Хрустальная певица

Глава 6

Довольно неприятно было сознавать, что ее уводили, как преступницу, но вскоре это ощущение прошло. Врачи спрашивали ее, не чувствует ли она слабости, жара или озноба, как будто она по небрежности отрицала какой-либо физический дискомфорт. Следовательно, она вряд ли могла признаться в ощущениях, которых никогда еще не испытывала. Например, в том, что все, даже их зеленые мундиры, приобрели новый блеск, что в ушах вибрировал каждый звук. Больше всего ей хотелось выразить свой восторг в октавах, ранее невозможных для человеческого голоса.

Высшая разрядка пришла, когда Шеф медслужбы, изящная женщина с замысловато уложенной короной темных волос, пожелала подвергнуть Килашандру физическому обследованию.

— Мне не нужен сканер! Я никогда не чувствовала себя так хорошо!

— Симбионт может идти окольными путями, моя дорогая Килашандра, и только сканер может определить это. Пожалуйста, легче. Вы знаете, что это недолго, а нам необходимо иметь точный рисунок вашего теперешнего физического здоровья.

Килашандра с трудом справилась с желанием кричать долго и громко и покорилась. Она была в состоянии такой эйфории, что ощущение клаустрофобии от шлема не докучало ей, а болевой порог нервных окончаний всего лишь щекотал ее тело.

— Ну, Килашандра Ри, — сказала Антона, рассеянно приглаживая прическу, — вы счастливица. — Ее улыбка, когда она помогала Килашандре встать, была теплее, чем у других членов Гильдии. — Теперь мы удостоверились, что процесс не задержится. Пойдемте со мной, я покажу вам вашу комнату.

— Со мной все в порядке? Я думала, что это лихорадка…

— В дальнейшем, может и будет, — сказала Антона, ободряюще улыбаясь, и повела Килашандру по широкому коридору.

Килашандра приостановилась и сморщила нос: теперь ее преследовали запахи пота, мочи, рвоты и столь же ощутимый запах страха.

— Да, — сказала Антона, заметив ее паузу, — надеюсь, что со временем вы привыкнете к усиленному чувству обоняния. В моей адаптации, к счастью, этого не было. Я слышу запах, и это необходимо для моей профессии, но он не переполняет меня. Я помещу вас в стороне от других. Вы можете запрограммировать кондиционер, чтобы исключить запахи.

И шум тоже, подумала Килашандра. Несмотря на толстые звукопоглощающие стены, она узнала один голос.

— Рембол! — Она кинулась вправо и открыла дверь, прежде чем Антона успела остановить ее.

Молодого скортинца, дугой выгнувшегося в конвульсии, удерживали на постели два могучих медтехника. Третий направлял струю воды на грудь Рембола. За два дня он заметно потерял вес и пожелтел. Лицо его было искажено судорогой.

— Не у всех легко проходит, — сказала Антона, беря Килашандру за руку.

Килашандра сопротивлялась попыткам Антоны вывести ее из комнаты.

— Факс сказал — удовлетворительно. Это его-то состояние удовлетворительное?

Антона посмотрела на нее.

— Да, в некотором отношении его состояние удовлетворительно. Он сохраняет собственную целостность. Происходит массовая физическая замена: инстинктивное отталкивание с его стороны, мутация со стороны симбионта. Компьютерный прогноз дает Ремболу великолепный шанс на удовлетворительную адаптацию.

— Но… — Килашандра не могла отвести глаз от корчащегося тела Рембола. — И со мной тоже так будет.

Антона опустила голову, чтобы скрыть выражение лица, и эта увертка рассердила Килашандру.

— Не думаю, что с вами это будет, Килашандра, так что не беспокойтесь. Результаты сканирования будут анализированы, но мое первоначальное изучение указывает на гладкую адаптацию. В противном случае вы первая об этом узнаете. Конечно, это слабое утешение. Но здесь вы мешаете, так что пойдемте отсюда.

Килашандра игнорировала ее слова.

— Вы знаете, долго ли он будет в таком состоянии?

— Завтра ему предстоит пройти через самое худшее.

— А Джезри?

Антона непонимающе взглянула на Килашандру.

— А, та девушка, что упала в ангаре? Сейчас она страдает от предсказанной гипертермии. Мы позаботились о ней, насколько это было в наших силах.

— Значит, удовлетворительно? — с горечью сказала Килашандра и позволила Антоне вывести ее из комнаты Рембола.

— Да, судя по нашему опыту, удовлетворительно. Вы должны понять, что есть разные степени трудности, с какой симбионт действует на хозяина, и с какой силой хозяин отвергает его. Если бы мы знали все ответвления и отклонения, мы брали бы в рекруты только тех кандидатов, у которых есть необходимые хромосомы. Не все так просто, хотя наши постоянные исследования все время приближаются к точным параметрам. — Она снова тепло улыбнулась. — Мы уже намного лучше ведем отбор.

