Хранитель истории

Глава 8

Утро у меня началось весьма бодряще. К ежедневному умыванию прохладной водой прибавились причитания Марии Алексеевны за завтраком. Точно не этого блюда я желала к своим свежим хрустящим булочкам. Генеральша, по всей видимости, решила взять на себя роль «заботливой» матушки и из пассивной агрессии перешла в настоящие наступление.

– …ни манер, ни понятий о приличиях! – Толстая чуть не подпрыгивала в своём кресле.

Мы с генералом откровенно скучали. Но тот хоть мог спрятаться за газетой, а мне приходилось ещё и виноватое лицо делать. Хотя виноватой я себя, конечно, не чувствовала. Напротив, я трепетала от предвкушения. Во-первых, ждала какой резонанс возымеет мой вчерашний «концерт». Как быстро обо мне будет говорить Петербург? И будет ли вообще. Хорошо бы разделаться со всем этим поскорей и вернуться домой. Там уже, наверняка, отец нервничает. Да и диплом за меня никто не напишет. Не говоря уже о том, что чем дольше длится мое пребывание здесь, тем больше вероятности нарушить тонкую структуру исторической канвы.

Во-вторых, было любопытно посмотреть на дом графа. И узнать о нём немножечко побольше. Мой главный вопрос так и остался без ответа – за что его так не любит сестра? Да и не только она. Судя по вчерашнему вечеру, почти весь цвет Петербурга объявил Сергея Александровича персоной non grata. Что интересно, даже благосклонность императора не играло здесь важной роли.

– И это платье, сплошная безвкусица… – Не унималась генеральша.

– По-моему, очень даже мило. – Встал на защиту Пётр Александрович, за что был удостоен моего ласкового и убийственного взгляда жены.

Слава Клио, участвовать дальше мне в этом разговоре не пришлось, потому как в столовую вошёл крайне озадаченный дворецкий и объявил, что прибыла коляска графа Голицына. Я вылетела из залы быстрее, чем кто-то из Толстых успел что-то произнести.

Особняк у графа находился чуть дальше от самого центра Петербурга и был скромнее, чем у генерал-губернатора. Но мне он казался из-за своей компактности, более уютным. Тут не было вычурных колонн, аляповатых барельефов и тошнотворного розового цвета стен. Зато особняк утопал в зелени, по внутреннему двору бежали каменные дорожки. И хотя сад производил впечатление скорее неухоженного, было в нём какое-то первобытное очарование.

У порога меня встретил сам хозяин в безукоризненном наряде по моде - светло-коричневый фрак по случаю хорошей погоды, снизу жилет в полоску, кюлоты и панталоны, которые не изжили себя ещё с прошлого века. Красоты мужчины тогда оценивалась по силе его икр, сразу было видно, кто хороший наездник, а кто просиживает кюлоты в кресле. Я мысленно усмехнулась. Что же, икры у графа были хороши, хоть я и не ценитель.

После краткого приветствия, повёл сразу в гостиную, где располагался инструмент.

– Не буду скрывать, Вера Павловна, вся эта история мне не по нраву. – Начал граф без излишних заискиваний. – Если бы не личная просьба Александра Павловича…

– Вам не нравится, как я играю? – Я поджала губы, на всякий случай ущипнула себя за запястье, спрятав руки за спиной, чтобы попытаться расплакаться. Но вместо ожидаемых нападок, Сергей Александрович стушевался.

– Напротив. Очень нравится. – Он отвёл взгляд, дёрнул себя за лацкан фрака. – Понимаете ли, Вера Павловна, я ожидаю ответа императора на одну немаловажную просьбу. И вместо него, я слышу очередные распоряжения помочь…– Мужчина осёкся, поднял на меня глаза. Сейчас при свете дня стало видно, что они не карие, как у Марии Алексеевны, а цвета мокрого мха, с янтарными вкраплениями. – Впрочем, это неважно. Надеюсь, Вам будет удобно.

И поклонившись, граф Голицын быстрым шагом вышел прочь из комнаты, оставив после себя ещё больше вопросов.

Я честно отзанималась час. Поиграла простенькое, чтобы пальцы привыкли, потом попыталась вспомнить ещё что-то из произведений программы музыкальной школы. Досадно, что нет нотной тетради, я хотя бы по памяти попыталась записать что-нибудь. Необходимо попросить у кого-то из своих благодетелей.

