Хрустальные мечты

Глава 21

Характер у императрицы испортился совершенно. Пришлось оставить всякие мысли о побеге из России. Елизавета превратилась в настолько вздорную женщину, что дня не проходило, чтобы она не требовала к себе Маргариту с новыми эскизами. Да что там дня, бывало, она по два-три раза в день призывала к себе вышивальщицу, чтобы поменять не понравившийся ей фасон платья, расцветку или узор.

Ударили ночные заморозки, и по утрам вода у берегов Невы стала покрываться тонкой прозрачной корочкой льда. В один из холодных осенних дней возле Зимнего дворца Маргарита повстречалась с Томом Уоррингтоном. По счастливой случайности она заметила его первой. Девушка как раз выходила и невдалеке увидела приближающуюся знакомую фигуру. Остановилась, внутренне подготавливаясь к неизбежной встрече. Вдруг она разглядела на нем черный траурный галстук, и сердце у нее замерло от тяжелого предчувствия. Возможно, Уоррингтон носил траур по кому-нибудь из своих близких, но Маргарита — она не могла бы объяснить почему — сразу поняла — это траур по Саре.

Когда Уоррингтон подошел и увидел ее, слабое подобие улыбки озарило суровые черты его лица.

— Рад видеть вас, Маргарита! — первым поздоровался он.

— Боже, Том, неужели что-нибудь стряслось с Сарой! — тревожно воскликнула Маргарита.

Он кивнул:

— Прошу прошения, что не успел известить заранее, но прошедшей зимой, в феврале, я потерял ее.

— Как это случилось? Несчастный случай?

Его голос был тих и ровен.

— Нет. Она простудилась, играя в снежки с племянниками и племянницами. День выдался холодным. Она так и не поправилась. — Том заметил на глазах у Маргариты слезы. — Мне очень жаль. Для вас, как и для меня это тяжелый удар. У меня для вас есть письмо, написанное Сарой незадолго перед смертью. Хотя тогда ни я, ни она не были уверены, что когда-нибудь я опять окажусь в России. Однако она считала, что письмо непременно попадет к вам в руки.

— О, Сара была такой доброй и такой нежной. — Голос Маргариты пресекся от волнения. — Она желала всем только добра.

— Да, именно такой была Сара, — согласился Уоррингтон и, чуть помявшись, продолжил: — Я слышал, что вы тоже понесли тяжелую утрату. Мне сказали, что полковник Дашкин умер. Приношу свои соболезнования.

Однако выраженное им сочувствие прозвучало сухо и фальшиво. Маргарита не обманывалась на его счет, она знала, что Уоррингтон недолюбливал Константина, а после ее замужества даже возненавидел его. В ответ она машинально кивнула ему, как бы принимая его соболезнования.

— Мне надо спешить. Меня ждет императрица, — сказал Уоррингтон, вытащив часы и проверив время. — Будем опять обсуждать устройство застекленного сада на крыше Зимнего дворца. Может, мы увидимся попозже? Я бы принес вам письмо от Сары. Где вы сейчас живете? Как вас найти?

Погруженная в печальные мысли об умершей Саре, Маргарита ответила. Она не думала о последствиях его визита, да и трудно было, глядя на сумрачное, вытянувшееся лицо Тома, предположить, что он будет по-прежнему приставать к ней с признаниями в любви. К тому же ей не терпелось поскорее прочитать, по сути, предсмертное письмо Сары.

— Судя по всему, императрица быстро не отпустит вас от себя. Тем временем я зайду в магазины и сделаю ряд покупок. До свидания.

— Я приду, как только освобожусь.

На дворе уже вечерело, когда Уоррингтон постучался в ее двери. Выглядел он совершенно измученным.

— Я никак не мог выбраться раньше, — заявил он утомленным голосом. — Я мотался между новым и старым Зимним дворцом. Когда я наконец сообщил ее величеству обо всем увиденном, о том, что крыша почти готова, она все равно была недовольна. Она послала меня проверить, хороша ли земля для ее любимых цветов, правильно ли подобраны удобрения. Все это я мог бы сказать ей, не бегая взад и вперед. Сколько времени было потрачено впустую.

Маргарита налила ему стакан коньяку:

— Сядьте и успокойтесь. Скажите мне, она одобрила ваши замыслы обустройства цветников и декоративных растений?

— В целом, да. Хотя придется сделать кое-какие переделки в соответствии с ее пожеланиями. Но у меня такое впечатление, что императрица сама не знает, чего ей хочется.

— Вам удалось посмотреть внутренние интерьеры Зимнего дворца? Каковы они?

— Я увидел очень немного, только часть, когда поднимался по лестницам наверх. Но даже увидев столь мало, могу с уверенностью сказать, что дворец будет одним из самых красивых и великолепных в мире.

— Да, по слухам, отделка почти завершена. Я уверена, переезд императрицы в новый дворец будет отмечен рядом празднеств.

— Несомненно, если только она доживет до этого момента.

— Что вы такое говорите? — резко спросила его Маргарита.

— Меня долго не было, поэтому перемена в ее здоровье, поведении очень заметна. Трудно даже поверить, что это та самая женщина, которую я видел всего год назад. Яркое свидетельство тому эти бесчисленные и зачастую бестолковые указания, какие мне пришлось сегодня выполнять. В каком же состоянии должно находиться теперь управление страной…

— Известно, что все государственные дела императрица препоручила своим министрам.

— Это не секрет. Страной давно управляют министры. Но сама императрица… Речь императрицы такая нечеткая, даже ее указания нередко невозможно понять, видимо, она по-прежнему злоупотребляет вином. Когда я вернулся из дворца, то видел, как она прямо у меня на глазах выпила стакан вина. После этого вообще было не разобрать, что она хочет. И тем более чертовски трудно угодить ее величеству! — Уоррингтон, видимо, еще не отошел от бесконечных и напрасных придирок императрицы.

— Ваше счастье, что этого никто не слышит, кроме меня. За такие выражения запросто можно угодить в тюрьму. Вас не спасет даже то, что вы английский подданный.

Уоррингтон устало посмотрел на нее:

— Прошу извинить меня. Идя сюда, я совсем не собирался изливать перед вами свою душу.

