И одной любви достаточно (СИ)

Глава 19

Прошло 2 года

— Иван, как Вы себя чувствуете? — спросил привычный для меня голос.

— Нормально, док, — ответил я.

— Я слишком часто слышал это «нормально». Можете поподробнее?

— Док, я всем отвечаю, что со мной всё нормально.

— И куда Вас это привело?

— Прямо к Вам док. Я понимаю, что мы это обсуждали, но ничего, что я называю Вас «доком»?

— Нет, всё хорошо. Моё мнение не поменялось. Моя цель — помочь Вам.

— Да ладно Вам док, Вы же бесплатный психолог, какая там цель помочь?

— Мне кажется Вы заблуждаетесь. Если бы меня интересовала финансовая составляющая, я бы здесь не сидел.

— Да, наверное, Вы правы.

— Так что же, как у Вас дела?

— А, да, мои дела…

— Только давайте без своего «нормально». Вы помирились с друзьями? Вы мне обещали.

— Помирился? У меня же есть друзья, док. Их немного, но они есть.

— Да? Что ж, в таком случае я уточню вопрос: «Вы помирились со своими лучшими друзьями?».

— Ох, Вы про это.

— Да, я про это. Вы ведь дружили с этими ребятами с первого класса?

— Да, было дело.

— Слушайте, я не заставляю Вас вновь проходить через свои тёмные воспоминания. Я понимаю, что Вам больно. И было больно. Но неужели Вы решили порвать долгую и прочную дружбу?

— Док, к чему это?

— Потому что друзья — это те люди, которые способны помочь Вам гораздо сильнее, нежели я. Они — антисуицидальные факторы.

— Док, я же говорил, что про суицид больше не думаю.

— Да, говорили. Тем не менее, свою дипломную Вы писали по теме суицида.

— Ну да, а что в этом такого? Как говорится в одном старом меме: «Ребята, в этом я шарю».

— Хорошо, обсудим это позже. Забудем старых друзей. На время во всяком случае. Поговорим о нынешних друзьях. Как часто вы видитесь?

— Не чаще, чем с Вами, док.

— То есть раз в пару месяцев?

— Да, примерно так.

— Хорошо, а в ВУЗе Вы нашли себе товарищей?

— Ну, может быть…

— То есть Вы всё так же сидите один за партой и инициируете разговор только в том случае, если Вам в редкий случай нужно что-то узнать, верно?

— Наверное… Со мной всё нормально, док, честно.

— Да? Именно из-за этого «нормально», Вы в свои 24 выглядите как мужчина в кризисе среднего возраста.

— Ну, бывает. Да это я просто не побрился. А вот если побреюсь, то буду выглядеть не на 45, а на 40. Хорошо ведь?

— Чувство юмора — это конечно хорошо, но этот юмор злой, саркастичный, самоуничижительный.

— Спасибо, хоть кто-то оценил моё чувство юмора.

— Я раньше не замечал у Вас седых волос на висках. Что случилось?

— А, да это фигня. Они уже два года седые, просто обычно я их подкрашиваю, а в этот раз забыл. Так что можете насчёт моих волос не переживать. А так получается да, я прям на мужика в кризисе среднего возраста похож.

— Это точно. Что насчёт 20 апреля?

— Что? 20 апреля? А, Вы про это…

— Да, я про это.

— Слушайте, я думал мы это уже прошли и забыли.

— Нет. Мы не можем это «забыть». К тому же осталось меньше двух месяцев до 20 апреля.

— Док, Вы зря волнуетесь. Я же не фанатик. Мне плевать на дату. Главное чтобы было как можно больше людей, — сказал я и усмехнулся. — Ой, видимо зря я это сказал. Простите. Это шутка. Честно. Просто я расцениваю Вас как друга, который умеет отличать чёрный юмор от правды.

— То, что я для Вас друг — это хорошо. Но подобные шутки… Ваши «друзья» могут ещё и посмеяться над подобным, но я вижу здесь скрытие проблем. До дня «икс» Вы ведь часто «шутили» насчёт суицида, верно?

— Ну, я шутки свои в блокнот не заносил, но, наверное, да, Вы правы.

— И?

— Не-не-не, никакого «Колумбайна» не будет. Это было же почти два года назад, когда я только выписался из больницы. Тогда да, я много читал об этом теракте. Ну, и о подобных ему.

— Вы читали не только о терактах, но и том как к ним подготовиться. Как их устроить.

— Да, помню. Читал кучу статей и поглощал тонны информации о взрывчатке, огнестреле, о законах.

— Ага, у меня от Ваших рассказов волосы ставали дыбом. Сколько Вы придумали планов насчёт теракта? 12?

— Док, я что, по Вашему мнению, амёба какая-то? 12 идей относились только к ВУЗу, а так идей было около 30.

— Уф, 30 способов устроить резню.

— Да, а ещё не кончать с собой, как другие, а сдаться и закосить под невменяемого. У меня бы вышло, спору нет. Там бы посидел, полечился, думал даже автобиографию написать. «Моя борьба». Нет, ну а что, автобиография подростка-террориста. Это же хит!

— Надеюсь такого хита не будет. Мы это уже проходили ранее, но сейчас, ретроспективой, Вы можете мне ответить на один вопрос?

— Да без «б».

— О чём Вы тогда думали? Когда придумывали все свои планы о том, как достанете оружие, где устроите резню и так далее.

— Ну Вы и спросили док. О чём я думал? Хм, наверное, о бесконечной злобе. О гневе и ярости. Ненависти. Ненависти ко всему. Я ненавидел всё. Ненавидел себя. Ненавидел друга, за то, что он снял меня с петли. Ненавидел родителей за то, что родили меня, а не сделали аборт. Ненавидел девушку, что меня предала. Ненавидел девушку, которая меня отшила. Ещё больше я её возненавидел, когда узнал, что она покончила с собой. Почему? Потому что она смогла, а я нет. Ненавидел своих одногруппников, которые видели моё состояние, но не пытались даже заговорить со мной. Ненавидел одногруппниц, которые «глазели» на меня после того, как их подруга отшила меня. Что они хотели прочитать на моей морде? Что мне плохо? Браво, они прямо мастера по считыванию эмоций людей. А они всё смотрели. Делали вид, что просто оглядываются, но каждый раз задерживали взгляд на мне. И смотрели. Смотрели… Мне было плевать, что они «девушки». Просто плевать. Я хотел прописать им мощный джеб с правой, от которого они бы упали. Лежачих, беспомощных «баб» я бы стал избивать ногами, чтобы в конце концов размозжить им голову своим ботинком. Чтобы на моей подошве остался след макияжа, женской красоты и алой крови. Я ненавидел саму жизнь. Раз мне не дали умереть, тогда я не дам им жить. Я возненавидел ближнего, как самого себя. Вы довольны ответом, док?

— Эм, да, доволен. Извини, что заставил вновь всё это пережить.

— Всё нормально док, эти мысли в прошлом.

— А какие мысли в настоящем?

— Надежды больше нет. Боли больше нет.

— То есть Вы отождествляете надежду и боль?

— Конечно, а разве это не так? Я ни на что не надеюсь. Я просто живу. Живу, наплевав на всё.

— И всех?

— К Вам же я хожу по своему желанию.

— Хорошо Иван, я Вас понял.

— Ну как, мне легчает?

— Возможно. Что по хобби? Вы занимаетесь чем-нибудь?

— Док, ну Вы же спрашиваете об этом на каждой встрече. Какие у меня могут быть хобби? Я продолжаю ходить в тренажёрный зал. Врубаю мощный, агрессивный, человеконенавистнический рок и качаюсь.

— Хорошо. Как часто ходите?

— Раз в неделю. Я же хожу не для того, чтобы качаться. Просто за неделю накапливаются редкие эмоции, и я выплёскиваю их.

— Редкие эмоции?

— Ну да, редкие эмоции. Порой они проскакивают. Мысли. Мысли о том, как мне было тяжело. Как мне было хорошо. И я отправляюсь в тренажёрку, чтобы их спустить в унитаз.

— На первых встречах Вы мне говорили, что смысл жизни для Вас — эмоции. Теперь же Вы всячески пытаетесь от них избавиться. Почему?

— Док, неужели Вы не понимаете?

— Понимаю, но может это скажете мне Вы?

— Нет. Зачем говорить то, что собеседник и так знает?

— Да, если Вы так подходите к общению, то неудивительно, что у Вас есть в этом проблемы.

— Док, о чём Вы?

— Ты же понял о чём я, верно?

— Да. А Вы молодец, поймали меня в собственную ловушку.

— В этом нет повода для гордости.

— Как знаете. Так что, мы и дальше будем обсуждать только эти темы? Друзья, теракт, хобби и так далее?

— Они являются краеугольными. Но ещё есть одна тема, которую я ранее не затрагивал. Девушки.

— Ох, Док, эту тему Вы не зря пропускали.

— Совсем ничего? Нет никого, кто понравился Вам и кому понравились Вы?

— Да нет, почему. Такие люди есть. Во всяком случае были.

— И что же?

— Что же? Ну ладно, давайте я Вам всё распишу. Во-первых, первые особы начали клеиться ко мне тогда, когда я только вышел из больницы. И почему они клеились ко мне? Чёртов материнский инстинкт. Они не любили меня как парня. Они хотели утешить меня и помочь. Я был жалким. Слишком жалким, и чтобы не видеть меня таким, они хотели «помочь».

— Почему Вы так презрительно об этом говорите?

— Да потому что они просто не хотели видеть меня «таким». Я был символом того, что в жизни полно дерьма. Я был символом поражения их утопических надежд о прекрасном мире. И они, все эти напыщенные оптимисты, делали всё, чтобы об их поражении ничто не напоминало. А для этого было два варианта: либо не видеть меня, либо не видеть меня «таким». Так что они не любили меня. Ведь что было до? Я в открытую, демонстративно читал статьи и книгу про самоубийство, поставил на рабочий стол на телефон крайне грустную и депрессивную картинку. Про внешний вид и говорить нечего. Я всем своим состоянием буквально кричал: «Помогите! Мне очень больно, невыносимо больно. Помогите, просто поговорите со мной. Заставьте поверить в то, что мир стоит того, чтобы жить в нём». Но где там… Лишь один человек, моя нынешняя подруга, спросила один раз о том, случилось ли что у меня.

— А Вы?

— Я сказал, что всё нормально. Что я просто устал. Дело было на физре, так что это могло сработать. Но нет. Я понял, что она всё поняла. Она же поняла, что со мной не всё в порядке. Но на этом всё. Лишь один человек хоть как-то поинтересовался моей угасающей жизнью.

— А лучшие друзья?

— Мы ведь решили, что забудем о них на время?

— Да, конечно. Но жалость была лишь первой причиной. Есть ещё что-то.

— Да, конечно. Я не хочу. Сначала у меня была идея заводить отношения для удовлетворения своих потребностей, без всяких чувств. Но тогда в моём сердце бушевала злоба. Позже я понял, что это неправильно. А если она влюбится? А если я влюблюсь?!

— Разве это плохо?

— Плохо? Док, о чём Вы? Да это же… Ахаха, я же шучу, расслабьтесь Вы.

— Шутите?

— Да, разумеется. Я? Влюбиться? Ахаха. Знаете, это самая смешная шутка про меня. Но она может быть и трагедией. Вы же знаете историю про самый грустный короткий рассказ? «Продаются детские ботиночки. Неношенные». Так вот, у меня в два раза короче: «Ваня влюбился».

— Мда, странное у Вас всё-таки чувство юмора. Хорошо, Вы не хотите влюбляться, потому что считаете, что любовь принесёт только страдания. Но Вы ведь до сих пор любите, не так ли?

