И одной любви достаточно (СИ)

Глава 8

Миша поехал в город чуть раньше меня, так что прибыл в поселение на Неве я один. Рюкзак, ноутбук, и большая сумка — вот и вся поклажа. Не весь как много, но тащить через город на метро… Ну а что поделать? Зато сегодня вечером можно будет встретиться с Машей. Одна эта мысль уже не давала мне замерзнуть в холодный январский день. А вот и он, уже ставший родным Ладожский вокзал. В метро конечно будет утренний ужас, но как-нибудь сдюжу. Выйдя на перрон, я поставил сумки, и обомлел:

— Ваня! — вскричала Маша, кидаясь мне на шею.

— Маша? Что? Что ты здесь делаешь? — недоумевал я, перекладывая центр тяжести вперёд, ибо на спину меня тянул тяжеленный рюкзак и легковесная для меня девушка. — Я же тебе не сообщал, на каком поезде и когда приеду.

— А ты думаешь меня это остановило?

— Как видно нет. Ну ладно, — сказал я, перейдя на полтона тише, — слезай с меня. А-то люди чего лишнего подумают.

— А ты боишься, что подумают о нас люди?

— Разумеется нет, но всё же в обществе нам стоит быть братом и сестрой.

— Да, пожалуй, ты прав. Ну и вообще, ты же мужчина, да и притом ещё и старше меня, так что все решения за тобой.

— Ага, свою ухмылку ты хоть и пытаешься спрятать, но ничего не выйдет принцесса. Мисс, Вам не удастся сделать из благородного и честного рыцаря тирана в патриархальных отношениях. Не для этого рыцарь сражался за прекрасную даму.

— Ахаха, не ты ли мне только что говорил, что нам стоит быть потише и скромнее себя вести?

— Извини, не удержался. Просто я очень скучал. Так как ты меня нашла?

— А, да я через сайт РЖД посмотрела все поезда из твоего города в Питер, и решила все встречать. Мне повезло, ты приехал на самом раннем.

— Но там же вариантов было около восьми штук. Неужели бы ты…

— Ну а что, на вокзале полным-полно различных забегаловок. Да я ещё книгу взяла. Так что да, я бы подождала.

— Знаешь, я действительно удивлён, но понимаю, что на твоём месте сделал бы также. Может пойдём? Мне ведь нужно ещё разгрузиться, а потом весь день в нашем распоряжении. Идёт?

— На меньшее я и не рассчитывала, — сказала Маша, взяв в одну руку ноутбук, а в другую мою руку.

Так мы и ехали всю дорогу. В метро оказалось много народа, но на сей раз мне это даже нравилось. Я крепко сжимал ладошку Маши, а сами мы оказались плотно прижаты друг к другу. Наши лица были на расстоянии всего каких-то сантиметров десяти. Мы чувствовали жар друг друга, тяжёлое от волнения дыхание, один раз даже потёрлись друг об друга своими носиками. Единственный минус в том, что обстановка не располагала к общению, но сейчас это было и не нужно. Мы просто смотрели друг другу в глаза, и всё было понятно. Наверное, мы единственные, кому понравилось так ехать в метро. Но проехав центр города, вагон резко опустел, так что мы сели и продолжили наш разговор до самого моего жилища.

— Слушай, та песня, что ты мне скинул, просто великолепна! И у тебя хороший голос.

— Спасибо. Песня действительно великолепная, особенная. А вот моя запись… Голос может у меня и неплохой, но явно не певчий, а также у меня совершенно нет чувства ритма. К слову говоря, эту песню, которая не идёт и четырёх минут, я записывал два часа. А я ведь ещё и репетировал. Ох, как же я бесился от своих косяков, ты бы только знала!

— Хм, ну может быть. Слушай, а что если нам как-нибудь записать песню? Совместную.

— Можно. Но только ты запишешь свой парт с первой-второй попытки, а мне придётся мучиться и ещё раз мучиться.

— И что? Разве это важно? Главное, что это будет наша песня. А если долго мучиться, то что-то обязательно получиться. К тому же, я могу тебя поучить.

— Поучить? Слушай, я не сомневаюсь, что у тебя талант ко всякого рода музыке, но ты сама учишься. Так что не стоит меня заманивать к себе под предлогом учёбы. Можно ведь просто пригласить в гости, а между делом и попеть.

— Эх, тебя не провести.

— Ага, даже не рассчитывай.

— Ну хорошо. Слушай, а какое у тебя любимое животное?

— Любимое животное? Если из домашних, то кошка. А если вообще, то, ну, наверное, волк.

— Волк? Интересно. А почему он?

— Даже не знаю. Просто нравится. А что такое?

— Да нет, ничего, просто интересно. У меня вот, например, панда.

— Ну да, они милые. Кстати, а что за книгу брала?

— Да по школьной программе вот Лермонтова проходим. «Герой нашего времени». Читал?

— Спрашиваешь? Разумеется. Даже несколько раз. Мне книга очень понравилась, а Лермонтов у меня один из самых любимых литераторов. Тебе как?

— Вроде неплохо, но вот главный герой, Печорин, прям вылитый ты.

— Что?! — с неподдельным удивлением воскликнул я. — В каком это месте? Где моя Белла, где мои дуэли, где моя сабля, в конце концов, чтобы рубить черкесам головы?

— Ахах, ты и без этого прям Печорин. Ну вот встретила я в своё время прям Печорина. Такой холодный, невозмутимый, нелюдимый, грубоватый, с циничным взглядом. Ну я же говорю, что это ты!

— Хм, когда это ты успела выучить слово циничный?

— Да это мы анализом произведения занимались на уроке. Да и к тому же, если я принцесса рыцаря-философа, то стоит и мне чуть расширить словарный запас.

— Ну, удачи-удачи. Но вот вернёмся к Печорину. Если я такой весь из себя циничный и жестокий, то почему я тебе помог? — я задал этот вопрос не для поддержания разговора, а потому что мне было действительно интересно. Почему я тогда сделал это? К людям я относился не сказать, чтобы хорошо. Но Маше решил помочь. Почему? Ведь я тогда не влюбился, и порой грубил ей честно, чистосердечно, так сказать.

— Честно? Точно сама не знаю. А ты что думаешь?

— Не знаю. Сам иногда задаюсь подобным вопросом. Можно всё свалить на судьбу, но так неинтересно.

— Эх, философ. Мне и на судьбу нравится свалить всплеск твоей доброты и сострадательности. Но вообще у меня есть кое-какая идея.

— Да? Слушаю.

— Ты не был тогда злым циничным эгоистом. Ну, то есть не был на самом деле, в душе. Лишь снаружи. Короче, ты меня понял.

— Если честно, то нет.

— Ну смотри, твоя внешняя холодность и чёрствость от того, что ты хотел делать добро, но возможно кто-то не оценил этого. Ты хотел быть хорошим и добрым, но весь мир, как тебе казалось, повернулся к тебе одним местом. «Я хотел любить весь мир. Люди меня не поняли. И тогда выучился ненавидеть» Опять же Печорин. Может слова как-то и по-другому на самом деле звучат, но суть такая.

— Возможно ты права. Впрочем, сейчас не важно. Мы вместе, а с тобой я уж никак не Печорин.

— Это точно. Хотя бы улыбаться научился, — сказала и засмеялась моя принцесса. Так мы и дошли до места моего обитания. Миша оказался дома.

— Привет Ваня, — поздоровался со мной друг детства, после чего заметил Машу и порядком смутился, — ой, привет. Ты должно быть Маша?

— Да, она самая. А ты Миша? — спросила Маша и получила утвердительный ответ в виде кивка головы. — Приятно познакомиться.

— Ну чего Миха, дашь пройти? — сказал я.

— А, да, конечно. Проходи, — ответил друг, однако вскоре понял, что кое-чего он не договорил. — Ну, то есть проходите.

— Ну, вот здесь живу я. Не так просторно как у тебя, но всё же, — сказал я Маше, обводя рукой квартиру, после чего обратился к другу. — Миша, поставишь чайник? Я пока сумку разберу, а потом мы пойдём.

— Да, хорошо, сейчас поставлю.

— Слушай, а у тебя классный диван. Правда старый и скрипучий. Но ничего, нам это не помешает, — сказала Маша, разувшись и пройдя в комнату.

Вот же Штирлиц. Вроде бы сколько времени прошло, а всё неугомонное желание заставить меня краснеть и оправдываться в одном месте играет. Нет, ну сколько можно? Хотя, если бы не это желание, я бы возможно сейчас был один. Так что ладно, не мне обижаться. Но вот Миша поднял брови от удивления, глядя то на меня, то на Машу. Я же молчал. Нужно было выдержать паузу.

— Эм…, — только и смог промычать Миша.

— Ахаха! — засмеялись мы с Машей в унисон. Я понял её шутку и обратил внимание на Мишу. Теперь он стоял и краснел от недоумения.

— Миша, расслабься ты, она не имела в виду ничего из того, что ты подумал. Это просто шутка такая. Она, в меру своей испорченности, пытается меня подколоть на неудобные темы, чтобы я стал краснеть и оправдываться. На сей раз я понял, что это игра не против меня, а со мной против тебя, так что я подыграл. Ну а ты проиграл. Ничего, бывает. Я сам только недавно научился читать её и сохранять невозмутимый вид.

— Ясно. Ну ладно, я пошёл чайник ставить, — сказал Миша и ушёл на кухню.

— Так, я не поняла, какая это у меня мера испорченности?

— А ты сама как думаешь? — сказал я, опрокинув сидящую Машу на диван, после чего стал щекотать её.

— Ахахха, хватит, хва…ахахах, — только и могла произнести девочка, надрывая свой живот от смеха. Спустя буквально несколько секунд, я выпустил её из своих рук, — ты же знаешь, что я боюсь щекотки.

— На самом деле не знал. Теперь знаю, — сказал я улыбнувшись. В ответ я получил лишь короткий стон.

— Ребята, чайник вскипел, — известил нас голос с кухни.

— Маш, ты что будешь? Чай или кофе?

— То же, что и ты.

— Хорошо, тогда сделаю два кофе с молоком.

— Миша, не уходи, — сказала Маша, увидев на столе лишь две кружки, — посиди с нами.

— Да я как-то даже не знаю.

— Да ладно, у нас двоих ещё целая вечность. Хотя, подожди, Ваня, как ты там сказал?

— Вечная бесконечность.

— Точно, вечная бесконечность. А с лучшим другом моего парня не каждый раз удастся поговорить. Что? — спросила уже меня Маша, увидев моё скошенное от неловкой улыбки лицо.

— Да просто забавно слушать из твоих уст про своего парня.

— Ой, я просто думала, что ты мой рыцарь только наедине. Хочешь, чтобы и при знакомых мы друг к другу так обращались?

— Ладно, сдаюсь. Попался. Пускай это будет личным.

— Хорошо, давайте посижу с вами.

— Отлично! — обрадовалась Маша. — Слушай, а вы ведь дружите с первого класса? Каким он был?

— Страшным, неуклюжим и толстым, — невозмутимым голосом ответил я.

— Да это и так понятно, — с легкостью парировала Маша. Ну вот как ей это удаётся? — я про другое. Насколько сильно он изменился за школьное время?

— Да, знаешь, вроде и не сильно, а вроде и кидало его из стороны в сторону. Я просто даже не знаю, что можно говорить, а что нет.

— Говори всё — сказала Маша.

— Почти всё, — уточнил я.

— Тебе есть что скрывать от меня?

— Тсс.

— Ну что я могу сказать, — начал анализ прошлого Миша, — Ваня действительно мой первый друг в школе. Каким он был ребёнком я уже не помню, так что могу рассказать только разве что начиная со средней школы. До перехода в 10 класс, Ваня был обычным парнем, без каких-либо ярких, в негативную сторону, окрасов личности. Любил футбол и компьютерные игры, прост и понятен. Прямолинеен, консервативен, уперт, и ты четко знал его позицию по каждому вопросу. Доказывать что-то было бессмысленно, он обязательно останется при своем. С переходом в 10 класс, он заметно «ушел в себя». А про этот «уход в себя», я думаю расскажет Ваня. Если не сейчас, то тогда, когда посчитает это нужным.

— Это точно, всему своё время, — сказал я.

— Ну а подводя итог, могу сказать то, что Ваня всегда был стеснительным и робким. Разве что был добрее, чем в старших классах и здесь, в Питере. Ну, до тебя, как я понимаю. В старших классах у него что-то переклинило, и в принципе стал тем, каким ты его встретила. Хотя нет, в старших классах было ещё хуже. С ним порой было невозможно общаться.

— Был ещё циничнее?

— Мягко говоря.

— Понятно. А что у него с девушками было?

— Так, ну-ка тсс, я между прочим тут сижу. Ты серьёзно думаешь, что об этом стоит спрашивать у кого-то, помимо меня? — спросил я.

— Да, извини. Что-то меня не в ту сторону понесло. Извини.

— Всё в порядке.

— Ладно, я, наверное, всё рассказал из того, что интересно и что можно рассказать, — сказал Миша.

— Хорошо, спасибо. Сейчас пойдём? — спросила меня Маша.

— Да, я сейчас кофе допью и пойдём.

— Хорошо, я пока в туалет схожу.

— Ну что ты, принцессы ходят в уборные, — с улыбкой на лице возразил я, после чего получил локтем в бок.

— Прости, — сказал Миша, когда Маша удалилась.

— А? За что?

— Ну что порой резко высказывался насчёт неё. Теперь я действительно вижу, что вам хорошо вместе. Что вы, ну, любите друг друга. И такой любовью, о которой ты и говорил. Чистой, непосредственной, в какой-то мере платонической.

— Ой, ну хватит друже, я сейчас расплачусь. Ты же знаешь, по-другому я любить не могу.

— Да, точно, ты же мне ещё рассказывал про иерархию твоих потребностей в отношениях. Наибольшая потребность в том, чтобы лишь держать любимого человека за руку, потом обнимать его, потом поцелуйчики, потом уже поцелуи с языком, и только на вершине, с самой низкой потребностью секс. Тогда я помню посмеялся над тобой, но сейчас вижу, что ты не променяешь объятия с ней ни на что другое.

— Да. Это так.

— Ну и как сказал Костя, ты заслуживаешь счастья как никто другой, так что вперёд, бери её за руку и будь счастлив.

— Спасибо Миша. Спасибо друг.

— Ну что мальчики, сплетничаем? — сказала Маша, обозначая своё возвращение.

— Куда уж нам до некоторых, — сказал я, но быстро понял, что ляпнул что-то лишнее. Нужно было переводить разговор в другое русло. — Тебе ко скольки домой надо?

— Ой, да у меня весь день. Ну, почти. Где-то до девяти точно. Так что у нас ещё часов десять есть. Вперёд?

— Да, у нас. Вперёд!

Гуляли мы действительно почти десять часов. Прошли почти тридцать километров. И болтали, болтали. Ну и разумеется смеялись без умолку. Я на самом деле уже соскучился по косым взглядам прохожих. Интересно, что они думают о нас? Пациенты психиатрической больницы? Наркоманы? Нет, они тоже улыбались, глядя на нас. А значит видели тот заветный запас энергии, веселья, радости и счастья, которого так им не хватало. У нас же его было с избытком много. Хотелось поделиться своим отличным настроением со всем миром, но хватит и нескольких десятков людей. Они начинали улыбаться, глядя на нас. Мы заряжали людей светлым оптимизмом и неутомимым, как кажется беспричинным, весельем. Может быть они сохранят этот заряд и принесут его домой, к своим семьям? Поделятся радостью с самыми близкими и станут чуточку счастливее от того, что кто-то другой счастлив. Мне хочется в это верить. Хочется верить в то, что и просто улыбкой можно помочь. Хочется верить в то, что и от одной улыбки станет мир светлее. Мы с Машей верим в это. Поэтому не унываем и смеёмся. Смеёмся и любим.

Глава 9

— Ваня, тебе сейчас будет оказана большая честь, — сказала Маша, впуская меня к себе домой.

— Что?

— Ой, ну хватит уже чокать. Тебе сейчас дама будет хвастаться своими достижениями, а ты всё «что да что».

— О как, и когда это ты успела стать дамой?

— А вот. Успела.

— Ты ведь не знаешь значения этого слова и используешь его как синоним к определению особы женского пола, так?

— Фи! А вот ты сексист! Особа женского пола у него, понимаете ли.

— Ахаха, а что такого?!

— Ой всё. Сейчас не буду ничего показывать и всё.

— И даже без чая с печеньем оставишь? — сказал я, скорчив жалобную мордашку.

— И даже без чая с печеньем, — холодно произнесла Маша.

— Ноооооооооооуууу! — максимально картинно пародировал я Дарта Вейдера. На моё счастье Маша поняла шутку и залилась громким смехом.

— Ахахахаха, как же хорошо, что я не Падме.

— Чтоооо? Ты настолько увлекаешься Звёздными войнами?

— Нет, не настолько, насколько ты подумал. Я просто смотрела все фильмы и играла в пару лего-игр.

— О как. Хорошо, буду знать.

— Так, всё это конечно замечательно, но я позвала тебя для определённой цели, — сказала Маша и утонула в своём шкафу, — вот. Вуаля.

— Ты собираешься мне показать тубус?

— Не будь дураком, Ваня!

— То есть тебе можно, а мне нельзя? Это же сексизм!

— Ваня!

— Ауч, только не бей, мамочка.

— Ну хватит уже паясничать, я серьёзно.

— Ладно, — тяжело произнёс я. Было желание сказать всё как есть, что только благодаря Маше я могу паясничать, а раньше был обычной букой, что только с ней я становлюсь ребёнком. Но это желание быстро подавил.

— Открывай.

— Ок, — сказал я и машинально открыв тубус, извлёк из него очевидно рисунок, на листе формата А2 минимум.

Это была ещё не законченная картина. Эскиз будущего шедевра. Волк, воющий на луну. Какая чёткость, какая детализация! Ты прямо-таки чувствуешь шерсть волка.

— Но… Это просто замечательный рисунок. Впрочем, нет. Это даже не рисунок. Это больше. Это картина. Это, не побоюсь слова, произведение искусства.

— Правда?

— Чистейшая правда.

— Урааа! — вскрикнула Маша и бросилась ко мне на шею. Я же был к этому не готов, поэтому от пришедшего импульса, я ударился об спинку дивана, а после, сделав поворот на 90 градусов, оказался лежачим на Маше. Её руки обвивали мою шею, а щёки накалились до красна от радостных эмоций. И в этот момент всё стало каким-то медленным. Неважным и несущественным. Пустым. Всё, кроме этой девочки. Наши лица в считанных сантиметрах друг от друга, чувствуется, как вздымаются в общий такт наши груди, а эти глаза буквально завлекают прильнуть к маленьким и тоненьким губкам. В этот момент я услышал, как в замочной скважине начал проворачиваться ключ, и следуя безусловным рефлексам, вскочил с дивана, не глядя на Машу.

— Маша? Ты дома? — послышалось в коридоре.

— Да, мамочка!

В момент, когда дверь комнаты распахнулась, я аккуратно убирал рисунок в тубус, тогда как сама девочка, скрестив руки внизу, старалась улыбаться максимально безучастно, словно ничего не было.

— Привет, мамочка.

— Привет. Здравствуй Ваня.

— Эм… Ага, здравствуйте.

— Маш, у нас закончился хлеб. Сходи, пожалуйста, в магазин.

— Но мам, у нас есть хлеб.

— Я про батон.

— Но мам, мы же не едим батон.

— Я хочу сделать котлеты.

— Ну ладно. Пошли? — сказала Маша, обращаясь ко мне.

— Сходи сама Маш. Ты уже взрослая девочка, в магазин можешь и одна сходить.

— О нет, — шёпотом сказала Маша, после чего обратилась ко мне. — Ты это, держись. Удачи там. Я постараюсь как можно быстрее сбегать.

— Знаешь, мне кажется в этом нет необходимости. Можешь даже под задержаться. Обещаю, что буду стоять словно спартанец в Фермопильском проходе.

— Ну вы там долго шушукаться будете? — разрушила наши с Машей переговоры «на ушко» Наталья.

— Нет, мам, я уже пошла.

— Вы решили со мной серьёзно поговорить? — спросил я, как только входная дверь закрылась за Машей.

— А ты догадливый. Хочу сказать сразу — я тебе не враг, но я мать Маши. Это понятно?

— Разумеется.

— На самом деле не ожидала, что сегодня удастся с тобой поговорить. Так бы хоть речь приготовила. Но я всё же начну. И начну, пожалуй, с того, что ты мне нравишься. Я серьёзно. Но что важнее, ты нравишься моей дочери. Порой мне кажется даже, что слишком сильно нравишься. После каждой вашей встречи она чуть ли не взахлёб мне рассказывала о том, какой ты классный. И я сама видела, как она закрывалась в своей комнате, когда ты сказал ей, что будешь искать девушку. Она рыдала. Она не хотела терять тебя. Ведь за несколько месяцев ты стал для неё и другом, и братом, и папой, и парнем. Понятия не имею, как тебе удалось её охмурить, ведь обычно она сдержанно ведёт себя с парнями. Часто даже отчуждённо. Но вот в первый день вашего знакомства она уже кидается тебя обнимать. Почему?

— Да я на самом деле и сам не знаю. Я вроде наоборот был максимально неучтив с ней. Повышал голос, грубо отвечал, ну вы знаете.

— Ну, может быть когда-нибудь это прояснится. Но ладно, об этом в другой раз. А Новый год… О, как она изнывала от нетерпения. Ей было наплевать на подарки, на сам праздник, она лишь ждала твоего звонка. И ты бы только знал, каких усилий ей стоило невозмутимо тебе отвечать. Она сжимала подлокотник кресла так, что у неё вены вздулись, но я ей посоветовала вести себя именно так. А уж когда вы поговорили… Она бросилась ко мне обниматься и целоваться. Давно я не видела её такой счастливой. Так что тогда я точно поняла, что она влюбилась в тебя по уши. Но дело в том, что до тебя у неё никого не было. Был какой-то друг в начальной школе, но как ты понимаешь ничего дальше дружбы не зашло. И эта первая любовь, с мальчиком, который ощутимо тебя старше… Так что я просто не знаю. И немного боюсь. Ведь Маше было пять лет, когда мы с её папой развелись. И её воспитывала я. То есть она не знает мужской руки, и видимо в тебе увидела то, чего ей не доставало всю жизнь. Первая любовь конечно почти всегда неудачная, но мне бы хотелось, чтобы с моей дочкой всё было наоборот.

— Я хочу этого не меньше, чем Вы.

— Знаю, это меня и утешает. У тебя ведь был небогатый опыт с девушками, так? Извини если что, сужу лишь по твоему поведению.

— Ну, опыта Вам не занимать. У меня, собственно говоря никого не было.

— Угу, значит даже так. Не бойся, Маше я не скажу. Всё равно по мере течения времени вы будете всё больше и больше открываться друг другу. Может быть она расскажет тебе даже больше чем мне. Как ты заметил, я опускаю то, что моей дочери 15 лет. Ты взрослый и думающий парень, глупостей совершить не должен. Я вижу, что ты добрый и честный парень, так что просто будь таким, и мы поладим. Будешь меня ещё мамой называть, — напоследок с улыбкой на лице сказала Наталья.

— Хорошо. Но можно повременить с этим, скажем, на несколько лет?

— Этого я и ожидаю. Тогда может и будет время показывать детские фотографии.

— Не слишком ли рано мы об этом думаем?

— Да, скорее всего ты прав. Ну и напоследок. Как я уже сказала раньше, Маша сильно влюбилась в тебя. Я понимаю, что об этом трудно, а может быть и глупо просить, но… Не злоупотреби её чувствами к себе. Постарайся не разрушить её мечты и надежды.

— Мы с Машей делаем друг друга счастливыми, так что я Вам обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы делать Вашу дочь счастливее каждый день

— Хорошо. Я рада это слышать. Там Маша пришла. Иди, встречай свою ненаглядную.

— О, в этом деле меня не стоит подгонять, — сказал я и пошёл в коридор к Маше.

— Ваня, ты составишь мне компанию в походе в магазин, — сказала вдруг Маша. Она позвала меня на раннюю встречу в выходной, добавив, чтобы я освободил весь день.

— Серьёзно? Шопинг? И ради этого ты меня позвала? Могла бы и не скрывать.

— Да я просто знаю, что парни не любят по магазинам ходить, вот и решила сказать сейчас.

— Нет, ну если мы в магазин электроники, то я с удовольствием.

— Нет, я за обувью и одеждой.

— Что? Тратить часы своего времени, шляясь по магазинам одежды? Что может быть хуже? Мне как будто с мамой этого не хватало.

— В качестве утешения мы зайдём и в спортивный магазин. Сейчас скидка на кроссовки. Я конечно понимаю, что сейчас зима, но всё же. Да и к тому же всё в одном месте. В «Галерее».

— А что вообще собираешься приобрести?

— Кроссовки, как я уже сказала, а ещё туфли и платье для школы.

— Ммм, платье — это хорошо, — сказал я, пытаясь изобразить эротический акцент.

— Ваня, и кто это мне говорил не так давно про меру испорченности?

— Что? Я просто хочу увидеть тебя нарядной. Заметь, я не сказал слово красивой, потому что ты всегда прекрасна.

— Вот ведь подлиза, — сказала Маша, одарив меня поцелуем за нехитрый комплимент.

— А туфли и платье зачем? — спросил я, отлипнув от губ девушки.

— Для выпускного и фотосессии.

— А, точно. Ты же у нас теперь большая. Среднюю школу заканчиваешь. Скоро семи пядей во лбу будешь, — сказал я очередную глупость. Забыл, что с ней так лучше не шутить. Да я и не хотел, а вышло так, будто посмеялся над её трудностями в учёбе.

— Да, спасибо большое, — язвительно, что большая редкость, сказала Маша.

— Эй, прости меня, я снова глупость ляпнул. Просто в моём обществе такие шутки смешные, и порой я забываю, что ты особенная. Уникальная. Лучшая. И я же не раз говорил, что труд души, то есть культуру и творчество, ценю больше, чем умственный труд. Может быть потому, что в первом я полный профан, а во втором хоть что-то могу. Но если честно, не знаю. Я просто не хотел тебя обидеть и…, — я не сумел закончить фразу. От стресса я говорил не то, о чём думал. Фразы искажались и приобретали другой смысл. Но я всё говорил и говорил, всё больше утопая в собственном невежестве.

— Ваня, расслабься. Всё нормально. У меня тоже бывают неудачные шутки. И я примерно поняла, о чём ты хотел сказать.

— Спасибо Маш за понимание. Ну что пойдём? — спросил я и получил утвердительный ответ, после чего мы пошли в метро.

— Вау! Я, я просто не могу подобрать других слов. Почему я раньше не видел тебя в платье? — спрашивал я у Маши, ведь та была бесподобна. Она была одета в бирюзовое короткое платье. Вырез полукругом прикрывал плечи, рукава были из полупрозрачной ткани, а на запястьях находились бирюзовые манжеты. Тонкий коричневый ремешок в выгодном ракурсе визуально разделял тело девушки, помогая продемонстрировать стройность и изящность фигуры.

— Тебе действительно нравится? — спросила Маша.

— Шутишь? Да ты просто бесподобна. Знаешь, если бы я был твоим мужем, я бы прямо сейчас заплатил продавцам, и взяв тебя на руки пошёл бы встречать рассвет.

— До рассвета ещё долго, — смеясь сказала девушка. — Хорошо, если тебе так нравится, то беру. Подожди меня, я скоро. Перекусим и домой, всё остальное уже купили.

— Отлично. Я тебя снаружи подожду, — сказал я. Нет, ну как же она всё-таки прекрасна. А уж в этом плане вообще супер. Жаль только, что это платье не для меня, а для фотографа и того Димы.

— Ну что, теперь я не столь сногсшибательна? — спросила за спиной Маша.

— Для меня ты всегда сногсшибательна. В прямом смысле слова. Я сейчас еле-еле стою на ногах от твоей красоты, честно-честно.

— Вот же подлиза, — сказала Маша и вновь поцелуй. Мне нравится эта тенденция. Просто комплимент и поцелуй. Хорошая сделка!

— И вовсе я не подлиза, а влюблённый в самую очаровательную девушку мира человек, — сказал я и поцеловал Машу ещё раз. Взявшись за руки, мы направились к фуд-корту.

— Молодые люди, можно вас спросить, в каких отношениях вы состоите? — спросил коренастый, даже я бы сказал полный мужчина средних лет, схватив при этом меня за руку.

— Извините? — спросил я.

— Мне повторить вопрос? — почувствовав физическое превосходство стал напирать мужчина.

— Руку сначала уберите от меня, — ответил я, не позволяя ему завладеть инициативой. Другой рукой, которой я держал Машу, я отвёл её себе за спину. Инстинкт защиты дорогого тебе человека в стрессовой обстановке.

— Чтобы вы дёру дали? Ещё чего. Я видел только что, как вы целовались.

— И что? — спрашивал я.

— А то, что братья и сёстры так не целуются.

— Наши отношения вас не касаются, — всё жёстче отвечал я.

— Нездоровые отношения касаются всего общества.

— Во-первых, у нас здоровые отношения, а во-вторых, я не обязан сообщать Вам о подробностях наших отношений.

— Ты по хами мне ещё, малец.

— И не подумаю на этом останавливаться, если вы не отпустите мою руку.

— Охрана! — позвал мужчина.

— Что, струсил против «мальца» вдвое меньше тебя и маленькой девочки?

— Ты нарвёшься когда-нибудь.

— Ваня, — тихо, шёпотом начала говорить Маша у меня за спиной, — не надо. Не груби ему.

— Просто доверься мне, — повернув голову ответил я. И откуда во мне столько прыти и наглости? Наконец подошёл охранник.

— Что случилось? — спросил он.

— Да вот, очевидно малолетняя девочка целовалась с этим, возможно потенциальным педофилом.

— Поаккуратнее со словами, — сказал я, — так не далеко и до клеветы, а это между прочим статья. Мистер охранник, данный человек не имеет полномочий на рукоприкладство в отношении других лиц, так что Ваша обязанность заставить этого мужчину отвязаться от нас.

— Подожди, сейчас мы с этим разберёмся. Сколько Вам и девушке лет?

— Не корректно спрашивать у дамы про возраст, да мы и не обязаны сообщать подобную информацию. Вы не служитель закона, Вы всего лишь обеспечиваете порядок на вверенной территории.

— Но вы целовались?

— Наши отношения касаются только нас, — жёстко отчеканивая каждое слово ответил я.

— С каких это пор запрещены поцелуи? — спросила Маша, выдвигаясь вперёд.

— Ну, поцелуи конечно не запрещены, но запрещено то, что может следовать за ними.

— То, что следует за поцелуями с моим, кхм, — замялась Маша.

— Парнем, — невозмутимо дополнил я ответ девушки.

— Да, парнем. Вас это не должно интересовать.

— Вам всё ясно? — обратился я к охраннику и мужчине. Те переглянулись.

— Ладно, отпустите их, — нехотя скомандовал охранник. Бугай же в свою очередь явно без восторга разжал свою кисть.

— Мерси, с Вами приятно иметь дело, — максимально язвительно сказал я, после чего мы с Машей ушли. Не есть, а в метро. Аппетита конечно же не было.

— Кхм, я думала ты специалист по разрешению конфликтов, — сказала Маша в метро, нарушив тем самым тишину, которая сопровождала нас всю дорогу до вагона.

— Я лишь учусь. Да и я опешил от такой наглости. Схватить за руку, требовать рассказа об отношениях, спрашивать возраст. Кто он такой, чёрт возьми?! — снова разгорячившись сказал я.

— Да, это странно.

— И ещё я просто испугался. За тебя. За нас.

— За меня? Почему?

— Не знаю, просто было ощущение, что нас хотят разлучить. Оторвать нас друг от друга навсегда. Поэтому и стал агрессивнее, чем обычно.