— Не обижайтесь. Но мне было бы гораздо интереснее услышать ваш рассказ о Саре, если, конечно, вам не тяжело все это вспоминать. Мне так не хватает ее писем.

— Знаю, знаю. Она тоже любила вам писать. Может быть, она писала бы и чаще, но ей так нравилось заниматься с детьми. Она с материнской лаской заботилась о них, играла с ними, учила их, утешала, когда их настоящая мать умерла во время родов. Она, не жалея себя, так усердно и старательно воспитывала их, что буквально валилась с ног от усталости. Ее слабое здоровье не выдержало такой нагрузки. Во время болезни она истаяла почти как свеча. — Его голос пресекся от волнения. Уоррингтон прикрыл глаза ладонью и с горечью произнес: — Ах, если бы я не был так занят и бывал дома чаше, я бы не позволил ей так утруждать себя.

Маргарита промолчала, потому что живо представила себе, как Сара самоотверженно скрывала от мужа все семейные неурядицы. Сара ни единым словом не обмолвилась бы о своих трудностях. Таков был ее характер, точно так же она вела себя, живя в Петербурге.

— Если бы в первые дни болезни она больше думала о своем здоровье, а не о детях, и поменьше хлопотала бы вокруг новорожденного, то, может, все и обошлось бы.

— Да, Сара всегда в первую очередь думала о других, а уж потом о себе.

Минуту или две они помолчали. Затем Уоррингтон снова заговорил.

— Когда по дипломатической почте пришло извещение, в котором императрица срочно требовала моего возвращения, я никак не мог уклониться от исполнения ее воли. Кроме того, работы здесь у меня осталось немного, примерно на полгода или чуть более. — Уоррингтон не стал распространяться о том, что вначале намеревался остаться в России надолго, однако одно обстоятельство серьезно изменило его настроение. После того как он узнал, что Маргарита овдовела, в его голове зародился новый план.

— Полагаю, что в Англии у вас осталось множество заказов, — из вежливости поинтересовалась Маргарита.

— Верно, очень много. Однако еще до вызова императрицы я решил, что обязательно вернусь в Россию. Я должен был сдержать данное вам обещание. Я уже заказал место на почтовом пакетботе, который должен был доставить меня к берегам Невы.

Маргарита спохватилась, что сама дала ему повод начать неприятный для нее разговор.

— Не надо говорить об этом, Том. Прошу вас.

— Простите меня. — Уоррингтон искренне сожалел о своей навязчивости. Нет, он не собирался опять признаваться ей в любви. Однако видя, с каким сочувствием она отнеслась к его положению, и опять попав под очарование ее красоты, он едва не потерял голову. Нет, он, конечно, глубоко переживал смерть Сары. После ее ухода у него словно оторвалась часть души, однако у жизни свои законы. Он решил не торопить события, но про себя решил, что будет добиваться руки и сердца Маргариты, чтобы после свадьбы увезти ее к себе на родину в Англию.

— А кто сейчас заботится о сиротках? — неожиданно спросила Маргарита.

Уоррингтон отвлекся от своих мыслей.

— Моя мать. Она нашла и няню, и гувернантку для детишек. Дети неплохо к ней относятся, привязались к ней, хотя по-настоящему они любили только Сару.

— Как и все мы, — подтвердила Маргарита.

Уоррингтон встал и достал письмо Сары:

— Мне пора. Вот, возьмите ее письмо.

Он раскланялся и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, как Маргарита сломала печать и распечатала письмо. Сара писала, лежа в постели, и хотя она не могла не понимать, что умирает, все ее мысли, все ее тревоги были посвящены детям, мужу и близким, которых она покидала. Она была так плоха, что с трудом держала перо. Письмо, как обычно, начиналось с приветствия и добрых пожеланий. Затем шли очень трогательные строки: «Я никогда не теряла надежды, что мы обязательно встретимся когда-нибудь, но, увы, этому не суждено сбыться. Том будет горько жалеть об утрате, хотя сейчас он даже не подозревает, как глубоко он будет страдать и раскаиваться. После нашего отъезда из России, я знаю, он неустанно думал о тебе, вспоминал тебя. С самого начала я догадывалась, как сильно он влюблен в тебя, и если в твоем сердце найдется хоть капелька сочувствия, то, пожалуйста, утешь его в скорби как сумеешь. Я буду очень благодарна. Впрочем, ты еще никого в жизни не любила по-настоящему. Когда ты получишь мое письмо, как знать, может, ты уже знаешь, что такое настоящая любовь».

В конце вместо подписи виднелись неразборчивые каракули и чернильные кляксы, видимо, перо выпало из ослабевших пальцев Сары.

Глубоко опечаленная, Маргарита еще долго сидела, прижав письмо к своей груди, пока не утихла боль, сжимавшая, как клещами, ее сердце.

Вскоре всем стало ясно: здоровье императрицы очень серьезно пошатнулось. Рождественская поездка в Москву в этом году была отменена. Хотя Елизавета еле-еле ходила, от своих привычек она ни за что не хотела отказываться. Она по-прежнему много пила вина, увлекалась молодыми гвардейскими офицерами и по три-четыре раза на дню меняла платья. Ее фрейлинам и, конечно, портнихам и вышивальщицам приходилось очень тяжело. Императрица часто раздражалась, сердилась и даже гневалась, причем без всякого повода.

Великий князь уже потирал руки от удовольствия. Наконец пришел его долгожданный час, вскоре он должен был стать повелителем России. Он дразнил Екатерину, постоянно изводил ее, намекая, что его любовница, уже заменившая ее на его брачном ложе, вскоре может занять место на троне.

— Я уверен, в качестве императрицы она будет выглядеть гораздо лучше тебя, моя милочка! Эта старая карга сильно просчиталась, попросив тебя приехать из далекой Померании, чтобы заставить меня жениться на тебе. Если бы она видела мою Елизавету, ей бы и в голову не пришло заниматься такой чепухой. Самое время расставить все по своим местам. Я думаю, что так будет лучше всего.