— Долго я пробуду здесь?

— Достаточно, чтобы понять, как вам повезло, и надеяться, что вы и впрямь будете такой же счастливицей. Вот мы и пришли.

Антона открыла дверь в конце коридора и посторонилась.

— А Рембол? Я смогу увидеть его?

— Если захотите. — Антона выразительно пожала плечами. — Ваши вещи скоро принесут. Устраивайтесь, — сказала она более дружелюбно. — Запрограммируйте кондиционер. Больше здесь мне нечего делать. Как только я получу результаты анализа, я проинформирую вас.

— Или я информирую вас, — с мрачным юмором сказала Килашандра.

— Не думайте о такой возможности, — посоветовала Антона.

Килашандра и не думала. Комната, третья за много недель, предназначалась для реабилитации пациентов после лечения, хотя всякое оборудование отсутствовало. Запахи болезни лезли из коридора, а сама комната, казалось, источала антисептику. Килашандра почти час искала приятный контрзапах, чтобы освежить комнату. В процессе этого она остановилась, чтобы узнать о состоянии остальных. Она никогда не болела и не имела случая навещать больных друзей, а поэтому мало представляла, что означают отпечатки. Но поскольку пациенты обозначались по номерам комнат, она выделила комнату Рембола. Его монитор показывал большую активность, чем у особы в соседней с ним комнате, но Килашандра не знала, кто там.

Вечером к ней пришла Антона, изящно склонив голову набок и ласково улыбаясь.

— Анализ великолепный. Никакая лихорадка вам не грозит. Мы подержим вас здесь несколько дней на всякий случай. Легкий переход не всегда безопасен. — Настойчивый звон согнал улыбку с ее лица. — Извините. Меня ждет другой пациент.

Как только дверь закрылась, Килашандра включила дисплей. Зеленая линия внизу предупредила о новом поступлении. Килашандра увидела, как в больницу ввезли Бартона. На следующий день доставили Шиллауна. Факс неизменно печатал для всех «удовлетворительно».

Килашандра очарованно следила за графиком жизненных сигналов и вдруг увидела, что график особы рядом с Ремболом вообще ничего не регистрирует. Она выбежала в коридор. Дверь была открыта, с полдюжины медиков склонилось над кроватью. Антоны среди них не было. Килашандра мельком увидела застывшее лицо Кариганы.

Килашандра повернулась и вихрем влетела в кабинет Шефа медслужбы. Антона наклонилась над замысловатой консолью, ее руки грациозно, но быстро работали на клавиатуре.

— Почему Каригана умерла? — спросила Килашандра.

Не поднимая глаз от мелькающего света дисплея, Антона сказала:

— У вас есть привилегии, Килашандра Ри, в этой Гильдии, но никто не давал вам право беспокоить шефа любого ранга. И меня тоже. Я еще больше, чем вы, хочу знать, почему она умерла.

Справедливо пристыженная, Килашандра вышла из кабинета и бросилась в свою комнату, не глядя на открытую дверь Кариганы. Она стыдилась себя, потому, что ее по-настоящему беспокоила не смерть Кариганы, а факт смерти вообще. Космоработница действительно раздражала, подумала Килашандра. В Музыкальном Центре к смерти относились мелодраматично, но смерть Кариганы была для Килашандры первым контактом с этой реальностью. Она тоже могла бы умереть, и Рембол… И она была бы очень расстроена, если бы он умер. Даже если бы умер Шиллаун.

Она долго сидела и следила за графиком жизненных сигналов, пытаясь игнорировать не действующий. Вежливый стук и немедленное появление Антоны с усталым лицом сказали Килашандре, что прошло уже несколько часов. Антона прислонилась к двери и тяжело вздохнула.

— Ответ на ваш вопрос…

— Извините мое дерзкое поведение…

— Мы так и не знаем, почему Каригана умерла, — продолжала Антона и наклонила голову, принимая извинения Килашандры. — У меня есть личная теория, не подтвержденная фактами: для процесса приспособления необходимо интуитивное, если угодно, желание быть принятой, покориться симбионту, физическая выносливость, каковая у Кариганы была, и наличие тех хромосом, которые, как мы установили, наиболее благоприятны для адаптации. Вы очень сильно хотите стать хрустальной певице, не так ли?

— Да, но и остальные…

— Так ли? И всерьез ли это? — тон Антоны был странно тоскливым.

Килашандра заколебалась, слишком хорошо зная, как появилось у нее желание стать хрустальной певицей. Если теория Антоны чего-то стоит, Килашандра тоже должна была бы умереть, или, во всяком случае, не так потрясающе себя чувствовать.

— Каригане все не нравилось. Она сомневалась во всем, — сказала Килашандра, стремясь помочь Антоне. — Она вовсе не стремилась стать хрустальной певицей.

