Стёпке опять сделаться рассказчиком. Но он уже привык и историю освобождения Миряны рассказывал почти наизусть, работал языком, а думал при этом о своём.

Его душу раздирали страшные сомнения. Он совершенно не был уверен в правильности принятого решения. Вещий сон вполне мог оказаться никаким не вещим, и Стёпка даже думать боялся о том, что будет, если все его призрачные расчёты и надежды на чудо не сбудутся. Он понимал, что в прямом смысле останется у разбитого корыта. И никто ему не подскажет, что делать дальше и как поступать. Он представлял себе, как бредёт один по бесконечной дороге в далёкую Весь, как проводит ночи где-нибудь в лесу, у костра, как мёрзнет и мокнет, как смертельно устаёт и в конце концов выясняется, что он по незнанию забрёл куда-то совсем в другую сторону, например, к границе Оркланда, и поэтому ему придётся идти обратно… Бр-р-р-р!!!

За этими размышлениями и промелькнул — незаметно и неинтересно — первый день пути. Стёпка машинально утолял голод, когда останавливались напоить коней и подкрепиться, бездумно смотрел на неспешно разворачивающиеся поля, луга и рощи, на пронизанную солнцем тайгу, на дремлющих женщин. Гоблин, которого звали Стышва, поначалу делал попытки его разговорить, похохатывал, посмеивался, но Стёпка рассеянно отмалчивался, не реагируя на насмешки и подколки, и гоблин успокоился. На ночь остановились в постоялом дворе, что Стёпку обрадовало. Ночлег обошёлся ему недорого, всего в пол-кедрика. Расплачиваясь, он не видел, как Свияга с облегчением выдохнула и покосилась на хмурого мужа — скуповатые проторцы вовсе не желали тратить кровные денежки на чужого отрока, который мог бы, между нами, и на сеновале переночевать.

Второй день путешествия был ещё скучнее и тянулся раза в два дольше. Говорить с попутчиками было абсолютно не о чем. Одуревшая от жары Свилага всю дорогу спала, распустив мокрые губы на пол-лица и изредка похрапывая. Стышва ехал впереди с луком наготове, видимо, надеялся добыть на ужин какую-нибудь птицу или зайца, но так никого и не подстрелил. Дочка — неприятная круглолицая девица лет семнадцати, оставшаяся для Степана безымянной, — неутомимо щелкала калёные кедровые орешки, шумно сплёвывая шелуху через борт. Время от времени она вдруг оживлялась и спрашивала у Стёпки, называя его почему-то то на «ты» то на «вы»:

— Слышьте, Стеслав, а почто ты у неё об колдунском золоте не выспросил?

— У кого?

— У Миряны-то, у страдалицы.

— Не было у колдуна никакого золота, — Стёпка поначалу честно пытался быть вежливым.

— Хэ! — вполне по-мужицки отзывалась девица, не скрывая своего недоверия.

«Сама ты хэ, дура!» — так и хотелось ответить ей, но Стёпка мужественно сдерживался. Всё-таки они подвозили его, а не он их.

Некоторое время спустя очередная шибко умная мысль вновь тюкала ей в голову:

— Слышьте, Стеслав, а где же ваш энтот-то?..

— Кто? — стиснув зубы, спрашивал Стёпка.

— Ну ежели ты избавитель, то где тады ваш исцелитель?

— Нету у меня никого, я сам по себе, — отвечал Стёпка, отчаянно жалея, что не додумался отправиться к Змиевым зубьям своим ходом. А исцелитель у него уже был — тётка Зарёна, только этой дурынде знать о том не обязательно.

— Скукотно одному-то.

— Мне не скукотно. Я привык, — говорил Стёпка, почти не кривя при этом душой. В данный момент ему больше всего на свете хотелось остаться в одиночестве.

— Жалко мне вас, Стеслав. Непутёвый ты, — довольно заключала девица и вновь принималась за орешки. Звонкий треск их скорлупы превращал тёплый летний день в невыносимую пытку. Под конец дороги Стёпка страстно мечтал эту девицу если не удавить, то хотя бы хорошенько стукнуть.