— Что, о чём Вы? — нервно сказал я.

— Вы ведь всё поняли. Хотите, чтобы это озвучил я?

— Нет, не надо. Пожалуйста, не надо. Мы же это прошли, док. Она предала меня и всё на этом.

— Хорошо. К сожалению, наша встреча близиться к окончанию. Положительные сдвиги наблюдаются. Но для возвращения к полной дееспособности придётся поработать.

— Что? Полной дееспособности? Я же все равно не смогу заниматься рядом дел.

— А, ну да, точно…

— Док, что так неуверенно?

— Нет, ничего.

— Хорошо. Ну что, до встречи?

— Да, до встречи. Хотя подождите немного. У Вас ведь скоро день рождения? Будете отмечать?

— Ну, отмечать — громко сказано. Так, куплю тортик и съем его в общаге. Хм, а ведь действительно через пять дней день рождения. О малозначимых вещах быстро забываешь.

— Что же, тогда вот Вам мой совет — отметьте свой день рождения. Позовите своих подруг, сходите куда-нибудь, посидите, пообщайтесь. Вам это пойдёт на пользу.

— Что ж, наверное, Вы правы. Ладно, будь что будет. Приглашу. В конце концов иногда-то мы ведь видимся.

— Вот и отлично. Ну а теперь действительно до встречи.

— Ага, до встречи.

Странно. Что за неуверенность в конце насчёт полной дееспособности? Я же знаю, что и машину теперь не смогу водить. Теперь на мне словно каинова печать. Только вместо этого пометка из психиатрической больницы, в которой указывается, что я совершил попытку суицида. Да, учусь я на юридическом, но вряд ли кто-то захочет, чтобы его защищал самоубийца-неудачник. В обществе любая пометка из психушки приравнивается к неуравновешенности. «Как меня защитит человек, у которого «не все дома»? И я их понимаю. Так что я собирался всего лишь всю жизнь провести в помощниках адвокатов. Ну а что, тоже неплохо. Особенно в моём случае. На крайняк пойду в какой-нибудь психологический центр. Буду «помогать». Но моё будущее трудоустройство меня мало волновало. Как и всё, что вокруг. Меня вообще мало что волновало. Вернее даже сказать, что ничего. Зато я спокоен, умиротворён. Как будто после лоботомии. Но ничего, ещё Пушкин сказал: «Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое». Так что я хорош вдвое. Так, что там говорил док о дне рождения? Пригласить подруг? Да, надо бы. Я соскучился по ним. Те люди, которых я не успел оттолкнуть от себя. Написав всем приглашения, я побрёл в сторону общаги. Мысли накатывали с неудержимой силой. Эти разрывающие голову воспоминания о прошлом праздновании дня рождения, которое было три года назад. Завтра соберёмся почти такой же компанией. Почти. Нет-нет-нет! Не надо об этом думать, не надо об этом вспоминать. Это в прошлом. Они в прошлом. Она в прошлом… Я заткнул себе уши наушниками и врубил первый попавшийся плейлист на максимальную громкость. Какой-то рок. Хорошо. Громкость идеальная для того, чтобы не оглохнуть, но при этом и не слышать свои мысли. А больше мне нечего сейчас желать. Только бы не слышать свои мысли.

«Подарки не нужны. Просто посидим, немного и скромно поедим. Просто дружеская встреча.» Примерно так я пригласил девушек на свой день рождения. У подруг возник резонный вопрос: «А куда пойдём?». Мозг сразу же дал ответ. Нет, туда не пойдём. Довольно. Хватит с меня. Я что, хочу испортить якобы праздник? Мак. Да, мак — идеальный вариант. Там и шумно, и людно, да и атмосфера не совсем праздничная. Но главное то, что людно. Это не позволит мне так сильно отвлечься на воспоминания, и как следствие на эмоции. Всё. Довольно с меня эмоций. Я охотился за ними. За любыми. Я жаждал эмоций. Не мог жить без чувств. Казалось, что без них я умираю. Хех, мне казалось, что без чувств я умираю, а из-за их избытка считай и умер. «Иронично», как сказал бы Михаил Сергеевич.

А всё-таки здорово не выставлять дату своего дня рождения в социальных сетях. Вот и в универе никто не поздравляет. Большая перемена. Никто не уходит кушать, потому что прошла всего лишь одна пара. И осталась одна. Потом пойду на встречу с подругами. С единственными друзьями.

— Ваня, с днём рождения! — сказала Юля, невысокая девушка, сидевшая позади меня.

— А, что? — тормознуто начал реагировать я. Всегда тяжело выхожу из своих размышлений. А окружающие потом думают, что я либо тормоз, либо тупой. Что же, и то и другое не лишено смысла.

— С днём рождения, — на этот раз чуть тише сказала Юля. Она была влюблена в меня. Хотя, один раз я тоже думал, что кое-какому человеку не безразличен. Итог трагичен.

— А, да, спасибо большое, — вяло сказал я, натянув скромную и миловидную улыбку. Во всяком случае она должна была быть такой.

— Ваня, у тебя сегодня день рождения? — спросила с задних рядов Аня. Вроде бы Аня. Почти за год учёбы в новом коллективе я запомнил не всех.

— Ну, да — сказал я, вжимая голову в плечи.

— И ты не говоришь об этом? — спросила Аня. Я понял о чём она. Просто был у нас одногруппник, который всем и всегда говорил, когда у него день рождения. Мол, дата особенная. Раз в пять лет выпадает на пятницу 13?

— Ну, да.

— Поздравляю! — сказала Аня, и поднялась с места. Она направилась в мою сторону.

— Эм, спасибо.

— Вань, желаю тебе в первую очередь здоровья, — начала Аня неуместную, на мой взгляд, речь.

— В первую очередь психологического, — крикнул Артём, едва зайдя в аудиторию.

— Да, психологического, — тихо сказала Аня, после чего продолжила. — Про любовь говорить не буду. Сам решишь. Но вот чего ещё желаю, так чтобы ты почаще улыбался. Ты так редко это делаешь, но при этом у тебя очень красивая улыбка. Улыбайся чаще, тебе идёт. Ну и конечно же желаю тебе счастья.

— Ох, спасибо большое, Ань, — сказал я, после чего оказался в крепких объятиях Ани. После чего к нам подошли ещё ребята, и так же кинулись в объятия.

— С днём рождения! С днём рождения! — доносились крики со всех сторон.

— Хорош хандрить уже, — строго, но при этом с дружеской улыбкой сказал Никита, положив мне на плечо руку, когда все разошлись. — Мир хорош. И он тебя любит, даже если ты считаешь, что все вокруг тебя ненавидят и осуждают. Или жалеют. Это не так. Ты классный парень. И возвращайся в жизнь. Она ждёт.

Что это только что было? Похоже на массовое помешательство и сумасшествие. Люди так себя не ведут. Это не в стиле человеческой природы. А где же зависть, злоба и другие смертные грехи? Ладно, я знаю, что утрирую. Но всё же. Это было неожиданно. Им что, действительно не наплевать, что со мной? Но нет, это не другие люди. Нет, это те же самые, что не замечали, что мне очень плохо. Те же самые, которым было плевать на меня, когда я кричал о своей боли. Просто тогда никто и подумать не мог, что я полезу в петлю. Но я это сделал. И теперь они настороже. Все знают, что большой процент неудачников-самоубийц пробуют ещё раз свести с собой счёты. Но тогда об этом никто и думал. Я много раз прокручивал то время в своей голове. Каждый раз задавал себе вопрос: «А как бы я повёл себя на их месте?». И никогда не отвечал. Потому что ответ был очевидным. Очевидным и мучительным. Так какое право я имел обвинять их в мнимом бессердечии? Им не было наплевать на меня. Просто у всех свои дела, свои приоритеты. И ничего плохого нет в том, чтобы времени и сил на других людей не остаётся. Но состояние Ринаты ничего не говорила. Она не кричала о боли. Она не искала помощи. Она просто шагнула навстречу смерти. Из-за меня.

— Нина, Соня, — тихо сказал я, после того, как все поздравительные слова были сказаны, — почему вы со мной дружите?

— Эм, что? Почему дружим? — спросила Соня.

— Наверное потому, что ты хороший человек. И ты нам нравишься. Ну, как друг, разумеется, — сказала Нина.

— Хороший человек? — спросил я. — А из-за кого мы сейчас сидим не впятером?

— Вань, — сказала Соня и тяжело вздохнула, — ты действительно считаешь, что виновен в этом?

— Да! Виновен! И хватит замалчивать этот факт. Хватит как-то обходить эту тему. За этим столом половина людей — суициденты. Ринаты с нами нет из-за меня. Я убил её! — буквально закричал я, отчего на нас все стали коситься.

— А где ты был, когда «убивал» её? — спросила невозмутимым тоном Нина.

— Я…, — промычал я. Мне нечего было ответить.

— Тебя откачивали и возвращали с того света, — вмешалась разговор Настя. — Вань, ты не виноват. Отпусти этот груз.

— Я тоже считала себя виноватой, — сказала Нина, — места себе не находила. Сначала известие о том, что ты в тяжёлом состоянии. Потом частичное, обрывчатое описание твоего предсмертного трактата. А на следующий день смерть Ринаты. Я бы сказала, что ты и понятия не имеешь, как мне было тяжело. Но ты не то что понятие имеешь, так и сам прошёл через это и даже более. Я спала по часу в день на протяжении пяти дней. Только Володя и Соня, их помощь помогла мне вынести всё это. И каждую минуту я рвала на себе волосы, ведь это я тебе сказала, что ты ей нравишься. Сказала и то, что вы были бы отличной парой. Внушила тебе эти мысли.

— Вселила в меня надежду, — тихо сказал я.

— Да, вселила надежду в тебя. Это было тяжело, но я отпустила всё это. Отпустила её. Никто не виновен. Это просто стечение обстоятельств. Ужасных. Трагичных. Я долго отходила, почти полгода. Но Вань, прошло уже два года, а ты до сих пор коришь себя за это. Хватит. Пора начинать жить. Возможно, это было неизбежно. Рина ведь, как и ты, ранимая и чуткая душа. И этот весь чёрный юмор, в том числе и о самоубийстве, рос не на пустом месте. Однажды мы с ней разговорились, и диалог зашёл в русло смерти. Она спросила меня о том, как я вижу свою смерть. Я ответила, что сдохну дома на диване за просмотром новогоднего обращения президента от сердечной недостаточности. С юморком, знаю. Рина же тогда ответила, что-либо разобьётся об скалы, либо прыгнет под метро. Тогда я спросила, связано ли это с очередным трогательным аниме, которое она смотрит. Я получила утвердительный ответ и успокоилась. Как оказалось зря. Все мы совершаем ошибки. И порой совершаем ошибки, исправить которые мы не в силах. Но наш долг не в том, чтобы всю жизнь нести на себе клеймо совершённой ошибки, а в том, чтобы своими действиями предотвратить подобные ошибки в будущем.

— Да, я так и делаю, — сказал я.

— Ничего подобного, — парировала Нина. — Ты прячешься. Своим отказом от жизни ты предотвращаешь подобные ошибки в будущем, но какой ценой? Прозвучит высокопарно, но делаешь ты это ценой своей жизни. Ты ведь умер тогда, в петле верно? Так не пора ли возвращаться в жизнь? Забудь всё, что было. Забудь Рину. Забудь Машу. Ищи счастье в настоящем, а не хорони его в прошлом.

