Хроники долины

Глава 3

Маля-Таранька и иные мутанты,

или размышления в водах, наживках, слухах и нюхах

Лето пришло позднее, но уж как навалилось – только держись. С утра жарища, прямо хоть в погреба заползай и сиди там весь день. Но охотники, рыбаки и воины сидят в погребах лишь в исключительных случаях, поэтому запланированную рыбалку отменять даже и не думали. С рассветом вышли к Угриному ручью, но клевало отвратительно – от слова «никак». Банда Рыжих обругала «линялые времена», искупалась и пошла домой – им еще через холм тащиться по такому пеклу. Замковым было поближе, имело смысл окунуться еще разочек.

Закинутый на сук ивы ремень поскрипывал, Дики качнулась еще разок, отпустила ремень – великолепный миг полета – ныряльщица врезалась пятками в воду и звонкий плеск взрыва-удара сменился глухотой речных пучин. Ну, пучины тут были не очень пучинистые, Дики плыла у дна, светлые песчаные полосы сменялись водорослями, шныряли вспугнутые микроскопические сизики. Вот рядом живем, а в реке все совершенно иначе устроено.

Научно-боевая исследовательница вынырнула, легла на спину, и дрейфовала, раскинув руки и щурясь на жгучее солнце. Вот фиг нас здесь спалишь с рекой. Нет, бывают, конечно, засухи, но умеренные. У нас тут не Старый мир, у нас природа ничем не изнуренная и на голову здоровая.

— Эй! Пошли. Без спешки, – призвала подруга, стоящая на отмели и нежно протирающая свои солнечно-защитные очки. Рич сматывал бесполезные удочки.

— Иду. В смысле, плыву, – Дики без излишней спешки погребла к берегу. – Не рыбный сегодня день. Все жаберные и прочие дрыхнут в омутах.

— Мы не навы, и без рыбы проживем, – проворчал разочарованный братец.

— Да. В жару уместно самое легкое меню, – подтвердила Кэт. – Овощи. И квас.

— Редиска, с квасом, хлебом и маленьким кусочком колбаски. Или ломтиком сала, – Дики облизнулась. – Самая речная еда. На севере специальное сало для рыбаков делают. Помните, присылали?

— Это на любителя. С чесноком же, – скривилась подруга.

— Ты далека от северо-озерных вкусов, – пояснила Дики, подпрыгивая за ремнем. – Они же там все суровые, с простудами борются и со льдами. Интересно, навы сало любят? Нужно будет как-то спросить.

Идя домой, вспоминали знакомых нав, ну и, конечно, единственную знакомую русалку – девчонку скромную, но весьма знаменитую в узких осведомленных кругах.

— Да, очень разные судьбы у наших знакомых и дальних родичей, – задумчиво сказал Рич. – Наверное, сейчас только мы и помним, что значит прозвище – Таранка. Забытое слово.

— Именно. Мы тут жуть старинные, – улыбнулась Кэт. – Вообще нехорошо девушку обзывать «сушеной рыбой».

— Маля не обижается. Исторически-старинная рыба обидной не считается, – пояснила Дики. – Все ж редкая судьба, тут и прозвище должно быть уникальным. Интересно было бы всю ту историю от нее самой услышать.

— Будет случай, – заверил брат. – Хотя та история в не самых веселых временах начиналась…

Начало своей жизни Таранька знала хорошо, пусть и по рассказам. Ма-Ма и дядька Хома не прочь были подробно и нравоучительно пояснить прошлое, как самой маленькой Мале, так и иным детишкам. Впрочем, народ на берегах Озера друг друга знал, и очень любил похвалиться редкостью своей крови. Но Мале те рассказы слушать было неловко – она-то тот давний день, когда Ма-Ма за ней вернулись, почти и не помнила.

… А случилось то дождливым и ветряным осенним днем. Собрались у разрушенного очага заколдованной хибарки взрослые и начали план вырабатывать. Дело виделось замысловатым и непонятно как за него браться: с лодок или опять же по берегу?

— Спят нынче русалки, — настаивал Анчес.

— Да как же спят, если еще вовсе и не зима? – возмущалась Ма-Хеленка.

— Так не бывает их в эту пору. Хоть у кого спроси, — указывал нечертов черт. – Еще до рыбьего жора хвостатые девки засыпают. Чтоб их с осетрами-налимами не спутали и в невод не поймали. Как вода прозрачность обретает, так и лезут под коряги спать. И уж только по весне…

— Это у вас в Московии «только по весне». У вас там лед до дна, вот и не вынырнешь. А здесь на Днепре вон какой простор.

— Не такие уж у нас погоды различные, да и реки схожи — возражал дядька Анч.

Глупо было спорить, широко простиралась темная водяная гладь, гулял вдоль обрывов холодный ветер. Ма-Хеленку, да и молчаливую Ма-Эленку заметно пробирало от волненья.

— Вы спуститесь до воды, да подозвать попробуйте, — принялся руководить дядька-гишпанец. – А если сила мужская понадобиться, так мы с сетью вдоль берега обойдем и замотаем. Ничего, не первый раз со столь чудесными чудесами сталкиваюсь.

— Я тебя самого замотаю. В узел с хвостом, — процедила одна из Ма. Другая согласно качнула туго повязанной головой.

— Вот опять хвост, — с досадой пробурчал Анчес. – Что дался вам хвост? Так ли уж велик тот хвост, чтобы его непременно поминать?

— Да очень уж порядочных размеров у тебя хвост. Как же позабыть такое украшение? Не болит? – поинтересовался любознательный дядька Хома.

— Не, достойно зажило. Но я вот подумываю – не купировать ли такую примету?

— Чего-чего сделать?

— Ну, убрать. Лекарским способом. Мне рассказывали, что так особо ценным животным делают. Королевским псам или львам Мавританского султана.

Пока дядьки выясняли, кто каких королевских кровей будет, Ма-Ма уже спустились к берегу и разом начали разуваться.

— Вот же дурные, — рассердился Хома. - Померзнут ведь.

— Да что им будет? Вас же теперь и сопли не особо донимают, — с некоторой завистью заметил дядька Анч, вечно озабоченный хлипкостью своего здоровья

Берег под откосом тянулся узкой пустыней, валялись стволы корявого топляка, набегала на песок студеная волна. Ма и Ма по колено в воде шли вдоль серой полосы песка. То одна, то другая нагибались, уважительно спрашивали днепровские воды – здесь ли дитё-русалка?