— Нет, она, может быть, хотела остаться в космосе. — Антона слабо улыбнулась, отшатнулась от двери и увидела графики на дисплее. — Так вот откуда вы узнали! Ну, что же, — она показала на активный график в левом углу, — это ваш друг Рембол. Сейчас он в более чем удовлетворительном состоянии. Вы можете упаковывать свои вещи. У меня нет никаких оснований держать вас здесь. Вам куда лучше поучиться технике оставаться в живых в вашей профессии, чем сидеть здесь и следить, как умирают другие. Теперь вы официально передаетесь Ланжеки. Кто-нибудь за вами придет.

— Значит, я не заболею?

— Нет. У вас был так называемый переход Милки. Практически никакого физического неудобства и максимум приспособляемости. Желаю удачи, Килашандра Ри. Она вам понадобится, — добавила Антона без улыбки. В это время дверь распахнулась. — Трег? — глава медиков была удивлена, но ее приветливость так быстро обернулась строгостью, что Килашандра подумала, что это удивление ей показалось. — Я, без сомнения, еще увижусь с вами, Килашандра.

Как только она вышла, в комнату вошел неулыбчивый мужчина среднего телосложения. Он внимательно взглянул на Килашандру, но она пережила слишком много испытующих взглядов дирижеров, чтобы смущаться.

— У меня мало вещей, — сказала она и быстро собрала свои пожитки.

Когда он увидел лютню, что-то промелькнуло в его лице. Может, он когда-то играл?

Килашандра встала перед ним с рюкзаком на плече, и сердце ее колотилось. Она взглянула на экран, на график Рембола. Скоро ли его выпустят? — Она кивнула Трегу и вышла следом за ним из комнаты.

Вскоре она узнала, что Трег молчалив от природы, но пока они шли по больничным коридорам, она была рада, что ее ведут молча. С ней случилось слишком многое и слишком быстро. Теперь она осознала, что страшно боялась исчезновения собственных жизненных сигналов на дисплее. Внезапный переход от этой тревоги к выпровождению ее из больницы ошеломил ее. Только позднее она оценила, что Трег, старший помощник гильдмастера по обучению хрустальных певцов, обычно не сопровождал их.

Когда лифтовая панель на уровне больницы закрылась, Трег взял Килашандру за руку и укрепил на ее запястье тонкий металлический обруч.

— Вы будете носить его для опознания, пока не побываете в Рядах.

— А зачем меня опознавать?

— Опознать вас среди ваших коллег и допустить вас к секретам певца.

Интонация в его голосе заставила ее вспыхнуть, но тут панель лифта открылась.

— И позволить вам выйти на уровень певцов. Их три. Вот это главный уровень со всеми удобствами.

Она шагнула за ним в обширный сводчатый коридор. Массивные столбы разделяли этаж на секции и переходы.

— Левая колонна, — продолжал Трег, — центр этих уровней комплекса. Столовая, широкие видеоэкраны, личное оборудование для заказа питания в каждом номере и гостиные непосредственно вокруг колонны. Индивидуальные квартиры в цветных квадратах с дополнительными лифтами ко всем другим уровням в соответствующих точках на вашей дуге. Ваши комнаты в голубом квадрате. Вот сюда, — он повернул влево, и она пошла за ним.

— Это моя последняя квартира? — спросила она, думая о том, как много она получила от встречи с Карриком.

— В Гильдии — да.

Она снова уловила странную интонацию в его голосе и предположила, что, по-видимому, это имеет связь с ее выходом из больницы раньше всех из ее класса. Она чуть не налетела на Трега, когда он вдруг остановился у двери с правой стороны квадрата.

— Вот ваша квартира. — Трег указал на пластинку замка.

Килашандра прижала к пластинке палец. Панель отошла.

— Воспользуйтесь остатком утра для обустройства и приступайте к своей личной программе. Пользуйтесь любым кодом, каким желаете: личная информация всегда голосовая. В 14 часов Консера проводит вас к технику резцов. Он экипирует вас быстро.

Килашандра обратила внимание на загадочное замечание и подумала, неужели все будут говорить ей то, что она не понимает, а похоже, должна понимать. Пока она задумалась над этим «должна», Трег зашагал обратно по коридору.

Она закрыла дверь, включила свет и оглядела свою постоянную гильдейскую квартиру. Здесь, как и других мирах, размер зависел от ранга. Главная комната была в два раза больше рекрутской. С одной стороны — спальня: дверь в стене вела в гардеробную с зеркалами, а та, в свою очередь, выходила в гигиенический узел с глубокой ванной, с множеством кнопок и циферблатов. По другую сторону главной комнаты чулан — шире, чем ее студенческая комната на Фьюерте — и компактный блок питания для самообслуживания.

— Ярранского пива, пожалуйста, — сказала она больше для того, чтобы произвести шум в этом тихом и стерильном месте. Панель открылась и выдала стакан отличного крепкого пива. Взяв стакан, Килашандра вернулась в главную комнату, с неудовольствием оглядывая довольно скромную обстановку. В комнате не было ничего лишнего. Лютню она осторожно положила на стул, рюкзак сбросила на пол, охваченная желанием раскидать свое имущество по всей комнате просто для того, чтобы придать ей жилой вид.