Ближе к вечеру, когда солнце уже заметно склонилось к зубчатой кромке леса, хозяин натянул вожжи, оглянулся:

— Ну, всё-кося, малой. Вот она твоённая дорога, что вкруг Створ-озера уходит. Нам таперь правее свертать, а ты… В обчем, как обговаривались. Я своё честно сполнил.

Стёпка спрыгнул с телеги, выложил в хозяйскую ладонь не скупясь целый драк. И, кажется, дал намного больше, чем от него ожидали, потому что хозяин слишком торопливо денежку в кулаке зажал и руку убрал за спину. Как будто боялся, что Стёпка опомнится и передумает. Но Стёпан передумывать не собирался. Тётка Зарёна уверяла его, что проторцы согласились везти его за так, по хорошему с ней знакомству, но Боява тихонько шепнула при расставании, что лучше заплатить, потому что ей точно известно насколько Свилага и её муж до денег охочи… И вообще — лучше заплатить, чтобы расстаться с ними по-доброму. Ничего плохого они, конечно, ему не сделают (попробовали бы только!), но помыслить нехорошее могут, а зачем. Похоже, Боява что-то такое знала или подозревала, но подробнее растолковывать не захотела.

И Стёпка без сожаления расплатился. Довольный хозяин кивнул и поспешно тронул телегу с места. Женщины приличия ради покивали на прощание и — Стёпка мог бы на что хочешь поспорить — тут же о нём и забыли. Их даже рассказ о Миряне заинтересовал ровно в той степени, что Стёпка ничего за избавление с неё не получил и, значит, похоже, свалял дурака, даже не попытавшись выпросить у Старухи хоть какое-нито богатство. Уж они-то так бы не поступили, уж они-то попросили бы страдалицу, ей-то на небе всё одно уже ничего из земных сокровищ не надобно… Открыто попрекать простодырого отрока они, конечно, не осмеливались, но из их вопросов и переглядываний с презрительно поджатыми губами понятно было, какие мысли крутятся в их практичных головах. В общем, можно было только порадоваться, что путешествие с этими купцами надолго не затянулось.

Стышва, однако, не торопился расставаться со Стёпкой так быстро. Некоторое время он ехал рядом с ним, весело поглядывая сверху, затем спросил:

— На кой тебе, Стеслав, энта дорога сдалася? Чево ты на ней такого потерял, что на ночь глядя задумал туда иттить?

Стёпка давно ожидал такого вопроса, только он думал, что его проторцы спрашивать будут, а те даже и не заикнулись, им глубоко фиолетово было, куда и зачем отрок направляется на ночь глядя в совершенно безлюдное место. А гоблин, вишь ты, не удержался, спросил. И Стёпка ответил так, как заранее придумал:

— Я в Летописный замок иду магии обучаться. Мне чародей Серафиан пообещал, что возьмёт меня, если я в одиночку в Змиевых зубьях ночь пережду и принесу с собой оттудова цветок папортника. А если не сделаю такого, значит, чародеем мне не бывать. Вот и иду. Очень чародеем стать мечтаю.

Гоблин покрутил головой, поверил или нет — непонятно, наверное, поверил, потому что всем известно, что чародеи ещё и не такое испытание могут придумать для шибко охочих отроков, дабы негожих да случайных сразу отсеять.

— Страшно, небось. В энтих Зубьях, бают, неладное по ночам творится.

Это он нарочно, из вредности решил Стёпку попугать.

— Страшновато, — согласился Стёпка. — Только я всё одно на чародея выучусь.

Стышва повернул своего солового, неторопливо погнал его вдогонку за телегой, пожелал напоследок:

— Удачи тебе, чародей! Смотри, чтобы призраки тебя ночью не пожрали!

И засмеялся.

Стёпка скорчил ему в спину презрительную гримасу. Нашёлся шутник, самого как бы не пожрали. И оглядываться на меня нечего, всё равно не передумаю и вслед не побегу. Стышва, тем не менее, не поленился оглянуться ещё пару раз, наверное, всерьёз думал, что чудной отрок смалодушничает. Когда гоблин наконец скрылся из виду, Стёпка вздохнул с облегчением. Не очень весело ехать с людьми, с которыми даже и поговорить не о чем и которые воспринимают тебя как обузу. И не потому, что ты им чем-то реально мешаешь, а просто потому, что по натуре они люди не слишком сердечные и даже вовсе неприятные. И как только тётка Зарёна умудряется поддерживать с этой скользкой Свилагой хорошие отношения?