Мне не чего было сказать. Наверное, она права. Я в этом не уверен, но всё же скорее всего она права. Искать счастье в настоящем, а не хоронить его в прошлом? Забыть Рину и Машу? Возвращаться в жизнь? Я не в силах ответить на эти вопросы сейчас. Я же тормоз в конце концов, так что если начну думать об этом, то зависну надолго. Так что я сказал, что серьёзно подумаю обо всём, что мне сказали. И непривычно для меня, но это была не отмазка. Но я молодец, вывел на разговор, который всем испортил как настроение, так и аппетит. В какой-то момент взгляд что Нины, что Сони упал на руки Насти, после чего Настя слегка кивнула им. Понятия не имею, о чём это они. Вернуться в жизнь? Но как? Вскоре мы засобирались, и обменявшись тёплыми словами, Нина и Соня пошли в одну сторону, тогда как нам с Настей было в другую.

— По правде говоря, я уже два года слышу эти слова, — сказал я Насте. — О том, что это всё стоит забыть.

— И в чём проблема? — спросила Настя.

— А как забыть, если порой мне снится изуродованная Рина? Или слова Маши во время нашего разрыва? Я не знаю. Всё это так странно, тяжело. Ладно, сменим тему. О чём вы там подмигивали друг другу? Какие-нибудь девичьи секретики?

— Нет, просто они заметили, а ты нет.

— Заметили что?

— Это, — сказала Настя и продемонстрировала левую руку. На безымянном пальце красовалось безумно красивое, серебряное кольцо с каким-то синим драгоценным камнем. — Я выхожу замуж, Вань.

— Что? Замуж? Но как? Когда? И почему ты мне не рассказывала?! — завёлся я. — Почему не сообщала о том, что встречаешься с кем-то?

— Что? Ваня, ты себя хоть слышишь?! Почему не рассказывала? А тебе было бы до этого дела? Ты же спрашиваешь о том, как у меня дела лишь на мой день рождения. Да и почему я вообще должна всё тебе говорить? И как вообще в тебе уживаются добрый внимательный парень с жутким эгоцентриком?

— Потому что мы друзья! Потому что я спас тебя!

— И поэтому ты думаешь, что я навеки обязана тебе? Что я всю жизнь должна любить только тебя? Что я твоя собственность?!

— Я… Чёрт, прости меня, — перейдя на шёпот говорил я. — Я не это имел в виду. Прости. Сколько ты с ним встречаешься?

— Почти год.

— Он хороший?

— Да, он славный.

— Хорошо. Ничего больше мне и не нужно. Прости ещё раз.

— Всё хорошо. Ты просто заботишься обо мне, я знаю. Пусть и заботу, и любовь ты закопал куда-то далеко в себя. Но и ты меня извини. Я слишком резко отреагировала. Но Вань, я действительно любила тебя.

— Да, знаю. Это было трудно не заметить. По крайней мере в то время, когда я был с Машей.

— И не только тогда. Я любила тебя в больничной палате после случая на мосту. Любила, когда ты был с Машей. Любила после вашего разрыва. Сейчас мне стыдно, но тогда часть меня радовалась вашей разлуке. Я думала, что теперь ты будешь со мной. Но вместе с тем и сильно переживала о тебе и твоём самочувствии. Любила и тогда, когда ты предпочёл Рину, а не меня. Любила после твоей попытки самоубийства. И любила последующий год.

— Но затем полюбила его, верно?

— Нет, не верно. Сначала я разлюбила тебя. Разлюбила тебя из-за того, что ты сдался.

— Сдался?

— Именно, сдался. Ты же ничего не хочешь. Вернее даже то, что ты хочешь одного — как-нибудь безболезненно сдохнуть. Ты утратил способность жить. Я думала, что ты поправишься. Мы с девочками всё шли на контакт с тобой, но ты закрылся в своём жалком мире. А я не могу ждать тебя вечно. А ты похоже, что способен ждать целую вечность.

— Чего? О чём ты?

— Маша.

— Забудь это имя. Оно мне ненавистно.

— Ладно, как знаешь. Ты отказался жить. Отказался от счастья. Но почему? Почему наши судьбы после попытки суицида так различаются? Почему я, потеряв всё, нашла в себе силы жить дальше, а ты нет? Почему я, не имея друзей, с родителями, которым на тебя наплевать смогла выбраться из омута отчаяния, а ты нет? Я сама стремилась вернуться в жизнь, пришла к тебе в универ, познакомилась с девочками, стала с ними дружить. А ты? Ты оттолкнул на почтительное расстояние нас, а своих самых близких друзей, с которыми дружил почти 15 лет, и вовсе вычеркнул из своей жизни. Почему ты утратил возможность любить, дружить, верить, быть добрым?

— Может у меня никогда и не было подобных качеств. Может это была иллюзия? Всего лишь образ, который создал вокруг себя?

— Я тогда тоже иллюзия?

— О чём ты?

— Ваня, ты спас меня. Разве это сделал бы образ? Ты прыгнул за мной в ледяную февральскую воду, зная, что у самого слабое и больное сердце. Ты знал, что подвергаешь себя огромной опасности. Но всё же ты сделал это.

— Скажем так, супергеройство у меня в крови.

— Ты хороший человек. И я ценю тебя, очень. Возможно, что я до сих пор люблю тебя. Возможно, что если бы ты сейчас попросил меня бросить моего жениха и выйти за тебя, то я бы согласилась. Но ты этого не сделаешь. Потому что ты не любишь. Никого и ничего. И что хуже всего, ты не любишь себя. Ты ненавидишь себя. Вань, посмотри мне в глаза.

— З-зачем?

— Там ты увидишь себя. Ты увидишь то, каким можешь быть.

Я подчинился. Чтобы ничто не мешало, ничто не попало в область зрения, мы встали почти вплотную. На миг мы даже соприкоснулись носами. Я чувствовал её горячее дыхание. Она чувствовала моё нервное. Я стал всматриваться в её светло-карие глаза. Что я должен здесь увидеть? Белок и радужку? Ну разве это не глупо?

— Так, давай завязывать со всеми этими спиритическими сеансами. А-то докатимся сейчас ещё до того, что будем вызывать духа моего прошлого, чтобы он вразумил меня.

— Ладно, — сказала Настя и тяжело вздохнула, — я догадывалась, что ты скажешь что-то в этом духе. Вань, пока мы не попрощались, я хотела тебе сказать кое-что ещё.

— И что же это?

— Вань, я — живое воплощение того, на что ты способен. А способен ты на спасение жизней. А значит способен на что угодно. Ты спас мне жизнь, но сделай мне и одолжение.

— Да без «Б». Какое?

— Спаси свою жизнь. Она бы этого сильно хотела, — сказала Настя, после чего обняла мою неподвижную фигуру и ушла. Взглянув пару раз в сторону дверей метро, я развернулся и пошёл в сторону общаги.

Да, без «Б». Спаси свою жизнь… Знать бы ещё как. Хотя кого я обманываю, я же знаю, как. Просто вот уже три года не делаю этого. Инструкция по возвращению в жизнь предельно проста. Во-первых, забыть Машу. Во-вторых, принять то, что в смерти Ринаты моей вины нет. В-третьих, помириться со своими старыми друзьями. Я им нагрубил, и очень сильно. Чувство вины за это до сих пор гложет. Всё элементарно. Но я этого не делал.

Девочки правы. Что Нина, что Настя. Я умер тогда в петле. Мне дали второй шанс, но я им не пользуюсь, в отличие от Насти. Я действительно хочу сдохнуть. Каждый день я ложусь спать с мыслью о том, что не проснусь. Упадёт самолёт на общагу, остановиться сердце, какой-нибудь маньяк-первокурсник забежит в комнату и вонзит в меня через подушку нож. Но этого не происходит. Самолёты падают, но не на меня. Сердце болит только при длительных нагрузках. А маньяки-ученики и вовсе плод моих навязчивых идей. Идей о том, что хотел сделать сам. Что там ещё мне говорили? Искать счастье в настоящем? Искать счастье… А где? Ох уж этот вечный вопрос в поисках смысла жизни? Да, имела бы жизнь смысл вообще… Ведь я умру. Все, кого я знаю, умрут. Всё, что меня окружает сгинет в вечном потоке истории. Все эти величественные здания, потрясающие мосты, многомиллиардная «Зенит-арена» — всё это будет предано забвению и небытию, лишь ненадолго пережив меня. Вот он, конец истории для человеческого мышления. Вся суть развития нашего разума и долгих философствований состоит именно в этом — прийти к «суете сует» Екклесиаста. Тотальный, всепоглощающий нигилизм с фатализмом, который сковывает и бальзамирует, словно мумию. Это мышление мёртвых. Или же близких к этому людей. Смертельно больных, стариков. В этой идее они видят спасение и облегчение своей боли. Да, облегчение боли… Видимо по этой причине мне всегда была близка эта идея. Но… Так, подожди, какая у меня есть боль? Измена Маши? Предательство друзей с моей стороны и муки совести? Неудачная попытка самоубийства? Смерть Ринаты? Да, безусловно. Всё это огромная боль, которая давит. Но… Да, позволь себе сказать «но» и продолжить рассуждения. Но всё это в прошлом. Прошло два года. Боже, как же летит время. Два года… Хорошо, давай сядем на скамейку и спокойно всё обдумаем.

Сказано — сделано. Одиноко стоящая скамейка в парке около общаги и толпы снующих туда-сюда людей. Хорошо, я не могу начать новую жизнь, потому что считаю всё бессмысленной суетой из-за боли. Причину и следствие я нашёл. Нужно искоренить проблему. Чёрт, думаю как робот какой-то. Ладно, надо избавиться от боли. Но как? Это такой большой комок психологических травм, что с ним невозможно справиться. Ну-ка, а если распутать клубок? Применить метод дедукции. Хорошо, давай разложим мою боль по полочкам. Измена Маши? Отправная точка всего. Как же я её любил… Любил…

— Любил! — громко сказал я вслух, отчего на меня обернулись люди. — Эм, это я так, случайно вырвалось. Синдром Туретта, все дела.

Да, я любил. Но что было бы, если бы в моей жизни не было Маши? Я бы не любил. Никогда. Никого. Так сильно. Но… Измена… Так, подожди, забудь про измену. Измена, наш разрыв — это что? Это один день. Чёрный как ночь день в моей жизни. А с ней у меня был год, полный счастья и любви. Но она использовала нас… Да, использовала. Но я не прошу прощать её. Нет, она этого не заслуживает. Я пока не настолько преисполнился. Просто… Надо помнить всё то хорошее, что она мне подарила. Нет, не подарила. Что она привнесла в мою жизнь. Это был лучший год в моей жизни. Чувство, что я в центре мироздания меня не покидало. Счастье, блаженство, даже величие и довольное самолюбие. Да, я был на вершине жизни. Но чем выше забирается макака, тем лучше всем видно её красный зад. Но я забрался. Достиг того, о чём мог только мечтать. И этого не произошло бы, если бы не Маша. Так что я должен… Должен начать ценить то время, которое мы были вместе. То, что её измена стала отправной точкой моего падения? А разве в этом её вина? Сколько пар распадается из-за предательств и измен? Неужели все потом доходят до ручки? Или в моём случае до петли на двери? Люди как-то справляются с этим. А я не смог. Оказался слабым. Она виновата в предательстве, но никак не в моём падении. «Не событие это является несчастьем, а способность достойно перенести его — счастьем». Да, вовремя всплыла в мозгу эта цитата. Я оказался не способен перенести измену Маши. Это моя ошибка. Теперь я это понял.

