Хуарес

ЯНКИ ВТОРГАЮТСЯ В МЕКСИКУ

1 марта 1845 года американский конгресс принял резолюцию, уполномочивающую правительство США аннексировать Техасскую республику. Это провокационное решение было явно рассчитано на разрыв отношений с Мексикой, которая считала Техас своей законной территорией и, естественно, не могла хладнокровно взирать, как ее могущественный северный сосед эту территорию поглощал.

Но почему Соединенные Штаты выжидали 9 лет, прежде чем отважились принять в материнское лоно свое детище, каким являлась Техасская республика, возникшая при прямой поддержке Вашингтона? На то имелись веские причины как внутреннего, так и внешнего порядка. Техасские мятежники в своем большинстве примыкали к рабовладельцам-южанам. Отделившись от Мексики, они немедленно ввели в своей «республике» рабство. Северяне считали, что включение Техаса в Союз[4] приведет к укреплению позиций рабовладельческого Юга. Они без энтузиазма относились к аннексии Техасской республики. Их мнение было вынуждено учитывать правительство Соединенных Штатов.

Европейские державы также выступали против аннексии Техаса. Они уже успели завоевать экономические позиции в странах Латинской Америки и не без оснований опасались, что поглощение Техаса откроет Соединенным Штатам дорогу для захвата всей Мексики, а возможно, и других бывших испанских колоний. Поэтому Англия, Франция, Бельгия, Голландия среди прочих европейских держав поспешили признать «независимость» Техаса и даже установить с ним дипломатические отношения в надежде, что марионеточная республика превратится под их влиянием в своего рода буфер, преграду, препятствующую дальнейшему проникновению США на юг.

Позиция европейских держав в известной степени сдерживала пыл североамериканского агрессора: ведь в случае прямого конфликта с США Мексика могла рассчитывать на их поддержку.

Известная осторожность, проявлявшаяся в вопросе о присоединении Техаса в правящих кругах США, сменилась жаждой к немедленным решительным действиям, когда в 1844 году президентом стал Джеймс Полк, ставленник южан. Полк выступал не только за оккупацию Техаса, но и за захват других северных территорий Мексики, включая Калифорнию. Это по инициативе Полка конгресс принял упомянутую выше резолюцию об аннексии Техаса.

Агрессивный акт Соединенных Штатов вызвал резкий протест Мексики. Она порвала дипломатические отношения с Вашингтоном. Президент Полк как будто только и ждал этого. Не теряя времени, он отдал американской армии приказ занять Техас и, выйдя к границам Мексики, приготовиться к вторжению в эту страну.

Одновременно американский флот получил задание захватить атлантические порты Мексики — Тампико и Веракрус, а на тихоокеанском побережье — Лос-Анхелес. Это означало войну с Мексикой.

Считая, что за деньги можно купить все и вся, Вашингтон предложил мексиканцам продать ему Калифорнию и Новую Мексику. С таким предложением к мексиканскому правительству по поручению Вашингтона обратился член конгресса от Луизианы Джон Слайделл, ставший в период гражданской войны в США одним из лидеров южан. Однако, несмотря на то, что Слайделл, как потом писал о нем в одной из своих статей К. Маркс, был завзятым интриганом и отличался бессовестностью и бесцеремонностью, осуществить такую сделку ему не удалось.

Мексиканцы решили воевать за свою землю, хотя положение их было отчаянным. Их армия была плохо вооружена, плохо обучена, плохо дисциплинирована. На двадцать тысяч солдат имелось 500 генералов. Генералы больше мечтали о президентском кресле, чем о защите национальной территории от посягательств США. В стране царил климат гражданской войны. Именно на внутренние междоусобицы рассчитывали США, провоцируя вооруженный конфликт со своим беззащитным южным соседом.

В начале этих событий власть в Мексике находилась в руках умеренных либералов. Получив сведения, что войска США, вступив в Техас, движутся по направлению к мексиканской границе, президент Эррера отправил на север шеститысячную армию под командованием генерала Паредеса, профессионального мятежника. Паредес в 1841 году помог Санта-Анне захватить власть, а в 1844 году помог его свергнуть. С тех пор он выжидал удобного момента, чтобы самому захватить власть.