Вот тот миг Маля чуть-чуть помнила – сама она, понятно, не слышала, но сестрички взволновались, начали указывать. После летней гибели, стайка так и не оправилась: оставались одни мелкие девки, частью калеченые, людей и всего берегового страшно боящиеся. Да и как не бояться, если пришлось такой ужас пережить, когда после грохота почти у всех уши полопались, а дно вскипело, раздирая на части несчастных русалок, а потом еще и наверху рыбаки взялись добивать из мушкетов израненных дев? И за что?! Ведь жили как испокон веку заведено: лишних людей не топили, не душили, да и искушать хлопцев на берегу некому было – вовсе юная стая в тех омутах росла. Разве что Мамо иной раз у переправы кого в воду заманит…

А сейчас звали с берега люди, и ее звали – Малю. Она, правда, и не знала тогда что она – Маля, это потом прояснилось. Но ее звали, определенно, ее. Сестрички, напуганные не меньше, показывали. Вынырнули, держась друг за дружку. Маля увидела фигуры на берегу и заколотилось холодное сердечко так, что…

Никак она не могла узнать – потом Ма-Ма спрашивали – отчего признала, да почему подплыла? А как объяснишь? Узнала? что они Ма-Ма и все тут.

***

… Долго они там стояли, разговаривали. Маля сначала из-под воды смотрела, как раскрываются рты и пыталась смысл разгадать. В ушках вечная тишина глухоты плескалась, да и разве могла малая русалка понять человечью речь? Просто чувствовала. Надежду и еще что-то, чему в русалочьем маленьком разумении названия вообще нет. Очень непонятный момент был, да…

***

… — Признало дите мамку, — объяснял Анчес, порядком продрогший на мокром и ветряном склоне. – Но вот в какой из наших девок признало? Не может же двух мамок быть. Экая тут несуразность намечается, перепутал ты все в доверенных тебе бабах. А еще казак!

— То ведьма перепутала, — хмуро оправдывался Хома, тогда еще лекарь не особо опытный и сомневающийся. – Я лишь на место пытался вернуть. И вообще, всё в здешних местах еще до меня смешалось. Да и какая разница? Они же теперь общее дитя имеют.

— Это верно. О, глянь, полезло, полезло! Вовсе признало!

Действительно, одна из Ма вынула из воды маленькое создание, крепко уцепившееся за её шею. Панночки неспешно пошли к берегу, на песке остановились…

— Ишь, с теми прощаются, — покрутил головой гишпанец. – Все как у разумных, а ведь с виду рыбы-рыбами…

Маля знала, что с сестричками больше не увидится – едва ли остатки стаи зиму переживут. Да и сама Маля скоро помрет – русалка, днем на берег вышедшая, разве жилец? Только как не выйти было? Ма-Ма ведь за ней пришла. О таком и в омутных сказках не вспоминают. Не бывало такого никогда…

Ма-Мы взбирались по склону, обе плакали, Маля тоже хныкала и дивилась, отчего слезки на щеках теплыми кажутся. Взобрались на обрыв, на высоту немыслимую.

— Она вовсе глухенькая, дочечка наша, — глотая слезы, пояснила Ма-Хеленка.

— Ничего, может еще пройдет, совсем ведь еще малек возрастом, — утешил дядька Хома.

Маля смотрела на них, пытаясь угадать смысл, глазки уже начинали болеть, а взрослые люди все разговаривали, открывая странные малозубые рты и глядели на нее. На похожее на человечье, только очень бледное, личико, на речные, мелкие да острые зубки и аккуратный, почти без облезшей чешуи, хвост. Они сами были такие странные: большие, грубые как коряги, в одежу замотанные.

— Бочка нам нужна, — объявил хваткий дядька Анчес. – Ехать далеко, воды чистой наберем, да с передыхами двинемся…

Тогда Маля в последний раз видела Днепр – хмурый, осенний, прощальный. А в памяти почему-то летним помнился: бескрайним, теплым, добрым, с ласковым плеском волн, вскриками пролетающих над водой птиц. Полный звуками, навсегда сгинувшими. А ведь как можно помнить – и правда, совсем ведь тогда мальком была.

И поездка в бочке помнилась. Ой, поганое дело та поездка! Воду меняли, но на шляху так встряхивало, что мелкий желудок к горлу подлетал. Русалочка смотрела в щелку, что повыше воды дядька Хома проковырял. Большие села видела, людей ужасное множество, страшных собак и огромных пьяных лыцарей. Было жутко и интересно. Вот только трясло так, что хоть на месте помирай. Но Ма-Ма были рядом, заглядывали, беспокоились. Маля знала, что если снулой станет, похоронят в воде, как русалке и надлежит упокоиться.

***

Само село Бабайку истомленная русалочка в тот раз совсем не запомнила. Но встречу с Оно-бабкой разве забудешь? Первая же береговая жительница, понимающая русалочий язык! Это уж только потом Маля узнала, что язык вовсе не русалочий, а общий водяной – на нем тысячи разных созданий общаются, и в озерах, и в морях, и даже самых сказочных Океанах. А в тот день Оно-бабка лишь покачала головой и сказала:

— Вовсе тебя закудхали, кроху такую. Э, с мордоса вовсе таранькой стала. Ну, иди сюда, нос промоем…

Маля не слышала ни слова, но по губам угадала все до последнего. Это ж бабка Лоуд была – самый умный дарк в мире. Русалочка живо познакомилась с кобылой по имени Белёсая, попробовала окунька со сметаной, потом сидела в ведре и смотрела, как Оно-бабка командует. Кто такая та бабка, Маля-Таранька не очень понимала, да и кто ж про Оно все понимает? Но чуяла русалочка, что бабка из своих, а раз живут речные средь людей, значит и русалочки могут. А когда Оно-бабка первую ложку ухи поднесла, научила как на нее дуть нужно, так и вовсе поверилось, что снулость откладывается.

— Вот и правильно. Не жгись и не теряйся, малёк, — одобрила бабка. – Хвостом будут дразнить – лепи сразу под дых. Если что, скажешь, что я разрешила. Хвост – дело естественное, это и Дарвин подтверждает. Ладно, про умного старика Дарвина потом расскажу. Эй, да что вы, мамки, нам зубы заговариваете?! – воскликнуло Оно-бабка, делая русалочке, выглядывающей из ведра, смешную «козу» на растопыренных пальцах. – Разливай, что там из ухи осталось! Докушаем, да и в путь. Дивные места вам обещаю, о скуке живо позабудете…

***

А ведь не обманула бабка. Если бабку Лоуд поднатужиться и научиться правильно понимать – так самый правдивый дарк на свете. А если ее кто не понимает – так не бабка в том виновата.

Первые дни на Амбер-озере помнились плохо. Взрослые были заняты, а Маля плескалась в заливе, гонялась за рыбой и старалась, как было обещано беспокоящимся Ма-Ма, не уплывать дальше мысика. Вода огромного озера была вовсе иной, незнакомой, но хорошей. Маля чувствовала, что на глубине есть кто-то из разумных, но не русалки – и то чувство было волнующим и пугающе интересным. Знакомство откладывалось, на берегу стучали топорами, строили временную хижину-халабуду. Приплывали с другого берега впадающей в озеро реки люди, помогали с бревнами. За рекой стоял большой хутор, называвшийся Глибоч. Местные на Малю смотрели с интересом, но без особого страха – здешние люди были куда умнее днепровских, хотя свой род примерно с тех мест и вели.