— Мда, дела. Всё-таки надо придерживаться твоего совета, который ты дал на вокзале. Не стоит нам прилюдно демонстрировать свои чувства.

— Шутишь? Ты думаешь, что я позволю им ограничивать нас? Что я буду скрывать свои чувства к тебе из-за таких, как тот тип. Ни за что. Пускай они завидуют нам. Нашему счастью. Я не позволю им разрушить наши отношения!

— Ваня, успокойся. Ты чего так завёлся? Всё хорошо. Я тебя понимаю. Просто будем собой. Где бы то ни было. Хоть наедине, хоть в центре мира. Мы будем любить друг друга везде!

— Именно это я и хотел сказать, но у тебя, как всегда, вышло лучше, — сказал я, и в доказательство наших слов притянул Машу к себе и крепко поцеловал её.

Наступило 14 февраля. Впервые этот день был для меня праздником.

— Ну что, Ромео, готов? — спросила меня за обедом Нина.

— Ещё бы. Только и жду того, чтобы свалить из универа навстречу своей любви.

— Да, что же любовь делает с людьми. Ещё вроде бы недавно был хмурым хиккой, а теперь вот оно что, — сказала Рината. — Покажешь хоть подарок?

— А почему нет? — ответил я и достал из рюкзака парных маленьких плюшевых медведей. Один, поменьше, был нежно-кремового цвета, другой, побольше, чёрно-бурого. Они обнимались и соприкасались своими мордочками. На постаменте, на котором они стояли, находилось маленькое красное сердечко с надписью: «Я люблю нас».

— О, как это мило, — буквально растекалась от умиления Рина.

— Не переживай, глядишь через пару лет и тебе подарят что-то в этом духе, — сказал я.

— И что для этого нужно сделать? Упасть перед прекрасным принцем?

— Ну скажешь тоже, прекрасный принц, — сказал я.

— Нет Ваня, ты мне конечно нравишься, но я не имела в виду конкретно тебя, — сказала Рина.

— Ну всё, любовный треугольник, — подытожила Нина.

— Что? Нет, я не в этом плане имела в виду. Я просто, ну, это… — заминаясь говорила Рина.

— Да ладно, мы всё поняли. У меня есть парень, у Нины тоже, только у тебя нет парня и не было ещё, вот ты и переключилась на того, с кем больше всего общаешься, — с беззлобной улыбкой сказала Соня.

— Да нет же. Рррррррр, — буквально зарычала Рина, но этот рык был похож на тот самый рык молодого Симбы, так что кроме умиления не мог ничего вызвать.

— Что же, это было весьма привлекательно и сексуально, — сказал я, решив поддержать безобидную шутку над Риной, — мне понравилось.

— Да ну хватит, девочки. И мальчик. Да, ты мне нравишься, но просто как человек, а не парень, — начала обиженно отнекиваться Рина.

— То есть как парень тебя Ваня не впечатляет? — спросила Нина.

— Нет, ну он хорош, но… Ааа, хватит! Ваня хороший человек, и я искренне рада за то, что он встретил свою вторую половинку. Из-за этого он стал ещё лучше. Может быть я даже ему завидую, или завидую его девушке, потому что хотела бы такой же любви. Всё, — выпалила Рина, и наступила тишина.

— Спасибо Рина, — мягким голосом я прервал тишину.

— Да ладно, я не… — сказала Рина, уже вся покраснев.

— Так, хватит отнекиваться. Вставай, — сказал я и подошёл к Рине. Спустя секунду размышлений она послушалась меня и поднялась со скамейки, и тогда я её обнял, — Рина, ты замечательная девушка. Просто супер. И я сейчас даже не про внешность. Не переживай, ты тоже найдёшь свою любовь, и тебя будут любить сильно-сильно. Ты ведь практически идеальная девушка.

— Практически? — спросила Рина.

— Ну да. У тебя есть один минус. Повернутость на аниме, — сказал я с улыбкой на лице и отпустил девушку из своих объятий.

— Вот же бака, — сказала Рина смеясь. — А всё-таки я ошиблась, не настолько ты хорош.

— Эх, девушки, ничем нам не угодить, — сказала Нина.

— Спасибо Ваня, — мягким голосом сказала Рина, — пока что лучший подарок от парней в этот год на 14 февраля.

— Насчёт подарка. Мне нравится. И ей должно понравиться. А где отмечать будете? В ресторане или дома? — спрашивала Соня.

— На улице. Для нас она является оптимальной романтической обстановкой. А потом возможно к ней.

— Ну что же, удачи сегодня, — сказала Нина.

— Спасибо. Вам тоже удачи, — ответил я.

Обеденный перерыв подходил к концу, так что мы пошли к аудитории. На лекциях я ничего не слушал, но и не спал. Словно пребывал в благодатной дремоте. Я ждал встречи с Машей. Сегодня ещё один важный этап наших отношений. Ведь я ни разу не говорил заветные слова «Я люблю тебя». Ни разу. На Новый год я сказал, что приберегу эти слова для личной встречи, но за месяц так ни разу и не сказал. И хоть это вроде и так понятно, что я люблю её, но эти заветные, чуть ли не молитвенные слова необходимы. Вот же странно, вроде бы столько всего между нами произошло, столько раз мы говорили друг другу самые тёплые и нежные слова, но я все равно боялся. Хотя скорее даже нервничал. Казалось, что после моего признания наши чувства и отношения выйдут на новый уровень. И как всякого конформиста меня устраивало то, что было сейчас, и вместе с этим я боялся чего-то нового. Волнение конечно не такое, как в Новый год, но всё же. Так, хватит. Я люблю её? Конечно, больше всего на свете. Так просто скажи ей то, что чувствуешь, вот и всё! Точно. Как говорится «яйца в кулак» и вперёд.

— Привет, мой рыцарь, — сказала Маша, ожидавшая меня у выхода из универа.

— Привет, принцесса, — ответил я и обернулся. Студенческие подруги, которые только шли со мной, дружно мне подмигнули и пошли в другую сторону.

— Ух, мне стоит ревновать? — шутливо спросила Маша.

— Только если к самой себе.

— Слушай, маму вызвали срочно на работу, так что может сразу ко мне?

— Да, давай.

Шли мы практически молча. Было видно, как мы переживали и оттягивали приятный момент праздника до дома. Всё-таки я ошибся. Улица не так уж сильно располагает к романтике. Вернее, с романтикой всё в порядке, но вот с праздником не очень. Наконец мы пришли домой к Маше.

— Так, ну всё. Я больше не могу ждать! Это неловкое молчание сводит меня с ума, — чуть ли не крича говорила Маша. — Быстрее разувайся и давай ко мне в комнату.

— Да я уже словно лечу к тебе, — сказал я ушедшей к себе девушке. На одно мгновение в голове даже представилась картина, что сейчас я увижу её в одном лишь нижнем белье. Нет. Нет! Ну-ка брысь из моей головы. Ох уж эти гормоны. Наконец вошёл в комнату. Маша, поджав одну ногу под себя, сидела на диване.

— Ну что, кто первый начнёт? — спросила моя любовь.

— Знаешь, учитывая то, что мы оба сгораем от нетерпения, мы скорее устроим драку, чем уступим друг другу. Но давай ты первая. Ты просто прям вся кипишь.

— Это точно. Кипу. Или такого слова нет? Ай, неважно. Ладно. Фух. Ваня, как ты уже знаешь… Хотя нет. Я скажу всё. Прям всё. Ты ведь не против, если мы откроем друг другу наши чувства?

— Что? О чём ты? Как я могу быть против? Разве сегодняшний день не создан для того, чтобы делиться всем самым романтическим?

— Да, это так. Просто ты иногда сторонишься излишней сентиментальности. Например, я ни разу не слышала от тебя…, — сказала Маша, но не успела договорить.

— Маш, всему своё время. А то, что я сторонюсь сентиментальности…, — сказал я и глубоко вдохнул и выдохнул, — тут дело в моём опыте. И в моих бзиках, бедах с башкой, так сказать.

— Вань, ты можешь поподробнее? Если нет, то всё хорошо, просто тебе, наверное, будет легче.

— Всё хорошо Маш. О моём прошлом опыте я скажу, но не сейчас. Сейчас для меня есть только ты. Что же до моих внутренних проблем, то я с ними борюсь. Как ты могла заметить, я человек весьма закрытый и недоверчивый. Ригидный. И, как бы так сказать, я считал проявления чувств признаком слабости. Да, я настолько уверовал в неверно истолкованный и понятый рационализм, что стал противопоставлять разум эмоциям и чувствам. И поэтому учился блокировать чувства. Но сейчас я понимаю, какой же это бред. Благодаря тебе. Благодаря тебе я понял, какое счастье — чувствовать.

— О, Вань, иди ко мне, — сказала Маша и обняла меня, — теперь всё будет хорошо, теперь мы нашли друг друга и можем быть теми, кем являемся.

— Да, ты помогла мне открыть настоящего меня. Спасибо тебе.

— Нам спасибо, — сказала Маша и поцеловала меня в лоб. — Ну что же, я продолжу?

— Конечно, мой ангел.

— Хорошо. Вань, ты очень для меня дорог. Ты даже не представляешь насколько. Ты — главный мужчина в моей жизни. Я поняла, что влюбилась в тебя тогда, когда ты устроил ссору в поликлинике. Лишь для того, чтобы незнакомую тебе девушку осмотрел доктор. Но что было до этого? Ты грубил мне по дороге, не хотел представляться, делал вид, что на меня наплевать, что я тебе жутко надоела. Да ты ведь даже сначала не собирался помогать мне, а всего лишь сказал, где находиться поликлиника! Ух, как я тогда на тебя рассердилась. Я уж и материть тебя стала в голове.

— Ого, даже так? Ты меня материла в душе?

— А ты как будто бы меня нет, когда шли до поликлиники и моего дома?

— Хм, ну да, есть грешок. Ладно, хоть теперь груз с плеч.

— Ага. Но ты представь, подошёл, поинтересовался здоровьем, сказал, что нога не сломана и посоветовал отправиться в поликлинику, а сам отвернулся и пошёл по своим делам! Как это вообще понимать?

— Человек, который устал от жизни, от людей, от себя.

— Да, видимо так, — с тяжким вздохом сказала Маша. — Почему ты повернулся?

— Эх, если бы ты знала, сколько раз я задавал себе этот вопрос. И каждый раз различный варианты ответы. Иногда я помогал тебе, потому что мне было не чем заняться дома. От скуки, то есть. Иногда из-за того, что ты очень красивая девушка. А красивым всегда хочется помочь. Иногда помогал, держа в голове мысль, что было бы неплохо с тобой начать встречаться. В голове сразу рисовалась идеальная картина, где я предстал перед тобой как рыцарь на белом коне.

— Но это всё неправильные варианты, да?

— Не совсем. Они правильные отчасти. Всем этим я руководствовался, когда обернулся к тебе. Но я даже не знаю, какой является определяющим.

— А больше вариантов нет? — спросила Маша, заглядывая с любопытством ко мне в глаза, давая понять, что она ожидает услышать ещё.

— Есть. Да, есть ещё один вариант, — сказал я и сделал вынужденную паузу. Всё-таки тяжело говорить об этом, — мне просто хотелось помочь тебе. Я жил унылой серой жизнью, а тут у меня возникла возможность помочь кому-то, сделать хоть что-то полезное в жизни.

— Сделать добро, — завершила мою мысль Маша. — Я рада, что ты признался себе в этом. Я это сразу увидела. Увидела в тебе доброту, которая скрывается за разочарованием и страданием.

— Да, ты сделала меня хорошим.

— Нет Ваня, ты всегда был им. Просто я смогла увидеть это в тебе и раскрыть. В конце концов, если сначала ты меня бесил, потом заинтересовал, то сценой в поликлинике влюбил меня в себя. Тогда я поняла, что хочу быть с тобой. Именно поэтому я обняла тебя позже у двери моей квартиры. Я понимала, что если ты уйдёшь сейчас, то могу больше не встретить тебя. Так что так я задержала тебя. Ну а потом, пока ты был на кухне с моей мамой, я вытащила бэйдж из твоей куртки. Именно поэтому ты встретил меня в коридоре такой взволнованной. Я боялась, что попадусь. Ну а дальше всё шло к сегодняшнему дню.

— Ого. Какая же ты хитрая и коварная. Эх, знаешь, что забавно? Когда ты меня обняла в подъезде, я даже не думал об этом. Все мои мысли были заняты поспешным бегством. Либо от отца, что очень страшно, либо от мамы. Но мне повезло. Но какая же ты всё-таки хитрая, — сказал я и легко улыбнулся.

— Ну, за своё счастье надо бороться, разве нет? Ну и конечно от твоих слов на моём дне рождения я сильно расстроилась. Но поначалу согласилась быть твоей подругой. Лишь бы быть с тобой. Но потом ты стал искать девушку, и тогда я поняла, что если ничего не буду делать, то упущу тебя навсегда. Вот тогда и пришла в голову идея с поцелуем. И подожди, ничего не говори. Я хочу сказать, что не помню, когда была так счастлива и так довольна жизнью. Всё из-за тебя. И вот, прими мой подарок, — сказала Маша и вынула из-под подушки маленькую красную коробочку. Я взял и открыл её. Внутри лежало серебряное кольцо с гравировкой «Моё счастье связано с тобой. Навеки»

— О боже, оно так красиво. Знаешь, я могу сказать то же, что и написано здесь. Ты — моё счастье. И знаешь, что? До нашей свадьбы ему самое место здесь, — сказал я и надел кольцо на безымянный палец правой руки. — Ну а через несколько лет переедет на другой палец.

— Свадьба? Я бы сказала, что ты заглядываешь далеко, но на самом деле сама отсчитываю дни и недели до своего совершеннолетия.

— Что, пора выбирать дату свадьбы и определятся со списком гостей?

— Ну а что, ты пока делай заметки кое-какие, — сказала легким весёлым голоском Маша.

— Хорошо. Ну а теперь моя очередь. Не буду скрывать — главная заслуга в том, что мы сегодня вместе принадлежит тебе. Я же был честен тогда, в день знакомства, когда порой грубил тебе. Сцена же в поликлинике… Мне ведь сначала отказали, и я развернулся. И увидел тебя. Ты держалась за ногу и искривила лицо от боли, а потом подняла взгляд на меня и засияла. Мне показалось, что ты засияла надеждой. И я понял, что не могу разрушить надежды этой девушки. А вообще, у меня плохое зрение и я был без очков, так что мне может быть показалось, — сказал я, добавив чуть юмора в наши серьёзные разговоры.

— Значит хорошо, что зрение плохое, — сказала Маша смеясь.

— Да, значит повезло. А ёкнуло в сердечке у меня в тот день, когда ты играла на фортепиано. Я тогда прям растрогался. А уж когда ты заплакала… Эх, было очень тяжело не поцеловать тебя. Удержаться от соблазна. Ну а потом, когда узнал твой возраст, я обиделся. На тебя и на себя. Мне казалось, что ты разрушила мои надежды. Просто тогда в голове возник блок, барьер, что мне нельзя встречаться с тобой. Но ты помогла мне определиться и понять, что личное счастье важнее общественного мнения. Помогла мне побороть внутренний страх перед возможным общественным осуждением. Ну а теперь моя очередь дарить подарок, — сказал я и достал из рюкзака упакованных в прозрачную подарочную обёртку плюшевых медведей.

— Ааа, медвежата! — закричала от умиления Маша. — Как это прекрасно. Они такие классные. Это мы с тобой, да? Я та, что поменьше, верно?

— Да, это мы с тобой.

— Ох, — тяжело вздохнула Маша, и опустив глаза на сердечко, прочитала надпись — «я люблю нас». Божечки, я сейчас расплачусь.

— Всё нормально, — сказал я, и прижал моё сокровище к своей груди, — вместе мы можем вести себя так, как хочется, помнишь? И Маш, я ведь ни разу тебе этого не говорил. Но… Я люблю тебя. Люблю больше жизни.

— Да. Не говорил, — тяжело проговорила Маша, оторвав своё заплаканное лицо от моей груди. И я люблю тебя. Больше всего на свете. И буду любить тебя вечную бесконечность.

Моя принцесса сказала это и вновь уткнулась в меня. От чувств растрогался и я, отчего пустил слезу.

— Ты что, плачешь? А как же мужской принцип? — сказала Маша, подняв голову.

— Я же сказал, что ты помогла мне побороть внутреннюю солидарность с общественным мнением. Да и я же плачу от счастья. И да, Маш, сюрпризы не заканчиваются, — сказал я и достал из рюкзака мини-проектор.

— Что это?

— Мини-проектор. Арендовал на сегодня. Сейчас февраль, на улице на звёздное небо смотреть холодно, зато можно дома, — сказал я, подключая проектор к телефону и настраивая изображение на потолок. — Вот, прям планетарий. Давай, ляжем на пол.

Мы легли прямо на пол. В качестве подушек мои руки. Левая для Маши, а правая для себя. Маша, положив голову ко мне на плечо, разглядывает динамичную проекцию неба. А что нужно мне? Именно это. Блаженство. Счастье.

— Ух ты, как красиво! Действительно, как будто смотришь на настоящее звёздное небо. Спасибо тебе Ваня, — сказала Маша и поцеловала меня в щёчку.

— Да, это здорово. Ну что, когда свадьба?

— А, ты всё-таки решил вернуться к этой теме? Ну хорошо, смотри, нужно отталкиваться от моего дня рождения. Как мне исполниться 18 — сразу в ЗАГС, Слушай внимательно и запоминай, предложение сделаешь 24 сентября, в день нашего знакомства. Прям как полагается, на одно колено, с красивым кольцом. И да, предложение сделаешь на том месте, где мы встретились. Так вот, 24 сентября делаешь мне предложение, я вся плачу от счастья, конечно же говорю: «Да!». Ну а сама свадьба где-то в октябре.

— Хороший план. Правда мы лишь 5 октября сможем подать заявление о свадьбе, а пока наша очередь подойдёт…

— Ну да, точно. Хорошо, со свадьбой примерно определились, а что с детьми? Ты бы сколько хотел?

— Двух в самый раз, — мечтал я вместе с этой девочкой.

— Да, замечательно. Мальчика и девочку. Надо подумать ещё над именами. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Пока нет.

— Хм, у меня тоже. Перебираю варианты мужских и женских имён, и в голове только Ваня и Маша.

— Ахахаха, — засмеялся я вместе с девушкой. — Маш, смотри, звезда падает! Загадывай желание.

— Ой, и точно падающая звезда, — сказала девушка и закрыла глаза.

— Ну что, загадала? — спросил я и получил утвердительный ответ. — Хорошо, но мне можешь не говорить, а то вдруг не сбудется.

— Вань, а ты часто загадывал желания?

— Ну, каждый Новый год.

— И в этот? — спросила Маша, а я кивнул в ответ. — Ну и как, обычно ты их не раскрываешь, и они сбываются?

— Эм, нет. Я их не раскрываю, и они не сбываются.

— Так может желаниями нужно делиться?

— Даже не знаю, — невнятно ответил я. Помню, что загадал в этот Новый год. Всегда быть с ней. С Машей.

— Ну хорошо. А я вот скажу. Я загадала, чтобы всё, что мы сейчас запланировали про свадьбу и детей, чтобы всё это сбылось, и чтобы мы жили долго и счастливо. Вместе.

— Маш, я люблю тебя и сделаю всё возможное, чтобы твоё желание исполнилось.

Так и прошёл наш праздник. В этом дне было всё. Всё, чего я желал. Такого спектра чувств я не испытывал давно. А испытывал ли вообще? Вряд ли. С Машей у меня всё как будто впервые. Словно я только проснулся, только родился. Словно всю жизнь я был в небытие, но Маша вытащила меня оттуда. Показала саму жизнь. Показала, что я могу любить и быть любимым. Что могу быть счастливым. Ещё не так давно я сказал себе, что пора перестать надеяться. Но вот теперь я вижу такую картину: я сижу на морском пляже, обнимаю и целую в шею, сидящую впереди Машу, а обнимая меня сзади, сын положил свою голову на моё плечо. Мы провожаем солнце в закат и наблюдаем за тем, как оно тонет в бескрайнем море. И это воспринимается не как воздушный замок, а как реальная жизнь. Как нескорая, будущая, но реальная жизнь. Наша с Машей жизнь. Да, она будет именно такой. Есть события, которые происходят с тобой. А есть те, которые ты заставляешь произойти. В этом разница между наличием плана и его отсутствием. И картина, которую я только что представил, — это событие, которое я заставлю произойти. Так что это план. План нашего с Машей счастья.

Глава 10

Жизнь продолжила течь в привычном, в новинку привычном, русле. Учёба, Маша, дом. И так почти каждый день. Когда у неё не было музыкалки и школы ИЗО, она «забирала» меня с универа. Если же она была занята дополнительными занятиями, её забирал я. И знаете, что? Такой распорядок дней мне не надоедал. Вот и под конец февраля был такой распорядок. Всего-то делов, забрать Машу после музыкальной школы и проводить до дома. Вот и на сей раз мой путь был незамысловатым и проходил через очередной небольшой мост. Недалеко от центра столпились люди. Что там происходит? Любопытство сгубило меня, и я направился туда, перейдя перед этим дорогу, ведь я был на противоположной стороне моста. Настроение у меня было замечательное, но вскоре ему было суждено очень сильно испортится. С десяток людей стояли полукругом на почтительном расстоянии от конца моста. У всех в руках были телефоны. Подойдя ближе, я пробрался в этот полукруг и понял в чём дело. По ту сторону моста, на узком выступе, стояла девушка.

— Не подходите! — кричала она.

— Да мы и не подходим, — сухо сказал какой-то парень из полукруга.

— Зачем вы здесь встали? Чтобы потом эту запись отослать в СМИ? Запостить в инсте? Зачем?! — кричала девушка.

— Подожди. Успокойся, — сказал я и вышел полукруга на полшага. — Как тебя зовут?

— А тебе как будто не наплевать, да?

— Как видишь, в руках у меня ничего нет. Я не хочу снимать душевные терзания другого человека. Я хочу помочь. Ты можешь мне не верить, это твоё право, но просто поговори со мной, хорошо? Меня зовут Ваня. А как тебя?

— Настя.

— Хорошо Настя. Врать не стану, знакомство происходит не в самой приятной обстановке. Но мы можем это исправить. Мне вот, например, 19 лет, совсем скоро будет 20. Учусь на втором курсе. Гуманитарий. Что можешь рассказать о себе?

— Ну, мне в мае будет 22. Заканчиваю бакалавриат на технической специальности.

— Отлично. А что за специальность?

— Машиностроение.

— Ого, да ты у нас будущий инженер. Слушай, а почему ты выбрала такую, эм, так скажем, специфичную для девушки специальность?

— Да не знаю, так само вышло. Любила просто математику и физику. Ну а там ЕГЭ, все дела. А ты?

— Ну а я просто любил историю. И чуть меньше обществознание, — с улыбкой сказал я. Может это поможет разрядить обстановку?

— Хм, понятно, — сказала девушка, едва заметно улыбнувшись. Сработало.

— Слушай, а ты чем любишь заниматься? Чем увлекаешься?

— Ничем особо. Раньше танцевала, а теперь только учусь, сижу в общаге и смотрю сериалы.

— У меня конечно небольшой опыт в сериалах, но вот мой любимый — это «Во все тяжкие». Тебе какой больше всего нравится?

— «Мистер робот» нравится. А ещё «Пацаны» неплохи.

— Да, мне как фанату супергеройки «Пацаны» очень понравились. А что из музыки, фильмов предпочитаешь? — спросил я, сделав ещё незаметные полшага к девушке. Нужно заболтать её и уговорить вернуться на эту сторону моста. А если нет… Для этого я и подхожу. Чтобы в случае крайней необходимости быстро среагировать.

— Люблю популярную музыку. Ну, ту, что крутят в клубах. Фильмы смотрю редко.

— А, понятно. Слушай, а почему ты оказалась здесь? Что случилось? — сказал я и сделал ещё полшага. Оставалось всего каких-то три метра.

— Когда я сказала всем не подходить, это тебя тоже касалось, — сказала Настя, заметив моё приближение. Чёрт. План «Б» оказался разрушен. Он состоял в том, чтобы оказаться рядом и в критической ситуации схватить девушку и не дать упасть. Видел, как такое проворачивали спасатели. Да, они знают специальные приёмы, захваты, а я нет, но в критической ситуации можно было бы попробовать. Но план провалился. Теперь нужно было уповать только на мои навыки разрешения конфликтов. Лучше бы нас готовили к такой практике, а не заставляли заниматься перекладываем бумажек из одного места в другое.

— Хорошо, ты права. Стою на месте. Так что случилось?

— А какая разница? Да и как ты поможешь мне? Скажешь, что мои проблемы — пустяк? Что вот у других-то людей проблемы прям проблемы? Что у меня всё наладится и будет хорошо? Ну вот чем ты можешь помочь?

— Я… Я не знаю. Но я хочу помочь. И чем смогу — помогу.

— Мне не нужна ничья помощь. Мне никто не поможет.

— Насть, не отказывайся от помощи. Отказываясь от помощи, ты отказываешь человеку в добре. Ты лишаешь его радости дарения. Я сейчас говорю с тобой по своей воле. Я хочу подарить тебе свою помощь.

— Ты неплохо подготовился. Репетировал?

— К чему?

— К тому, что нужно будет спасать самоубийцу.

— О чём ты?

— Ну что ты. Сразу вопросы, о том, кто я, чем увлекаюсь, занимаюсь, что привело меня к этой ситуации. Как по учебнику работаешь. Иди куда шёл. Домой в монитор залипать, наяривать на своих вайфу, или кто там у тебя.

— Нет. Я не уйду. Знаешь, меня просто девушка не поймёт. Вот приду я сейчас к ней, она спросит о том, как у меня день прошёл. И что я скажу? Что видел на мосту человека в беде и пошёл дальше?

— Так только в этом дело?

— Что? Разумеется, нет! Это я просто как пример привёл. Дело всё в том, что я хочу, чтобы ты жила.

— Зачем? Ты же меня не знаешь. Если бы ты был сейчас в другом месте, а я бы прыгнула, ты бы об этом даже не узнал.

— Да, это так. Но теперь мы связаны между собой. Ты и я. Расскажи мне что случилось. Я не буду говорить о том, что это пустяки. Нет пустяковых проблем. Они либо есть, либо их нет. И они у тебя есть. Но ты не обязана справляться с этими проблемами в одиночку. Я готов помочь тебе. Если тебе некомфортно здесь, то вот, возьми мою руку, и мы сходим поесть. Там, внизу моста есть уйма забегаловок и кофеен, — сказал я и протянул ей свою руку.

— А твоя девушка не будет против? — сказала Настя, посмотрев вниз, в тёмную гладь ледяной воды.

— Ох, слушай, я ошибся. Не внизу моста, а там, вниз по мосту. Извини. А моя девушка будет только рада, если мы…, — не успел закончить я, как телефон в рюкзаке зазвонил. Вздрогнув от неожиданности, я скинул рюкзак с плеч и, достав телефон, сбросил вызов от Маши, — да, это была она.

— Почему ты сбросил?

— Потому что я стараюсь расставлять приоритеты. И тебе я сейчас важнее. И нужнее.

— А если она в беде?

— Тогда я этого себе простить не смогу, и завтра окажусь на твоём месте, — сказал я с улыбкой. Снова сработало. Она ухмыльнулась.

— Ты любишь её?

— Да, больше всего на свете.

— Мне тоже хотелось, чтобы меня так любили.

— Слушай, слова о том, что всё ещё впереди, конечно являются бесячими в такой обстановке, но всё же. Я сам не верил, что буду счастлив. Сам думал, что всю жизнь проживу неудачником, без жены, детей, без нормальной работы. Ладно, ничего из этого у меня нет и сейчас, но ты поняла о чём я. И я тоже думал о том, чтобы покончить с собой. Но, если честно, у меня просто не хватало решимости сделать это. Я не хотел, чтобы родители хоронили своего сына.

— Тебе хорошо, у тебя есть родители. 5 дней назад умерла от рака моя мама, и теперь я осталась только с вечно бухающим отчимом. И бухает он не из-за смерти мамы. Он просто всегда бухает. И издевается надо мной, когда я возвращаюсь домой. В семье я одна, а бабушка с дедушкой умерли давно из-за сердечной недостаточности. Так что мне плевать, как буду выглядеть в гробу. Учитывая то, что на похоронах будет только отчим, мне следует как можно сильнее себя изувечить.

— Я… Мне жаль, правда. Порой судьба выдаёт такие сложности, с которыми одному человеку не справиться. И тогда ему нужна помощь людей.

— Людей? Кого? Этих что ли?! — закричала Настя, указывая рукой на толпу.

— Нет, таких, как я. Которым не безразлична своя жизнь. И как следствие не безразлична жизнь других. Из затяжной депрессии, в которой я думал я проведу всю жизнь, меня вытащила она, моя Маша. Она мне помогла. Она протянула мне руку. И мы помогли друг другу. Я это к тому, что не стоит бороться со всем миром в одиночку.

— Слышь, психованная, ты на кого там пальцем показываешь, а?! — закричал из толпы какой-то мужик.

— Заткнись! — рявкнул я в ответ.

— Вот видишь? Таких, как ты ещё нужно встретить, но меня все равно будут окружать такие, как они, — сказала Настя, разрыдавшись и упёршись лбом в ограждение моста.

— Настя, посмотри на меня. Ты уже встретила такого человека, как я. И это я сам. У меня полно схожих друзей, так что они могут стать и твоими друзьями. Позволь себе окружить себя стоящими людьми. Это в твоих силах. И я помогу тебе.

— Да что вы там трагедию разыгрываете? Заползай обратно или прыгай уже! Чего стоять и сопли жевать? Только время наше тратишь. И время парня. Он бы уже сейчас развлекался в постели со своей девчонкой! — сказал кто-то у меня за спиной. Явно нетрезвый человек.

Его шутка понравилась бесноватой толпе, так что люди залились гоготом и смехом. От громкости их смеха защемило в ушах. Я не оборачивался на этих дикарей и смотрел в тёмные, заплаканные глаза Насти. Казалось, что в её взгляде была сосредоточена всемирная тоска и грусть. А ещё обида за человечество. Не сводя с меня глаз, она плавным движением покачала головой и отпустила руки с ограждения моста. Всё замерло. Казалось, что эта секунда длилась вечно. Каждую миллисекунду голова раскалывалась от боли, словно это были громыхающие каждый полдень пушки Петропавловской крепости. Два быстрых, широких шага, и я оказываюсь у ограждения моста. Вытягиваюсь словно акробат и тяну руку как можно дальше, чтобы поймать Настю. Я задел лишь кончики её пальцев. Она летела в воду, распластав руки и ноги. Времени до шлепка об воду мне хватило, чтобы оценить обстановку. Высота небольшая, метро десять. До берега где-то сто. Решение было принято моментально. Ещё не успела вода успокоиться под телом девушки, как я уже оттолкнулся от моста, и приняв положение ныряющего пловца, направился навстречу ледяной воде и возможной смерти.

Погружение в воду. Такое ощущение, что я упал на бетон. Всё тело сдавило, словно тисками. И они всё сильнее закручивались. Лёгкие буквально разрываются изнутри. Не дышать. Ни в коем случае не дышать! Но тело непроизвольно, рефлекторно хочет активизировать мои лёгкие. Нельзя! Ощущаю себя Волком из «Ну погоди». Вспомнился момент, когда, приняв голову Волка за арбуз, бегемот сдавил её что есть силы. Вот и у меня такое ощущение. Словно я положил голову под пресс, который всё опускается и опускается, давит всё сильнее и сильнее. От боли невозможно не закрыть глаза. Перед тем как закрыть их, я нахожу в мутной воде руку девушки. Закрываю глаза, и тяну девушку в сторону предполагаемой поверхности воды. Всё тело коробит. Я весь дрожу. Вместо акцентированных гребков лишь дрыгаю ногами и руками. Чуть не разжал кисть, в которой держал девушку. Нестерпимая боль всё накатывала. А мне ещё грести до берега.