Получив командование армией, Паредес поднял мятеж, вернулся в столицу, где свергнул Эрреру и сам себя провозгласил президентом.

Паредес, реакционер и монархист, вместо того чтобы мобилизовать народ на борьбу с иностранными захватчиками, все свои силы направил на преследование либералов. Он распустил конгресс и установил режим жестокой диктатуры, опираясь на церковников и латифундистов.

Следует ли удивляться, что в этих условиях американская армия смогла, начав военные действия в марте 1845 года, к сентябрю не только захватить Новую Мексику, Калифорнию с Лос-Анхелесом, но и продвинуться на сотни километров к югу от Рио-Гранде-дель-Норте, оккупировав города Монтеррей и Сальтильо. Успехи американской армии объясняются в первую очередь предательством генерала Аристы, командовавшего мексиканскими войсками на севере страны и подкупленного генералом Тэйлором, возглавлявшим американскую армию вторжения. Мексиканские реакционеры, мечтавшие о «добрых» старых колониальных временах, готовы были пожертвовать независимостью Мексики в угоду американским или любым другим захватчикам, лишь бы обеспечить свои привилегии и латифундии.

Чтобы избежать худшего, следовало свергнуть Паредеса и создать правительство из настоящих патриотов. Движение против Паредеса возглавил лидер «чистых» либералов Гомес Фариас. Его сторонники в провинциях готовились к захвату власти. В Оахаке патриотов поднял на борьбу Хуарес. Но «чистые» были безоружны. Они могли рассчитывать на успех, только заручившись поддержкой части офицерства. А помочь им в этом мог все тот же Санта-Анна, имевший своих сторонников в армии. Гомес Фариас решил в интересах дела принять услуги Санта-Анны, поверив его заверениям, что он будет послушно выполнять указания «чистых». Разумеется, Гомес Фариас тогда не знал, что еще в период отделения Техаса Санта-Анна запродался американцам.

Договорившись с Гомесом Фариасом о совместных действиях, Санта-Анна поспешил вновь предложить свои услуги американцам. Из Гаваны, где он тогда находился, Санта-Анна известил президента США Полка, что, придя к власти, уступит американцам за 30 миллионов долларов любую часть мексиканской территории. Предложение Санта-Анны явилось для Полка сущей находкой, тем более что в США противники рабовладельцев резко осуждали грабительскую войну против Мексики и даже призывали американцев — сторонников свободы — сражаться на стороне мексиканцев.

Выступал против войны и Линкольн. В конгрессе, депутатом которого он являлся, Линкольн заявил, что «кровь, пролитая в этой войне, обличает Полка, подобно крови Авеля». Затяжная война в Мексике угрожала Полку не только серьезными внутренними, но и внешними осложнениями: Англия решительно выступала против территориальной экспансии США.

Президент Полк охотно пошел на сделку с предателем Санта-Анной, приказав американскому флоту, блокировавшему побережье со стороны Мексиканского залива, не чинить препятствий для его возвращения в Мексику из Гаваны.

В августе 1846 года либералам при содействии Санта-Анны удалось свергнуть Паредеса и захватить власть. Вскоре состоялись выборы в конгресс, который избрал президентом Санта-Анну, а вице-президентом — Гомеса Фариаса. Санта-Анна возглавил армию, заверяя население, что не только приостановит продвижение американских войск к столице, но и изгонит их из пределов страны, освободит Техас и чуть ли не завоюет Вашингтон.

В Оахаке с падением диктатуры Паредеса власть перешла к триумвирату в составе генерала Диаса — участника войны за независимость, Артеаги — сторонника Санта-Анны — и Хуареса, представлявшего левое крыло либералов. Некоторое время спустя временным губернатором штата Оахака был назначен Артеага, а исполняющим обязанности председателя верховного суда штата — Хуарес. На состоявшихся в том же году выборах в национальный конгресс левые либералы одержали победу, Хуарес был избран депутатом от Оахаки.

В декабре 1846 года Хуарес впервые прибывает в Мехико, где активно включается в работу конгресса.