— От же какой поворот судьбы, — говаривал старый дед Грабчак, глядя на мелкую озерную поселенку. – Но правильный поворот. Вживайся, дивчинка.

Маля улыбалась доброму деду, пряча зубки. Мудрая бабка-Оно, очень доходчиво о вежливости объясняло – люди, они ведь все подряд немного дурноваты – пугаются самых обыденных вещей. Так зачем их беспокоить?

***

Много воды с тех пор утекло. Бабка-Оно и дядька Анч гостить приезжали редко, но уж бабка свою Тараньку не забывала – гостинцы присылала с каждой оказией. Потом и письма начали приходить. Маля, хоть и с изрядным трудом, но грамоту одолела. Со счетом было хуже – до десяти очень получалось, а дальше никак. «Особенность русалочьей разумности» — оправдал свою неудачу дядька Хома. Ну, считать за девчонку имелось кому – потихоньку артель дело налаживала. Зимами Ма-Ма работали в кузнеце Глибоча, а дядька Хома лекарствовал по даркам, людям и иному разнообразному скоту. В теплое время строили по берегам Амбер-Озера пристани. Хорошо строили – слух дошел аж до западного берега, потом и с города Нордвига на заказы приглашали. Заработок хороший, по весне, как теплело, собиралась полноценная артель: барки с Барсучьего Носа приходили, мастера собирали инструмент и чертежи, двигались к месту. Вбиванием свай понятно кто занимался – в этом деле Ма-Ме не только на Амбер-Озере, но и на всем Белом Проливе и Землях Ворона конкурентов не находилось. Дальше настил клали, укрепленье берега делали – осенние шторма на Амбер-Озере изрядно бушевали. Маля занималась разведкой дна под постройку – ответственное дело, в нем опыт и талант нужен. Сначала одна работала, потом навы в дело вошли – среди озерных нав тоже толковые и смелые девчонки имелись. Речные хвост-девы давно в людьми в договоре жили, но на Озере с этим туго шло – недоверие ощущалось. Когда Маля появилась, да сговорились с навами о подписаний обычных договоров, дело пошло прытко. Ну и с Земель Ворона помогли – приезжало оттуда в Нордвиг уважаемое посольство, даже состязание устраивали по очень глупому фут-болу – это днем-то, когда из воды и не выйдешь?!

Росла Маля-Таранька трудно. Непонятностей имелось много. Никто в озерной округе не знал как речным русалочкам положено взрослеть. Про мерроу[1], асрай[2] и нав – сколько угодно узнать можно. Собственно, навы все время рядом жили, особенно Вана и Фрина – подружки с самого малькового возраста. Советов давали вдосталь, но все же Маля организмом от прочих отличалась. Особенно, ночами. Ма-Ма считали что дитю нужно в хате спать, как положено христианскому созданию. Да только не получалось как положено – поваляться на сухой постели было даже в удовольствие, но всю ночь разве выдержишь? Да и кто спал на хуторе до рассвета? Ма-Ма и дядька Хома вечеряли, и как надлежит, спать ложились – всё как у людей. Но все ж родичи не совсем людьми были и на пустое спанье время тратить не умели – едва полночь минует, уж на ногах, хозяйством занимаются. Это когда никого нет. Если гости, или где на выезде стройка идет – ворочаются, но терпят, поскольку человеками нужно оставаться. В общем, Маля в родителей пошла – за полночь подремлет, потом кожа сохнет и начинает свербеть, лучше пойти окунуться, да погулять по берегу. Ночные ноги от безделья болеть начинали, особенно в коленках. Пока бегаешь по роще, вполне хорошо, а стоит присесть или встать неподвижно – такая ноета начинается. Да Маля и не дура какая, чтоб столбом стоять если бегается. Вообще-то, Вана с Фриной завидовали – им-то от воды вообще никак. Маля подружкам цветы лесные носила, грибы и ветки лещины с орехами рвала. Всем известно, что навы до орехов большие охотницы, так ведь бедняжки-то и не видели как лакомство растет. Ну и вообще много чего Маля хвостатым подружкам рассказывала и показывала. Приплывали к хутору и взрослые навы, всяческие вопросы уточняли. В воде Малина глухота не особо мешала – воду, её чувствуешь, разгадать смысл слов легко. Понятно, важные вопросы спешки не терпели: пока суть дядьке Хоме перескажешь, потом вместе с дедом Петро обсудишь, уж потом вопрос нав в Нордвиг отправиться, да и жди, пока обратно вернется. Хотя и куда торопиться? На Амбер-Озере солидные люди и дарки живут, без суеты обходятся. Правда, той зимой, что потом «Лютой» назвали, пришлось и спешку проявить. Горожане успели в самый раз: стаю нав, что у Болотного Ручья в ледовую ловушку попала, изо льда чуть ли не поштучно выпиливали, и к открытой воде на санях переправляли. Маля ту ночь очень даже запомнила: и как между костров бегала, и как лед на звонком морозе сиял. Жуткая ночь была, но благополучно оконченная.

Может стать полезна огромному Озеру одна полуграмотная русалка, да еще и глухая как пень? А почему не может, если не совсем дура, да и в обществе живет? «От каждого по способностям, каждому по особенностям» — говаривала бабка Оно, а уж она-то знала, о чем сказать! У бабки Лоуд громадные знакомства имелись – с Великий Океан размером. Дважды прилетала на «дерижопле» - не, то не птица такая, а хитроумный летучий пузырь с двумя печками-двигателями. Очень мудрое устройство – такие на всем Амбер-Озере только деду Грабчаку приходилось раньше видеть. Маля рискнула, и к самым звездам поднялась – капитан пузыря, старинный бабкин сотоварищ, очень одобрил такую смелость. А уж Ма-Ма как ругались…

В общем, хоть и знала Маля, что она «мутант», по своей сути никчемный и ущербный слухом, но была все время при деле и очень даже нужная что даркам, что людям, что родителям. И всякие мысли в глухой голове имелись, даром что к арифметике мало приспособленной. Но ту науку тоже удалось превозмочь! Сама Леди-с-Медвежьей помогла. Очень известная личность, если кто не знает. Леди раз в год, а то и чаще, если оказия случалась, наведывалась в Глибоч-заводь – с дедом Петро они были давно знакомы. Маля столь благородную и строгую даму побаивалась – как сверкнет зеленым холодным глазом, так сразу и нырнуть хочется. Но как-то переговорили коротко – оказалась, не такая уж и страшная. А весной купецкая барка специально завернула в залив, привезла письмо деду Петро и книжку специально для Мали. Не особо толстая книжка, рукописная. Там очень подробно и со смешными картинками объяснялось как можно циферы запоминать. Дядька Хома сказал, что о таком странном способе не слыхал, но отчего не попробовать? Отсчитывать до пятидесяти Маля за лето научилась. Дальше сложность возникла, но и с нею управились.