За это время ко мне лишь однажды зашла женщина, представившись Аглаей. Она выполняла в доме графа роль экономки. Принесла мне чаю, очень тепло улыбнулась и сказала звать, если что. Вся она источала тепло и гостеприимство, и была явно рада моему присутствию в пустом особняке.

А потом мне стало скучно, да и естественное женское любопытство не давало покоя. И я, убедившись, что в доме тихо, двинулась на исследование дома.

На первом этаже мне приглянулась библиотека. Если остальные помещения – две гостиные, столовые и прочее, показались мне довольно скучными, если не сказать пустынными, то от библиотеки шло какое-то тепло. Быть может, это очарование старых фолиантов, которые заставляли шкафы сверху донизу, а быть может, небольшая софа с маленьким столиком перед ней. Здесь был брошен плед, а на столе лежала раскрытая книга. Будто бы хозяин дома отошёл всего на пару минут и вот-вот вернётся.

Я не удержалась и тихонько, на цыпочках пробралась вглубь зала, чтобы взглянуть, что же такого читает Сергей Александрович. Ответ меня приятно поразил: «Государь» Макиавелли. Амбициозно. Уж не задумали ли они там что-то такое с императором?

На втором этаже была ещё одна гостиная и сплошные спальни, а также кабинет хозяина. Я едва приоткрыла дверь, увидела, что там – стол, бумаги, пустующее кресло, камин, и тут же закрыла. Чужие секреты узнавать таким способом я не собиралась.

В конце концов, я добралась до тупика анфилад комнат. На последнюю мне было любопытно взглянуть, потому что она, судя по тому, что я заметила снаружи, имела небольшую террасу. Наверняка с неё открывался чудесный вид на дикий сад. Но комната оказалась заперта.

Я разочарованно вздохнула, уже разворачиваясь и собираясь попробовать пробраться на третий этаж, как мой медальон задрожал. Я встала как вкопанная. Вцепилась в «Помощника» у себя на шее, торопливо вытягивая его за цепочку из-под рубашки. Поспешила открыть изящный замок, но руки дрожали, пальцы срывались. Когда мне всё же удалось, на меня по-прежнему смотрел миниатюрный портрет отца. Только тепло, исходящее от медальона намекало на признаки жизни в нём.

Вот гад! Столько времени молчал, а тут, значит, решил откликнуться?!

Битый час я бродила вокруг запертой комнаты. Дёргала за ручку, пыталась вскрыть замок шпилькой от волос, молясь, чтобы никто из прислуги меня не заметил. Но всё тщетно. Навыками взлома я не обладала, замок не поддавался, медальон, сколько бы я его ни тёрла, так и остался простым украшением. Напольные часы внизу пробили три, пора было сдаваться.

В тот день я больше не видела графа. Но на следующее утро меня вновь ожидала карета. Я едва успела доесть свой завтрак, чтобы сорваться на занятия. Прямо как в школе. Комната с закрытыми дверями ждала меня.

Одетый с иголочки Голицын вновь встречал меня в гостиной. После короткого приветствия и дежурного поцелуя ладони, откланялся. Я внимательно прислушалась к его шагам. Ага, сегодня граф решил остаться дома. Что же, это не меняет моих планов. Просто теперь стоило быть втройне аккуратной.

Час я решила добросовестно отзаниматься, чтобы не зародить никаких подозрений. Но шло всё из рук вон плохо. Я то и дело отвлекалась, сбивалась, приходилось начинать всё заново, ёрзала на жёсткой кушетке и постоянно поглядывала на напольные часы у стены. Они, как назло, едва-едва шевелили своими стрелками.

И когда, наконец, минул час, я, едва не подскакивая от нетерпения, двинулась на второй этаж. Сложность была в том, что кабинет хозяина дома находился по дороге в загадочную комнату. Я, приподняв подол платья, чтобы то не шуршало, на цыпочках пробиралась по мягкому ковру и молила, чтобы дверь к Сергею Александровичу оказалась закрыта. Желание моё осуществилось с серединки на половинку. Дверь была просто не закрыта до конца. Оставался небольшой, в ладонь просвет. Через него был виден стол и часть лица графа.