Наконец моя гребущая рука почувствовала воздух. Я с криком вдыхаю свежий кислород. Вытягиваю Настю на поверхность. Без сознания. Только попробуй сдохнуть! Оценка обстановки и понимание того, в какую сторону плыть. Я опрокидываюсь на спину и беру девушку на буксир. Левой рукой я прижал её к своей груди, тогда как правой принялся грести. Времени мало. В моём случае слишком мало. Ещё в бассейне у меня нередко сводило ноги. А это при комфортной, нормальной температуре воды. Сейчас я в конце февраля. В Неве. Не хочу даже добавлять своё слабое сердце, из-за которого нормативы по физкультуре для меня были по желанию. Сейчас не стоит об этом думать. Нужно плыть. Если мой глазомер прав, до берега метров сто, а это четыре бассейна. Но глазомер у меня плох. Так что это расстояние может оказаться на порядок больше. Но я гребу. Удерживать голову девушки и свою становится тяжело. Под дополнительным весом тело сильнее просаживается под воду. Работаю ногами на пределе возможностей. Нужно быстрее. Быстрее. Напрягаю усилия, и ноги работают ещё быстрее. Большая ошибка. Нет. Нет! Я завопил от боли, а позже стиснул зубы. Левую ногу свело. Теперь она лишь придаток. Придаток, резкая боль которого проносится через всё тело. Но берег всё ближе. Замедляю темп. Помимо дрожи, в правой руке ощущаются как будто уколы. Скоро и она откажет. Запрокидываю Настю повыше. Сейчас будет маленькое погружение. Быстро, насколько это возможно, меняю руки. Хлебнул воды. Гребу левой. Мышцы ни к чёрту. Поворачиваю голову и вижу, что до берега метро 50. Не больше. Продолжаю грести. Грудь сдавливает всё сильнее. Сердце. Тело колбасит. Оно пытается свернуться калачиком. Сердце. Как будто в него забивают сваи. И каждую секунду удар кувалдой. Метров 40. Уже слышны крики людей с берега. Не удивлюсь, если они ждут, когда мы уйдём под воду. Метров 30. Правая рука готова. Её хватает лишь на то, чтобы поддерживать девушку на плаву. Если бы я не поменял руки тогда, сейчас бы пошёл на дно. Хотя нет. Пошла бы на дно Настя, ибо остаётся ещё одна рука и одна нога.

Дышать становится невозможно. Лёгкое словно пробито. Каждый вдох сопровождается адской болью. Сердце. Словно похоронным колоколом оно ударило по всему телу. Рука соскользнула с Насти. Нога перестала отвечать. Мда, тут не поможет и строка ввода и диспетчер задач. Последние гребки рукой и всё, а я шутки шучу. Подвижной остаётся только кисть руки. Тело начинает скрываться под толщей воды.

Вот и всё. Хочется заплакать от бессилия. От того, что не спас Настю и убил себя. От того, что сейчас у музыкальной школы стоит одинокая Маша. От того, что не дождётся меня сегодня и обидится. От того, что не услышу, как она кричит на меня из-за неявки. От того, что не поцелую её тонкие невыразительные губки. От того, что не смогу прижать её к себе. От того, что не смогу взять её за руку и посмотреть в её небесно-изумрудные глаза. От того, что не увижу её. Вода уже подобралась к верхней губе. Вот и всё. Сейчас будет вздох, потом судороги, а потом яма 3 на 2 и куча плачущих близких. Это конец. Внезапно к моим ногам вернулись чувства. Я не смог ими пошевелить, но определённо что-то почувствовал. Дно. Берег! Это не конец. Не конец! Настя всё ещё лежала у меня на груди, хоть и скатывалась в пучину ледяной воды, так что я начал одними лишь кистями грести. Пожалуйста, ещё пару метров. Пожалуйста, не дай мне умереть! И я словно полетел. Моё тело и моя душа устремились вверх. Значит всё-таки конец. Тогда я решил взглянуть на Бога. Повернул голову и увидел его. Моего спасителя. Сотрудник скорой помощи. Он подхватил меня сзади и потащил на берег. Ещё один человек в белой форме вытаскивал Настю. Вода не доходила им даже до пояса.

— Ты в порядке?! Слышишь меня?! — кричал врач мне, тогда как другой врач делал непрямой массаж сердца и искусственную вентиляцию лёгких Насте.

— Вода… По пояс, — тяжело, хриплым голосом говорил я. — Вы, ребята, даже не отморозили себе ничего. Везунчики.

— Юмор оставь при себе ясно?! — рявкнул врач и стал меня раздевать. — Есть какие-то особенности организма?

— Сердце…, — сказал я, вкладывая в это слово все свои оставшиеся силы. После этого я закрыл глаза. И остался наедине с самим собой. Боже, дай мне возможность хотя бы ещё раз её увидеть!

Белый потолок. Мягкая и удобная кровать. Пижама. Что, пижама? Руки-ноги? Целы и на месте. Даже двигать могу. Боль в груди поутихла, но все равно даёт о себе знать. Голова раскалывается, но всяко лучше, чем вчера. И вчера ли? Внезапно дверь распахнулась.

— Как спалось? — спросил порядком обросший мужчина в белом халате.

— Н…, нормально, — тихо и хрипло сказал я. Горло ни к чёрту. — Я ведь в больнице? И как я?

— Да, это больница. С тобой всё нормально. Просто умеренное обморожение.

— Умеренное? Да я же там чуть ли не окочурился и даже потерял сознание.

— Ты хочешь знать, как выглядит сильное обморожение? Когда всё тело мертвецки-синее, а нам, врачам, приходится проводить ампутацию?

— Ладно, я Вас понял. Но я ведь долго был без сознания.

— Да, вытащили из воды тебя в 19:57, а сейчас уже почти семь часов утра. Но здесь сказалось всё: и долгое пребывание в холодной воде, и термический шок, и слабый организм, и усталость в конце дня.

— Долгое пребывание? Я же вроде быстро…

— 15 минут. Мне нужно дальше обход продолжать, так что лежи, отдыхай, поправляйся. Пару дней полежишь тут, потом выпишем домой. На обеде приду, поговорим ещё. Твоим родственникам мы всё сообщили.

— Подождите, моя девушка. Я шёл к ней.

— Твой рюкзак принесли прохожие. Телефон в тумбочке справа.

— Хорошо, спасибо. Доктор!

— Что такое? — сказал врач, уже открыв дверь.

— А что с Настей? С той девушкой?

— Эх, — тяжело вздохнул врач и отвернулся.

— Она умерла, да? — спросил я хриплым голосом и почувствовал, как накатывают слёзы.

— Тебе в детстве не говорили, что портить чужие планы — это плохо?

— Эм, что?

— Вот и вчера ты нарушил планы этой девушки. Она хотела умереть, а ты ей помешал. Ей пришлось туже, чем тебе, но она жива. Благодаря тебе. Молодец.

— Ох, слава Богу!

— Всё, отдыхай, — сказал врач и вышел.

Вот значит оно что. Всё было не зря. Я спас человека. Спас чью-то жизнь. Что же, ради этого стоило рискнуть здоровьем. Я достал из тумбочки телефон. Десяток пропущенных звонков от Маши. Бедная моя девочка. Как же она, наверное, распереживалась. Нужно с ней связаться, и как можно скорее.

— Ваня! Ваня, с тобой всё в порядке? Что случилось? Где ты? — шквалом вопросов осыпала меня Маша.

— Маш, как же я люблю тебя, ты даже не представляешь, — сказал я, растрогавшись от такой заботы.

— Давай о любви потом. Ты не пришёл встречать меня, не отвечал на звонки, я пошла домой, написала Мише, он сам не знает где ты, написала час назад, он ответил, что дома тебя не было. Я всю ночь не спала! Что случилось?

— Маш, и всё же я скажу, что безумно люблю тебя. Я в больнице. Случилась со мной одна история интересная. Зайдёшь после школы?

— Спрашиваешь? Да я уже сейчас полетела к тебе!

— Маня, со мной всё нормально. Не стоит пропускать школу из-за меня. К тому же я сейчас буду спать. Приходи после школы.

— Ладно. Хорошо. Что-нибудь надо будет принести?

— Разве что зарядку для телефона. Ну и свою улыбку для меня принеси.

— Подлиза. Хорошо, после школы я сразу к тебе. Отдыхай. До встречи.

— Слушаюсь, мамочка. До встречи.

К слову о мамочке. Надо бы и ей позвонить. Но голова действительно болит, и сильно хочется спать. Но это мама. Тем более моя, которая сентиментальная и принимающая всё близко к сердцу. Она же может расплакаться из-за самой незначительной мелочи. Может пол ночи не спать, потому что ей не понравилась моя интонация голоса, когда я пытался скрыть от неё проблемы личного характера. Она часто переживает из-за всяких пустяков, а как она сейчас переживает? Сидит вся на нервах и пьёт таблетки и корвалол. Это мама. Моя мама. Так что в сторону все свои хотелки и я набрал её телефон:

— Ваня! Ванечка! Мой дорогой, как ты? — заплаканным голосом начала разговор мама.

— Мам, ты не представляешь, как я рад услышать твой голос. Мам, — продолжил я говорить, едва сдерживая слёзы, которые всё-таки не сдержал и заплакал, — я думал, что умру. Мне казалось, что это конец. Что я умираю. Что я не спас ту девушку. Что не увижу и не услышу больше тебя. Что ты больше не будешь массажировать мне голову, не будешь ругать за невымытую посуду за собой, что мы больше с папой не будем спорить о политике. Мам, я…

— Я так испугалась за тебя, Ванечка, думала… Ты не отвечаешь на звонки ни вечером, ни утром, звоню Мише, а он говорит, что ты не ночевал. Как я испугалась, когда поступил звонок из больницы! Я подумала, что… Что потеряла тебя.

— Мам, давай успокоимся. У тебя ведь и так слабая нервная система, — сказал я со слезливой улыбкой на лице, — так что не стоит её дальше напрягать. Всё хорошо мам, всё хорошо. Я жив. И скоро буду полностью здоров.

— Да, Ванечка, ты прав. Всё уже позади. Ты жив, и это главное. Да и тебе надо сейчас отдыхать и много спать, набираться сил. Сынок, я горжусь тобой. Мы с папой очень гордимся тобой. Я люблю тебя.

— И я мам тебя люблю. Целую крепко-крепко. И передавай привет папе, — сказал я и наш разговор завершился.

Мамочка, мой самый дорогой человек. Прости, что заставил тебя переживать и волноваться. Как же я тебя люблю. С этими мыслями я положил телефон на тумбочку и предался блаженному сну.

Проснулся я от стука в дверь. Только сейчас я понял, что был один в палате. Повезло.

— Да, входите, — сказал я с улыбкой на лице, ожидая появления Маши.

— Ну, как спалось? — спросил вошедший доктор.

— А, это вы, — небрежно ответил я. — Нормально спалось.

— А что мы такие не весёлые? Ожидали увидеть кого-то другого?

— По правде говоря, да.

— Оно и понятно. Знаете, в настойчивости Вашей сестре не занимать. Она чуть ли не с боем пыталась прорваться к Вам. Теперь вот второй час сидит на улице.

— Так пустите её, в чём дело?! — сорвался я на крик и сильно об этом пожалел. По горлу будто резанули ножом.

— Эй, Вам не стоит пытаться повышать голос. Для Вас это вредно. А не пускаем мы её потому, что в больнице есть специальные дни и часы для встреч с близкими. И сейчас не это время.

— Да ладно Вам, я один в палате, никто не обидится. К тому же я спас человека. Разве мне не причитается особое положение?

— На самом деле нет, не причитается. Пускай приходит завтра.

— Да она не спала всю ночь из-за меня, обзвонила всех знакомых, чуть с ума не сошла. Я же к ней и шёл вчера.

— Но ты же сказал, что шёл к девушке.

— Ну да, к девушке. К ней.

— А она сказала, что твоя сестра.

— Это она подумала, что сестру скорее пропустят, нежели девушку.

— Хм, у меня у самого дочь примерно одного с ней возраста. На год младше. Не сказал, что был бы рад, если бы она встречалась в таком возрасте со значительно старшим парнем.

— Вы отец, так что были бы против любых отношений дочери в этом возрасте. Сколько там лет парню, Вас бы не сильно интересовало.

— Да, возможно ты прав. А её родители знают о вас?

— Конечно. И даже совсем не против наших отношений.

— Ну ладно, тогда я полностью спокоен. Не мне читать тебе нотации. Ты их уже, итак, поди выслушал уйму. Ай, хорошо, сейчас пропущу её. Что я, изверг какой, чтобы над чувствами юных влюблённых издеваться?

— Спасибо большое, — сказал я скрывшемуся за дверью врачу.

— Ваня! Ты в порядке?! — спрашивала меня Маша, буквально влетевшая в палату.

— Хэй, как ты так быстро? Врач же вроде только вышел.

— Она просто решила, что не стоит идти за врачом, и узнав где ты находишься, она пулей рванула к тебе, — сказал вошедший врач.

— Ох, извините меня, — сказала Маша.

— И спасибо большое Вам. Как Вас зовут? — сказал я.

— Макар Алексеевич. Я пошёл, но вы тут это, не шумите сильно. Во всех других палатах сейчас тихий час, — сказал Макар Алексеевич и вышел из палаты.

— Слушай, я ведь не сказал, в какой больнице лежу. Как ты нашла меня? — спрашивал я у Маши, которая положила мне на грудь свои руки и голову. Смотрела она снизу вверх в полу горизонтальном положении, отчего у меня аж захватило дух.

— Сначала я подумала обзвонить все больницы, но всё оказалось проще. Тебя уже днём крутили в новостных пабликах Петербурга.

— Что?

— Один пользователь снял твоё путешествие от моста до берега и выложил в сеть.

— Ох, там был не один пользователь, — хмуро сказал я.

— Не грусти. Он подошёл позже тебя, так что ему оставалось действительно только снимать.

— Остальные видимо не стали выкладывать потому, что это выставит их в не самом выгодном свете.

— Да, скорее всего так. Знаешь, я смотрела на последней парте во время урока эту запись, и вся разревелась. У меня сердце чуть ли не выпрыгнуло из груди, когда ты сиганул с моста. А потом словно в прямом эфире смотрела на твой заплыв. Всё внутри так и сжалось. А тут на зло учительница меня заметила. Сначала она увидела только наушники, так что прямо заорала на меня. А потом увидела, что я вся в слезах.

— Оу. А ты что?

— Я сказала, что мой парень не просто парень, а в самом деле рыцарь. Герой. Я не выдержала и выбежала из класса. Так что теперь моей маме придётся к классной идти. Боже, я так горжусь, что с тобой я. Именно я. Ты теперь звезда, супергерой.

— Ой, да брось ты. Сказать, что было бы, если не ты?

— Эм, да, скажи.

— Если бы не ты, я бы не шёл по тому мосту. Если бы не ты, я бы не прыгнул в воду. Если бы не ты, я бы просто прошёл мимо. Так что ты не меньшая героиня, чем я.

— Тоже героиня? — смеясь сказала Маша.

— С тобой — как угодно, — ответил я. Маша потянулась ко мне, и мы слились в долгом, протяжном и страстном поцелуе. — Мне показалось, или ты сейчас захотела с языком?

— Это всё в меру твоей испорченности мечты, — смеясь сказала моя принцесса.

— Неважно, какая это мечта, ведь в любой моей мечте есть ты, — сказал я, смотря прямо в эти изумрудные глазки, полные любви и нежности.

— Как же мне нравится, что ты у меня такой романтик.

— А мне нравится, что ты моя муза. Маш, ты меня извини, но мне правда хочется спать.

— Вань, какие извинения? Я всё понимаю, тебе надо набираться сил, так что ты не против, если я посплю на тебе, пока доктор меня не прогнал?

— Располагайся как тебе удобнее.

— Кошечка хочет на груди, — сказала Маша, и положив голову на свои руки, мягко замурлыкала. В этот момент от удовольствия замурлыкал, наверное, и я.

Глава 11

— Ну, собственно говоря, ты свободен, — сказал Макар Алексеевич через пару дней. — У тебя конечно пневмония, но без осложнений. Так что сегодня мы тебя выпишем.

— Пневмония? — не на шутку испугался я.

— Да расслабься ты, сейчас же не 19 век.

— И то верно. А давно мы перешли на «ты»? Не поймите меня неправильно, я не имею ничего против.

— А, да просто ты теперь получается главный пациент в моей жизни.

— В смысле?

— Да вчера приходили журналисты. Я их к тебе не пустил, но сам от интервью не отказался. Так что вот, на телевизоре засветился. Жене и дочке показал. Порадовались за меня и за тебя. Да, точно, просили ещё привет передать. А маленький сын даже хотел поблагодарить тебя за то, что папу знаменитым сделал.

— Дети…, — усмехнулся я.

— Да, точно. Да, чуть не забыл. Журналистам я сказал, что выпишут тебя завтра. Так что по сути у тебя есть выбор. Можешь сегодня улизнуть, а можешь завтра предстать перед репортёрами.

— Док, у меня температура почти 39 градусов. Ну какое сейчас интервью?

— Вот и я так решил. К тому же, на выходе из больницы ты скорее всего захочешь видеть близких, нежели журналюг.

— Это точно. Спасибо Вам, док.

— Да ладно, это мой долг. Тебе спасибо, что спас юную душу.

— Вы верующий?

— Да. Что, так заметно?

— Просто слово «душа» редко используется неверующими. Ну, это из моих наблюдений.

— Хм, не знаю, не акцентировал на этом внимание. Тебя девушка встретит?

— Пока не знаю. Я же сам только узнал, что сегодня выписывают.

— Хорошо. Если ты сегодня собрался уходить, то до шести часов нужно будет освободить палату. Я выпишу тебе больничный, посидишь две недельки дома, окончательно поправишься.

— Звучит как план.

— Такого плана мы обычно придерживаемся. Ладно, я пошёл. Надо оформить документы на твою выписку, — сказал Макар Алексеевич и вышел.

Хотелось, чтобы меня забрала Маша. Но она опять увидит меня слабым, обессиленным, больным. Ладно в первый день, там она сильно распереживалась за меня. Да и я сильно переживал, что умру и больше не увижу её. Так, всё нормально. Более-менее поправлюсь и тогда вперёд, навстречу любви, прямиком в нежные объятия Маши. Но сейчас придётся немного поскучать. Так что я взял телефон и написал своему лучшему другу.

— Миша привет. Меня сегодня в шесть часов выписывают. Сможешь забрать меня?

— Привет. Сегодня? По новостям говорили, что завтра.

— Не, это мой лечащий врач соврал, чтобы репортёры не тревожили меня. У тебя какие-то планы? Если да, то ничего. Я Косте, Серёже напишу.

— Какие планы, о чём ты? Мой лучший друг, ставший героем, выписывается из больницы после подвига. Какие могут быть другие планы? В шесть? Отлично, я заберу.

— Спасибо тебе большое.

— Да ладно, это меньшее, что я могу сделать. Маша будет?

— Нет, я ей не писал.

— О, что-то случилось?

— Да не, всё норм. Просто я слишком устал для нас, если ты понимаешь.

— Если у вас все встречи протекают в том же ключе, как в последний раз, когда я её видел, то да, понимаю. Для такого действительно нужны силы. И много.

— Да, мы по-другому не можем. В этом и прелесть.

— Ладно, давай будешь предаваться романтике с Машей, а не со мной. В шесть буду у больницы. Я сейчас уже в ВУЗ вхожу, так что давай, до встречи.

— Ага, до встречи.

Я откинулся на подушку и завёл будильник на 5 часов. Одного часа на сборы мне хватит. Завтрак оказался плотным, так что есть совершенно не хотелось. Проснувшись, я начал собирать вещи и ждать доктора.

— Ну что, готов к возвращению в реальную жизнь?

— Всегда готов! — сказал было я громко, по-пионерски, но больное горло напомнило о том, что у меня двухсторонняя неинфекционная пневмония.

— Так, а горло кто будет беречь? — скомандовал Макар Алексеевич. — Ты смотри у меня.

— Слушаюсь, командир.

— Вольно солдат, — усмехнувшись сказал врач. — Я тебе принёс все документы. Тебя встретят?

— Да, друг. О, он уже у больницы, — сказал я, проверив уведомление на телефоне.

— Отлично. Ну что, будем прощаться, — сказал Макар Алексеевич, и обнял меня. — Давай, удачи тебе. Выздоравливай.

— Спасибо Вам.

— А, ладно, это моя работа. Так что… Чёрт, чуть не забыл. Совсем из головы вылетело. У меня же сын маленький для тебя открытку сделал.

— Что? Открытку?

— Да, сейчас, подожди, из портфеля достану, — сказал доктор и открыл свой портфель, — вот, держи.

— Ох, спасибо, — сказал я, даже не посмотрев ещё на открытку. Затем я опустил глаза и взглянул на неё. На ней были изображены люди, состоящие из палочек-чёрточек и кругов с овалами. Всё напоминало о боксе или о чём-то в этом духе. У одного человечка была на шее медаль, а его руку поднимал к небу другой человечек. И поднимая чужую руку, второй человечек слушал первого через стетоскоп. Странная конечно картина. Я бы даже сказал чудоковатая. А сверху была надпись: «Мой папа спас героя»

— Как ты понял, я тот, что со стетоскопом, — заметил Макар Алексеевич.

— Да, понял. Но какой же из меня герой? Герои — это вы, мед работники. А я так, раздолбай, который сиганул с моста.

— Ты добрый человек с большим сердцем, вот что я тебе скажу. Не забывай об этом. А знаешь, что? Я возьму на себя смелость даже написать это на оборотной стороне открытки. Ты не против?

— Да нет, — ответил я и вернул открытку врачу.

— Так что если вдруг взгрустнётся, то глянешь, и станет сразу лучше. Так в идеале, конечно.

— Спасибо ещё раз большое. И да, передайте слова благодарности сыну и тому, кто вытащил меня из воды. Ну и это, до свидания.

— Да, пока. Всем всё передам.

Мда, как-то, наверное, слишком долго мы прощались. Но ничего, не каждый день бываешь обязан кому-то своей жизнью. С этими словами я вышел из палаты и побрёл со своими вещами к выходу. На выходе меня ждал сюрприз.

— О, а вот и он! — завопил Костя. Его радостный клич подхватили другие друзья, которые все вместе бросились меня обнимать.

— Что? Что вы все здесь делаете? — с трудом из тесных объятий друзей обращался я к Косте, Серёже, Владу. — Миша, я же просил.

— Да ладно тебе, здесь же твои лучшие друзья. Неужели ты не рад?

— Честно? Нет, не рад. Парни, ну я же болею чёрт возьми. У меня температура, болит голова, горло. Мне как бы не до веселья. Я бы сейчас приехал домой, покушал, помылся и лёг спать. Так что давайте потом, хорошо?

— Успеется, — сказал Серёжа, — у нас тут лучший друг чуть не умер. Ты думаешь мы могли не приехать? Бред.

— Влад, ты что, плачешь? — спросил я.

— Н-н-ну да. Сука, как же я рад, что ты здесь, — сказал Влад и крепко меня обнял.

— Влад блин, ты мне так рёбра сломаешь, — сказал я.

— Извини, это просто от переи-избытка чувств, — сказал Влад и отпустил меня.

— Так, Ваня, короче смотри. Вот тебе яблоки, виноград, мандарины, а ещё натуральный гранатовый сок. Тебе сейчас витамины нужны, — сказал Костя, протягивая пакет.

— Говоришь, как какая-то мамочка.

— Да-да-да, прикинь, я тоже переживал и волновался за тебя, и хочу, чтобы ты поскорее пошёл на поправку. Совсем как мамочка.

— Ладно мамочка, спасибо. Спасибо большое парни, но я наверное сейчас действительно бы поскорее отправился домой и спать.

— Да ладно, мы всё понимаем, — сказал Серёжа. — Ты это, поправляйся.

— Хорошо, спасибо. Как поправлюсь — соберёмся, обещаю. Правда возможно уже сразу на моём дне рождения, но всё же.

— Тогда замётано, — сказал Костя, после чего вся братия нежданных гостей удалилась.

— Ну что, я тогда заказываю такси? — спросил Миша и получил утвердительный ответ.

Гадский больничный! Только лежишь, спишь, жрёшь, ходишь в туалет. А, ну ещё лечишься. Может быть где-то полгода назад мне бы и понравилось так чилить, но сейчас… Вроде бы неплохо, на учёбу не ходишь, сидишь дома, смотришь фильмецы, играешь в компьютер. Вроде бы круто. Но меня уже тянуло в ВУЗ. К коллективу, к обществу, к друзьям и подругам. Конечно же к Маше. Ох, и долго мне пришлось ей объяснять, что сейчас нам лучше не видеться. Она ничего не хотела слушать и слышать. Говорила даже, что заболеет, чтобы вместе со мной сидеть на больничном. Нет, ну вот как ей объяснить, что я не хочу рисковать её здоровьем? Разумеется, причина моей отстранённости не в этом, но всё же. Кое-как удалось ей напомнить, что у нас ещё вечная бесконечность впереди. Лишь для нас двоих.

Спустя три дня моего пребывания на больничном ко мне пожаловали вот уж точно нежданные гости. От просмотра вестернов с Клинтом Иствудом меня отвлёк звонок в дверь. Ну кого там нелёгкая занесла? Для Миши ещё слишком рано. Я подошёл к двери и посмотрел в глазок. Журналисты, будь они не ладны. Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю. Я открыл дверь и сразу заговорил:

— Итак, прежде чем вы не начали галдеть, скажу я. Я болею и неважно себя чувствую. Больничный у меня ещё на десять дней, так что будьте добры, оставьте меня на время поправки в покое. Потом я дам вам интервью, или что вы там хотите. Это понятно? — спросил я и получил в ответ лишь недоуменное мычание, — отлично, с вами приятно иметь дело. А теперь до свидания.

Я громко хлопнул дверью. В прямом и переносном смысле слова. Этим журналистам позарез нужно интервью со мной, так что никуда они не денутся. В то же время я не хочу давать интервью, будучи больным. Сейчас мой приоритет — выздоровление и возвращение в привычное русло жизни. Но кто-то явно хочет мне в этом помешать, ибо спустя полчаса в дверь снова звонили.

— Я же вам вроде бы всё сказал, — начал я грубо говорить, открывая дверь. Тут же пришлось себя корить за то, что не посмотрел в глазок.

— Давно мы стали общаться на Вы? — спросила стоявшая у порога Маша.

— Маш? Извини, просто тут буквально только что были журналисты. Я их вежливо спровадил, и подумал, что они вернулись.

— Ну да, не сомневаюсь, что вежливо. Можно я пройду?

— А, да, конечно, проходи, — сказал я, рукой пропуская Машу внутрь.

— Как у тебя дела? Как здоровье?

— Нормально, температура потихоньку снижается, но все равно остаётся высокой, — отвечал я, принимая пальто девушки. Под ним оказалось то самое платье, которое я помог выбрать. — Ого, а куда ты сегодня такая шикарная?

— Я всегда шикарная. Но обычно это говоришь ты, особенно когда подлизываешься.

— Я просто не в форме. Чаю?

— Да, давай.

— Отлично, уже ставлю. Так что, куда ты? Неужели только ко мне?

— Тебя это уже удивляет? — грустно ответила Маша.

— Что? О чём ты?

— Ваня, что между нами происходит?

— Не знаю. Мне всегда казалось, что у людей есть слово для обозначения того, что между нами. Любовь. Лав. Либе. Амур. И я не про реку, — усмехнулся я, но уже приготовился к чему-то серьёзному. Что-то гложет Машу. Но что?

— Да, мне тоже так казалось.

— Эй, Маш, что случилось?

— Я это хотела спросить у тебя. Просто у меня складывается такое ощущение, что ты стал отдаляться от меня. За последние шесть дней я вижу тебя лишь второй раз. И если бы не я, мне кажется мы бы вообще не увиделись. Ты ведь не рад меня видеть. Ни тогда в больнице, ни сейчас. Тогда я пришла к тебе, и ты почти сразу уснул. Хорошо, подумала я, наверное, он очень сильно устал, всё нормально. Но потом я узнаю, что тебя выписали. И узнаю не от тебя, а из новостей! Ты выписался, но не сообщил мне. Я хотела к тебе прийти вчера, но ты меня отговорил. Сказал, что не надо, что ты всё ещё лечишься, и мне не стоит приходить. А что я вижу сейчас? Ты вполне здоров, на ногах, только голос хриплый и всё! За всё это время мы перестали созваниваться и теперь только списываемся. Я даже не слышу твой голос, — говорила Маша нервным голосом. Было видно, что она еле держит себя в руках. — Ты стал сторониться меня. Почему? Ты… Ты разлюбил меня? Может ты полюбил ту, что спас? Или известность тебе вскружила голову? Что?

Маша всё говорит. Волнуется. А я? А я даже не знаю, что и сказать. Не знаю я и что произошло. Если раньше мне хотелось успокоить эту взволнованную девочку, обнять, погладить по голове, то сейчас я просто устал. Эта мысль даже режет в голове, но я устал и от Маши. Вот уж не думал, что такое произойдёт. Нет, я люблю её. И уверен в том, что буду любить всегда, но сейчас я так устал от её суетности. А вдруг так и заканчиваются отношения? Стоит познать Ничто и всё Сущее становится таким блеклым и незначительным.

— Потому что я не понимаю, что произошло между нами. Я как будто теряю тебя, — сказала Маша, взяв меня за руку.

— Маш, я…, — замялся я и отдёрнул руку и встал вполоборота от девушки. В горле застыл ком от того, что хочу сказать.

— Нет, не отпущу! — крикнула Маша, и схватив меня за руку, развернула к себе и обняла. — Никогда, слышишь? Никогда не отпущу. Никогда и ни за что. Но прошу тебя, не отталкивай меня.

Она — мой мир. В этот момент я это понял.

— Маш, прости меня.

— Вань, извинения сейчас не помогут. Скажи мне, что случилось. Прошу тебя.

— Навеки, — сказал я.

— Что?

— Помнишь медвежат? Я люблю тебя навеки. То, что ты сейчас сказала больно резануло у меня по сердцу. Разлюбил? Тебя? Да пусть у меня язык отсохнет, если я когда-нибудь скажу, что не люблю тебя! К чёрту вся эта слава и известность! Ты думаешь она мне нужна? Ты думаешь, что я мечтал о ней, когда меня доставали из воды? Ни хрена подобного! Я думал лишь о тебе. О том, чтобы я вновь увидел тебя, чтобы вновь взять твою ладошку и заключить тебя в свои объятия. Я отстранился? Это лишь потому, что я плохо себя чувствую. И…, — замялся я, — я не хотел, чтобы ты видела мен больным. Слабым. Просто я сейчас не в том состоянии, чтобы веселиться, радоваться, смеяться. Любить. Маш, не пойми меня неправильно, но тебе этого не понять. И я надеюсь, что никогда не поймёшь. Маш, я думал, что умру. У меня слабое сердце, руки и ноги свело, и я начал погружаться под воду. Я считал, что это конец. Такой глупый конец недолгой, но яркой из-за тебя жизни. Я тонул, и жалел о том, что не встретил тебя раньше. Я не испугался, нет. Это был ни страх, ни боязнь. А самый настоящий ужас. Ужас перед лицом смерти. Трансцендентный ужас перед Ничто, так сказать. Но я выжил. Однако мне действительно нужно восстановиться, и не только физически.

— Боже, какая же я дура! Я же ведь даже стала ревновать тебя, — начала корить себя Маша и заплакала.

— Маш, никакая ты не дура, — сказал я и обнял девушку, — просто ты очень сильно меня любишь. Очень сильно тебя люблю я, но в силу опыта, возраста и характера, я более сдержан. У тебя же душа и сердце открыты нараспашку. И ты любишь всем своим… Эм, подожди, сейчас слово подберу. Во, точно. Всем своим нутром, всеми фибрами души, всей своей сущностью.