Положение республики в то время было катастрофическим. Пользуясь предательством главнокомандующего мексиканской армии Санта-Анны, американцы одерживали одну победу за другой и медленно, но неуклонно приближались к столице. Правительство во главе с Гомесом Фариасом создало для борьбы с захватчиками народное ополчение — Национальную гвардию, однако во главе ее оказались сынки аристократов и богатеев, прозванных в народе «полькос» из-за их увлечения танцами, в особенности модной тогда в Мексике полькой.

Полькос, увешанные иконками — эскапуляриос и крестами, воинственные патриоты на словах, на деле и не помышляли сражаться с американцами. Они прожигали жизнь в столице, устраивая дебоши и понося «нечестивых» либералов.

Защита страны от американских агрессоров требовала все больших и больших расходов, но казна, как обычно, была пуста. Помещики и церковники, располагавшие огромными средствами, не несли никакого бремени по защите родины, они даже отказывались платить налоги. Гомес Фариас был вынужден на одну четверть сократить жалованье чиновников. Он обратился к спекулянтам — в Мексике их называли ажиотистами — за займом, но те потребовали соответствующих гарантий обеспечения. Дать такое обеспечение правительство попросило церковь, в «мертвых руках» которой находились поместья и недвижимое имущество стоимостью в сотни миллионов песо. Церковь, оказывавшая в период войны за независимость не только моральную, но и существенную материальную помощь испанским колонизаторам, категорически отказалась гарантировать правительственный заем и тем более предоставить его сама.

Напрасно власти взывали к патриотизму церковников, напоминая, что победа американцев-протестантов гибельно скажется на интересах католической религии в Мексике. Духовенство оставалось глухим к такого рода призывам. Привыкнув служить колонизаторам и люто ненавидя идею независимости, которая подорвала ее влияние на массы, духовенство явно симпатизировало американским захватчикам, встречая их повсеместно колокольным звоном.

Убедившись, что просьбами и призывами к патриотической сознательности у церковников не заполучить ни гроша, Гомес Фариас вновь предложил конгрессу конфисковать церковную собственность на сумму в 15 миллионов песо и использовать ее на нужды обороны. Хуарес и другие пурос энергично поддержали это предложение, и конгресс его одобрил, однако осуществить конфискацию и на этот раз не удалось. Церковники и прочие предательские элементы в ответ подняли очередной мятеж во главе с полькос.

Гомес Фариас смог при поддержке населения нанести поражение мятежникам, когда в столицу явился с лаврами победителя Санта-Анна. Незадолго до этого его войска неожиданно для него самого в сражении при Ангостуре отбросили американские части, взяв пленных, знамена и другие трофеи. Такой исход сражения не входил в расчеты ни американцев, ни их агента и невольного победителя Санта-Анны. Последний «великодушно» отказался от плодов победы, отпустил 400 пленных американских солдат и, вместо того чтобы продолжать наступление, повернулся к врагу спиной.

Когда сведения о мятеже полькос дошли до Санта-Анны, он бросил на произвол судьбы своих солдат и поспешил в столицу «спасать родину». Здесь, используя симпатии населения, приветствовавшего в его лице победителя американцев, Санта-Анна возглавил мятежников, отстранил Гомеса Фариаса от власти и изгнал его из страны. Вслед за тем Санта-Анна отменил закон о продаже церковного имущества. Сделал это он не бескорыстно. Церковники в знак благодарности преподнесли своему спасителю королевский подарок — 2 миллиона песо наличными. Санта-Анне, несомненно, везло. В его услугах нуждались американцы и местные реакционеры, причем и те и другие готовы были щедро за них платить.

С падением Гомеса Фариаса в Мексике вновь начались гонения на левых либералов. Хуареса и его единомышленников изгнали из конгресса. Реакционеры во главе с предателем Санта-Анной делали все возможное, чтобы открыть дорогу американским войскам в столицу. По приказу Санта-Анны был без боя сдан американцам порт Тампико. В марте 1847 года американцы после жестоких боев захватили Веракрус, откуда предприняли наступление на столицу Мексики. По дороге при Серро-Гордо американцы нанесли тяжелое поражение мексиканской армии, брошенной на произвол судьбы все тем же Санта-Анной. Почти вся мексиканская артиллерия попала в руки американцев. В мае американцы заняли Пуэблу, важный центр на полпути к столице, где церковники встретили их как избавителей от «тирании» либералов благодарственными молебнами.