Из-за болезни Елизавета постепенно выпускала власть из своих слабеющих рук, поэтому на протяжении нескольких месяцев Екатерина, не спрашивая ее разрешения, посещала сына в Ораниенбауме. Павлу исполнилось восемь лет, и он вскоре перестал дичиться матери, потому что она навещала его часто, привозя каждый раз с собой игрушки и подарки, и даже оставалась, чтобы поиграть вместе с ним.

В конце декабря 1761 года у Елизаветы случился тяжелый удар, и через два дня она скончалась. Великолепный Зимний дворец стоял во всем блеске своей красоты, но его хозяйке уже не суждено было пожить в нем. Петр, став императором, не находил себе места от радости. Несмотря на траур, он готов был переехать в новый дворец на следующий день после смерти императрицы, но министры Елизаветы убедили его не совершать столь опрометчивого поступка, который вызвал бы широкое недовольство у жителей Петербурга.

— Не спешите, ваше величество, — осторожно отговаривали они его. — Вам лучше подождать до тех пор, пока не пройдут похороны.

— Ладно, — согласился Петр. — Делать нечего, поглядим пока на старуху в гробе.

Министры вышли от Петра, обескураженные его грубостью. Чуть позже в тот же самый день Петр послал Фридриху II договор о мире. Этот поступок императора вызвал целую бурю гнева не только среди министров, но и среди гвардейских офицеров. Последствия многолетней войны уничтожались одним росчерком пера. Пруссия, стоявшая на краю гибели, была спасена новым российским императором. Все в России были недовольны миром и союзом, заключенным с Фридрихом, более того, русские войска уходили из Восточной Пруссии, которой возвращались все занятые в ходе войны земли. Многотысячные жертвы русских солдат оказались напрасными, блестящие успехи русского оружия были сведены на нет новым императором. Кроме того, Петр III решил окружить себя любимыми голштинцами, и теперь вместо приборной гвардии его охранял особый отряд наемных прусских солдат и офицеров из Голштинии. Русские войска должны были носить ненавистную прусскую форму, что вызвало скрытое, но глубокое негодование среди русских солдат. Екатерина вела себя осторожно, как бы отстраняясь от всех нововведений императора. Она призвала к себе сына и занялась его воспитанием.

Шесть недель пролежало набальзамированное тело умершей императрицы во дворце, в роскошном платье и с золотой короной на голове, но Петр III не соизволил носить траур, наоборот, на своей половине он устраивал праздники, веселился со своими приятелями ночи напролет и даже называл свою любовницу императрицей.

Екатерина, серьезно опасаясь за свое будущее, поняла, что должна вести себя крайне осторожно и осмотрительно, чтобы какой-нибудь неловкостью или неосторожный шагом не вызвать неодобрения у придворных и гвардии. Более того, она стремилась изо всех сил завоевать к себе расположение. Она носила глубокий траур по умершей Елизавете, часто и подолгу молилась у ее гроба. После того как тело императрицы перенесли в Казанский собор, Екатерину можно было часто увидеть в храме молящейся и стоящей на коленях у гроба императрицы, она оплакивала ее смерть на глазах у жителей Петербурга, которые приходили попрощаться с императрицей. Набожность Екатерины, ее смиренный, печальный вид возбуждали сочувствие у всех, кто ее видел. Вся высшая знать и духовенство с удивлением, но большей частью с явным одобрением взирали на скорбящую Екатерину. Отсутствие рядом с ней императора играло ей на руку, потому что вызывало сильное неудовольствие у духовенства и простых людей.

Когда тело императрицы перевозили для погребения в императорскую усыпальницу, Петр III шел за погребальным катафалком, не скрывая своей радости, он смеялся, гримасничал, как шут, одним словом, вел себя недостойно и как монарх, и как верующий христианин.

В отличие от своей жены Петр даже не удосужился как следует приготовиться к церемонии коронации. От одной мысли, что ему придется надеть на голову золотую корону, украшенную бриллиантами, он заходился каким-то истеричным смехом. Опьяненный властью, он очень небрежно стал относиться как к церковным обрядам, так и к самим церковникам, что, разумеется, вызывало возмущение у духовенства. Более того, он даже брал на себя смелость вмешиваться в церковные дела, ничего не понимая ни в религиозных обрядах, ни в вопросах веры. Одним словом, Петр, не думая о последствиях, плодил вокруг себя одних лишь врагов и недоброжелателей. В отличие от него Екатерина стремилась завоевать если не дружбу, то, по крайней мере, всеобщее расположение, и это ей удавалось. Григорий Орлов и его братья тоже не теряли времени даром, они вербовали сторонников среди гвардейских офицеров.

Май 1762 года Екатерина провела в сильном страхе за свою жизнь, за свое будущее. Она и Петр перебрались жить в новый Зимний дворец. Екатерине, обладавшей тонким вкусом, не могло не нравиться убранство дворца, внутренняя отделка, над созданием которой работали тысячи искусных мастеров из России и Европы. Большая часть залов и дворцовых помещений еще не была обставлена, поэтому Екатерина много времени проводила в беседах с краснодеревщиками, французскими декораторами, поставщиками мебели, книг и прочей утвари. Апартаменты, занимаемые Екатериной, находились в противоположной стороне от парадной половины, где жил Петр, который вообще не хотел видеть жену и поэтому удалил ее от глаз своих.

— Теперь я буду видеть тебя очень редко, да и то только в случае крайней необходимости, — злобно сказал он ей. — Как ты мне надоела, чем скорее я от тебя избавлюсь, тем лучше.

Устроившись в отведенных для нее покоях, Екатерина вскоре объявила, что она растянула себе лодыжку и не сможет появляться на приемах и выходить гулять в течение нескольких недель. Она опять была беременна, но благодаря искусству Маргариты это удалось скрыть от всех. Никто во дворце ничего не заподозрил, в том числе и сам Петр, который точно мог знать, что не был отцом будущего ребенка. Придворные, приходившие осведомиться о здоровье императрицы, всегда находили Екатерину лежащей в постели и укрытой шелковым одеялом. Тщательно соблюдаемая осторожность была совсем не лишней. Когда на свет появился ребенок, то во дворце никто не узнал об этом, кроме самых доверенных лиц, без помощи которых никак нельзя было обойтись. После родов повитуха тут же унесла из дворца младенца и отдала его в семью к простым людям, взявшим на себя все заботы по его воспитанию.

