Всю дорогу к дворцу Голицын успокаивал меня как мог, даже в сердцах обронив, что брат мой восхитительный зануда. И я была согласна с графом. Отказываться от возможности, которая выпадает лишь раз в жизни, только потому, что Уваров на меня косо посмотрел – было глупо. С другой стороны, Николай был по-своему прав, опасаясь, что я опять влезу в какие-то неприятности. В итоге я пришла в согласие с собственной совестью, сказав себе, что если бы я пропустила бал, то жалела ещё больше. И дала зарок не лезть в неприятности и держаться подальше от императорской семьи. Тревога улеглась на дне сердца и пообещала без причины больше не высовываться.
Но как только мы стали подъезжать к дворцу, я и думать забыла о том, что надо тревожиться. Прилипнув к окну, я рассматривала иллюминацию, развешенную по деревьям на аллее, на сад, украшенный тысячью маленьких огонёчков. Во всех окнах дворцах горел свет, к парадном подъезду приезжали новые и новые кареты. На многих были гербы именитых семей, некоторые безымянные.
Конечно, в мой век уже никого таким не удивишь, когда по улицам разгуливают рекламные голограммы, а любое здание можно превратить с помощью не очень хитрых манипуляций хоть во дворец, хоть в Хогвартс. Но я чувствовала себя так, словно попала внутрь старинной музыкальной шкатулки. Если не принцессой, то что-то очень близко к тому.
Внутри дворец сверкал десятками тысяч свечей и яркими нарядами гостей. Кого тут только не было, и турчанок, и наложниц султана, и дикарок, чьи образы были явно почерпнутые из сочинений Геродота. Были в ходу и более старомодные наряды средневековой Европы, и штормов, и скал, и чего только душа пожелает! Мой страх, что я в своём костюме буду слишком выделяться, улетучился, оставив место лишь чистому восторгу.
Мы шли за другими гостями в нутро дворца, откуда доносилась музыка оркестра. Ступая по сияющему в отблеске свечей паркету, я старалась не крутить головой по сторонам. Но получалось плохо. Моё внимание привлекал то очередной архитектурный изыск, то наряд. Маска, к сожалению, несколько закрывала мой обзор, поэтому головой приходилось крутить вынужденно. Я была словно ребёнок в магазине с игрушками. Не бежала, конечно, с визгами ощупывать какой-нибудь особенно интересный канделябр или рассматривать картину на стене, но если бы не твёрдая рука Голицына, я бы уже давно потерялась.
Вход в бальный зал предварял небольшой холл, украшенный зеркалами. Возле них образовалась целая толпа тех, кто в последний раз поправлял свои платья, шляпки, маски, чтобы войти на главный праздник этого лета. Дамы теснились так плотно, что мне не удалось даже мельком взглянуть на себя. Мой манёвр не остался незамеченным.
– Не переживайте, мадемуазель, Вы выглядите великолепно. – Шепнул мне ласковый голос. И теперь я даже пожалела, что Сергей Александрович не увидит моей улыбки. В знак благодарности я сжала пальцами его руку, и мы двинулись внутрь.
Танцевальный зал поражал воображение. Первое, что бросалось в глаза — золото. Тонким слоем сусального золота были покрыты десятки канделябров на стенах, украшения, рамы зеркал. Огоньки свечей отражались во множестве зеркал и тёмных, в пол, окнах, так что создавалось совершенно невероятный эффект. Весь зал был наполнен мягким, золотым сиянием, которое окутывало гостей, словно дымка. Оно проникало сквозь тонкие ткани, путалось в сложных причёсках, наполняло бокалы с шампанским. И хотя я десятки раз была в этом зале в своём времени, теперь с трудом угадывала знакомые стены. Никаких перегородок перед балконными дверьми, они были распахнуты, оттуда в зал лились потоки свежего воздуха. Никаких бабулек-смотрительниц, строго смотрящих на тебя, когда ты приближаешься к объекту культурного наследия слишком близко. Вместо любопытных туристов, осматривающих зал с открытыми ртами - гости, для которых всё происходящее было привычным делом. Они свободно курсировали по залу из маленького вестибюля через распахнутые двери, прогуливались по другим залам дворца.
Монументальная картина на потолке с богом солнца Гелиосом была подсвечена теми же магическими огнями. Из-за постоянного колебания теней казалось, что музы вокруг божества двигались, а крылатый пегас в нетерпении шевелил крыльями.
В одном из углов разместились музыканты, в другом конце зала был устроен небольшой помост, на котором уже восседала императорская семья: Александр с женой, Мария Фёдоровна и одно кресло пустовало. Предполагаю, что это место Константина Павловича, который предпочёл компании своей семьи шумную толпу гостей.
Пока я крутила головой, мы чуть не столкнулись нос к носу с другой парой. Я едва успела увернуться от грузного мужчины в наряде султана, а Сергей Александрович уже кланялся даме в костюме арапчонка – на её голове была накручена красная чалма, а из-под короткой, по меркам девятнадцатого века, юбки выглядывали шаровары.