Мстя мексиканским патриотам, оказывавшим вопреки предательству Санта-Анны и церковников ожесточенное сопротивление агрессору, американские войска совершали чудовищные жестокости, грабили и насиловали гражданское население. Американский офицер Отто Циркель, участник этого похода, в своем дневнике, выдержки из которого опубликовал в 1851 году журнал «Отечественные записки», так описывает поведение захватчиков, вступивших в город Хуамантлю: «Пехота, артиллерия, кавалерия — все с остервенением бросились в дома; после тяжелых дней марша, трудов и лишений солдаты уже не знали никакой меры. Напившись допьяна, они начали разбойничать; множество невинных жертв было поднято на штыки. В отвратительных оргиях и зверском буйстве застала их ночь; медленно, поодиночке собирались всю эту ночь усталые и обремененные добычею солдаты к своим бивакам, и до самого утра вокруг бивачных огней не умолкали рассказы о совершенных преступлениях. С рассветом следующего дня начали приходить на бивак остальные солдаты со множеством одежды, шалей, кусков материи, домашнею утварью, лошадьми, ослами и проч. и проч., по всему лагерю открылся рынок, мена, брань и драки».

В июне Санта-Анна предложил командующему американской армией Скотту за 1 миллион долларов заключить перемирие, потребовав в качестве аванса 10 тысяч долларов. Скотт — его К. Маркс в одном из писем Ф. Энгельсу называет совершенно заурядным негодяем — выслал 10 тысяч долларов предателю, который обязался во время перемирия снабжать войска противника продовольствием. Скотт использовал перемирие для реорганизации своих сил. 8 сентября он возобновил военные действия и двинул свою армию на штурм Мехико. Американцам потребовалась целая неделя, чтобы преодолеть героическое сопротивление мексиканцев, защищавших свою столицу. Бессмертный подвиг совершили шесть юношей — курсантов военной школы, оборонявших дворец Чапультепек. Расстреляв все патроны, шесть героев предпочли смерть позорному плену: они погибли, бросившись в пропасть…

14 сентября 1847 года американские войска вступили в Мехико, покинутый его защитниками.

Вот как описывает это событие и поведение захватчиков в столице в своих воспоминаниях друг Хуареса, мексиканский поэт и патриот Гильермо Прието: «Эти дьяволы с огненными, почти красного цвета волосами, с опухшими от пьянства лицами, с носами словно раскаленные уголья шли как стадо — бежали, толкали друг друга, как попало несли ружья. За войсками двигались повозки, напоминавшие галеры на колесах, с крытым парусиной верхом, битком набитые припасами и пьяными маркитантками, являвшими собой самое отвратительное зрелище в мире.

Камни и кирпичи дождем сыпались с крыш на оккупантов… Считают, что число безоружных и неорганизованных людей, яростно бросавшихся на борьбу с захватчиками, достигало 15 тысяч.

Янки бродили по городу, точно стаи хищников. Они стреляли куда попало и по первой прихоти.

Едят они очень странно. Варят груши в кофе, намазывают на ломти арбуза масло, смешивают вместе помидоры, зерна маиса и мед, жуют и чавкают, словно животные.

Когда церкви открывались, янки заходили туда, не снимая с головы шляпы, выбирая по преимуществу исповедальни, и дрыхли как сурки…

Эти янки оккупировали Мексику как завоеванную страну, как поселок дикарей, они едят и отправляют естественные надобности прямо на улицах, превращенных ими в конюшни, и подкладывают фугасы под внутренние стены Национального дворца и стены храмов…

Но есть одна вещь, которая приводит меня прямо-таки в бешенство, — телесные наказания. 8 ноября состоялась экзекуция… Улицы, выходящие на площадь Монтерилья-Платерос, были перекрыты войсками численностью около тысячи пятисот человек… В центре площади поставили три железных столба высотой около трех вар[5] с перекладинами, так что получилось три креста. К ним привязали приговоренных к наказанию людей, раздетых до пояса; ноги их касались земли, а руки были привязаны к перекладине, как у распятых. Удары яростно наносил палач геркулесовского сложения.