— Ахах, а что такое нутро и фибры? — спросила Маша, подняв на меня заплаканное личико.

— Да я сам точно не знаю. Просто звучит высокопарно и романтично, — смеясь сказал я.

— Вас этому в университете учат, да? Заставляют запоминать заумные словечки без их значения?

— Так, я не понял, тебе про трансцендентость рассказать? Или о категорическом императиве Канта? Или о рессентименте Ницше?

— Это что ещё за марсианский язык? — смеясь говорила Маша.

— О, вижу тебе это интересно. Ну что, с кого начнём экскурс в философию? Как всегда, с Сократа?

— Нет, пожалуйста, нет. Я же сейчас сбегу!

— Сбежишь? От меня?

— Не от тебя, глупенький, а от твоих заумных речей. Я же и без них знаю, что ты у меня умный, — сказала Маша и потянулась ко мне.

— Вот же подлиза, — сказал я, дразня Машу и потянулся к ней, дабы наши губы слились в поцелуе.

— Эй, это же моя фраза, — наигранно возражала девушка.

— А ты думала только я могу подлизываться?

— Нет. Но я не против, если после наших комплиментов мы будем целоваться. Красавчик.

— Эй, ну это уже против всяких пра… — начал я возражать я, но мои губы оказались в плену у губ этой девушки, в которую я был без памяти влюблён.

— Что ты там говорил? Извини, из-за твоего восторженного мычания я ничего не поняла.

— Я говорил о том, что ты обворожительная девушка, — сказал я и вновь поцеловал Маша.

— Так, ну и кто тут главный подлиза?

— Разумеется я!

— Ахаха, рыцарь и принцесса, поцелуи при каждом комплименте. Что ещё уникального придумаем?

— Да ты подожди, не забегай наперёд. Надо сначала этим насладиться. Слушай, ты в этом платье просто божественно выглядишь, так что… Что? — недоумевал я, почему Маша так на меня посмотрела.

— Комплимент, — игриво сказала девушка.

— Да ты подожди, я ведь даже не про это…

— Поздно, — сказала Маша и поцеловала меня.

— Ты знаешь, что поцелуи очень эффективная тренировка? Они быстро сжигают калории. С тобой я пойду на поправкуточно раньше срока. Но я начал говорить не об этом. Так вот, ты в этом платье… Ладно, пропустим этот момент, а-то я никогда не дойду до сути, — сказал я, отчего Маша засмеялась. — Что?

— Нет, ничего, продолжай, — всё продолжала смеяться Маша.

— Нет, погоди, что такое?

— Да нет, просто это смешно, что нам придётся теперь исключать комплименты из наших слов, если мы хотим сказать что-то важное.

— Так, стоп. Значит ты всё-таки серьёзно? Ну о том, что при каждом комплименте мы будем целоваться?

— Не совсем.

— Фух, ну ладно. Я-то не особо против, но это может мешать в определённых ситуациях.

— Не совсем в другом плане. Если мы говорим комплименты, то целуемся, а если просто подумали друг о друге что-то хорошее, то обнимаемся.

— Что? Я как-то суть не уловил.

— Вроде бы умный, а сейчас тупишь. Ну вот смотри, я занимаюсь своими делами, и тут подумала о том, как мне с тобой повезло, — сказала Маша и обняла меня. — Понятно?

— Эм, да, вроде бы понятно.

— Отлично, я не сомневалась в тебе. Тогда с сегодня действует такое правило: комплимент — поцелуй, хорошая мысль — обнимашки. О чём ты там всё хотел сказать? Что-то о том, что в этом платье я божественно выгляжу.

— Да, точно. В этом платье ты просто божественна… Эх, правило верно? А знаешь, я и не против, — сказал я и поцеловал Машу. — Но как часто ты будешь ставить мне такие ловушки?

— А это мы посмотрим.

— Ну, хорошо. Так вот, ты в этом платье, и я просто не могу отпустить тебя без танца.

— Танца? Принцесса не против, но рыцарь, вы себя-то видели? Тапки, шорты и футболка. Для полного образа не хватает майки-алкоголички.

— Эх, эти принцессы такие привередливые… Ладно, пойду переоденусь для тебя, — сказал я и удалился с кухни в свою комнату. Достав брюки и пиджак из шкафа, я начал раздеваться. А тем временем в дверях показалась Маша. — Эй, принцесса, рыцарь меняет кольчугу на латы, к чему же подглядывать?

— Ну ты же подглядывал за мной во время «концерта», — игриво сказала Маша.

— Хей, это было не подглядывание, ты же знаешь. К тому же я тогда так и сказал, что не подглядываю, а лишь наблюдаю за красивой девушкой, — как только я окончил фразу Маша подошла ко мне, и положив свою руку на мою голую, волосатую грудь, поцеловала в губы, — It’s a trap!

— Верно, это была ловушка.

— Это вся Ваша мера испорченности, принцесса.

— Как будто кто-то против. Ты давай, переодевайся, принцесса ждёт хлеба и зрелищ.

— Вот уж зрелище, смотреть как я забираюсь в брюки и пиджак.

— Меня устраивает. Так под что будем танцевать? — спросила Маша, когда я переоделся.

— Я не думал на самом деле, но кое-что найти можно, — сказал я и взял телефон. Спустя несколько свайпов, я нашёл то, что искал. Спустя мгновение на полной громкости заиграла всем знакомая песня.

— О, я знаю эту песню. Вернее, много раз слышала. Что это?

— «Listen to your heart»[9], — сказал я и предложил свою руку девушке. Конечно же, она тут же положила свою ладошку в мою руку, а затем устроила свои руки на моих плечах. Мои же руки расположились у девушки на талии. Всю песню мы не отводили глаза друг от друга. И молчали. А нужно ли было что-то говорить? Всё, что мы хотели сказать, мы сказали на кухне. Мы не позволили нашим чувствам разрушить нашу любовь. А это значит, что ещё одно испытание позади. Сколько их будет впереди? Отчего-то у меня такое предчувствие, что их будет немало. Но мы справимся. Мы всё преодолеем и сохраним свою любовь. Навеки.

— Ну что, я танцую лучше того Димы? — спросил иронично я, когда песня закончилась.

— Да, ты определённо танцуешь лучше, — сказала Маша, а я её поцеловал. Детская игра, но почему же она мне так нравится. Может быть потому, что Маша сама ещё отчасти ребёнок? А рядом с ней и я могу почувствовать себя ребёнком. — Ловушка.

— Как будто кто-то против, — сказал я, передразнивая девушку.

Вскоре Маше нужно было уходить. Так что мы пошли пить чай, за которым она стала рассказывать о том, что у неё нового.

— Что?! — возмутился я.

— Извини, так получилось. Я не хотела. Так само вышло.

— Само вышло так, что теперь вся школа знает о нас?

— Да подожди ты, дай я всё расскажу. Помнишь, я тебе рассказывала о том, что зарыдала на уроке? Дак вот, на следующий день у нас был классный час. В основном по поводу будущего выпускного, но под конец класснуха вспомнила о тебе. Приводила тебя в пример, что вот, мол, паренёк бросился с моста за незнакомой девушкой в ледяную воду, чтобы спасти её. Ну ты знаешь, это воспитание подрастающей молодёжи на живых примерах. Нам конечно не говорили, чтобы и мы прыгали в воду, но всё же приводили тебя в пример как образец храбрости, доброты и жертвенности. Я же, на тот день, только вчера вернулась от тебя, и слушая эту историю витала в облаках. Ну и по закону подлости, она меня заметила. И как завопила: «Маша, это тебя тоже касается. Или что, для нас подобная высокая тема слишком далека?» Я начала как-то оправдываться, но ты знаешь, что происходит в таких случаях. Ксюша, может быть помнишь с моего дня рождения, вставила свои пять копеек: «Ольга Дмитриевна, она наоборот слишком близка к этой теме». Ну вот кто её за язык тянул! Ну а дальше понеслась:

— Что? Маша, о чём она? — сказала классная.

— Ну, Ольга Дмитриевна, — как ты понимаешь начала отнекиваться я, но было поздно. И бесполезно. К тому же я вспомнила твои слова о том, что нам не стоит где-либо стесняться своих чувств. Так что собравшись с силами, я сказала всё как есть, — Ксюша видимо о том, что этот человек, Ваня, которого Вы именуете «героем и примером для подражания» является моим парнем. Мы встречаемся. И в тот вечер он шёл встречать меня с музыкальной школы.

— Что? Ты прямо так и сказала? — внезапно прямо-таки ворвался я в рассказ Маши.

— Да, представь себе. Ты расстроен? — виновато спросила девушка.

— Шутишь? Да я горжусь тобой! Ну, что было дальше?

— Ой, сначала Ольга Дмитриевна как будто язык проглотила, ты бы её видел, — получив от меня поддержку и смеясь сказала Маша. — Потом она начала что-то говорить про возраст, а я ей сказала о том, что у нас разница всего лишь четыре с половиной года. И сразу привела пример, что, когда тебе будет 30, мне будет 25. Идеальная разница в возрасте. Затем она сказала, что это же будет через 10 лет, маловероятно, что мы через столько времени будем вместе. Что первая любовь всегда тяжёлая и несчастная и так далее.

— Ну а ты?

— Сказала о том, что в мире полно пар, которые оказались друг для друга первыми и единственными. А, ну да, ещё сказала о том, что наша любовь навеки.

— Ну, в данном контексте лучше звучит на века.

— А, у меня с русским всегда было плохо. К тому же, слово «навеки» более символичное для нас. И для меня. Ах да, Ольга Дмитриевна пыталась припугнуть меня мамой. Ну а что я? Сказала то, что вы уже давно знакомы и ты ей нравишься. И ты не поверишь, что было потом.

— Ну давай, не томи.

— Она сказала, чтобы я уговорила тебя прийти к нам в школу на классный час.

— Что? Ты шутишь?

— Ни капельки. Я сказала, что подумаю, так что ни к чему не обязываю.

— А ты? Хотела бы, что бы я пришёл?

— Даже не знаю, но мне кажется это интересным опытом. Хотя нет, на самом деле хочу. Просто надоело, что на меня последние пару дней все смотрят как ненормальную. Слухи же быстро разлетаются по школе. А сейчас я уже представляю, как мы на большой перемене идём в столовую за ручку, все на нас оборачиваются, а я небрежно отмахиваю волосы, потому что иду с тобой.

— Ага, значит всеобщего внимания захотелось?

— Да нет, дело не в этом. А тебе не хочется, да?

— Смотря о чём я должен буду рассказывать. Если о наших отношениях, то меня это слабо интересует. На самом деле о спасении той девушки тоже. Хотя на самом деле…

— Что?

— О, нет-нет-нет. Мне ведь придётся на протяжении урока рассказывать что-то?

— Да, а что? Я думала ты уверенно чувствуешь себя перед публикой.

— Даже уверенней, чем ты думаешь. Просто вспомни наше недавнее соглашение. Нам же на протяжении всего урока придётся сидеть в обнимку. Да и поцелуев не избежать.

— Ахаха, ну да, это точно.

— Так вот, не думаешь ли ты, что это будет уже перебор?

— Может быть. Хм, у меня есть идея!

— Да? И какая же?

— Лёгкое послабление. В школе поцелуи не в губы, а в щёчку. Но только в школе. Хотя нет, давай внесём поправку.

— Что, как с Конституцией? Не успели пожить при старых правилах, как вносятся новые?

— Ну-ка цыц. Мы же договорились о том, что, не будем себя ограничивать, верно?

— На самом деле я не помню такую формулировку.

— Зато я помню. Ну дак вот, при комплиментах поцелуи, но у нас есть выбор какие именно. Вернее, куда именно.

— Ты знаешь, что это звучит довольно пошло? — усмехнувшись сказал я.

— «Мера испорченности» — закатывая глаза произнесла Маша. — В школе можно в щёчку. Можно в лобик, носик.

— Как же я конечно умиляюсь с твоих лобиков, носиков, щёчек.

— А что?

— Да я просто отвык от использования уменьшительно-ласкательных суффиксов.

— Ну вот, будешь привыкать. А-то ты вечно такой серьёзный, холодный, циничный.

— Это я-то холодный и циничный? А ну иди ко мне, — сказал я смеясь и притянул Машу к себе и заключил в свои объятия.

— Ну что ты делаешь? — тоже залившись смехом спрашивала Маша.

— Вот в лобик, вот в носик, вот в волосики, вот в макушечку, — говорил я и целовал Машуню, — вот в щечку, а вот и в губки.

— Ахаха, какой же ты всё-таки Печорин.

— Я ведь говорил тебе, что он мне нравится, и сравнение с ним комплимент для меня?

— Говорил. Это ловушка, — улыбнувшись сказала Маша.

— Как же я жил без тебя? — сказал я и поцеловал её прямо в губы.

К счастью моё состояние быстро улучшалось. Может это Маша так повлияла на моё самочувствие? Не знаю. Но я уже со всеми положительными чувствами связываю Машу. Забавно. Мы знакомы всего полгода. Встречаемся лишь пару месяцев. Но я уже не могу представить свою жизнь без неё. И хорошо, что не могу. Потому что её не будет. Жизни без Маши. Ведь наше счастье и наши жизни связаны. Навеки. А значит мы всегда будем в жизни друг друга. Что бы ни случилось.

Как я и предполагал, мой выход с больничного совпал с моим днём рождения. Ну ладно, шумно не будет, так как я никому не сказал, что приду сегодня. Хех.

— С днём рождения, герой ледяных вод!!! — завопила вся группа, когда я, опоздав на пару минут, вошёл в аудиторию.

— Эм, что? Как вы узнали?

— У нас есть свои источники. Да, Нина? — сказала Ника, наша староста.

— Что? Я же не сообщал никому, кроме родителей и друзей.

— И кое-кого ещё, — подметила Соня.

— Хмф, пытали мою девушку? — наигранно возмущался я.

— Что ты, свят-свят, она сама сообщила.

— Что?

— Знаешь, мне кажется она просто решила сделать тебе приятно, — подметил Артём.

— Да, это в её духе.

— Ну что, сегодня пропустим Бланшо? — спросил преподаватель. — Ладно, случай не частый, так что можно. Садись, Ваня, чего стоишь перед ребятами, как будто сейчас стихотворение будешь читать наизусть.

— Да, здесь все знают кроме Вани. На большой перемене идём в столовую. Я займу места для всех, а Роман Геннадиевич отпустит вас всех пораньше, верно? — сказал Даня.

— Да, отпущу за 10 минут до конца. Но только чтобы в столовую спустились тихо.

— Ох, что вы там такое приготовили? — спросил я.

— Да ничего особенного, просто вкусняшки на всех. И так только по праздникам собираемся все вместе, а сегодня повод есть. Даже двойной, — сказала староста. — У меня даже подруги с факультета журналистики просят организовать интервью с тобой.

— Ой, да хватит из меня уже пупа Земли делать. Я же так, просто головой не думал и всё. С интервью не получится, но спасибо вам большое. За всё что есть и что будет.

Это было замечательно. Ребята заранее подсуетились и скинулись на пирог. На тридцать человек готовить-ненаготовить, но по кусочку досталось каждому. Говорил я мало. Да и не было нужды. Рассказ о «подвиге» был коротким, а больше мне не о чем было говорить. Так что сразу после, группа по очереди начала меня поздравлять. В такой момент я осознал, что никогда не испытывал таких тёплых чувств к одногруппникам. Испытывали ли они ко мне раньше то, о чём говорили сейчас? Понятия не имею. Хотелось бы верить, что да. Что для того, чтобы тебя начали ценить и любить вовсе не обязательно прыгать с моста в февральскую воду. До конца учебного дня от меня не отходили мои подруги: Нина, Соня, Рината. Люди других курсов, факультетов узнавали меня и поздравляли с поправкой. Тогда мои спутницы сообщали также и о том, что у меня сегодня день рождения. И тогда поток поздравлений было не остановить. Так что день прошёл на высоте. Учебный день, потому что я был в предвкушении вечера, нашей встречи с Машей. Мы хотели пойти в какой-нибудь ресторан, но не решили в какой, поэтому ничего и не забронировали. Спрашивая подруг о том, куда стоит пойти с Машей, мы вышли из универа на улицу. И тут меня пришибло. Сразу у выхода из КПП стояла Настя.

— Н-Настя? — спросил я недоумевая.

— В-Ваня? П-привет. Я тут это… Я… — говорила Настя. Было очевидно, что нервничала она сильно.

— Эй, всё в порядке? Как ты?

— Я… Боже, спасибо тебе, — сказала Настя и кинулась мне на шею. Она уткнулась мне в плечо и заплакала. — Прости меня, дуру. Я же подвергла тебя опасности.

— Эй, Насть, всё хорошо. Ты пострадала сильнее, чем я. Из меня хотя бы никто воду не откачивал, — сказал я улыбаясь и стараясь разрядить обстановку.

— Вань, я знаю, у тебя есть девушка, но я надеюсь, она не будет против, — сказала Настя и поцеловала меня. Показалось даже, что она хотела с языком, но я этого не допустил. Все первые разы — с Машей.

— Она не будет против, если только ты не разрушишь цепь. А у нас все первые разы друг с другом. Так что извини, с языком не выйдет. Не сейчас, — сказал я и засмеялся. Настроение Насти тоже улучшилось, и она стала смахивать слёзы со своих глаз.

— Извини, так само вышло. Слушай, я пришла не только сказать тебе спасибо, но и поздравить с днём рождения. Можно?

— Эм, смотря о чём ты говоришь.

— Я вижу ты с подругами, так что предлагаю сходить и покушать. Не в макдак какой-нибудь, а в место поприличнее.

— Ох, Насть, я бы за, но сегодня хотел вечер провести с Машей.

— Ну, позови её с нами. Сейчас же только четыре часа, мы посидим, а потом у вас будет весь вечер. Если что, я угощаю.

— Хм, сейчас, я подумаю, — сказал я и, собственно говоря, стал думать. Хотелось провести вечер только с Машей, но с другой стороны она права. Мы можем посидеть, поболтать, покушать, а потом весь вечер будет в нашем распоряжении. И не придётся тратиться. — Ладно, я не против, но нужно узнать мнение Маши.

— Хорошо.

— Маш, привет, — сказал я, позвонив девушке. — Да, на сегодня всё в силе. Правда возможны изменения. Ты не поверишь кто меня встретил с универа. Настя! Да, та самая. И слушай, она предлагает сейчас собраться и посидеть где-нибудь, покушать там что-то. Разумеется, тебя она тоже зовёт. Да и ты же знаешь, я без тебя никуда. Ну, что скажешь? Не переживай, весь вечер будет только нашим. Да? Отлично. Я тогда сейчас напишу тебе, куда мы пойдём. Всё, жду.

— Ну что, всё хорошо? — спросила Настя.

— Да, отлично.

— Ну что, идём? — сказала Настя. — И да, девочки, вы тоже приглашены.

— Эм, я как-то даже не знаю, — замялась Рината.

— Да ладно тебе, Рина. Халявная еда. Пойдёмте, — скомандовала Нина.

— Да, девочки, пойдёмте, — сказал я. Соня тоже изначально была не против, ну а совместными усилиями мы склонили на нашу сторону и Ринату. И вот такой дружной гурьбой мы отправились в ближайшую пиццерию, о чём я тут же сообщил Маше.

— Ваня, мне кажется ты кое-что забыл, — сказала Нина, когда мы пришли.

— Эм, что? Цветы в студию?

— Вот вроде герой, а порой дуб дубом, — издевательски сказала Соня.

— Забыл? А, точно. Представить вас друг другу.

— Браво, — иронично подметила мою догадливость Рина.

— На самом деле я не забыл. Просто вот-вот придёт Маша, и мне снова придётся вас всех представлять и знакомить.

— Кого там будут знакомить? — сказал знакомый голос сзади.

— Маш! — воскликнул я, и мы бросились друг другу в руки.

— С днём рождения, мой рыцарь, — промурлыкала мне на ухо моя принцесса.

— Спасибо, о достопочтенная принцесса, — сказал я, и обернувшись увидел недоумевающие взгляды. — Это у нас такая фишка. Фетиш, так сказать.

— Эм, а есть фетишы, о которых мы ещё должны знать? — спросила Соня.

— Когда мы думаем друг о друге, то обнимаемся. А если делаем комплименты, то целуемся.

— Ну, каждому свои странности, — добавила Рина. — Ну что, «рыцарь», может теперь представишь нас друг другу?

— Рина, знакомься, это моя принцесса, моё счастье, Маша. Маша, это Рината, очень милая и скромная девушка. Любит философию и аниме с мангой, так что вы вряд ли поладите, — смеясь, сказал я, и продолжил всех знакомить.

— Приятно познакомиться, — сказала Маша, и получила идентичный ответ.

— А это Нина. Бывший гот, панк, но при этом тонкая и чувствительная натура, любит искусство и фотографию.

— Привет, Маша, — сказала Соня, перебив меня, — я Соня. Просто Соня. Если уж Ваня любит представлять других по тому, что они предпочитают, то я предпочитаю белое полусладкое.

— Шардоне урожая 1937 года поди-ка? — спросил я.

— О, да у Вас утончённый вкус, — ответила Соня. — Я рада познакомиться наконец с той, о которой Ваня все уши прожужжал, насколько она хорошая, прекрасная, волшебная и божественная.

— Ой, ну уж прямо-таки…, — начала смущаться Маша.

— Да, она у меня такая, — сказал я, обняв Машу и поцеловав в щёчку, — и даже лучше.

— Да? А куда ещё лучше? — спросила Маша, заглядывая в мои тёмно-карие глаза.

— Ты моя на вечную бесконечность. Это ещё лучше, — ответил я.

— Оооо, — заумилялась по-кошачьи Рина, — как это здорово.

— Так, Рина, хватит, — сказала Нина, — мы это уже проходили 14 февраля.

— Что проходили? — спросила Маша.

— О, это длинная история, — сказал я, пародируя одну рекламу. — И да, Маша, знакомься, это Настя. Настя, это Маша. Та девушка, которой я обязан своим перевоплощением из холодного и бесчувственного человека, который бы снимал твои душевные стенания на телефон в того человека, который сиганул за тобой с моста в февральскую воду.

— И-извини, что так вышло. Ваня ведь шёл тебя встречать, ты наверняка сильно переживала. Я сильно попортила вам нервы. Прости, — сказала робко Настя.

— Я звонила Ване каждые пять минут. Подняла на уши его друзей, знакомых. Не спала всю ночь. Я не виделась с Ваней долгое время. Мы сильно отдалились друг от друга за время поправки, — казалось отчитывала Маша Настю.

Как это удивительно. Я не видел Машу такой. Может стоит сказать, что надо бы помягче ей, мало ли она в силу возраста и неопытности просто не знает, как себя вести в подобной ситуации. Настя вся покраснела. Такое ощущение, что она сейчас провалится под землю от стыда.

— Спасибо тебе, — мягким голосом с лёгкой улыбкой сказала Маша, — спасибо, что убедила меня в том, что Ваня — лучший. Убедила в том, что знала ещё в день нашей встречи. Что он добрый и сострадательный человек, который обязательно поможет даже незнакомому человеку. Спасибо.

— Эм…, — промычал я, не в силах что-либо сказать.

— Спасибо, — сказала ещё раз Маша, и крепко обняла Настю.

— И тебе спасибо. За то, что сделала с Ваней, — уже плача говорила Настя.

— И спасибо за то, что учишься в художке, по пути к которой нужно пересечь злополучный мост, — сказала Нина, разряжая атмосферу, что ей и удалось.

Все негромко посмеялись над шуткой, Настя стала успокаиваться, и в ресторане повисла атмосфера лампового дружелюбного общения. Спустя уже минут пять, я понял, что всё пройдёт просто отлично. Познакомив всех, мы стали… Да собственно мы делали то, что и делают в группе друзей — общаются, шутят и смеются, рассказывают интересные истории. Конечно, Настя была слегка зажата, но держалась хорошо. К слову об интересных историях…

— Ахаха, это ещё что, на днях же Ваня ко мне в школу приходил, — сказала Маша в перерыве между пиццами.

— Что? К тебе в школу? — спрашивала Настя.

— Да. Там вышла чудная история, так что классная узнала, что мы встречаемся. Сначала конечно очень сильно удивилась, но потом попросила меня привести его в школу, на классный час. Ну а как вы уже знаете, мы же с нашим «фетишом», как сказал Ваня, никогда не расстаёмся.

— Ахах, и что было? — на этот с интересом спрашивала Нина.

— Ну, мы же сразу объявили, что будем сидеть вместе. Так и было, посадили нас за одну парту перед всем классом за учительский стол.

— Так ты сидела на коленях у Вани?

— Ахах, нет, до этого не дошло, мы сидели на двух стульях. Ване, конечно, достался мягкий учительский. Ну и сидим мы, Ваню спрашивают о жизни, почему он рисковал своей жизнью и так далее. А я раз его обниму, потом другой.

— Ага, а потом я сказал, что обязан своей добротой и жертвенностью этой прекрасной девушке, указав рукой на Машу. Ну а после этого она поцеловала меня в щёчку. Мыслей было уйма, так что пришлось в ответ обнять Машу.

— Ага, вы бы видели лица классной и директрисы в этот момент, — подхватила Маша. — Потом мы же ещё пошли в столовую на большой перемене.

— Да, а так как шли за ручку, то все на нас оборачивались.

— Ахахах, да что там оборачивались! — громко залилась лучезарным смехом Маша. — Ты охранника помнишь?

— Охранника? — спросила Соня.

— Ой, там просто комедия, — сказал я. — Маш, ты расскажешь или я?

— Давай я. Короче, у нас в школе два охранника, один уже давно работает, а другой совсем новенький, недели две работает всего лишь. Ну так вот, в школе Ваню пустил первый, который опытный. На большой перемене отошёл курить, и его подменял новенький. Ну а мы с Ваней идём за ручку, обнимаемся, иногда целуемся. А Ваня небритый, с недельной щетиной. Решил предстать этаким бруталом.

— Ох, — только тяжело вздохнула Рината, примерно понимая то, что произошло.

— Да там не только «ох», — продолжила Маша, — и вот мы поцеловались вроде на прощание, а он прямо-таки выскочил из своего поста и каааак заорёт! «Мистер, что Вы себе позволяете?! Целоваться как ни в чём не бывало с ученицей, да ещё и средних классов! Я сейчас директора позову!»

— «Не переживайте, перед ней мы тоже сегодня целовались» ответил ему я. У того словно челюсть отпала. Ну и он потом: «Как же? У вас в школе разрешены отношения между учителями и учениками?»

— Как же мы засмеялись в этот момент, — сказала Маша. — Мне даже было его немного жаль, когда мы сотрясались от смеха, а он стоял как вкопанный. Потом-то Ваня объяснил ему, что он не учитель, а мой парень, и что ему не 30, как может показаться, а всего лишь 19 лет.

— Мда, ребята, ну вы даёте, — сказала Настя, — всё же из-за такой, ну, как может показаться неудобной разницы в возрасте, вы попадаете в крайне интересные ситуации.

— Ну, не все похожие ситуации бывают смешными, — подметил я.

— Ты про супермаркет? — спросила Маша, а я подтвердил.

— Что за история с супермаркетом? — спросила Соня.

— Ох, эта история конечно не очень-то и длинная, но нам с Машей, — сказал я и взглянул на Машу. Она подмигнула в знак согласия того, о чём сейчас скажу, — нам пора. Время не очень позднее, но нам бы хотелось ещё побыть одним, да и мне надо будет проводить ребёночка домой.

— А, да, понимаем, — сказала Нина. — Ну ладно, мы, наверное, тоже пойдём. Спасибо Настя ещё раз за то, что накормила бедных студенток.

— А, да ладно, не за что. Девочки…, — робко начала Настя.

— Да? — спросила Соня.

— Вы мне понравились, с вами здорово проводить время. Да и Ваня тогда мне на мосту сказал, чтобы я нашла компанию хороших людей, с которыми бы проводила свободное время. Он сказал, что его друзья такие. И не соврал. Вы хорошие. И это, можно я буду вашей подругой? Спрашиваю так глупо и коряво, потому что лучше сейчас, лично услышать «нет», чем потом получить игнор в соцсетях.

— Эй, Насть, да какой разговор! — живо сказала Нина. — Ты тоже классная. Так что лично я буду рада проводить с тобой время. Девочки, а вы что скажете?

— Согласна, хороших подруг мало не бывает, — сказала Рината, с которой тут же согласилась Соня и Маша.

— Ох, девочки, спасибо большое. Я вас сегодня первый раз увидела, а уже люблю, — сказала Настя, — но и без друга мне не обойтись.

— Эх, даже в свой день рождения куда-то на задворки отодвинули, — иронично сказал я.

— Да иди ты уже сюда, балда, — сказала Рината, — сейчас кажется обниматься будем.

— Хм, кто я такой, чтобы отказываться от обнимашек? — сказал я и заключил в свои объятия всех, до кого дотягивались руки. Ещё несколько раз обнявшись и пообещав поддерживать контакты с Настей, мы разошлись.

— Ну что, как тебе девочки? — спросила Маша.

— Эй, это я тебя должен спрашивать. Так не честно, ты меня перехватила.

— Ох, ты прав, я виновата, — иронично сказала Маша, — но кажется я знаю, чем загладить свою ошибку. Ну-ка иди сюда.

— Хм, и что ты такое удумала? — спросил я и получил ответ. Поцелуй. Да не простой. Спустя мгновение после соприкосновения наших губ, я ощутил язык Маши. И с величайшим удовольствием принял это наслаждение. — Ух, такие извинения мне по душе. Что нашло на тебя?

— Не знаю, просто мне показалось, что нашим отношениям пора переходить на новую ступень. А ты что думаешь?

— Я согласен с тобой. Ну как?

— Ну…

— Ожидания явно были выше, да? — спросил я усмехнувшись.

— Что-то вроде того. Не знаю, зубы эти мешающиеся. Но мне все равно понравилось. Просто я ожидала, что это будет просто что-то невероятное.

— Это просто мы привыкли к невероятному. Но ничто нам не мешает практиковаться и оттачивать свои навыки, — томно сказал я и притянул голову Маши для поцелуя. Второй раз оказался удачнее. На сей раз мы хотя бы не забыли дышать, так что поцелуй длился кажется целую вечность.

— А всё-таки это интереснее, чем просто в губки, — сказала Маша.

— Да, но и поцелуй в губки обладает своим шармом. А знаешь, мне сейчас уже виделось, что мы стоим в ЗАГСе, я надеваю тебе кольцо на пальчик, и после объявления нас мужем и женой мы сливаемся в бесконечно нежном поцелуе.

— Да, я тоже это представила, — тихо сказала Маша и взяла меня под руку. — Если теперь наши поцелуи вышли на новый уровень, то считай переросли ходьбу за ручки, как думаешь?

— Нет, я так не думаю. В таком положении я не чувствую тебя. А держать твою маленькую и нежную ладошку — великое блаженство.

— Ты прав. Что-то в этом есть.

— Не нужно взрослеть раньше времени. Разве не прекрасно, что с тобой я вновь чувствую себя ребёнком? Тем самым ребёнком, который восторженным благоговейным взглядом смотрит на небо, наблюдая за тем, как перелетают птицы с одного дерева на другое.

— Тебе бы книги писать.

— Да ну, ни таланта, ни умения. Сочинения я всегда плохо писал.

— Но ты подумай об этом.

— Хорошо, подумаю, но всё-таки, как тебе девочки?

— Ой, они славные. Мне понравились. Но правда вы там как-то шутили на какие-то странные темы, что я ничего не понимала. Слишком умные вы.

— Какие твои годы. Как Настя? Не приревновала в этот раз?

— Да ну тебя. Что, так забавно смеяться над моими чувствами?

— Ну Маш, не принимай всё так близко к сердцу. Это же всего лишь подкол.