Много всякого разного на Амбер-Озере происходило, всего разве упомнишь. Быстро росли хвостатые девки. Вот и всякие перемигивания и лукавства с хуторскими хлопцами началось, но со сдержанностью. Ма-Ма обещали, что если кто-чего, то от хворостины и на дне не отвертится, и смотреть кто там родная, а кто чисто навского происхождения, не станут, ибо нужно приличия блюсти. Твердый характер и сильные руки Ма-Ма многие на Озере знали и глупостей не творили. Но самой Мали всяческие игривости были неинтересны. Если днем имеется хвост, сильный, но не особо прельстительный, а ночами ноги шибко длинные и, откровенно говоря, хрупковатые для нормальной девки – кому такое двуличное чудо интересно? Личико еще ничего (особенно если его серебряным монистом подчеркнуть). Ну и що? Любое гладкое личико среди чешуйчатых мордашек нав завсегда в глаза бросается, да ведь и оно, по правде говоря, худовато. Ну, что то за щеки такие? Истинно, Таранька, она таранька и есть. Волосы добрые, с ними Ма-Ма сколько возились, расчесывали. Густые кудри, того не отнять, а приглушенная глубинная зеленца придает пышность и даже некое благородство. Но все равно не любила Маля перед зеркалом вертеться. Хотя там, у зеркала, всегда весело было.

Общее зеркало не так давно на Озере появилось. Это когда на Трех Камнях построили заведение, которое дед Грабчак нарек «Клубом культуры и отдыха Озерный Интернационал». Ну, те замысловатости, что выговорить невозможно, не прижились, потому обустроенный островок просто «Клубом» именовали. Заведение задумалось странным: чтоб без пива, джина и завлечений там обходилось, но с музыкой и «библиотекой». Что такое эта библитека мало кто понимал, да и не верили люди, что будет интересно без джина, а навы смеялись – как без завлечений-то? Оказалось, любопытно вышло. Дерижопели раз в месяц взялись газеты привозить: и «Кэкстонский храмовый альманах», и «Столичные сплетни», и заумный «Королевский юрист». А уж какие споры лихое «Око спорта» вызывало! Потом начали в Нордвиге «Городской листок» выпускать – очень полезные новости и каждую неделю с первой попутной лодкой. Весной в библитеке и далекий «Глорский берег» появился, а потом «Вести Белой Короны» — эти, конечно, неравномерно доставлялись, зато с самых морских городов. Казалось бы, какая даль, а ведь тоже люди и дарки живут.

Приплывали к Клубу фоссегримы[3] и диковатые роаны[4], — почти вовсе дикие озерные жители, смотрели в зеркало, спущенное к водному этажу, дивились себе, слушали, как газеты вслух читают. Сразу, конечно, сложно всего понять. С музыкой было проще – проезжие музыканты и просто любители, спеть и сыграть считали большой честью в Клубе выступить. Очень верно – где еще такого слушателя найдешь? Сама Маля хоть и не могла слышать, но смотрела с большим интересом. Клуб достраивали каждый теплый сезон, то требовалось пристань укрепить, то почтовый Пост расширить. Почта оказалась очень интересным делом: адресов на Амбер-Озере пока не имелось, слали письма или в Клуб, или в Нордвиг. А уж как удивительно было, когда пришло письмо адресованное «Мале Сирок-Озерной». Из самого Глора писали, с южного теплого моря! Просили у родителей выспросить о сказках и сагах Старого мира, записать по возможности и переслать с оказией – в конце лета дерижопель ожидался. Стеснялась Маля, но ответное письмо старательно готовила, дядька Хома помог – он много старого помнил.

Забрал почту строгий капитан дерижопеля, но прежде передал гостинцы от бабки Лоуд: заколку красивую, сборник Глорских саг и загадочную картинку, именуемую «открыткой». Нарисовано было тонко, умело и сложно: с пожарами и целыми армиями воюющих людей. Но уж очень непонятно. Дед Петро пояснил, что событие называется «С днем падения Бастильи!» - имелась такая война в древние времена. Открытку повесили в рамке на стене в библетеке. Кроме личных подарков, передала бабка Лоуд для Клуба великолепнейшую машину именуемую «шарманкой». Корпус у механизма был истертый и даже с зарубками от клинков – не иначе редкостный трофей в той Бастильи и отбили. Но играл механизм исправно, слушали его и дарки, и люди, из самого Нордвига лорд-мэр с женой и наследниками приплывал, дабы послушать, а потом прислал из города стол с инкрустацией, специальный подшарманочный.

***

Жилось на озере интересно и хорошо, вот только той самой осенью и началась Башенная война. Нужно признать, Маля много разных глупостей про русалок прознала: болтали, что непременно они танцевать должны и с принцами знаться – спасать и замуж за тех красавцев выходить или на крайний случай на дно утягивать. Сказки глуповатые. Но даже в той чепухе ничего не говорилось об участие русалок в войне. А ведь пришлось. Куда деваться, если война сама в хату лезет?..

Тот день Маля хорошо помнила. Вынимали сети – чир шел добрый, жирок нагулявший. И вдруг вздрогнуло всё. Замерли в лодке Ма-Ма, оглянулся на озеро дядька Хома…

… Висели в легкой туманной дымке яркие звезды, мигнули, погасли, вновь загорелись, прибавив вверху яркого кроваво-красного светляка. Маля понимала, что звездная россыпь мерцает чуть восточнее Еловых отмелей, но там и барки не ходят, и вообще…

Дядька Хома что-то говорил, Маля глянула, прочла по губам:

… — началось, нехай им пятки припечет…

Сеть поспешно подняли, двинулись к берегу. Маля плыла впереди лодки, пытаясь догадаться: уже было понятно, что Пришлые явились, но отчего такие огни и в воздухе висят? Неужто с дерижоплями заявились? Навстречу, через протоку уже шел челн – в Глибоче огни углядели, и сзывали округу на совет. На случай вторжения Пришлых имелся общий план, как и что делать, но кто ж знал что незваные гости с летучими огнями нагрянут?

Позже выяснилось, что огни вовсе не летучие – ветер разогнал дымку, и обитателям Амбер-Озера стало очевидно, что воздвиглась посреди водной глади невиданная башня: высоченная, из железных дырчатых балок, с широкой площадью над водой и замысловатыми трубами и загогулинами. Высилась она кривовато – понятно, что среди Еловых отмелей ни на якорь ровно встать, ни на песке толком не растопыриться. Дядька Хома щурил правый глаз, напрягал зоркость и объявил, что у Башни лодки на воде вертятся, а может и барки.

