* * *

Судя по доносящимся из- за стены громким разговорам и прочему шуму, Ида с Айрис использовали дочерей старосты вовсю, однако, до полного наведения чистоты таких сил не достаточно. Поэтому Нина снова обратилась к главе местного контингента:

- Уважаемый герр Бор, надеюсь, с информационными вопросами мы разобрались, теперь о помощи в усадьбе. Завтра пришлите сюда женщин постарше и посильнее, не стоит молоденьким девочкам тяжести таскать. Нет, я не против того, если они тоже примут участие в уборке, думаю, занятие найдется всем. Но более опытные хозяйки были бы предпочтительнее, да и стирка скоро предстоит, думаю…

Староста кивал головой, мол, сделаю.

- Ну, пока тут дым коромыслом…– Нина посмотрела в окно. – Герр Бор, а далеко ли до побережья? Хесне, деревня на берегу? Может, доедем сейчас? По дороге Вы мне еще чего порасскажете...

Отказать госпоже было невозможно. Отдав распоряжения Иде продолжать уборку (как получится, понятливо прошептала Нина), виконтесса вместе с мальчишками Петерсен уселась в телегу, и староста повез их на побережье.

Глава 17

Повозка катилась по грунтовой дороге, солнце поднималось в зенит, в небе щебетали невидимые глазом птички, ветер доносил аромат травы, а по мере приближения к цели – свежий йодистый запах моря.

Окрестности Нина на сей раз рассматривала: пространство перемежалось невысокими холмами, покрытыми ковром из разнотравья, кустарников и, кажется, вереска, судя по розоватым цветкам, и низинами, в которых пару раз блеснула вода болотистых озерец (как пояснил возница).

Впереди показался зеленый массив леса, и чем ближе они подъезжали, тем отчетливее становилось, что расположен он на возвышенности, а дорога идет под уклон.

Ехали часа два, не меньше. Мальчишки уже извертелись, да и Нине езда без рессор надоела, когда герр Ларс объявил:

- Вот немного возьмем влево, там между скалами проход есть, и считай, на месте. Хесне – деревушка небольшая, всего четыре семьи живет. Мужики почти круглый год ходят в море, бабы занимаются огородами и уловом. Платят оброк рыбой, пух птичий собирают на берегу, в лесу дрова заготавливают – им ближе всего, я учет веду, и Эйнар Дан помогает, он тут за старшего, увидите.

Действительно, четыре длинных дома с соломенными крышами почти до земли, побеленными стенами (саманные?) и редкими окошками выстроились в ряд метрах в ста от каменистого пляжа. Мимо небольших огородов они проехали раньше, и визит незнакомцев был замечен копошащимися среди грядок женщинами.

Староста здоровался, ему отвечали, Нину разглядывали, совсем не скрываясь и не приветствуя, пока, остановив телегу, Ларс Бор не подошел к пожилой, крепкой на вид женщине в чепце и темном наряде из юбки и блузы с корсетом с рукавчиками, стоящей у одного из домов.

- Здорова будь, тетушка Ильзэ! – поклонился староста.

- И тебе не хворать, Ларс! – ответила женщина. – Каким ветром? И что это за баба с тобой? Неместная, чья будешь, девка? – прямо спросила Ильзэ гостью, подходя ближе. – Ларс, кого ты притащил? Ты же знаешь, у нас холостых нет, а Эйнар еще траур не снял. И своих у него двое, чтоб чужих растить. Ну, чего молчишь, пришлая? Не светит тебе тут мужика найти! – припечатала говорившая.

Ларс не успел и слова вставить, стоял, наливаясь стыдливой краснотой и глядя на госпожу очумелым взором. Мальчишки Петерсен сдерживали смех, явно предвкушая спектакль.

Нина же зауважала местную «Кабаниху» – у такой не забалуешь! С места в карьер, защищать поголовье самцов бросится не каждая.

- Здравствуйте, уважаемая! – ровно заговорила Розанова. – Уж не знаю, как принято встречать гостей у вас, но там, откуда я родом, сначала здороваются, приглашают в дом, дают хоть воды напиться, а уж тогда задают вопросы и, тем более, набрасываются с обвинениями и угрозами!

Ильзэ, если и смутилась от слов Нины, виду не подала, все так же уверенно стоя у дверей дома.

- А мы гостей не ждали, милочка, не досуг нам! Так что… – настроилась на скандал пожилая дама.

- А я и не в гости, если уж на то пошло! – разозлилась Нина Андреевна и повысила голос. – Я имущество свое инспектирую! Деревня эта теперь моя, как и восточные земли отсюда до Стуббьёкинге! Я – виконтесса Нинель Флетчер, вдова в трауре, и муж мне не нужен!

Ларс опустил голову, подошедшие селянки дружно охнули, мальчишки прыснули, а заносчивая бабка, ранее упиравшая руки в боки, резко побледнела.

- Ви…виконтесса? Новая хозяйка? Ик – пробормотала Ильзэ. – Да как так- то? – посмотрела она на старосту, тот покачал головой и промолчал, мол, сама разбирайся.

- Да вот так! – ответила Нина, успокаиваясь. – Нельзя? – ехидно уточнила. – Вы бы, дорогуша, впредь, спрашивали, кто перед Вами, а то, не ровен час, плетей огребете за неуважение! Мало ли, кто как одет и почему, а язык Ваш уже на наказание напрашивается! Ладно, я сегодня добрая, – включила попаданка купчиху из «Женитьбы Бальзаминова», – но совет мой запомните, уважаемая…

Ларс выдохнул, Ильзэ – тоже. Женщины позади неё начали шушукаться.

- Так в дом- то пригласите или так и будем на ветру стоять? Хоть воды я удостоюсь, если уж почета мне не досталось? – опять съязвила Розанова. – Мы часа два в дороге, пить хочется, а ещё – она огляделась. – Место уединения где? Отведите!

Ильзэ очнулась, засуетилась и, шикнув на соседок, провела виконтессу в дом.

Ну, что сказать? Темноватенько, сыроватенько, простоватенько: направо – жилая часть с открытой печью, небогатой меблировкой из деревянных грубых столов, скамеек, пары сундуков и спального, по видимому, места за тканевой шторкой. Слева, судя по запаху, хозяйственная часть: курятник, вроде, свинарник, амбар или что здесь его заменяет.

Небогато…Полы земляные, утоптанные, окошки без стекла, задний двор небольшой, заставлен рогатинами, меж которых на веревках сушится рыба. Сеть на просушке, корзины, запашок…Бочки еще стоят, наверное, и там рыба. Не грибы же?

Искомая хижина нашлась в отдалении, и Нина, наконец, смогла облегчиться в условиях, приближенных к природе – в дырку. Всё не на ветру!

Возвращаясь в дом, услышала шипение Ильзэ:

- Ах ты, прохвост! Нарочно не сообщил, да? Я тебе этот конфуз припомню! Так опозориться!

- Да я и сам не знал, что она решит ехать к вам! Она … Я когда ее увидел в Мозеби, думал, кухарка или служанка… Разве так дворянки одеваются? Теперь и не знаю, как вести- то себя с ней. Ох, Ильзэ, чует мое сердце, наворотит она делов… Потребовала, чтобы я на каждого и всякое сведения ей собрал, мол, хочу знать, что тут да как!

- Да зачем госпоже такое? Хотя, всё верно, пришлая, ничего не ведает про остров и нас… – рассудила бабка. – Смотри- ка, выдержанная! Другая бы точно меня в живых не оставила, а эта только…

Нина решила прекратить дозволенные речи и вошла в комнату. Собеседники разом заткнулись и угодливо уставились на виконтессу. Нина села на лавку.

- Судить да рядить будете после, когда уеду, – оповестила присутствующих, те переглянулись. – Слышала, как вы мне косточки перемывали. Понимаю, не похожа на местных аристократов, что уж… Знаете небось, что из купцов отец мой покойный, мир праху его! Однако, прошу любить и жаловать госпожу такую, раз уж судьба решила, и я здесь!

Ларс и Ильзэ поклонились, начали лепетать что- то про прощение и обещания быть внимательнее. Нина прервала:

- Довольно, поговорим о делах. Воды- то дадите, хозяюшка?

Дали чего- то кислого, но приятного, вроде яблочного сидра.

- Ваша милость, простите, угостить нечем, если только сельдь малосольная Вам по душе! Парни с моря вернутся, тогда свежей рыбы подать могу…– мягко и услужливо предложила Ильзэ.

- А хлеб ржаной есть? – спросила, сглатывая слюну, попаданка.

Бабка (Да бабка ли? Лет 50, просто замученная или морем просоленная) обрадовалась, метнулась к печи, и вскоре на столе стояла щербатая миска с ломтями темного хлеба, миска с селедкой под луковой подушкой и … отварная холодная картошка!!!

Ларс смотрел на скромные угощения и трясся внутри: подведет тетка Дан его и себя под монастырь! Подать госпоже холодную картошку, ой- ё- о- о!

Ильзэ тоже тряслась, но другого- то не было!

Однако реакция новой госпожи их удивила. Та, глядя на тарелку с селедкой, сглотнула, на картошку вытаращилась, будто родню увидела, а потом и вовсе ошарашила:

- А аквавит есть (датчане гонят водку (аквавит или «живая вода») примерно с 13 века, предпочитая максимально прозрачную с тминным ароматом)?

Ильзэ посмотрела на Ларса, неуверенно кивнула и выставила на стол глиняный штоф, вытащив его из сундука вместе с маленькими рюмочками. Ларс подхватил штоф, плеснул спиртовую влагу в стопку (навскидку грамм30- 40) и уставился на виконтессу.

- Чего смотришь, герр Бор? Себе и ей тоже наливай, не одной же мне пить? – дождавшись выполнения приказа, Нина, послав приличия к черту, тостанула. – Ну, за знакомство! – выдохнула в сторону и залпом (глоток) выпила...водку! Не глядя на офигевших собутыльников, положила ножом (!) на хлеб кусок селедки и, замычав от удовольствия, закусила.

- Еще нож есть? – прожевав, спросила все еще сидящую со стопкой в руке Ильзэ. – Руками есть картошку?

Ларс под шумок хлопнул стопочку, также ножом подхватил селедку на хлеб (Нина потом только узнала, что именно то, что она,сама того не зная, положила селедку на хлеб, как истинная данка- датчанка, расположило к ней и Ильзэ, и старосту) и толкнул хозяйку дома, мол, чего сидишь? Та очнулась в очередной раз, выпила и метнулась к печи за еще одним ножом .

После третьей стопки Нина взяла слово.

- Ну, рассказывайте, как картошку растите.

Просидели за разговором час, не меньше. Ларс расслабился, выпил больше женщин, но вел себя прилично. Ильзэ делилась опытом выращивания заморских клубней, а Нина мотала на ус.

Оказалось, что овощ сей известен здесь давно, но к нему отношение не очень. Причина? Не у всех получается вырастить такие же, как у тетки Дан, клубни, вот и предпочитают зерновые да капусту. Бабка училась у монахов на востоке острова по молодости, потом сама опытным путем дошла до технологии, по которой у неё на огороде в пол- акра (20 соток) урожая хватает на всю деревню.

Остальные деревенские обменивают ее клубни на другие овощи, так и живут. Нина вспомнила, что картошка на песке растет лучше, чем в глинистой земле. Наверное, это и определило предпочтения местных жителей. Ларс сказал, что в других деревнях тоже есть умельцы, но массово картошку не сажают - ее казна в оброк брать отказывалась.

«Странные люди, – думала про себя захмелевшая попаданка. – Надо этот вопрос проработать. А Ильзэ пригласить в дом, пусть научит Иду и меня, будем с картошкой! Неплохая бабка, хоть и явно с норовом».

Заглянувшие «на огонек» младшие Петерсены были накормлены той же картошкой с рыбой, и гости засобирались обратно, не дожидаясь рыбаков.

Нина обещалась прийти в деревню самостоятельно – расстояние небольшое, по здешним меркам: около двух датских миль или два с половиной километра…Ну или близко к тому, поскольку в миле было около двух тысяч аллен, которые приравнивались к двум футам, а те, как известно, по тридцать одному сантиметру. Голову сломаешь!

«А чего ж мы так долго на телеге ехали? Пешком минут сорок, ну, час! Или мне так показалось с непривычки? Ай, проехали! – Нина была благодушна, поэтому махнула рукой на все вычисления. – Ох, палишься, госпожа попаданка! Чего удумала пить с подданными? Селедочки захотелось? Ладно, спишем на купеческую сущность, но больше никакого панибратства вне дома! Мухи – отдельно, котлеты–отдельно, это тебе не демократия 21 века».

Глава 18

Возвращение госпожи приветствовали все чада и домочадцы с разной степенью эмоциональной составляющей: ее люди – с волнением и тревогой, дочери Ларса – с нетерпением и долей недовольства (устали крошки, не на то рассчитывали!).

За время отсутствия кабинет привели в относительный порядок, как и зал, а вот второй этаж и мансарда ждали более умелых работников, о чем Нина догадывалась, и повторно потребовала у старосты обеспечить в ближайшие дни трудовой десант опытных уборщиц.

Зато мужчины смогли вытащить из помещения мансарды много чего интересного.

Третий этаж дома использовали как чердак (читай- склад), поскольку там обнаружились стулья и столы, комод, бюро, ковры разной степени потертости, пара сундуков с тканями и брошенными нарядами (мужскими и женскими, пусть и старыми), нашлись и пыльные гардины для зала, подушки какие- то, посуда вразнобой, подсвечники, даже швейные принадлежности и оружие, то есть, пара кинжалов, мечей, еще чего- то.

Айрис жаловалась на деревенских неумех, Ида радовалась дополнительной утвари и тканям, а Нина – всему остальному.

О произошедшем в доме Данов виконтесса по дороге предупредила Ларса держать рот на замке. Мера так себе, но чего уж теперь кулаками махать? Староста поклялся молчать и сказал, что уже настращал Ильзэ в этом плане.

«Посмотрим, почти проверка на вшивость» – решила Нина. Пусть ей не очень нужны друзья среди крестьян, но враги не нужны тем более.

* * *

Приведение особняка в порядок заняло почти месяц. Не просто уборка: ремонт мебели, частично – крыши, полов, лестниц кое- где, чистка дымоходов, стирка, расстановка найденной мебели, возвращение ей божеского вида, разбивка огорода, освоение хозяйственных построек во дворе, обустройство личных покоев для всех…

Когда приходили из деревни женщины, Нина скрывалась в кабинете и работала над формами учета всего, что теперь принадлежало ей.