Вот она и на месте, Килашандра Ри, устроилась в просторном помещении, получила статус хрустального певца, этого внушающего благоговейный страх существа, силикатного паука, хрустальной кукушки с роскошным гнездом. Сегодня ее настроят на резец, который позволит ей срезать живой беллибранской кристалл, получить совершенно потрясающие галактические кредиты, и, может быть, с радостью будет тратить все заработанное лишь на то, чтобы услышать дружеский голос.

— Правда, я не уверена, есть ли у меня где-нибудь друзья, — сказала она вслух.

— Запись?

Безличный голос, не то тенор, не то контральто, испугал ее. Полный стакан пива дрогнул в руке.

Личная программа. Вот что имел в виду Трег. Она запишет все факты из своей жизни, которые захочет вспомнить в том будущем, когда хрустальное пение выскоблит ее память.

— Да, записать и сохранить только для отпечатка голоса.

Она продиктовала факты: дату и место рождения, имена родителей, деда с бабкой, сестер и братьев, сведения о своем образовании. При этом расхаживала по комнате, выискивая место для лютни.

— Я получила первую премию и поступила в Музыкальный Центр. — Килашандра засмеялась: скоро ли она начнет забывать то, что хочешь забыть?

— Немедленно.

— Немедленно.

— Запись?

— Конец записи. Сохранить.

Вот так. Она могла бы пересмотреть все, но ей не хотелось вспоминать те десять лет. Теперь она сможет все это стереть. Так и нужно. Каковы бы ни были ее заботы в будущем, после получения ею премии и до встречи с Карриком ничего не произошло. Тех десяти лет напряженной работы и стремления к цели никогда не было у Килашандры Ри, резчицы Седьмой Гильдии.

Чтобы отпраздновать это освобождение от бесславного прошлого, Килашандра заказала еще пива. Компьютер сообщил, что у нее остался час до прихода Консеры. Она заказала то, что в меню называлось горячим питательным супом из овощей, и проверила свой кредит — что следовало не забывать делать регулярно — и обнаружила, что она еще в черном. Если она введет остаток поручительств Гильдии, у нее будет совершенно свежий баланс. Но ведь будут расходы на оборудование хрустального певца. Нет, лучше оставить те кредиты свободными.

Это напомнило ей о Шиллауне, и о дискуссиях по поводу кредитного дебета. Она набрала код отдела снабжения и заказала дополнительную обстановку, ковры с Гни, и к двум часам, когда Консера постучала в дверь, в комнате были стенные экраны, где смешивались самые разные элементы ледяной планеты с буйной флорой прожорливых планет Зобарона. Пугающий, но полнейший отход от действительности.

Консера, стройная женщина среднего роста, вошла в комнату, ахнула при виде экранов и вопросительно взглянула на Килашандру.

— Ох, разумно ли это? Мне бы и в голову не пришло соединить столь различные миры! Ну, пошли. У Него тяжелый характер, но без его уменья мы, певцы, оказались бы в ужасном положении. Он первоклассный мастер, и надо относиться с юмором к его причудам, — и она заскользила мелкими шажками по коридору. — Вы скоро узнаете, где что расположено. Мне кажется, очень приятно быть одной, а не в толпе, но у людей разные вкусы, — и Консера взглянула на Килашандру, чтобы увидеть, согласна ли она. — Конечно, мы отдалены от всех в Галактике, поэтому трудно найти кого-то совместимого по характеру. Вот восьмой уровень, где делается большая часть технической работы. В основном, естественно, для резчиков, потому что нам больше всех нужна техника. Вот мы и пришли.

Консера остановилась у открытого входа и с вроде бы неожиданной вежливостью пропустила Килашандру в маленькую комнату со стойкой, отгораживающей ее треть, а также с дверью, ведущей в мастерскую. Вход Килашандры, видимо, включил сигнал в мастерской, потому что в двери показался человек с красным лицом, испещренным угрюмыми морщинами.

— Вы и есть Килашандра? — спросил он и жестом велел ей подойти, а затем увидел идущую следом Консеру. — Я вам сказал, чтобы вы не ждали, Консера. Вообще нет такого острия, чтобы управлять им тремя пальцами. Отрастите, тогда и разговор будет. — Он сказал это так грубо, что Килашандра подумала, не перешло бы его недовольство Консерой на нее. — Покажите руки, — приказал он Килашандре. Она положила руки ладонями вверх на стойку. Мастер поднял брови, затем провел сильными пальцами по ее ладоням, растянул ей пальцы, чтобы увидеть, нет ли перемычек от постоянной практики, ощупал твердые мышцы вдоль кисти и большой палец. — Вы правильно пользовались своими руками, — сказал он, снова бросив предостерегающий взгляд на Консеру.