Дорога плавно поднималась в гору. Стёпка старательно пытался воскресить в памяти недавнее путешествие. Кажется, где-то здесь, на этом спуске он пригласил в повозку Огреха-Лихояра. А значит — до цели уже недалеко. Однако до Змиевых зубьев ему пришлось идти ещё больше часа, и на нужное место он вышел уже перед самыми сумерками. Последние солнечные лучи ещё наискось простреливали сквозь кроны сосен, но в низинах уже заклубился вечерний мрак, а в остывающем воздухе замельтешили зыбкие комариные стаи.

Вот она, та поляна, вот и следы от двух костров. Вот тут стояла повозка Твореня или как его там на самом деле зовут. Задерживаться здесь Степан не стал. Зубья манили его, и он прямиком направился на взгорок.

А там его ожидало нешуточное потрясение.

Зубьев, в том виде, в котором он их не так давно видел, уже не существовало. Место древней силы было безжалостно разорено. Оно было уничтожено. Кто-то выворотил огромные камни и повалил их на землю, и теперь они лежали в изломанных кустах бесполезными и бессильными глыбами. Злоумышленники на этом не успокоились и попытались уволочь камни подальше, но у них, видимо, не получилось. Зубья были слишком огромны и тяжелы. Уронить их уронили, но на большее не хватило или времени или, скорее всего, сил. Стёпка ясно видел многочисленные следы ног и копыт. Земля была взрыта, кусты растоптаны, валялись сломанные жерди и обрывки верёвок. Множество людей возились здесь, тянули, пыхтели, погоняли коней, сдвинули один камень чуть вниз по склону, но на том дело и застопорилось. Но самое главное они всё равно сделали. Змиевых зубьев больше не было.

И получается, что он пришёл сюда зря! Его опередили!

Присев на ещё хранящий солнечное тепло камень, огорошенный Стёпка, что называется, погрузился в мрачные раздумья. Получается, что сон был взаправду вещий. Он просто опоздал. Эх, знать бы заранее, приехал бы раньше… Да нет! Не приехал бы. Эти разорители трудились здесь, наверное, когда он ещё в бреду лежал после сон-травы. И даже голову особенно не надо ломать, гадая, кто бы это мог быть. Ясно кто — маги-дознаватели. Зная, что демон ночью ходил к зубьям, они чего-то испугались и поторопились уничтожить их от греха подальше, чтобы демон больше ничего не смог здесь найти. Или получить. Или понять. Или сделать.

Значит, весские маги всерьёз боялись, что я могу это место силы использовать. И на всякий случай подстраховались. Предусмотрительные какие. На что угодно готовы пойти лишь бы мне напакостить. Они ведь даже не знали, что я надумаю возвращаться, и всё равно не поленились приехать сюда толпой и всё здесь испоганить. Вон что натворили гады. Самих бы вас!..

Стёпка долго сидел, бездумно глядя на безрадостные остатки разрушенной надежды. Он совершенно не представлял, что же ему сейчас делать. О путешествии в Весь даже и думать не хотелось. В Усть-Лишай возвращаться тоже смысла не было, тем более что его там никто и не ждал. Даже весские маги, наверное, не ждали. Они его всеми силами толкали на то, чтобы он в Кряжгород направился, а ему туда изо всех сил не хотелось. Хотя он и догадывался уже, что придётся.

К тому времени совсем свечерело, говоря словами Щепли. Вспомнив проторских пацанов, Стёпка вздохнул. Вот к кому он с удовольствием сейчас направился бы, вот с кем погутарил бы на «задах». Столько всего за последнее время произошло, есть о чём рассказать.