Айрис достала из багажа письменные принадлежности и бумагу, и попаданка сначала училась писать пером, затачиваемым для неё Ивером, потом чертила таблички, пытаясь найти наиболее компактную форму для поступающей от Боров информации.

Несмотря на гуманитарное образование, Нина Андреевна большие объемы данных предпочитала группировать в таблицы: так она лучше воспринимала информацию, нежели сплошным текстом.

Долгие годы работы с формулярами, статистическими отчетами, каталогами, топографическими указателями и классификаторами приучили Розанову к структурированию данных, и теперь она, опираясь на прошлый опыт, искала такой формат отчетов по хозяйствам, чтобы взял лист – и все основное видно сразу, а мелкие детали можно и на оборот вынести.

Не сразу, но бывшему библиотекарю это удалось. Когда самолично ею расчерченный на графы лист попал на глаза Лейсу, парень некоторое время в ступоре смотрел на диковинный чертеж, потом, «врубившись», начал водить по нему пальцем, вчитываться в заголовки, задавать вопросы и, наконец, уставился на Нину с восхищением:

- Ваша милость, я понял! Это так здорово! Тут же прям все ясно, только привыкнуть надо! И писать мелко, но я научусь!

- Конечно, научишься. Лейс, помоги сначала размножить формуляры, заодно рука к перу привыкнет. Потом будем вносить собранные отцом данные, а заодно и статистику подготовим вот для этой таблицы, – и Нина развернула двойной лист, где предполагала отразить только количественную информацию по населению, землям, скоту, имуществу.

Парень находился в таком возбуждении, что Нина всерьез опасалась за его рассудок: так перенервничает, и не станет у неё толкового помощника! Обошлось..

Глава 19

Лето шло своим чередом, солнечные комфортные дни сменялись дождливыми и пасмурными, когда выходить из дома не хотелось даже в сад.

Его приходящие хусманы (безземельные) под присмотром Иды (у неё явно была склонность к дачным работам) очистили от сорняков, сухостоя и лишних веток, перекопали под грядки несколько свободных от деревьев участков, немного привели в порядок дорожки, посыпав где галькой (мальчишки несколько раз ездили в Хесне, где на берегу собирали с тамошними приятелями камни и ракушечник), где битым кирпичом (остался от ремонта конюшни и садового домика на краю усадьбы).

Облагороженный приусадебный участок радовал глаз, Нине нравилось прогуливаться по нему вечерами и утром делать зарядку вместе с тренирующимися охранниками: она просила воспринимать эти занятия всерьез, несмотря на необычность такого поведения в глазах слуг, поскольку хотела поддерживать тело в хорошей форме и укреплять здоровье доступными в этом мире способами.

Обустроившись, виконтесса и «сопровождающие ее лица» получили в особняке отдельные «покои» (так Айрис называла отмытые и обставленные обнаруженной и отремонтированной мебелью комнаты), столовую (бывший зал), помывочную зону в постирочной, утепленную конюшню с сеновалом, постепенно заполняемым скошенной по округе травой, небольшим птичником там же в уголке (привезенные старостой куры оказались отличными несушками, а горластый петух не давал долго спать, что положительно сказывалось на производительности труда).

Виконтесса обживалась в спальне и в кабинете, постепенно привыкая к высоким потолкам, большим размерам комнат, отсутствию уличного шума за окном.

Благодаря умелым рукам команды Ивера и некоторой помощи сельчан спальня Нинель обзавелась нормальной кроватью, туалетным столиком, бюро, креслом и даже платяным шкафом, собранном из частей рассохшихся собратьев с мансарды.

В кабинет Айрис с приходящими помощницами пошили чехлы на кресла и диванчики, разбавив их подушками, набитыми свежим сеном, натерли отремонтированные полы и мебель воском, повесили гардины, найденные среди оставленных в доме тряпичных сокровищ, и отчистили разнокалиберные подсвечники, так что работать при свечах можно было и в сумеречные часы.

Охранники большую часть времени посвящали хозяйственным делам, не пренебрегая контролем периметра и, по мнению Нины, находили в этом удовольствие. Парни каждый день что- то ремонтировали, чинили, таскали, устраивая комфортное жилье госпоже и себе.

Нина с Айрис заняли комнаты одного крыла второго этажа, семья Петерсенов – другое, однофамильцы Йенсен расположились в мансарде.

* * *

За прошедшее с момента приезда на остров время Нина Андреевна понемногу узнавала своих слуг и, как ни странно, новую себя. Например, Айрис, оказывается, предпочитает шитье и уборку, ухаживать за госпожой ей, почувствовавшей свободу, стало не так интересно, что, в общем, Нину не напрягало: с простыми нарядами попаданка справлялась самостоятельно.

Идаотдаваласьогороду, курам и стирке. «Вот уж не подумала бы, тяжело же, – удивлялась Нина. – Хотя, кухню содержит в порядке, не отнять. Но готовка тяготит, определенно».

Да, готовила Ида неплохо, но очень однообразно, так что часто к плите вставала сама виконтесса, с помощью мелких Петерсенов раскочегаривала печь и варила, парила- жарила в охотку и ради развлечения: ну не все же таблички заполнять!

Вот за хлеб не бралась – у Иды выходило лучше. Нанимать кухарку (Ларс Бор советовал) Нина не хотела, лишние люди ее раздражали: хватало приходящих помощников и почти постоянно присутствовавшего в доме Лейса Бора.

Сын старосты нравился виконтессе вдумчивостью, стремлением учится новому, терпению и молчаливостью в нужное время. Он, в отличие от отца, не выслуживался (было, было такое у герра Ларса), а служил. Ньюанс, но существенный, или Нина – наивная идиотка.

Семнадцатилетний парень высказывался емко, по делу, не сплетничал, умел ухватить в рассуждениях госпожи главное, держался степенно, казался старше своих лет.

Розанова иногда думала, что, возможно, это нормально для данной эпохи, как и для аналогичного времени в ее мире: крестьянские дети, как и дети бедноты, взрослеют быстрее.

Нина порой забывалась и начинала рассказывать истории, связанные с темой, обсуждаемой при составлении сводов по хозяйству. Про картошку и способы ее выращивания, про пользу морских купаний или заморские фрукты, про животных, живущих в других местах, вообще, про иные народы и земли, хотя бы про соседний Туманный Альбион (Англосаксию, вернее) – кое- что из воспоминаний Нинель пригодилось.

Про музыку, науки, звезды – ему все было интересно, а когда набегавшиеся мелкие Петерсены присоединялись, Нина устраивала «театр у микрофона»: пересказывала им сказки, фильмы и книги, прочитанные и просмотренные когда- то в детстве. Конечно, для местных все поведанное виконтессой было фантастикой, но слушали дети, а иногда и взрослые, с огромным интересом.

В такие моменты Нина расслаблялась и тоже получала удовольствие. Ей нравились публичные чтения в прошлом: это была одна из требуемых начальством форм взаимодействия с читателями, и Розанова довольно часто проводила у себя в библиотеке такие собрания как с детьми, так и со взрослыми.

Она заваривала чай, покупала недорогие печенья или пекла пироги, некоторые посетители приносили свое угощение, и в компании единомышленников велись разговоры о прекрасном и духовном. Хорошо сидели…

К сожалению, с годами библиотеки стали терять популярность, уступая играм и интернету, проигрывая технологиям в зрелищности и доступности, тем более, что госфинансирование неуклонно сокращалось: фонды не пополнялись или пополнялись макулатурой, а не литературой, вкус публики тоже менялся в сторону лозунга «пипл схавает», и так далее…

Грустно, но что поделать. Нина до пенсии- то не доработала еще и поэтому: из- за снижения посещаемости библиотеки закрывались (или укрупнялись), сотрудники сокращались. Начальство предпочитало молодых бойких пользователей ПК, предпенсионеров отправляли в отставку – так или иначе.

Как бы ни было обидно, пришлось смириться, уйти, но тогда заболел муж, и Нина приняла реальность: не рвать же на себе волосы! Дело прошлое, отболело.

Глава 20

Возвращаясь к Лейсу и иже с ним. Помимо обработки статистических данных, Нина много гуляла в компании молодежи. Вообще-то, она всех здесь воспринимала как молодежь: против Нининых шестидесяти «с хвостиком» местные были юнцами и юницами, грубо говоря.

Даже то, что тело Нинель было подвержено присущим двадцатипятилетнему возрасту особенностям и возможностям, душа- то в нем пребывала прежней Нины, то есть, российской пенсионерки – степенной, спокойной, малоэмоциональной.

Она не впадала в экстаз от блестящих от пота торсов охранников на тренировках, не скакала дурной козой среди луговых цветов, не восторгалась красотой морского пейзажа до визга, хотя дух от водного простора захватывало…Ну, есть и есть…

Образ мэра, не к месту иногда всплывавший в памяти, попаданка решительно отгоняла прочь, не давая воли воображению и неуместным в ее положении мечтам.

* * *

Так вот, о прогулках по окрестностям, к которым виконтесса пристрастилась. Почти каждый день она куда- нибудь ходила: то в Хесне, то в лес, то к пустынному побережью на востоке, и только в Ойструп и Варенге дойти не решалась. Не готова была госпожа земель встретиться лицом к лицу с подданными, исключая рыбацкие семьи. Вот не могла и всё.

«Дождусь полной картины по крестьянским хозяйствам, осознаю, и осенью, после сбора урожая и сдачи оброка и налогов, «пойду в народ» – уговаривала себя попаданка. – Чего сейчас людей тревожить? Пусть работают, Ларс, надеюсь, немного чего наговорил… Мне же программу- минимум надо подготовить, просто так- то чего встревать?»

Местный климат и рельеф для пеших прогулок очень подходил: не жарко, ровно, пространство открытое, видно далеко, чужих нет, безопасно…

Если бы не ветер, вообще лепота! Он был константой здешней реальности, к большому сожалению иномирянки, не любившей это природное явление ни в одно время года. Но, как говорил навозный червяк из анекдота, «родину не выбирают». Смирись, милая.

Во время мини- путешествий с мелкими Петерсонами и Лейсом (иногда к ним присоединялась Айрис), Нина размышляла о том, как жить дальше, на чем деньги зарабатывать, что развивать, а от чего отказаться, заодно флору и фауну изучала.

Почему столь серьезные мысли ее одолевали? Да все просто: за земли надо платить казне, а налоговые каникулы, предоставленные властью, явление одноразовое, меж тем инертность мышления и образ жизни ее подданных – фактор постоянный и непреложный. К этому выводу она пришла, анализируя данные по людям и хозяйствам, собранным Борами.

Если не растекаться мыслею по древу, то получалось следующее: в трех деревнях, доставшихся ей, проживало сто двенадцать человек, из них – шестьдесят женщин и пятьдесят два мужчины, от младенцев до стариков, к которым тут относили тех, кто дожил до ее прежнего возраста.

Соотношение интересное - почти «каждой твари по паре», однако радоваться было нечему, поскольку работоспособных, несмотря на принятое в этом мире правило «Научился есть сам – уже работник», было гораздо меньше.

Дело в том, что сельское хозяйство – тяжелый труд, и как бы те же мальчишки или женщины ни кныжились, поле вспахать, засеять, убрать и прочее без здорового мужика, тягловой скотины и нужного инструментария весьма проблематично.

И тут начиналась проза жизни: надел мог получить только мужчина, у женщин без сына, даже младенца, его отбирала община. Сам надел определялся из расчета два акра (восемьдесят соток примерно) на душу, и за него следовало внести господину плату – десять далеров в год, не считая оброка: или одну четвертую от урожая, или еще пять серебряных крон, которые крестьяне могли заработать любым иным способом. А еще покупка дров у хозяина…Математика так себе…

Плюс, имела место быть община, которая ежегодно перераспределяла наделы, регулировала использование пастбищ, решала внутренние вопросы деревенской жизни, с одной стороны, уравнивая права жителей и не давая голодать совсем сирым и убогим, с другой – тормозила инициативу в реорганизации отдельных хозяйств. Ну, у Нины создалось такое впечатление по уклончивым комментариям Лейса и смутным воспоминаниям из истории средневековой Европы (почему- то).

Помимо проблем с наделами и влиянием общины был еще запрет на увеличение пахотных площадей из- за статуса королевских охотничьих угодий, которыми, можно сказать, считались все земли Фалькстара.

Отсюда и отсутствие барщины – в данной местности, по крайней мере: не было королевских полей – не было и массовой отработки, обслуживание приезжих охотников можно за таковую не считать.

Более того, хоть речь и шла о десяти далерах за надел, фактически, продать что- то из выращенного, чтобы набрать эту сумму, крестьяне не могли, потому что на остров массово не допускались торговцы извне. А те, кому корона дала право на закуп, творили, по мере своей испорченности, что хотели.

Вот и сделали здешние аграрии закономерный вывод, и придерживались его, как могли: растили, что росло, сдавали сборщикам податей натурой, чтобы те переводили сданное в деньги по определенным казной ценам, на том и расходились до следующего года.

Подкупали крестьянские бонзы казначеев или нет, неизвестно, но из года в год общая сумма сборов колебалась от трехсот до четырехсот далеров при фактической площади посевов не более шестидесяти акров (примерно двадцать четыре гектара).

От этих расчетов и размышлений у Нины пухла голова: она не понимала, много это или мало, правильно или неправильно, реально или нет!

Были в деревнях тягловые лошади и волы (оба- на!), коровы (одиннадцать голов на тридцать пять дворов), свиньи, куры и гуси, козы (меньше десятка), одна мельница ветряная, ни одной церкви и ни одной овцы (позже выяснилось, что живущих монахов- отшельников и их живность Ларс не считал...А зря).

Сеяли овес, ячмень, немного пшеницы и ржи, совсем немного льна на полотно, делали домашние сыры и колбасы и не делали никакого растительного масла, коптили и солили рыбу и не держали пчел. Садов тут не было в принципе: пара яблонь или вишен за сад вряд ли сойдут…

Однако – жили! Без ропота, скандалов, восстаний и голимой бедности. Да- с, непонятно! Нина Андреевна смотрела на таблички, вертела их так и эдак и не представляла, что со всем этим делать!

«Я знаю, что ничего не знаю…Сократ, ты был прав, в отличие от Егора. Господи, помоги! Я же много читала, сама себе казалась эрудированной дамой, а на поверку – дура- дурой! За что ни возьмись –пустота, вакуум!"