– Какой интересный наряд, – промурлыкал мне «арапчонок». Дама даже в своём костюме умудрялась выглядеть элегантно. – Это, наверное, змей-искуситель?
– Почти. – Заступился за меня Голицын. – Огнедышащий китайский дракон. – Я взмахнула своим «крылом» подтверждая слова графа.
– Как чудесно. – Дама восторженно захлопала в ладоши. – Кого-то вы мне напоминаете… - Она чуть склонила голову, размышляя, но очень удачно мысль её прервала грянувшая музыка. Первые аккорды моего любимейшего контрданса «Прихоть мистера Бевериджа». Я, воспользовавшись заминкой, потянула руку Сергея Александровича. Тот понял меня без слов, и уже через мгновение мы встали в ряд танцующих.
Мои волнения по поводу сложных танцевальных шагов очень быстро испарились. Конечно, я постоянно путалась и допускала ошибки, но, во-первых, мой расчёт с платьем был точен и под ним особо не было видно, какую ногу я поставила вперёд, а какую назад. А во-вторых, веселье полностью искупало моё несовершенство в технике танцев. Я улыбалась до самых ушей, подпрыгивая в такт музыки, соприкасаясь пальцами с новыми и новыми партнёрами по танцам, хлопая в ладоши и раскланиваясь.
К сожалению, по строгим правилам бального этикета, танцевать с одним и тем же кавалером более двух танцев подряд запрещалось. Если тебя пригласили на третий танец к ряду, считай, это уже прямая дорожка замуж или большой скандал. Ну да я и не слишком расстраивалась. Очень скоро моя бальная книжечка была исчиркана танцами, напротив которых стояли не имена, пригласивших меня кавалеров, а название их костюмов. Мы с Голицыным время от времени вновь встречались то в толпе, то в танце, где надо было менять партнёров по ходу движения, крепко сжимали пальцы друг друга и расходились в разные стороны.
Однажды я столкнулась в танце лицом к лицу с Константином Павловичем. Чёрная полумаска не особо помогала скрыть узнавания. Он был одновременно похож на своего старшего брата, но в то же время был совсем другим. Цесаревич был будто бы грубее вытесан из ткани этого мироздания. Курносый нос, крупный, вздёрнутый подбородок, курчавые волосы. Романовские глаза, черта всей династии – большие, светлые, волоокие. Но при этом у Константина они были неприятно колючими.
– Оригинальный наряд. – Произнёс цесаревич, когда мы в танце соприкоснулись плечами. Я лишь кивнула, и мы разошлись. Касаясь моего другого плеча, он продолжил: - Если бы я на месте команды встретил такое чудовище в своём путешествии, то непременно захотел заполучить его голову в качестве трофея.
По спине у меня побежали неприятные мурашки. Чьим-либо трофеем, а уж тем более Константина Павловича, становиться мне не хотелось.
– Благодарю, Ваше Высочество. – Поклонилась я, и к моему величайшему облегчению танец разнёс нас разные концы залы.
Очень скоро шлейф я просто накинула на левую руку. Потому как я справлялась с ним не всегда, а однажды одна из дам споткнулась об него и чуть не полетела носом вперёд. Мне пришлось долго извиняться перед пострадавшей, обмахивать веером и отправлять за шампанским какого-то подвернувшегося под руку «аборигена».
Из-за маски, которая закрывала всё лицо и которую я не могла снять даже на немного, приходилось чаще делать перерывы и переводить дыхание. Я была вся мокрой, по вискам стекал пот, ступни и икры от постоянного напряжения уже ныли, но счастья моего это не убавляло ничуть. Я подхватила бокал с шампанским и отошла от танцующих пар подальше, чтобы перевести дух. Придётся немного стянуть с лица конструкцию, чтобы попить, поэтому я постаралась забиться в самый дальний уголок, прячась за спинами гостей.
И только намеревалась сделать живительный глоток искрящейся влаги, как рядом со мной раздался знакомый, на голос:
– Маска, я тебя знаю? – Я вздрогнула, чуть не роняя бокал. Поспешно натянула маску обратно, поднимая голову. На меня из-под маски взирали знакомые голубые глаза с искорками золота.
– Фёдор Алексеевич! – Ахнула я.
– Не ожидал Вас здесь увидеть. – Поручик поддержал мою руку с шампанским с лисьей улыбкой. – Я слышал, что Вы не пришлись ко двору.
– А я слышала, что Вы и вовсе под арестом. – Не осталась я в долгу. – Как Вы вообще здесь очутились?
– Наверное, также, как и Вы. – Рассмеялся Толстой, и мне ничего не оставалось, как сдаться с расспросами. Рассказывать Фёдору Алексеевичу про графа и подставлять его я точно не собиралась. Поэтому лишь пожала плечами, чуть приподняла маску и всё же опрокинула бокал в себя. В голове мигом приятно зашумело. Очень хотелось допытать поручика о докторе. Что же стряслось между этими двумя в тот злополучный вечер?