При первых же ударах раздался душераздирающий вопль Флореса (так звали жертву), затем крики сменились глухими хрипами, и, наконец, спина его превратилась в бесформенную кровавую массу… Двух других мучали так же, как и Флореса. Подобным зверским истязаниям подвергали многих мексиканцев…

Янки, который хотел водрузить флаг в день вступления в город американцев, сняли пулей, но все старания полиции найти того, кто это сделал, были безуспешны».

Несмотря на террор, народ столицы продолжал борьбу с оккупантами. Янки публично вешали патриотов, заставили население уплатить контрибуцию в 3 миллиона песо, но сломить его сопротивление им не удалось.

После захвата американцами столицы предательство Санта-Анны стало столь очевидным, что он был смещен со всех постов и бежал за границу. Правительство возглавил председатель верховного суда консерватор Мануэль Пенья-и-Пенья.

Теперь, стремясь деморализовать патриотов, американцы публично хвастались, что своими победами обязаны предательству Санта-Анны и его сообщников. Газета оккупантов «Норс Америкэн», издававшаяся в столице, цинично писала 26 ноября 1847 года: «Предательство Санта-Анны и членов его правительства войдет в историю как самая гнусная махинация, когда-либо использовавшаяся для того, чтобы продать народ и разорить государство… На некогда блестящем щите Мексики следовало бы написать следующую эпитафию: «Эта страна пала, ибо сыны ее были неверны своей родине и остальному миру».

Нет, не сыны Мексики предали свою родину, а ее пасынки типа Санта-Анны и ему подобных элементов, представлявших эксплуататорские классы, выступавшие со времен войны за независимость на стороне врагов мексиканского народа. Республике эти классы достались в наследство от колонии. Больше всего их влияние сказывалось в церковной и армейской среде. Страх перед собственным народом, страх потерять свои поместья, баснословные доходы и привилегии толкали власть имущих в объятия иностранных держав, перед которыми они раболепствовали и пресмыкались. Этим классам, выросшим под крылышком испанских колонизаторов, были чужды национальная гордость, патриотизм, чувство любви и привязанности к родине.

Подлинные же сыны Мексики были верны делу независимости и мужественно боролись против интервентов, защищая каждую пядь своей земли. В своем большинстве это были простые труженики — крестьяне — ранчерос, ремесленники, солдаты, индейцы. Именно из их среды вышел Хуарес, именно их интересами и мыслями жил он. Трагические события 1847 года еще раз убедили его, что Мексику можно спасти, только ограничив политическую и экономическую власть эксплуататорских классов.

Потеряв надежду принести какую-нибудь пользу в столице, Хуарес в начале августа возвращается в Оахаку, где вместе с другими левыми либералами стремится сместить губернатора Артеагу, ставленника Санта-Анны, и подготовить родной штат к борьбе с интервентами. С падением Санта-Анны народ прогнал Артеагу. Провинциальный конгресс назначил исполняющим обязанности губернатора Бенито Хуареса. Год спустя Хуарес был избран на этот пост и занимал его до августа 1852 года. Таким образом на посту губернатора Оахаки Хуарес всего находился пять лет, рекордный срок для того времени, когда правительства менялись чуть ли не каждый год, если не чаще.

24 октября 1847 года Хуарес официально вступил в должность губернатора Оахаки. Время было тревожное. Американские оккупанты захватили почти половину территории страны. Их войска бесчинствовали в столице. Вашингтон требовал от безвольного правительства Пенья-и-Пеньи, находившегося в городе Керетаро, согласия на отход к США всех северных районов Мексики, угрожая в противном случае вообще стереть Мексику с карты, заменив ее опереточной республикой Сьерра-Мадры, которой управлял бы американский проконсул.

События наложили свой отпечаток на речь Хуареса, которую он произнес при вступлении на пост губернатора Оахаки. Это первое большое известное нам публичное выступление Хуареса. В отличие от других современных ему политических деятелей, блиставших своим красноречием, часто бессодержательным и пустопорожним, Хуарес, как и большинство индейцев, был чрезвычайно скуп на слова и редко выступал с публичными речами. В национальном конгрессе депутаты за такую молчаливость даже прозвали его сфинксом.