Страх Екатерины за свое положение был далеко не беспричинным. Пока она лежала у себя с якобы растянутой лодыжкой, Петр наградил свою любовницу Елизавету Воронцову новым придворным званием — он присвоил ей титул повелительницы императорского двора. Разумеется, император требовал надлежащего отношения к повелительнице. Такие выходки императора возмущали придворных, особенно дам, которые начинали уже ненавидеть императорскую пассию. Масла в огонь подлила и сама Воронцова. Подобно всем выскочкам, она не умела поставить себя должным образом. Порой, разговаривая с придворными, она не замечала, как на ее губах появлялись слюни, что отнюдь не красило ее. Более того, во время обеда она часто неприлично громко смеялась, отчего крошки пищи вылетали у нее изо рта. Ее новый титул окончательно вскружил ей голову. Потеряв всякое благоразумие и забыв, кто она на самом деле, Воронцова сделала крайне глупое и вредное для себя заявление. Она потребовала, чтобы придворные приветствовали ее реверансом, а дамы почтительно кланялись!

Они вместе с Петром были настолько наивны, что считали свою глупую и бестактную затею блестящей шуткой.

В отличие от них придворные были совсем другого мнения. Многие сановники были оскорблены до глубины души, а двое из почтенных старичков, делая реверанс, даже упали, при этом один из них сломал себе руку. Одним словом, все это очень напоминало самые дурные и жестокие выходки недавно умершей императрицы, отчего сердца придворных охватывал невольный трепет.

На одном из банкетов, устроенных по каким-то политическим соображениям, Петр самым жестоким образом унизил Екатерину. Рядом по правую руку от императора за блестяще украшенным и уставленным серебряной посудой столом сидела Воронцова. Улучив момент, она встала и провозгласила тост за императорскую семью. Все встали, выражая верноподданнические чувства, за исключением одной Екатерины, которая, будучи женой императора, сочла себя вправе остаться на месте. Но не успели все гости опять занять свои места, как Петр вскочил с искаженным от бешенства лицом и закричал на жену:

— Ты должна была встать вместе со всеми, дура!

В зале воцарилась гнетущая тишина. Все буквально онемели от такой необузданной вспышки императорского гнева. Подобное публичное оскорбление всеми было воспринято однозначно: Петр ясно давал понять, что он не считает больше Екатерину своей законной женой.

Вскоре он воспользовался другой возможностью, чтобы опять унизить Екатерину. Во время дворцового приема по случаю награждения Петр во всеуслышание потребовал от жены, чтобы она отказалась от ордена Святой Екатерины, явно считая ее недостойной этой награды. Все присутствовавшие хорошо понимали значение этой почетной награды, которая справедливо считалась одной из самых высоких наград в России. Орденом Святой Екатерины награждались только члены царской семьи, а также избранницы наследников трона. Екатерина имела законное право носить орден до конца своей жизни.

Екатерина стояла совершенно бледная, вся краска отхлынула от ее лица. Она всегда гордилась орденом Святой Екатерины, которым наградила ее умершая Елизавета в день ее помолвки с Петром. Для умной Екатерины этот орден значил очень многое. Она понимала, что его ношение дает ей право царствовать в этой огромной стране, которая после ее замужества стала ее родным ломом. Безмолвно, с невозмутимым видом, но бледная, как смерть. Екатерина сняла с себя орденские знаки и ленту и передала их камергеру, который был до глубины души поражен и возмущен всем этим безобразием, впрочем, как и другие придворные. Творилось нечто неслыханное, только император Петр и его любовница не замечали, какую волну негодования вызывали в их окружении подобные безрассудства.

Следующий шаг Петра еще сильнее понизил его популярность, более того, этот шаг вызвал откровенную неприязнь к нему в армии. Император, не посоветовавшись ни с военными, ни со своими министрами, неожиданно объявил войну Дании. После стольких жертв, после стольких убитых и покалеченных на полях сражений, армия нуждалась в пополнении, но последний приказ Петра делал все принесенные жертвы совершенно бессмысленными, что не могло не пробудить среди военных злости против императора. Петр же был в полном восторге: его союзником в будущей войне будет его кумир, Фридрих II. Во дворце не проходило ни одной пирушки, чтобы Петр не провозгласил тост за прусского короля, кроме того, он носил кольцо с выгравированным на нем изображением Фридриха. Войска по приказу императора должны были грузиться на корабли. Для того чтобы поднять настроение солдат и офицеров, Петр приказал салютовать из пушек каждый раз, когда какая-нибудь военная часть проходила мимо Петропавловской крепости. Император с наслаждением продолжал играть в войну.

Екатерина из окна наблюдала за военными частями, которые после торжественного марша мимо императора шли на пристань, чтобы на судах переправиться в Кронштадт. Там они должны были ждать приказа о точной дате выхода в море. Екатерина, понимая шаткость своего положения, искала себе сторонников. Братья Орловы активно ей помогали, вербуя друзей среди гвардейских офицеров. Положение было сложным и, как обычно в таких случаях, необходимы были деньги. Екатерина обратилась за помощью к французскому королю через его посла, но получила отказ. Тогда она попросила денежной помощи у Англии, и английский посол любезно предоставил ей денежный заем. Оказываемая щедрая денежная помощь впоследствии помогла Англии установить особенно тесные и дружественные отношения с Россией. Проигравшей стороной, как это ни странно, оказалась Франция.

Стоял июнь. Петр недвусмысленно дал понять жене, что он скоро собирается с ней развестись, чтобы жениться на Воронцовой. Это был бы конец, нельзя было терять больше ни минуты. Нетрудно было предположить, какая ждала ее участь, если бы Петр осуществил свое намерение. Екатерина опасалась, что если откроется то, что она затеяла, ее могли немедленно схватить и бросить за решетку. Ее могли задушить подушкой во время сна или убить, представив все как несчастный случай.

Екатерина не на шутку встревожилась, когда к ней пришло распоряжение Петра переехать в Петергоф, располагавшийся неподалеку от Ораниенбаума, где император веселился со своей любовницей. Екатерина понимала: уехав из Петербурга, она тем самым подвергала себя большой опасности.