В любом случае ночь придётся коротать здесь. И надо заметить, что Степана это ни в малейшей степени не напрягало. Подумаешь — переночевать в одиночку на открытом воздухе, в незнакомом лесу, вдали от обжитых мест! Делали уже такое и не раз. Он развёл костёр рядом с самым большим камнем, нарвал травы, устроил себе мягкое душистое ложе, похвалил себя за практичность и, как бывалый путешественник, решил перед сном утолить голод. Потом закутался в плащ и долго смотрел на перебегающие по углям огненные сполохи. Небо сделалось чёрным-пречёрным, звёзды на нём разгорались всё ярче и, казалось, до них при желании можно было дотянуться рукой. Камень уже заметно остыл, и Стёпка, опасаясь застудить спину, отодвинулся от него поближе к костру. Под утро, наверное, станет совсем холодно…

Спать не хотелось совершенно. Похоже, что ночь окажется длинной. Эх, если бы зубья были на месте… Если бы чересчур предусмотрительные весичи его не опередили… Если бы, если бы… Слишком много этих дурацких «если бы». Отчётливо вспомнился подслушанный из ящика разговор. «Останься в тех камнях хоть четверть былой силы, да выскажи демон своё желание достаточно отчётливо…» Ужасно привлекательно всё это звучало. Но больше всего нравилась фраза о том, что можно было избавиться от всех весских магов. Сделать так, чтобы они навсегда исчезли. Или хотя бы только маги-дознаватели. Раз — и поминай как звали. На самом деле Стёпка, конечно, ничего такого никогда не пожелал бы, он же не изверг какой-нибудь, не маньяк и не убийца, но думать о подобной возможности было приятно. Посланники Всечародейной палаты столько всяческих гадостей ему наустраивали, что отомстить им хотелось просто до ужаса. Лишить их, скажем, магической силы, и пусть всю оставшуюся жизнь мучаются, вспоминая о былом могуществе. Пусть страдают и жалеют. А нечего было на демона нападать. И вообще…

Подбросив в прогоревший костёр несколько веток, он проследил взглядом улетающие вверх искры и запоздало подумал, что, наверное, не стоило так безоглядно выдавать окружающему миру своё здесь присутствие. Ночью пламя костра заметно издали, и заинтересоваться им может кто угодно. Вряд ли в округе бродит ещё один людоед, но не стоит забывать о том, что в тайге водятся хищные звери. Да и разбойников пока никто не отменял. Совершенно не хочется вновь стать жертвой нападения какого-нибудь местного Щепоты со товарищи. Или магов, неважно с какой стороны силы. Побеждать врагов, конечно, приятно, кто бы спорил, но хочется ведь иногда и просто спокойно провести время, никого не раскидывая и ни с кем не сражаясь.

В воздухе мягко прошелестели крылья, царапнули по камню мелкие коготки, и насторожившийся было Стёпка, даже не успев оглянуться, с радостью догадался, жертвой нападения какого именно разбойника он стал на этот раз. Дрэга вновь вернулся к хозяину. Подлый предатель прилетел продолжать незаконченную шпионскую миссию. Приветственно лизнул горячим язычком запястье, прошуршал по траве и, бесцеремонно засунув голову в котомку, с самым наглым видом принялся поглощать не для него приготовленные припасы. Словно и не пропадал никуда почти на целую неделю. В свете костра его чешуя казалось угольно-чёрной, а глаза горели двумя крохотными изумрудными огоньками. Смотреть на чавкающего хвостатого обормота было невыразимо приятно.

— «Явился, гномий подгляд?» — хотел спросить Стёпка. И не успел.

В окружающем мире что-то вдруг неуловимо изменилось. Безмятежная спокойная ночь словно встрепенулась, как насторожившийся зверь, словно напружинилась и приготовилась к прыжку. Качнулись вдруг звёзды над головой, дрогнула земля под ногами, стрельнули искрами угли в костре, испуганно зашипел отпрянувший дракончик. И когда отозвалось гулким эхом в голове, Стёпка сообразил, что наступила полночь и что, несмотря на вандализм весичей, сила из этого места никуда не пропала. Потому что не в камнях была сила, совсем не в них. Он прислушался, невидяще глядя в темноту. Знакомого ощущения натянутой струны уже не возникло, но отчётливое ощущение таящегося в глубине древнего могущества накатило так пронзительно и остро, что сразу стало ясно: он не зря сюда пришёл, он не опоздал и всё сделал правильно, и никакие зловредные маги-чародеи помешать ему уже не смогут.