Я прижалась спиной к стене, силясь дышать потише, заглянула внутрь.

Лицо мужчины было сосредоточенным и серьёзным. Чуть сведённые брови образовывали глубокую вертикальную складку, с небольшой горбинкой заострённый, так же как и у сестры нос. Морщинки у глаз намекали на то, что когда-то этот мужчина много улыбался, но сейчас в это трудно было поверить. Сергей Александрович вздохнул, запустил пятерню в свой вихрь каштановых волос, постучал карандашом по столу. Будто перед ним лежала некая неразрешимая задачка. И я вдруг представила его, сидящем на софе в библиотеке. С «Государем» в одной руке и трубкой в другой, в домашнем халате. Пахнущий табаком, теплом и уютом. Я поймала себя на том, что не могу оторвать взгляда от графа. Аура его загадочности действовала и на меня, любопытной от природы, стремившейся раскусить этот орешек.

– Так и будете за мной подглядывать? – Я вздрогнула. Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу. – Заходите, Вера Павловна.

– Извините, я не хотела… – Пробормотала я ступая в кабинет.

– Случайно вышло? – Хозяин дома усмехнулся и откинулся на спинку своего высокого стула.

– Чистая случайность! – Воскликнула я в сердцах и приложила руку к груди.

– А что же вы тогда делали на втором этаже? – Вот тут я не нашлась что ответить. Не заявлять же графу, что я пытаюсь вскрыть запертую комнату с мансардой? Какая-то «Синяя Борода» получается. Надеюсь, в той комнате не реки крови и расчленённые тела его бывших жён. – Как Ваши занятия?

– Неважно. – Я с радостью перевела тему. – Понимаете ли, Сергей Александрович, мне бы нотные листы…

– О. – Строгое лицо графа вмиг сделалось растерянным. – Я как-то не подумал… Простите. Завтра же всё будет. К тому же у меня где-то имелись собрания сочинений. Если Вам, само собой, интересно играть что-то ещё.

– Очень интересно! – Поспешила уверить я. – Не хотите как-нибудь сыграть вместе?

Это вырвалось быстрее, чем я успела сообразить, что говорю. И немедля поняла, что это ошибка. Было посветлевшее лицо Голицына снова стало сумрачным, он нахмурился.

– Нет, мадемуазель, не думаю. – И мужчина вновь уткнулся в свои бумаги. На этом моя аудиенция была окончена.

Вот человек-загадка. Впрочем, откуда мне знать, что у него произошло на самом деле. От чего у него столь холодные отношения с сестрой, а весь Петербург, несмотря на симпатию самого императора, держит графа изгоем. Против своей воли я почувствовала жгучее любопытство. Кинула последний взгляд на графа, и пошла обратно вниз.

Остаток дня прошёл по уже знакомой схеме. Я занималась, время от времени делая перерывы. Обед мне накрыли, как и вчера, в той же гостиной. Сергей Александрович так и не появился, хотя я слышала, что из дома он не уходил. К четырём часа пришла Аглая, с новостью, что моя карета подана.

Таким образом, минуло два дня. Утром я, наспех запихнув в себя булочку с маслом и запив всё это глотком кофе с жирнющими сливками, ехала к графу, вечером возвращалась к генерал-губернатору. И Голицына, и Толстого я видела редко. Где могли пропадать оба мужчины, смекнуть было несложно – при дворе. Толстой, впрочем, еще мог быть при полке. Зато как-то раз, повечеру, сходя с подножки кареты, я заметила возле дворца генерал-губернатора знакомую мне фигуру. Поручик расхаживал туда-сюда вдоль забора, опустив плечи. Но завидев меня, приосанился, лицо его озарилось улыбкой.

– Вера Павловна! – Фёдор Алексеевич приник губами к моей ладони, затянутой в перчатку. – Получили ли Вы мой подарок? Я, право, не находил себе места, Вы на меня сердитесь?

– Любезный Фёдор Алексеевич, как же я могу на Вас сердиться? – Рассмеялась я, пожимая его руку. – Вы же мой спаситель. Идёмте, не будем стоять на дороге.