Екатерина не знала, на кого она могла положиться. Среди ее придворных, переехавших вместе с ней в Петергоф, могли оказаться наемные убийцы. В Петергофе Екатерина по совету Григория Орлова поселилась в небольшом павильоне, тогда как вся ее многочисленная прислуга расположилась в главном дворце, где было много комнат и темных переходов, где убийцам легко было затеряться и устроить покушение, которого боялась Екатерина. В личном услужении она оставила только Шаргородскую и одного надежного лакея. Каждый раз, когда она слышала стук проезжавших мимо ее павильона колес или топот копыт, она замирала от ужаса, опасаясь своего ареста, и всякий раз, когда эти звуки удалялись прочь, она вздыхала с облегчением.

Вскоре к Екатерине с визитом пожаловала Маргарита. Они не виделись давно, еще с момента похорон Елизаветы. Хотя Маргарита часто видела и в церкви, и во дворце погруженную в траур Екатерину, она не решалась подойти к ней, так как не хотела нарушать ее скорбное одиночество. Глубоко присев в реверансе, она ждала, что ей скажет императрица.

— Как мне радостно видеть вас, Маргарита! — воскликнула Екатерина, бросаясь ей навстречу. Ей было приятно увидеть перед собой друга, в верности которого она нисколько не сомневалась. Кроме того, сегодня Екатерину сильно взволновало письмо от Петра, в котором он сообщал, что он приедет к ней завтра из Ораниенбаума. Она подозревала, что Петр приедет в сопровождении солдат, которые арестуют ее, а затем препроводят в тюрьму. Приезд Маргариты отвлек Екатерину от мрачных мыслей, и она предложила Маргарите остаться у нее, чтобы вместе пообедать.

— Какие новости в Петербурге? — спросила Екатерина. — Какие слухи ходят по городу? Здесь скучновато, и мне было бы приятно услышать какие-нибудь интересные новости. Вы не расскажете?

Маргарита растерялась, так как не слышала ничего такого, что могло бы развеселить императрицу. Девэнтер еще не приезжал, да и вряд ли это можно было считать новостью, которая заинтересовала бы Екатерину. Саския не получала от него пока никаких известий, но обещала, что как только ей что-нибудь станет известно, она непременно сразу известит об этом Маргариту. Каждый раз, проходя мимо дома Девэнтера и его галереи, у Маргариты тревожно замирало сердце. Но двери были по-прежнему заперты. Уоррингтон после того памятного вечера не делал никаких попыток сближения, однако, сильно переживая смерть Сары, он невольно искал утешения в компании Маргариты, которая тоже грустила по умершей подруге. Между ними возникли новые, отличающиеся от прежних отношения, более похожие на дружбу. Они по-прежнему часто встречались, потому что эти встречи скрашивали их одиночество.

— Я много рисовала в последнее время, — не зная, о чем говорить, призналась Маргарита. Это была тема, которая позволяя незаметно перейти к цели ее посещения. — После кончины императрицы у меня появилось много свободного времени. Заказов больше не было, и я увлеклась живописью. Набросала несколько пейзажей, городских этюдов, хотя все получилось очень по-любительски. — И она извиняющее улыбнулась.

— О, а я вовсе не имею никаких талантов к рисованию, — попыталась ободрить ее Екатерина. — Хотя в детстве меня заставляли рисовать и даже уверяли, что у меня неплохо получается. Я думаю, что мне льстили. Я ведь и тогда не любила сидеть в помещении, а больше любила, как и сейчас, прокатиться верхом на лошади. — Екатерина тихо рассмеялась, видимо, вспомнив что-то приятное. — Неужели вы не принесли ничего новенького? Я думаю, что вы наверняка придумали какие-то новые наряды — Не тяните, скорее покажите их мне.

— Нет, ваше величество. Я ничего не принесла. Я думала, что вам будет интересно обсудить ваш наряд, который вы наденете в день своей коронации.

Облачко раздражения пробежало по лицу Екатерины. Неужели ей так и не удастся надеть этот наряд? Неужели в нем будет другая женщина? А ведь она с самого своего приезда в Россию, не покладая рук, трудилась над тем, чтобы добиться этой желанной цели. Неужели все ее усилия, все старания оказались напрасными?

— Сейчас еще рано думать об этом. Еще не закончился траур по умершей императрице. Но обещаю вам, в день коронации платье, которое будет на мне, будет сшито по вашему эскизу.

Маргарита удивилась некоторой странности и обтекаемости прозвучавшего объяснения, но не подала виду. А ведь она ожидала, что Екатерина станет с жаром обсуждать тот или иной фасон платья, его отделку, оттенки тканей, однако Екатерина выглядела напряженной и не проявляла никакого интереса к затронутой теме. Вместо этого она выразила сожаление, что до сих пор в Петербург не приехал фламандский художник Девэнтер и не привез новых картин. Затем Екатерина спросила, есть ли новые постановки в петербургском театре. Маргарита отвечала, что недавно посетила одно представление, затем обмолвилась, что видела там садовника Уоррингтона, который рассказал ей, что закончил строительство оранжереи на крыше Зимнего дворца.

— А, тот самый английский садовник, который работал в Ораниенбауме? Я хорошо его помню. Жаль, что так и не удалось построить дворец в том укромном уголке парка.

Маргариту удивило, как грустно произнесла эти слова Екатерина.

— Есть старая поговорка, что рано или поздно, но мечты сбываются, — тихо ответила Маргарита. Неужели Екатерина считала, что ее задумка так никогда и не осуществится? Неужели император действительно решил оставить свою жену? Все, кто был хоть немного знаком с положением дел при дворе, знали, какой властью над императором обладала его любовница Воронцова.

— А над чем сейчас работает английский садовник? Какой императорский парк он украшает? — спросила Екатерина.

— Сейчас никакой. Однако у него очень много частных заказов.

