Утром тридцатого апреля комбат Неустроев поднялся на второй этаж здания министерства внутренних дел — дома Гиммлера. Он прихватил с собой Давыдова, комбата другого полка. Они смотрели в окно. Было тихо, стлался слабый туман. Площадь, показалось сначала, была пуста. Но, приглядевшись получше, комбат увидел, что вся она изрыта траншеями, он даже рассмотрел несколько бетонированных точек. За деревьями, в глубине парка, стояли самоходки. Близко от дома, в котором они сейчас находились, текла река, а может быть, канал. Похожее на трансформаторную будку сооружение, деревья, большие, уже готовые распуститься, и ещё несколько новых рядов траншей. За всем этим серое здание, небольшое, с высоким куполом и острым шпилем. Дома, стоявшие за этим зданием, были гораздо выше.
Комбат знал, что рейхстаг находится близко от Шпрее. Но где Шпрее, где рейхстаг, нельзя было разобрать. Неустроев и Давыдов оба огорчённо разглядывали местность и это здание, за которым, близко уже, по-видимому, должен был быть рейхстаг. Неустроев думал о том, как лучше ему обойти этот дом, так неожиданно вставший на пути.
В это время Неустроева позвали. Сначала позвонил командир полка Зинченко, за ним командир дивизии Шатилов. Оба спрашивали об одном, почему он не наступает, почему не двигается дальше.
— Мешает серое здание! Буду обходить его справа, — отвечал Неустроев.
— Какое серое здание? Где оно находится? — спрашивали у Неустроева.
Спустя некоторое время пришёл сам Зинченко. Они долго сверяли, прикидывали, долго смотрели на карту.
— Слушай, Неустроев, так ведь это и есть рейхстаг! — сказал командир полка.
Да, по карте получалось, что вот это здание в конце площади, прямо перед окнами, — не что иное, как рейхстаг. Но нелегко было ему, Неустроеву, убедить в этом себя. Не веря сам, он попытался заронить сомнение у Зинченко. Он сказал ему, что то, что они принимают за рейхстаг, нисколько на рейхстаг не похоже. Неустроев и сам не мог бы объяснить, почему он упорно не хотел верить в то, что они подошли к рейхстагу. Слишком уж всё было неожиданно.
«Что-то тут не так», — решил комбат, но спорить с начальством больше не стал, тем более что Зинченко считал дискуссию законченной и приказал Неустроеву готовить атаку.
— Спросим знающих людей, — проговорил Неустроев и тут же распорядился привести к нему пленного. Он знал, что пленных не сумели да и не успели пока отправить в тыл, и они, сбившись в кучу, ожидали в глубине двора.
Пожилого немца подвели к окну.
— Вас ис дас? — спросил Неустроев, показывая из окна на дом, первый этаж которого отсюда, из подвала, был скрыт.
— Райхстаг, — ответил ему пленный, еле справляясь с растерянностью, которая мгновенно им овладела с той самой минуты, когда его неожиданно поманили к себе двое русских солдат и повели в подвал дома, в котором была позиция русских.
— Рейхстаг? — переспросил Неустроев.
— Райхстаг! — утвердительно кивнул немец. Тогда Неустроев приказал привести другого пленного, и тот, точно так же, как и первый, подтвердил, что здание, на которое ему показал русский капитан, действительно рейхстаг.
Подозвав одного из солдат, Пятницкого, немного знающего и понимающего по-немецки, он одно время был у него за ординарца, Неустроев спросил через него у пленного, что, может быть, рейхстаг не один?.. Но и этот пленный, оказавшийся к тому же ещё и берлинцем, ответил, что это рейхстаг и что другого рейхстага не существует…
Сомнений не было. Да, никаких сомнений больше не оставалось: перед ними действительно был рейхстаг.
Во второй половине дня тридцатого апреля 1945 года нашей дивизией, действующей в составе 3-й Ударной армии 1-го Белорусского фронта, вместе с подразделениями соседней дивизии рейхстаг был взят. А вот что произошло дальше…
Немецкий гарнизон, оборонявшийся в рейхстаге, укрылся в подвалах здания и продолжал сопротивление. Началась длительная борьба. Во второй половине дня первого мая рейхстаг загорелся. На крыше рейхстага уже реяло Знамя Победы, а рейхстаг горел.
Сгрудившись в тесном коридоре, куда огонь ещё не успел проникнуть, четыреста наших бойцов стояли, тесно прижавшись друг к другу. Дышать им было нечем. Многие лежали на полу, кое-кто натянул противогазы. Но уходить из рейхстага бойцы не хотели. Когда огонь утих, бои возобновились.
Это были нелёгкие минуты и часы — длинные, медленно отмеривающие время. И весы в руках стоящей над входом в один из залов мраморной скульптуры долго ещё раскачивались…
Да, четыре года войны наши бойцы, мы все, шли к рейхстагу, к Берлину, а они и поверить не могли, что уже дошли, что рейхстаг перед ними.
Наши солдаты, находящиеся в рейхстаге, не знали, что война кончается, но это, я думаю, хорошо знали немцы, загнанные в подвалы под рейхстагом.