Было решено немедля отправить рыбью почту в Нордвиг и Костин, и известить лесовиков. Далее следить за Башней, попробовать переговоры переговорить, но с величайшей осторожностью. Всем известно, что ежели Пришлые гурьбой заявятся, то почти наверняка буйство учинят. Об этом и в Секретном Служебном Указе разъяснялось, который даже дети знали, да и вообще в приозерном краю, пусть и малонаселенном, в каждой семье, или кто из Пришлых имелся, или их дети-внуки. Уж какие тут иллюзии – о недобрых нравах Старых миров каждый знал. Оттого и было велено к Башне не соваться. Дед Грабчак решил выждать, пока гости в себя придут: пусть оглядятся, а уж потом можно к ним отправиться для разговора.

Но как водиться, нашлись излишне любопытные и нетерпеливые. На третий день стайка нав с северного берега подплыла к отмелям, поглядеть на Башню. Что там конкретно произошло дарки объяснить не могли — перепугались и поранились сильно. Выскочила к ним воющая пузатая лодка неимоверной быстроты, швырнули с нее вроде бы бутылкой, крепко бабахнувшей в воде, а потом принялись стрелять чем-то сверкающим. Одну раненую наву подруги утащили, но она еще до берега померла, еще две хвостатые так и сгинули. Навы тряслись и плакали – не лазутчицы, а бестолочь наивная. Но на Башне определенно сидели люди. Тьфу, кто бы сомневался…

— Мушкеты у них имеются, — сумрачно признал дядька Хома. – А где мушкет, там и гаковница.

— Может и афтоматы, — молвил бывалый дед Петро и закряхтел.

Наутро он сел в челн и объявил, что на переговоры едет. Остальным ждать результата, и не высовываться. Подмога подойдет, с ним опытное командование, тогда уж и развернется дело. А пока дипломатическая работа, пусть и сугубо хуторского образца. Многочисленное семейство Грабчаков страшно взволновалось, но перечить не решилось – дед Петро знал что делает, что тут скажешь.

— Дозор нужен, — внезапно для себя сказала Маля. – Я глушенная, мне нестрашно. За лодкой пойду, присмотрю издали.

Вся пристань на нее смотрела, вроде все знакомые, а даже как-то неудобно. Вроде нескромность проявила, да еще, наверное, и сказала путано – когда себя не слышишь, язык не очень-то ловок. Дед Петро заворчал, но Маля твердо знала, что дело говорит – нельзя дипломату без присмотра плыть.

Вволю надавали указаний: про осторожность и про «дистанцию стрельбы». Маля обещала твердо следовать. Наконец, отправились. Уже на плёсе рядом с дозорной объявились Вана с Фриной – нельзя сказать, что неожиданно.

— Не оставят, значит, подружки? – пробурчал дед Петро, размеренно работая коротким веслом. – Ну, что ж, может оно и правильно. Только наперед не суйтесь, а то грех на мне будет.

Юные навы показали, что осторожность соблюдут, они не какие-нибудь шалохвостые дуры с северного берега.

***

…Скользили легкие тела сквозь прекрасную озерную прохладу. Хотелось челн обогнать, во всю мочь хвостов понестись. Но дед Грабчак был в возрасте, двигал веслом потихоньку, да и вообще мелковат челнок для волн осеннего Озера. Маля придерживала подруг, напоминала, что не одни плывут. Как обычно, принялись обсуждать людскую природу: как в таких неудобных и чувствительных телах можно жить? Ванка с Фринкой хоть и рядом с хутором выросли, но удивляться и посмеиваться над смехотворностью людей никогда не уставали. Маля, хоть и защищала людскую природу, но многого и сама не понимала. Вот Ма-Ма когда дочу обнимают и то через миг жарко становиться, хотя они и не совсем люди. А если вовсе человек касается – он же как печка, раскаленный. Да еще как начинает потеть – то ж чистый ужас! Тю, то лучше и не представлять…

Высилась над водой огромная Башня – сколько недоброго в тех пересечениях железа угадывалось! Горел одинокий тусклый огонек на верхушке – в последние дни с фонарями у Башни не особо получалось, наверное, и вправду механизмы портятся, как дед Петро предсказывал.

— Ну, девоньки, ближе не плывите, — строго указал дед. – Далее я сам двинусь.

— Ты сторожко, дедусь, — попросила Маля.

— Да что мне, старому пню, сделают, — усмехнулся в сивые усы дед. – Ежели не вернусь, перескажешь всё что видела. О мелочах будет командование выспрашивать, так что все запоминай со вниманием. Ты толковая, справишься…

***

Дед не вернулся. Хвостатый дозор видел, как навстречу к челноку метнулась пузатая лодка, мигом зацепила, поволокла к Башне. Звука мотора Маля не слышала, но его зуд ощущался через воду. Лодка ушла под площадку башни, было видно как крошечные фигурки взбираются наверх…

Девчонки ждали долго. Рассмотрели еще две лодки, да что-то вроде плота, но железного строения – раскачивался под брюхом Башни. Вверху возились люди – рассмотреть их было трудно, но временами вспыхивали таинственные синие огоньки, дрожали крошечными факелами. Колдовство или кузня какая-то таинственная, Маля понять не смогла. Начало темнеть, с северной стороны донесся зуд – приближалась пухлотелая лодка, но размером побольше давешней. Дозорные на всякий случай нырнули – и дед Петро, и дядька Хома предупреждали, что у Пришлых могут быть дальнозоркие трубы, а то и вовсе хитроумные устройства, что любую лодку могут издали заметить. Но лодка благополучно ушла под Башню…

— Это у них лазутчики, — пояснила Маля подругам. – К островам, небось, ходили.

Навы согласились. Вообще этот день, проведенный ввиду Башни, сильно повзрослеть заставил. И железо криво над озером воздвигшееся, и недобрые запахи, коими была полна вода. Очень мерзкие Пришлые, уж это сразу чуется.

Искушения приблизиться к Башне под покровом темноты Маля избежала. Пора было уходить, деда, наверное, так и не отпустят. Хорошо, что в воду не скинули – может, еще жив, не замучили.

— Домой идем, — указала Маля.

До хуторского залива домчались мигом – пронизывать чистую озерную воду после целого дня страшного ожидания было истинным наслаждением. Открылась пристань – вокруг ни огонька – блюли хуторяне правило войны.

— За ухи бы вас оттаскать, — молвил изведшийся в ожидании дядька Хома. – Вовсе запропали. Что там?

Маля изложила, стараясь ничего не упустить. Подруги, кивали и показывали на пальцах, подтверждая. Все население двух хуторов, включая малых пра-правнуков деда Петро и собак, собралось на пристани и слушало-смотрела с полным вниманием, да и в воде было тесно – все окрестные навы и роаны собрались.