И опять кто-то огромный и неразличимый всмотрелся в него и вопросил беззвучно и громогласно: «Готов ли ты, демон, ответить? Готов ли ты высказать свою волю?» (Чего тебе надобно, старче? — вспомнилось некстати). Это было совсем как на экзамене. Его спрашивали, а он должен был тотчас ответить — и если ответ будет верным, то всё исполнится.

«Готов ли ты?!!»

— Готов, — поспешил сказать Стёпка. — Я готов.

Голос его прозвучал невыразительно и слабо, он затерялся в вязкой темноте, и Стёпка, испугавшись, что его не услышали, повторил ещё раз — твёрдо и как можно громче:

— Я готов!

«Чего ты желаешь, демон? Чего ты больше всего на свете желаешь? Выскажи свою волю ясно и твёрдо — и да сбудется твоё пожелание!»

И Стёпка неторопливо и внятно, чтобы таящаяся под землёй сила получше всё поняла, высказал давно продуманное и, можно сказать, выстраданное желание. Совсем простое и нехитрое, которое, может статься, вполне способен был выполнить любой чародей, тот же Серафиан, например, если бы только захотел. Но поскольку ни один чародей этого не хотел, и не предлагал, да и вряд ли согласился бы, Стёпке пришлось всё взять на себя. От него требовалось желание высказать, и он его высказал. Чётко и недвусмысленно.

— Я хочу, чтобы гоблин Смакла и мой друг Ванес прямо сейчас оказались рядом со мной целые и невредимые.

Вот такое вот простое и незамысловатое желание. Ему даже раздумывать долго не пришлось. Потому что то, чего ты хочешь больше всего на свете, всегда лежит у тебя в душе наготове и нужно только найти простые и правильные слова. И когда эти слова нашлись и прозвучали, у него на сердце стало легко и спокойно. Всё сбудется и всё исполнится. Потому что иначе и быть не может.

И как же это будет здорово, когда Смакла с Ванесом окажутся рядом с ним! Как они будут удивляться его приключениям, и как Ванес будет завидовать, и Стёпка покажет ему и кристалл, и мешочек с лечебным клеем, и — главное — эклитану! Конечно же, эклитану! И у Ванеса глаза как вылезут на лоб, так там надолго и останутся. И он будет страшно завидовать Стёпке и будет говорить, чтобы тот поменьше врал, особенно про битвы с оркимагами, немороками и разбойниками. Потому что всем известно, какой Стёпыч брехун и вообще не может такого быть, чтобы его друг, обычный мальчишка из его же класса вдруг оказался могучим и непобедимым демоном, который столько всего успел натворить… И — а как же я? Я тоже хочу быть демоном, тоже хочу себе волшебный меч, и оркимагов рубить давно мечтаю… Да хватит врать уже! Смакла, ну скажи, что он брешет! Людоеда ещё какого-то дебильного приплёл… И Смакла, улыбаясь, скажет, что всё правда и что он сам, своими руками вогнал болт в оркимага, а Стеслав отобрал у этого гада меч. А до этого ещё были призрачные рыцари. И Стёпка покажет Ваньке свой уже почти сошедший шрам… И это добьёт Ванеса окончательно. И он будет рвать на себе волосы и клясться, что никогда, никогда больше без спросу не пойдёт ни на какие экскурсии…

Ответ свершился почти сразу. Тут же. На долю секунды задержалось, всего лишь на краткий миг промедлило — и свершилось. А то, как это бывает — все ждут, ждут, и ничего не происходит. И получается в итоге, что тебя обманули, никаких чудес не бывает, и ты опять остался в дураках.