Только тогда Килашандра заметила, что два пальца на левой руке Консеры были отрезаны. Обрубки были розовато-белые, свежезалеченные, но очень странной формы. Килашандра подумала, что два недостающих сустава регенерируются, и ощутила тошноту.

— Если остаетесь — ведите себя тихо: а если уйдете — назад не торопитесь, это дело займет два три часа.

Консера предпочла уйти, что не улучшило настроение угрюмого техника. Килашандра по наивности полагала, что настроить резец — дело относительно простое. Оказалось, что этот процесс требовал нескольких дней. Сегодня она читала вслух для отпечатка голоса скучную запись по истории и развитию режущих приборов. Она узнала больше, чем хотела знать. Некоторые из более сложных механизмов оказывались ненадежными при перемене погоды. Другая ранее популярная модель была снята из-за высокого вольтажа разрядов — он вызвал обугливание тела, которое Килашандра видела на Шанкиле. Самым эффективным и надежным резцом, для которого требовался широкодиапазонный слух резчика, считался пьезоэлектрический прибор, преобразовывающий голосовую ноту и ритм в высокочастотные взрывные волны на ультразвуковом механизме, сконструированном и улучшенном варианте первоначального примитивного прибора Барри Милки. Певец придает режущему краю тон основной ноты того хрустального слоя, который он режет.

Один раз поставленный на рисунок голоса, прибор не может изменить. Производство таких резцов ограниченно Гильдией и дополнительно охраняется компьютерным агрегатом, закодированная программа которого известна только гильдмастеру и его исполнительному помощнику.

Как и говорила Консера, техник был весьма вспыльчивым человеком. Когда Килашандра читала вслух, он жаловался на различные обиды со стороны Гильдии и ее членов. Консера с ее требованием прибора с трехпальцевым управлением была одной из его проблем. Еще он жаловался, что ему полагались три недели рыбалки до возвращения на работу. Рыба как раз начала клевать, а Килашандра должна была петь октаву в тоне до.

Она спела несколько октав в разных ключах и решила, что здесь публика куда хуже, чем на судейском прослушивании. Она не пела с того дня, когда встретила Каррика, и теперь страдала от грубого звука. Когда Консера скользнула в комнату, Килашандра почувствовала великое облегчение.

— Завтра в это же время. Я сделаю слепки с ваших здоровых десяти пальцев, — техник бросил лукавый взгляд на Консеру.

Консера поспешно вывела Килашандру из офиса.

— Он обожает такие шуточки, — сказала она. — Я попросила всего лишь немного помощи, чтобы вернуться в Ряды и не тратить столько времени зря. — Она вошла в комнату с табличкой «Тренинг» и вздохнула. — Займемся вашим обучением в работе. — Она указала Килашандре, чтобы та села перед большим голограммным экраном, включила его и затемнила комнату. На экране появились гильдейские правила, предписания и инструкции. — Хоть у вас и Милки-переход, все равно вам нелегко будет совладать с этим.

— Токолом…

— Токолом знакомит только с основной информацией, пригодной для всех членов Гильдии независимо от их способностей. — В голосе Консеры слышалась враждебность. — Теперь вам нужно специализироваться и повторять, и повторять. — Она вздохнула. — Этим и занимаемся, — теперь ее голос выражал терпеливую покорность. — Если это сколько-нибудь вас утешит, я делаю это также и для себя, и всегда считала, что объяснять гораздо легче, чем запоминать. В общем холле вы можете услышать, что даже старейшие певцы тоже бормочут правила и предписания. Правда, вы не оцените этого упражнения, пока оно не станет жизненно-необходимым! Когда вы дойдете до этой точки, вам не обязательно помнить, как вы узнали то, что делаете. Потому что в тот момент вам не придет в голову ничего другое.

Несмотря на убедительный тон Консеры, Килашандра нашла аргументацию обманчивой. Не имея выбора в программе обучения или в учителе, Килашандра настроила себя на запоминания правил насчет рабочих заявок, споров за них, репараций и наказаний и кучи всяких других правил, в которых они не нуждались, поскольку они были ясны каждому, имеющему хоть каплю здравого смысла.

Вернувшись в уединение своей квартиры и стенных экранов, она вызвала больницу и услышала, что Рембол слаб, но в полном сознании. Состояние Шиллауна, Джезри и Бартона было «удовлетворительно» в буквальном значении этого слова. Килашандра также ухитрилась извлечь из компьютера факт, что покалеченные певцы вроде Консеры и Бореллы приняли на себя роль наставников, потому что за это платили. Это объясняло их ядовитые замечания и противоречивое поведение.

На следующее утро, когда Консера проверяла, как Килашандра поняла каждый раздел вчерашнего предмета, она заметила, что Консера про себя тоже повторяет параграф, следующий за параграфом своей ученицы.