— Что ж, готовиться будем, — объявил дядька Хома. – Посты вам всем известные, дозоры по мысам уже стоят. Бдительность щоб удвоить! Если что – сразу в дымы сигналим и водой извещаем. Подмога уже идет – рыбья почта известила. Завтра-послезавтра воинство здесь будет.

— А дед наш как же? – сумрачно вопросил один из старших внуков Грабчаков, тиская рукоять огромного топора.

— Отобьем, — заверил дядька Хома, оправляя кушак, забитый плотно оружием. – Но по плану и без чудачеств.

Маля подумала, что никогда не видела у хуторских столько оружия – вон его сколько по хатам, оказывается, запасено.

— Надо с Клуба сторожей забрать, да знак вывесить, вдруг кто туда случайно заедет, — сказала Маля, старательно ровняя голос. – И шарманку с зеркалом забрать. Пришлые рыщут, непременно наткнутся, да обберут.

— Да и книги бы забрать, — спохватился дядька Хома. – Это же сколько нам такую библиотеку вновь собирать, ежели пропадет?!

Двинулись на двух лодках - «дубовках». Юных нав, как уставших, хотели дома оставить, да какой же тут отдых?! Маля сразу сказала, что «не время щас пироги с угрятиной жрать».

Шли без огней, лодка Грабчаков слегка отставала – ежели Ма-Ма на весла сели, с ними попробуй, сравняйся. Шестеро нав и Маля скользили под волнами впереди лодок – дозорность требовалось усилить.

И ведь не зря усилили. Мерзкий запах от лодки Пришлых угадался еще до того как знакомые островки Трех Камней открылись. Маля почти видела – вот этак, с северо-востока лодка Пришлых прошла и навоняла. Там они, прямо на Клубе. Эх, опоздали чуть…

…Светил маячный огонь над шпилем клуба, мелькали странные лучи яркого света над между свай. Хуторские лодки встали, гребцы вглядывались в столь внезапно ставшие чужими постройки.

— Знаю, что там такое, — сумрачно проговорил дядька Хома. – То батарейные фонари.

— Да в них и вреда только яркость, я такие видел, — пояснил один из внуков Грабчаков.

— Где этакие фонари, там и мушкеты с пистолями, а то и похуже найдется оружье, — предостерег дядька Хома. – Всё, поворачиваем оглобли. Пропала наша шарманка, ничего тут уж не попишешь…

Маля в темноте движенья дядькиных губ едва разбирала. От же обидно – прямо до слез. Неужто, так всё и бросить?!

Вздрогнули лодки, разом обернулись к Клубу и люди, и навы.

Маля ухватила за локоть подругу – что?!

«Кричат» — показала Вана. – «Девка кричит».

В Клубе из девчонок только дочка сторожа могла остаться. Это если случайных гостей западного берега или с Уболотья не принесло.

Может, и еще кричали, Маля не поняла, но видела, как взялась за молот Ма-Хелена.

— Не дело, — строго молвила Ма-Элена, туже затягивая платок.

— Ну, що ж, пошли раз уж так, — кивнул дядька Хома. – Лодки в засаде, как начнется, так подлетайте. А вы, щучье племя, вперед не лезьте, а то так по хвосту надеру…

Семья Сирков, поочередно, дабы не перевернуть челн, перевалилась за борт, Маля тут же нырнула следом – под водой родители подслеповаты, вести их нужно…

***

… Шли томительно медленно, но к отмели выбрались точно. Дядька Хома пригрозил кулаком – шоб здесь все остались! Потыкал пальцами, указывая как навам в стороны разойтись. После этого три фигуры по горло в воде двинулись под сваи, их сопровождала Фрина – ямы могут попасться, и для иных случаев.

Мале выпало у причала сторожить. Пузатая, словно из огромного бычьего пузыря надутая лодка покачивалась на воде. Воняла она ужасно, Вана трогала борт, удивлялась его тугости. А Маля прямо и думать ни о чем не могла – только как там Ма-Ма и дядька? Вот же глухота проклятая, житья от нее никакого нет…

… Как всё вышло, потом показали-рассказали. Родичи прошли под настилом – голоса доносились прямо из Шарманной комнаты – оказалось туда чужаки и сторожа с дочкой загнали, и двух рыбаков, случайно в Клубе заночевавших. Разговор там шел громкий, но малопонятный: чужаки на Всеобщем языке дурно говорили, и их допрос особой понятности у озерного народа не получал. Дядька Хома решил, что вороги родом из шведского племени (что из каких-то неведомых «кор-ейцев», уж потом прояснилось). Чужаки вели себя неприлично, особенно с дочкой сторожа норовили набезобразничать. Пришлось в два молота ударить по сваям. Те опоры и крепления семья Серков знала уж на что хорошо – настил с четырех ударов перекосило, гости, едва успев взвыть-завопить, посыпались в воду. Светильник под крышей уцелел и недурно осветил водяную часть зала – и работающие молоты никого из местных не зацепили. Сторожа и рыбаков дядька Хома успел отшвырнуть под настил библитечной комнаты, умудрился поймать валившуюся в воду шарманку. Тут сверху взялись палить из коротеньких многозарядных мушкетов двое ворогов, что удержались на покосившемся полу. Мушкетные кули зацепили дядькину голову, да еще порвали его почти новую душегрейку. Ма-Хелена вовсе обозлившись, метнула молот вверх и раскроила башку одному из стрелков, второй ударился в бега. На том сраженье под Шарманной комнатой и кончилось..

…Там кончилось, но настало время боя у пристани, потому как шалопутный беглец туда и ломанулся. Засадная команда затаилась за пузатым бортом, но не учли девки, что лодка накренится. Бухнувшийся с ходу ворог упал на четвереньки и прямо за бортом увидел мордочку Ваны – оба заорали, нава не особо слышно, зато косорылый враг так, что чуть всех живых и полуживых не оглушил. Но Вана просто испугалась, а у разбойника в руках оружье было. Две подряд вспышки ослепили Малю, она только и успела понять, что подружка пытается нырнуть от короткого оружия, да не успевает. Вода передала судорогу страшной боли – юная нава страдала ужасно…

…Что на Малю нахлынуло, понять русалка и позже не могла, да и не особо старалась. Но все помнилось, словно долго-долго то тянулось. Взметнулась рука русалочья, ухватила незваного гостя за рукав странной куртки, скользнула в тепло к запястью. Холодные пальчики, почти ледяные, зато уж какие вкрадчивые. Улыбалась Маля в лицо раскосое, тянула к себе. Нет, не выдергивала, не тащила в воду. Он сам пошел, сказал что-то непонятное и за борт соскользнул. Почти сам, почти с радостью. Пухлая куртка шаром вздулась, тонуть не хотела, но Маля обвила руками незваного гостя под тем глупым поплавком одежи, помогла высвободиться и к милому дну пойти. Ох, как сладенько было в темноту погружаться, нежась в объятии ласковом, как хорошо от шума, света и иных беспокойств уходить. Ближе ко дну забился раскосый гость в прохладном объятии, и тогда Маля с превеликой охотой его в шею поцеловала, мигом и свитер продрав, и плоть горячую…

… Дядька Хома любил назидательно рассказывать, какая имелась в былые времена вредная горилка, и как от нее головы самых смелых казаков пьянели да дурели. Что можно сказать? Иной раз кровь врага вот так же голову кружит…

… Раскосый гость в последний раз вздрогнул, да на дно покойно лег. Тут Маля опомнилась – ох, тыжбожежмой? С подружкой-то что?!