Я увлекла поручика за ворота, оттуда с главной тропинки в сад, где мы бы спокойно могли поговорить с глазу на глаз. Приводить гостей в дом своего “благодетеля” я не имела права, да и не хотела бы, чтобы холодная война с генеральшей пришла в активные боевые действия. Черт его знает, на что способна эта женщина.

– Прошу не серчать на меня за подобную негостеприимность, но боюсь, что Мария Алексеевна неверно истолкует Ваш визит. - Я виновато улыбнулась Толстому. Поручик замахал на меня руками.

– Что Вы, Вам нет нужды объясняться. – Вдруг он горько усмехнулся. – Не очень Вам везёт с попечительницами…

Ах да! Это он про мою несуществующую тётку. Я поскорей изобразила на лице печальную улыбку.

– Благо, Пётр Александрович очень ко мне добр. Он дозволил мне заниматься музыкой.

– Я слышал. – Кивнул Толстой. – Половина Петербурга шумит о вечере у генерал-губернатора.

– Правда? Я не желала, чтобы обо мне пошёл слух… - Но внутри я ликовала. Отлично! Теперь надо, чтобы обо мне говорил весь Петербург без исключения.

– Вас хвалил сам император. Это большая честь.

Мы помолчали. Я, чуть склонив голову, думала о том, как бы ещё засветиться перед Петербургским обществом, поручик, видимо, о своём. Внезапно Толстой схватил меня за руку и прижал ладонь к своей груди.

– Вера Павловна. – Начал он, крайне взволнованный. – Дайте зарок, что будете помнить обо мне всегда.

Я вскинула голову, глядя на высокого офицера снизу вверх. Искристые глаза, румянец, какой же он был всё-таки красивый. Барышни наверняка укладываются перед ним штабелями, что уж говорить о дворовых девках. Я чувствовала, как сильно бьётся его сердце под моей ладонью.

– Можете не сомневаться, Фёдор Алексеевич, без Вас бы я уже… - Закончить он мне не дал. Порывистый, но страстный поцелуй заставил меня замолчать, а сердце пуститься в галоп. Это было неожиданно и, чего уж греха таить, чрезвычайно приятно. В моей голове уже заплясали картинки весьма непристойного содержания… как всё прекратилось. Толстой также порывисто отстранился, отнял мою руку.

– Простите, Вера Павловна. Я обещал не сомневаться в Вашей благовоспитанности, и сам толкаю в эту пропасть. – Он снова поцеловал мою ладонь, низко склонившись, а я не удержалась от того, чтобы поморщиться. Ох, милый поручик, если бы Вы знали, сколько раз я уже падала в эту пропасть. – Прощайте, Вера Павловна! Прощайте!

Прежде чем я успела открыть рот, Фёдор Алексеевич как ошпаренный выскочил из кустов, оставив меня ошеломлённую и недовольную наедине со своими картинками.

Утром за завтраком Мария Алексеевна, с которой у нас была объявлена холодная война, уронила как будто между прочим:

– Что же Вы будете делать с Толстым, Пётр Александрович? – Я навострила уши. Судя по кинутому на меня многочисленному взгляду, разговор предназначался для одного зрителя.

– А что я, по-вашему, должен с ним сделать? – Поморщился губернатор, даже не оторвав взгляда от своей газеты.

– Ну как же! Всё же дуэль! – Возмутилась генеральша.

– Фёдор Алексеевич участвовал в дуэли? – Тут уж не выдержала я. Сердце сжалось в тревоге за порывистого поручика.

– Не в первый раз. – Пётр Александрович сложил газету и недовольно сначала посмотрел на жену, потом на меня. – Вам не следует тревожиться, Вера Павловна. Толстой хоть и дальний мне родственник, но совсем другой. Дуэлянт, транжира…

– И бабник. – Вставила свои пять копеек Мария Алексеевна. Генерал снова поморщился.

– Одним словом, таковых людей может исправить только достойное наказание. Пока поручик отправляется на гауптвахту, но, скорее всего, он будет уволен из гвардии. Или разжалован в рядовые. Это вопрос времени.

Так вот что делал Толстой вчера перед домом губернатора! Он пришёл проститься. Чувства у меня были на этот счёт смешанные: досада, тревога. Глупый мальчишка. Впрочем, главное, чтобы Фёдор Алексеевич остался жив.