Попытка самоубийства? Смерть Рины? Ох, как же это… Чёрт. Ладно, я должен закончить это. Хорошо, попытка самоубийства — следствие слабости моего характера и неспособности перенести тяжёлые потрясения судьбы. Но Рина… Боже, Рина…

— Аааааааа, — заорал во всю глотку я.

— Ты чего орёшь больной? — громко сказал кто-то из прохожих.

— Эм, с Вами всё в порядке? — спросила женщина в возрасте, подойдя ко мне.

— Да, в порядке. Спасибо, что спросили, — мягко сказал я. — Это просто так, акт мучительной рефлексии. Когда от собственных ошибок становится так тяжело, что невозможно не кричать от боли.

— Хорошо. Не хотите поделиться?

— Знаете, порой с трудностями нужно справляться самому. Но в любом случае спасибо за участливость, это правда дорогого стоит. Хорошего вечера, и извините, если напугал.

— Да ладно, всё нормально. Вам тоже хорошего вечера. Ну и удачи в том, чтобы разобраться в себе, — сказала женщина и ушла.

Что же, как я и думал, мир не без добрых людей. Да, Рина. Какой же я мудак. Самовлюблённый, тщеславный эгоцентрик. Мудак! Да, я виновен в её смерти. И как бы ни разубеждали меня в этом подруги, для меня это факт. Хотя фактов нет, а есть лишь интерпретации… Хорошо, моя вина в смерти Рины — субъективная оценка объективной реальности. А реальность заключается в том, что на мертва, а я нет. Да, вина выжившего. Будь она неладна. Но… Слушай, а что если и сюда «впиндюрить» стоиков? Что там у них может помочь? Да, точно, дихотомия контроля. Есть то, что в нашей власти, а есть то, что вне её. В нашей власти наши суждения, мысли, настроение и т. д. Всё остальное либо не в полной нашей власти, либо вообще вне её. Хорошо, а что это даёт мне? Ну, во всяком случае понимание того, что жизнь Рины вне моей власти. И никогда не была в ней. Я не мог заставить её покон-… Наложить на себя руки. А следовательно, я не виновен в её смерти. Всё! Да, в собственной голове звучит охуенно, но почему-то мне не сильно полегчало, тогда как разбор ситуации с Машей реально помог. Ладно, хорошо, над чувством вины придётся ещё поработать, но ведь девочки правы. Прошло два года. Это большой срок. И… Она бы не хотела этого. Чтобы я убивался и закрыл за собой крышку гроба из-за этого. Она бы хотела, чтобы я жил. В этом я точно уверен. Ведь она считала меня лучшим из всех, кого она знала. А значит я должен жить. Вот, как я могу искупить свою вину перед Риной. Жить. Осталось найти источник счастья, который я всегда искал во вне. Но где же он? Ну, как мне кажется только лишь в себе самом. Да, точно! Я и есть источник своего счастья! Ни Маша, ни Рината, а я. Так, звучит громко, но что это мне даёт? А, неважно. Потом разберусь. У меня что-то наклёвывается, нельзя переставать думать. Настя. Нас-тя… Настя! Ты жива не благодаря мне, а благодаря себе. Ты захотела жить, и ты стала жить. Ты обзавелась друзьями, подругами, любовью, скоро ты будешь замужем, а там недалеко и до детей. Ты выбрала жизнь. Ты не захотела умирать, напротив, ты устремилась навстречу жизни. Так почему же я так не могу? А не могу ли? Меня ведь окружают добрые и чуткие друзья, у меня есть любящие, души во мне не чающие родители. Так разве я не могу устремиться к жизни? Ведь у меня есть всё. Преград нет. Только моя слабость. Слабость, которая всегда со мной. Да, это так, но я слишком часто говорил себе о том, что я слабак. Но после этих самоуничижительных слов я ничего не делал. Теперь же у меня появляется решимость уничтожить это. Уничтожить свою слабость. И у меня помощники в этом деле. Они помогут, так что всё, что мне нужно сделать — это сделать первый шаг. И я знаю, с чего начать. И нет, я не про просмотр мотивирующих фильмов, нет. Начать нужно с последнего груза, который давит на меня — чувство вины и стыда за то, что по-скотски поступил со своими друзьями. Да и с родителями я бы поступил ненамного лучше. Но они помогают мне финансово, хех. Чёртов эгоист. Но вот друзья… Я предал их. Бросил их. Хотя как никогда раньше нуждался в них. Есть ли путь назад? Смогут ли они меня простить? Как же много вопросов, от которых болит голова. Но ответы я получу только от них самих.

— Привет. Как дела? Давай встретимся на этих выходных? Я позвал ещё всех питерских, но кто придёт, а кто нет не знаю. Так, просто посидим, поболтаем. Сможешь в субботу в пять?

Письма примерно такого содержания я написал своим бывшим друзьям. Ответ у всех был максимально коротким: «Да». Ну, я хотя бы попытался. Но прийти всё же стоит. Вдруг кто-то всё же придёт.

Глава 20

Вот же гадство. Опаздываю! Всё-таки отвык я от наведения марафета. И побрейся, и зубы почисти, и футболку погладь. Одним словом — ужас. То ли дело мыться раз в неделю, бриться раз в месяц, и ходить всегда в мятой одежде. Много времени освобождается, которое я обычно трачу на игры и видео. Очень полезно, да. Ладно, опаздываю всего на семь минут, а по нашей старой традиции опоздание менее чем на 10 минут опозданием не считается. Так, всё, захожу в торговый центр.

— А ты не изменяешь своим привычкам, да? — окликнул меня голос позади.

— Эм… Влад? — спросил я, развернувшись.

— П-привет Вань, — сказал Влад прозаикавшись. — Как жизнь?

— Ох, давай лучше наверху об этом, — сказал я и пожал протянутую руку, — вдруг кто ещё пришёл.

— Ну, давай проверим.

Мы поднялись на верхний этаж.

— Похоже кое-кто пришёл, — сказал Влад и указал на стол, в центре фуд-корта оказался занят тремя парнями. Это были они, Миша, Костя и Серёжа.

— П-привет парни, — нервно сказал я, когда подошёл к друзьям. — А вы изменились. Я, слепой, вас бы и не узнал.

— Да, ты тоже изменился, — сказал Костя. — Наверное. Ну что, как у тебя дела?

— Да не знаю, нормально, наверное.

— Нормально? Я уже боюсь твоего «нормально», — строго сказал Миша.

— Да, понимаю. Но сейчас всё действительно нормально. У вас как дела?

— Нормально, — хором ответили друзья и засмеялись.

— Да ладно вам, давайте серьёзнее. Серёж, ты уже, наверное, отцом стал?

— Не, мы пока с этим не торопимся. Успеется ещё.

— Да, свадьба была красивая, — сказал Влад. — Жаль, что тебя не было.

— Да, жаль, — тихо, как будто в себя сказал Серёжа.

— Парни, давайте сделаем «стоп». Я так не могу! Просто не могу. Давайте я выговорюсь, а потом уже делайте что хотите. Парни, простите меня. Я был ублюдком. Мы столько лет дружили, а я просто убил нашу дружбу. Мы не виделись уже почти два года. Из-за меня. Я виноват. Очень. Я… Серёж, прости меня. Ты позвал меня на свадьбу, хоть к тому моменту мы и не виделись уже год. Ты хотел, чтобы друг детства присутствовал на дне твоего счастья. А я… Я послал тебя. Сказал, что мне плевать на тебя и твою будущую жену. Пожелал скорого развода. Я поступил как свинья. Потому что врал. Врал вам всем. Ведь Серёжа, ты большой молодец. Ты следишь за собой, умный, уже обеспечиваешь сам себя и свою жену. Я рад за тебя, и на самом деле горжусь, что ты мой друг. Ну, во всяком случае был другом. Влад, ты тоже прости меня. Ты звал меня погулять, сходить поиграть в футбол. Я же в последний раз назвал тебя недоразвитым заикой, и сказал, что не хочу иметь с тобой ничего общего. И это я сказал человеку, с которым делился в первую очередь своими влюблённостями и шизофреническими идеями мирового господства. Тот, с кем мы вместе ходили домой после школы. Тот, который в конце концов способен лечить своей добротой, как говорила о тебе учительница биологии.

— Ага, а про тебя она говорила, что ты полон сочувствия и сопереживания, хотя тогда ты грезил третьей мировой, — тепло улыбаясь сказал Влад.

— Да, точно. Было дело. Костя, тебя помню я назвал долбаным клоуном, бездарным рэпером и ничтожным музыкантом. Прости меня. Разумеется, я так не считал. Да, может порой твои шутки и оказывались невпопад, но ты тот, кто может добавить юмора в любую обстановку, а это дорогого стоит. А ещё ты отличный поэт. Мне прям понравились твои стихотворения.

— Что? Я же только год назад завёл паблик, где стал публиковать.

— Я ведь не забыл вас. Не мог просто так взять и вычеркнуть из памяти мою главную ошибку. Поэтому да, я следил за вашей жизнью. И очень рад, что у вас всех складывается жизнь удачно.

— Теперь видимо очередь Миши? — спросил Серёжа после моей паузы.

— Да, видимо. Просто… Очень трудно собраться с мыслями. Миша… Боже. Миша, ты спас меня, вытащил меня из петли, а я… Я сказал, что…

— Вань, всё нормально. Мы понимаем, — сказал Костя, увидев, что я уже на грани того, чтобы не зарыдать.

— Пусть продолжает, — сказал Миша, пристально глядя на меня.

— Да, я должен. Нужно, — сказал я и попытался успокоиться, сделав три вдоха. — Я сказал тебе, что ты не давал мне жить, так теперь не дал мне и сдохнуть. Я сказал, что ненавижу тебя. И в отличие от всего, что я наговорил парням, это было правдой. Я действительно ненавидел тебя. Мне казалось, что ты сломал мне жизнь. Мне казалось, что вместо небытия ты вернул в этот мир, который хочет пытать меня. Вернул в мир, в котором я психически неуравновешенный. В мир, в котором мне будет крайне трудно найти себе место. В мир, в котором она покончила с собой. Мне казалось, что если бы не ты, то мы встретились бы там, на том свете. Если он есть, конечно. А если он есть, то мы жили бы вместе всегда. Но ты вернул меня в мир, где я жив, а она — нет. Я проклинал тебя. Но, наверное, только сейчас я понял, как обязан тебе. Ты спас меня. Спасибо тебе, Миша. Спасибо. Я никогда не смогу отплатить тебе той же монетой. Я навечно твой должник. И прости меня. Простите все, если сможете. Я понимаю, это трудно. И я пойму, если вы сейчас встанете, плюнете в меня и уйдёте.

— Ты позвал нас сюда только для того, чтобы извиниться? — холодно спросил Миша.

— Нет. Не только. Я бы хотел возродить нашу дружбу. Если это возможно, — сказал я, опустив голову.

— Я думаю, нам стоит это обговорить. Не мог бы ты пока спустится вниз и купить скажем два литра лимонада или кваса? — мгновенно, не давая никому и возможности что-то проговорить, сказал Серёжа.

— Да, хорошо, — сказал я и ушёл.

О чём они сейчас говорят? Не знаю, но мне кажется о том, как бы деликатнее меня послать. Или может они уже ушли. Я приду, а их нет. А в социальных сетях я окажусь в бане. Может и такое быть. Во всяком случае, это будет коллективное решение. Так что вариантов у меня не очень много. Пан или пропал. Примерно так. И мне останется лишь принять их решение. Я сейчас ничего не решаю. Только жду их вердикта. А, ну да, ещё я выбираю лимонад, точно. Так что вот где я должен сделать выбор. Боже, пускай они не уйдут. Пускай они хотя бы примут мои извинения. Мне будет трудно начать новую жизнь, если останусь непрощённым изгоем в глазах моих бывших лучших друзей. Они всегда были рядом, а я не ценил. Помню второе сентября в первом классе. Прогулка на улице. Все смеялись, веселились, толпились около классного руководителя. Все, кроме двух «изгоев». Меня и ещё одного парня. Я долго стоял и мирно бродил один, но в какой-то момент мне это надоело, и я подошёл к этому парню.