"Все, что вспоминается – мусор из разных мелочей, типа, навоз и перегной – хорошее удобрение, зола тоже, она и для мыла нужна, из льна не только нитки, но и масло давили, как и из конопли, кстати…Из кукурузы – тоже, она и кормовая культура…"

"Есть картошка, значит, Америка здесь тоже есть, оттуда же кукурузу с помидорами привезли. Когда, кстати? А урожайность тут какая? Сколько с акра получают?» – попаданка бесилась прям от таких мыслей.

Тогда она выходила и шла, наматывая километры и успокаивая сознание. Несколько раз, в особо теплые дни, умудрилась поплавать в море, чем потрясла преданную Агнес.

* * *

Когда однажды госпожа потянула ее за собой вдоль берега подальше от деревни, горничная не сразу «врубилась», какую цель преследовала виконтесса, велев захватить из дома кусок полотна и нижнее белье (вот тоже странность – коротенькие штанишки!). Уйдя на приличное расстояние от Хесне, леди Нинель начала раздеваться под испуганным взглядом служанки, а потом пошла в море.

- Госпожа, Вы что делаете? Вы же не утопиться решили? – дрожащим голосом спросила Айрис.

- Нет, милая, я просто хочу искупаться! – рассмеялась Нина. –Водичка, конечно, не айс, то есть, прохладная, но так хочется поплавать! – и, мысленно перекрестившись, окунулась и поплыла брассом (ну не по- собачьи же покорять морские просторы!).

Местная Балтика (Свея, да?) походила на прошлую: серо- голубой цвет водной глади, легкий плеск волн, крики бестолковых чаек, свежий бриз и малолюдность. Красота! Было б еще на пяток градусов теплее, вообще кайф! Но и так Нина получила удовольствие от купания.

«Все- таки вода хорошо снимает стресс» – думала она, вытираясь и переодеваясь на пустынном берегу. Надолго ее, с непривычки, не хватило, но минут пятнадцать Нина, освоившись, побарахталась.

Айрис качала головой, недоумевая, какое удовольствие в погружении в холодную воду, но рот не открывала. То, что госпожа умеет плавать, она из виду упустила. Или посчитала еще одной особенностью хозяйки, не похожей на остальных, но доброй и хорошей.

Глава 21

Еще одним открытием для Айрис стало пристрастие госпожи ходить в лес за грибами! Ближе к осени «тихая охота» стала обязательным пунктом долгих прогулок по окрестностям, и внезапно служанка оценила прелесть как неспешного хождения среди деревьев в поисках красивых даров природы, так и поедание весьма интересных и вкусных блюд, которые из них готовила ее необычная хозяйка.

Первый раз войдя в лес, расположенный на высоком берегу по обеим сторонам от дороги в Хесне, Нина Андреевна была поражена его отличием от подмосковного собрата: сплошь лиственные деревья – дуб и бук преобладали, хотя узнала попаданка и белоствольные березки, осины, ольхи, даже каштаны по краю попадались, а вот елей или сосен не было – так, чудом заброшенные хвойные единицы.

Оттого, наверное, сумрачности, присущей смешанным лесам потерянной родины, здесь не имелось: лес был пронизан светом и хорошо просматриваемыми участками. То есть, заблудиться в таком растительном массиве было трудно, что радовало. Подлесок заполнял молодняк основных представителей древесного царства, кусты малины, черники, шиповника, еще чего- то знакомого, но неназываемого, травы всякие.

И среди этого освещенного солнцем разнообразия Нина обнаружила россыпь знакомых до боли белых, сыроежек, подберезовиков и подосиновиков, а также польских грибов, моховиков, лисичек! Ну, разве может русский человек только смотреть на такое богатство? Нет, ессесно! И Нина не смогла!

Хорошо, верная Айрис прихватила с собой в поход корзинку с булочками и бутылкой компота, а у Лейса оказался небольшой нож (одному богу известно, как и зачем он был писарю). Вооружившись, попаданка как пошла срезать картинно- нереальные самородки местной флоры, так корзинка наполнилась буквально в мгновение ока! Глаза завидущие не желали отрываться от ласкающего душу пейзажа, и Нина только вздыхала – пропадает же добро, непорядок!

Местные смотрели на виконтессу, бережно складывающую в корзинку странные растения, предназначенные для того, чтобы сшибать их ногами, переглядывались между собой и без слов понимали друг друга: «Госпожа переутомилась, перегрелась на солнце, и помутился у неё рассудок». Иначе, почему она так себя ведёт? А им, слугам, теперь что делать?

Пребывающая в поисковом азарте Розанова не сразу отреагировала на установившуюся вокруг нее и грибов тишину. Распрямившись после заполнения корзинки, обратила внимание на молчащих спутников. Молодежь выглядела комично: у Айрис и мелких Петерсенов глаза были на мокром месте от сдерживаемой тревоги, Лейс явно готовился сказать что- то неприятное, но не решался пока.

- Ребята, вы чего? Что случилось? – недоуменно поинтересовалась Нина Андреевна. – А столбами стоите почему? Грибов- то вон еще сколько! Жаль, корзинка маловата! Мелкие, лопухов сорвите, сделаем конвертики, что ли… Айрис, как думаешь?

Девчонка всхлипнула и запричитала:

- Ваша милость, да что это с Вами? Вы зачем ЭТО набрали? Это же отрава!

Лейс очнулся и присоединился к словам служанки:

- Госпожа, она права! Для чего Вы сорвали эти …растения? Их же только кабаны да белки едят! Люди не трогают ЭТО! Они ядовитые. Только ведьмы могут собирать грибы для ядовитых зелий! Госпожа, Вы – ведьма?

«Вот те раз! Это какая- то местная фобия? – растерянно подумала попаданка. – Они «лесное счастье» за отраву держат? Ой, дремучий народ…»

- Ребята, с чего вы взяли, что грибы ядовитые? Да, есть такие, но я- то набрала хороших! Вот, смотрите, это – боровик или белый, царский гриб, можно сказать! С ним суп – объеденье! А сыроежки или подберезовики? Вот эти, разноцветные, жареные с картошкой или яйцами – да вас за уши не оттащишь! – Нина возносила хвалу грибам вдохновенно, вспоминая вкус и запах приготовленной добычи.

* * *

Для россиянки Розановой, пережившей дефицитность советского пищепрома и продуктовые перебои в «перестройку», грибы были ценностью и радостью для желудка. Это помимо самого процесса их сбора и сопутствующих ему приключений.

Будучи девочкой, она любила ходить в лес с дедом, а, живя в Реутове, всегда присоединялась к группам, отправляющимся на автобусах от завода, на котором работал муж, в Петушки или под Владимир всякий раз, когда таковые организовывались.

Несмотря на утомительные поездки в неудобном транспорте, ранний подъем и поздние возвращения, комаров и пьяные песнопения коллег Кирилла и их жен на обратной дороге, необходимость обработки собранного и черные после этого пальцы, Нина не отказывалась от нескольких часов медитативного хождения по лесу, выискивания прячущихся под листвой или низкими кронами елей крепеньких золотянок или волнушек (черных и розовых груздей), матрёшек (свинушек), сыроежек, лисичек, редких белых или подосиновиков, маслят и всех прочих мелких лесных радостей, которых знала…

А уж если попадались семейки опят, тут восторг зашкаливал! Одним разом набрать корзину удавалось не всегда, зато зависть спутников была обеспечена, как и несколько баночек маринованной прелести на зиму.

Да и прогулки по лесу, напоенному непередаваемыми запахами и звуками природы, кратковременная отключка от муторной повседневности помогали Нине преодолевать депрессию, связанную с постоянным диктатом мужа, нехваткой денег, тревогой за сына…

И пусть Кирилл бухтел недовольно, ноги гудели, руки чесались, а голова болела порой от переизбытка кислорода, женщина вновь и вновь записывалась в такие вояжи.

Грибы она варила, жарила, сушила, пекла с ними пирожки, солила, закатывала на зиму маринованные, заливала маслом или маргарином, чтобы приготовить в холодное время года как деликатес… У неё на балконе был утепленный короб для таких заготовок – упросила мужа, и тот, матерясь, сделал- таки. Там и хранила добычу.

Последние годы, увы, таких походов она себе позволить не могла: далеко слишком и тяжело на электричке, да и компаньонов не было. Впрочем, экология и выросшее население сократили возможности для грибной охоты в разы, чего уж там. Еще и любимые матрешки попали в «черные списки» как несъедобные из- за способности накапливать в себе всякую дрянь, как оказалось… Печалька, в общем!

А тут – раздолье! Надо пользоваться! А местные…Принцип «не хочешь – научим, не можешь – заставим» никто не отменял!

* * *

Надо сказать, приобщение данского контингента к исконно- русской любви к грибам шло «со скрипом», но успешно, и походы в лес до поздней осени позволили внести разнообразие как в занятия обитателей Мозеби, так и в их повседневное меню.

Лейс, поверив хозяйке, попробовал продукт и, убедившись в его съедобности, пытался увлечь новым промыслом односельчан, но не преуспел, что совершенно не отразилось на настроении Нины.

«Да и не надо, нам больше достанется!» – справедливо решила попаданка и продолжила кампанию по сбору подземных плодов.

Кстати, во время шатаний по лесу Нина помечала найденной где- то Лейсом побелкой сухие, больные, слишком густорастущие деревья, приказав позже старосте валить на дрова в первую очередь их. Ну и считала заодно, чтоб порядок соблюдали.

Для сушки «благородных» лесных находок она приспособила одну из комнат в мансарде, где, затянув окно тонкой тканью, чтобы мухи не летели, развешивала снизки грибов, добиваясь естественного высыхания, после чего складывала сморщенные дары в холщевые мешочки и убирала в кухонные шкафы.

Ида, найдя новый продукт годным к употреблению, активно перенимала опыт госпожи по переработке грибов, а также овощей (привозимых старостой) и внутренне радовалась заполняемым в отдельном углу кухни полкам с мешочками с сушеными грибами и ломтиками яблок и груш, с горшками, жбанами и стеклянными банками (нашлись такие на чердаке) с разнообразными соленьями и вареньями.

К последнему относились яблочные и грушевые пюре из падалицы, собранной кухаркой в саду поместья: почему- то плоды предпочитали дозревать на земле, а не на ветках. Сезон вишен прошел для виконтессы мимо, но на следующий год она наказала Ларсу доставить в Мозеби как можно больше вкусной ягоды. Относительно черники, малины и чего еще будет найдено в болотистых низинах в округе, был проинструктирован Лейс, но результата пока не было. Впрочем, еще не вечер, как говорится!

Глава 22

За обустройством, статистическими и кулинарными инновациями, знакомством с окрестностями, госпожа попаданка упустила из виду два важных момента, а именно: верховую езду и приближающуюся зиму, и тут следующую за осенью.

Если с первым упущением Нина Андреевна примирилась довольно легко – «ну не шмогла я, не шмогла» (тихо ходить, сидя верхом на лошади, вокруг усадьбы ей удавалось), то второе было подобно грому среди ясного неба.

«Да уж, расслабилась ты, матушка» – корила себя Нина, осознавая глубину ж..ы, в которую угодила по собственной глупости.

Оказалось, что и у неё, и у остальных обитателей Мозеби (правда, Ида что- то там припасла для своих) либо нет, либо мало предназначенных для этого сезона вещей.

Пусть, по отрывочным воспоминаниям о климате Прибалтики, Розанова предполагала «нестуденую зимнюю пору», однако уже осенние дожди навевали уныние и тревогу относительно проживания без центрального отопления в каменном доме с высоченными потолками.

Имеющиеся печи оптимизма не внушали: прогревали несильно и недалеко. Вопрос к старосте на тему улучшения качества обогрева повис в воздухе.

- Ваша милость, простите, но я не знаю, как тут и что…Господа зимой тут никогда не жили, а охотились всего по нескольку дней, так что, справлялись как- то…– мямлил Ларс Бор, а Нина снова ругала себя, что не озаботилась перекладкой камина и печей заранее.

Айрис тоже впала в депрессию, когда вслед за госпожой осознала, что ни теплого плаща или шубы, ни ботинок, ни толстых теплых платьев они из дома Флетчеров не захватили! Те два шерстяных, что Нина носила на корабле в начале лета, не в счет: мало, да и старые! Девчонка расплакалась от досады.

- Айрис, перестань! Не смертельно, время есть! – прервала стенания горничной виконтесса. – Поедем в город, купим. Так что, не ной, лучше подумай, что выбрать – готовое, если найдем, или отрез, чтобы пошить самим?

- Отрез, миледи, я быстро сошью, дешевле выйдет! – с энтузиазмом ответила Айрис, утирая слезы. – Когда поедем?

Вот еще засада! Верхом не получится (лентяйка!), придется на телеге. Не по чину, Нина понимала, а что делать, кто виноват? Махнув рукой, решила снова прикинуться простой смертной и надеяться на то, что ее никто не узнает. Выбора- то, по сути, нет.

* * *

Нищему собраться – только подпоясаться! Уже наутро Ивер и Йорген, усадив Нину с Айрис в наполненную сеном повозку, отправились в столицу острова. Ивер верхом, при оружии, брат его правил повозкой, женщины дремали.

«Заодно бы к мэру зайти – подумывала, трясясь на выбоинах, Нина. – Как будет налог- то собираться нынче, и вообще, перекинуться бы парой слов о перспективах, так сказать, развития отдельно взятого острова в свете последних решений партии и правительства».

О том, что ей хотелось снова увидеть красавчика «Шона Коннери», попаданка не признавалась даже в мыслях.

* * *

Дорога до Нюкьёбинга на этот раз показалась короче, а сам город –многолюднее. Уже в ближайшем пригороде поражало количество телег с мешками, живностью и людьми, двигающимися куда- то внутрь местной столицы.

«Интересно, с чего такой ажиотаж? Может, есть распоряжение о сдаче налога самостоятельно? А почему мужики не в курсе?» –заволновалась Нина.

- Госпожа, давайте в ближнем трактире остановимся. Оставим повозку и коней, а сами пойдем пешком – предложил Ивер, и Нина согласилась.

Далее разделились: женщины под охраной Ивера двинулись в торговые лавки в центре, а Йорген отправился за канцелярией и в кузню, чтобы оставить заказ на крючки и спицы (деревянные образцы сделал Матиас), ну и какие- то хозяйственные мелочи мужские, заодно потолкаться среди народа, новости послушать, сплетни полезные. Договорились встретиться у ратуши часа через три.