О чем же говорил Хуарес, вступая на должность губернатора Оахаки? В первую очередь об ответственности государственного деятеля за судьбы его страны: — «Когда жестокий захватчик оккупирует столицу республики и угрожает нам завоеванием всей нашей страны, первая должность в штате является не чем иным, как тяжким бременем. Тот, кто его несет, находится в непосредственной опасности. Оно не сулит ничего, кроме забот, изнурительного труда и страданий. Учитывая это, я не колеблясь предстаю перед вами, готовый выполнить свой долг и встретить все испытания, уготовленные мне судьбой».

Хуарес обещал стоять на страже демократических свобод, однако реакционеров-мятежников он пригрозил наказывать со всей строгостью закона.

«Мы, — говорил Хуарес, — являемся свидетелями страданий нашей родины, которой грозит гибель. Родина взывает к нашей помощи. Напряжем же все наши силы, мы еще можем ее спасти. Может, однако, случиться так, что по неисповедимой воле божественного провидения наша родина будет вычеркнута из списка свободных наций. Тогда давайте работать так, чтобы в случае нашей гибели под ее руинами будущие поколения с гордостью вспоминали нас».

Это были искренние, лишенные ложного пафоса слова патриота, верившего в правоту своего дела и готового погибнуть за него, но не сдаться врагу, не склонить перед ним колени.

Назначение, а потом избрание Хуареса губернатором штата Оахака не могли не привлечь к себе внимания мексиканской общественности. Впервые чистокровный индеец занимал столь высокий пост в республике. Консерваторы, унаследовавшие от испанских колонизаторов чувство презрения к закабаленным ими индейцам, которых они считали низшими существами, были возмущены. Но зато в лагере левых либералов назначение Хуареса было встречено с одобрением и вызвало большой подъем. Хуарес зарекомендовал себя, участвуя в работе парламента в столице, как стойкий патриот, демократ и противник церковного засилия. А то, что он был индейцем, только радовало левых. Ведь индейцы составляли подавляющее большинство населения Мексики, и левые пытались приобщить их к политической борьбе с реакцией. Хуарес выступал как бы символом политического пробуждения индейцев. Сам Хуарес никогда не противопоставлял себя метисам, креолам или европейцам. Он считал себя мексиканцем и делил людей не по цвету кожи или национальному признаку, а по их политическим взглядам, по их отношению к насущным проблемам Мексики.

Вступление Хуареса на пост губернатора вызвало радостное оживление в его родном селении Сан-Пабло-Гелатао. Здесь все его хорошо помнили и внимательно следили за его успехами. Неоднократно жители Гелатао обращались к нему за советом и помощью и всегда находили поддержку. На церемонию вступления Хуареса в должность губернатора прибыла большая делегация его односельчан — сапотеков из Гелатао. Они, соблюдая древнюю традицию, привезли ему в дар скромные продукты своего труда — кукурузу, фрукты, овощи, цыплят. Хуарес их принял как братьев, разместил у себя дома, обещал выстроить школу в Гелатао, что он вскоре выполнил.

Отвечая на приветствия индейцев, Хуарес сказал: «Я сын народа, и я не забуду этого. Более того, я намерен защищать его права и буду стремиться к тому, чтобы народ получил просвещение, чтобы он пробудился к сознательной жизни, завоевал себе счастливое будущее. Простые люди должны бороться с преступностью и нищетой, в которые их ввергли недостойные политиканы, провозглашающие себя на словах их друзьями и освободителями, но на деле являющиеся их самыми жестокими тиранами».

Кто же были эти жестокие тираны? Хотя Хуарес не назвал их по имени, все знали, что он имел в виду в первую очередь Санта-Анну и ему подобных предателей.

Первой заботой Хуареса-губернатора было поднять население на борьбу с американскими захватчиками, укрепить оборону штата на случай, если бы им вздумалось расширить военные действия на южную часть Мексики.