— Привет. Тебя как зовут? — спросил я.

— Миша. А тебя?

— Ваня. Слушай, а давай поиграем в «Рейнджеров»?

— Это как?

— Ну, ты смотрел «Рейнджеров»?

— Да.

— Ну так вот, я допустим красный рейнджер, а ты синий или чёрный. И мы будем сражаться со злодеями.

— А кто будет злодеем?

— Да можно просто представить злодея. Мы же понарошку. Будем бить как бы злодея. А может кто-то играть злодея. Ну что, будешь?

— Ну, давай попробуем.

Так и завязалась наша дружба. Спустя пару месяцев у Миши был день рождения. Я оказался единственным, кого он позвал. Первый школьный друг. Ближе к концу первого класса «Рейнджеры» переросли в игру «Человек-паук и все, все, все». Суть та же. Но мы не были ограничены рамками. Мы примиряли на себя роль любого персонажа. Комиксы, игры, фильмы — мы брали вдохновение из всех возможных источников. Тогда же мы с Мишей подружились с Серёжей и Костей. Вернее, даже я подружился. С Серёжей из-за увлечения комиксами, а с Костей из-за того, что вступился за него перед возможной дракой. Так мы и стали дружить. Фантастическая четвёрка, не иначе. Хотя в нашем случае мы именовали себя черепашками — ниндзя. Костя, всегда весёлый, шутник, был Микеланджело. Миша, самый умный из нас и скромный подходил идеально на роль Донателло. Я же тогда был весьма вспыльчивым и часто лез в драки, так что примерил на себя красную повязку Рафаэля. Серёже досталась роль Леонардо. Но она ему подходила. Пожалуй, он действительно больше всех нас был одарён лидерскими качествами. Так мы и дружили четвёркой долгие годы. Даже придумали «Братство брутство». По принципу братства, тот, кто выбился из общего числа, нарекался брутом. Например, все получили за контрольную 4, а я 5. Я оказывался брутом. Разумеется, это не несло никакого осуждающего эффекта. Просто это был ещё один способ привнести интерес в нашу жизнь. Так что все хотели стать положительным брутом, значит преуспеть, переплюнуть всех остальных. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы установили закон конкуренции. Детской, но всё же конкуренции. Разумеется, каждый из нас стремился быть лучше другого. Да, обычная конкуренция в мужском коллективе, а ведь кто-то недалёкий помню говорил, что это «самоутверждение за счёт друзей». Мда, кто-то явно не разбирается в жизни. И ладно, найдите мне хоть одного человека, разбирающегося в жизни, но вот зачем совать нос? И зачем-то вывешивать ярлыки? Странные, неразумные люди. Мы взрослели, перестали играть в вымышленных героев и злодеев, вслед за парнями я пошёл в физ-мат класс, хотя душа к математике не лежала. Но тогда у меня всё получалось. Но с углублённой математикой я не справился, и через три года перевёлся в параллельный, хим-био класс. Там-то я сразу подружился с Владом. Жуткий болтун. А ещё нытик. Но ныл он только мне. Да и к тому времени я стал всё сильнее замыкаться в себе, так что вышло так, что мы ныли друг другу. Способствовало этому и то, что мы жили рядом, а значит после школы шли вместе. И часто именно по дороге домой я делился своими тёмными мыслями. О том, что хочу умереть героически. О том, что хочу развязать третью мировую, чтобы меня запомнили. Да, сейчас я понимаю, что это всё были отзвуки низкой самооценки. Я хотел славы и бессмертия. И в этом нет ничего плохого. Но я мотивировал всё это тем, что зло запоминается лучше. Эта мысль и заниженная самооценка привели меня к нацизму и ницшеанской идеи сверхчеловека. Ничего хорошего из этого не вышло. Только разочарование в своих силах.

Через меня Влад подружился и с парнями. Стали ли мы пятёркой? Не знаю, но эти четверо — мои лучшие друзья. Во всяком случае были. Что же сейчас? Понятия не имею, и лучше об этом думать. Я уже купил лимонад и поднимался наверх. Что сейчас будет? Фух, они на месте, никуда не ушли. Это уже хорошо.

— Ну что, вы всё обговорили? — спросил я неуверенным тоном.

— Да, можно и так сказать, — сказал Миша. — Вань, мы тебя прощаем. Все. Мы понимаем, что тебе было тяжело, и что ты наговорил нам это не со зла, более того, ты не верил в то, что говорил. Что же до дружбы…

— У нас есть к тебе одно условие, — сказал Серёжа.

— К-какое?

— Давай без подобных выкрутасов, — сказал Костя.

— Да, мы имеем в виду, что давай без попыток самоубийства, хорошо? — спросил Влад.

— Да, да, конечно. Я это, ни-ни теперь. Так получается, что мы теперь…

— Да подожди ты, не гони коней, — сказал серьёзно Миша. — Ты сказал, что навечно мой должник. Так вот, у меня есть просьба, которую ты будешь исполнять вечно, чтобы отплатить долг.

— Эм, и что это за просьба?

— Рассказывать о том, что происходит в твоей жизни, — сказал улыбаясь Миша, — потому что я прекрасно помню, как ты говорил, что всё нормально. Однако потом я нахожу твой предсмертный трактат, а потом и вовсе из петли вытаскиваю. Так что для нас, для меня, забудь ответ «нормально» на вопрос «как дела?». Идет?

— Конечно. Но, подождите, мы что, теперь снова… Друзья?

— Мы всегда ими были. Просто ты решил взять отпуск от нас.

— С возвращением, дружище, — сказал Серёжа. — Нам тебя не хватало.

Дальше пошла санта-барбара. Мы обнимались, а я не смог сдержать слёзы. От счастья? Наверное. Но мне было всё равно. Я помирился со своими лучшими друзьями.

— Вань, мы ведь даже не представляем, что ты перенёс. Какие муки и страдания. Но тебе всё воздастся.

— Нет, не воздастся. Никто не будет вознаграждён за страдания. Я сам могу воздать себе за всё, что пережил. Только я сам.

— Ты, сука, прав, — сказал Миша и обнял меня.

Мы поели, поболтали, я рассказывал о том, как у меня дела. Рассказ был коротким, так что я узнавал, что произошло в жизни моих друзей. Мы тепло расстались, и договорились о том, что как только снег полностью сойдёт и станет достаточно тепло, пойдём в футбол. Как в старые-добрые.

Кажется, жизнь стала налаживаться. Кажется? Нет, так и есть! Началось всё разумеется с привидения в порядок моего внешнего вида. Каждый день утренний душ, бритьё два раза в неделю, постоянная глажка одежды, использование туалетной воды. Словом, я делал всё, чтобы понравиться людям, и чтобы понравиться себе. Устроил генеральную уборку на весь день в своей комнате в общаге. Как я раньше жил в таком свинарнике? Куча пыли, разбросанные носки, гора немытой посуды, не застеленная кровать. Ужас. Жизнь действительно приходила в норму. В универе у меня не было друзей, но теперь появились. И ещё одна хорошая подруга. Юля. Не знаю, может быть я действительно нравлюсь как парень, но надеюсь, что всё-таки как друг. И вот, две одиночки, которые почти весь учебный год сидели за разными столами, уселись вместе. Юля оказалась очень приятной девушкой. С ней всегда было о чём поговорить. Как-то вышло само и то, что мы стали обедать вместе. Один раз в моей голове даже проскочила мысль о том, что стоит позвать её на свидание. Но дальше мысли дело не пошло. Мне было хорошо с ней. Так стоит ли подвергать нашу зародившуюся дружбу риску? Во всяком случае, меня устраивает и существующий порядок, так что стоит ли что-то менять? Не думаю. И нет, дело не в том, что я якобы до сих пор думаю о Маше, нет. Просто девушку найти легче, нежели хорошего друга. А уж так вышло, что Юлю я ценил именно как друга. И это здорово. Что же до Маши, то я забыл её. Разумеется, насколько это возможно. Её подарки, кольцо и картина ещё валялись где-то в комнате. Я их не выбросил. Потому что мне они дороги. Дороги воспоминания. Да, было и много хорошего у нас. Очень много. Да, я чувствовал себя счастливым. С ней. Я был очень привязан к ней. Настолько сильно, что её предательство серьёзно пошатнуло меня. Она была моим счастьем. Теперь же счастье не во вне, а внутри меня.

Да, я счастлив. Я доволен настоящим, ведь меня окружают замечательные люди, любящие родители. Я учусь, а в свободное время даже помогаю людям. Может быть даже спасаю их. Что это, если не добродетельная жизнь, ведущая к счастью? Что я пережил? Jedem Das Sein. «Каждому своё». И это моя жизнь. Ведь в том-то и дело, что это я пережил. Я, а не кто-то другой. Так почему же я должен отказываться от того, что поистине моё? Да, я хотел бы, чтобы Маша любила меня, и мы были бы сейчас вместе. Может быть уже бы поженились. Да, я не хотел бы делать трюк с петлёй на шее. Не хотел бы и такой судьбы Рины. Но ведь глупо требовать, чтобы события свершались так, как тебе хочется. Нужно принимать происходящее таким, какое оно есть. Мы не в состоянии изменить прошлое — это вне нашего контроля. Но мы можем и должны извлекать уроки из прошлого, и единственное, что в нашей власти — это происходящее здесь и сейчас. Я совершил много ошибок. Из-за трусости, слабости характера. Много из-за чего. Но я извлёк из этого уроки. И знаю, что делать дальше. Жить. И получать удовольствие. Делай что хочешь, но пусть сделанное приносит радость!

Проходили недели, месяца. Я наконец познакомил всех своих друзей. Сначала девушек с Юлей. Потом всех подруг со всеми друзьями. То был майский пикник на Марсовом поле. Погода стояла дивная. Солнце, тепло, мягкая трава, и общество друзей. Что может быть лучше? Фрисби, шашлычок, картишки. Если сначала ряд друзей отнёсся скептически к моему предложению собраться всем вместе, то к концу дня никаких сомнений быть не могло. Все были очень довольны и счастливы. Парни узнали с кем я тусовался последние года, девушки же узнали много чего из моего прошлого. Здорово всё-таки быть в центре внимания. Всем понравилось настолько, что поступило предложение повторить это, когда закончим сессию. Такое предложение сразу поддержали.

Мой психотерапевт также обозначил существенные положительные изменения в моём самочувствии. Поэтому мы сделали наши сеансы более редкими. Если раньше я наведывался раз в месяц, то теперь раз в два, а то и в три месяца. Да, жизнь наладилась.

Незаметно прошёл ещё один год. И вот я уже заканчиваю магистратуру. Май месяц, а это значит пора защиты магистерской работы, сессия.

Фух, тяжёлый выдался денёчек, ничего не скажешь. Но ничего, чем сложнее день, тем приятнее дорога домой. Вот и я иду домой. Только-только закончился дождь, так что приходится старательно выбирать, куда ступить, чтобы не шагнуть в лужу. И вот, аккуратно пробираясь через мины, расставленные природой, я подходил к общаге. Из магазина по правую руку вышла молодая девушка. Она убирала что-то в два пакета, которые несла, но не справилась с координацией, и оступилась, громко охнув. Я же в мгновение ока оказался неё.

