Хроники семьи Волковых

Наводнение

Особенностью улицы «Довгой» была не только её большая длинна, а и своеобразная конфигурация. Дома, теснящиеся по обе её стороны, стояли на пригорках, а сама улица тянулась между ними в небольшой низинке. Весной, когда разливалась река, её затапливало так, что ходить становилось невозможно. Жители в такое время передвигались по дворам соседей, а переходили на другую сторону по мосткам.

Недалеко от дома Волковых тоже был мостик, и по нему ходили за питьевой водой к колодцу. Два колодца с грязной, технической водой имелись в самом дворе, но питьевую приходилось носить с другой стороны улицы. Брёвна мостка скользкие, Аня боялась по нему ходить. Да её за водой и не посылали. А вот сидеть на этих брёвнах, свесив ноги в воду или ловить с мостика головастиков — это очень нравилось. Лягушек, как другие дети, особенно мальчишки, она не ловила, боялась. А головастиков с удовольствием хватала ладошкой прямо в воде… Как чудесно жилось на этой «Довгой» улице — нигде больше Ане так радостно не жилось потом!

Когда к середине лета улица подсыхала, в самой её нижней части всё равно оставалась грязь — прекрасное место для игр детей. По ней можно было шлёпать ногами, вымазывать ноги до колен в красивые чёрные чулки, лепить куличи и даже строить целые замки! Осенью, когда дождило, улица вновь наполнялась водой. А с морозами — замерзала, превращалась в длинный сплошной каток. Поутру, спеша в школу, детвора катилась со смехом с одного, верхнего её конца, в нижний.

Сестра Даша, жившая с мужем в доме напротив родительского, бывало кричала от самой калитки:

— Мамо, чи нет у вас сахару? У меня кончился!

И мать, тоже со своего двора, отвечала:

— Сейчас Денис даст.

Денис выходил за ворота и с криком: «Держи!» — запускал на противоположную сторону по льду большую белую головку сахара. Даша ловила.

Весной по улице начинался настоящий ледоход. С треском шли льдины, Довгая была безлюдна, и только в распахнутом окне дома Ивана Рябченко — мужа Даши, — стоял граммофон, крутилась пластинка и шаляпинский бас гремел на всю округу, так органично вплетаясь в грохот стихии!

Во время таких ледоходов некоторые дома, стоящие пониже, затапливало, но не сильно. И когда вода спадала, жизнь продолжала идти своим чередом. Но вот весной 1928 года случилось небывалое наводнение, изменившее жизнь всей улицы. Ане тогда было десять лет, она всё отчётливо запомнила.

Вода поднялась так высоко, что дошла до дома Волковых — дело небывалое. Двор уже залило, но в доме воды пока не было, хотя многие дома уже сильно подмыло. Некоторые соседи спасались даже на крышах. Предчувствуя небывалый разлив реки, Волковы к нему готовились. Корова в это время содержалась не в сарае, а привязывалась на самом верху огромной навозной кучи. Вся семья сидела дома. И вот слышат они — страшно мычит корова! Открыли двери и видят, что кучу подмыло, она поднялась, поплыла, и корова плывёт на ней! Причём, течение несёт туда, где вырыт один из колодцев. Все испугались, что корову затянет в колодец, но выйти во двор невозможно. Мать стала кричать, звать корову по имени. Та услышала голос матери, узнала, стала выгребать к дому… Долго это продолжалось, все очень переживали, но корова всё-таки добралась к крыльцу. Тут ей помогли: за ноги, рога, голову втащили в сени. И до конца наводнения она находилась там.

На другой день после этого происшествия одна льдина пробила угол дома, и вода хлынула вовнутрь — в сени и немного в комнату. Детвора — Аня и Федя, — отсиживались на печи, а остальные вычёрпывали воду. Хорошо, что вода вообще на улице начала спадать, так что и в доме её скоро не стало.

После этого наводнения все жители улицы пошли в сельсовет просить о переселении. И сельсовет этой просьбе внял. Всем желающим переехать — а таких оказалось большинство, лишь несколько домов осталось на «Довгой», — выделили землю недалеко от железнодорожного вокзала. И уже летом началось переселение.

Переезжали и Волковы. Для разборки, переноса и сборки дома они наняли артель из семи рабочих. Жили вместе с ними в сарае, вместе раскатывали дом по брёвнам, перевозили, собирали на новом месте. Аня очень ярко запомнила, как по ночам громко храпели эти здоровые мужики, воняли луком и чесноком, вовсю пускали газы. Но вот чтобы ругаться матерными словами — нет, этого не было. Вообще не было — ни в семье, ни на улице…

Сестра Мария к этому времени уже была замужем, ходила беременная, и когда дом возводили на новом месте, мать не разрешала ей делать трудную работу или забираться высоко. Но Аня тогда ещё не понимала, почему это мама говорит:

— Ты, Маня, не лезь к потолку, я там сама побелю. Ты у притулочки бели.

Аня удивлялась: ведь сестра молодая, а мать старая — лучше бы наоборот…