А у Стёпки получилось. Это было здорово! И это было здорово похоже на взрыв. Жахнуло так, как будто он на бочке с порохом сидел, и эта бочка вдруг надумала взорваться. Мир треснул, разрываясь на несколько частей. Подпрыгнули, кажется, даже многотонные камни. Стёпка перед тем, как зажмуриться, успел увидеть насмерть перепуганного дракончика, который, распахнув крылья, пытался убраться подальше от этого страшного места. Словно при фотовспышке отпечатался в глазах чёткий хвостатый силуэт, растопыренный куст малины и перечеркнувшая небо пронзительно-синяя молния…

Трескучий грохот прокатился над полями и погас, запутавшись в лесном мраке. Тишина после взрыва наступила просто оглушительная, только где-то глубоко под ногами ещё аккуратно укладывалась на привычное место потревоженная земная твердь.

Стёпка осторожно приоткрыл глаза, всерьёз надеясь увидеть перед собой круглую испуганную физиономию Ванеса и лохматую голову младшего слуги. Однако ничего не увидел. Он по-прежнему сидел в полном одиночестве. Перед ним дымился разбросанный взрывом костёр, лежала на боку упавшая котомка — и всё. Ничего и никого. Темно и тихо. Он прислушался. Неужели не получилось? Не может быть. Ведь что-то же грохнуло. Ведь не мог же впустую свершиться такой оглушительный взрыв. После столь мощного выброса силы сюда не двоих мальчишек должно было зашвырнуть, а по меньшей мере весь Ясеньградский отроческий полк. Вон как резко магией пахнет, даже дышать больно.

Поднявшись на ноги, он осмотрелся… И ахнул.

Магический взрыв обжёг землю не огнём, а холодом, и теперь склоны холма были покрыты ровным слоем искрящегося инея. Только в центре вокруг костра сохранился пятачок чёрной земли. Стёпка сделал пару осторожных шагов, и промороженная трава захрустела под его ногами, ломаясь, словно стеклянная. Это было необычно, но где же исполнение желания?

— Ванька! — позвал он негромко, а потом уже громче: — Ванес! Смакла! Вы здесь? Выходите, это я, Степан. Не бойтесь, это я вас сюда вызвал! Эге-гей, Ванька-а-а!

Неподалёку в кустах кто-то грузно заворочался. Стёпка шагнул туда, всерьёз полагая, что там могут валяться оглушённые внезапным переносом экскурсант-экзепутор и бывший младший слуга, но едва он к этим кустам приблизился, как в них что-то испуганно взбрыкнуло, и кто-то большой и, кажется, лохматый (Стёпка с перепугу решил, что это медведь) ломая кусты, бросился прочь. Призывать его вернуться не было никакого резона: понятно ведь, что это неопознанное существо никак не могло быть ни Ванькой, ни Смаклой.

Он постоял ещё какое-то время, старательно вслушиваясь и отчаянно надеясь на то, что его друзей просто не совсем точно забросило, и они сейчас, испуганные и ничего не понимающие, бродят где-то рядом в темноте и вот-вот выйдут прямо к нему…

Минут десять он ждал, крикнул ещё пару раз для верности, развёл заново костёр в надежде указать верное направление, опять покричал, но так никто и не отозвался. Молчали даже ночные птицы. В общем, взрыв обернулся морозным пшиком. Древняя сила разрядилась вхолостую. Иней тоже вскоре растаял. Смирившись с неудачей, Стёпка подбросил в огонь несколько веток потолще и улёгся на прежнее место. Завтра придумаю, что делать дальше, сказал он себе. Надо просто дождаться утра. А утро — оно и вправду вечера мудренее. И чуть-чуть успокоив себя, он крепко заснул, успев отложить в памяти напоследок, что не забыть бы перед уходом покричать дракончика, а то тот, наверное, с перепугу чесанул как бы не обратно в Усть-Лишай.

Снилось ему что-то странное и непонятное, будто он с кем-то разговаривал и что-то доказывал, и этот кто-то его внимательно слушал и кивал, только лицо никак не получалось разглядеть, а потом, под конец сна безликий собеседник сказал, что, мол, ну вот, теперь ты всё знаешь, а обратная формула тебе уже известна. И помни, что «в этом мире нет драконам места». И это так отчётливо прозвучало, что некоторое время после пробуждения Стёпка на полном серьёзе считал, что непонятные слова не во сне были сказаны, а наяву. Тем более что настоящих драконов в этом мире в самом деле никто ещё не встречал. К сожалению.