Разговор далее продолжался в таком же непринужденном духе, переходя от одной темы к другой. День стоял прекрасный, было тепло и солнечно. Стол накрыли прямо в парке под деревьями. Екатерина и Маргарита сидели одни, никто им не мешал. Затем из дворца пришло несколько музыкантов и придворных. Под звуки скрипки и виолончели, за игрой в карты вечер пролетел быстро и приятно. Было уже поздно, поэтому Екатерина настояла на том, чтобы Маргарита осталась у нее ночевать. Служанка постелила постель в том же павильоне, где спала сама Екатерина.

Перед тем как лечь, Маргарита долго стояла у полуоткрытого окна и любовалась белыми ночами. Было так светло, что можно было разглядеть поблескивающую вдали серебристую гладь Финского залива. Она задумалась над тем, почему ее задержала у себя Екатерина, прибегнув к таким невинным хитростям, как обед, карты, музыка. Чуткая Маргарита поняла, что явно чем-то взволнованная Екатерина, очевидно, искала поддержки, дружеского участия, чтобы успокоиться и что-то обдумать.

Маргарита почти не сомкнула глаз ночью, но в этом не было ничего удивительного, ведь стояла волшебная пора чудесных белых ночей. Мало кто подолгу спал в это время. На рассвете до ее слуха донесся стук чьих-то сапог. Она в тревоге вскочила, вспомнив вчерашнюю нервозность Екатерины. Маргарита на цыпочках подбежала к дверям и выглянула в коридор. Дверь, ведущая в покои Екатерины, была открыта. Страшно волнуясь, Маргарита подкралась к дверям и увидела стоящего посередине комнаты гвардейского офицера, она его немедленно узнала. Это был Алексей Орлов. Он взволнованно переминался с ноги на ногу перед спальней Екатерины, ожидая, когда Шаргородская разбудит свою госпожу.

— Ваше величество! К вам прибыл Алексей Орлов! У него срочное дело! Вставайте! — слышался ее голос у дверей спальни.

Алексей пробрался в павильон незаметно, через потайную дверь, ключ от которой вручил ему его брат Григорий. В дверях спальни появилась фрейлина и сделала ему знак рукой. Алексей стремительно вошел в спальню, где проснувшаяся Екатерина сидела на краю постели.

— Ваше величество! Нельзя терять ни минуты! Вы должны немедленно следовать за мной! Войска встали на вашу сторону. Гвардия провозгласила вас императрицей! Вам необходимо ехать в Петербург, чтобы успеть принять присягу.

Маргарита бросилась назад, чтобы побыстрее одеться. Едва надев платье и сразу выскочив из своей комнаты, она увидела Екатерину, которая второпях бежала из павильона к стоявшей неподалеку карете. Маргарита бросилась за ней. Следом за ними шла Шаргородская, не отставая от них ни на шаг. Вдруг Шаргородская оступилась, и туфля слетела с ее ноги, но времени для того, чтобы остановиться, поднять и надеть туфлю, уже не было. Шествие замыкал преданный камердинер с криво надетым париком, очевидно, он тоже одевался впопыхах. Екатерина так торопилась, что забыла снять ночной чепец, но на это никто не обратил внимания. Все три женщины торопливо взобрались в карету и расселись, не обращая внимания на помятые юбки. Камердинер занял место на запятках кареты, причем от неловкого движения у него слетел парик. Но в тот момент никому уже не было дела до приличий. Лошади рванулись с места, и карета помчалась, сотрясаясь и подпрыгивая на многочисленных дорожных ухабах.

Все сидевшие в карете держались за все, что можно, чтобы сохранить равновесие и не повалиться набок. Вдруг Екатерина заметила, что у нее перед глазами что-то колышется. Она протянула руку и поняла, что это лента с ее ночного чепчика. Сорвав его в ту же минуту, она отбросила его в угол сиденья и рассмеялась.

— Посмотрите, я даже не успела снять свой ночной чепец!

Маргарита и Шаргородская весело рассмеялись вместе с ней, а когда Шаргородская объявила о потерянной туфле, смех еще более усилился. Напряжение немного спало, и все стали мысленно подготавливаться к въезду в город, думая и гадая, что там может их ждать. Екатерина находилась в возбужденном, приподнятом настроении, она надеялась на благоприятный исход, отбрасывая в сторону все прочие мысли.

Внезапно вдали показался другой экипаж, мчавшийся им навстречу. Сидевший на козлах рядом с кучером Алексей Орлов невольно напрягся и положил руку на пистолет, готовясь отразить предполагаемое нападение.

Но страхи оказались напрасными. В экипаже сидел один лишь придворный куафер, соотечественник Маргариты, месье Мишель. Увидев в столь ранний час карету с Алексеем Орловым на козлах, он сразу понял: что-то случилось, и остановил свою карету. Орлов, увидев высунувшуюся голову и узнав придворного парикмахера, крикнул ему:

— Быстро пересаживайтесь в нашу карету. В ваших услугах нуждается ее императорское величество!

Месье Мишель, не задавая лишних вопросов, перебрался в карету Екатерины. Увидев, в каком виде находится прическа ее величества, он всплеснул руками от изумления и тут же принялся за дело. С помощью Маргариты и Шаргородской, державших и подававших в нужный момент то расчески, то заколки, то шпильки, ему удалось, хотя это было совсем непросто на ухабистой дороге, привести прическу Екатерины в надлежащий вид.

Как только они въехали в пригород, то заметили на одной из площадей поджидавшего их верхом на коне Григория Орлова в окружении офицеров и застывшего в отдалении строя солдат. Рядом с Орловым стоял открытый экипаж. Екатерина осторожно вышла из кареты, и Григорий Орлов отсалютовал ей шпагой. Она с достоинством приветствовала офицеров и солдат. Сердце замерло в груди Екатерины. Наконец наступил тот долгожданный момент, к которому она так долго стремилась и в осуществление которого почти не верила.