— Вы в порядке? — спросил я.

— Да, в порядке. Вроде бы. Но нога болит.

— Можете ею пошевелить?

— Д-да, могу. Но больно.

— Хорошо. Значит не перелом. Я видел, как Вы упали, так что мне кажется Вы всего лишь подвернули ногу.

— Да, наверное, просто подвернула.

— Но даже в этом случае стоит приложить лёд. Я живу не так далеко, в общаге, у меня есть и лёд, и эластичный бинт, так что…

— Вы тоже студент? Я тоже там живу просто.

— Да? Тогда отлично. Пойдём вместе. Позвольте тогда мне взять Ваши пакеты, и можете облокотиться на меня. Сейчас не стоит давать излишнюю нагрузку на ногу.

— Ох, да я даже не знаю. Вам и правда нетрудно?

— Да, без проблем. Ну же, смелее.

— Ладно. Да и давайте на «ты».

— Отлично. Я буду только рад такому положению вещей, — сказал я, и занял одну руку пакетами девушки, а другую положил ей на талию. Конечно же только для поддержки, ведь она закинула свою руку мне на плечо. Так мы и пошли.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Ваня. А тебя как?

— Варя. Очень приятно познакомится.

— Взаимно. Где учишься?

— Экономический факультет, выпускной курс. А ты?

— Юридический. Первый год магистратуры.

— Получается ты на год меня старше?

— Получается так. Как нога?

— Да ничего. Спасибо тебе большое.

— Да ладно, пока не за что. Сейчас придём, приложу лёд, потом обвяжу ногу бинтом. Пару дней походишь с ним, а потом вернёшься в привычное русло жизни. Как дипломная?

— Хорошо. Успеваю.

Так и прошла наша дорога. Болтали мы в основном об учёбе. Меня же не покидало чувство дежавю. Возвращаюсь домой, девушка подворачивает ногу, я ей помогаю дойти до дома. А может быть вот она, моя будущая девушка? Вполне может быть. Наконец мы пришли ко мне.

— Ого, с девушкой?! — весьма бурно отреагировал на мой приход сосед Олег. Хикка. Как и я раньше. Всё сидит за компом. Наяривает на аниме. — Так вот почему ты последний месяц следишь за собой. Да ещё и уборку сделал.

— Да, и тебе привет Олег, — сказал я. — Варя, это мой сосед Олег. Олег, это Варя. Наша студентка, только с 4 курса экономического.

— Приятно познакомиться, — сказала Варя.

— Что же, вот, располагайся, — сказал я Варе, усадив её на свою кровать. — Снимай обувь, сейчас лёд из аптечки достану.

— Эм, Вань, у меня ещё колготки.

— Тоже снимай. И хватит краснеть, я же не домогаюсь до тебя в конце концов, а всего лишь собираюсь оказать первую медицинскую помощь. Мы с Олегом выйдем. Позовёшь, как закончишь. Пошли Олег, — сказал я, и вытащил соседа в коридор.

— Фига ты даёшь! — сказал он, едва мы вышли из комнаты. — Только познакомился, а уже сразу включил доминанта. Молоток! Не перестаю тебе удивляться. Сначала был унылым ходячим дерьмом, потом улыбчивым оптимистом, сейчас вообще альфа-самца включил.

— Ты меня вообще слушаешь? Я же сказал, что не домогаюсь до неё. Просто помогаю. Вот и всё.

— И что, как будто ты не попробуешь замутить с ней? Если нет, то я всерьёз задумаюсь над тем, что ты педик.

— Да пошёл, чёртов гомофоб!

— Ага, значит педик!

— Заткнись сыч, — сказал я и наступила тишина. — Я не голубой, ясно.

— Да ты же ни разу за год не водил девушку. И вообще я ни разу не видел тебя с девушкой.

— Плохо смотришь. Да и что ты вообще ко мне прикопался?

— Забей. Я просто хочу, чтобы ты с ней замутил.

— Точно сыч.

— Пошёл ты.

— Я готова, — сказала Варя.

— Ты слышал? Она готова! Вперёд! — вновь начал острить Олег.

— Какой же ты всё-таки засранец, — беззлобно, с улыбкой сказал я и вошёл в комнату.

— Слушай, Вань, а ты уверен, что… — заговорила неуверенно Варя.

— Да, уверен, — сказал я и бросил ей в руки медицинский лёд из аптечки. — Вот, приложи к месту, где болит.

— С-спасибо, — сказала Варя.

— Варя, а у Вас есть парень? — спросил Олег. Вот же говнюк. Я и сам хотел спросить.

— Да, есть, — ответила Варя. Вот облом. Ну ладно, не в этот раз, — но у меня есть одинокие и симпатичные подруги. Могу познакомить с вами.

— О, вот это уже интересно. Что скажешь, Ваня?

— Скажу, что стоит наложить эластичный бинт. А потом попьём чай и поговорим. Олег, поставишь чайник?

— Да, конечно, — безропотно ответил сосед.

— Эм, Вань, я, наверное, могу и сама, — неуверенно заговорила Варя.

— Наверное? Приходилось уже это делать?

— Ну, нет, но…

— Ну вот и всё, просто расслабься и получай удовольствие, — ухмыльнулся я. — И говори, если будет слишком туго.

— Хорошо.

Взяв её ножку в свои руки, я начал наматывать бинт. Мои движения были плавными и сильными. И надеюсь нежными. Нужно же произвести положительное впечатление на её подруг. Девушки ведь обожают обсуждать парней. Так что чем больше Варя будет говорить своим подружкам обо мне, тем лучше сложиться у них обо мне впечатление. А значит повышается мой шанс понравиться им. Так что убиваю двух, нет, даже трёх зайцев одним выстрелом. Первый заяц — помощь другому. Второй — задел на будущие отношения. Третий… Ну а третьим зайцем является, что я сейчас лапаю красивую девушку. Тоже своего рода плюс в копилочку.

— Вот и всё, — сказал я, когда закончил. — Сначала будет неудобно, но привыкать и не придётся. Можешь завтра-послезавтра зайти, там уже, наверное, можно будет снимать. Тебе как, не давит?

— Нет, всё хорошо. Спасибо большое. И у тебя сильные руки. Вышел бы отличный массажист, — сказала Варя. Это что, намёк? Или она про обычный массаж?

— Эротический массаж? — спросил Олег, как будто читая мои мысли. Хотя мысли взрослых парней, которые уже давно в отношениях со своей рукой весьма заурядны.

— Нет, — засмеялась Варя, — не обязательно. Можно и обычный. Но где обычный, там и эротический, да?

— Ничего не знаю, я просто хожу в тренажёрку раз в неделю и всё. На массажиста надо долго учиться, — ответил я. — Ну так что, чай или кофе?

— Чай, — ответила Варя, и мы сели за стол. — Слушай, Вань, ты так быстро сообразил в тот момент, когда я упала. Я прям удивилась. Часто приходится девушкам помогать?

— Не то чтобы часто, — ответил я, — раз в пять лет.

— А у тебя девушка есть? — спросила Варя.

— Да нет, нету.

— Ну, бывает. Вообще по тебе не сказать, что тебе нужны отношения.

— Да, можно и так сказать. Просто ищу свою судьбу, а не просто девушку.

— Жаль, ты вроде классный парень. Я уверена, скоро найдёшь свою судьбу. Есть у меня предчувствие, что скоро в твоей жизни что-то произойдёт. Судьбоносное.

— А, ага. Точно. Может одна из твоих подруг окажется той самой моей судьбой. Кто знает? Часто люди находят себе партнёров на всю жизнь потому, что их свели или познакомили.

— Это да. Ну что, может на следующих выходных замутим что-нибудь? Мне так точно нужно будет разгрузиться. А-то я точно с ума сойду. Вы как?

— Мы за, — не дожидаясь, как всегда, моего медленного ответа, сказал Олег.

— Да, может быть, — наконец сказал я.

— Вот и отлично. Подруг у меня куча, так что…

— Позови самых красивых. И конечно свободных, — сказал Олег.

— Хорощо-хорошо, — сказала, смеясь Варя, — красивых и свободных, поняла. Ну ладно, я, пожалуй, пойду. Во сколько вы будете дома? Ну, чтобы я бинт занесла. В шесть устроит?

— Да, конечно, — ответил я.

— Отлично, тогда завтра в шесть часов забегу. Ну а потом до следующих выходных. Ладно, я побежала. Хотя в моём случае вернее сказать пошла. Ну что ж, мальчики, не скучайте тут. До встречи, — сказала Варя и скрылась за дверью.

— Чёрт, она же колготки оставила, — сказал Олег. — Ну-ка, верни побыстрее, пока она не ушла.

— Олег, она живёт в соседнем блоке. На улице май месяц. А ты предлагаешь мне сейчас бежать по коридору с женскими колготками?

— Да ладно тебе, это же общага. Тут всегда так.

— Она завтра придёт, и я отдам ей колготки. Делов-то.

— А вот если бы она была свободна, то ты бы побежал, верно?

— Нет, нифига. Напротив. Зачем мне унижаться перед девушкой, которой хочу понравиться?

— Ну, наверное, ты прав. Ну что, теперь ждём следующих выходных?

— Да, точно, — вяло ответил я, и пошёл готовить себе ужин.

На следующий день Варя зашла, чтобы отдать бинт и забрать колготки. Она ходила к вузовскому врачу. Так вот, он меня похвалил. И за оказание помощи, и за правильно наложенный бинт. Дни протекали с неумолимой быстротой. Было забавно наблюдать за тем, как меняется Олег. Стал всё чаще поправлять спину, чтобы не выглядеть горбатым. Наконец стал голову мыть хотя бы через день. Ну и словом, проходил тот же путь, что и я. Пускай и куда как более поверхностный. Что же делает с одинокими парнями мысль о скором свидании с реальной девушкой, а не с какой-нибудь тульпой и прочими 2-д персонажами. Я же был расслаблен. Ну подумаешь, всего лишь познакомлюсь с девушками. В конце концов это будет именно знакомство, а не свидание. Так что я подходил к выходным полностью расслабленным. Да и учёба уже заканчивалась. Скоро я перестану ходить в ВУЗ на пары и обед с Юлей. Останется только сдавать зачёты и экзамены.

Вот и в пятницу, за день до назначенных выходных, был обычный день оканчивающегося учебного года. На перемене, как всегда, заболтался с одногруппниками.

— Ого, мощно! — сказал вдруг Артём.

— Что такое? — спросил Валя.

— Да момент аварии смотрю в «телеге»[11]. Мент влетел в отбойник на трассе на своём джипе.

— И что, умер?

— Ну да. Его дочь говорят в тяжёлом состоянии. Всё, больше нет полковника Говорова.

При звучании этой фамилии в голове прошла резь. Боль в висках, от которой я скорчился.

— Вань? Всё хорошо?

— Эм, да, нормально. А как зовут этого мента?

— Так, сейчас гляну. Эм, да, вот, Михаил. Михаил Игнатьевич Говоров. А что? Знаешь его? Ты вроде не похож на тех, кто пересекается с мусорами.

— А можешь узнать, как зовут дочь и сколько ей лет? — спросил я, а самого начинало тошнить.

— Ладно, сейчас посмотрю. Так, нашёл. Мария Говорова, 20 лет.

— Ага, спасибо. Я это, пойду пожалуй. Самочувствие не очень.

— Да, оно и заметно, — сказал Саша, указав на мою руку.

— Блять. Тремор вернулся. Ладно парни, я пойду. До встречи.

— Ага, давай, до встречи, — сказали ребята и я ушёл.