Главная же неприятность заключалась в том, что открыв глаза, он не увидел рядом с собой ни Ваньки, ни гоблина, на что втайне очень и очень надеялся. Однако — не сбылось. Он по-прежнему был один. Но почему, почему?! Не могла же таинственная древняя сила в самом деле шарахнуть холодом впустую.

Совсем рядом, за камнем кто-то фыркнул, хрустнула сломанная ветка, что-то большое и тяжёлое вроде бы перевалилось с боку на бок. Стёпка с мгновенно обмершим от счастья сердцем вскочил на ноги… Ванька? Даже не подумав, что издавать такие звуки его друг не смог бы при всём желании.

Сначала ему показалось, что он увидел лошадиную голову. Большая вытянутая тёмная голова почти в упор смотрела на него слегка прищуренными раскосыми глазами, которые, в общем-то, никак не могли принадлежать лошади. Да и не похожа она была на лошадиную. Разве что размером. Да и шея, на которой эта голова держалась, была слишком длинной, да ещё и чешуйчатой… И масть никаким боком не лошадиная — почти угольно-зелёная… И рожки… Не бывает у лошадей рогов… А у оленей так рога и вовсе не такие…

Стёпка смотрел на эту странную (однако, совсем не страшную) голову, а она, в свою очередь, совершенно спокойно смотрела на него. Потом протяжно зевнула, показав впечатляющий ряд острых клыков и длинный розовый язык. Муха села рядом с большим глазом, и голова недовольно мотнулась, отгоняя назойливое насекомое.

Оказывается, драконам тоже надоедают оводы и слепни. Да-да, именно драконам, потому что за камнем на побитой вчерашним морозом траве лежал самый настоящий и реально огромный дракон. Он тоже только что проснулся.

Это был тот случай, когда поверить своим глазам никак не получалось. Когда зажмуриваешься, трясешь головой, потом снова смотришь, видишь то же самое и всё-таки говоришь себе: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!

Довольно долго Стёпка стоял с отвисшей челюстью (буквально) и не мог выдавить из себя ни слова. Странно, но он ничуть не испугался. Хотя, по всему, должен был бы перепугаться до… Очень сильно, в общем.

Это был настоящий дракон, не гномлинская лошадка, не дракончик — Дракон с большой буквы. Драконище. Огромная зверюга размером с хороший внедорожник. Чешуйчатая, с крепкими когтистыми лапами, с длинной шеей, с аккуратной рогатой головой, со сложенными на спине крыльями. Причём это был не такой дракон, который просто большой динозавр, летающий пузатый ящер с шипами и колючками во всех нужных и ненужных местах или гигантская летучая мышь, с просвечивающими сквозь кожистые крылья костями. Нет, это был ладный, гладкий, упитанный, красивый зверь особого драконьего вида, драконьего отряда и драконьего же класса. Назвать его земноводным или пресмыкающимся не повернулся бы язык у самого упёртого зоолога или кто там таких огромных зверей изучает. Откуда он тут взялся, откуда прилетел? И почему всё говорили (даже во сне), что такие большие драконы здесь не водятся?

Стёпка стоял на камне и смотрел на дракона. А дракон смотрел на него. Морда у него была вполне мирная, прищуренные глаза не горели дьявольским огнём, хвост не бил тревожно по земле. Дракон был настроен очень добродушно. Он привстал сразу на всех четырёх лапах (очень ловко это у него получилось и удивительно беззвучно для такого огромного тела), осторожно вытянул шею и попытался боднуть Стёпку большой головой. Легонько так боднуть, очень узнаваемым движением.

И морда его была Стёпке вполне знакома, и цвет чешуи, тёмно-зелёный с глубоким синим переливом, и глаза изумрудные и лукавая ухмылка зубастой пасти.

— Дрэга? — неуверенно спросил Стёпка, протянув руку к его голове, но тут же испуганно её отдёрнув. — Дрэга, это ты?

Дракон фыркнул и всё-таки боднул его широким лбом. Стёпка не удержался на камне и спрыгнул вниз.

— Так, — сказал он, на всякий случай отступив от дружелюбного дракона подальше. — Я тебя узнал. Только не надо меня больше бодать. Договорились?