Хранитель

Часть 2

Спит, мое солнышко. Вчера мы так и просидели весь вечер, обнявшись, ни у кого из нас не было сил отпустить другого. Новая мама даже шутила насчет постелить нам вместе. Хорошо, когда тебе шесть, никто и не подумает… Да… вот она, рядышком. Чудо мое, жизнь моя. И она тоже это чувствует, она сама сказала. Никто ей не повредит, зубами грызть буду!

Марк смотрел на то, как спят дети. Рядышком, хотя кровати разные, но дети подтащили за ночь кровати друг к другу. Мальчик уже проснулся и смотрит на Гермиону. От взрослости этого взгляда становится страшно. Как будто дракон, укрывший крылом возлюбленную. Так бывает, когда даже в таком возрасте — раз и навсегда. И разлучать их нельзя. Кощунственно. Каково отцу понимать, что счастье нашло его дочь в таком раннем возрасте. Марк, видя нежность в глазах мальчика, который боится пошевелиться, чтобы не разбудить, все понимает. А значит, их надо защитить. Вырастут — разберутся, а здесь и сейчас — защитить. Или он не отец?

— Марк, ты чего там застыл?

— Ты видела, как мальчик на нее смотрит?

— Видела… Как ты на меня… любимый.

— Да, любимая, надо их защитить.

Наутро отец спросил мальчика, какое имя ему нравится. И предложил называться Александром Грейнджером. Пока они дети — это хорошая защита для обоих. Мальчик задумался и предложил посоветоваться с Гермионой. Это сказало взрослым все. И так не было тайной отношение детей друг к другу, но это… Это было важно. Он готов ее защитить от целого мира, но принимает ее не как слабую, а как равную.

Как-то почувствовав, что девочка проснулась, мальчик извинился и метнулся в детскую, а мама подглядывала, грамотно пользуясь зеркальными шкафами. Вот он вошел в комнату, вот наклонился к ней, как будто хотел поцеловать, а доча уже протянула руки, чтобы обнять. И мальчик взял девочку на руки. Ему тяжело, он двигается с трудом, но у него на лице упрямое выражение, так знакомое ей. Такое бывает у ее мужа. Ее муж и сын, да, сын. Так вот Марк и сын очень похожи, не лицом, а именно этим упрямым выражением лица, желанием сделать так, чтобы объекту их охраны было комфортно.

— Если позволишь, я тебя всю жизнь на руках носить буду… — доносится до нее голос ее нового сына. Марк прав во всем.

— Сынок, как бросишь Гермиону в ванну, возвращайся на кухню, пожалуйста, — улыбаясь, проговорила Эльза Грейнджер.

— Я же тебе говорил, — сказал Марк.

— Я вижу…

— Мам, пап? — с явными вопросительными интонациями сказал мгновенно адаптировавшийся сын.

Он встал так, чтобы в любой момент броситься на помощь Гермионе, причем заметно было, что поза вполне рефлекторная. Марк улыбнулся.

— У тебя специфические рефлексы, парень.

— Я помню свою прошлую жизнь.

Это было сказано спокойным голосом, констатирующим факт. То есть мальчик точно верил в то, что говорил, и считал это нормой, а кроме этого, это было доверие.

— И кем ты там был?

— Капитан военно-спасательной службы, честь имею!

Марк напрягся. Перед ним стоял офицер. Все говорило об этом — выправка, положение рук и ног. Спокойный взгляд. Такое не изобразишь, это суть. Так же Марк понял, что его раскусили. Понять, что перед тобой офицер, достаточно просто, если ты военный.

— Капитан Грейнджер, спецподразделение прямого подчинения Ее Величества!

И два солдата отдали друг другу честь. Теперь Марк мог быть спокоен. Спасатели — это очень специфическая часть военно-медицинской службы. На кухню вбежала Гермиона, и мужчины мгновенно расслабились.

— Всем солнечного утра, — счастливо заявила девочка. — О чем меня хотели спросить?

— О том, можно ли присвоить твоему мальчику… — Девочка покраснела. — …имя Александр Грейнджер?

— Конечно можно, а это нам в будущем не помешает?

— Нет, любимая.

Слово слетело с губ мальчика совершенно неожиданно для него. Он осекся и испуганно посмотрел на девочку. А она смотрела на него с такой нежностью… что слезы выступали на глазах даже у родителей девочки. И дети вдруг кинулись друг к другу.

— Знаешь, любимый, — сказала Эльза. — Я читала о таком. Две половинки одной души.

Марк лишь молча кивнул. Семья села завтракать. Александр ухаживал за Гермионой, предугадывая каждое ее желание или движение так, как будто слышал. И Гермиона себя вела так же. Создавалось ощущение, что дети чувствуют друг друга гораздо глубже, чем это можно представить. Будто мысли читают.

Дети улыбались друг другу, кушали, не торопясь и будто бы никого вокруг них не было.