Неожиданно раздались громкие крики солдат, которые провозглашали ее императрицей и клялись ей в верности. Екатерина, ласково улыбаясь, прошла вдоль их строя, а затем села в открытый экипаж. Маргарита и Шаргородская остались в старой карете, однако кучер, повинуясь поданному ему знаку, хлестнул лошадей и поехал на небольшом расстоянии от экипажа императрицы, который уже был окружен со всех сторон конными офицерами, а следом за ними быстро шли или даже бежали радостные солдаты. Экипаж Екатерины направился к казармам, где располагались преданные ей гвардейские части. По барабанному бою из казарм выбегали солдаты и тотчас присягали императрице, целуя ее платье и руки. Везде ее встречали восторженные крики, все вокруг дрожало и сотрясалось от яростных солдатских воплей. К солдатам присоединялись городские обыватели, все ликовали и присягали Екатерине в верности. Было уже не понять, где войска, где народ — все смешалось. Только один раз возникло небольшое недоразумение. Путь кортежу преградила цепь солдат, вооруженных мушкетами, но, увидев и узнав поднявшуюся во весь рост Екатерину, под приветственный гул толпы, следовавшей за ней, солдаты отступили, чтобы в свою очередь примкнуть к толпе. Крики «матушка, императрица» раздавались все чаще и все громче. Дело было сделано. Не зря Екатерина так долго искала не только в придворной среде, но и среди простого народа популярности, умела найти для каждого ласковое слово, стараясь примениться к русским нравам и обычаям. Именно благодаря своей расчетливости, тактичности и любезности она снискала себе всеобщее расположение.

После смерти императрицы Елизаветы слухи о презрении ко всему русскому, об умственной неполноценности Петра III невольно подтверждались его безрассудным поведением. Контраст между женой и мужем был слишком разителен. Теперь все видели перед собой настоящую правительницу, которая не только любила народ, но, как казалось всем, могла им мудро управлять.

Во главе гвардейских частей, сопровождаемая толпой народа, Екатерина вошла в Казанский собор, где ее встретили архиепископ и высшее духовенство. После того как пропели благодарственный молебен перед упавшей на колени Екатериной, священники торжественно провозгласили ее самодержавной императрицей всея России.

Из собора императрица отправилась в Зимний дворец, окруженная со всех сторон войсками и народом. Она вошла во дворец, а следом за ней потянулись солдаты, офицеры, чиновники, слуги, простой люд — все хотели увидеть императрицу. Маргарита, давно покинувшая карету, стояла на дворцовой площади перед Зимним, когда Екатерина вместе со своим сыном вышла на балкон, чтобы поприветствовать громадную людскую толпу, собравшуюся на площади и на всех подступах к дворцу. Увидев императрицу с сыном, вся площадь разразилась радостными криками, ликование казалось воистину всенародным. Немного погодя Маргарита выбралась из толпы и направилась к себе домой. Ее внезапно охватило вдохновение, ей пришел в голову эскиз нового платья, которое Екатерина должна была надеть во время будущей коронации.

Чуть позже Екатерина появилась верхом перед войсками и народом в елизаветинском мундире зеленого цвета с золотым шитьем и в треуголке. Она ехала на жеребце белой масти в серых яблоках перед строем солдат, как бы принимая главнокомандование над войсками. В руках она держала обнаженную шпагу, всем своим видом демонстрируя решимость вести войска против тех частей, которые мог послать против восставших император Петр. Однако она надеялась, что междоусобной распри не будет. В Кронштадте находилась большая часть армии, которая была готова к отплытию в Данию. Кроме того, надо было заручиться поддержкой военного флота. Екатерина и здесь опередила Петра. Она первая отправила курьеров в Кронштадт, ставя в известность главнокомандующего войсками и главного адмирала о происшедшем в Петербурге государственном перевороте.

С нескрываемой радостью она глядела на выстроившиеся гвардейские полки, на их стройные ряды. Солдаты успели скинуть ненавистную прусскую форму и переодеться в старые елизаветинские мундиры, которые привезли в полковых фурах каптенармусы. Солдаты восторженным ревом приветствовали императрицу. Это был самый замечательный для Екатерины день. Все произошло на удивление быстро, как будто все ждали ее воцарения на престоле.

В Петергофе все было спокойно. Никто там даже не подозревал о бурных событиях, происходивших в это же самое время в российской столице. Петр, ожидавший найти Екатерину в павильоне, подошел к его дверям, но, к его удивлению, никто не отворил перед ним двери, оказалось, что в павильоне никого не было. Шедшая рядом с ним Елизавета Воронцова, уже предвкушавшая падение Екатерины, злобно нахмурилась.

— Екатерина! — громко позвал Петр, но никто не появлялся. — Екатерина, выходи. Хватит так глупо шутить.

Но в ответ не было слышно даже шороха. Петр топнул от злости ногой. Кто-то из свиты прошептал за его спиной:

— Ваше величество, боюсь, она уехала.

Петр круто повернулся, будто ужаленный змеей:

— Что вы тут несете? Как она смеет ослушаться моих приказаний?

— Один из солдат, охраняющий дворец, признался, что ее величество рано утром куда-то умчалась на какой-то карете.

— Что? — зарычал в изумлении Петр, тогда как Воронцова испуганно вскрикнула: — Как она осмелилась выйти из подчинения моей воле?!

Он толкнул двери, створки распахнулись, и он стремительно вошел внутрь. Он переходил из одной комнаты в другую и звал Екатерину, но все было бесполезно. Павильон был пуст. Петр заскрежетал зубами, схватил одну из фарфоровых ваз и, бросив ее, разбил вдребезги о стену, затем в бешенстве толкнул бюст какого-то римского императора, тот упал на пол и разлетелся на кусочки. Перед багровым от гнева императором возник камергер его двора, в руках он держал распечатанное письмо.

— Ваше величество, я только что получил сообщение из Петербурга. Ее величество сейчас там, армия присягнула ей как императрице. Она объявила себя правящей императрицей вместо вас.

Краска сбежала с лица Петра. Он побледнел как мертвец, внезапно сгорбился, словно получил рану прямо в сердце, затем выпрямился и отчаянно потряс в воздухе сжатыми кулаками. Он понял, что его опередили. Теперь не жизнь его жены, а его собственная жизнь была в опасности. Он поник головой. Страх исказил черты его лица. Он смертельно перепугался.