В отличие от умеренных либералов и консерваторов, жаждавших во что бы то ни стало на любых условиях подписать мир с агрессором, Хуарес был сторонником продолжения войны. В одном из своих выступлений перед ополченцами, шедшими на фронт, Хуарес говорил:

— Идите же в бой! Стойкость и мужество победят любого врага. Будем думать только о войне, если не хотим стать рабами захватчиков… Пусть весь наш гнев обратится против янки и предателей.

Хуарес организовал производство ружей в Оахаке. Учрежденный им арсенал даже смастерил пушку. По его указанию было издано и распространено среди населения руководство по партизанской войне, в котором давались указания, как создавать партизанские отряды и какой тактики придерживаться в борьбе с американскими захватчиками. Немаловажное значение имел и военный госпиталь, созданный заботами неутомимого губернатора.

Чтобы добыть средства на вооружение ополченцев, Хуарес заложил губернаторский дворец. Даже те, кто не разделял его либеральных взглядов, но выступал против оккупантов, признавали его огромный вклад в дело защиты родины в период войны с США. Один из них, консерватор Хосе Фернандо Рамирес, писал: «В условиях всеобщего уныния только штат Оахака держался стойко, последовательно и героически, представляя все фронту — войска и деньги».

Мексиканский народ хотел сражаться и сражался против янки, грабивших и терзавших его землю, как это некогда делали испанские завоеватели во главе с конкистадором Эрнаном Кортесом. В тылу американских войск действовали многочисленные партизанские отряды. В страхе сообщал в Вашингтон командующий оккупационными войсками в Новой Мексике полковник Прайс: «Кажется, что повстанцы поставили себе целью убивать каждого американца, находящегося в их стране, и каждого мексиканца, подчинившегося власти американского правительства».

Партизаны действовали не только в сельской местности, они устраивали смелые налеты на города. В октябре 1847 года они проникли в Пуэблу, где разгромили американский гарнизон и убили военного губернатора Томаса Чайлда. Такая же участь постигла и губернатора Новой Мексики полковника Чарлза Бента. Партизаны освободили от оккупантов Вилья-Эрмосу — столицу штата Тамаулипас, изгнали захватчиков из Калифорнии, заставили капитулировать американский гарнизон форта Саттера, перерезали дорогу между Веракрусом и Мехико, по которой снабжались войска американцев в столице, совершили тысячу других подвигов. Да и сама мексиканская армия сражалась упорно и отважно, и если бы не предательство Санта-Анны и имущих классов Мексики, американцам пришлось бы за свою победу заплатить во много раз дороже. Земля в буквальном смысле горела под ногами у интервентов.

Однако в Керетаро, где заседало мексиканское правительство, царили растерянность я уныние. Консерваторы больше опасались роста партизанского движения, возглавляемого крестьянскими вожаками, чем действий американских оккупантов. Умеренные либералы боялись, что продолжение войны может привести к полной утрате независимости, к захвату всей страны Соединенными Штатами. Поэтому, когда Вашингтон предложил прекратить войну в обмен на отторжение всех северных провинций Мексики — Техаса, Новой Мексики, Калифорнии и частично территории Тамаулипаса, Коауили и Соноры — вплоть до русла реки Рио-Гранде-дель-Норте, мексиканское правительство, недолго думая, приняло это предложение. 2 февраля 1848 года в селении Гуадалупе-Идальго, где хранилась икона покровительницы Мексики св. Гуадалупе, был подписан договор о прекращении войны. Американцы нарочно настояли на его подписании в указанном выше селении, чтобы связать с сим два почитаемых мексиканцами имени — св. Гуадалупе и Мигеля Идальго.

Согласно договору более половины мексиканской территории, размером в 2 300 ООО квадратных километров, переходило к Соединенным Штатам, которые обязались в виде компенсации выплатить мизерную сумму в 15 миллионов долларов да отказаться от своих прежних рекламаций к Мексике в размере 3 миллионов 250 тысяч долларов, в то время как стоимость захваченных земель по самым скромным подсчетам того времени превышала 380 миллионов долларов. Теперь на этих мексиканских землях расположены богатейшие американские штаты — Техас, Калифорния, Аризона, Юта, Нью-Мексико, Колорадо и часть Вайоминга.