Мы неожиданно чувствуем друг друга, слышим друг друга и знаем друг про друга абсолютно все. Это даже больше, чем просто любовь, это абсолютное взаимопонимание. И она увидела все, что описано в книгах про нее и меня. А сейчас мы были будто бы взрослые — кушали и анализировали. Мощный мозг моей любимой искал выход, а я, я просто любовался ею, то есть сачковал. Мы совсем дети, что она, что я, но наши души — души взрослых, не знаю, как так получилось, но она тоже взрослая. Я не буду этим заморачиваться, мне хватит того, что есть. Любимая считает, что надо рассказать, мы с папой офицеры, друг друга поймем. Она права, она не может быть неправой.

— Папа, мы хотим рассказать.

Взволнованный голос дочери и молчаливая поддержка сына. Они уже одно целое. Один организм.

— Не только Алекс помнит прошлую жизнь. Я тоже.

То, что она не ребенок, сейчас особенно заметно. Марк напрягся и начал работать, прокачивая ситуацию, а Эльза, Эльза просто улыбалась, как будто знала все заранее.

— Ты же моя дочь.

— Да, папа, я прожила жизнь, потеряла все и всех и вернулась, чтобы все исправить. Но самое главное — это Гарри, ой, то есть Александр.

— Чем мы можем помочь, доченька?

— Папа, давай Алекс все расскажет, а я дополню.

— Вы были там… Вместе?

— Нет, папа, и это моя самая большая ошибка в той жизни.

Детская рука на плече Гермионы будто говорит «я с тобой, навсегда». И слезы исчезают из глаз доченьки. Теперь я смотрю на нее другими глазами и замечаю то, что в слепой отцовской любви не видел раньше — затаенную горечь и боль, характерную для ветеранов. И тут подает голос сын:

— Да, папа, грядет война. Ее можно избежать и спрятаться.

— А как же Невилл, Ханна, Луна? Как они, одни? — разворачивается доченька к сыну, и он… Он понимает, признавая ее правоту.

То, что делает взрослого взрослым в любом возрасте — ответственность за других. Теперь я вижу.

— Нам понадобится помощь Короны. В конце концов, это ее тоже касается.

— Так, стоп. Собираемся, едем со мной. Эльза?

— Отпросись в своем МИ и поехали.

— Хорошо, любимый.

***

Летит машина по улицам Лондона, одной рукой Марк набирает номера на телефоне, отдает какие-то распоряжения. Вот и Букингемский дворец. Алекс его не знает, потому никак не реагирует, а у Гермионы глаза большие и круглые. Почувствовав состояние девочки, он обнимает ее, даря покой и защиту. Ведь она только-только с войны. Он знает, что это такое.

Дети, следуя за родителями, выходят из машины и движутся к неприметной калитке, а Гермиона в темпе прокручивает в голове дворцовый этикет, отдавая любимому приказ «делай, как я скажу». Гвардия, внимательно смотрящая на детей. Дети, внимательно смотрящие по сторонам, будто страхующие друг друга — это ненормально. Но тут и не такое бывает.

— Сэр Грейнджер с семьей.

Поклон и реверанс старших. Безукоризненный реверанс и поклон младших, более отточенный, чем у старших. Ее Величество удивлена.

— Садитесь, не до реверансов. Что случилось, Марк?

— Ваше Величество…

— Сказала, не до реверансов!

— Тетушка, у нас проблема.

— У вас или у нас?

— У страны.

— Значит, у нас. Рассказывайте.

Встала Гермиона, и сразу же встал Алекс, не нарушая этикет, но явственно защищая и страхуя ее. Брови Ее Величества поднялись.

— Садитесь и рассказывайте так.

— Мы помним прошлую жизнь, Ваше Вели…

— Называйте тетушкой, как отец.

— Вы знаете о волшебниках?

— Конечно, а откуда вы… Погодите…

— Мы с Алексом волшебники… Будем. Если…

Рука поверх руки. Много говорящий жест.

— Там была война?

— Да, Ваш… Тетушка.

— Рассказывайте, все рассказывайте!

***

— Вот оно как…

— А ты, мальчик?

— Капитан медико-спасательной службы, — рефлекторный подъем и рапорт. Да, такое не отрепетируешь.

— Сядь, «капитан», — улыбается королева. — А что ты скажешь о Гермионе?

— Она — моя жизнь.

Три слова, а сколько они значат. Сколько важного в них заключено, какой смысл… Шестилетний мальчик так говорить не должен, но вот же он — офицер, по всему видно.

И началось обсуждение мер. Время еще было. Всего ничего, но оно было. А дети сидели, смотря друг другу в глаза и держась за руки, они сделали все, что смогли. И эта застывшая поза показала Королеве, что все — правда. Дети так сидеть не умеют, им надо двигаться. Так сидят взрослые, потерявшие друг друга и внезапно нашедшие. Или расстающиеся надолго. Но — взрослые. И от того, что пришлось пережить этим детям, слезы наворачивались на глаза. И что еще придется. Может…

— Может, вам уехать в другую страну?

— Простите, тетушка, тут есть люди, за которых мы в ответе.

Взрослые… Дети с украденным детством… Волшебники проклятые, инквизиции на них нет… Но детям нужно помочь. Всей силой государства. Потому что это наши дети.

Солнышко мое, так бы обнял, прижал к себе и никогда-никогда не отпускал. Самое светлое, что может быть в жизни человека. Самое яркое. Самое-самое. Жизнь моя. Свет мой.