Охваченный ужасом, Петр метался по зале и выкрикивал один приказ за другим. Смысла в его повелениях не было, это был бессмысленный набор угроз и невнятных фраз, обильно перемешанных с проклятиями в адрес Екатерины. Наконец кто-то из слуг догадался принести графин вина и налить обезумевшему императору бокал. Петр выхватил поданный бокал из рук лакея и залпом осушил его. Вслед за первым выпитым бокалом последовали другой и остальные — пока графин не опустел. Как слабохарактерный человек, Петр искал силы в выпитом вине, но обрел лишь пьяное успокоение, и ничего больше. Глядя на полупьяного императора, Воронцова начала жалобно всхлипывать, предчувствуя их печальный конец. Опьянев, Петр наконец перестал метаться взад и вперед и опустился в кресло. Тут к нему подошел придворный камердинер и начал советовать, как ему лучше всего поступить в сложившихся обстоятельствах.

Но император почти не слушал его, а лишь бормотал себе под нос что-то нечленораздельное. Нет, он не собирается плыть в Кронштадт, нет, он не собирается вставать во главе верных ему войск, чтобы идти на Петербург подавлять мятеж.

Камердинеру надоело попусту болтать языком, да и всех сохранивших верность императору стало раздражать подобное малодушие. Наконец камердинер не выдержал, схватил императора и поставил силой на ноги. К счастью, Петергоф располагался почти на берегу Финского залива. Добравшись до ближайшей пристани, император, Воронцова и его свита погрузились на небольшое судно и поплыли в направлении Кронштадта. Однако, поскольку курьеры Екатерины опередили Петра, Кронштадт отказался принять судно с императором, причем с крепостных стен даже угрожали открыть по нему пушечный огонь, если он не повернет обратно.

Все пали духом. Один только камердинер еще не терял надежды, пытаясь внушить императору необходимость действовать быстро и энергично, убеждая его, что еще не все потеряно. Он уговаривал Петра обратиться к войскам, как только они вернутся назад, в надежде, что не вся армия встала на сторону мятежников. Кстати, это было правдой. Но Петр испуганно вскочил, отпрянул в сторону, замахал руками, закричал, чтобы от него все отстали, и укрылся в крошечной мрачной каюте. Так он просидел, раскачиваясь из стороны в сторону и закрыв лицо руками, до тех пор, пока его судно не причалило опять к берегу.

Сойдя на землю, император и часть его свиты отправились в Ораниенбаум, где он сразу забрался в постель, устав от пережитого волнения. Вскоре к нему прибыли посланцы от Екатерины, которые привезли с собой акт об отречении от престола. Петр дрожащими руками безропотно подписал акт и опять повалился на постель.

Только после того, как он услышал, какая ждет его участь (кстати, точно такие же меры готовил он сам для Екатерины), он наконец опомнился, заплакал и стал протестовать, а затем умолять.

— Нет! Нет! Только не заключение! — жалобно просил он, упав на колени. Он забыл о чувстве собственного достоинства, забыл, кем он был совсем недавно.

Его заключили в тюрьму, довольно удаленную от Петербурга, и, судя по всему, собирались держать за решеткой очень долго. Сверженному императору оставляли относительную свободу и ряд незначительных поблажек. Несмотря на все его мольбы и рыдания, Петра разлучили с Воронцовой, не позволив ему взять ее с собой.

Надзор за заключенным в крепость императором Екатерина поручила самым доверенным лицам — братьям Орловым. Но вскоре из крепости, где томился свергнутый с престола Петр III, пришло срочное и секретное сообщение. Маргарита совсем случайно стала свидетельницей данного события, так как пришла во дворец, чтобы показать императрице ее коронационный наряд. Екатерина, распечатав письмо от Орловых и быстро пробежав его, внезапно побледнела, затем еще раз перечитала письмо, словно отказываясь верить своим глазам. Ее лицо исказилось, она растерянно повернулась к Маргарите и почти прошептала:

— Петр умер.

— Не может быть, — с не меньшим удивлением отозвалась Маргарита.

— Алексей Орлов пишет: с императором случился несчастный случай, какое-то роковое стечение обстоятельств. Но ведь все теперь будут думать, что его убили по моему приказу.

Поднаторевшая в дворцовых интригах Маргарита не сомневалась, что все случилось именно так. Свергнутый Петр по-прежнему оставался опасным противником, ибо всегда могли найтись недовольные как при дворе, так и в армии, которые могли устроить другой переворот, но уже направленный против взошедшей на престол императрицы. Было очевидно, что преданные императрице братья Орловы решились на отчаянный шаг, чтобы оказать бесценную услугу императрице. Все пятеро братьев были отважными, мужественными, беззаветно любившими Россию офицерами и верными слугами отечества. Вероятно, к столь жестокому шагу их подвигла сильная ненависть ко всему прусскому — форме, военным порядкам, которые так бездумно внедрял в русскую армию Петр, за что он в конце концов и поплатился.

Похороны свергнутого императора были очень скромными, без надлежащей церемонии и почестей, приличествующих августейшему лицу. Его даже похоронили в обычном гражданском платье.

Захватив власть, Екатерина щедро вознаградила всех тех, кто помогал ее восшествию на престол, и суровой рукой подавила все враждебные происки недовольных. Видя царившие вокруг себя беспорядок и беззаконие, императрица решила исправить законодательство и начать проводить преобразования, столь необходимые для русского общества, с единственной целью — поставить Россию на одну ступень с передовыми европейскими странами. Ей хотелось править мудро и справедливо, и она начала составлять знаменитый Наказ. В Наказе она писала об образе правления, о судопроизводстве, о развитии торговли и ремесел, о воспитании. Она требовала отмены телесных наказаний, которые были еще широко распространены в европейских странах. Учреждалось бесплатное образование для детей. Кроме того, принималось множество других нововведений, которые показали бы европейскому миру, какой передовой и просвещенной страной является Россия, находясь под ее правлением.

Императрица сидела, задумавшись над страницами своего Наказа. Мысленно она решила расширить Зимний дворец, построив рядом с ним другой, и назвать его Эрмитажем. Эрмитаж — уединенное убежище — прямо в центре Петербурга. Легкая улыбка скользнула по ее губам; заодно будет куда девать те картины, статуи и другие художественные ценности, которые так нравились ей и которые она приобретала, не жалея никаких денег.