— Да я знаю. Я же сейчас только так, подколоть тебя. Чтобы ты там начал извиняться, а в качестве извинений может даже и поцеловал меня…

— Ох, прошу прощения моя принцесса, позвольте мне загладить свою вину, — сказал я и поцеловал Машу.

— Ну вот, другое дело. А вообще Настя хорошая девушка. На неё посмотришь, так и не подумаешь, что способна на это.

— Да, это точно. Она не только хорошая, но и сильная. Только выписалась и сразу встречать меня, чтобы поздравить с днём рождения. Ещё и позвала в пиццерию всю компанию. Да и вообще, я считаю, что, то, что она несколько раз смеялась — победой. Она многое пережила, но нашла в себе силы и прийти и вообще она молодец.

— Это точно. У неё всё будет хорошо. Не без нашей помощи конечно, — сказала Маша и мы уже подходили к её дому.

— Маша, знаешь, что говорил Наполеон о девушках? — спросил внезапно я.

— Нет. Он случаем не был женоненавистником?

— Отнюдь. Он сказал: «Красивая женщина радует глаз, добрая — услада сердца: первая — безделушка, вторая — сокровище».

— Интересно. И кто же тогда я?

— А мне повезло больше, чем величайшему императору. Ты у меня радуешь и глаз и сердце. Ты — драгоценнейшее сокровище. Спасибо, что поддержала Настю.

— Вань, это меньшее, что я могу сделать. Я же сделала это искренне.

— Знаю, поэтому и говорю, что ты у меня лучше всех. Ох, как же я устал за этот день, — сказал я, проводя Машу домой.

— Представляю, — сказала девушка.

— Ну что, будем прощаться?

— Воу, погоди, ты думаешь я тебя отпущу без подарка?

— Так тот поцелуй не был подарком?

— Не, это было лишь для подогрева. Я на самом деле удивлена, почему ты не спросил про тубус, который я сегодня весь день таскала.

— Ну, я не спросил потому, что ты говорила о том, что у тебя в школе какая-то выставка, и ты покажешь свою работу.

— А вот и нет. Никакой выставки не было. Это подарок тебе, — сказала Маша и сняла с плеча тубус и вручила мне, словно рыцарский меч.

— Ого, слушай, я даже не знаю, что и сказать…

— Нет, ты знаешь, что нужно сказать, — игриво проговорила Маша.

— Я люблю тебя. Всем сердцем и душой, — сказал я и поцеловал эту замечательную девушку.

— Ну вот, а сказал, что не знаешь, — промурлыкала Маша после нашего поцелуя. — Я люблю тебя. Больше жизни.

— Мы же так не разойдёмся, да? — спросил я после очередного поцелуя.

— Я могу маме написать, чтобы она спустилась и забрала меня, — смеясь сказала Маша.

— Я против твоей мамы ничего не имею, но давай не будем доводить всё до крайности.

— А разве не в этом суть?

— Маш, я люблю тебя, — сказал я и обнял девушку на прощание, после чего отпустил девушку. Нужно было найти в себе силы, чтобы сделать это. Настолько не хотелось с ней расставаться.

— Ай лав ю! Их либе дищ! — кричала Маша мне вслед.

— Здоров Ваня, — поприветствовал меня Миша. — С днём рождения, дружище! Ну ты и долго конечно.

— Привет. Да у меня сегодня день событий случился.

— Ну ладно. Расскажешь, наверное, завтра, да?

— Да не, почему? Думаю на выходных, когда всей компанией будем отмечать.

— А, ну хорошо. А что это у тебя? Тубус?

— Да, он самый. Подарок от Маши.

— Ну, если от Маши, то видимо не тубус, а его содержимое.

— Да. И у меня есть идеи о том, что там может быть. Но лучше не буду гадать, а сейчас открою.

— Вау! Я и не знал, что она так круто рисует, — сказал Миша, когда я развернул полотно. Это была та самая картина, которую мне показывала Маша накануне разговора с её мамой. Волк, воющий не на луну, а на выходящее из-за туч солнце.

— Да, она очень талантливая.

— Ты это и ожидал?

— Да. Я уже видел эту картину. Она показывала её мне. В первый день нашего знакомства она сказала маме, что со следующего занятия они берутся за выполнение индивидуальной объёмной работы. Она рисовала эту картину полгода. Ради меня.

— Ну, сейчас я вспоминаю свои слова в Новый год, и чувствую себя ещё большим придурком.

— Да ладно, всё хорошо. Просто мне повезло. Повезло, что юная и талантливая красавица, впервые надевшая туфли с каблуком, упала на тротуаре в метре от меня. Повезло.

— Нет, не повезло, — сказал Миша, и получив от меня вопрошающий взгляд, продолжил. — Помнишь слова Кости в Новый год?

— Что-то вроде о дерьме и медных трубах?

— Не совсем. Я о том, что ты это заслужил. Тебе не повезло. Ты заплатил за это счастье своими прошлыми страданиями и разрушенными надеждами. Ты это заслужил.

Глава 12

Пафос, торжество и красота. Так в трёх словах можно описать мэрию. В зале для награждений было людно. Награждали же не только меня. Обошёлся я без медали, но хотя бы грамоту дали. А всё-таки медаль была бы куда круче.

— Иван, можно Вас на пару слов? — спросили журналисты, стоило мне выйти из зала.

— Хорошо, давайте. Я же вам обещал. Что вас интересует? — ответил я.

— Вы чувствуете себя героем?

— Героем? Нет, нисколько. Я пытался спасти чужую жизнь, позабыв о своей. Как по мне, это не героизм. А опрометчивость, безрассудство. Слабоумие и отвага, если хотите.

— Было ли Вам страшно? Как Вы решились на этот поступок?

— Странно конечно, но в момент прыжка мне не было страшно. Но я боялся. И когда разговаривал с Настей на мосту, и когда плыл к берегу, а конечности начинало сводить. А как я решился? Ну, знаете, за это стоит сказать толпе, что окружила бедную девушку. Ведь вдвойне охотно бросаешься в воду спасать человека, когда находятся люди, которые не решаются на это.

— О чём Вы думали тогда на мосту?

— Ну, наверное, о том, что нужно помочь человеку. Я же не хотел прыгать вдогонку. Я думал, что смогу словами помочь, но не вышло. А когда Настя прыгнула, там уже как-то само решение пришло.

— Настя? Так зовут прыгнувшую девушку? Вы с ней виделись после этого события?

— Да, Настя — это та девушка, вслед за которой я прыгнул с моста. И да, мы уже пересекались пару раз. Один раз она пришла ко мне в ВУЗ, чтобы поздравить с днём рождения, а второй раз был совсем недавно, буквально на днях.

— Что вы можете сказать о ней?

— Ох, ну, я даже не знаю. Я же не её лечащий врач или отец. Мы виделись ведь всего три раза. Но она хорошая девушка, которой просто не повезло. Аккурат к моему дню рождения она прошла курс реабилитации в психиатрической больнице, так что думаю ей там помогли. Во всяком случае, Настя быстро сдружилась с моими подругами и моей девушкой.

— Да, насчёт девушки. Тогда, на мосту, Вы говорили, что многим обязаны ей. Что Вы имели в виду?

— Ну, я вроде всё тогда сказал. Что она своей любовью ко мне сделала меня более добрым, чутким, сострадательным. И да, раз уж вы снимаете это всё на камеры, то хочу сказать: «Маша, моя принцесса, я люблю тебя»

— А как отреагировали Ваши родители?

— Ох, ну вы знаете родителей. Конечно мама очень сильно перепугалась, но мой врач сразу успокоил её, сказав, что со мной всё будет хорошо, что у меня ничего серьёзного нет.

— Они гордятся Вами?

— Да вы знаете, раньше и поводов не было особых, а они все равно гордились мной. Теперь и подавно.

— Ну что же, и это было интервью с главным человека Санкт-Петербурга последней недели февраля. Спасибо ещё раз Иван за интервью и спасибо за то, что своим поступком спасли жизнь человека. Кто знает, может кто-то, глядя на Вас тоже станет чуточку добрее и сострадательнее?

— Слушай, это не смешно, — сказал я.

— Да я серьёзно. Ну давай попробуем! — сказала Маша.

— Ты шутишь? Спеть дуэтом песню на твоём выпускном?

— Ну а почему бы и нет? Ты же записал для меня кавер.

— Да, записал. Но с какой попытки? А тут живое выступление!

— Да не переживай ты так, у нас ведь ещё больше месяца впереди.

— Всего лишь! Маш, я не сомневаюсь в твоих способностях, но пожалей ты меня. Мне же, как говорится, медведь на ухо наступил.

— Всё будет хорошо, не переживай.

— Знаешь, ты говоришь, как радио, у них вон, тоже всегда «всё будет хорошо». Но что-то ничего хорошего я у них не слышал.

— Ахах, ладно, я поняла, из русских песен не выбираем.

— Ну, по моим вкусовым предпочтениям это и так было понятно.

— Хорошо, значит ты уже согласился. Осталось выбрать песню.

— Погоди, и ничего я не соглашался…

— Да? А кто подтвердил мои слова о том, что из русских песен не выбираем. Значит выбираем из других песен.

— Ловушка. Я так и знал. Но с другой стороны, если ты взялась за это дело с таким усердием, то всё, что я могу — это лишь немного поломаться. Однако итог всё равно будет одним.

— Вот и умничка. Хороший мальчик.

— Я вот даже и не знаю, комплимент это или издевательство? Целовать мне тебя или нет?

— А что, без комплиментов мы больше не целуемся?

— Ты же знаешь, что я снова лишь ломаюсь. Разве мне надоест тебя целовать? — спросил я и поцеловал Машу в щёчку.

— В щёчку?

— Ну да. Я же сказал, что не понял, что это было. Комплимент или издевательство? Поэтому только в щёчку.

— Ну хорошо. И да, я между прочим максимально иду к тебе навстречу. Выбрала песню из твоих аудиозаписей. А если конкретнее, то из твоего плейлиста «love».

— Погоди. Выбрала? Уже?

— Ну да. Ты же не думаешь, что я пришла к тебе в воскресенье не подготовленной? Вчера вот два раза прослушала твой плейлист. Хороший, мне понравился. Отметила понравившиеся песни, а из них уже выбрала. Нет, ты конечно можешь возразить. Вдруг тебе сильнее нравится другая песня.

— Ну, не томи. Что выбрала?

— Песню твоей любимой группы, «Broods», под названием «1000х».

— Эм…, — промычал я, чтобы дать себе время припомнить эту песню, — а, вспомнил. Песня хорошая, мне очень нравится. А группа не самая любимая. Одна из любимых. Одной любимой у меня нет. Но ты меня решила замучить, да?

— С чего ты это взял? Ты же сам сказал, что тебе песня очень нравится. И мне нравится. Очень красивая, романтичная, мелодичная.

— Ты хочешь, чтобы я пел партию Джаредда Джеймса? Ты не заметила, эм, что наши голоса «слегка» разные?

— Поэтому и выбрала эту песню. Во-первых, соло партия Джеймса там совсем небольшая, тебе будет гораздо легче. Во-вторых, в песне, когда солистка и Джеймс поют вместе, солистку слышно лучше, более отчётливо. Так что ты будешь петь тихо, а я погромче, прямо в такт оригинала. Таким образом, твой непрофессионализм будет не заметен. В-третьих, это всё-таки мой выпускной, так что и мой парт там куда как больше. Так что считай себя приглашённой звездой, — сказала Маша, нагловато поправив волосы.

— Кхм, когда это мы стали оттеснять друг друга на второй план?

— Эм… Да, ты прав. Извини. Я не это имела в виду. Ну, то есть я действительно считаю, что будет лучше, если моя партия будет больше твоей. А про приглашённую звезду… Это я так, как ты говоришь «ляпнула». Не подумала. Извини?

— Хорошо, мир. Но ты же помнишь, какие извинения у нас в почёте? — игриво сказал я.

— Конечно помню, влюблённый в принцессу рыцарь, — сказала Маша и наши губы соприкоснулись.

— Без языка? — спросил я.

— Ну да. Я просто не поняла, то ли на меня действительно обиделся, то ли ждал извинения, — сказала Маша, напоминая мне о своих недавних словах.

— Мда, персонаж издевательски возвращает фразу, сказанную тем ранее. Грех.

— Да хватит тебе. Лучше всё-таки скажи, что думаешь о песне и выступлении?

— Ну, можно.

— Отлично. Пока будем репетировать песню дома, как будет всё готово на уровне выше среднего, будем ходить в школу.

— В школу? Зачем? У меня аттестат есть, — попытался съёрничать я.

— Репетировать танец.

— Что? Танец? А это ещё зачем?

— А ты что, думал мы выйдем на сцену, встанем как вкопанные, споём песню и уйдём?

— Ну, в идеале конечно да.

— В идеале конечно, нет. Наши хореографы поставят нам танец, будем приходить и репетировать. Но сначала нужно разобраться с песней. Танец выучить куда как легче.

— Ох, вот же я попал.

Вот и начались репетиции. Мало мне было учёбы, так теперь ещё и это. И да, по началу я действительно ворчал как старый дед. Было сложно? Отчасти. Поначалу это сильно раздражало, что, оставаясь с Машей наедине, мы не могли заниматься друг другом. Но вскоре я осознал, что совместная работа только скрепляет наш союз. Видя напор и желание Маши, я не мог позволить себе прохлаждаться, сачковать. Она была требовательна к себе, в то же время снисходительна ко мне. Но я видел в её взгляде, что она очень сильно хотела, чтобы и я выложился на полную. Понял я это тогда, когда, придя к ней, взял ноту идеально, хотя ещё позавчера она была удовлетворена и тем результатом. Может быть это, новый этап в наших отношениях? Не только лишь жить для другого, а ещё и работать для другого. Не знаю, но нам было хорошо и за подготовкой к выпускному. Да, нам было бы хорошо, когда и где угодно, лишь бы мы были вместе, но это другое. Она искренне радовалась моим успехам, а я каждый раз, приходя домой, занимался дополнительно. И всё для того, чтобы обрадовать Машу. Чтобы сделать выпускной для неё незабываемым. Чтобы не подвести её. И так постепенно, строчка за строчкой, куплет за куплетом, репетиция за репетицией, мы вышли на пик готовности.

— Нет, ну ты просто красавец, — сказал Миша, когда я полностью приоделся в брюки, рубашку, пиджак и галстук, — модная причёска ещё. Ну прям голливудский актёр. Слушай, ты там только осторожно.

— А, ты о чём? — спросил я.

— Если ты неопрятный и небритый разбил сердечко Маши, то такой ты разобьёшь сердца всех выпускниц. Тебе вообще Маша разрешила так наряжаться? — шутливо спросил Миша.

— Как-то не удосужился спросить. Но я хочу, чтобы все взгляды были направлены на неё. Мальчишки будут смотреть на своих девчонок, те в свою очередь будут смотреть на меня, а я буду вместе с Машей. Таким образом все взгляды будут устремлены на неё. Это её выпускной. Так пусть она будет в центре софитов весь вечер. Ну а я лишь помогу ей с этим. Помогу сиять сквозь мрачные тучи, озаряя собой всех.

— Да, вот что значит любовь. Говоришь прям как поэт.

— Ты забыл? Я же в старших классах писал стихи.

— Точно. А Маше писал?

— Нет. Я и навык растерял, да и нам не нужны стихи, чтобы говорить о своих чувствах, — сказал я.

— Понятно. Ну ты как, готов?

— Всегда готов.

— Вот и отлично, потому что тебе пора выходить. Ты с Машей поедешь?

— Нет, мы отдельно доберёмся. Вот будь у меня своя машина, тогда другой разговор. Ну ладно, я пошёл.

— Ни пуха, ни пера.

— К чёрту!

В метро пришлось смотреть себе под ноги. Выпускной ведь не только в школе Маши, а это значит, что весь вагон был забит школьниками. И соответственно школьницами. Ну а таких молоденьких всегда тянет на парней постарше. Поэтому и пришлось смотреть под ноги, что бы ни напридумывали себе чего лишнего. Наконец я добрался до клуба, в котором должен был пройти выпускной. Маши ещё не было. Поздоровавшись со знакомым мне персоналом школы, я встал подальше у входа, чтобы первым встретить моё счастье. Тогда ко мне подошла одна девушка, которая показалась знакомой:

— Ждёте Машу? — спросила со спины девушка, отчего я слегка вздрогнул плечами.

— А? Да, жду Машу. А ты…

— Соня. Я в одном классе с Машей.

— Ага, тогда понятно, почему твоё лицо показалось мне знакомым.

— Она гордится Вами.

— Спасибо. И можно на «ты». Мне так легче.

— Договорились. Ей повезло с тобой. Если честно, у нас все девчонки завидуют Маше.

— Кхм, спасибо, — сказал я краснея.

— Просто каждой девочке хочется видеть рядом с собой большого, сильного, мужественного, храброго, доброго, умного мужчину. Так что Вы что-то вроде идеала. Прости, мы же договорились, что на «ты».

— Я не идеален. Я просто такой, какой есть. И если я такой идеальный, то где были девушки все мои 19 лет? — пошутил я.

— Хах, ну да. Ладно, я пойду. Удачно выступить с номером.

— Спасибо.

— И…

— Что такое?

— Я бы хотела с тобой потанцевать медленный танец потом, — сказала Соня и покраснела как переспелый помидор, — но это, наверное, тебе нужно обсудить с Машей.

— Эй, Соня, мы с Машей вместе, мы любим друг друга, и мы не можем представить жизнь друг без друга, но это не означает, что мы не можем принимать самостоятельные решения. Если тебя это успокоит, то мы договорились, что у нас только последний медляк. Все остальные в вашем распоряжении. Их там обычно сколько, три? Ну вот, всё будет в твоих руках. Я не откажу. Если только это не будет последним танцем.

— Хорошо, — сказала обрадовавшаяся девочка, — тогда сильно не смущайся, если я буду караулить около тебя. Уж слишком сильная будет конкуренция.

— Да, возможно, — сказал я и увидел подъехавшую машину с Машей. — Ну а теперь мне пора. До встречи.

— До встречи.

— Что же, надо… — начал говорить и не смог закончить фразу, сказанную в пустоту. Из машины вышла Маша. Она выглядела словно ангел, спустившийся спасти всех грешников. То самое платье, кремовые туфли с высоким каблуком, пышная и завитая причёска, и много косметики на лице. Нежные красно-розовые губы, яркие и выразительные тени и чёрные ресницы выгодно выделяли ослепительно-красивые глаза. Я так и стоял, наверное, даже с разинутым ртом, пока ко мне не подошла шедшая впереди мама Маши.

— Кавалер, подберите челюсть с асфальта, — сказала Наталья.

— Эм, да, сейчас. Только дайте налюбоваться. Маша, ты просто… — начал я говорить подошедшей девушке.

— Да, я тоже поражена твоим внешним видом. Захотел сердца всем школьницам разбить? — улыбаясь сказала Маша.

— Мне бы для начала дар речи вернуть. Маш, ты просто обворожительна. Само совершенство.

— Ну, ты тоже ничего, — сказала девушка и мы наконец поцеловались.

— Если бы ты сказала вчера, что будешь так выглядеть, я бы не согласился на всего лишь один медленный танец, — сказал я, смеясь, отчего заразил смехом и Машу.

— Ты главное слова песни не забудь.

— Да глядя на тебя я не то, что слова, я забуду какого это, петь.

— Ладно, идём, мой рыцарь, — сказала Маша и взяв её под руку, мы отправились в зал.

Как и всякий гость, я сидел отдельно от выпускников. И конечно же, я сидел вместе с Натальей Игоревной. Мы мило болтали, в основном о Маше, иногда обо мне. Меня зазывали на магистратуру перевестись на юридический факультет. А уж после выпуска Наталья Игоревна напряжёт все свои связи и устроит меня куда-нибудь. На крайний случай к себе ассистентом. А там поднаберусь опыта и можно будет свою кантору открыть. Такая перспектива мне приглянулась, так что я пообещал, что подумаю. Хотя думать тут было нечего. В гуманитарной среде юристы и экономисты наиболее востребованы и успешны. С математикой у меня плохо, тогда как право мне всегда было симпатично. А если есть возможность облегчить себе будущую жизнь, то почему нужно от такой возможности отказываться? И я опять начал мечтать. Вот я, такой успешный и богатый юрист и вот Маша, моя жена, известная певица. Или художник. Даже не знаю, ведь сама Маша не знает, кем она хочет быть в будущем. Но это неважно. Мы будем вместе, а нам для счастья больше и не надо.

Вдруг Наталья Игоревна подтолкнула меня в плечо. Наш выход. Наша песня. Я вышел и оказался перед Машей. Мы улыбнулись и кивнули друг другу. Общий свет погас, и в свете прожекторов остались лишь мы с Машей по разные стороны сцены. С первых нот у меня задрожали ноги, но я первый вступаю и задаю общий тон выступления. Подношу микрофон ко рту и начинаю петь. Есть. Получилось не выдать дрожь в голосе. Парт Маши. Справляется отлично, хотя видно, что и она волнуется. Ещё двустишье перед припевом, которое поём мы вместе и сближаемся друг с другом. Припев. Наши ладони соприкасаются и вскоре расходятся. Мы не изображаем любовные муки движениями рук, нет. Мы живём этим. С нами можно было не репетировать. Наши движения искренние, ведь эта песня о любви в тысячный раз. Нам нет смысла показывать и придумывать страсть между нашими лирическими героями, ведь между нами итак бушует страсть, которую мы переживаем особенно сильно, медленно кружась в трогательном танце любви. Припев заканчивается, и мы снова расходимся. Затем следует совместный парт и парт Маши. Я еле сдерживаю слёзы. Припев, и мы снова сходимся. Перед следующим припевом «передышка» поэтому мы кружимся в медленном танце, после чего расходимся, чтобы в последнем припеве показать все наши чувства. И мы их показываем, не скрывая. Нам не получается скрывать слёзы, поэтому мы их демонстрируем. Это песня о нас, о любви на тысячу лет. Припев заканчивается, как и было заготовлено, Маша падает на мою приготовленную руку. Я лишь немного наклонился, тогда как Маша едва доставала до пола своими пятками. Мы смотрели друг другу в глаза и горели. Не то мы, не то наши глаза. В них были слёзы счастья. Слёзы той неземной любви, что меняет мир. Вот-вот должны были вновь объявить нас, ведь номер на этом заканчивался, так что я понял, что нельзя терять ни мгновения. Я сильнее наклонился к Маше, и увидев согласие в её глазах, мы слились в жарком, страстном, долгом поцелуе любви. Открыв глаза, я заметил, что Маша их всё ещё держала закрытыми.

— Маш, ты можешь открыть глаза, — шёпотом сказал я на ушко девушке.

— Дай мне ещё секунду насладиться этим моментом. Ведь я словно в раю. Даже нет, мне и рай не нужен, если моя жизнь такая. И ангелы не смогут дать мне того чувства любви, которое даёшь мне ты.

— Потому что я и есть твой ангел, который будет с тобой всегда. Я всегда буду с тобой и в этой жизни, и в следующей и дальше.

— Значит мы обречены на вечное счастье?

— Да, мы самые счастливые люди в мире.

— Верно, — сказала Маша, поднимаясь на ноги.

— Пока ведущий не опомнился, — начал говорить я в микрофон, — я бы хотел кое-что сказать. Маша, я люблю тебя тысячу раз!

Из глаз, казалось успокоившейся Маши, вновь хлынули слёзы, так что она прикрыла лицо руками. Не в силах смотреть друг на друга, мы ушли в уборные, как только нас всё-таки вновь объявили. Нужно было умыться. В зале объявляли первый медленный танец, затем номера других классов и других ребят. Надо бы возвращаться. Глаза хоть и красные до сих пор, но я все равно сижу в дали, так что не страшно. Так что я побрёл к своему месту. Проходя на своё место мимо столиков, я заметил, что Маша ещё не вернулась. Но это и не удивительно, что ей требуется больше времени, чтобы прийти в себя.

— Ну вот что мне с тобой делать? Вернее даже с вами? — спросила меня Наталья Игоревна, как только я сел за столик.

— А разве с нами нужно что-то делать?

— Нет, но понимаешь, — замялась Наталья, — я за свою не столь короткую, но и не столь длинную жизнь не видела подобного. Подобной любви. Такой глубины и силы чувств.

— А это плохо? Чего Вы боитесь?

— Нет, это просто прекрасно. И знаю, что Маша отсчитывает каждый день до своего совершеннолетия. Каждый прожитый день приближает её к вашей свадьбе. Но до совершеннолетия ещё больше двух лет, и я боюсь…

— Что наши чувства остынут?

— Да, примерно этого.

— Этого не будет. Мы не допустим.

— Да, я хочу в это верить. Потому что я не хочу моей судьбы для дочери.

— Вы о разводе?

— Да. Я была юна и глупа. Наивно полагала, что ребёнок спасёт наш брак. Но спустя 5 лет после рождения Маши, мы развелись.

— А она видится со своим отцом?

— Да, конечно. Раза три в год. Он её любит, но меня похоже, что не любил никогда.

— Мне жаль, что у Вас всё так сложилось.

— Ничего, всё нормально. Я же уже 10 лет живу одна. О, смотри, ещё один номер от нашего класса. Танец.

— Маша не участвует?

— О, нет. Если бы она участвовала во всех трёх номерах, то это бы не поняли.

— Во всех трёх? То есть у Маши ещё будет выступать?

— Упс, кажется я проговорилась. Это должен был быть сюрприз.

— Кхм, ну ладно. Наталья Игоревна, а у вас были мужчины после развода? Всё-таки 10 лет, как Вы сказали.

— Да, мужчины были. Но до чего-то серьёзного никогда не доходило.

— А была какая-то одна причина, или множество факторов влияли на это?

— Пожалуй, что множество. Смотри, а вот и наша Маша вернулась. Ну вот, всю тушь пришлось смыть. Я ведь уже спрашивала у тебя, до чего ты довёл мою дочь?

— До счастья и блаженства?

— Эх, пожалуй что так. Я кажется начинаю ревновать.

— Ревновать?

— Да. Машу к тебе. Мне кажется, что… Да нет, даже не кажется, а так оно и есть. Она любит тебя больше меня.

— Я думаю Вы не правы. Просто любовь ко мне она демонстрирует, а свою любовь к Вам она скрывает глубоко внутри, как и все подростки в этом возрасте.

— Возможно. Вторые выступления заканчиваются, а значит пора для медленных танцев. Первый ты пропустил, а последний за Машей. Ого, ты только глянь! — сказала Наталья Игоревна и движением головы указала на группу из четырёх школьниц, которые двигались в нашу сторону, — да ты прямо нарасхват!

— Эм, да, бывает и такое, — сказал я неуверенно. Номер закончился и ведущий объявил о втором медленном танце.

— Ваня! Можно тебя пригласить на танец? — хором закричали девочки?

— Воу, девочки, мне конечно же льстит такое внимание, но вас много, а я один. Вы пришли одновременно, а бросать жребий — значит проявить неуважение к вам. Однако кое-кто не побоялся и подсуетился заранее. Соня? — сказал я и протянул девочке руку. Спустя мгновение раздумья, она вложила свою ладонь в мою, и мы пошли в центр зала. По дорогу Соня обернулась, взглянув на тех, кого она обошла.

— Спасибо, — сказала Соня, когда моя рука оказалась у неё на талии, а её рука на моём плече.

— Ну это же правда. Ты наверняка нервничала, прежде чем подойти ко мне тогда, перед выпускным, так что я вознаградил твою решимость. К тому же, это означает, что тебе это больше всех нужно. И да, ты что показала им язык?

— Ахах, нет, я лишь подмигнула и подразнила.

— Эх, подростки. Хотя я сам подросток, — сказал я и обвёл взглядом зал. Недалеко от нас Маша танцевала с каким-то парнем. Весьма симпатичным кстати. Мы с ней встретились взглядами и кивнули друг другу.

— Ты хорошо танцуешь, — сказала Соня.

— А мне всегда казалось, что плохо. Ну это видимо для тебя хорошо. А, и Соня, только не влюбляйся в меня, хорошо?

— Мне кажется поздно, — сказала девушка и опустила взгляд. Вскоре танец закончился, и поблагодарив Соню за танец, я отправился на своё место.

— Ну что, как поворковал? — спросила Наталья Игоревна.

— Хорошо, грех жаловаться, — невозмутимо сказал я. — Это видимо у вас семейное, да? Такие шуточки?

— Возможно. О чём поговорил с Соней?

— Сказал ей о том, что не стоит в меня влюбляться.

— Ух ты. А она?

— Сказала, что уже поздно.

— Мда, появился значит ловелас и разрушитель сердец девятиклассниц. Теперь все будут не только Маше, но и Соне завидовать.

— Ох, может хватит об этом? Я просто устал от этих разговоров, о том, какой я идеальный, ловелас, и вообще мужчина влажных грёз.

— Ахаха, ну ладно. На чём мы остановились? Ах да, на мужчинах в моей жизни. Причины были разные. И я уже не помню какие. Но помню, что вскоре решила, что в моей жизни есть место только для Маши и работы. Впустить в свою жизнь мужчину, значит пожертвовать чем-то. Разумеется, пожертвовать Машей, моей долгожданной дочкой, единственным ребёнком я не могла. Работа? И надеяться на то, что мужчина обеспечит достойную жизнь мне и дочери? Нет, благополучие дочери в моих руках, так что я сделала свой выбор. О, а вот и тот долгожданный момент.

— Вы о чём? — спросил я, и ответила мне не Наталья Игоревна, а ведущий, который объявил Машу.

— Можешь встать, — тихо сказала мне Наталья Игоревна, пока Маша ещё не начала петь, — ей это поможет. Ведь это песня для тебя.

— Я знаю эту песню…, — тихо сам себе сказал я и встал.

Это была Лана Дель Рей. «Young & beautiful». И теперь я понял, почему мне стоило встать. Чтобы Маша видела меня. Она была почти недвижима, лишь покачивалась слегка, словно травинка, колышимая ветерком. Плавные и нежные движения рук придавали изящества этому чуду. Мы не отводили глаза друг от друга. Но вскоре песня кончилась, и Маша вновь сошла со сцены прямо в уборную.

— Это было…, — замялся, подбирая нужные слова, — просто восхитительно.

— Да. Она сильно переживала, что не сможет. Песня очень сложная, но она чувствовала, что спеть нужно именно её.

— Да…, — только и сказал я. Остальные выступления конечно прошли мимо меня. Я ждал медленного танца. Нашего танца. Ведущий объявил о том, что основная программа заканчивается. Через несколько мгновений будет объявлен последний танец. Мы с Машей встречаемся взглядами. Чувствую, как ноги каменеют, не в силах поднять меня с места.

— Ну что, твой звёздный час, рыцарь, — помогла мне справиться с волнением Наталья Игоревна.

— Да, мой звёздный час, — сказал я себе и направился к Маше. — Принцесса, соизволите ли Вы подарить верному Вам принцу танец?

— Принцесса высоко ценит преданность и любовь своего рыцаря, так что она соглашается на танец, — сказала Маша, и взяла мою руку. По нам скорее всего было видно, как тяжело даётся этот наигранный пафос. Мы кружили в самом центре зала, но Маше было тяжело даже смотреть на меня, поэтому она опустила взгляд. Я же свысока наблюдал за несвойственным ей смущением.

— Буду, — сказал я, разрушив непривычную тишину.

— Что? — спросила меня Маша, подняв голову.

— Я про песню. Там же поётся о том, будешь ли ты меня любить, когда я уже не буду так юна и красива. И я тебе говорю: буду. Всегда.

— Да, я просто… Просто я боюсь.

— Маш, я полюбил тебя не потому, что ты моложе меня. А потому что ты — это ты. И ты великолепна. И ты любишь меня.

— Да, я знаю. Просто я сегодня чуть не сошла с ума от чувств. Извини. Извини, что не могла даже посмотреть тебе в глаза.

— Всё хорошо. И бояться — это нормально. Все бояться.

— Даже ты?