Первым делом надо было обменять банковские билеты на монеты, что Ивер предложил сделать, по совету трактирщика, у местного ростовщика, пользующегося признанием горожан: мол, меняет любую сумму за 2% комиссии, в отличие от мэрии, где деньги есть не всегда. Денег было жалко, но чего уж …

Посетив несколько галантерейных лавок, Нина с Айрис набрали грубоватой немаркой шерсти в клетку и однотонной, рулон тонкого сукна и несколько кусков (остатков) толстого, плотного беленого полотна на нижние рубашки и разноцветных, но опять же –разномерных – кусков (по дешевке), ниток, дешевого мыла типа хозяйственного.

Потратились также на сапожки, чуни из овчины (для спальни), несколько мешочков специй, соль и сахарную голову (дорого), бочонок меда этого года и засахаренного – прошлого (дешево, а для варенья или каши пойдет), бочонок оливкового масла (зима долгая, когда еще приедут), пакет сладостей для мальчишек, и случайно, бутылочку аквавиты (Ивер углядел, а Нина схватила –пригодится).

Устали, подходя к ратуше (покупки на хранение оставили в последней лавке за несколько мелких монет) так, что Нина уже не хотела ни видеть мэра, ни говорить о серьезных вещах, мечтая встретить Йоргена и поесть. Но кто бы ее спрашивал?

Глава 23

- Леди Флетчер, какими судьбами? – раздался рядом незабываемый голос. – Вы ко мне?

Нина, не поворачиваясь, пыталась справиться с заливающим лицо румянцем смущения – последний побеждал, а пауза затягивалась.

«Черт, ну надо же так попасть, а? Опять я – чушкой убогой, а он – моделью подиумной! Судьба- а- а…»

Нина кое- как взяла себя в руки и неловко поприветствовала подошедшего к их троице мэра.

- Господин мэр, доброго здоровья! – присела в подобии книксена попаданка и посмотрела на шикарного мужчину в темно- коричневом камзоле с широкими обшлагами, узких, обтягивающих длинные ноги брюках, заправленных в сапоги до колен, кремовой, ближе к белому, блузе с жабо, украшенному скромной серебряной булавкой, и с тростью.

Шляпу барон держал в руках – снял, видимо, перед приветствием, и его чуть волнистые волосы так и тянуло погладить. Сердце женщины билось совсем не ровно.

- Я приехала в город за покупками…– затянула Нина, и мэр прервал ее, предложив локоть:

- Одно другому не мешает, позвольте проводить Вас! Кстати, я собирался перекусить. Вы ведь не обедали? Составьте мне компанию! У меня есть, что сообщить относительно последних распоряжений казначея Его величества в части налогообложения на острове.

Ивер и Айрис понятливо отошли в сторону, успев шепнуть госпоже, что тоже пойдут поесть и будут ждать ее и Йоргена тут же.

Чувствуя себя Золушкой, Нина Андреевна приняла любезность господина Нильсена, и вскоре оказалась в небольшом ресторане в ближайшем к ратуше переулке, с очень приятной атмосферой, малым количеством посетителей (если не пустым), быстрым обслуживанием и вкусной кухней. Создавалось впечатление, что мэр здесь частый гость, и его ждали.

Снова стало неловко за свой внешний вид, но Нина решила сделать хорошую мину при плохой игре и держаться максимально аристократично, то есть, «морда кирпичом, нам все нипочем». Насколько ее поведение соответствовало местному этикету, Розанова старалась не думать.

Они сидели друг напротив друга за квадратным основательным столом, покрытым льняной скатертью, на таких же массивных стульях с подлокотниками и высокой спинкой темного дерева, чуть в стороне от окна, однако света из него было достаточно, чтобы, не напрягаясь, рассматривать и поданные кушанья, и собеседника.

Столы в других частях зала освещались, при необходимости, свечами в трехрожковых канделябрах и несколькими потолочными люстрами, висевшими на толстых веревках тут и там.

Поданная свиная отбивная с отварной морковью, горошком и кислой капустой (интересный гарнир!) была полита каким- то сладковатым соусом, но это сочетание ничуть не портило вкус мяса.

Нина старательно нарезала ножом отбивную, повторяя действия мужчины, аккуратно подносила кусочки ко рту четырехзубой вилкой (отметилось как- то само собой) и нервничала, принимая тосты мэра за короля, здоровье и себя саму.

Красное вино, как и вино вообще, она не любила, предпочитая водку или коньяк (немного выпил и хорошо поел, а от вина голова болит), но здесь выбора не было, поэтому попаданка пила и…пьянела!

Румянец смущения при встрече с желанным мужчиной сменился на краску легкого алкогольного возбуждения, в голове зашумело, язык оказался быстрее разума, и Нина заговорила:

- Благодарю Вас, уважаемый мэр, за прекрасный обед, право, не стоило! Если честно, я собиралась зайти к Вам и поговорить, но так устала... – Нина улыбнулась, мол, я вся такая внезапная, непредсказуемая такая, стрельнула в барона глазами и продолжила, – Теперь же я рада, что могу задать Вам несколько вопросов.

Мужчина вытер губы салфеткой, откинулся на спинку стула и ответил:

- Это желание взаимно, виконтесса, так что прошу! Что Вас интересует?

Нина поерзала на стуле, чуть не положив при этом локти на стол, вовремя опомнилась и опустила руки на колени. Мужчина смотрел серьезно, но у Розановой было чувство, что он с трудом сдерживает смех – она его явно забавляла.

«Что со мной? Чего это меня так развезло с бокала? Ой, не могу, он такой краси- и- и- вый, а голос…! Вот так бы и любовалась…– Нина с трудом оторвалась от лика айдола в годах и мысленно дала себе пощечину. – Приди в себя, идиотка, не позорься, не хватало слюнями скатерть закапать! Спроси о налоге, не упусти возможность!»

- По дороге в город я заметила большое количество телег и повозок. Пришло время платить налоги. Эти два факта связаны между собой? Мой староста говорил, что раньше представители короны объезжали деревни, скупали у крестьян урожай, переводили его в монеты и засчитывали, таким образом, налог в казну. Судя по тому, что я видела сегодня, селяне сами везут собранное в город, значит, они либо собираются передать зерно и прочее представителям короны, то есть Вам, или продать каким- то закупщикам. Я не ошибаюсь?

Мэр согласно кивнул.

- Вы правы, миледи. В связи с продажей королевских земель частным лицам казна устранилась от процедуры сбора налогов, переложив эту миссию на власти на местах, то есть, на меня. Увы, при этом численность работников мэрии осталась прежней, что не позволяет сочетать повседневную работу с разъездами служащих по деревням, как Вы понимаете. Вот я и решил, что следует проводить все действия в городе, разослав курьером уведомления по поместьям.

- Но почему Вы не сообщили об этом мне? – возмутилась Нина.

- Я собирался навестить Вас лично буквально на днях. Я упоминал, что владею усадьбой недалеко от Ваших земель? Сейчас там живут мои дети, вот я и хотел совместить посещение родных с визитом к Вам.

Нина помолчала, осмысливая сказанное. «Ну, допустим, ква, то есть, принимаю. Дети? У него есть дети? Спросить или не соваться? Наверное, все же стоит поинтересоваться приличия ради».

- Ах, простите, барон, я была не сдержанна…Благодарю за разъяснение. Надеюсь, Вы расскажете мне подробнее о том, что мне делать дальше. Кстати, Ваши дети…в порядке? – пробормотала Нина.

- Да, с ними все хорошо, им нравится жить на острове. Я довольно часто посещаю их, расстояние небольшое для конной прогулки. Сын, Ханс, ему тринадцать, мечтает о море, желая пойти по моим стопам, а дочь Элис пока играет в куклы, ей всего четыре. Их мать умерла в прошлом году, поэтому я и принял предложение короля занять пост мэра на Фалькстаре: и место спокойное, и от родни подальше. – Кристиан говорил спокойно, как о чем- то обыденном, и у попаданки создалось впечатление, что по супруге он не убивался.

«Мда- а- а, интересненько… Не было любви? Но о детях он говорил с теплотой. И упоминание родни…Не ладят? Что- то не туда меня несет…» – встряхнулась Нина и всем видом показала, что ждет продолжения.

- К вопросу о налогах. Казна установила его размер на уровне прошлого года, как и цену. В порту уже стоит корабль, прибыли и представители Земельного министерства, вместе с которыми работники ратуши и начнут с завтрашнего дня принимать, завешивать, обсчитывать и учитывать сданные продукты как налог. Ожидается, что все мероприятия продлятся неделю, так что Вы успеете, я особо прослежу.

Нина моргнула, что поняла. Барон продолжил:

- Относительно будущего. Как я и предполагал, со следующего года налог на земли будет установлен из расчета один далер за двадцать акров, независимо от качества почв и их использования владельцами. – Мэр уставился на собеседницу, проверяя ее реакцию.

- Понимаю, но… – Нина снова поерзала на стуле. – Каковы при этом условия для ведения хозяйственной деятельности? Казна будет продолжать скупать зерно и все остальное или мне, например, будет позволено распорядиться выращенным по своему усмотрению?

Нине удалось преодолеть опьянение (этому способствовала чашка приличного чая, незаметно принесенная официантом, которую виконтесса выхлебала, не задумываясь, осознав сделанное уже по факту), и вернуть привычное здравомыслие.

- А что бы Вы предпочли, Ваша милость? – задал с улыбкой провокационный вопрос барон. – Мне хотелось бы услышать Ваше мнение. Король переложил на меня решение данного вопроса. Я нахожусь в поиске вариантов, но пока не уверен, как поступить. Видите ли, в течение долгого времени Фалькстар не рассматривался короной как источник дохода…

- Ну да, парк развлечений, – пробормотала Нина, спохватилась и бросила испуганный взгляд на мужчину. – Ой, простите, я Вас перебила…

- Ничего, леди Флетчер, наоборот, я ожидал от Вас подобной реакции. И Вы меня не разочаровали. Да, охотничьи угодья – основное предназначение острова, выращенное крестьянами – всего лишь дополнение. Однако проблема вот в чем: сданные продукты раньше вывозились в столицу в королевские кладовые, под это фрахтовались суда, все оплачивала казна. Со следующего года кабинет министров предпочел бы звонкую монету, чтобы покупать для нужд двора более качественное зерно в других местах или у материковых купцов.

Барон повертел недопитый бокал, задумавшись, а Нину подмывало продолжить беседу. Только она хотела открыть рот, у дверей раздался довольно громкий голос, призывающий официанта, и в ресторацию ввалились несколько молодых мужчин. Они окинули взглядами сидящую близ окна пару, скривились и прошли к дальнему столу, явно намереваясь отобедать.

Нина смутилась: это ее вид вызвал негатив новых посетителей, определенно.

- Виконтесса, а не продолжить ли нам разговор в моем кабинете в ратуше? Там тихо, нам не помешают, да и время уже…Меня начнут искать – рассмеялся мэр.

Нина была благодарна мужчине: не хотелось стать объектом насмешек подвыпивших клиентов, а дело к тому шло.

- С удовольствием приму Ваше приглашение, господин барон! – Нина встала и пошла на выход, стараясь покинуть ресторан как можно скорее.

Кристиан подозвал официанта для расчета, и нагнал ее уже на улице. Шепотки за спиной Нина слышала, но решила не обращать внимания, чтобы не портить себе настроение. Её тут не знают, а мэр… Справится, наверное.

Глава 24

К счастью или к сожалению, посетить ратушу и продолжить разговор не удалось: мэра у дверей администрации нетерпеливо выглядывал тот замученный молодой чиновник, что направил Нинель к градоправителю в прошлый раз.

Завидев начальство, он рысью пересек площадь и, не поздоровавшись, сразу затараторил:

- Господин мэр, Вас ожидают министерские! Недовольны очень и требуют Вас! Я им и чаю, и пирожные, а они…

- Эмиль, не части и поздоровайся с виконтессой, иначе нас сочтут невоспитанными грубиянами – сделал замечание помощнику Кристиан.

Парень вроде как только обратил внимание, что мэр не один, покраснел и неловко поклонился Нине, хотя явно мыслями был внутри ратуши, где гневались столичные чинуши.

- Но там же… – снова залепетал Эмиль.

Начальник осадил его суровым взглядом, парень заткнулся и отошел на пару шагов, а барон Брагау недовольно посмотрел на ратушу, вздохнул и сказал извиняющимся тоном:

- Простите, виконтесса, я вынужден перенести наш разговор на другое время. Мне жаль, я предпочел бы Ваше общество и беседу предстоящей баталии с приезжими бюрократами.

- Я понимаю , господин мэр, долг превыше всего. Желаю Вам найти общий язык с гостями. Всего хорошего, мои слуги уже ждут, я пойду. – Нина почти повернулась и вдруг, сама от себя не ожидая, выпалила, – Вы не знаете, случайно, где можно купить овечью шерсть, ну, пряжу, вернее?

Кристиан и Эмиль, оба, недоуменно уставились на неё. В глазах мужчин читался вопрос: «Зачем?»

- Носки вязать…– объяснила Нина. Уже произнося слова, она понимала, как глупо, должно быть, выглядит, но «было поздно пить боржоми»…

- Носки? Вам нужны носки? – пробормотал барон. – Но…

- Скоро зима, в доме каменные стены, полы… Холодно будет…–Нина чувствовала, что краснеет, и хотела провалиться сквозь землю или сбежать, но куда уж теперь? Да и нужна ей шерсть!

- А- а, вот в чем дело…Я как- то не интересовался. Эмиль, ты что- нибудь знаешь о шерстяной пряже? – спросил красавец помощника, и тот, как ни странно, быстро ответил:

- Так у тетки Фриды, в лавке старьевщика рядом с портом!

Заметив скривившееся лицо начальника, Эмиль торопливо добавил:

- Нет, нет, шерсть ей просто привозят моряки понемногу, а она продает своим или вяжет на продажу. Она и моет ее, и прядет, если надо, и носки у неё теплые, мне мамка покупала! Скажите, что от Альбы Ниссен, это моя мама, иначе ругаться будет, она не любит, когда к ней лезут – не хочет конкурентов! Да и шерсть- то – парень понял, что сказал больше, чем надо, и испуганно затих.