Послеобеденное время было проведено у Рыболова в мастерской, где делались слепки ее рук. Рыбак бормотал о том, что в течение жизни певца он делает сотни слепков. Он говорил ей, чтобы она не возвращалась к нему с жалобами на водяные мозоли на ладонях, потому что это не его вина, а мускулов.

Весь вечер Килашандра переделывала декорации своей комнаты.

Утром она занималась с Консерой, полчаса проводила с Рыбаком, который беспрерывно ворчал по поводу плохой утренней рыбалки, недоброкачественного пластика для работы и о привилегиях ранга. Килашандра решила, что если она станет сердиться на всякое язвительное замечание в ее адрес, она будет постоянно раздражена. Остаток дня Консера показывала ей формы кристалла, цвета и комбинации, какие ценились на рынке в данный момент. Черные кристаллы любой формы имели самую высокую продажную цену в любое время. Ей показывали департамент исследований, где ищут новое использование беллибранского кристалла. Там она заметила несколько человек, с такими же глазами, как у Интора.

В последующие дни она занималась на тренажере, имитирующем аэросани: «летала» против ветров мах-шторма. В конце первого урока она была такой разбитой, потной и дрожащей, словно полет был настоящим.

— Вы можете делать это гораздо лучше, — недовольно сказал инструктор, когда она вылезла из имитации. — Побудьте полчаса в баке и после обеда возвращайтесь сюда.

— В каком баке?

— В ванне, в радиационной жидкости. Рукоятки слева. Ступайте! Жду вас к трем часам.

Придя в ванную, она повернула левые рукоятки, и тут же хлынула вязкая жидкость. Килашандра установила желаемую температуру и с отвращением опустилась в ванну. Уже через несколько минут напряжение и стресс оставили ее мышцы, и она лежала на поверхности, пока жидкость не остыла. Днем инструктор ворчливо признался, что она работает лучше.

Через несколько дней половину утра занял одиночный тренировочный полет через Белое Море, где термальные схемы давали хорошую практику: активизировались все визуальные предупреждающие приборы, различные сирены, клаксоны и нервные раздражители. Килашандра немедленно повернула на север, к комплексу Гильдии и успокоилась, когда половина мониторов перестала действовать. Остальные трубили и мигали до тех пор, пока она не поставила сани в их гнездо и не выключила. Когда она пожаловалась инструктору на перегруженность предупреждениями, он посмотрел на нее долгим, уничтожающим взглядом.

— Предупреждение о приближающемся шторме никогда не может быть лишним, — сказал он. — Вы, певцы иной раз так же глухи, как некоторые из нас, ко всем вашим предосторожностям. Пока вы можете помнить совет — запомните: мах-шторм никому не даст второго шанса. Мы изо всех сил стараемся, чтобы у вас был хотя бы один. А теперь переключайтесь на выгрузку. На их пути — удар! — И он быстро отошел, помахивая рукой, чтобы привлечь внимание ангарного персонала.

Этот шторм не был расценен как сильный, и была предупреждена только южная часть континента.

Ангарный и полетный офицеры совещались, когда Килашандра проходила мимо них.

— Тридцать девять вернулись. Нет Киборгена. Он просто самоубийца!

— Он хвалился, что едет за черным. Если сумеет вспомнить, где его заявка…

У Килашандры не было предлога останавливаться и дослушать, но когда сани были вычищены и поставлены на место и ее отпустили, она осталась.

Ветер был не настолько силен, чтобы поднимать перегородки, так что Килашандра остановилась там, откуда могла следить за южным квадратом. Она также поглядывала на офицеров и видела, что они, пожав плечами и покачав головами, прекратили наблюдение.

Если Киборген действительно резал черный кристалл, Килашандра хотела бы разгружать его. Она не нуждалась в сортировочном этаже. Она утешала себя мысленно, что заработала сегодня премию за опасность и не перешла за красную черту, украшая свою комнату. Быть рекрутом имело свои выгоды.

Она пересекла ангар, чтобы вернуться домой, когда услышала звук, вернее сказать, почувствовала его, словно нервные окончания кто-то захлестнул ниткой и потянул. Она еще не вполне привыкла к улучшенному зрению и потрясла головой, чтобы убрать пятно с глаз, но оно оставалось, ныряло и качалось. Нет, это не тень в глазах, это сани, явно движущиеся к комплексу. Она подумала, не сообщить ли кому-нибудь, но увидела, что аварийщики лезут в тяжелые сани с лебедкой. В суматохе никто не заметил, что Килашандра присоединилась к бригаде.

Аварийной машине не пришлось долго лететь, потому, что сани врезались в холм недалеко от комплекса. На вызов кома пилот саней не ответил.

— Чертов дурень ждал слишком долго, — сказал Пилотный, нервно хлопая руками по бедрам. — Ведь предупреждали его, когда он уезжал, чтобы не задерживался! Но ведь им что говори, что нет — никогда ничего не слышат.

Он повторял это в различных вариантах, пока аварийная машине не подошла к саням, и поломку стало видно. Пилот аварийщика посадил свою машину в четырех шагах от саней певца.