– Я думал о Вас, Вера Павловна. Всё это время. – Уже просившийся вопрос застрял у меня в горле. Я глядела на раскрасневшегося Толстого сквозь прорези маски. Сразу вспомнился наш пламенный поцелуй в саду. – А Вы? Вы вспоминали меня?
Гвардеец придвинулся ко мне ещё ближе, меня мигом бросило в жар. Не сказать, что я совсем не думала о бравом поручике, но совсем не так, как о графе Голицыне. Я что-то хотела сказать и не успела. Могучая рука обвила мою талию, мы с Фёдором Алексеевичем оказались лицом к лицу.
– Давайте сбежим, Вера Павловна. – Горячо зашептал он. – Далеко-далеко, там, где будем только мы с Вами и больше никого. К чёрту службу, к чёрту двор, только Вы и я. Возьмите меня в мужья и лишь Господь будет нам свидетелями. Сбежим прямо сейчас, только скажите слово.
– Я… – В лицо мне ударила краска. Я задохнулась, не в силах произнести ни слова. В голове моей всплыл образ Сергея Александровича, его улыбки и тёплых пальцев, которые переплетались с моими. И только потом я вспомнила о доме. О своём настоящем доме и отце, который наверняка место не находил, узнав о моей пропаже. От этой ужасной мысли стало стыдно. – Я не могу, Фёдор Алексеевич. – Не своим голосом произнесла я.
Я ждала, что поручик разозлится, но ничего подобного. Молодой человек рассмеялся, отступая на шаг, рука с моей талии исчезла.
– Я знал, что Вы так ответите. – Он чуть склонил голову, рассматривая меня. – В таком случае идёмте танцевать!
И он стремительно потащил меня за руку в круг танцующих, которые как раз собирались на бранль, танец, дошедший до нового времени из самого средневековья. Танец был проще некуда: два шага вправо, два шага влево, восемь шагов влево и кавалеры переставляют дам, подняв их за талию, слева от себя. Какой все-таки Толстой был… лис! Он заранее знал, что я ему откажу и просто хотел испытать меня, посмотреть, как я отреагирую на его слова. Надо бы ему для профилактики “нечаянно” на ногу наступить. Хотя, станется, что в этих сапожищах он и не почувствует ничего.
– Знаете, дорогой дракон, я решил, что делать. – Склоняясь ко мне, произнёс Фёдор Алексеевич, когда начался танец.
– И что же? – Танец изменил вектор движения, теперь мне приходилось смотреть на кавалера по левую мою руку. Два шага и мы снова оказались с поручиком лицом к лицу.
– Поплыву вместе с «Надеждой», в кругосветное. – Руки Толстого легли на мою талию. – Штопать своё разбитое сердце.
В одно мгновение я лишилась опоры под ногами и после короткого полёта над поручиком, оказалась на другой стороне, пары поменялись. Круг был огромен, и я переживала, что не успею за отведённый музыкой срок вернуться к Фёдору Алексеевичу. Если я закончу танец с рукой в чужой руке, то есть риск, что больше не найду гвардейца в этой толпе. А вопросов было, ой как много. Всё это время, при любой удобной возможности я следила за фигурой Толстого. Вот осталось ещё два человека, ещё один… Я молила музыкантов, чтобы они поиграли ещё немного. И, наконец, моя ладонь снова легла в ладонь Фёдора Алексеевича.
– Вы же не моряк. – Зашептала я быстро. – Как Вы попадёте на корабль?
– О, у меня есть один кузен, который должен, но очень не хочет плыть к далёким морям. По чистой случайности – мой полный тёзка. – Улыбался во все тридцать два зуба поручик.
В этот момент у меня закралось подозрение, что плыть Толстой хочет вовсе не из-за разбитого сердца. Судя по всему, план был готов у него уже давно…
– Не печальтесь, дорогая, я вернусь через пару лет и уж в следующий раз не отпущу Вас больше. – Для убитого горем Фёдор Алексеевич был уж слишком весел. Он вновь взял меня за талию, чтобы поднять в воздух, но на этот раз приложив к этому простому движению всю свою недюжинную силу. Я взлетела в его руках над танцующими парами так высоко, что голова гвардейца оказалась где-то на уровне моих бёдер. Короткая вспышка восторга, я не удержалась от смеха, чувствуя какое-то неестественное возбуждение, рвущиеся из меня детским желанием хохотать и сучить ногами, словно мне семь лет.
– Высоко! – Выдохнула я и сердце моё замерло. Я почувствовала, что ленточки на моей маске значительно ослабли. То ли из-за того, что я не успела их затянуть после своего короткого отдыха, то ли оттого, что в воздух меня поднимали сейчас не менее десяти раз, так что причёска совсем разболтались. Короткий миг на пике, и драконья морда слетела с меня, звонко ударяясь об пол.
В этот же миг землю под ногами почувствовала и я, с ужасом глядя на свою защиту от узнавания, которая, слава Клио, не разбилась, но скользила от меня всё дальше по паркету.