Навы уже подоспели, подняли со дна Вану – с той было вовсе плохо, ранило в спину и грудь – прямо клоком плоть вырвало, исходила кровью бедняжка. Но дядька Хома уже был тут, хотя и у самого попорченный череп задетой костяшкой оттопырился. Бинты в лодке имелись, прытко забинтовали юную наву…

— Кровь остановим, да зашить спробуем! – озабоченно сообщил дядька Хома. – Ну-ка, в лодку, да поживее!

…Должно быть, еще никогда так быстро не носились по Амбер-Озеру челны – во весь дух гребли неутомимые Сирки, толкали с кормы долбленку взволнованные навы. Вмиг понеслись, в бурунах и брызгах до хутора. Маля волновалась – не доживет подружка – уж совсем неподвижно хвост вытянула.

Влетели в бухту – оказалось на берегу полно незнакомого народа: почти два десятка мечей, и из Кэкстона, и из Медвежьей, и даже из столицы Ворона знаменитая Королевская Ведьма успела прибыть. И Док был – тот самый доктор и со своим волшебным сундуком. Тут Маля и Фрина чуть успокоились – вылечат подружку.

…Таскали воду в хату – там все сияло светом, зажгли что имелось. Вана лежала на знакомом столе, но туда Малю не пускали – ведра с озерной водой оставляли на крыльце. Воды натащили, чуть ли не пол-озера, даже удивительно. Маля пошла к сходням, пояснила даркам как дело обстоит, потом сидела на корточках, крестилась и молитвы шептала. Подружки в воде тоже всхлипывали и креститься пытались – они неумелые, но им проститься. Потом вышел Док и довольный дядька Хома. Объяснили, что операция выдалась уникальная, но все прошло удачно. Уход и наблюдение требуется, поскольку с навами все очень непросто. Но жить Вана будет. Потом еще красоту требуется подправить, но жить-то уж точно будет.

У Мали прямо как тяжеленный валун с души упал. Но тут подошла Леди из Медвежьей и сказала, что делом нужно заняться. До самого рассвета Маля и Фриной поясняли, что и как у Башни видели. И про мачты, и про огни, и про лодки, и про то, что вверху страшного сооружения труба крутилась. Объяснять было делом нелегким, но нужным – военным людям требовалась каждая мелочь, дабы смертоубийство случилось быстрым и своих не задевающим.

С рассветом пришла лодка с гонцом — прибыли боевые барки с Нордвига, затаились за островами. Маля с Фриной к тому времени так вымотались, что уплыли в заветную пещерку, да там до полудня проспали.

Собственно, в тот же день Башенная война и закончилась. Как и надлежало, без бурного кровопролития и лишних потрясений. Команда Королевской Ведьмы напустила на Башню узкий штормовой вихрь – колдовство сильное и точное, но не сказать, чтоб уж очень небывалое. Под ударом умелых погодников и так криво стоящая Башня не удержалась, да и завалилась. Опрокидывали ее не особо резко, давая врагам спуститься вниз и сесть на лодки и плоты. На тот момент Маля находилась в «резервном отряде спасательной подводной флотилии» нацеленной на спасение деда Петро. Но особо спасать деда не пришлось – он и сам себя спас. Когда подошли барки, дед Петро сидел в оранжевом плотике сам по себе, и гаркал, указывая на лодку, где начальство врага устроилось. Особого сопротивления раскосые гости не указали – они и так не в себе были, а уж падение Башни их вовсе доконало. Пытался пальнуть из ружья-мушкета один косоглазый герой, но его живо подстрелила ловкая лучница из Медвежьей. Удрала одна прыткая моторная лодка – за ней и не гнались – куда она денется? Сдались беглецы через три дня, сами вышли к хутору на Мыр-мысе. За ними навы шли дозором, так что в тот же день беглых героев барка забрала.

Как всем известно, война дело дурное, а хвост у нее безразмерно-вонючий. На островах стоял до самого лета трудовой Косой Лагерь, искупали пленники свою вину тяжелым, но справедливым трудом. Понятно, самим им было не управиться, помогали и стражники Нордвига, и хуторяне, и навы с иными речными жителями. Кому хочется, чтоб их дом изгадился? Конечно, с самой Башней что-то сделать трудно, но уж поднять со дна всякие механизмы, а главное, громадные бочки-баки с топливной отравой, было необходимо. Хорошо, что еще по льду с большей частью работы управились. В общем, то была большая и интересная, но отдельная история.

Той зимой случилась с Малей история не столь странная, кому показавшаяся и вообще неинтересной. А может и вообще не история, а так жизненная мелочь. Внезапная. Был на нордвигских барках один такой парень из стражников. Крепкий, но не особо выдающихся статей. Голубоглазый, вот и все отличие. Но отчего-то сталкивалась с ним Маля очень часто. То у полыньи, то на санном пути, а то и вовсе в Клубе, где кроме старой шарманки, появилась и новая, с эл-ектрическим приводом. По правде говоря, особых достоинств в новой музыке Маля не разглядела, разве что на этой огоньки красиво бегали. Но дело, конечно, не в огоньках. Смущал русалку упорный нордвигский стражник. Вот все время он – в свою смену, не в свою, — у проруби или в лодке. Прямо никуда от него не деться. Хуже всего, что и деваться не очень хотелось. Уж очень хорошо Маля понимала – прямо еще до того как губами парень шевельнет, понятно что скажет. А он еще такой чудной, усы и бородку сбрил, чтоб лучше слова читались.

Все это было и глупо, и…

***

Весной вся полусотня нордвигского войска отправилась домой, а Маля вдруг занедужила, от какой-то непонятной очередной странности. Что у русалок за здоровье, вроде и не болит ничего, а как-то неуютно и скучно, что просто никакой возможности… Не надо было тогда целоваться. Он же вроде такой горячий, что прямо уж и не чувствуется, как жжется…

Нужно было с кем-то поговорить, поскольку от нав особого толку не имелось. Нет, советов они давали в изобилии, но все те советы в охотничью сторону вели. В библитеке тоже по делу не особо много имелось – в сагах уж так поэтично написано, что прямо как хочешь, так и понимай. Иных книг имелось маловато, да и тоже как-то об ином. Пришлось осторожно спрашивать у родителей.