— Особенно я.

— Боишься за меня?

— Не только. Боюсь потерять тебя. Боюсь потерять счастье. Боюсь, что проснусь, и всё это окажется сном, а жизнь снова будет серой, мрачной, депрессивной.

— Это не сон. Это реальная жизнь. Наша жизнь. И я всегда буду с тобой. Навеки.

— Да, навеки. Ну что, можно насладиться этим днём максимально сильно. Пойдём встречать рассвет?

— Вань, часть этих людей я возможно больше не увижу, — тихо сказала Маша и прижалась своей щекой к моей груди, — я бы хотела погулять со своими подругами. Ты не против?

— Конечно нет. Я и так украл тебя практически на весь выпускной. А это вроде не 14 февраля. В конце концов, это твой праздник. Оттянись как следует!

И вот Маша ушла гулять, встречать рассвет со своим классом. Наталья Игоревна предложила подвезти меня, но я отказался. По всему городу гуляли сотни, тысячи выпускников, так что я решил пройтись пешком. И всё для того, чтобы напомнить себе об этой приятной атмосфере праздника и ожидания новой жизни. Я помню это. Витавшие в воздухе мечты и надежды о поступлении в ВУЗ мечты, об успешной учёбе, о престижной работе, о счастье в конце концов. Помню и то, года пришли результаты по ЕГЭ. ВУЗ мечты накрылся медным тазом, а вместе с ним я похоронил и остальные свои надежды. Мой выпускной был последним моментом моей жизни, про который я могу сказать, что был счастлив. Последний до Маши, разумеется. Она всё перевернула. Теперь видятся перспективы обучения и в моём ВУЗе, а предложение Натальи Игоревны лишь укрепляет мою уверенность в том, что счастье моё будет связано не только лишь с Машей. Общечеловеческий успех будет дополнять блаженство жизни, которое я испытываю от нашей любви.

Глава 13

Где-то через неделю после выпускного, Наталья Игоревна пригласила меня к ним в гости.

— Маш, это ты предложила пригласить меня? — спросил я у девушки. Мы шли после свидания, и как раз направлялись к Маше домой.

— Нет, что ты, я не предлагала. Разве что намекнула…

— Ага, понятно. Хорошо. Как думаешь, она согласится?

— Надеюсь. К тому же ты нравишься моей маме.

— Да здесь одной симпатии мало будет. Тут ещё вопрос доверия.

— А ты что, не доверяешь моей маме?

— Эм…

— Да я пошутила! Расслабься. Мне кажется ма тебе доверяет.

— Но доверит ли дочь?

— Да успокойся. Ты же знаешь, я на твоей стороне, а вдвоём мы сумеем пролоббировать наш выбор.

— Ого, ты откуда такие словечки узнала?

— Эй, у меня же мама адвокат.

— Ну это да, но я просто не думал, что ты все эти термины запоминаешь, узнаёшь правильное значение, ну и так далее.

— А я и не узнаю. А что, это слово здесь не подходит?

— Да нет, вполне подходит.

— Ну что, готов? — спросила Маша, когда мы подошли к её дому.

— А ты? Ты же мне помогать вроде будешь.

— Так в том-то и дело, что лишь помогать. Основная тяжесть ляжет на твои плечи. Ну всё, пойдём.

— Знаешь, мне вспомнилась серия Губки Боба. Там он очень много раз говорил «я готов». Так вот и я сейчас также. Я готов, я готов, я готов. Фух, всё, я готов. Пошли!

Вечер проходил спокойно. Мы втроём мило сидели и беседовали. Обсуждали будущее Маши, планы на лето. И вот тут что-то стукнуло по моей ноге. Было нетрудно догадаться, что это была нога Маши.

— Так что, Ваня, ты поедешь домой? — спросила Наталья Игоревна.

— Ну, да, — робея сказал я.

— Понятно. А когда и насколько?

— Эм, если честно, — тихо начал говорить я. Но вновь незаметный для Натальи Игоревны удар намекал мне, что стоит себя вести решительнее, с чем я согласился. Так что я собрался с силами и выдал что есть, — я бы хотел, чтобы Маша поехала со мной. Познакомлю её с моими родителями. Там у нас здорово, честно. Есть дача, а рядом с ней хорошая речка. И Маша тоже хочет.

— Да, хочу. Мамуль, можно? — жалобно спросила Маша.

— Ох. Я боялась чего-то в этом роде. Это конечно не самое худшее, что могло произойти, но всё же. Когда Маша стала намекать на то, что нам стоит собраться втроём, я уж испугалась, что вы сообщите мне новость о беременности.

— Чт…, — попытался сказать я и поперхнулся, — нет, что Вы.

— Да я знаю. И надолго?

— Ну, на месяц.

— Маш, я буду пересылать тебе деньги на карточку. Не заставляй платить родителей Вани за тебя. Если деньги кончатся — пиши.

— Мамочка? Это значит, что…

— Да езжайте вы. Я ведь все равно не смогу вас удержать.

— Ура! — завопила Маша, и бросилась обнимать свою маму. У меня же груз с плеч рухнул.

— А с твоими родителями всё согласовано? — спросила меня Наталья Игоревна.

— Конечно. Мы бы не пошли к Вам, если бы не были уверены в том, что Машу приютят.

— Когда едете?

— Мы планировали взять билеты на ближайший поезд. Это послезавтра. Хорошо?

— Ладно, чего уж там, я ведь разрешила. Удачно отдохнуть.

Мы ехали на ночном поезде, и при сборе вещей очень сильно устали, так что легли спать сразу, как у нас проверили билеты и выдали нам бельё. Проснулись мы рано утром.

— Слушай, а что ты говорил своим родителям обо мне?

— Ты думаешь я помню? Наверное, что ты чудо и я люблю тебя.

— Опять подлизываешься?

— А есть необходимость? Нам же не нужны комплименты для поцелуев, забыла?

— А всё-таки ты подлиза, — сказала Маша и мы поцеловались. — Эмм…

— Да, ты права, перед поцелуями лучше почистить зубы, — сказал я и мы засмеялись.

Путь был неблизкий, всё-таки почти сутки езды, так что мы решили скоротать время за просмотром сериалов. Чем успешно и убили время.

— Сейчас выходим? — спросила меня Маша, спустя ещё 10 часов езды после пробуждения.

— Да. О, а вот и мои родители, — сказал я, когда наш вагон проехал чуть дальше. — Ну что, готова?

— Если получилось позавчера у тебя, то получится и сегодня у меня. Ну а ты мне поможешь.

— Разумеется, — сказал я, и как только поезд остановился, мы пошли к выходу. Тогда я вспомнил, что ошибся с номером вагона, а значит родители ждут у соседнего. Мы с Машей вышли, а я стал озираться по сторонам в поисках родителей. Наконец я встретился взглядами со своим отцом. Посмотрев на нас он взглотнул от переживания. — Ох.

— Что такое? — шепнула мне Маша.

— Они не знают, что тебе 15.

— А это проблема?

— Дело в том, что мои родители — люди, так скажем, старой закалки. И весьма консервативны.

— Ну, тогда точно «ох».

— Мам, пап, привет, — сказал я, как мы подошли друг к другу.

— Ванечка, как же мы соскучились, — сказала мама и обняла меня.

— Ну, с возвращением, сына, — сказал папа и пожал мне руку.

— Спасибо. Мам, пап, знакомьтесь: это Маша, моя девушка. Маша, это мои родители, Ольга Ивановна и Игорь Станиславович, — сказал я, и на мгновение на перроне воцарилась тишина. Стало очень неловко. Настолько, что я уже хотел подтолкнуть Машу, чтобы она не стояла как вкопанная. Но в этом не было необходимости.

— Здравствуйте, очень приятно познакомится, — сказала Маша.

— Так значит о тебе Ваня говорил, что влюблён без памяти, да? — сказал папа.

— Ну, если не обо мне, то тогда не знаю о ком ещё, — нервно сказала Маша.

— Маш, расслабься, — сказал я, после чего обратился к родителям. — Мы с дороги уставшие, так что может поедем домой?

— Да, давайте, а-то мы застоялись, — согласилась со мной мама.

Как и полгода назад, в машине было тихо. Чтобы быть рядом с Машей, я уступил место впереди маме, а сам сел сзади. Маша нервничала. Наверное, как и всякая девушка, которая знакомится с родителями своего парня. Не знаю, о чём она думает, ведь мне по сути не приходилось знакомиться с Натальей Игоревной. Я же познакомился с ней спустя какой-то час после встречи с Машей! О чём люди думают в такие моменты? Да, я знакомлю их не перед непосредственно свадьбой, Маша мне пока что не невестка, но всё же. Маму должно обрадовать то, что Маша умеет готовить, ведь Наталья Игоревна очень часто задерживается на работе и приходится выкручиваться самой. О чём думает моя принцесса? Наверняка о том, что нужно понравиться моим родителям. Хотя она такая милашка, что понравится кому угодно. Я понимаю, что не могу сейчас помочь Маше словом, так что нужно помочь делом. Поэтому я взял её руку и поцеловал. Смотревшая до этого в окно девочка сначала удивилась, после чего мило улыбнулась и положила свою голову мне на плечо. Вскоре мы приехали.

— Ну что, ужинать? — спросила мама.

— Конечно. Лично я голодный как волк, — сказал я. — Сейчас, мы переоденемся и придём.

— Куда? — спросила меня Маша, указывая на свои вещи.

— В левую комнату. Это моя. Прошу Вас, принцесса, — сказал я, открывая перед девушкой дверь.

— Благодарю, — ответила Маша, входя внутрь, после чего зашёл и я, закрыв за собой дверь.

— Маш, не переживай. Я же с тобой. Ты им понравишься.

— Я даже не знаю, а вдруг…

— Так, Маш, оставь свои «вдруг», хорошо? Что самое главное для матерей сына? Чтобы невестка умела готовить и любила его сына. Ну и?

— Эм, ну, я умею готовить. И я люблю тебя!

— Вот и отлично! Этого уже хватит, так что не вешать нос, держать хвост пистолетом и вперёд, — подбодрил я Машу, после чего я переоделся и вышел, оставив девушку переодеваться.

— Сколько ей? — строго спросил папа. Строго видимо только от того, что громко работал телевизор, так что Маша бы нас не услышала. В данном случае это хорошо.

— 15, — невозмутимо ответил я.

— Почему ты скрывал от нас это? — спросил папа.

— А зачем мне было говорить об этом? Чтобы вы читали мне нотации о том, что это якобы неправильно? Что это осуждаемо?

— Да она же ещё ребёнок!

— Ну вот, о чём я и говорю. Отбросьте вы эти стереотипы. Мы любим друг друга. И если вы о сексе, то закон мы преступать не намерены. Так что волноваться вам не о чем.

— Все равно, это как-то…

— Странно? Возможно. Но неужели жизнь не странная штука?

— Вань, ты же знаешь, мы с папой очень тебя любим, и хотим одного: чтобы ты был счастлив. Ты счастлив с ней? Ты любишь её?

— Мам, я не помню, был ли я когда-нибудь так счастлив, как с ней. И конечно же я её люблю.

— Хорошо. Это самое главное.

— Уже за стол садимся? — спросила Маша, открыв дверь и выйдя в тех самых коротких шортах и футболке. В тех самых, в которых она была на нашем «концерте».

— Да, садимся. Руки мойте и за стол, — весело скомандовала мама. Сказано — сделано. Так что через минут пять мы сидели за столом и уплетали за обе щёки картошку с мясом. По крайней мере я уплетал, настолько соскучился по домашней еде. Вернее даже сказать по маминой. Очень скоро начались вопросы к Маше, чему я был рад. Пускай узнают друг друга получше.

— Ну что Маша, как учёба? В каком классе учишься? — спросила мама.

— Закончила девятый, буду переводиться в десятый. Дней 10 назад был выпускной. Надо будет обязательно показать вам. Там и Ваня был. У нас даже совместный номер был.

— Да ты что? Тогда обязательно нужно будет посмотреть.

— А учёба… Ну, аттестат получила и ладно.

— У Маши просто проблемы с точными науками. И естественными, — сказал я.

— Ну да. С гуманитарными получше. У меня просто мама адвокат, так что тут как-то попроще.

— Ого, у нас Ваня тоже гуманитарий. Были когда-то успехи и в математике, и в биологии, но всё же выбрал гуманитарное направление.

— Правда? А я и не знала, — сказала Маша, после чего обратилась ко мне. — Ты мне никогда не рассказывал, что увлекался биологией и математикой.

— Да это просто в детстве было. Так что я и подумал, что ничего серьёзного.

— Чем увлекаешься? — спросил на сей раз папа.

— Пением и рисованием. Раньше увлекалась танцами.

— Танцами? — удивлённо спросил я. — А вот это ты мне не рассказывала.

— Так это же в детстве было, — иронично подметила Маша.

— Что же, тогда квиты, — сказал я.

— Ну что, на следующих выходных на дачу? — спросил папа. — У меня через три недели отпуск, надо будет дом покрасить.

— Да, хорошо. Мы так и планировали. Недельку в городе, потом на дачу.

— Хорошо. Эм, тут ещё такое дело…, — замялась мама, — в твоей комнате диван, в нашей ещё есть тахта, так что…

— Мам, мы в отношениях, помнишь? — сказал я. — Не надо ломать комедию. Мы будем спать вместе. И не надо за нами подслушивать, хорошо?

— Ахах, ну хорошо-хорошо, — подхватил мою шутку папа. — В самом деле. Если вы уже полгода встречаетесь, какая тут тахта.

— Да, это я глупость сказала. Пойду приготовлю вам чистое постельное бельё, — сказала мама.

— Спасибо. И спасибо за ужин! — громко поблагодарили мы с Машей мою маму.

На сей раз нервничал я. Конечно, мы с Машей не раз и не два лежали в обнимку на кровати и не только на кровати, но мы никогда не спали вместе. Более того, лишь Маша видела меня только в нижнем белье. Видеть меня при параде, в пиджаке и брюках ей видите ли захотелось. До сих пор самым откровенным внешним видом Маши для меня была та девушка, что стояла у двери в коротких шортах, с мокрыми волосами и просвечивающиеся влажной грудью через футболку. Так что это был очередной шаг в наших отношениях. Совместный сон на одном диване. Первой помылась Маша, и пожелав моим родителям спокойной ночи отправилась в мою, а теперь в нашу комнату. Следом за Машей, в ванную отправился и я. Во время мытья посещали всякие странные, грязные, но при этом всё приятные мысли. Проскочила даже мысль удовлетворить себя, чтобы не смущать Машу. Что? Чёрт подери, о чём я таком думаю?! Фу! Ну-ка, брысь из моей голову, подобные мысли. Мы любим друг друга, встречаемся уже более полугода, а я её стесняюсь? Стесняюсь её красоты? Бред! И не я ли говорил о том, что мы не будем стесняться в выражениях своих чувств? Так, яйца в кулак и вперёд. Ведь что такого в том, чтобы просто спать вместе со своей девушкой?

— Эм, Вань, ты что, собираешься спать в футболке и шортах? — спросила меня Маша, когда я лёг.

— Эм…

— Не бойся, я не голая, — сказала Маша смеясь, и откидывая с себя одеяло. На ней оказался бесхитростный комплект белой пижамы. Вроде бы ничего особенного, но я проглотил слюну.

— Да, я сейчас, — сказал я и принялся раздеваться.

— М, вижу тебе понравилось моя пижама, — сказала Маша.

— Опять ты в эту игру, да? Хочешь довести меня до покраснения?

— Да ты уже.

— А вот и нет. Так что иди сюда, — сказал я и лёг к Маше. Я оказался сверху, одна моя рука нежно гладила девушку по щеке, тогда как вторая плавно скользила по утончённому телу Маши.

— Я люблю тебя, — сказала девушка, обхватив мою шею руками. Сладостный и мягкий как мёд поцелуй пронизывал всё тело.

— И я тебя люблю, — ответил я, — но хочу кое в чём признаться.

— В чём?

— Я не могу заснуть на спине, — сказал я, отчего моя любовь мило засмеялась.

— Ты же понимаешь, что это не помешает мне закинуть на тебя свои руки и ноги? — улыбаясь своей лучезарной улыбкой сказала Маша.

— Знаю. И ещё. Я бы хотел познакомить завтра тебя со своими друзьями. Мы почти год не ходили в футбол, так что ты не будешь против? Посмотришь нашу игру, потом сходим, покушаем.

— А ты много забиваешь?

— Как пойдёт игра. Но вообще да, я нападающий. А что?

— Хорошо. Тогда я согласна, но при одном условии.

— Каком?

— Все голы ты будешь посвящать мне.

— А разве у меня есть выбор? Спасибо. И спокойной ночи, — сказал я и лёг на спину.

— Спокойной ночи, — сказала Маша, закинув на меня руку. Стоило только мне усмехнутся, как она закинула ещё и свою ножку. Ну разве это не чудо?

Проснулся я один. Однако на душе стало теплее от того, что солнце приятно согревало через прикрытые жалюзи, тогда как на кухне слышалась какая-то возня. Глянув на часы, я понял, что это не мама. Значит Маша. Я тихонько вышел из комнаты и обнаружил Машу, сидящую в одном нижнем белье.

— Доброе утро. Мать, тебе не говорили, что вот так по дому не ходят, — с беззлобной улыбкой сказал я.

— Доброе утро. Мы же сейчас лишь вдвоём, а тебе, насколько я поняла, такой вид весьма симпатичен.

— Нет, ну ты странная. Какому же парню не понравится видеть свою девушку в нижнем белье?

— Я так и думала. Так, с поцелуями придётся повременить, — сказала Маша и остановила меня, — сначала зубы, помнишь?

— Да, точно. Положишь пока завтрак?

— Только тебя и ждала, чтобы сделать это.

Позавтракав, мы пошли гулять. И конечно знакомиться с моими друзьями.

— О, а вот и наш новый женатик! — приветствовали меня друзья.

— Да, в компании женатиков пополнение, — подтвердил я.

— А в семье Ростовых не планируется пополнение? — пошутил Костя. Все оценили шутку и посмеялись.

— Ну, если когда я забью гол, засуну мяч под футболку, то для вас уже не будет секретом, — сказал я, отчего мои друзья напряглись.

— Так, стоп. Чего? — спросил недоумённо Влад.

— Не только вам ведь шутить, правда? — сказал я.

— Блин, а я ведь на секунду даже поверил, — сказал Серёжа. — Ладно, пошутили и хватит. Маша, верно?

— Да, она самая, — ответила Маша. — А вы лучшие друзья Вани?

— Они самые. С первого класса. Правда за последний год у Вани стало на одного лучшего друга меньше, — с грустью в голосе сказал Костя.

— Что? — одновременно я одновременно с Машей.

— Ну а как? Осенью был лучший друг, а теперь всё, нет. Теперь девушка.

— Ну шутник, — сказал я, смеясь.

— Ох Маша, ты бы только знала, как он плакал от счастья в новый г-год, когда нам рассказывал о тебе, — сказал Влад.

— Ну парни, хорош уже. Шутки шутками, но клеветать-то не надо, — сказал я.

— Да ладно, как будто это далеко от правды? — сказал молчавший до этого Миша. — Может и не плакал, но весь сиял от радости и волнения.

— Вань, а ты чего? — спросила меня Маша. — У тебя ведь действительно дрожал голос. Когда мы разговаривали по телефону.

— Ой, Маш, ты не понимаешь, это другое. Во-первых, я не плакал, у меня лишь взмокли глаза. А во-вторых, я же признавался тебе в чувствах! А в такой момент трудно сдерживать эмоции. Да я и не пытался.

— О, а об этом ты нам не рассказывал, — подметил Серёжа.

— Поди вам всё расскажи. Ну что, может будем переобуваться и играть? — сказал я.

— Тебе лишь бы переобуваться, — опять пошутил Влад.

— Туше, — ответил я, и мы стали менять кроссовки на бутсы. Началась игра. Активность мою не унять, ношусь туда-сюда, и наконец моя активность находит своё воплощение в голе. Ну и конечно же сложенные в форме сердечка пальцы. Всё для тебя. Матч получается долгий, так как команд всего лишь две на поле. Решили играть до десяти голов. Ещё несколько забитых голов, которые все посвящены Маше. И вроде всё было хорошо, счёт 9–5, однако мы расслабились, и пропустили 3 гола. Счёт неприятный, надо забивать и заканчивать игру. Угловой, игра на опережение, удар в касание в ближний угол. Есть, победа! Я бегу к Маше, которая вскочила на ноги и радуется нашей победе как настоящая болельщица, и крепко обнимаю её и целую.

— Я же сказал перед матчем, что это победа будет для тебя, — сказал я.

— Да, сказал. Ты молодец. Поздравляю, — сказала Маша и вновь поцеловала меня. Где-то на фоне были слышны аплодисменты. Оторвавшись от сладких губ девушки, я понял, что хлопали как друзья, так и соперники. Ну ещё бы, такое зрелище, такой драматизм!

— Вот что творит с людьми бешеная мотивация, — сказал Миша, когда все мои друзья подошли. — Молодец, ничего не скажешь.

— Ну что, по домам? — спросил Костя.

— Да, я сейчас в душ, а вечером хотел ещё Маше город показать, — ответил я.

— Как будто есть что показывать, — усмехнулся Влад.

— В любом случае погуляем. Так что да, давайте по домам.

— Ну всё, пока, — сказали друзья, как только мы вновь переобулись. — Мария, приятно было познакомиться. Ты очень хорошая девушка. Ну, исходя из всей доступной информации.

— Ой, взаимно. Вы тоже славные ребята, — сказала Маша и мы отправились домой.

Пожив несколько дней в городе, на выходных мы поехали на дачу. И даже забрали с собой Нюсю, нашу кошку, которая гостила на даче бабушки. Спустя час езды, мы наконец были на месте. Небольшой двухэтажный дом, терраса перед входом, маленькая банька, ну и куда же без грядок овощей и теплиц. Разгрузив вещи, я решил показать Маше свои владения:

— Вот здесь лук, чеснок, там поляна картошки, ну а здесь, как ты видишь, грядки клубники, — говорил я, указывая на «плантацию».

— Да у вас ты прям фермерство, — говорила Маша.

— Да ну, так, грядка того, грядка сего. И нет, мне не нравится копаться в земле, но приходиться. Впрочем, это, наверное, всё, что можно показать. Думаю кусты с ягодами и яблони в представлении не нуждаются. Пойдём переодеваться? — спросил я.

— Давай. А речка есть?

— Есть, но далековато, километров пять. Так что пешком особо не сходишь, — сказал я проходя мимо бочки с дождевой водой. — Ох, опять нападали.

— Кто нападал? — недоумённо спросила Маша.

— Да насекомые всякие, — ответил я, доставая из воды одного за другим барахтающихся жучков и прочих насекомых.

— А что ты делаешь?

— Достаю их из воды и скидываю на траву. Кто-то может оклематься. Если это какая-нибудь пчела или шмель, то беру травинку и поддеваю.

— Серьёзно? И даже всяких мерзких?

— Ну, мерзких я не знаю, есть бесячие. Типа овода или слепня. Кровопийцы чёртовы.

— И их тоже достаёшь?

— Ну, да. Конечно потом я их без зазрения совести прихлопну, как только сядут на меня, но из воды вытаскиваю. Такой мучительной смерти не заслуживает никто. Ты сейчас, наверное, подумала, что я псих какой-то, да?

— Нет, что ты! Просто это действительно странно… Но очень мило. Я не ожидала. И давно ты так делаешь?

— Ой давно. Лет десять, наверное. Каждый раз приезжаю на дачу и проверяю все бочки с водой. Просто помню, как те самые лет десять назад я приехал с бабушкой на дачу, а там в бочке с водой барахтался кузнечик. Даже не барахтался, а только изредка дёргал лапками. Я его вытащил, но он почти не шевелился, и к вечеру умер. Потом я его похоронил. Да, странно, понимаю, но я тогда был ребёнком. Так что мне можно было.

— Нет-нет-нет, Вань, это здорово! Это неожиданно, но очень классно. К тому же это подтвердило мою теорию.

— Теорию о чём?

— О том, что ты всегда был добрым и сострадательным.

— Ой не всегда, ой не всегда.

— И опять ты оставляешь меня в недоумении. Можешь рассказать наконец?

— Не сейчас. Но обещаю, что очень скоро. Может сегодня, может на этой неделе. Не знаю. Но обещаю, что всё тебе расскажу. Если тебе действительно интересно моё прошлое.

— Конечно интересно! Спрашиваешь ещё.

— Хорошо, тогда и твоих парней обсудим. Договорились?

— Принято, — сказала Маша и мы пошли в дом.

— Так, стоять. Сначала мыть руки, — скомандовал я, и увлёк Машу за собой к умывальнику.

Начав мыть руки, я увидел на умывальнике муравья. Он ползал туда-сюда по оцинкованному литровому баку, не зная куда деться. Что он здесь делает? Зачем сюда забрался? Хм, видимо где-то неподалёку есть муравейник, а он оттуда отбился. Ну, судьбе отбившегося от «семьи» муравья не позавидуешь. Только я об этом подумал, как муравей не соскочил, нет, а натурально оттолкнулся от умывальника и полетел вниз в раковину, а с неё в смыв и дальше по трубе. Что это было? Самоубийство? Почему он бросился в слив?

— Вань, ты чего завис? — спросила меня Маша.

— Маш, а ты не знаешь, почему Настя бросилась с моста?

— Что? Да уж, сегодня ты меня точно удивляешь. Если честно, то смутно. У неё же там были проблемы и с парнем, и на учёбе, и в семье. Всё накопилось. Ты ведь не хуже меня знаешь.

— Это да, но что движет людьми в этот момент? Почему они выбирают именно такое решение проблемы? На самом деле трудный вопрос, хотя и кажется простым. Наверное, на него нельзя ответить точно, не очутившись на месте самоубийцы.

— Да, наверное, ты прав. Но лучше не стоит оказываться на их месте. А что вдруг ты спросил?

— Да тут муравей решил покончить с собой.

— Что?

— Ну, он взял и спрыгнул с умывальника прям вниз.

— Воу. Хорошо. Я поняла. Эм, давай уже в дом. Я обедать хочу.

— Да, конечно. Я тоже проголодался, — сказал я и уступил место за умывальником Маше.

— Мф, пап, — сказал я, уминая вкуснейший шашлык, — да и мам, мы бы хотели с Машей остаться тут на неделю.

— Что? Остаться здесь без нас? — спросила мама.

— Ну да. Вдвоём.

— Точно, а ещё мы бы могли покрасить дом, — сказала Маша.

— Покрасить дом? Я вроде собирался во время отпуска, — сказал папа.

— Пап, ну смотри, ты хотел ещё забором заняться в отпуске, так что можешь не успеть. Краска, кисти, валики ведь здесь есть?

— Да, я в принципе всё приготовил. Но вряд ли получится.

— Почему?

— Я следующую субботу работаю. До утра воскресенья. А значит мы с мамой приедем к вам только в воскресенье днём, чуть-чуть посидим и поедем.

— Ну, — сказал я и мы с Машей переглянулись. Она одарила меня миловидной улыбкой и кивнула в знак согласия наших мыслей, — тогда не на одну неделю, а на две останемся. В воскресенье вы нам продуктов привезёте и всё нормально. За две недели мы точно успеем покрасить, а потом я помогу тебе с баней. Хорошо?

— Покраска дома ведь лишь предлог для того, что остаться наедине? — спросил папа.

— Конечно, чего уж тут греха таить.

— Что скажешь? — спросил папа, обращаясь к маме.

— Ну, насильно мы их вряд ли в город загоним, да и пусть побудут на свежем воздухе. Да и чего им в городе делать. Пускай отдыхают. Но чтобы за две недели дом выкрасили! — сказала мама и шуточно погрозила нам пальцем. — А-то знаю я вас, молодых. И ещё поливать надо будет.

— Ура! — воскликнула Маша.

— Спасибо, мам, — сказал я.

— Ну ладно, давайте кушайте, а то за разговором поди всё остыло.

Весь следующий день мы с Машей только и ждали, когда останемся одни. После обеда родители стали собираться к отъезду.

— Ладно, мы поехали. Вы тут это, ничего не спалите, работайте в меру, отдыхайте, что самое важное, с умом, — сказала мама.

— Мам, говоришь так, будто мы не через неделю увидимся, а через полгода.

— И то верно, — сказал папа. — Всё, надо ехать. Еда у вас есть, если что сготовите сами что-нибудь. Ну и как сказала мама, отдыхайте с умом. Ты Ваня за главного. Всё, поехали. Закрывай ворота за нами.

— Ну что, теперь всю неделю только ты и я? — сказала Маша, когда мы помахали родителям на прощание.

— Именно так. Только мы. Ну и ещё наша кошка Нюся, — сказал я, и Маша улыбнулась своей фирменной, яркой как тысяча лампочек улыбкой, и обняла меня сзади.

— Здесь здорово, — сказала она мне на ушко.

— Будет ещё лучше, — повернув голову, ответил я Маше и поцеловал её.

И вот так, словно на крыльях незримого ветра мы вошли в новый день. Пора было приниматься за самую приятную работу в мире.

— А в какой цвет будем красить дом? — спросила Маша после завтрака.

— Там не понятно какой. Ну, то есть для меня непонятный. То ли жёлтый, то ли охра, то ли оранжевый. Начнём красить и поймём. Ты чем будешь красить, валиком или кистью?

— Кистью. А краска только такая?

— Да. Ну и ещё есть белая эмаль. А что?

— Да я просто подумала, что мои навыки можно применить и здесь.

— Маш, малярство очень далеко от рисования, — смеясь сказал я.

— Хорошо. Но как мы закончим основную покраску, я нарисую ромашки.

— Хорошо, художник, держи кисть и вперёд. Я пойду музыку включу, чтобы не было скучно.

— А разве нам будет скучно?

— Ну, покраска больших площадей — занятие весьма муторное и утомительное. А, у тебя акцент был на слове «нам»? Извини, не понял. Но с музыкой будет всё же повеселее.

— Какую музыку?

— А какую тебе хочется?

— Я бы послушала что-нибудь бодрое, ритмичное и танцевальное.

— Отлично, заказ принят. У меня есть подходящий плейлист для этого. Я сейчас магнитофон вытащу и включу. Можешь пока начинать красить, — сказал я и пошёл подключать музыку. Вернулся я к Маше и умилился. Она не красила, а рисовала. Она держала кисть лишь тремя тоненькими пальчиками, аккуратно обводя обналичники окон. Получалось очень изящно и весьма потешно, учитывая то, что нам нужно покрасить весь дом. Закончив с обналичниками, Маша перешла непосредственно к обширной площади дома. Пока она опускала кисть в банку с краской, я гадал, сейчас она будет красить или опять рисовать? Когда же Маша начала вновь точно выверенными, грациозными движениями «красить», я не смог сдержать смех.

— Что? Что тут смешного? — возмутилась Маша. — Мне кажется мы тут и за две недели не справимся. У меня уже рука начинает болеть. Давай помогай.

— Мань, ты же не на рисовании, — сказал я, подойдя к ней. Я встал сзади и взял руку девушки, — вот, смотри. Не тремя пальчиками, а всей кистью держишь. И движения сильные, размашистые.

— Ух, да так же неинтересно. Пропадает всякий интерес. Ты же просто водишь кистью туда-сюда и всё!

— Поэтому я и включил музыку. И давай ты лучше валиком поработаешь.

— Да подожди, я поняла, как надо.

— Маш, дело не в том, поняла ты или нет, просто так у тебя рука быстрее устанет. Валиком просто проще. Да и я забыл тебе сказать, что кистью лучше пройти только места стыка досок. Этакие ложбины. А плоскую поверхность лучше пройти валиком. Ну что, согласна?

— Согласна, — сказала Маша и работа пошла. — Не знала, что ты ещё и «рукастый».

— Да брось, я почти ничего не умею. Просто меня каждый год просят что-то покрасить. А, да, всё, что покрашено на участке — моя работа.