- Спасибо, Эмиль! – поспешила остановить проговорившегося юношу Нина. – Что ж, благодарю за обед, господин барон, и всего наилучшего! Будете у нас…(чуть не выпалила «на Колыме») поблизости, милости прошу в Мозеби! До свидания! – присела в поклоне и потопала к троице домочадцев, давно смотрящих в её сторону.

Нина снова чувствовала спиной взгляд барона и с трудом сдерживалась, чтобы не ускориться, так была смущена своим поведением и неуместным любопытством.

«Больше не пью с ним! И вообще не пью! Хотя? Ничего страшного не произошло, чего это я так разволновалась? Лучше о шерсти думай, Розанова, тебе теплые вещи нужнее, чем внимание мэра, даже такого красивого!».

С такими мыслями виконтесса Флетчер увлекла спутников в сторону порта (функцию GPS исполнял удивлённый Йорген), где закупилась мотками настоящей деревенской шерсти: черной, грязно- белой, серой, грубоватой, но чистой и не пахнущей овцой.

Старьевщица Фрида, действительно, была не очень довольна приходом незнакомки, но узнав, что она неместная, и шерсть ей нужна для собственных нужд, оттаяла и продала мешок непряденой шерсти и мешок готовых клубков разного объема за (по словам Айрис) символическую цену.

- Дома дороже берут, госпожа, уж не знаю, почему – успокоила служанка Нину. – Гленна жаловалась, что носки протираются быстро, а пряжа дорогая, 12 шиллингов за пять мотков меньших, что на пару носок хватает.

«Вон оно что, и тут носки в почете…Ну, цены я не знаю, куплено – не прожито. А из шерсти надо настегать одеяло. Эх, маловато взяла! Где бы еще добыть?» – отвлекала себя всю дорогу попаданка, лишь бы не вспоминать обед и чарующий голос барона.

Глава 25

Следующий месяц для Нины промелькнул в мгновение ока. Вернувшись, она сообщила старосте о начатой компании по сбору налогов, и Ларс Бор организовал народ на соответствующие действия.

Нина с караваном из подвод, нагруженных зерном, копченой и вяленой рыбой, бочонками с топленым маслом, салом, медом (внезапно!), соленой сельдью, солониной, копчеными же окороками, горшками со сметаной и творогом, даже тыквами(?), не поехала, а отправила Ивера, на всякий случай вручив охраннику сто далеров.

- Ивер, вдруг не хватит? Ты уж проследи, чтоб долгов не было, не люблю я это дело, – наставляла она опешевшего от суммы Петерсена.

- Госпожа, да зачем Вы свои- то? Староста пусть выкручивается! Он мужик опытный, не первый раз, небось… – отнекивался страж.

- Ивер, пусть будут! Если все обойдется, разменяй и купи еще чего надо, шерсть ту же, Ида чего закажет. Думаю, как дороги развезет, доехать будет сложнее, – настаивала Нина, а сама переживала, как пройдут поборы и чем зимой будут питаться крестьяне, да и она с домашними.

До деревень виконтесса так и не доехала, но, со слов Лейса, и этот год народ переживет, как раньше. Урожай собрали обычный, что- то там перераспределили, где- то ужались…В общем, не забивайте, леди, голову, голодать не придется. А вот дальше…

Да, о будущем Нина думала почти постоянно. Дитя «совка» беспокоилась об отсутствии магазинов, конкретных запасов в подвале и холодильнике, о дровах для отопления, о корме для скотины.

«Ну, пока деньги есть, проживем. По весне пусть распахивают как можно больше, чтоб и самим, и на продажу хватало. И картошкой надо заняться: прям, как в России, насильно заставлять! И пшеницу надо – муку- то где брать? И овощей посадки увеличивать, не может же не быть в них потребности?» – крутила мысли Нина, пока стегала свое первое одеяло.

Попаданка знала сие рукоделие в теории: не пришлось заниматься самой, только видела, как бабушка когда- то готовила ей приданое (одеяло красное атласное, подушки перовые, постельное белье шила на старенькой ручной машинке).

Но, как говорил лесник Кузьмич, «жить захочешь – не так раскорячишься», и вместе с Айрис они смогли сделать простое, квадратами, одеяло. Верх – печворком из лоскутов отстиранных платьев, камзолов и прочего тряпья с мансарды, низ – купленное в городе полотно.

Искололи пальцы, сломали спины, Нина материлась про себя, но добились результата! Следующее, с учетом ошибок, пошло легче, пригодились и короткие отрезы, что набрали «на авось» при поездке в столицу острова.

Ида дивилась на госпожу, занимающуюся тяжелым, в общем- то, трудом, но на ус мотала: одеяло получилось лучше, чем те куски сукна, что она использовала как покрывала для детей и мужа.

Не то, чтобы она раньше не видела такое, просто своего дома у Петерсенов не было, съёмные комнатки развернуться не давали, да и работать приходилось, где уж рукоделием заняться! Купить – дорого, а кусок толстого сукна и подстилкой служил, и покрывалом…А вот теперь- то надо бы. Хорошо у госпожи получилось!

* * *

Ларс Бор явился в Мозеби спустя неделю после отправки каравана и оплаты налога. Ивер ранее доложил госпоже о том, что крестьяне благополучно выполнили обязательства перед короной, долгов не оказалось.

Командир охранников (так называла его хозяйка), следуя указаниям Нины, купил в городе еще два мешка шерсти даже лучшего качества: старьевщица Фрида, раздобрившись, продала ему и пряжи крашеной, сказав, что ей сейчас невмочь вязать. Правда или плата ее больше устроила, неизвестно, но Розанова была рада – зима долгая, будет чем заняться.

Помимо одеял, Нина занялась и своим гардеробом: воспоминания о собственной неухоженности при встрече с мэром подстегнули.

«Вот так заедет, а я опять замарашкой себя выставлю» – думала попаданка, разрываясь между желанием увидеть красавца- барона и боязнью поддаться неуместным в ее положении романтическим чувствам.

В принципе, ничего такого смертельного в ее мечтах не было: в реальность возможного романа между ними она искренне не верила. Так, погрезить, как над книжной историей, пофантазировать перед сном, уплывая в мир чувственных иллюзий: ласковых слов на ушко и жарких объятий с обязательным хэппи- эндом, включающем детишек, регулярный секс и финансовое благополучие.

Нина Андреевна, читая выдумки авторов о второй жизни подобных ей попаданок, всегда удивлялась тому, как ее соотечественницы, оказавшись в ином мире, почти сразу становились эдакими секс- бомбами: все- то их любят, читай – хотят, они тоже не отстают в постельном фитнесе, обнаруживая в себе бездну страсти и очарования.

Нина не могла этого понять, даже принимая во внимание буйство гормонов молодых тел, сплошь и рядом достающихся попаданкам. Управлялись- то эти тела пожившей душой, зачастую – уставшей и разочарованной. Неужели вот так, с места в карьер? А прошлые страхи, боль и комплексы? По мановению волшебной палочки исчезали?

Кто знает, что там у других, а вот у Нины, несмотря на симпатию к барону и испытываемые в его присутствии волнения телесные и душевные, прошлое сидело глубоко и прочно. Смешно, но женщиной она себя воспринимала по определению, но не фактически.

Вернее, затюканная мужем, Нина Андреевна всякие оргазмы, «бабочки в животе», поджатые пальцы ног и затвердевшие соски с собой не ассоциировала, потому как НИ РАЗУ такого с мужем не испытала, а других мужчин у неё не случилось.

В период влюбленности в Кирилла она трепетала, да, но о большем не задумала, поскольку отакомдумать было неприлично, а уж говорить – тем более. Секс у них был быстрый, неловкий, редкий и однообразный (как она позже осознала). Какие такие прелюдии? Знать не знаем, ведать не ведаем.

Однажды, стоя в очереди, Розанова услышала определение, данное вполголоса какой- то женщиной своему мужу или знакомому, неважно – «сунул, вынул и пошел». Нину тогда покорежило от пошловато прозвучавшей фразы, но со временем она вынуждена была признать, что суть ее интимной жизни эти глаголы отражали точно.

Сожалеть о потерянном бесполезно, искать виновных поздно, да и чего искать- то? Сама и виновата, в первую очередь…

«Все, остановись, дорогая, только нервы мотать в новой жизни по этому вопросу не хватало! – приказала себе Нина. – Может, тут я смогу преодолеть себя и открыть мир этих, плотских утех, хотя бы в чисто исследовательских целях? Нинель- то тоже, небось, такое не испытала… И тут совпали…Ну уж на двоих должно же повезти хоть раз, с нормальным мужиком, не садистом и абьюзером? Эй, силы небесные, подсобите рабам вашим, а мы в долгу не останемся!»

Нина подняла глаза вверх, скривилась и привычно отодвинула неуместные мысли куда подальше. Её, вон, носки для домашних ждут, а она о девичьем…Эх!

Глава 26

Староста поспособствовал выходу виконтессы из лабиринта несвоевременных переживаний визитом и …подарком, от которого у попаданки брови полезли на лоб! Шубку он ей привез заячью и что- то типа унт (мехом внутрь) на обтянутой кожей деревянной подошве!

Госпожа Нинель сначала оторопела, вещицы повертела под заискивающим взглядом герра Бора, мех пощипала…

- Это откуда ж соболя? – пробормотала, присев в кресло.

Староста зарделся, ручкой махнул кокетливо- отрицательно:

- Скажете тоже, вашмилость! Того зверя только московиты ко двору поставляют, а это – нашенский заяц, летний, потому и недорогой…

« Надо же, – ухмыльнулась Нина. – Интересно девки пляшут…».

Общественный уполномоченный поняв, чтоляпнул, не подумавши, засуетился:

- Это, госпожа, я не … Вы не подумайте чего! Я не ради экономии или что не уважаем… Мы, это, от души, чтоб Вы не мерзли…Оно, конечно, не так красиво, как зимние шкурки…Да только скоро сырость начнется, а у Вас, Лейс сказывал, вещичек- то с гулькин хре… – совсем зарапортовался мужик и замолк.

Нина решила не усугублять, тем паче, что отказываться не собиралась, как и «фи» высказывать, просто …

- А скажи- ка мне, любезнейший, кто и где у нас промышляет охотой, и почему я о том ни сном, ни духом?

Заметив испуг на лице старосты, предупреждающе подняла открытую ладонь:

- Герр Ларс, я не сержусь, и за шубку благодарна. Вы правы, из теплого у меня мало что есть. Дело в другом. Ни Вы, ни Лейс о таком не упоминали ни разу! Так что давайте с этого места поподробнее, и о других секретах не забудьте! Я в обозе и мед видела…Не хочу на Вас с сыном зуб точить, поэтому рассказывайте, как и что творится в данском королевстве…

«Зря, зря я не поехала летом по поместью! Хотя, не по сусекам же мне у них лазить? А они, от сохи которые, пусть и не интеллектуалы совсем, зато сермяжным умом крепки и житейской хитростью не обделены, коли выжили и живут, и неплохо…

У них одна проблема – собрать на налог, дальше им по барабану, мне же нужна прибыль! Штат мой невелик, шапками закидают при случае… Вот что главное, а я тут про любофф, секс…Тьфу, дурында! Вяжи носки и разрабатывай бизнес- план, вон, ньюансы подвезли» – корила себя попаданка, пока староста собирался с мыслями о чистосердечном признании.

* * *

Вообще- то, если уж по «чесноку», обман старосты таковым и не являлся – кто виноват, что виконтесса не задавала правильные вопросы, когда требовала данные по хозяйству предоставить? Приняла как данность, что охота – удел аристократов, а про простолюдинов забыла.

А зайцы серые – вредители, с точки зрения крестьян, вот и отлавливают их, понимаешь, а не отстреливают. Так то разве ж охота? И не в лесу, а чуть ли не у домов сие происходит, особенно зимой! Не знали? Ну, вашмилость, кто ж тебе дохтур?

Нет, на косуль и оленей не ходят, запрет. Только когда оне ногу поломают, ну или еще какая неприятность с животиной приключится…Кабаны иной раз озорують, так и их – тогось…Но не злоупотребляем ни в жисть, честное пионерское!

- И часто такие несчастья со зверьем бывают? –поинтересовалась Нина, забавляясь уклончивыми ремарками старосты.

- Да ну, куда там? Вот на шубку всем обчеством собирали, мяско сиротам отдали…Оленя последний раз еще года два назад поделили меж всеми, а шкуру продали в городе, – сообщил, потирая руки от волнения, Ларс Бор.

- А с пасеками что? Кто держит? – продолжила допрос Нина.

- Хозяйка, да разве пара ульев- то пасека? Баловство одно! Старик Клаус завел, у него домишко прямиком на пустоши выходит, цветет вереск, пчелки кормятся, а он налоговую долю медком сдает, поля у него нет уже давно, внучка помогает с пчелками…

Нина смотрела на старосту и понимала: юлит, хочет защитить своих. Да она же не против, но ей тоже нужен выход! Любой промысел сойдет, лишь бы на нем заработать можно было.

- Значит, у нас есть потен…возможный доход от пасеки, удачливые ловцы, прячущиеся умельцы и огромных размеров кусок невозделанных ранее земель. Теперь поговорим серьезно, уважаемый. – Нина села прямо, положила руки на стол и уставилась на подобравшегося собеседника.

- Герр Ларс, я могу понять ваше стремление защитить сельчан от самодурства хозяйки и прочее. Жили бы и жили. Но и вам следует понять, что более так не будет, независимо от того, кто хозяин на этой земле – я или другой господин. Почему? Постараюсь объяснить.

Корона избавилась от островных территорий как собственности, но не выкинула их из налогового реестра! Казна хочет денег, не продуктов! И хочет столько, сколько ей надо! Терпеть недоимки власть не станет, поэтому жить, работать и не беспокоиться особо, как прежде, не получится! Придется нам вместе поломать голову над тем, как и на чем заработать эти самые монеты для казны, чтобы не голодать или , в моем случае, не разориться. Я буду говорить, что надумала в связи с мутными перспективами, а Вы решайте, со мной Вы или без меня.

* * *

Несмотря на тяжелую для обоих тему, собеседники достигли определенного консенсуса.

Нина предложила (скорее, потребовала) увеличить посевные площади пока вдвое, пообещав снизить аренду на надел, если желающие возьмут не менее шести акров в следующем году. Особо она настаивала на исключении чересполосицы из практики распределения земли.