— Выгружайте кристалл, — закричал полетный, бросаясь к раздробленному носу саней, наполовину зарывшемуся в пыль.

Килашандра повиновалась приказу, но оглянулась на путь саней. На расстоянии она видела два следа от полозьев, где разбившиеся сани отскочили к окончательной остановке.

Грузовое отделение выдержало. Килашандра с интересом смотрела, как трое мужчин освобождали ближайший люк. Как только они появились с картонными коробками, она бросилась внутрь. Затем она услышала стоны хрустального певца и ругань полетного и помогавшего ему врача. Но едва она коснулась коробки, как тут же забыла о раненом, потому что мягкий, но весьма ощутимый шок пробежал по ее костям от рук к пяткам и голове. Она крепко вцепилась в раму, и ощущение рассеялось.

— Идите дальше. Везите этого парня в больницу, — сказала она вернувшимся членам команды.

Она подняла коробку и пошла, следя за каждым своим шагом и не обращая внимания на уговоры людей, прошедших мимо нее. Она согнулась под тяжестью коробки, когда кокон с раненым ловко поместили в аварийную машину.

В течение короткого перехода к комплексу она думала, почему здесь столько суматохи. Симбионт конечно залечит раны человека, дай ему только время. Она предполагала, что симбионт облегчает боль — Борелла, похоже, не испытывала никакого неудобства от своей огромной раны на бедре, и Консера в своих жалобах ничего не говорила о боли в регенерирующих пальцах.

Как только аварийщик приземлился, ожидающие врачи унесли певца. Сжимая в объятиях коробку, в которой, как она надеялась, был черный хрусталь, Килашандра пошла прямиком в сортировочную. Искать Интора не пришлось, так как он чуть не налетел на нее.

— Интор, — сказала она, протягивая ему коробку, — я думаю, что это черный.

— Черный? — удивился Интор, моргая и хмуро глядя на нее. — А, это вы… Что вы здесь делаете? — он повернулся в сторону больницы, а затем посмотрел вверх, на этаж рекрутов. — Никто не резал черный кристалл.

— Киборген должен был резать. Он разбился. Это из его саней. — Она толкнула коробку в грудь Интора. — Полетный офицер говорил, что Киборген поехал резать черный.

Вопреки своим привычкам Интор взял коробку. Килашандра внутренне злилась на его нерешительность. Она не хотела признаться в контактном шоке, который испытывала в санях Киборгена. Она ловко повернула Интора к его столу, и он, все еще растерянный, представил код певца к сканированию. Его руки поднялись, но снова опустились, когда он повернулся к Килашандре.

— Продолжайте, — сказала она, расстроенная его колебанием, — взгляните на них.

— Я знаю, какие они. А вы как узнали?

Нерешительность Интора исчезла, он почти укоризненно смотрел ей в глаза.

— Я чувствовала их. Откройте. Как режет Киборген?

Все еще глядя на нее, Интор открыл коробку и вынул кристалл. У Килашандры перехватило дыхание при виде тупого, неправильного пятнадцати сантиметрового сегмента. А Интор почтительно распаковал еще два куска и приложил их к первому.

— Он хорошо режет, — сказал Интор, внимательно изучая кристаллы. — Он режет очень хорошо. Точно проходит мимо трещин. Это и объясняет формы.

— Это его последняя резка, — произнес низкий голос гильдмастера.

Килашандра вздрогнула, обернулась и поняла, что Ланжеки подошел уже несколько секунд назад. Он кивнул ей и поманил кого-то их складского помещения.

— Принесите остальные резки Киборгена.

— Есть еще черные? — спросил Интор Килашандру.

Она дрожала, чувствуя внимательный взгляд Ланжеки.

— В этом боксе или во всем грузе?

— В том и другом, — сказал Ланжеки. Его глаза блеснули при попытке выиграть время.

— В боксе нет, — сказала она, проведя рукой вдоль пластины, и нервно сглотнула, искоса глядя на импозантную фигуру Ланжеки. Его одежда, раньше казавшаяся ей тусклой, блестела множеством нитей в неуловим рисунке, очень хорошо гармонирующем с рангом гильдмастера. Он коротко кивнул, и шесть коробок из саней Киборгена поставили на стол Интора.

— Есть еще черный? — спросил Интор.

Она снова сглотнула, вспомнила, как раздражала ее эта привычка у Шиллауна, и провела рукой над коробками. Она почувствовала странное покалывание в ладонях.

— Ничего похожего на первый, — сказала она растерянно.

Интор поднял брови, открыл один бокс и осторожно вынул горсть тусклых осколков. Другая коробка содержала такие же осколки.

— Триаду он вырезал первой и последней? — тихо спросил Ланжеки, поднимая осколок длиной в палец и разглядывая его неправильную форму.

— Разве он не сказал? — спокойно спросил Интор.