Кроме огромных территориальных приобретений, США получили по договору «право» вторгаться в Мексику под предлогом преследования непокорных индейских племен. В последней статье договора североамериканский волк призывал свою жертву вести себя впредь миролюбиво, не питать к нему вражды, относиться к нему как к доброму соседу. Вряд ли существует в истории международных отношений более вероломный и лицемерный документ, чем навязанный Вашингтоном Мексике мирный договор, завершивший войну 1846–1848 годов.

Впрочем, сами американцы — участники войны признавали ее разбойничий характер. Один из них, будущий командующий армией северян и президент США генерал У. С. Грант, писал, что «эта война явилась одной из самых несправедливых войн, которую когда-либо вела сильная нация против слабой». Не менее сурово характеризовал ее и выдающийся деятель американского коммунистического движения Уильям З. Фостер: «Из всех бандитских войн, которые вели в прошлом капиталистические страны, самый циничный и самый разорительный характер носила война 1846–1848 годов между Соединенными Штатами и Мексикой. Соединенные Штаты отняли у Мексики богатейшие районы земледелия, скотоводства и садоводства, огромные залежи нефти, меди и другие неисчислимые природные богатства. Все это подорвало экономическое развитие Мексики в прошлом веке и продолжает подрывать его в настоящее время».

Мирный договор был ратифицирован американским сенатом 10 марта 1848 года. В мексиканском же конгрессе дебаты по договору затянулись до второй половины мая. Левые либералы, находившиеся в меньшинстве, призывали отвергнуть договор и продолжать борьбу. Обращаясь к депутатам конгресса, их представитель Мануэль Кресенсио Рехон говорил:

— Когда я вижу эту колоссальную потерю, эту ужасную жертву, это величайшее преимущество, какое мы собираемся предоставить народу, который неизбежно вновь на нас нападет, чтобы захватить нашу страну, завладеть всем американским континентом с прилегающими к нему островами и заставить трепетать Европу, я не могу по меньшей мере не удивляться и спрашиваю себя, какого рода помешательство овладело нами, а также и всем миром, который спокойно взирает на угрожающую ему опасность?

Но подобные выступления не находили поддержки среди большинства членов конгресса, заседавшего в Керетаро. Мексика сражалась один на один с северным колоссом. Англия, хотя и без восторга, только наблюдала, как Соединенные Штаты перекраивают карту Северной Америки. Обеспокоенная нарастающим революционным движением в Европе, она никакой существенной помощи Мексике не оказывала. Более того, коварный Альбион был бы сам не прочь, будь у него такая возможность, присвоить себе баснословное наследство ацтекского правителя Монтесумы. Никакой поддержки и помощи не могла ожидать тогда Мексика и от своих латиноамериканских сестер. Разделенные огромными расстояниями, раздираемые внутренними междоусобицами, опутанные иностранными займами, латиноамериканские республики были как никогда в прошлом далеки друг от друга. На что же было надеяться патриотам? Только на мужество и волю к борьбе мексиканского народа. Но те, кто правил тогда Мексикой, или боялись народа, или считали его темным, отсталым, неспособным выстоять и победить в единоборстве с янки, во много раз превосходивших мексиканцев силой, богатством, организованностью и упорством.

19 мая конгресс в Керетаро 57 голосами против 35 одобрил мирный договор, подписанный в Гуадалупе-Идальго. Американские оккупанты стали отводить свои войска за реку Рио-Гранде-дель-Норте, ставшую новой границей между Мексикой и Соединенными Штатами.

Война с Соединенными Штатами закончилась. Мексика, потерявшая более половины своей территории, разоренная интервентами, лишенная авторитетных политических вождей, могущих ее сплотить, находилась в состоянии прострации. Ее дальнейшее существование как независимого государства многим казалось призрачным. И только небольшая горстка патриотов верила в ее будущее и продолжала трудиться, сплачивая народные силы для грядущих схваток с внутренними и внешними врагами. Среди этих патриотов выделялась своей стойкостью бронзовая фигура индейца из горного селения Гелатао, энергичного губернатора штата Оахака дона Бенито Хуареса.