- Герр Ларс, я могу ошибаться, но это чередование наделов мешает всем! По мне, так пусть куски земли идут целиком! Вы же не первый год замужем – староста хмыкнул, – сможете отследить? На жирных землях сеют пусть зерновые урожайные и дорогие, на худых – то, что там определенно может расти и плодоносить. Я готова рассмотреть варианты аренды в зависимости от качества почвы, условий труда на ней.

Дальше. В качестве жеста доброй воли я возьму себе одну пятую выращенного как оброк, и не буду без нужды гонять народ на барщину, поскольку не собираюсь ее заводить! Уборка в доме пару раз в неделю, распашка огорода позади дома, ну, может, прополка какая, дрова заготовить и подвезти…

- Вашмилость, а огород- то Вам зачем? Неужли сами возиться в земле будете? – прошептал староста. – Это же…

- Новая мода в Англосаксии! – безапелляционно выдала Нина. – Там, правда, господа все больше цветочные клумбы да оранжереи заводят, а я тут огород овощной засажу, картошкой в первую очередь! Кстати, тем, кто на эту культуру решится, тоже снижу аренду, а учатся пусть у Ильзэ.

- Ну, это я понял, да как же одной- то вещью заниматься? Самим- то потом меняться, что ли, урожаем? – с тревогой спросил Ларс Бор.

- В корень зришь, уважаемый! Вон, рыбаки бартером живут, и не паря… У Ильзэ на картошку меняют, что у самих лишнее, а вы чем дурнее? Ведь наверняка есть те, у кого рука на зерно поставлена, а у кого – на капусту там или огурцы…Короче, основную мысль ты уловил. Если кто начнет бучу, скажи, я так повелела! Год следующий попробуем по- моему, там видно будет – подытожила попаданка.

Герр Бор чесал затылок, Лейс, подошедший в процессе, делал для себя пометки, но от обоих Нина негатива не ощущала: либо смирились с «придурью», либо предложения не расходились с их собственными чаяниями, что вселяло надежду.

Предлагала виконтесса подумать и обсудить с остальными варианты разведения овец и коз на шерсть (носки всем нужны, а там и чего еще в голову придет, шали пуховые, например), увеличение поголовья свиней и птицы (пух и перья опять же), обязательно пасеку создать (спецпроект – мед и воск, прополис и прочее).

- А куды ж продавать будем, чтобы монеты получить? Местные купчишки задорого не возьмут…– задал неудобный вопрос староста.

- Это я с мэром Нильсом собираюсь обсудить, есть идея…– осторожно высказалась новоявленная бизнес- вумен. – До того времени, когда урожай созреет, что- то прояснится. Если что, найму судно, и поедем в столицу сами!

Староста крякнул, Лейс встрепенулся, а Нина бросила еще одну «бомбу»:

- Почему никаких масличных не выращиваете? Вот про кукурузу, маис, слыхали? Или такие большие цветы желтые с черными семенами, корзинкой, никогда не видели? А из семян горчицы или льна?

Ларс пожевал губами, переглянулся с сыном.

- Это бы к морякам надо- ть, в порт военный. Их где только не носит! У мэра, он же бывший мореход, спросите…Вроде как были странные цветы здоровенные…У стены, что порт огораживает…Лейс, ты не помнишь?

Парень задумался, но потом покачал головой, мол, не помню. «Ну и ладно, при случае спрошу» – сделала зарубку на память Нина и посетовала про себя, что барон так и не приехал. Дела, наверное…

Глава 27

Пока народ «думу думал» по поводу «нового курса», Нина, пользуясь сухой погодой и нервничая, как воспримут подданные ее вводные, ходила в лес за осенними груздями, орехами (нашлись кусты лещины), таскала и гладила угольным утюгом разноцветные листья, формируя сухие букеты – они очень оживляли некоторую мрачность кабинета.

Наконец, недели через две, приехал Ларс Бор и доложил, что идеи и предложения госпожи прошли «всенародное обсуждение», в целом, были одобрены (не без сомнений, как поняла и предполагала попаданка).

И передел, и «освоение целинных и залежных земель» в ее владениях начались: крестьяне распахивали под зиму взятые участки и частично засевали озимыми. Оказалось, что такой подход в здешних условиях более продуктивен для зерновых.

- Ругались старики, конечно, де, обманет, невиданно, не по- людски… Но большинством решили – пробовать надо. Пока взяли помногу не все и не везде. Я с братом по десять акров под овес, ячмень и пшеницу, Ньорд- кузнец с сыновьями в Вайренге всех заставил усилия на свои лучшие умения направить и сказал, что сам будет следить, чтоб, значит, все по чести было: они там собрались распахать дополнительно двадцать акров на всех, и вроде на птицу нацелились… – прихлебывая горячий душистый взвар, рассказывал староста.

Нина с трепетом ожидала продолжения.

- У нас в Ойструпе, кроме моей родни, по два акра к прежнему еще пятеро прирезали, остальные пока боятся, да и бабы с ребятишками там… Под пастбище я, вашмилость, собственным разумением определил пустоши к востоку: там ровненько, озерцо есть малое, для водопоя, значит. Против того, что было – ого какой кусь! И трава там обычно сочная, и сена с него накосить хватит…Вы не против?

- Герр Ларс, я за любое разумное решение к обоюдной выгоде! Пусть Лейс все запишет, как, он сообразит, и можем подписать договоры с каждым, чтобы люди не сомневались.

- Вот это хорошо, вот это правильно, хозяйка! – воодушевился староста. – И оплату укажите, пусть заранее знают, что обмана не будет! Вон, Клауса с его пчелками обсмеяли, мол, да кому твой мед нужен, а ты размечтался о пасеке…

- Нужен, так и передайте! Мы и свечи восковые делать начнем, и покупать не придется в городе! – у Нины поднялось настроение. – А что на счет картошки?

Ларс Бор поник малость, помялся…

- Ну, вот тут… Не очень, скажу я Вам…Опасаются полностью на клубень тот полагаться…Ильзэ ругалась, но ее слушать не стали особо…Вот если бы мы увидели, как она на нашей- то земле расти будет …в больших- то полях…– и староста хитровато прищурился, глядя на Нину поверх чашки.

«Ах, ты ж, премудрый пескарь! Поняла я, на что намекаешь…Ну да что делать, все одно собиралась в агрария переквалифицироваться… Вот и буду личным примером открывать новые горизонты решения продовольственной проблемы. Господи, помоги!» – думала попаданка, глядя на старосту- продумана.

- Герр Ларс, тогда давайте устроим у меня опытный участок! Надо перепахать землю под зиму, а весной мы с Идой и Ильзэ займемся, мне и самой интересно. Кстати, а что рыбаки?

- Ну, там все в порядке, Ильзэ организовала баб на огороды по- больше, сама обещалась картошкой заняться. Ну, а мужики…Госпожа виконтесса, они – морские до костей, их лучше к земле не тянуть! Дрова заготовят, это да, но вот остальное…Не, я бы не советовал. Зато рыбу они обязались ловить и обрабатывать за всех! – рассмеялся довольный староста.

Нинель Флетчер фыркнула про себя от дерзости мужика, но приняла. Слава богу, тут не бомонд живет, лицо особо держать не надо: не уверена Нина, что долго смогла бы демонстрировать аристократическую заносчивость!

* * *

За домом распахали соток десять, потаскали всем миром указанные Идой как вредные подсохшие сорняки, и оставили, справедливо рассудив, что земля- то отдохнувшая, чего ее удобрять! Вот на следующий год будет видно, что надо, а что – нет.

Договоры с «передовиками производства» Нина подписала, назначив цену за акр хорошей пашни в девять далеров по зерновым, и по восемь – по той, что поплоше, и по овощам.

Против нынешнего, площадь посевов выросла почти в два раза, а взятые на себя «социалистические обязательства» крестьян вселяли надежду не только на оплату налогов (при условии организации сбыта урожая), но и на развитие новых отраслей хозяйства: свиноводства, птицеводства и ...козоводства.

Одна из вдов в Вайренге ударила себя в грудь (номера шестого, по описанию старосты- охальника, хм) и сказала, что к осени вырастит десяток длинношерстных рогатых, если ей «обчество» с травой и сеном поможет. Кузнец- молодец Ньорд («деятельный» его имя значит)дал слово!

* * *

Начались осенние дожди и сырость, темнело все раньше, и до попаданки дошло: Рождество скоро, а делать- то что, она и не знает! До сих пор она вообще как- то тему «опиума для народа» в голову не брала…

С помощью расспросов из- за болезненного беспамятства и отличной от Дански традиции празднований в Англосаксии, попаданка выясняла у Иды и Лейса ньюансы местных правил подготовки к торжествам в конце декабря. И остальные – тоже.

Остальные – это на тему «Церковь и ее влияние на жизнь аборигенов». И вот тут Нина Андреевна с облегчением выдохнула!

На ее счастье, в этом мире, ну, или в этой его части, влияние религиозных учений на жизнь людей, несомненно, было, но в менее выраженной форме, нежели, как она смутно помнила, в аналогичные периоды истории ее прошлого мира.

«То- то никто меня носом не ткнул в игнорирование посещений храмов и вообще, особо и про молитвы не спрашивают и не требуют…» – расслабилась попаданка.

Так вот, о религии, и с чем ее едят. Оказалось, что в Данске есть своя церковь как ответвление протестантизма, распространенного в разных формах на планете и не имеющего общецерковного центра, как у католиков или православных.

Это по личному определению попаданки, потому как сами местные свое вероисповедание называли просто «мы – правильные христиане», и в подробности отличий от других конфессий не углублялись.

Между тем, Нина поняла, что в большинстве случаев главой религиозной конфессии является монарх, помазанник божий. Если же формально церковь отделена от государства, как в Данске, например (глава местной церкви – архиепископ, выборный, но утверждаемый королевским указом), то она все равно в дела светские не лезет: её удел – духовное окормление паствы, но в русле, нужном властям, конечно. Никакой самодеятельности, только мораль и нравственность, а также малый подвиг на ниве образования или общественного призрения.

Профи- пастыри есть, они живут вполне светски (женятся, жалование небольшое получают, помимо пожертвований), но подвизаются на духовной ниве при храмах. На Фалькстаре, например, таких насчитывается целых…девять (!): три – в столице, один – на военной базе, остальные пять – в разных оконечностях небольшого, в общем- то, и малолюдного острова.

На службы крестьяне ходят- ездят по большим праздникам, по желанию или по нужде – свадьбы, крестины, иногда – похороны. А еще за каждым священником закреплен свой приход – часть острова с поселениями, куда он регулярно наведывается для проведения служб на местах, принятия исповедей, совершения таинств, если таковые случаются.

А вот в остальном народ предоставлен сам себе, что отнюдь не делает крестьян (а это их касается по большей части) атеистами или непочтительными к Всевышнему, потому что за порядком в морально- нравственном плане следит и община, и выбранный гласом народа и утвержденный пастырем кто- то из особо уважаемых мужчин- сельчан.

Как правило, это грамотный товарищ в годах, который может читать Священное писание, Библию, то есть (и только ее, кстати), на обязательных воскресных сходах, может найти в книге соответствующие случаю отрывки и объяснить их значение.

Пастырь дает консультации в каждый приезд, понятное дело, проводит опрос населения по вопросам веры, да и сам выборный дополнительно с ним общается лично по собственной инициативе, но все- таки такой «свободы слова и совести» Нина не ожидала.

Еще больше попаданку потрясло сообщение об отсутствии постов! То, что здесь практиковалось, было сравнимо с воздержанием (от действий, продуктов, например) в течение трех дней накануне значимых праздников (их, впрочем, было немало), в среду и пятницу круглый год, а также, по желанию самого человека, в связи с какими- нибудь обетами или просьбами к Господу (дарование брака, избавления от болезней там), как опыт- испытание по укреплению личной веры или как наказание за неправедное поведение – в целях усмирения гордыни, лени, прочих пороков человеческих, назначаемое пастырем по представлению духовного главы общины.

Такое отношение местных жителей к религии и взаимодействию с церковью ей импонировало больше, нежели формальное выполнение предписаний и традиций без фактического проникновения в сущность веры, которое она с сожалением наблюдала в прошлой жизни (да и сама чем грешила, чего уж там).

По крайней мере, в свете узнанного, получалось, что она не «вышла из образа», не совершила глобальных ошибок и не оскорбила подданных своей излишней светскостью.

Но все равно решила хоть изредка посещать богослужения в ближайшей к Мозеби церкви в селе Хёппе, в пяти местных милях на запад, в сторону Нюкьёбинга.

Разобравшись с вопросами религии вообще, Нина Андреевна перешла к частным, а именно: что делать с приближающимся Рождеством?

Глава 28

Нина Андреевна Розанова, рожденная в СССР, не была «воцерковленным» человеком, но в последние годы в храм нет- нет да ходила, записки подавала, молилась на ночь и перед серьезными делами, куличи пекла, яйца красила, постилась иногда, даже пару раз исповедовалась и причащалась…Ну, как большинство, чем успокаивала свою совесть.

Из молитв назубок знала «Отче наш», молитву мытаря, «Богородице, дева, радуйся..», 90 псалом «Живый в помощи вышняго».

Особо ложилась ей на душу утренняя ежедневная молитва Оптинских старцев, единственная, пожалуй, что запомнилась с первого прочтения…

Тонкости конфессиональных различий действующих в том мире христианских церквей в сферу ее интересов не входили. Нина знала о разнице в богослужении, облачении священников (визуально), про триединство и дуализм слышала, про целибат всех католических священников и черных – в православии.

Про протестантов мелькало в памяти, что строили они взаимоотношения с богом напрямую, выступали против церковных излишеств и что родоначальником этого направления христианства был немец Мартин Лютер, выразивший в своем учении чаяния зарождающейся европейской буржуазии…Все, пожалуй.

Теперь же оказалось, применимо к ситуации (грядущее Рождество), «темна вода в облацех»: ни шиша в голове, доставшейся от Нинель, нет о рождественских песнопениях, обязательных блюдах, подарках, а главное – об Адвенте, или четырехнедельной подготовке к Рождеству!

Упс, короче, и Ах, поскольку до даты его наступления осталось два дня (последнее воскресенье ноября выпадало), а у неё конь не валялся…

* * *

Слава богу, у неё была Ида! Жена Петерсена- старшего поделилась опытом, успокоила, пообещав взять на себя все хлопоты, оставив Нине только украшение дома и, если хочется, подготовку подарков, которые, очень возможно, пригодятся.