— И дом?

— И дом. Но дом вместе с папой. А так всё сам.

Работа кипела. У Маши проснулся тот неукротимый энтузиазм, который в своё время меня поразил. И влюбил, скорее всего. Так что Маша решила покрасить дом во что бы то ни стало до приезда родителей. К середине июля погода разгулялась, так что Маша переоделась в купальник, тогда как я сбросил футболку. И вот в таком виде мы буквально летали вокруг дома. А иногда и действительно летали. В один из дней, я услышал чириканье на одной из пихт около дома. Недолго думая я установил лестницу-стремянку и полез на верх.

— Ну что? Гнездо? — доносился снизу голос Маши.

— Да не просто гнездо. Птенчики! Дрозды, — сказал я.

— Птенчики? Вот класс! Какие они?

— Ну, их много. Так, подожди, сейчас посчитаю. Три, нет четыре. И здоровые такие! Хорошо их мамка откормила. Пока что вместо перьев пушок, но наверняка скоро оперятся и улетят, — сказал я и начал слезать, но тут же остановился. Отсюда, с высоты в метра этак четыре открывался потрясающий вид. Мягкое солнце, которое уже не жгло, как в первой половине дня, медленно садилось. Своими нежными лучами, проступающими через будто шёлковые иголки молодой пихты, оно будто гладило меня с материнской заботой и любовью.

— Ну ты чего там, долго? Я тоже хочу посмотреть, — сказала Маша, тем самым выведя меня из созерцания прекрасного и лёгких дум.

— Хорошо, сейчас спускаюсь. Оттуда просто хороший вид, — сказал я и через несколько секунд оказался на земле. — Ну что, вперёд. Обещаю под юбку не заглядывать.

— Вот ведь шутник, — сказала Маша, но всё-таки посмеялась над моей шуткой.

— Ну как? — спросил я, когда Маша оказалась на вершине.

— Подожди, мне надо чуть повыше забраться, чем тебе. Вот, так нормально. О бозечки, какие они милые! — завопила от умиления Маша. — Они прям такие ути-пути. Так бы и погладила!

— Маш, не надо. Птицы…

— Да, знаю, — грустно сказала девушка, — птицы потом чуют человеческий запах на своих птенцах и больше не кормят. Эх, жаль. Ну ладно, я спускаюсь.

— Давай. Если что — не бойся, лестница стоит надёжно. А если прям совсем плохо, то внизу ждёт приятная и мягкая подушка.

— Это ты про себя? — спросила, улыбнувшись Маша. — Ну, тогда точно стоит упасть. Ой, подожди, они мордашку запрокинули. И заорали! Видимо маму зовут.

— Ладно, Маш, спускайся. При тебе мамаша их не покормит, — сказал я, как вдруг откуда-то с дальних высоких сосен полетел прямо на нас огромный тучный дрозд. Он стремительно пикировал на Машу. Не успел я сказать и слова, как она крикнула от испуга и полетела вместе с лестницей вниз. Время как будто замерло, а я двигался в слоу-мо режиме. По неясной для меня причине, Маша оказалась дальше, чем я предполагал, так что мне пришлось сделать ещё один шаг, чтобы успеть подхватить её. Есть, поймал! Однако радость моя была недолгой, если так можно выразиться, ведь всё это происходило за доли секунды. Я не успел приставить вторую ногу во время шага, а опоры в виде одной ноги при таком импульсе сверху мне не хватило. И вот я уже лечу вперёд, держа Машу на вытянутых руках. Бам!

— Ааа! — продолжала кричать Маша, когда уже успела приземлиться на меня. Однако спустя какую-то секунду уже встала и не отряхиваясь стала помогать мне встать. — Ваня! Ты как?

— Мф, н-нормально, — сказал я, но из носа уже сочилась кровь. Опустив голову, я осмотрел себя и заметил, что и колени ободрал в кровь. — Ты сама как? Цела?

— Нет. Да. Кажется да, цела. Боже, я такая трусиха, прости меня!

— Маш, все нормально. Я же всего лишь разбил нос и разодрал колени, делов-то. Поможешь только подлечиться?

— Ваня, как ты можешь такое спрашивать? А ну пошли живо в дом. Где у вас аптечка, — начала командовать Маша, так что мне только делать и говорить то, что она желала.

— Ты точно в порядке? — спросил я у Маши, когда она смачивала вату перекисью водорода, чтобы обработать мои ноги.

— Точно. А сейчас сиди смирно. Будет больно, — сказала Маша и начала аккуратно проводить смоченной ватой по моим ранам.

— Больно? Маш, ты что, раньше никогда не падала? — пошутил я.

— Ну, падала, но это было давно. И тогда было больно, между прочим. А ещё я хрупкая девочка, и сужу по своим впечатлениям, — казалось обиделась Маша.

— Да ладно, я же пошутил.

— Тоже мне шутки.

— Маш, ты что, так перепугалась? Высоты испугалась? Боялась, что разобьёшься?

— Глупенький, я за тебя испугалась. Ну, то есть сначала за себя, а когда почувствовала твои руки, то испугалась за тебя.

— Спасибо.

— За что? Это же ты меня спас. Это тебе спасибо.

— Спасибо, что заботишься обо мне.

— Эй, я за кем попало не забочусь, а ты, между прочим, мой будущий муж. Так что за кем мне ещё заботится? А теперь не отвлекай меня, а-то вату вместо носа вставлю в рот.

— Тебе лишь бы вставлять, — несмешно пошутил я, из-за чего получил лёгкий удар в плечо.

— Ваня!

Так и проходили следующие несколько дней. Однообразно? Может быть. Но я бы всё отдал, ради такого однообразия. Просыпаться от того, что смысл твоей жизни гладит тебе волосы, смотреть в бездонные зелёно-голубые глаза и расплываться от счастья. Что может быть блаженнее этого? Прекраснее этого в жизни нет.

— Да, хорошо мамочка. Обязательно передам. Ну всё, давай, пока, — сказала Маша, разговаривая по телефону, — Вань, тебе привет от мамы.

— Тоже передавай привет, — сказал я, пока Маша не положила трубку.

— Ну, кажется она не сильно волнуется. Вроде спокойна, — сказала Маша.

— Отлично. Ну у твоей мамы и нет повода волноваться. Ты же со мной.

— Это точно, — ответила Маша, улыбнувшись мне и начав что-то печатать на телефоне.

— Подружки? — поинтересовался я.

— Почти, — неуверенно ответила Маша.

— Почти? Это как? — усмехнувшись сказал я.

— Ну, это значит, что не подружки, — тихо говорила девушка.

— Оу, Маш, я понял. У каждого свои секретики, всё понимаю.

— Да нет тут никаких секретов, — раздражённо сказала Маша. — Это мой отец. Увидеться хочет.

— Вот оно как. А что не так? Не хочешь с ним встречаться?

— Да не то чтобы не хочу. Просто мне скорее всего придётся уехать раньше тебя. А я, как ты понимаешь, этого не хочу.

— Мда, понимаю, — только и сказал я. Эх, опять нас с Машей разлучают. — Слушай, а что там с обедом?

— А, да, сейчас, — сказала моя принцесса и упорхнула на кухню, с которой принесла кастрюлю вермишелевого супа.

— Эм, Маш, мне кажется, или что-то не так?

— Ну, может быть.

— Какой-то он густой, тебе не кажется? — сказал я и прямо-таки воткнул ложку в суп. Ложка осталась стоять.

— Ну, самую малость. Вань, я не знаю, я вижу, что суп слишком жидкий, ну и добавила туда ещё вермишели. Потом смотрю, а он все равно жидкий, а вермишелевый суп таким быть не должен, ну и добавила ещё. А он вот каким густым получился, — говорила Маша быстро и взволнованно.

— Ну, макаронам свойственно разбухать в воде. Не волнуйся, всё хорошо. Тем более хорошо, что это не увидела моя мама. Так что не переживай, моё ты чудо. Всё хорошо, — сказал я и обнял Машу.

Оставалось пара дней до приезда родителей. Мы закончили все дела, поужинали.

— Маша, спасибо за ужин, — сказал я, выходя из-за стола.

— Пожалуйста. Вань, мы можем поговорить? — спросила Маша, а в ответ я лишь вздохнул.

— Маш, моя жизнь не была интересной, о ней нечего рассказывать.

— Вань, я хочу знать. Я ведь люблю тебя. А ты совсем ничего не говоришь о своём прошлом.

— Да потому что оно тяготит меня. Потому что моя жизнь оказалась поделена на две части, а поделена она оказалась встречей с тобой. Есть жизнь «до», и есть жизнь «после». И жизнь «после» мне нравится куда больше.

— Хорошо, если хочешь, то давай я начну, — сказала Маша и не дожидаясь моей реакции начала говорить. — Как ты знаешь, я воспитывалась в неполной семье. Отец рано ушёл из дома. Помнишь наш концерт? Как я заплакала, когда играла «свою любимую мелодию»? Ни черта она не любимая. Отец попросил её сыграть, перед тем как уйти якобы в магазин. Я сыграла. А он расплакался и обнял меня. Я удивилась, но через несколько дней мама сказала, что он не вернётся. Что он решил уйти из нашей семьи. Поэтому эта композиция и вызвала у меня слёзы.

— Маш, я не знал, — робко и тихо сказал я. — Но почему ты решила сыграть именно её?

— Не знаю. Наверное, потому что именно её я играла в последний раз, когда мужчина попросил меня что-то сыграть. Ты сидел там же, где и он, и на меня нахлынули воспоминания.

— Мне жаль, что так вышло, — сказал я и накрыл руку Маши своей.

— Но так вышло. Сейчас у него другая семья и мы видимся пару раз в год. Но всё хорошо. Он не жалуется, у мамы всё отлично, а я встретила тебя. Так что может так нужно было? Я не знаю. Вскоре после ухода я познакомилась с парнем в садике. Никита. Он был из выпускной группы. Ему 8 лет, мне 5. Мы общались, дружили, гуляли вместе. Хотя он был из не самой благополучной семьи, как мне говорила мама, но мне было всё равно. Он мне нравился. Наверное. Потом мы начали даже встречаться. Опять же, наверное. Насколько можно говорить об этом в отношениях детей. Прогулки за ручку, невинные поцелуйчики в щёчку. Всё как у всех. Он был очень милым. С дня нашего знакомства он всегда был добрым и внимательным ко мне.

— Он… — сказал я, так как Маша сделала долгую паузу.

— Нет, он не умер. Насколько я знаю. На своё 14-тилетие он пригласил меня в гости. Там было ещё несколько парней. Его друзья. Всё было вроде бы хорошо, болтали, шутили, играли на приставке. Но в один момент Никита позвал всех в свою комнату, чтобы показать, что ему подарили родители. Он взял меня за руку и повёл за собой. Его друзья шли за нами. Как только мы с Никитой вошли в комнату, его друзья закрыли дверь. Я попыталась открыть, но у меня ничего не выходило. Они держали её.

— Маш, я с тобой. Ты можешь этого не говорить.

— Вань, неужели ты не понимаешь? В раскрытии души и есть любовь. А это я не рассказывала никому. Даже маме. Они заперли меня. А Никита подошёл ко мне, и прижав к этой двери поцеловал в губы. Затем он начал касаться меня. Везде. Я попыталась вырваться, но он взял меня за руки и кинул на диван. Он что-то говорил о том, что любит меня, а я люблю его. И что так делают все, кто любит. Он… Он начал раздевать меня. Я начала кричать, но он заткнул мой рот одной рукой. Коленом он придавил мне живот, а другой рукой снимал юбку. И трусики.

— Нет! — крикнул я и ударил кулаком по столу. — Животное! Мразь! Я… Я… Боже, Маш, что ты пережила? Моя дорогая!

— Ваня! — вскрикнула Маша и кинулась мне в объятия. — Мне было так страшно. Так страшно. Он уже снял свои штаны и надрачивал свой член, чтобы изнасиловать меня. В этот момент я укусила его руку и вскочила с кровати. Взяв с письменного стола канцелярский нож, я стала угрожать Никите. И кричала. И плакала. Так громко, что эти дибилы испугались соседей и открыли дверь. Дали мне одеться. Я уже не могла переодеваться где-то закрывшись, так что пришлось переодеваться при них. Со слезами, вся в истерике я выбежала из дома. Я боялась рассказывать маме. Боялась, что станет меньше меня любить.

— Но Маш, это ведь не так.

— Я знаю. Но мне было 11 лет. И я не рассказала. Некоторые дружки Никиты учились в одной школе со мной, так что мне пришлось переводиться. Даже специально поругалась с классной, чтобы у мамы был повод перевести меня в другую школу. Разумеется, что после этого я и на пушечный выстрел не подпускала парней к себе. Шестой, седьмой, восьмой класс. Подружки начинали уже встречаться и хвастаться тем, как у них всё хорошо. Мне же было всё равно. Я считала всех парней козлами, которые хотят изнасиловать меня. Так я считала 3,5 года.

— А что изменило твой взгляд?

— Глупенький ты мой, я ведь встретила тебя!

— Ох, никогда бы не подумал, что способен изменить какое-то мнение о целой группе людей. А почему?

— Ну, все эти 3,5 года меня вокруг меня весьма часто крутились парни. Помогали с уроками, надеясь, что таким образом они мне понравятся. Звали на свидания. Угощали сладким, мороженым. Делали комплименты. Опять же, всё как у людей.

— А чем же я тебе приглянулся?

— А всё просто. Приглянулся ты мне тем, что бесил меня. Знаешь, за всё время я ни разу не видела такого хамского отношения к себе. Имя своё называть не хочешь, на диалог не идёшь, грубишь, всем своим видом даёшь понять, что я тебя бешу.

— И что, в этом был весь секрет? Быть с тобой грубым? Не верю.

— И правильно делаешь. Я ведь рассказывала тебе, что в твоих поступках увидела настоящее желание помочь. Доброту. Этим ты меня и зацепил. Если все были вежливы со мной, но при этом гнилыми внутри, то ты оказался полной противоположностью. Ты делал вид, что ты весь из себя бессердечный и чёрствый, но на деле показывал, что ты очень хороший. Не парень, а в первую очередь человек. Вот и всё.

— То есть если бы я был вежлив с тобой, то ты не кинулась тыкать в меня пальцем у выхода поликлиники?

— Скорее всего да. Но ты не был бы вежлив со мной. Потому что… Ну и как ты понял, сейчас мы должны плавно перейти к твоей истории.

— Да Маш. И мне жаль, что тебе пришлось перейти всё это.

— Да, мне тоже жаль. Раньше у меня были панические атаки из-за этого случая, но с тобой они закончились. А значит ты — тот самый. Мой.

— Конечно твой. И ничей больше. Только твой. Навеки, — сказал я и поцеловал Машу.

— Теперь твоя очередь рассказывать слёзо-выжимательную историю, — сказала Маша, смахивая слёзы со своего лица.

— Да, теперь моя очередь. Даже не знаю с чего начать.

— С переломного момента?

— Да, может быть. В общем-то я хорошо учился. После начальной школы пошёл в математический класс. Но душа всегда лежала к биологии. Поэтому после трёх лет обучения профильной математике, перевёлся в биологический класс. Но и там душой не задержался. Лет в пятнадцать, как тебе сейчас, я стал задумываться о смысле жизни. Кто мы? Зачем мы живём? Ответов я не находил. Мне казалось, что жизнь бессмысленна, а если смысла в жизни нет, то зачем и жить? И тогда я загорелся идеей. Идеей смерти. Нет, я не про самоубийство. Я не хотел убивать себя, я хотел, чтобы меня убили. Поэтому тогда я стал задумываться о карьере военного. Чтобы меня послали куда-нибудь в горячую точку и там убили. Смерть храбрых, все дела. Несколько бессонных ночей, мокрая от слёз подушка. Да, я хотел умереть. Но недолго. Где-то полгода. Потом меня по башке ударило другими мыслями. Дело было на 9 мая. Мы с родителями пошли на кладбище, почтить память наших родственников, которые погибли на войне. И знаешь, что я тогда понял? Что они — герои. Герои, но о которых мы вспоминаем только в их день рождения и смерти, а также 9 мая. Всё. А память — это всё, что останется после нас. Так что же остаётся, умереть, чтобы тебя вспоминали лишь два раза в год самые близкие родственники? И то, вспоминать будут лишь несколько следующих поколений. Через сто лет после смерти, тебя даже родственники по прямой линии забудут. И ты навсегда окажешься стёртым из истории человечества. Что ты был, что тебя не было.

— Прямо как в мультике «Тайна Коко», — тихо сказала Маша.

— Да, прямо как там. Человек умирает тогда, когда о нём забывают. Но до этой мысли я дошёл не только раньше, но даже и сам. Хотя позже и встречал эту идею у философов давно минувших дней. Короче говоря, в тот момент я понял, чего хочу. Бессмертия. Конечно не физиологического, а духовного. Сделать так, чтобы меня никогда не забыли. На миг вернулась идея с благородной смертью. Умрёшь героем в горячей точке, в родном городе переименуют улицу в твою честь и всё, миссия жизни выполнена. Но, однако я довольно быстро отогнал этот план на жизнь, ведь улицу могут потом спокойно переименовать обратно. А это меня не устраивало. Где-то неделя тяжёлых дум. Как мне стать известным? Как обрести славу? Как стать бессмертным? И тогда я нашёл ответ: политика. В политике бессмертие не всегда зависит от обстоятельств и от твоих личных качеств. Даже если ты был никчёмным премьер-министром, тебя будут помнить вечно, ведь ты был вторым лицом государства. И вот, летом после 9 класса я ударился в политику и философию. Знаешь, что самое забавное?

— Эм, нет, — робко сказала Маша.

— Я не думал о том, каким политиком стать. То есть авторитарным или либеральным. Мне было всё равно. Но вот я захожу в книжный магазин и беру книги, которые самим названием говорят о том, что они про политику.

— Что за книги?

— «Государь» Макиавелли, «Государство» Платона и «Политика» Аристотеля. И начал я с Макиавелли. Ну а дальше понеслась. Если вкратце и понятно, то Макиавелли проповедовал жёсткий и беспринципный метод ведения власти. Даже не ведения, а сохранения. Именно ему приписывают фразу «Цель оправдывает средства». И я уверовал в это. Затем и Аристотель подоспел со своей критикой демократии. И я, как и он, начал верить и ждать аристократии. Грубо говоря это как демократия, только голосуют не все, а только избранные члены общества. Элита. Научная, творческая, военная и так далее. Это власть не плебеев, а патрициев, власть достойных.

— А что дальше?

— Ох, а дальше мне было этого мало, поэтому я вновь пошёл в книжный. Мне понравилась философия, поэтому решил взять кое-что посовременнее, нежели Платон. А знаешь, кто был тогда у меня на слуху? Ницше. И вот я беру томик сочинений Ницше, а в довесок с ним и историю Третьего Рейха более чем на 1000 страниц. Ну и опять же понеслась. Идея Сверхчеловека у Ницше, критика демократии и прочее. Затем я взялся за историю Рейха. Всегда была интересна эта тема, ведь на истории мы мало уделяли этому внимания. И как специально, в самом начале книги очень много ссылок на другую известную книгу. На «Мою борьбу»

— «Мою борьбу»? — недоумевая спросила Маша.

— На «Майн Кампф».

— Оу. Теперь понятно.

— Да, ну и как ты могла понять, я не удержался. Найти на самом деле проще простого. Ну и что, я начал читать и сам себе промывать мозги. К слову говоря, всё это время я усиленно готовился к ЕГЭ, чтобы поступить в лучшие вузы страны, а оттуда уже в политику. И надо сказать, что данная литература давала мне хороший стимул для подготовки. Но она меняла меня. Однажды Влад меня спросил, что я сделаю, если стану президентом. И знаешь, что я ответил? Что развяжу третью мировую. Возможно ядерную. Ведь зло помнят намного сильнее, нежели добро.

— Это видимо тот самый момент, о котором говорил Миша? Когда ты стал невыносимым человеком?

— Да. Я стал злее, жёстче, жажда власти полностью увлекла меня. Тщеславие. Честолюбие. Однажды, опять же Влад, спросил, готов ли я расстрелять всю школу, чтобы стать президентом? И я сказал да. Потому что цель оправдывает средства. Стать президентом — великая цель? Безусловно. А значит требуются и великие средства. Несколько сотен трупов как раз годятся для этого. В это время я ещё увлекался Наполеоном. Считал его легендой человечества. Пару раз были споры, так кое-кто не хотел считать его великим. Видите ли, нельзя стать великим, если ты убиваешь людей. Бред конечно. Если что, сразу говорю, что сейчас я не такой и всячески осуждаю насилие в принципе. А уж про нацизм и геноцид и говорить не стоит. Ну, ты меня знаешь. Я ведь лапочка.

— Да, лапочка. А почему бред?

— Потому что величие определяется последствиями жизни данного человека. Насколько сильно он повлиял на жизни людей и на какое количество людей. Это во-первых. А во-вторых, величие определяется трудностью выполненной работы. Вот смотри, Пушкин велик?

— Да, конечно.

— Хорошо, я согласен. Но из-за чего он велик? Из-за своих стихотворений и произведений, из-за создания русского языка, каким мы его знаем сейчас. За создание литературного русского. Но что труднее, написать стихотворение или убить человека?

— Эм, я не знаю.

— Короче говоря, хоть я и не схожу с ума по Наполеону, как пару лет назад, но всё же считаю его пятым человеком в истории человечества.

— А кто выше него?

— Иисус, Моисей, пророк Мухаммед, Будда.

— О как. Хорошо.

— Так вот, читая Гитлера, я уверовал в его риторику. Он писал о том, что ему суждено спасти Германию от евреев и коммунистов. Что сама судьба, само Провидение ведёт его по этому пути. Я тоже в это поверил. Что мне судьбою определено стать великим. Однако всей этой уверенности суждено было разбиться. Но об этом позже. В конце 11 класса, когда мои глаза уже были плотно закрыты жаждой власти и славы, я влюбился. Да, я и до этого влюблялся. Но там я лишь совершал глупые поступки и всё. Например, прийти на концерт к девушке, подарить ей цветы, а спустя пару недель узнать, что она не хотела со мной общаться и я её раздражал. Что она рада, что я наконец заткнулся. В средней школе подкатывал ещё к одной. Звал на свидания, но всё без толку. Хотя нет, толк был. Полнейший игнор. Мы были в одном классе, но она не могла даже произнести моё имя. Напоминает «одного известного блогера», «немецкого пациента» и так далее. Меня не существовало для неё. На протяжении трёх лет. Ох, как я мог забыть самое главное? Однажды пришёл к ней домой и подарил цветы. Как я позже узнал, в квартире был будущий её муж. Но это всё неважно. В 11 классе я влюбился, как раньше не влюблялся. Именно тогда я начал писать стихотворения. Самые первые стихи посвящены ей. Как мне казалось, я тоже был ей симпатичен. Но это только казалось. И вот июнь. А в голове в это время вырисовывается идеальная картина будущего — у меня всё получается с этой девушкой, я успешно сдаю экзамены и поступаю в один из самых лучших вузов страны. Я был уверен в этом. Что сейчас я совершу прыжок и окажусь на самой вершине. Но реальность всегда разрушает надежды. Экзамены я сдал весьма успешно, но не для меня. Топовым вузам пришлось помахать ручкой. И с девушкой ничего не вышло. Она даже не приняла моё предложение о танце на выпускном. И тогда я понял, кто я. Ничтожество, возомнившее себя тем, кем оно никогда не было и не станет. «Летай иль ползай, конец один. Все в землю лягут, всё прахом станет». Это цитата Горького стала моим девизом на первом курсе.

— Вань, извини что перебью, но почему ты не называешь тех девушек по имени?

— Потому что они не сыграли в моей жизни важную роль. К тому же в моей жизни есть только ты. Только ты одна.

— А что с надеждой? Неужели реальность всегда разрушает надежды?

— Мои — да. Поэтому я и боюсь надеяться. Надеяться на наше будущее. Боюсь, но хочу.

— Вань, у нас всё получится. Мы со всем справимся, — сказала Маша, и поднявшись на цыпочки поцеловала меня в лоб. — А что с твоим увлечением нацизмом?

— Эту опухоль я удалил. Нацизм — идеология с лживой риторикой. Она находит тебя, когда ты слаб и предлагает простой способ стать сильным. Через агрессию, жестокость, презрение к другим людям. Но ты не становишься сильным. Ты всего лишь ещё дальше забуриваешься в свои проблемы. Это путь в никуда. Но я боюсь. Боюсь, что снова упаду в этот чан мизантропии. Стану вновь ненавидеть людей, желать перебить всех и так далее. Вернусь в это состояние, которое рвёт душу на части изнутри.

— Вань, пока я с тобой, этого точно не будет. А с тобой я буду всегда.

— Да, всегда… Знаешь, меня ведь трудно назвать хорошим человеком. И порой я задаюсь вопросом: за что мне такое счастье? Чем я заслужил тебя? Может я вообще тяну тебя на дно?

— Вань, ну хватит, что ты такое говоришь? Мы ведь уже с этим определились. Ты — хороший человек. Но да, ты тянешь меня. Но не на дно, а на самую вершину блаженства. И это чистая правда, — сказала Маша и поцеловала меня в щеку.

— Да, это правда. Мы любим друг друга. Мы счастливы. А это самое главное. Так что пора заканчивать с рассуждениями о нацизме и прочей ерунде. В конце концов, нацизм — язва. Но как тема, с которой можно посмеяться, мне нравится, — сказал я и улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. — И да, Маш, первый поцелуй в моей жизни был тогда, на новый год. С тобой.

— Ты ни разу до этого не целовался?

— Нет. Я же сказал, что я ничтожество. Вернее был им.

— Вань, прекрати так говорить, — строго сказала Маша. — Ты никогда не был ничтожеством. Тебе не везло, ты совершал ошибки, но ты не был ничтожеством. Да и как ты определяешь свою ничтожность? То, что у тебя не было девушки? Так зато теперь у тебя есть я! Неужели ожидания того не стоили?

— Шутишь? Любовь всей моей жизни. Это ты. И пусть провалятся к чёрту все те, кто меня отшивал. Ведь я сейчас здесь, с тобой, а большего мне и не надо.

— Ну вот, другое дело! А представь, если бы ты был занят, был в отношениях? У нас бы с тобой ничего не вышло.

— Погоди, но я ведь был бы в отношениях…

— Да ну, не обижайся, но вы бы разбежались через несколько месяцев. Обычная ссора, бытовуха. Мы-то ведь другие. Мы созданы друг для друга. Как ты там говорил, «тебе судьбою предначертано стать великим»? Значит нам судьбою суждено быть вместе. А от судьбы не уйдёшь. Так что это наоборот хорошо, что у тебя никого не было до меня. А у меня по сути никого не было до тебя. Неужели ты бы хотел променять меня на успех в школе среди девочек?

— Да ни разу! Они вместе взятые и близко с тобой не стоят.

— Вот то-то же. Ты считал себя ничтожеством, потому что не поступил в вуз мечты? Так вуз ведь мало влияет на нашу будущую жизнь. Если ты хочешь быть политиком, тебе вовсе не обязательно заканчивать МГУ или МГИМО. И опять же, уехал бы ты в Москву, мы бы не встретились с тобой. Так что всё, ты не ничтожество и никогда им не был. Это Вам ясно, мой рыцарь?

— Да, моя принцесса, — сказал я и притянул Машу для поцелуя. — Я люблю тебя.

— Я люблю тебя вечную бесконечность, — сказала Маша перед ответным поцелуем, запустив руки мне под футболку и как будто отталкивая. Вскоре моя футболка оказалась на полу.

— Маш, — тяжело дыша говорил я, — что ты делаешь?

— То, чего мы оба хотим, — сказала девушка, продолжая целовать меня и толкать в направлении кровати.

— Маш, нам… Нам ведь нельзя.

— Ты сказал, что мы не будем скрывать наши отношения, не дадим их ограничивать. Я не хочу прятаться и ждать. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, но…, — говорил я, тогда как мои рубки скользили по хрупкой фигурке девушки, снимая её футболку, оставляя в одном нижнем белье.

— Вань для нас нет никаких «но». Есть только мы и наши желания. И я этого хочу? Неужели ты… Не хочешь?

— Маш, я хочу. Но боюсь.

— Не бойся, ведь мы вместе, — сказала Маша, повалив на кровать и усевшись на меня сверху. — Никто об этом не узнает. А если и узнает, то через три месяца у меня день рождения, и это не будет играть никакой роли.

— Да, — сказал я и устроил руки на груди Маши. В следующее мгновение она расстегнула бюстгальтер, и он отправился куда-то в кресло, оголив прекрасное тело.

— Ты великолепна, — прошептал я.

— Да? А…

— А твои перси просто восхитительны, — сказал я, и Маша засмеялась и затряслась, сидя у меня на поясе, отчего жар пронёсся по всему телу.

— Вот и мой поэт проснулся, — сказала Маша и поцеловала меня в шею.

Блаженная пора. Мы словно Адам и Ева в раю. Нагие и без всякого стыда. Потому что любим друг друга. А любовь естественна. И чего нам стыдиться? Наших чувств? Моих чувств к этому ангелочку, который мирно спит на моей руке, укрытый тонкой простынёй? Нет, никогда.

— Доброе утро, милый, — сказала проснувшаяся Маша.

— Доброе утро, моя прелесть, — сказал я и поцеловал девушку в носик. — Как спалось?

— Лучше, чем когда бы то ни было.

— Мне тоже. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя сильнее, — сказала Маша улыбнувшись.

— А я сильнее сильного. Что ты мне скажешь на этот счёт?

— Скажу, что я хочу в туалет, — сказала Маша и засмеялась.

— Вот это я понимаю аргумент. Научишь меня риторике?

— Ага, только все уроки в кровати, — сказала Маша, встав и обмотавшись покрывалом, которое сдёрнуло с меня.

— Эй! А мне?

— А у тебя трусы есть.

— А может я хотел римскую тогу?

— Ну что я могу сказать? Не судьба, — проговорила Маша и буквально полетела.

Я последовал за ней на улицу. Словно точёная фигурка Афродиты, совсем босиком она порхала по утреннему лугу. Хорошо, что сейчас будни и соседей нет. А-то ведь влюбились бы! Она кружила вокруг клумб с цветами и вдыхала пьянящий аромат жизни. Проходя мимо бочек, она опустила ручку, и достав жучка, опустила его на землю.

— Я счастлива! — закричала Маша, глядя на небо и кружась на месте.

Боже, если ты есть, спасибо тебе за неё. Спасибо.

Вернулись родители. Суббота, банька.

— Так, ну что, Ваня иди в баню, я скоро приду, — сказал папа.

— Эм, пап, — замялся я.

— Сейчас тебе всё чистое дам, — сказала мама.

— Мам, пап, идите в баню. Ну, вместе, — сказал я.

— А ты?

— Я вместе с Машей, — сказал я и наконец поднял глаза на родителей.

Они сначала опешили. Затем стали переглядываться друг с другом. Сглотнули слюну. Сказали что-то вроде «хорошо», и засобирались.

Да, мне было хорошо. Нам было хорошо. Но ничто не длится вечно. Вот и в начале августа Маше пришлось возвращаться домой. Отец хотел с ней повидаться. Странно, но Маша практически не рассказывала о нём. Ладно, расспрошу её как приеду. Я хотел было ехать с ней, но мы подумали и решили, что небольшая и недолгая разлука будет только нам на пользу. Тогда я вспомнил разлуку на Новый год и нашу встречу. Да, я думаю это будет нам в плюс. Но как только Маша уехала, я должен был выдержать натиск со стороны родителей.

— Ты хоть думал головой? — строго спросил папа. — Это ведь преступление! Так сильно секса захотелось, что не выдержал нескольких месяцев?!

— Это не я. Это она захотела.

— А ты хоть и старше, но что-то не шибко умнее, да?

— Успокойся, — сказала папе мама.