Ланжеки вздохнул и коротким движением головы ответил на вопрос.

— Я думала, что этот драгоценный симбионт лечит… — выпалила Килашандра помимо своей воли.

Взгляд Ланжеки заставил ее замолчать.

— У симбионта есть несколько ограничений: сознательное и постоянное злоупотребление — раз; возраст хозяина — два; добавим третий фактор: Киборген слишком долго оставался в Рядах, несмотря о штормовом предупреждении. — Он повернулся, чтобы взглянуть на три куска черного кристалла на весах и на кредитную оценку на дисплее.

Если Киборген умер, кто унаследует кредиты? — подумала она.

— Итак, Килашандра Ри, — снова заговорил Ланжеки, — вы оказались чувствительны к черным кристаллам и получили Милки-переход.

Килашандра смутилась от слов гильдмастера. Он выглядел таким отчужденным и далеким, как в тот день, когда она приехала на Шанкил с Карриком. Глаза его были особенно живыми. Чуть заметное движение его губ заставило Килашандру все время смотреть на его рот. Широкие, красивой формы губы больше отражали его мысли, чем глаза, лицо и тело. Не смеется ли он над ней? Нет, вероятно нет. Гильдмастер не славился юмором, к нему питали великое уважение и некоторый страх те люди, которые мало чего боялись и не уважали ничего, кроме денег. Она почувствовала, как ее плечи и спина напряглись, ожидая насмешки с его стороны.

— Благодарю вас, Килашандра Ри, за то, что вы так быстро обнаружили эту триаду, — произнес Ланжеки с легким поклонам. Затем повернулся и исчез так же быстро, как и появился.

Уставшая от напряжения Килашандра прислонилась к столу Интора.

— Всегда хорошо узнать черный, когда окажешься рядом с ним, — сказал Интор. — Самое трудное — найти его в первый раз.

— А во второй? — нахально спросила Килашандра.

Он испытующе посмотрел на нее.

— Вспомнить, где был первый раз!

Она простилась с ним, прошла через сортировочную к складам и снова в ангар — кратчайший путь до ее квартиры. Ангарный персонал был занят демонтажем саней Киборгена. Она поморщилась. Значит, поврежденная машина чинилась так долго и так часто, как требовалось хозяину при его жизни… а затем разбиралась. А сани Каррика тоже были разобраны?

Вдруг она остановилась, повернулась и уставилась на холмы в ту сторону, куда совершил свой последний полет Киборген, а затем почти бегом отправилась в ангарную Погодную, чтобы взглянуть на метеоснимок, всегда выставляемый и корректируемый каждую минуту.

— Этот шторм был с юго-востока? Он закончился?

Погодный офицер хмуро поднял глаза. Предупреждая отказ, Килашандра подняла руку с обручем на запястье. Офицер немедленно выстучал запись со спутника, которая показала формацию шторма. Ветер начался быстро и неожиданно, как большинство беллибранских штормов, прошел по широкому сектору Рядов и затем покатился к морю.

— Я была на аварийщике, который доставил сюда Киборгена и, видимо, уронила там свой запястный прибор. Могу я взять скиммер?

Метеоофицер пожал плечами.

— Договоритесь с полетным. В мою компетенцию входят только сведения о погоде.

Полетный вероятно подумал: надо же быть такой растяпой, чтобы уронить прибор — и дал подержанный скиммер. Она задержалась, чтобы посмотреть на все еще изображенный на аварийном экране возвратный путь аварийщика. Выйдя из офиса, она тут же сделала пометки на своем запястном приборе.

Она вывела скиммер из ангара и не торопясь отправилась к месту аварии. Она вдруг подумала, что Киборген, в попытке обогнать шторм, наверняка возвращался к комплексу самым прямым путем. Правда, она слышала от Консеры, что осторожные певцы защищают свои участки, пользуясь кружными дорогами туда и обратно, но Киборгену просто легче было лететь прямо, чтобы успеть добраться. Тем более, что его сани шли намного позади всех остальных в этом районе.

Получив эти сведения, она может установить точное время, когда было передано штормовое предупреждение, рассчитать максимальную скорость саней Киборгена, угол полета во время аварии, таким образом она сумеет определить район, где он резал черный кристалл. Может быть, она сумеет даже рассчитать, на сколько времени Киборген задержался на своей заявке, по витку времени, которое потребовалось для возвращения остальным тридцати девяти певцам.

Она подняла скиммер над местом аварии, отметила метки следа и царапину на голой скале. Она приземлилась и вылезла, чтобы посмотреть на них поближе. Царапина была глубже на северной стороне скалы, как если бы сани при ударе отклонились от курса. Она сделала заметки на запястном приборе, вернулась в скиммер и объехала весь квадрат сектора, ища еще какие-нибудь свидетельства поспешного последнего полета Киборгена.

Заход солнца сделал продолжение поисков бессмысленным. Она еще раз проверила точки направления и вернулась в комплекс.