По совету Иды, Нина обломала несколько веток в саду, с Айрис они обмотали их нитками, лентами, нашили флажков, насадив их на веревки, нарезали снежинок (тут Нина повергла дам в эстетический шок), выбрали и обтянули красной тканью плоскую тарелку.

Туда Ида установила четыре толстые свечи, которые Ивер заранее приобрел в островной столице.

- Теперь каждое воскресенье будем сжигать по одной – авторитетно заявила кухарка.

Сказала Ида, как бы между прочим, и еще одну вещь, которой попаданка подивилась, но значения не придала, настолько невероятной ей это показалось.

- Во второе и третье воскресенья Адвента любому гостю в доме следует радоваться и оказать прием. Некоторые богатые и знатные, желающие показать себя добрыми христианами, даже устраивают для слуг ужины совместные или выставляют угощение для простых людей. Говорят, и король такое делает. Но есть и те, кто наоборот, уходит из дома, чтобы не встречаться, или больными сказываются. Всякие есть, но это неправильно! Поделись добром, и тебе ответят тем же, так учит нас Господь! – уверенно заявила жена Ивера.

Последнее воскресенье перед Рождеством (если оно не попадало на сам праздник) принято было посвящать подготовке подарков для родни, размышлениям о своей душе и жизненных целях. Ну по крайней мере, так поняла попаданка.

* * *

В следующие недели дом отмывался, развешивались флажки и снежинки, Ида пекла какие- то особые сухие печенья, солила- мариновала (с сахаром, ну- у- у) краснокочанную капусту и селедку, набивала привезенные Лейсом свиные кишки рубленым мясом (всё –оброчные дары селян), а Нина в срочном порядке вязала разнокалиберные носки и игрушки. Айрис шила похожие.

По словам Иды, именно в эту пору активизируются маленькие невидимые людям существа – гномы- нисы, проказники, даже хулиганы, но очень милые! Чтобы они были довольны и не пакостили в преддверии праздника, их следует задобрить, сделав похожих на них куколок, и разместить символы Рождества (не Деда Мороза, заметьте, хотя его тоже привечают, называя емко и просто – «Рождественский мужик»!) везде в доме: на кухонной полке, на подоконнике, в саду…А потом подкармливать, оставляя рядом печенья или мисочку с кашей.

Нисы- куклы не обязательно должны быть прям такие супер- пупер живые, достаточно намеков: колпак с длинным концом, туловище, бородку, глазки- носик…Стилизация, короче.

Вот Нина и расстаралась! Она делала подобные игрушки- амигуруми для детского дома, так что после пары дней «связать- распустить» и недели «вязать» все указанные Идой поверхности были заняты симпатичными нисами – связанными виконтессой и сшитыми увлекшейся Айрис.

Мелкие Петерсены канючили таких же себе: пришлось пообещать и тайком мастерить гномиков из ткани, с ручками- ножками, вышитыми умелой Айрис глазками, носиками, ротиками, набивать покрошенной Йенсенами соломой и прятать до праздника.

Обалдевшая от нон- стоп вязания Нина под конец даже перестала сильно заморачиваться полосками, узорами, необычными пятками типа «бумеранг» (самой вычурной и красивой), конической, крестьянской или круглой – только бы закончить, и чтобы шерсти хватило! На такое количество она не рассчитывала, но, к счастью, ее скорбный труд не пропал, потому что…

Два воскресенья у них были гости!

* * *

Эта оказалась еще одна специфика местных традиций, связанных (тьфу, ты) с Рождеством: в Адвент принято посещать родню, знакомых, выказывая тем самым уважение и зарабатывая «плюсики в карму».

Ида, наверняка, была осведомлена о том, что виконтессе предстоит принимать «ходоков» (уж об одном визите точно!), поэтому- то и готовила «закусь». Но Нина- то, как те мужики, не знала!

И когда Мадс Петерсен влетел в кабинет, где она довязывала очередной носок (глаза бы её на них не глядели!) и громко зашептал:

- Госпожа, там..это…герр Ларс и …компания!

- Какая компания, Мадс? Ты о чем? – очумело воззрилась на пацана виконтесса.

- Так это, деревенские! С подарками! Целая телега! И их много!

Нина открыла рот и помотала головой. Кого много? Какие деревенские? Услышала разговор, смех и топот ног, испугалась , и тут в кабинет впорхнула Айрис и зачастила:

- Госпожа, срочно переодеваться! Там ваши подданные приехали! Ида их в залу провела, Ивер пока заговаривает…Давайте быстро! –прикрикнула горничная, и Нина послушалась. А что делать- то?

* * *

Маленького черного платья у неё не было, зато был комплект из шерстяной клетчатой юбки- «шестиклинки» (ее ноу- хау, поскольку надоели сборки на талии, хотя смотрелись на ней нынешней хорошо), корсета- жилета из оставшихся от суконного плаща кусочков, объединенных полосками клетчатой ткани от юбки, самой плотной блузе изо льна, свежего чепца и румянца на щеках от смущения и страха.

Нина впервые рассмотрела себя в зеркале внимательно: до этого момента как- то побаивалась, да и времени и желания не было. Хотя страху было больше…Попаданка предпочитала воспринимать себя прежней Ниной (с поправкой на молодость), чем смотреть в чужое лицо и осознавать, что это она…

Когда Розанова, придя в себя в теле Нинель, взглянула в неплохое зеркало в комнате предшественницы, увиденное не обрадовало: запавшие глаза неопределенного цвета – серо- зеленые вроде, тусклые волосы паклей, с рыжиной ржавой, неяркой, ровные густоватые (проредить надо) темнее волос брови и густые (прям опахала) ресницы, нос длинноватый, чуть загнутый книзу (орлиный, кажется), нормального размера рот с белыми зубами в обрамлении обычных губ –не полных и не тонких. Щеки впалые, кожа сероватая, мертвенная какая- то, длинная шея, ключицы выпирают…Краше в гроб кладут, подумалось тогда. И желание часто смотреться на себя пропало, а потом как- то все закрутилось…

Глянув случайно на себя в гостинице в столице, Нина вспомнила Мэри Поппинс в исполнении Натальи Андрейченко, сильно похудевшей к этому моменту, напряглась, присмотрелась и решила – похожа! Вот этот образ и старалась держать в голове, чтобы выглядеть как дворянка. Смешно, но помогало!

За лето Нина округлилась (сама и видела, и ощущала), посвежела на экологически- чистых харчах: волосы приобрели оттенок красного золота и здоровый вид, кожа лишилась бледности, повысилась упругость во всех местах…

Брови Нинель Айрис привела в порядок давно, теперь только изредка подправляла, радуясь, что госпожа выглядит намного лучше, чем в Лэндоне, и даже редкие веснушки ей идут, а в зеленоватых (все- таки) глазах иногда мелькают озорные карие крапинки. «Вы–красавица!» – убеждала горничная виконтессу.

Сейчас попаданка с ней была согласна – Нинель Лунд очень интересная девушка: не классическая модель, но свежая, весьма симпатичная, стройная, фигуристая, пусть и высокая! А Розанова изнутри добавляла молодой женщине силы во взгляде, ума и опыта … Или мудрости, что добавляло шарма, кстати.

Но как бы виконтесса- пенсионерка себя не хвалила и не убеждала, в настоящий момент, собираясь выйти в люди, все равно нервничала…

Глава 29

Нина на трясущихся ногах спускалась в зал, где гудели, негромко переговариваясь, невидимые пока гости, и твердила про себя: «Все будет хорошо! Ты вполне свежа», – прыснула нервно, вспомнив героиню Татьяны Васильевой из «Дуэньи», когда та готовилась брать штурмом крепость в лице толстячка дона Мендосо в исполнении великолепного Леонова.

Подойдя к двери, Нина Андреевна выдохнула, как перед прыжком с парашютом (не прыгала никогда, а сравнение лезло!), и сама, не дожидаясь такой же трясущейся Айрис, открыла дверь…

* * *

В зале стоял длинный, еще летом отреставрированный и установленный братьями Йенсенами стол, откуда- то принесенные скамьи по обе стороны, и стул во главе стола. «Для меня» – мелькнуло у Нины.

В камине горел огонь, потрескивая и играя, на столе уже стоял набор из четырех свечей, одна из них зажженная, Ида расставляла приборы (странно, но ладно), а у окон группировались разнополые гости…

При её появлении они выпрямились, потом поклонились, и слово взял Ларс Бор:

- Доброго дня, Ваша милость! Мы вот…как положено…Значится, с наступающим!

Нина вздохнула еще раз и ответила:

- Уважаемые дамы и господа, (народ охнул, Нина про себя сплюнула), я рада приветствовать вас в своем доме! Герр Ларс, представьте, пожалуйста, присутствующих, думаю, нам давно надо было познакомиться! Это моя вина, уважаемые…– Нина слегка наклонила голову, извиняясь и отбросив мысли об этикете и всяких там аристократических заморочках.

«Иначе с ума сойду, еще до беседы! Пропадай моя черешня!»

- Госпожа Нинель, это Вы нас простите – вышла и присела в книксене довольная Ильзэ. – Да только мы решили, что Вы не прогоните, раз уж всяко- разно предложили! Ну и собрались! Время подходящее, Бог нам в помощь! Чего онемел- то, Ларс? Представляй, а я пойду Иде помогу.

Ильзэ подмигнула стоящим мужикам (их было большинство) и «свинтила» за Айрис, выглядывающей из- за двери.

«Кто в доме хозяин, спрашивается, а? Сплошное недоразумение» – подумала Нина, но сделала вид, что так и надо. Ну не суетится же, еще хуже будет!

Староста повернулся к односельчанам (?) и начал:

- Земляки! Это наша дорогая хозяйка, миледи Нинель Флетчер, долгих лет ей и благополучия!

Народ поклонился, смутился, а герр Ларс продолжил:

- Ваша милость, меня и Лейса Вы знаете – ухмыльнулся Бор (смешно ему, заразе). – Это жена моя, фру Бор, Амалия, работящая, значит, она такая и есть: пятерых мне родила, все здоровы, слава Богу!

Невысокая полная улыбчивая женщина в кружевном чепце и странной шляпе (типа котелка) поверх него, плиссированной юбке с передником до пола, в блузе и корсете, выглядывающими из распахнутой суконной удлиненной куртки (или пальто?), присела, как ранее Ильзэ, и сказала грудным голосом:

- Приветствую Вас, госпожа, я много слышала от мужа и сына о Вас, и только хорошее! Спасибо, что заботитесь о них и о нас! – поклон, и в сторону.

- Это кузнец Ньорд Андерсен из Вайренге, госпожа викотесса, с сыновьями Лукасом и Маркусом.

Вперед вышли три богатыря, не иначе: не такие высокие, как барон (и чего вспомнился?), но мощные, такие «поперек себя шире», на одно лицо рыжеватые блондины, с красными обветренными (или опаленными жаром горна?) круглыми светлоглазыми лицами, с прическами «под горшок» и ладонями- лопатами.

- Приветствуем, миледи Нинель! – грохнули разом Андерсены и отступили, а староста обратил внимание Нины на мнущуюся за кузнецами женщину им под стать: такую же крепкую, необъятную (грудь – мечта «теловычитательниц»!), одетую, как и жена Ларса примерно, и в такой же немыслимой шляпе- котелке, и отчаянно краснеющую.

- А это вдова Бьяруп, Аннегрете, мастерица по капусте и козам! Её красную капусту мы Вам привезли, а её бодливых вредин лучше Вам не встречать!

Все заржали, но быстро заткнулись, а несчастная толстушка чуть не расплакалась!

- Я рада Вам, фру Аннегрете, меня очень впечатлили Ваши слова о будущем стаде шерстяных рогатиков! Спасибо Вам за это! – Нина решила поддержать женщину, и та благодарно присела в поклоне.

Последним староста представил сына Ильзэ, Эйнара Дана, приятного внешне, сдержанного, с пронзительными стального цвета глазами и поджарой высокой фигурой молодого мужчину, ноги которого обвивали ручки двух похожих на него детишек: девочки и мальчика. Крошки были любопытны, но молчаливы, однако присели в неловких поклонах, а потом посмотрели на отца.

Розановой сын Ильзэ понравился: было в нем что- то особенное, немного загадочное, словно море, но спокойное и основательное, снова напомнившее попаданке про мэра. «Да к чему бы это?».

- Благодарю вас всех, что нашли время и приехали. Я здесь новичок, всех особенностей не знаю, вы уж простите! Но Господь наш учит быть добросердечными и милосердными, делить хлеб с пришедшими в дом, поэтому прошу к столу! – Нина не знала, что и как делать, но решила отдаться на волю богов.

«Надеюсь, не уроню свое достоинство, если посижу с ними! Вроде и граф, и барон держатся с подчиненными ровно…Не выгонять же мне их? Не думаю, что они будут злоупотреблять в будущем, все- таки видно, что о границах помнят… А так, глядишь, доверие завоюю…Все лучше, чем неприязнь» – снова, как летом, решила Нина и заняла свое место. Обед начался.

* * *

Лежа ночью в своей кровати, Нина вспоминала гостей, обед, разговоры, осмысливала впечатления и улыбалась… Давненько она так не проводила время: вроде и компания незнакомая, и разница в статусе сдерживала обе стороны, но ощущение покоя и близости, витающее в зале, сглаживало шероховатости и неловкости, а мягкий юмор, проскальзывающий нет- нет в словах гостей, был подобен огонькам елочных гирлянд – блестит и радует.

Глава 30

За стол Нина, на правах хозяйки, позвала и четверых охранников, чьё шумное присоединение к компании свидетельствовало: парни знали о визите, более того – они знакомы со всеми присутствующими!

Лейс не стал сидеть со взрослыми: они с Айрис занялись малышами. Мелкие Петерсены и дети Данов, тоже знающие друг друга, ушли в кабинет, где под присмотром старших парня и девушки ели, играли, разговаривали.

Нильс и Мадсен вовлекли Уве Дана в игру, которую освоили благодаря идее Нины и мастерству Матиаса Йенсена. Как она называется, попаданка не знала, но объяснить рукастому деревянщику сумела.

Эту забаву она видела в исторических дорамах: в узкогорлый кувшин с небольшого расстояния забрасываются стрелы. Матиас покумекал, покрутил и смастерил набор оперенных длинных прутков для треснутой вазы с мансарды, после чего все мужчины в Мозеби «резались» по вечерам в саду в эту игру, назвав ее «горлопалки»!