Я достал телефон, чтобы убедиться в том, что это сон. Нет. Это не сон. Блять! Так, спокойно. Дыши глубже. Так, комната в общаге. Коробка памяти. Фотки, альбом, кольцо… Нет, всё не то. Пожалуйста, пусть будет так, что меня подводит память. Хоть бы я ошибался. Ага, вот она. Визитка. «Адвокат. Говорова Наталья Игоревна». Блять. Это она. Сука! Так, подожди. Твоя жизнь налаживается. Ты забыл про Машу, помнишь? Завтра ты пойдёшь знакомиться с красивыми и одинокими девушками. У тебя всё хорошо. Ты окружён друзьями и просто хорошими людьми. Завтра я пойду знакомиться с красивыми и одинокими девушками. Завтра. А сейчас мне стоит отбросить все мысли. Тишина давит. И душит. Не могу. Нужно заткнуть уши. Нужно заткнуть эмоции. Бежать. Куда-нибудь. Завтра я пойду знакомиться с красивыми и одинокими девушками. Завтра…

Глава 21

Погода вышла на редкость паршивой. Ветер с силой рвал деревья, а всё небо затянуло свинцовыми тучами. Пикник точно будет на славу. Так что я рвал когти, чтобы не попасть под дождь.

— Мария Говорова лежит у вас? — спросил я дрожащим голосом на регистратуре.

— Девушка, которая попала в аварию? Да, она у нас. А что? — спросила с каменным лицом женщина.

— Мне бы попасть к ней.

— Вы кем ей приходитесь?

— Ну, — сказал я и сглотнул слюну, — бывший друг.

— Бывший друг? Тогда нет. Пускаем только родственников.

— Пожалуйста, — взмолился я.

— Не могу. Девушка в тяжёлом состоянии. Если мы будем пускать всех бывших друзей, то что здесь будет?

— А я могу хотя бы узнать, как она?

— Я Вам что, её лечащий врач?

— Да, извините, — сказал я, и опустив голову поковылял на выход.

Сильный ветер разогнал тучи, и из-за облаков показалось солнце. Боже, Господи, если ты есть, сделай так, чтобы у неё всё было хорошо! Чтобы травмы оказались несерьёзными. Она же ехала на японской машине, а они вроде надёжные. Да и пассажирское место вроде безопасное. А если она… Нет! Нет-нет-нет, замолчи! Она не умерла, это точно. И не умрёт! Не она. Она выживет. Обязательно выживет. Ради своей мамы. Ради своего парня, если он сейчас у неё есть. Если она его ещё не предала. Чёрт, мне точно нужно будет вновь наведаться к психологу. Я только забыл её… Стачивая всё это время ногти, у меня образовалась заусеница. С силой оторвав её, из-под ногтя посочилась кровь. Жадно припав губами к ране, я вспомнил наш первый поцелуй с Машей. Казалось, будто у моей крови одинаковый вкус с её губами. Я закрыл глаза и полностью отдался чувству блаженства. Почему? Почему я не могу забыть её? После всего того, что она со мной сделала. После предательства. Почему? Ответ по типу «первой любви» не принимается. Так почему? Может быть за всю жизнь меня так, как Маша любила только мама? Или из-за нашей разницы в возрасте, которая подарила нам ряд незабываемых жизненных ситуаций? Или из-за того, что тот год с Машей был для меня самым счастливым в жизни? А может быть это следствие вышеуказанных причин? Не знаю. Но что я знаю, так это то, что её предательство стало отправной точкой в моём падении. Она убила её… Нет, о чём я думаю?! Никто не виноват. Чёрт, жизнь ведь только наладилась. А я снова как будто откатываюсь назад. Ненавижу. Как же я тебя ненавижу. Ты кормила меня надеждами. Ты с ложечки угощала меня счастьем лишь для того, чтобы я прикрыл глаза и доверился тебе. А потом, когда я оказался в твоей власти, ты угостила меня не счастьем, а ложью и предательством. Не было никакой любви. Во всяком случае с её стороны. Я должен был об этом догадаться сразу, ведь изначально эта игра с доведением до смущения мне показалась странной. «Красные ведут… Синие ведут…» Она играла со мной. А я купился. Я поверил в то, что все эти игры — детские и невинные забавы. Но они готовили почву для будущих коварных планов. Я был нужен ей только для одного: для того, чтобы покрасоваться перед подругами, что она встречается со студентом. Ну и ещё может для того, чтобы переспать со мной. Тоже ведь будет о чём сплетничать. Мда уж, вот оно, стремление к просветлению и мудрости. Казалось бы, я прозрел, стал проще относиться к жизни. Я думал, что я невозмутимый стоик! Но где там. Стоит только столкнуться с по-настоящему большой проблемой как всё, снова возвращается тремор, загоны и состояние на грани нервного срыва. Моя большая проблема — призрак прошлого. Далёкого и больного прошлого.

Ладно, взгляну ещё раз на больницу, да пойду. Я развернулся и обомлел. Под крышей больницы стояла Наталья Игоревна и закряхтела. Не то от сигареты, не то от того, что увидела меня. Её глаза стали сразу размером с блюдце, так что я сразу понял, что она меня узнала.

— В-Ваня? Это ты? — спросила Наталья Игоревна.

— З-здравствуйте, — сказал я. Мы стояли и смотрели друг на друга в течение долгого времени, пока я не разрушил тишину. Нужно было что-то сказать, но я чувствовал, как почва уходит из-под ног, — она…

— Жива. И с ней всё хорошо, — сказала Наталья Игоревна, а я почувствовал невиданное доселе облегчение. Камень упал с плеч? Может быть, но теперь меня не скручивало от внутренней боли в животе. Страх.

— Меня не пустили, так что я вот и стою здесь, — промямлил я.

— Сколько лет уж прошло?

— Почти четыре года, — холодно подытожил я.

— Да, время конечно летит…, — сказала женщина и погрузилась в размышления. — Подожди меня немного, я сейчас вернусь.

— Да не, — моё предложение оказалось неуслышанным, так как мама Маши развернулась и нырнула внутрь больницы. Зачем она пошла? Может мне слинять? Нет, не стоит. Хватит. Хватит убегать от своих страхов. И от своего прошлого. Стоило мне закончить эту заурядную фразу, как Наталья вновь вышла на улицу.

— Всё, готово, — победоносно сказала женщина.

— Что готово?

— Вань, послушай меня внимательно. Пожалуйста.

— Эм, ладно, хорошо.

— Вань, я здесь сижу уже полтора дня и толком не спала. Думаю, по моему внешнему виду заметно. Маша не в коме, она в сознании, просто много спит. Она просыпалась и видела меня. И знаешь, мне бы не хотелось, чтобы она проснулась, и никого не оказалось рядом. Так что я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Есть же врачи, — сказал я шёпотом, процеживая слова через зубы. Я знал к чему она клонит. Знал и то, как мне будет тяжело вновь увидеть её. И увидеть какой?

— Вань, пожалуйста. Посиди с ней. Бабушки и дедушки у неё ведь нет, как нет теперь и отца. Так что из близких людей…

— Из каких людей? Близких?! — грубо и резко оборвал я Наталью на полуслове. — Может, тогда позовёте её парня?

— Его нет, — тихо сказала женщина, — пока нет. Или уже нет.

— А тот, как его, Дима вроде?

— Они плохо расстались.

— А мы как будто хорошо?! — спросил я, изрядно повысив голос.

— Но, тем не менее, ты здесь.

— Да, здесь, — смиренно сказал я.

— Вань, пожалуйста. Я с персоналом только что договорилась обо всём.

— Она не захочет меня видеть.

— Если будет так, то ты уйдёшь, а я извинюсь перед тобой. Звучит глупо, знаю. Но этого не будет, — сказала Наталья и посмотрела на меня вопрошающим, и вместе с тем умоляющим взглядом.

— Хорошо. Я согласен, — сказал я, потупив взгляд.

— Спасибо тебе большое.

— У меня есть вопрос: она знает?

— О чём? — спросила Наталь, сглотнув слюну.

— Об отце.

— А, да, знает, — облегчённо ответила женщина.

Ага, значит она подумала о чём-то другом. О чём могла подумать мама единственной дочери, которая потеряла только что отца и получила серьёзные травмы? О чём Маша не знает?

— Вань, я тогда пойду домой. Ну всё, до скорого, — сказала Наталья и пошла прочь от больницы.

Я её понимаю, тоже бы пошёл куда подальше. Но Наталья Игоревна всегда была добра ко мне. Она не виновата в том, как поступила её дочь. Так что я лишь помогаю Наталье, а не Маше. Я взглянул на выкинутый Натальей чинарик, и зашёл внутрь больницы. Пора встретиться с тем, что мучило меня последние года. Чтобы ни произошло, доку понравится мой рассказ.

— И снова здравствуйте, — обратился в регистратуре, — в какой палате находится Маша Говорова? О моём пропуске должна была договориться женщина одна.

— А, да, она подходила. Что же Вы сразу не сказали, что являетесь братом? Примите мои соболезнования об отце.

— Что? — на мгновение выдал я себя. — А, да, я брат. Да, спасибо за соболезнования. Так где моя сестра?

— В палате 137.

Я поблагодарил женщину и отправился куда-то, где должна была находиться палата 137. Числа проносились с чрезвычайной медлительностью. 131…132…133. Я шёл, а тошнота и чувство страха всё ближе подбирались к моему горлу. Мда, вот же будет конечно забавно, захожу к Маше, и меня тошнит на неё. Да, очень забавно. Обхохочешься. 137 палата. Здесь нужно ждать, чтобы загорелась лампочка над кабинетом, чтобы зайти? Или здесь живая очередь? Кто тогда последний? Мне только ответы забрать, честно. Остряк. А нужно ли стучать? Без понятия. А вдруг она спит и своим стуком я её разбужу? А вдруг она в непристойном виде и без стука нельзя? Ладно, подойду спрошу.

— И снова здравствуйте, — обратился я к женщине в регистратуре. — Знаете, для меня всё это в новинку. Да и последнее время я сам не свой. Отец, сестра… Ну, Вы понимаете. Так вот, мне как, стоит стучаться? Просто я боюсь, что разбужу её. А без стука входить как-то тоже не очень.

— О, Вы такой обходительный братик. Ей, наверное, повезло с Вами. Входите без стука. Она же Ваша сестра. Вы должно быть очень сильно любите её? Выросли порознь, но вот как печётесь о ней.

— Да, «люблю», — сказал я, буквально проскрипев последнее слово.

Ну что же, теперь-то мне хватит решимости зайти?

— Извините ещё раз, а бахилы надевать надо? Верхнюю одежду снимать надо? Перекреститься надо? Ой, прошу прощения, с этим вопросом не сюда, — продолжал я выяснять все «важные» для меня вопросы.

И снова 137 палата. Так стучаться надо или нет? Я уже забыл. Ладно, вхожу без стука. Рука дрожит как ненормальная. Как тогда, когда я во время учёбы в 10 классе оказался у двери любимой девушки с букетом цветов. Подъездную дверь открыли соседи. Благодаря знакомым узнал её дом и квартиру. И вот я перед входной дверью её квартиры. Ноги подкашиваются, в руках жуткий тремор. Собираюсь с силами, нажимаю на кнопку звонка. Тишина. Ещё раз нажимаю сильнее. Тишина. Не работает. Значит надо стучаться. Вы издеваетесь? Ладно, я смогу. Яйца в кулак. Стук. И ещё. Кто-то подходит и спрашивает: кто там? Это она. Надо было подумать над ответом, но я ответил первое, что пришло в голову: почта. Почта! Но она открыла. И увидела меня. Увидела ничтожество, которое трясётся перед ней, мямлит что-то дрожащим голосом, еле стоит с тремя белыми розами. Только спустя несколько лет я узнал, что в это время в квартире был её парень и будущий муж. Ну, бывает. Я же говорю, ничтожество. Но позже мне было хорошо. Хорошо и хреново. Хреново от того, что я окончательно поставил точку. Что больше не буду строить надежды на неё. А хорошо от того, что я сделал это. Я поставил точку. Я закончил это. Так что же мешает мне закончить всё и в этот раз? Поставить точку. Вперёд.