— Дурь у тебя! – сказала Ма-Хелена.

— От то точно, дурь, — согласилась Ма-Элена, посмотрела на сестру пристально. – Хотя нам самим выбирать было нечего. Один Хома и имелся.

— Так, а чего и выбирать? – удивилась Ма-Хелена. – Всем добрый казак. И не пьет. Хорошо же живем.

То была правда, но какая-то на куцик малость схожая.

Маля подумала и спросила у самого дядьки.

— Вопрос философский, — согласился дядька Хома, потирая доблестную заметку на виске. – Но я тебе, Таранька, вместо батьки с самого, можно сказать, первого дня. Ну, вернее вместе с Анчем мы тебя за батьков, но где этого нечертового демона таскает второй год, он и сам, подлюка, не знает. Хоть бы заявился проведать, гишпанская бессовестная морда. Да, так о философском. Врать тебе не стану – нету у меня ответа на столь сложный вопрос. Мы с твоими мамками, люди, да еще полумертвые. Смотрим на теченье жизни однобоко. Вопрос важный, нужно у кого-то знающего спрашивать. Вот появиться твоя бабка, — то самое всезнающей Оно, чтоб ей…

Бабки все не было, а мысли и сомнения мучили. Весной, с торговыми барками заехала проинспектировать место военно-вонючего крушения Леди-с-Медвежьей. Вместе с барками приплыли и речные южные навы – для осмотра Клуба. С ними вернулась и Вана, бывшая на излечение и улучшении организма. Очень было радостно – выглядела подруга очень здоровой и повзрослевшей, особенно в той части, что излечивалась. Обсудили – не мешают ли улучшения плавать – оказалось «обтекаемость» докторами предусмотрена. Рассказывала подруга и о многом ином чудесном: про реки, замки и огромный город Дубник.

Случай сам подвернулся – Леди-с-Медвежьей русалку не забыла, передала отдельную королевскую благодарность за «отлично проведенную разведку перед битвой за Башню» и спросила о планах на жизнь. Нет ли желания мир посмотреть, глянуть на иные реки и озера? Понятно, через год-два, когда окончательная взрослость придет.

Маля честно признала, что о таком еще не думала, но непременно осмыслит. И попробовала вопрос задать. Оказалось, светловолосой аристократке не обязательно всё до последнего объяснять, она и намеки вполне понимает.

Отвечать Леди не спешила, постукивала красивыми ногтями по литой рукояти своего оружия, думала. Потом сказала:

— Не стану говорить. От тебя всё зависит. Ты на здешних землях одна такая, значит, и решать тебе самой.

Коротко было сказано, и не особо ясно, но ощутила Маля некую уверенность. Вот действительно – кто русалке указ? Стараться нужно, все и выйдет как нужно.

***

Длинное было лето, а промелькнуло быстро. Строили недалеко от Нордвига пристань. Маля ждала, хоть и не подавала виду. Много приходило лодок, из города и вообще, даже косоглазые приплывали со своего нового Пусан-поселка, меняли хитрые винты и проволоку на муку. Только кого ждала, так и не было. Ну и сам виноват, балбес.

На Мученика Мирона[5] наконец-то прилетели гости: и дядька Анч, и летучие письмоносцы с огромными мешками писем для всего приозерного народа. Ну и конечно, бабка Лоуд – со свежим шрамом на руке, но бодрая и веселая. Рассказала, как с им-при-лизмом на Лай-Хирон дралась, подарила устрашающий нож-мачет и дивной красоты раковину.

Вечером сидели, смотрели на озеро:

— Хорошее место, — признала бабка, жуя пласт семги, щедро политый свежим медом. – Но надо тебе, Таранька, всё же и на море взглянуть. Оно того стоит.

Маля согласилась, что неплохо бы и взглянуть и задала вопрос:

— Фигня, а не проблема, — мигом ответствовала Оно и принялась облизывать пальцы. – Эксперименты нужны. Когда ж если не в молодости?! Ты девчонка не глупая, управишься. Да в тебе столько достоинств, что любой хлопец глаз положит! Я бы на месте самцов только в глухонемых и влюблялся. Это ж с бабами вообще невозможно дело иметь – так и болтают, так и языком молотят! Но, такое сокровище как глухонемость, встречается редко. Так что учти — половина успеха уже имеется. Не теряйся и всё будет.

Маля улыбнулась.

— Вот и я говорю – всё в наших руках, — поддержала бабка. – Я кстати, подумываю – может мне замуж выйти? Хотя бы на пару лет. Хороший человек. Из основоположников! Заслуживает немного счастья…

Гости улетели через три дня – их ждала почта, шпионство и борьба за единение всех трудящихся.

В первые дни осени плыла Маля от Еловых отмелей и встретила под вечер пару знакомых нав.

— У вас там лодка большая стоит, у Плешивого мыса, — показала одна из подводных. – Ты бы заглянула.

— А что там?

— Да как сказать. Ждут кого-то. Вдруг тебя?

А ведь догадалась Маля. И узнала издали. Хоть малая новая барка постройки западного берега вовсе незнакомая оказалась, зато фигура на корме очень даже знакома.

Маля вынырнула у большого поплавка удочки:

— Эй, хозяин, да здесь и рыбы почти нет.

— Двух поймал, а больше мне и не надо.

Улыбается. Бородой зарос, не особо чесанной. Но говорит по-прежнему очень понятно.

Поскреб бороду:

— Сбрею. Я на Скальной верфи барку купил, да самому достраивать пришлось. Торопился, да только пока освоился...

— Отчего к хутору не подплыл?

— Так может не ждут меня там.

— Может и не ждут, — прищурилась русалка. – Письма ждали. Хотя бы в Клуб. Боги того великого подвига не дозволили?

— Маль, так я неграмотный. Только расписаться умею,— признался невежа.

— Ну и дурень, — улыбнулась Таранька. – И что мы с тобой такие глухие да бестолковые делать станем?

— Поднапрячься придется…

Правильно сказал. Если в жизни поднажать и не глупить, всё сложится. Даже у мутанта. Что, кстати, за ругательство такое странное?

[1]Мерроу – водяные фейри из ирландского фольклора, имеющие некое сходство с русалками.

[2]Асраи – отдаленные шотландские родственники русалок.

[3] Фоссегримы – водные дарки родом из Скандинавии, склонные к оборотничеству и вуайеризму.

[4]Роаны – робкие дарки, в воде имеющие вид тюленей. Прародина – Шотландия.

[5]День Мученика Мирона – ориентировочно 30 августа, с поправкой на тамошний календарь