Была еще одна настольная игра из тех же азиатских сериалов, «башня», кажется: деревянные короткие брусочки складываются в высокий столбик по три накрест, потом игроки вытаскивают по одному снизу, перекладывая вытащенный брусок наверх и стремясь сделать это так, чтобы башня выросла, став «кружевной», но устояла.

Айрис, заметив интерес маленькой Ханне к снежинкам и сидящим на подоконниках гномах- нисе, принесла лоскутки и сноровисто шила куклу для девочки, пока та старалась вырезать из бумаги белую снежинку, в чем ей помогал Лейс.

Дети азартно соревновались, веселились и совершенно не мешали беседе взрослых. Идеально!

* * *

За обедом Нина поняла несколько вещей и подтвердила ранее приходившие в голову догадки.

Первое – здесь не принято ставить на стол горячие блюда, их разносят в больших емкостях и передают из рук в руки едокам, чтобы те обслуживали себя сами, а потом повариха/хозяйка либо уносит остатки, либо отставляет на край стола или куда- нибудь еще.

Второе – рыбные закуски и мясные не смешиваются, то есть, размещаются в разных местах стола.

Третье: местные не любят есть свежие овощи, а вот вареные, тушеные или маринованные – очень даже (то- то летом ее салатики не вызывали восторга!), особенно с густыми соусами на основе сливок.

И еще: выпечка по большей части несладкая, но это из- за дороговизны и редкости сахара (это выяснилось во время чаепития –проскользнуло в разговоре). Тогда Нина подумала, насколько тактичны ее домочадцы, оказывается…

Ида готовила обед в расчете на местные привычки, но все- таки с ноткой новизны: грибная лапша, тушеная кислая капуста из бочонка, что солила Нина, поданная к жареным колбаскам, и повидло на меду на десерт с булочками на пиве.

Гости привезли с собой небольшой бочонок темного крепкого пива, а для женщин Ильзэ выставила кувшинчик слабой травяной настойки.

Нина боялась опьянеть, поэтому только пригубляла, гости же особо не стеснялись, подчеркивая, что так выражают уважение хозяевам, однако никто не напился или даже сильно не захмелел.

«Да что им те литр- полтора на нос! Да еще и с закусоном!»- хмыкала внутри виконтесса.

Глядя на мужчин и их спутниц, попаданка отмечала взаимодействие между полами – ровное, без принижения одних и возвеличивания других, и это было приятно.

Иномирянка ревностно отметила, что капусточка ее зашла, лапша удивила, а вот соленые крепенькие грузди с луком и салат из моркови с чесноком и самодельным майонезом, недавно освоенный кухаркой и нравившийся ее домочадцам (наверно, Ида потому и сделала), остальные не оценили: попробовали по разу и всё.

«Подумаешь, нам больше достанется! Ничего вы не понимаете в колбасных обрезках!» – слегка обиделась попаданка. Ивер тоже хмыкнул, но промолчал.

* * *

Сытые и чуть хмельные селяне, видя спокойное поведение виконтессы, постепенно развязывали языки, и к десерту беседа за столом шла довольно непринужденно и касалась будущего поместья и их видов на это самое будущее.

Слово брали и женщины, особенно Ильзэ. Нина, слушая довольно язвительную рыбачку, отмечала ее рассудительность, уверенность и явные познания в агротехнике, которые признавались остальными присутствующими.

Выступила и Аннегрете Бьяруп, когда разговор зашел об увеличении земельных наделов и размерах арендной платы.

- Ваша милость, уж простите, но я скажу…Тяжело вдовам: земли, кроме огорода, нет, не положено, делаем все руками да лопатами. Хорошо мне, еще при свекре покойном коз держали, так я за ними, как за детьми малыми, ходила, сумела сохранить, благодарение Господу! Ну и участок у меня чуть в низинке, земля там влажная, в самый раз под капусту. С того и живем с дочерьми.

А ведь есть и такие бабы, что окромя огорода и печали, нечем похвастаться. Ну, помогает нам община, да, совсем уж с голоду не пухнем. Да только обида иной раз берет! – толстушка разволновалась.

– Руки ж есть! Работать можем, прясть можем, шить…Да только куды идти нам за монетами- то? Работы поденной нету на острове столько, чтобы на всех хватало. Ну, раньше, конечно…Да от детей куда уйдешь, если оставить не на кого?

Нина начала догадываться, к чему скоро подойдет вдова Бьяруп, и не ошиблась.

- Я к чему, фру Нинель, простите, Ваша милость! Ильзэ говорила, вы тоже вдова, так, разумею, понять можете…Нисы вона какие у Вас, прям картинки…А, может, Вы и нас чему поучите? Ну, такому, чтоб бабы, дома сидя или недалеко от него не отходя, могли сделать, а? Ваша милость? – Аннегрета в полной тишине смотрела на хозяйку Мозеби глазами, полными слез и мольбы, перемежающейся с надеждой.

Мужики закашлялись, опустив головы, жена старосты вторила взгляду толстушки, а Нина чувствовала – от её ответа зависит многое.

- Хм, фру Бьяруп, я, если честно, вот сейчас пообещать Вам молочные реки и кисельные берега не готова…Но это не значит, что Ваши слова я пропущу мимо ушей…Кое- что я умею, да, кое- что знаю, кое о чем мечтаю, и в этих планах лишние руки не помешают… – Нина помолчала, потом решилась.

- Я сейчас со всеми поделюсь тем, что крутится в голове, а вы уж потом, на досуге, обсудите еще раз и скажите, насколько мои фантазии можно воплотить в жизнь здесь, где вам знакома каждая кочка и травинка.

Обращение виконтессы привлекло внимание всех, даже Лейс пришел, Ида подошла ближе (кухарка за стол не села, подавала все и отмахнулась с улыбкой от предложения присоединиться).

- Не буду повторять то, что ранее передавал вам герр Бор. Этот этап позади, будем ждать, что получится в будущем году по зерновым и прочему. Теперь о том, что я ему не озвучивала.

И Нина рискнула вывалить на подданных все свои иномирные планы по развитию агробизнеса в Мозеби, с описанием проблем и вариантов их решения.

Слушали внимательно, сосредоточенно, с интересом, а главное, (чего боялась иномирянка), без неприятия и насмешек над глупой аристократкой, ничего, кроме праздной жизни в городе, не видевшей.

Нина закончила речь в тишине, окинула присутствующих взглядом и уперлась в глаза Эйнара Дана. Молодой вдовец смотрел серьезно, без недоверия, и это успокоило виконтессу.

- А я вам что говорила, а?! Наша хозяйка лучше всех! Раз аквавиту сходу шлепнула, моей холодной картошкой с селедкой не побрезговала, значит, можно с ней дело иметь, еще и с выгодой и для неё, и для нас! Такая не бросит и последнее не отберет! – подскочила со скамьи Ильзэ Дан, стукнула ладонью по столу и с победным видом воззрилась на односельчан.

Нина же, смутившись, опустила голову и чертыхнулась про себя: вот ведь сорока!

И тут присутствующие в зале начали сначала хихикать, а потом дружно смеяться. «Весело им, понимаешь…» – не поднимая головы, думала попаданка, пока не услышала голос жены старосты.

- О, ржут что жеребцы, забыли, где находитесь, а? Ну- ка, быстро извинились перед фру Флетчер! Наелись, напились и страх потеряли? –мужики тут же умолкли.

- Ваша милость, фру Нинель, уж Вы не серчайте, и простите их и нас за недостойное поведение! Мы свое место знаем, не волнуйтесь, урона чести Вашей никто нанести не посмеет! – продолжила уверенно старостиха Амалия. – Это потому так сегодня ведем себя, что никогда нас не то, что в дом пускали, в упор не видели! Приедут, по полям конницей пронесутся, девок, что поймают, снасильничают, выгребут, что найдут, и нет их! Сами, как умели, управлялись да на Бога только и надеялись…– женщина вздохнула и заговорила снова.

- Мы как боялись- то, кто купил земли и что будет с нами… Молились всем миром, чтобы новый хозяин оказался не слишком жадным да не согнал нас с земель, как вона, моряки знакомые рассказывают, в той- то Саксии, и овцами не заменил…Или как в Посполитии вроде, как скотину продают людей- то…Нет, у нас король добрый…Да он- то далеко… А хозяин округи – вот он, рядышком…

Нина молчала – а что сказать? Даже если этот мир альтернативный, проблемы, судя по всему, такие же: бедный не женится на богатой, а богатый – на бедной…Здесь шел 1769 год от РХ, а так ли соответствовал он прошлой истории ее мира, судить не ей, тем более, что попала она в псевдо- Данию, о которой не знала ровным счетом НИЧЕГО.

Амалия хотела было еще чего сказать, но слово взял Ньорд Андерсен. Мужик встал, поклонился хозяйке дома и пробасил:

- Миледи Нинель, простите нас, мы не со зла или от неуважения, фру Бор права. Мы ..это…от чувств..(Нина чуть не прыснула – перед глазами встал Вицин в роли Бальзаминова). Спасибо за прием душевный, за внимание к нам. От имени всех скажу так: мы готовы работать, много, чтобы детей прокормить, да и самим пожить лучше хочется. Так что, вы ..это…приказывайте, что надо- то, а уж мы –он оглядел товарищей – постараемся!

Остальные согласно кивали, староста гордо приосанился, Аннегрете вытирала слезы, а Нина не знала, что и думать…Хотя, что думать? Работать надо!

Глава 31

Гости уехали, оставив телегу припасов, растрепанные чувства– у хозяйки, уверенность и решимость – у ее домочадцев. Нина провожать не вышла, простилась в зале, Ида и Айрис от ее имени вручили всем гостям по носкам, а детям Данов – по гномику. Айрис отдала почти все, оставив лишь – на всякий случай – самые красивые, по ее мнению.

Сельчане были растроганы ЛИЧНЫМ презентом от виконтессы. Эти шерстяные носки (связанные, в отличие от местных, на пяти спицах без шва), как потом шутила про себя Нина, стали «переходящим красным знаменем» в семьях ходоков, хранимых как сокровище или святыня. «Так рождаются легенды…Обалдеть, Нинка!».

* * *

Но судьба приготовила попаданке еще один сюрприз, более статусный, но не менее волнительный и, конечно, более приятный.

Да, да, Мозеби посетил господин мэр Нильсен. Вернее, барон Брагау , по – соседски…

Приехал местный «сэр Шон» в полдень третьего воскресенья Адвента, верхом и ...с сыном Хансом!

Айрис, заговорщицки улыбаясь, заставила госпожу нарядиться в пошитое для Рождества скромное темно- синее платье, украшенное по неглубокому вырезу полосой шелка (нашелся кусок в «закромах родины»), вдеть в уши серьги из приданого Нинель, подходящие, по ее мнению, случаю, пару перстней оттуда же, посоветовала расслабиться и не волноваться за стол.

«Легко сказать…Он же с сыном! Это что- то значит? Или просто –приличия соблюсти? Ой, да не знаю я…Что ж такое- то?» – снова мандражировала попаданка, спускаясь в кабинет, где Ида приготовила чай, булочки (опять на пиве – понравилось тесто, легко и просто!), масло и варенье с медом.

«Даже думать не хочу, как это вписывается в аристократический столовый этикет!».

- Господин мэр, барон, приветствую Вас в Мозеби! И Вас, юноша! Вы – Ханс, если не ошибаюсь?

Младший Нильсен напоминал отца, но, очевидно, больше взял от покойной матери: волосы светло- каштановые, густые и волнистые, глаза каре- зеленые, личико симпатичное, но не такое четкое, что ли, с мягкими чертами. Мальчик обещался быть высоким, как отец – уже сейчас ростом он доставал барону до плеча. «Этакий вьюнок!» – подумала Нина, принимая поклоны гостей.

Раскланявшись, хозяйка и гости уселись напротив друг друга на диванчики вокруг столика. Ханс с интересом разглядывал и кабинет со снежинками на окнах и нисами, и саму виконтессу. Барон достал из корзинки пару мешочков и рулон в кожаной обмотке.

- Миледи Флетчер, в качестве жеста доброй воли и в преддверии Рождества позвольте вручить Вам небольшие подарки – проговорил Кристиан Нильсен, указав на дары.

Нина поблагодарила за внимание, посетовала для порядка на ненужные хлопоты и рассмотрела подношение.

В мешочках оказался черный душистый чай и кофейные зерна, обжаренные! А рулон – карта острова, с указанием границ владений и имен их хозяев, дорог между поселениями, церквей и водоемов. Все достаточно понятно.

Нина оценила (он думал о ней, раз заказал копию своей карты!), искренне поблагодарила и решила поинтересоваться делами мэра, когда Ханс неожиданно вступил в разговор.

- Фру Флетчер, вы вдова? Вы в трауре, почему приехали сюда, а не остались у могилы мужа?

Взрослые оторопели, барон хотел одернуть сына, но Нина не дала.

- Да, я вдова, верно. Сюда приехала именно потому, что в трауре. Смерть супруга лишила меня единственного близкого человека в незнакомой стране, и я решила вернуться на родину, к отцу. К сожалению, он тоже умер, оставив мне в наследство это поместье. Теперь я живу здесь.

- И как Вы собираетесь жить? Будете искать нового мужа? – выпалил с горячностью парниша. – Поэтому стараетесь очаровать моего отца?

- Ханс, ты ведешь себя недостойно! Леди Флетчер, простите, мне не…– вскочил барон, гневно оглядывая отпрыска.

- Герр Нильсен, успокойтесь! Ханс, почему Вы задаете незнакомой даме, старше Вас, более титулованной к тому же, еще и в её доме, столь личные вопросы? Вас не учили вежливости? – строго спросила Нина.

Мальчик смутился, сник, съежился и проблеял:

- Простите, миледи, я был неправ…Просто я…

- Вы боитесь, что следом за матерью потеряете и отца? – участливо произнесла попаданка. – Юноша, не знаю, почему Вы сделали вывод, что я пытаюсь очаровать мэра Нильсена, но прощаю Вашу дерзость на сей раз. Однако, раз уж Вы позволили себе высказаться, отвечу: я – в трауре, двойном, у меня на руках хозяйство. Мне нужно заботится о моих людях, земле, так что думать о чем либо еще сейчас нет ни возможности, ни желания. Это понятно?

Ханс поднял на виконтессу глаза, в которых стояли слезы, и нехотя кивнул, а барон внимательно слушал Нину.

- Так почему Вы, юноша, задали столь неприличные вопросы, скажите?

Загрузка...