— Мам, пап, мы любим друг друга. Она этого захотела и сказала мне. Этого хотел и я. Никто об этом не узнает, не бойтесь. Не переживайте за меня, а лучше поддержите.

— Да, сынок, прости нас. Просто это всё странно. Мы любим тебя и всегда поддержим. Просто вдруг она…

— Нет. Она не такая. Она — полная противоположность. Я не понимаю, неужели так сложно поверить в то, что сын наконец счастлив? Что его полюбила девушка небесной красоты и ангельских помыслов? Не все девушки такие, вы же знаете.

— Да, не все такие. Прости ещё раз. Я погорячился, — сказал папа. — Мы с мамой рады, что ты счастлив. И желаем тебе всего самого лучшего с этой девушкой. Мы видели, что вы без ума друг от друга. У неё гормоны и первая любовь, а у тебя первая любовь, да и к тому же ты романтик. Я давно не видел тебя таким довольным жизнью. Я рад за тебя, сын, — сказал папа и протянул руку. Я пожал её, и мы крепко обнялись.

Я побыл дома ещё пару недель и двинулся в Питер. Родители, как всегда, успели ко мне вновь привязаться и отпускали очень неохотно. Однако я успокоил их насколько это возможно тем, что в Питере я в надёжных руках. Усевшись на боковое сиденье в вагоне, я вспомнил как ехал в Питер два года назад. Да, два года прошло, и сколько всего изменилось. Если тогда я ехал за славой, то сейчас еду за любовью. Даже не за любовью, а к любви.

Глава 14

Маша вновь встречала меня. И вновь прыгая на меня от радости. Как же долго у нас длится конфетно-букетный период! Такое ощущение, что он может длиться вечно. И это здорово. Мы не устаём друг от друга, напротив, мы всё продолжаем наслаждаться нами. Короткая разлука действительно пошла нам на пользу. Мы соскучились друг по дружке. Мы соскучились по тому, чтобы ходить за ручку по Невскому, при этом целуясь у всех на виду и от души смеясь. Так что сейчас мы всё это навёрстывали. Получалось у нас замечательно. К сожалению начавшаяся учёба сократила время нашего времяпрепровождения, но почти каждый вечер мы были вместе. С Машей я и забыл, что могут существовать какие-то проблемы. Да и в самом деле, какие могут проблемы, если мы вместе и любим друг друга?

— Вань, тут такое дело, — сказала, нервничая Маша.

— Только не надо меня разыгрывать тем, что ты беременна, пожалуйста. Это уже не актуальная шутка, — сказал я.

— Нет, я не про это. И нет, я не беременна. Ну, насколько я знаю. Ладно, я не про это. Мой папа хочет встретиться с тобой.

— Что? Твой папа? Зачем?

— Я не знаю. Понятия не имею. Скорее всего просто беспокоиться за свою дочку. Вот и решил поговорить с её «ухажёром».

— Хм, а есть что-то, о чём я должен знать?

— Ну, могу лишь посоветовать быть аккуратнее. Он капитан полиции.

— Ну ни хрена себе! Офицер полиции! Значит я буду на допросе?

— Я не думаю. Да и не все ведь полицейские такие суровые.

— Ага, а ещё не все коррумпированные и не все подкидывают наркотики неугодным людям. Кхм, ладно, так что, когда он там хочет встретиться?

— Может завтра в шесть?

— Можно. А ты будешь?

— Не, он хочет встретиться с тобой лично.

— Чёрт, я уже начинаю бояться.

— Да не бойся, я сказала ему, что ты чудо. Да и ты же милашка, понравишься кому угодно. Вон, маме сразу понравился. В первый день знакомства, как только ты ушёл, она сразу сказала, что ты славный парень. Но оговорилась, что немножко староват для меня.

— Это точно, — сказал я, смеясь, — я же тогда был ещё и небритый.

— Ага, но когда я на следующий день сказала маме, что тебе 19 лет, она успокоилась. Так что успокойся и ты. Он тебя не тронет.

— Ладно, но бронежилет всё же следует прихватить, как думаешь?

— Дурачок, — сказала Маша и поцеловала меня.

Мда уж, встреча с отцом Маши. Жутко. Жутко от того, что встреча наедине. Мне было бы куда спокойнее, если бы поговорили вчетвером: я, Маша, её мама и папа. Ладно, разок поговорю и всё. В конце концов, мне ведь даже не нужно будет врать. Просто скажу, что мы с Вашей дочкой любим друг друга и не можем представить жизнь друг без друга. Вот и всё. А что ещё нужно?

— Уф, давно не выбирался в подобные места, — сказал отец Маши, ставя поднос с едой из фаст-фуда на стол, — так как тебя зовут? Иван, на сколько я помню?

— Да, Иван. А Вас?

— Михаил Игнатьевич. Приятного аппетита, Иван.

— Спасибо, Вам тоже, — сказал я и принялся за еду. О чём говорить? И надо ли мне начинать разговор?

— Ну так что, ты студент, да? Сколько лет? Работаешь? Извини, это не допрос. Просто профессиональная привычка.

— Всё нормально. Да, я студент. 20 лет. Нигде не работаю. Сейчас вот буду устраиваться. Думаю официантом куда-нибудь. Может в кофейню.

— Официантом? Интересно. Говорят в кофейню ходят много одиноких девушек. Можно будет познакомиться.

— Эм, зачем мне с кем-то знакомиться? У меня много друзей.

— Ну, с девушками же знакомятся не для дружбы, верно?

— Эм, Михаил Игнатьевич, у меня есть девушка. А для окружающих я вообще женат. Видите? — сказал я и продемонстрировал левую руку, на безымянном пальце которой находилось кольцо.

— Кольцо? Зачем?

— Маша подарила на день всех влюблённых.

— Оно с гравировкой, как я погляжу. Что написано?

— «Моё счастье связано с тобой. Навеки.»

— Ух, красиво. Так что у тебя с моей дочкой?

— Мы любим друг друга.

— Хм, хорошо. А ты уже раньше встречался?

— Нет, у меня до Вашей дочери никого не было. Как будто я берёг себя для неё.

— Да, берёг. Так значит ты любишь её?

— Больше всего на свете.

— Ты бы женился на ней?

— Только на ней.

— Хорошо. Я рад это слышать. Ну что же, я доел, да и ты вроде тоже. Может пойдём? Немного ещё погуляем, поговорим. Не каждый день всё-таки приходится разговаривать с парнем своей дочери.

— Да, хорошо, — сказал я и встал из-за стола.

Мы отнесли подносы и пошли на выход. А мужик вроде действительно не такой уж плохой. И не страшный. Так что по всей видимости мои опасения были напрасны.

— Ты славный парень, как мне и говорила Маша. Славный. Для неё.

— Что? О чём это Вы?

— А ты меня за идиота не держи, ясно?! Думаешь я ничего не знаю о тебе, чёртов любитель порнушки? Может ещё и детское порно любишь?

— Что Вы несёте?! Какое ещё детское порно?

— От любителя малолеток это — меньшее, что я ожидаю.

— Любитель малолеток? О чём Вы блядь?!

— Я о том, что моя дочь больше не девственница. Озабоченный ублюдок!

— Заткнитесь! Это было наше обоюдное решение, а Маша выступила инициатором.

— Да, сваливать всю ответственность на девочку, как это по-мужски. Хотя какой ты мужик? Педофил сраный. Ты понимаешь, что я тебя могу подвесить за яйца и вздёрнуть на колючую проволоку? Посмотрим, как ты запоёшь про любовь на зоне. А там очень «любят» педофилов, ты бы только знал.

— Что, на своём опыте узнали?

— Ублюдок! Тебе сильно повезло, что я мент, и меня могут разжаловать, если пальцем тебя трону.

— Что, уже и погоны стали важнее якобы защиты чести дочери?

— Вот же мразь! Посмотрим, как запоёшь у меня.

— Это ты запоёшь, потому что с Машей любим друг друга. И не Вам решать, быть нам вместе или нет. Вы свой шанс упустили 10 лет назад, когда бросили Наталью Игоревну. Вы больше не главный мужчина в жизни Маши. Это я. Вы появляетесь в её жизни раз в год. Ваше время вышло. Так что увидимся через год, — сказал я и развернулся.

— Не боишься тюрьмы?

— Нет. Потому что я верю в любовь. И Вы как «мусор» должны знать, что тюрьма мне не светит. Если всё всплывёт, то я сделаю Маше предложение. А она согласится, будьте уверены. И мы поженимся. Но этого ничего не всплывёт. Вы не станете разрушать счастье своей дочери. А если Вы с ней хорошо общались, то знаете, что со мной она счастлива.

— Да, ты прав, — сказал Михаил и расплакался, — я видел, с каким воодушевлением она рассказывала о тебе. Я видел счастье в её глазах, когда она говорила о тебе. И я вижу это в тебе. Ты действительно любишь её. И ты готов на всё, ради неё. А я повёл себя как мудак. Прости меня. На работе я имею дело со всякой швалью, а потом узнал о том, что Маша встречается. А позже, когда я повёл её на осмотр к гинекологу, доктор спросил у меня, знаю ли я о том, что она не девственница. Я был в шоке. Кровь во мне взыграла, и подумал, что ты из тех любителей малолеток. Но теперь я вижу, что это не так. Ты не струсил, не поджал хвост, ты стал отвечать, стал биться за свою честь и за своё счастье, которое связал с моей дочкой. Прости меня ещё раз.

— Ох, я даже не знаю, что и сказать. Но ладно, я прощаю Вас, — сказал я и пожал протянутую руку.

Так мы и расстались. Михаил Игнатьевич пожелал ещё удачи на прощанье и всё, мы наконец разошлись. Я попытался выбросить всё это поскорее из головы, тем более близилась наша первая с Машей годовщина. Годовщина со дня нашей встречи. Маша сказала, что подарки не нужны, но это же годовщина всё-таки. Так что я ломал голову над подарком. Цветы? Да, конечно, но нужно что-то ещё. Что-то недорогое и памятное. Так, что у нас было в день знакомства? Ужин, обнимашки в подъезде, поликлиника, подвёрнутая нога. Точно, подвёрнутая нога! Идея бредовая, но реализовать её можно. Так, посмотрим, что можно сделать…

И я стою на этом судьбоносном перекрёстке. Ровно год назад моя жизнь изменилась. Я закрыл глаза, и стал перематывать весь тот день. Вдруг позади меня слабый крик, я обернулся и увидел упавшую Машу.

— Вы как? — спросил я, подойдя к Маше и присев на корточки.

— Ничего, но нога болит. И сердце, — ответила она.

— Тогда позвольте помочь Вам с этими проблемами, — сказал я и протянул руку девушке. Она взяла меня за руку и тогда я потянул её к себе, заключив в свои нежные объятия, — но боюсь с сердечными проблемами будут трудности.

— Можешь помолчать и просто поцеловать меня? — спросила, улыбаясь Маша.

— Я едва сдерживаюсь от этого.

— А нужно ли? — спросила Маша и мы сплелись в долгом и страстном поцелуе. — С годовщиной, любимый.

— С годовщиной, любимая.

Мы просто пошли по улицам окраины города, взявшись за руки. А нужно ли больше?

— Слушай, а вот помимо нашей встречи, какие у тебя самые памятные моменты из этого года? — спросила Маша.

— Самые памятные? Спросила бы чего полегче. Мы же столько пережили вместе, и все моменты памятные.

— А без меня есть такие моменты?

— Пожалуй только спасения Насти. Остальное всё связано с нами.

— Ну так что?

— Уф, твой день рождения, Новый год, выпускной… Это не честно, я не смогу выбрать только один момент. Да и вообще, я же сравниваю этот год со всеми предыдущими, а в этом сравнении каждый миг этого года является запоминающимся. А у тебя есть такой момент?

— Ну, наверное, да. Это перед Новым годом. Когда мы ходили и фоткались. И когда ты сказал, что эти фотки тебе нужны для приложений для знакомств. Я тогда плакала и не спала всю ночь. Но потом успокоилась, вспомнив, что ты и раньше пробовал, но у тебя ничего не получалось. Так что я просто надеялась, что у тебя не получится и в этот раз. А потом ты мне сказал, что уже сходил с одной девушкой на свидание и вы вроде договорились о новой встрече после праздников. Вот тогда я вся рыдала. Мама долго меня успокаивала. Я ведь понимала, что не могу соперничать с ней, с ними.

— Не можешь? Ты шутишь?

— Да ну брось, где моим формам до их? У меня грудь по сравнению с ровесницами-то маленькая, а уж…

— Так, притормози, — сказал я и прервал речь Маши. — Неужели ты думаешь, что для меня важны формы?

— Конечно нет. Но тогда я думала, что окончательно проиграла. Что она и красивее, и умнее, и сексуальнее. А ты взрослый, тебе хочется. Ну, этого, секса, — сказала Маша краснея, — и не надо закатывать глаза, это я тогда так думала! Так вот, она умнее, а значит тебе будет о чём с ней поговорить. Ну и как бы да, с ней ты можешь хоть в день свидания заняться, кхм, любовью. И тогда мне пришла в голову только одна идея о том, чтобы тебя удержать.

— Поцеловать?

— Да, поцеловать. Я тогда действительно думала о том, что видела тебя в последний раз. Не могла уснуть. И каждые десять минут заходила и видела, что ты в сети. У мамы был выходной, так что она решила эту ночь провести со мной. Вот и уселись смотреть фильмы, а я всё открывала телефон и видела, что ты в сети. Уже прошла ночь, наступило утро, а мы всё сидели с мамой. А ты всё был в сети. И тогда ты написал. Пожелал спокойной ночи. А потом написал «лучшая девочка в мире».

— Ты ведь тогда не прочитала.

— Шутишь? Я просто закрыла диалог, но сообщение-то видно в уведомлении. Так что я завизжала от радости, но вскоре успокоилась. Ну как вскоре, где-то через час. Просто потом до меня дошло, что возможно не зря написал именно это. Я начала додумывать, что «лучшая» не значит «любимая», что «девочка» не значит «девушка». Но ты разрушил все мои опасения в Новый год. Спасибо тебе.

— Тебе спасибо. Спасибо, что вернула меня к жизни, — сказал я и поцеловал Машу. — Слушай, если ты думаешь, что я принёс только цветы, то ты ошибаешься.

— Вот как? Я тоже не с пустыми руками. Давай ты первый.

— Хорошо. Подарок не большой и скромный, но надеюсь он тебе понравится, — сказал я и запустил руку в карман, откуда достал брелок для ключей.

— Брелок?

— Не простой. Смотри, это брелок в виде памятной доски, а на ней написано: «Памятник левой ножке, которая так удачно подвернулась и свела двух людей вместе навеки. 24.09.19»

— Ух ты, как здорово! — сказала Маша и обняла меня. — Потрясающий подарок. Я теперь без него никуда. Вот уж точно, памятник моей ножке. Так удачно подвернулась.

— Очень удачно. Но и это ещё не всё, — сказал я и из рюкзака достал главный подарок.

— Ого, а это что такое?

— Здесь наш итог этого года. Альбом с фотографиями, которые мы делали постоянно на протяжении года. Здесь запечатлено всё, что было с нами.

— Божечки, — сказала Маша, еле сдерживая слёзы, — ты ещё и подпись сделал. «Моему лучику Солнца, ангелочку и просто самой лучшей девушке в мире от навсегда влюблённого в тебя Вани».

— Да, мой ангелочек ненаглядный, — мягко сказал я. — Посмотришь наш путь в фотографиях?

— Конечно, — тихо сказала Маша и принялась за просмотр альбома. — Да, здесь вся наша жизнь. Наше селфи в конце моего дня рождения… Опять же Лахта… Что? Это я?

— Да, я когда сказал твоей маме об идее подарка давно ещё, она мне скидывала всё, что у неё есть. И так оказалось, что она сфоткала тебя в момент, когда мы разговаривали в новый год. Мило, правда?

— Да ну я же там вся совсем разревелась, — чуть смеясь говорила Маша. — Я ведь в любви признавалась первый раз в жизни!

— Поэтому и вышло мило.

— Ахаха, а тут ты говорил, что любишь меня, — сказала Маша, указывая на скриншот моего интервью в мэрии, который я так и подписал: «Я люблю тебя!»

— Да, а ещё тут фотки твоих подруг, которые фоткали нас в школе, держащихся за ручки.

— Ох уж эти папарацци, — шутливо пожурила Маша своих одноклассниц.

— Наш выпускной. Наше лето.

— Да, и я с твоей кошкой.

— Нашей кошкой. И вы хорошо поладили между прочим.

— Ну конечно, кто её кормил, пока твоих родителей не было? — сказала Маша и засмеялась.

— Эх, а я уж думал у вас любовь.

— Да, любовь…, — тихо сказала Маша.

— Маша? Что-то не так?

— Вань, — сказала Маша и сделала паузу, — что было бы, если бы мы не встретились?

— Маш, я даже думать об этом не хочу. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Мы открылись друг другу так, как никому не открывались. Мы изменили друг друга. И без всяких сомнений в лучшую сторону. За этот календарный год, то есть начиная с признания в любви по телефону, я на пальцах одной руки могу посчитать дни, когда я просыпался не с твоим именем на устах. Ты — всё для меня. Ты и есть моя жизнь. И этот альбом — доказательство того, сколько всего мы пережили. Вместе. А наши чувства — доказательство того, сколько всего мы ещё переживём. Вместе.

— Да, сколько мы пережили, — сказала Маша и заплакала.

— Маш, что случилось? — сказал я, обняв девушку.

— Вань, я… Я боюсь, что это всё окажется сном. Что я проснусь, а тебя не будет рядом, но я буду знать, что ты был. Все мне будут говорить, что тебя и не было, или что стоит тебя забыть, но чувства ведь не обманешь. Они будут говорить, как сильно я люблю тебя. На что я готова пойти, ради тебя. Я проснусь в мире, где нет тебя, но всё будет напоминать о тебе. Плюшевые мишки, запись выпускного, этот альбом и брелок. Я буду знать, что ты где-то есть, возможно даже совсем рядом, но не буду иметь возможности увидеть тебя… Прикоснуться к тебе… Сказать, как сильно тебя люблю.

— Маша, я всегда буду с тобой. И всегда буду любить тебя. Хоть наяву, хоть во сне.

— Я знаю… Я знаю это, мой рыцарь, но порой обстоятельства бывают сильнее чувств, — говорила тихо, уже перестав плакать, Маша.

— Не моих. Не наших.

— Ладно, извини меня. Нагнала тут драмы понимаешь. Так, ну а теперь мой подарок, — сказала Маша, пытаясь придать своему голосу привычный оптимизм и убирая альбом к себе в рюкзак, откуда вскоре вытащила маленькую коробочку. — Вот, открой.

— Ого, я надеюсь там не кольцо. Хотя, если ты не встаёшь на колено, значит всё нормально. Ладно, посмотрим, чем удивишь на этот раз, а удивлять ты умеешь, — сказал я и открыл коробку. В ней оказались часы, сделанные под старину. Такие, которые прикрыты крышечкой. Не ручные, а те, которые встречаются у английских лордов. Я открыл крышечку, и на обратной стороне была наша фотография. — Боже, у меня просто нет слов. Это просто чудесно!

— Ты ещё переверни.

— Хорошо, — сказал я и перевернул часы. На оборотной стороне было выгравировано «Жизнь не я, она ждать не будет». — Ого, интересно, но к чему это?

— К тому, что я ждала тебя кажется всю жизнь.

— Маш, тебе ведь тогда было всего 14. Ты меня уж конечно извини, но половое созревание тогда только начинается. Или оно с 13 лет? Не суть.

— Вот пошляк, — подколола меня девушка.

— Маш, эта надпись ведь значит не то, что ты сказала, так?

— Ты всё поймёшь. Когда-нибудь, — сказала Маша, и заплакала.

— Маш, ну что такое? — спросил я и обнял девушку. Пошёл сильный дождь.

— Ничего, просто я так люблю тебя, — сказала Маша и обняла меня так сильно, как не обнимала никогда. Откуда у неё столько сил?!

— Я тоже люблю тебя.

— Я знаю. Пожалуйста, вернись ко мне, — говорила моя принцесса почти рыдая.

— Маш, я никогда не покину тебя. Никогда. Мы же вместе навеки, помнишь?

— Навеки. Помню. Пожалуйста, ты можешь сказать мне, что вернёшься? Поклянись.

— Да. Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Обещаю. Клянусь тебе. Я вернусь.

— Спасибо. А большего мне и не нужно, — сказала Маша и вновь крепко-крепко обняла меня.

Дождь заливал машины, канализационные люки не справлялись с таким количеством осадков, люди с зонтами бежали до ближайших укрытий. И только мы стояли и обнимались посредине улицы, не смея разомкнуть руки. Не смея что-то сказать. Что бы ни случилось, я вернусь к тебе.

На удивление мы не заболели. Так, лишь немного почихали пару дней и всё. Со мной захотела встретиться Настя. Хех, я прям нарасхват. Все-то хотят со мной встретится. Договорившись с Машей, я согласился на встречу в кинотеатре. Глянули фильм, а после решили перекусить и поговорить.

— Ну, как годовщина? — спросила Настя.

— Шикарно. Просто замечательно. Смотри кстати, что мне Маша подарила, — сказал я и достал часы.

— Ого, какие классные. Блин, прям вообще круто! И фотография милая.

— Ты ещё сзади посмотри.

— «Жизнь не я, она ждать не будет». Хм, странно. Что это значит?

— Она сказала, что со временем я пойму. У тебя есть какие-то идеи?

— Неа, нету. Но у вас всё хорошо?

— Да, абсолютно. Как и всегда. Ну, почти.

— Что за почти?

— Да я встречался с отцом Маши недавно. А он как бы десять лет ушёл из семьи и видится с Машей только раз в год. И он как мне закатил гневную тираду. Что я, мол, педофил, ублюдок, и что подвесит меня за яйца.

— Что, так и сказал?

— Ага, даже ещё жёстче. Ах да, ещё он капитан полиции. Вот. Но кажется я его убедил, что мы с Машей любим друг друга. По-настоящему.

— Хорошо. Хотя подожди, назвал педофилом?

— Ну, он водил Машу к гинекологу, и там выяснил, что…

— Ты… Вы…

— Да.

— Уф, ну ладно. Но ты ведь знаешь все последствия? Хотя, что я такое говорю, конечно знаешь. Как наверняка знаешь и то, как последствий можно избежать.

— Да, знаю. Свадьба. Я сделаю предложение, а Маша согласится. Так что я спокоен.

— Хорошо. А ты самой Маше говорил об этом? О разговоре с отцом и о том, чтобы она не боялась его угроз?

— Нет. Не говорил. Хотя думаю ты права, и надо бы сказать. Ладно, на следующей встрече скажу.

— Хорошо. Это ваше дело, вмешиваться не буду.

— Что, даже не спросишь, по обоюдному ли согласию?

— В этом нет необходимости. Это и так очевидно. Ты явно не из тех, кто будет склонять несовершеннолетнюю девушку к сексу. Так что я ничуть не удивлюсь, если это она решительно предложила, а ты лишь согласился.

— Как тебе это удаётся? Я настолько заурядный?

— Да ни разу. Хотя может иногда да. Но это не плохо. Просто ты хороший. И это видно сразу.

— Ой, ты меня идеализируешь. Ладно, хватит всё обо мне. Как у тебя дела? Нашла друзей? Может парень появился?

— Да у меня всё хорошо. Помимо общих подруг, в универе с одной девочкой ещё сдружилась. А с парнем как-то не очень.

— А что так? Он есть?

— Да, есть. И он мне очень нравится. Даже слишком сильно. Наверное, влюбилась.

— А он?

— У него есть девушка. И он с ней счастлив. А я не смею разрушать его счастье.

— Ух, какая драма. Но ничего, девушка ещё не жена. Да и других хороших парней вокруг много. Найдёшь ещё своё счастье. Ты же умница и красавица. Если бы не Маша, я бы замутил с тобой, — сказал я и засмеялся.

— Правда?

— Ну да. Но здесь ведь очень много подводных камней. Во-первых, если бы не Маша мы бы не познакомились. Во-вторых, я слишком сильно люблю Машу, чтобы думать о ком-то, как о потенциальной девушке. Но ты замечательная девушка. Я рад, что встретил тебя.

— Спасибо. А уж как я рада, что встретила тебя, ты даже не можешь представить.

— Ой, может хватит обмениваться любезностями? — сказал я, улыбаясь. — Может пойдём, погуляем ещё?

— Да, давай.

Была суббота, а значит во времени нас ничто не ограничивало. И мы гуляли и болтали, гуляли и болтали. Хорошая девушка Настя. И умная, и красивая, и добрая. Как же ей так не повезло, что она оказалась в тот день на мосту? Не знаю. А не спрашиваю потому, что не хочу заставлять её всё это переживать вновь. У Насти теперь новая жизнь. С новыми друзьями. И я рад, что причастен к этому. Как же здорово видеть улыбающегося человека и понимать, что причина этой улыбки — ты. Потрясающее чувство. А я причина для улыбки сразу у двух людей. Маша и Настя. Я спас Настю, а Маша спасла меня. Какой же круговорот. Была идея гулять аж до самого рассвета, но пришло сообщение от Маши, что она хотела бы встретиться со мной завтра. Хотел этого и я. Так что мы с Настей погуляли до часу ночи и разошлись. Я проводил её до общаги, мы крепко обнялись и пожелав друг другу спокойной ночи разошлись.

Проспав до полудня, я встал и начал приводить себя в порядок. Вечером свидание с Машей, а значит надо приготовиться. Умылся, позавтракал, и до вечера занимался учёбой. Вечер занят у меня, как-никак. Маша и в этот раз предложила встретиться на улице. Снова погуляем. И хорошо, намотаю километры за эти выходные да схудну чуть-чуть.

— Привет, принцесса, — как всегда задорно поздоровался я.

— Привет, — грустно сказала Маша, — пойдём в парк?

— Эм, ну ладно, пойдём. Маш, что-то случилось?

— Нет.

— Маш, это же я. Вместе и навеки, помнишь? — улыбаясь говорил я. Может удастся её хоть оптимизмом встормошить?

— Да, помню. Я в парке всё скажу. Сейчас просто надо подумать.

Всё это странно. С ней такое если и происходит, то очень редко. Что заставило её так сильно переживать и нервничать? О чём она думает? Может что-то в семье случилось? Чёрт, сколько вопросов, но ответы я получу только от Маши. А значит надо дать ей время подумать. И надо будет не забыть сказать о разговоре с её отцом. Наконец мы пришли в парк. Никого. Совсем никого.

— Сядем на скамейку? — предложил я.

— Нет, не стоит. На самом деле я хотела сказать тебе что-то очень важное, Вань.

— Что, всё-таки беременная? — спросил я и вновь улыбнулся. Ну может хоть сейчас она улыбнётся? — Тогда знай, что с тобой всегда и навеки. Я буду хорошим отцом. За кошкой я хорошо заботился.

— Вань, хватит паясничать. Я не беременна.

— Тогда что? — спросил я серьёзно.

— Вань, между нами всё кончено, — сказала Маша и тишина начала сдавливать мне уши. Я ждал продолжения. Ждал того момента, когда она не сможет далее сдерживаться и рассмеётся. Рассмеётся, и скажет, что всё это розыгрыш. Скажет, что видел бы я сейчас своё лицо. Но этого не происходило. Но всё же действительно не смогла дальше сдерживаться. Но она не рассмеялась, а заплакала горькими слезами.

— Слушай, Маш, шутка затянулась. Всё, я уже испугался, честно. Где съёмочная группа?

— Я серьёзно. Между нами всё кончено. Нет больше нас. Есть только ты и я. Всё.

— Маша, что ты чёрт подери такое несёшь?! О чём ты?

— Я о том, что люблю другого. И всегда любила. Помнишь Даню из моего класса? О, я с ним не только танцевала. Ты думаешь почему я в начале августа сорвалась в Питер? С кем я, по-твоему, переписывалась всё лето? Думаешь с папой? Ха, ничуть. Я обсуждала с Даней тебя. А потом, в августе, мы вдвоём здорово порезвились в кровати. Да, член может у тебя и больше, но это, пожалуй, единственное твоё достоинство перед ним.

— Маш, это говоришь не ты. Не ты!

— Да? А откуда тебе знать?

— Почему ты тогда плачешь?! Если тебе всё равно на меня, то почему плачешь?

— Потому что это эмоциональный момент, придурок! Скажи честно, я хоть иногда интересовала тебя как девушка, как человек, а не как мелкая девочка, с которой было бы неплохо переспать?

— Что ты несёшь? — потерянным голосом сказал я. Голова всё сильнее кружилась. Что происходит?

— Что слышал. Думаешь я поверю в то, что ты действительно меня любил? Да ты же грязный педофил, который и хотел только выебать меня, и всё! А теперь всё, с девственницей переспал, так что можно и на других переключиться, да? На Настю, например. Ну как, уже вчера сколько раз в неё кончил?

— Замолчи! — крикнул я.

— Нет, не замолчу! Я скажу всё! Я ненавижу тебя. И посмотри на себя, ты ведь ничтожество. А если бы не я, то и был бы разлагающимся ничтожеством. Абсолютный ноль. Без целей, без амбиций, без работы. Просто ноль.

— Если я такое ничтожество, то почему начала встречаться со мной? Почему к отношениям стремилась ты, а не я?

— Да потому что у меня тогда не было парня, а у всех подруг были. И я хотела выпендриться перед ними. Что у меня не просто парень, а ещё и студент. Всё было сделано для того, чтобы подружки завидовали. Мы же девочки любим посплетничать и пообсуждать парней. А с тобой как с прицепом я выглядела выигрышно на фоне остальных девок.

— А подарки? Зачем вообще это всё? Зачем было меня встречать тогда на вокзале? Зачем нужно было бросаться мне на шею? Зачем нужно было заботиться обо мне, когда я болел после больницы? Зачем всё это?!

— Чтобы ты не соскочил с крючка.

— Так я же, по-твоему, педофил! Как бы я соскочил с крючка, если единственная моя цель — выебать тебя, а?!

— Я… Я не знаю! Но что ты хочешь от маленькой глупой девочки? Я же не ты.

— Маша, ты ведь сама не веришь в то, что говоришь. Ты весь разговор плачешь! Пожалуйста, скажи мне правду. Пока не поздно, скажи мне правду. Пожалуйста, — сказал я и протянул Маше руку.

— Нет. Поздно. Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь. И не иди за мной. Если пойдёшь, я закричу, — сказала Маша, пытаясь сдержать слёзы. — Прощай.

Она развернулась и ушла, прикрывая лицо руками. Я остался стоять как вкопанный.

— До встречи, — сказал я тишине и упал на колени. — Пожалуйста, не уходи. Не покидай меня. Ведь ты не можешь оставить меня… Мы вместе навеки… У нас есть вечная бесконечность… Всего этого не может быть. Не может этого быть! Не может этого блядь быть!

— Так, тебе надо успокоиться. Успокоиться, понимаешь?

— Успокоиться? Ты издеваешься? Нет, этого не может быть.

Ладно, надо встать. Так, одна нога, другая. Мощный удар в сердце и долгое падение лицом на бетонную плитку.

— Да, так мне и надо. Так и надо! — закричал я, поднося руки к носу, из которого уже побежала алая струйка. — Да, вот так! Мордой в пол!

— Как и подобает ничтожеству…

Я перевернулся на спину, хлюпая носом свою кровь. Только тёмное сентябрьское небо и я. Только я и Ничто. Беззвёздное небо обволакивает меня, и как мама накрывает меня своим одеялом.

— Спасибо, мамочка, — тихо сказал я, — дай только удобнее устроюсь.

Приложив максимум усилий, я заполз на скамейку.

— А, что? Лечь на живот? Да, ты права, — сказал я и подчинился совету.

Вот и всё. Теперь я могу забыться. Теперь у меня есть защита. Если что, то я до конца боролся за свою жизнь. Так и напишите на могильной плите. Боже, пускай всё это будет сном.