Я нажал на ручку и потянул дверь на себя. На моё удивление она подалась. А я уж думал от меня заперлись на все возможные замки. Я открыл дверь, и зажмурив глаза вошёл в палату. Открывать глаза уже можно? Секунда. Ещё одна. Ну, никто не кричит. Значит она спит. Или просто в шоке от того, кто пришёл. Подождать ещё? Нет, не стоит. Я открываю глаза и вижу обычную одиночную палату. Хм, интересная люстра. Она вроде бы обычная, но одной лампочки не хватает. Может стоит об этом сказать персоналу? Так, чтобы не бегать каждый раз, как в случае регистратуру, стоит подметить все подозрительные места. Так, палата маленькая. Но ладно, она одиночная. Не буду заносить это в минусы. Ага, в стороне, прямо у окна стоит кровать. Хорошо. А какой вид из окна? Хм, прямо на парк машин скорой помощи. Да, не очень-то живописный вид. Ещё и окна не евро. Так, а это что у нас? Потрескавшаяся побелка? Да и потолок не в лучшем состоянии. Что ещё есть интересного?

— Ты не соврал, — прохрипел позади меня голос. — Ты действительно мой ангел.

Я не в силах повернуться. Такое чувство, словно меня замотал в кокон огромной десятиметровой паук. Ещё и прикрепил к паутине, чтобы не мог даже кататься в таком коконе. В пол через ноги вбили сваи. А самого поместили в дыбу. А сейчас медленно, с мучительной болью поворачивают на 180 градусов. Я оказался перед ней. Узнать её было невозможно. Она была вся перебинтована, и лишь часть лица смотрела на меня. Что происходит?

— Извини, я, пожалуй, пойду, — сказал я полу и зашагал в сторону двери, не в силах поднять глаза.

— Нет! Пожалуйста, останься, — всё так же тяжело проговорило существо, лежавшее на кровати. — Просто я не могу поверить. Не могу поверить, что снова увидела тебя.

— Эм, да, я тоже не ожидал, что окажусь здесь, — сказал я, наконец обернувшись на девушку. — В планах было свидание на природе с девушкой, но погода внесла свои коррективы. Так что пикник пришлось отложить. Так что я от безделья оказался здесь. Проведать бывшую — чем не повод прогуляться?

— А ты всё тот же, — сказало существо, и поймав на мне вопросительный взгляд, продолжило. — Печорин.

— А ты всё так же плохо разбираешься в литературе, — с улыбкой сказал я.

— Видимо у меня не было хорошего учителя.

— Это точно. Но я, пожалуй, промолчу про то, кто в этом виноват.

— Да, об этом пока можно и умолчать. Как у тебя дела?

— Да знаешь, всё вроде как-то нормально, — ответил я. — Скажу, что лучше, чем были до первой встречи с тобой.

— Всё настолько плохо? Или хорошо?

— Всё замечательно. Ты же знаешь, я на жизнь не жалуюсь. Как твои дела?

— Да ты знаешь, у меня тоже всё нормально. Лучше, чем были до первой встречи с тобой.

— Подкалываешь меня да?

— А ты как думаешь?

— Я рад, что ты сохраняешь чувство юмора, — спустя какую-то паузу сказал я.

— А что ещё остаётся? Ты со мной, а значит, что я уже довольна настолько, насколько и не могла себе представить.

— Кхм, ну, во-первых, я не с тобой, а просто зашёл проведать тебя в тяжёлой жизненной ситуации, — сказал я, немного краснея, но быстро вернул себе самообладание. — Во-вторых, может хватит?

— О чём ты?

— Ты прекрасно знаешь о чём я. Хватит делать вид, что всех этих почти что четырёх лет не было. Довольно этих лживых слов о том, что ты рада меня видеть. Ибо я прекрасно помню твои последние слова. Помню дословно, — сказал я, прокручивая наш диалог в голове. От этих воспоминаний на глаза наворачивались слёзы.

— Эй, да у тебя же глаза покраснели.

— А вот и нет. Это просто… Этот, больничный запах. У меня на него аллергия.

— Прости меня Вань. Может когда-нибудь ты сможешь это сделать.

— Может. Когда-нибудь. Прогнозирую, что это случится, когда я буду уже на смертном одре.

— Да, — тихо и протяжно сказала Маша. — А как у тебя там на личном фронте? Лучше, чем было до встречи со мной?

— Да, более чем. Как я уже сказал, на сегодня у меня было запланировано свидание. Так что я в отношениях. Ну и между ней и тобой была ещё одна.

— Как зовут?

— Эм, это, её зовут Настя, — сказал я, и по всей видимости выдал себя. Надо бы научиться врать. Да и кому? Ей? А зачем? Чтобы показать ей, что у меня всё было замечательно?

— Хорошо. Я рада за тебя.

— Спасибо. А у тебя как? Как Дима?

— Да ты знаешь, с Димой рассталась. А после сделала упор на учёбу. Так что не до парней было. Но теперь всё, поступила, так что можно и выкроить время для выбора парня.

— А куда поступила?

— Психологический. На платной основе правда, но ничего. Мама зарабатывает нормально, а папа платил алименты.

— Понятно. Я, если честно, думал, что для тебя сейчас это будет больной темой.

— Ты про папу? — спросила Маша. Я кивнул. — Нет, это не больная для меня тема. Мы никогда не были близки. А несколько лет назад очень сильно поссорились, так что после этого почти и не общались. Так что я не из тех людей, которые будут скорбеть по тому человеку, которому всю жизнь не было до тебя дела.

— Вот оно как. Понятно. Извини, что вывел тебя на эту тему. Всё же это личное.

— Да личное. А раньше у нас было общее личное.

— Маш, не надо ворошить прошлое, хорошо?

— Хорошо. Теперь ты меня извини. Ладно, давай свернём на хорошую тему. Как Настя? Как познакомились?

— Настя хорошая девушка. Очень. Как познакомились? Да почти как с тобой. Иду в общагу, из магазина выходит девушка с пакетами, не справляется с управлением и падает. Я помогаю. Оказывается, что она учится в моём ВУЗе, и живёт в этой же общаге, только в соседнем блоке. Так что я привёл её к себе, там оказал первую медицинскую помощь, приложил лёд, обмотал ногу эластичным бинтом. Потом она пошла к себе. На следующий день она вернула бинт, и мы немного ещё посидели. Ну и вот на сегодня было запланировано свидание. Не знаю даже, с кем вышло интереснее: с тобой или с Настей. Хотя, вспоминая тот переполох в поликлинике, с тобой наверное вышло всё-таки забавнее, — сказал я и усмехнулся.

— Это да, помню тот день. А ещё то, как я тебя обняла перед мамой, — сказала Маша, негромко смеясь.

— Точно. Я тогда вообще не понял, что происходит. А ещё помнишь то, как я якобы ждал тебя после поликлиники?

— Да-да-да, конечно помню. А что было на самом деле?

— Да я просто кайфовал от природы, и успокаивал нервишки. Подобные выкрутасы были не в моём стиле. А ты решила, что я тебя ждал. Или ещё то, как ты вытащила у меня из куртки бейдж, пока я мыл руки и разговаривал с твоей мамой.

— Да, — мечтательно сказала Маша, — а что было бы с нами, если бы ты не остановился у поликлиники? Если бы я не вытащила твой бейдж?

— Если бы мы не встретились, — тихо сказал я, — что было бы с нами? Понятия не имею. К счастью, или к сожалению, но ты оказала на меня сильное влияние, и жизнь моя была бы другой. Не знаю, что там у тебя, так что говорю только за себя.

— Можешь говорить за нас. Моя жизнь без тебя тоже была бы совершенно иной.

— Вам пора спать, — сказала медсестра, войдя в палату и разрушив какую-то особую атмосферу, воцарившуюся в ней. — А Вас я попрошу выйти. Вашей сестре требуется отдых.

— А можно он останется? — спросила жалостливым голосом Маша. Увидев мой вопрошающий взгляд, она обратилась ко мне. — Вань, пожалуйста.

И что мне делать? С одной стороны, есть повод слинять. С другой, я обещал Наталье Игоревне посидеть с ней, а я тут всего-ничего. И тогда я вспомнил главное правило жизни. «Слушай своё сердце, делай то, что хочешь и кайфуй от жизни». От чего я получу больше удовольствия и эмоций? От ухода и прозябания дома? Или от того, что останусь?

— Молодой человек, решайтесь быстрее. Либо остаётесь и не выходите, либо выходите сейчас, — сказала медсестра.

— Хорошо. Я останусь. Но только при одном условии, — сказал я, обращаясь к Маше. — Ты сейчас же ляжешь спать. Никаких разговоров. Идёт?

— Идёт, — ответила она.

— Ладно, тогда я пошла, — сказала медсестра и удалилась.

— Слушай, я серьёзно, — обратился я к Маше, которая смотрела на меня и улыбалась, — ложись спать.

— Я и так лежу.

— Тогда спать.

— Хорошо, братик, — сказала Маша и прикрыла глаза.

Эх, во что я себя втягиваю? Ладно, я должен был сюда прийти. Просто не мог не прийти. Я всю ночь не спал. Что же я делаю сейчас? Не знаю, просто сдерживаю обещание, которое дал её маме. Вот и всё. Однако теперь я не испытываю жгучее чувство отвращения и ненависти по отношению к Маше. Ну, здесь ведь всё просто. Сколько бы боли не причинил тебе человек, как его можно ненавидеть, если он только что потерял отца, а сам лежит в больнице с множественными травмами. Так что да, ненависти более нет. Сопереживание? Сострадание? Жалость? Может быть давно забытое чувство любви? Нет, всё мимо. Так что же? Точно. Равнодушие. Именно от равнодушия моё сердце сейчас колотится быстрее. Точно. Равнодушие. Так, а что делать мне? Тихий час длится два, а то может и три часа. Позалипать в телефон? Послушать музыку? Не охота. Ну почему здесь нет ещё одной кровати? Или хотя бы кресла. Ладно, есть стульчик. Да на нём же невозможно уснуть. Хм, есть идея. Видел это в куче фильмов. Так, пододвинуть стул поближе к кровати. Отлично, главное получилось бесшумно. Теперь можно руки положить на край кровати, соорудив из них подобие подушки. Всё, а теперь спатеньки. Да, знаю, что в такой позе обычно оказываются либо родственники, либо самые любимые люди. Но мне плевать. Всю ночь не спал, а это отличная возможность сделать это.

Во сне мне приснилась Маша. Я лежал у неё на коленях, а она гладила меня по голове. Я проснулся, и увидел, что чья-то рука оказалась у меня на голове. Я приподнялся, оглянулся, и увидел, что это была Наталья Игоревна.

— Извините, — начал говорить я шёпотом, — немного закемарил.

— Ничего, всё хорошо. Спасибо, что побыл с ней.

— Ну что, я тогда пойду?

— Да, наверное, можешь идти. Спасибо ещё раз, что помог. Для нас это многого стоит, — сказала Наталья достаточно громко, так что Маша заворочалась, а после и открыла глаза.

— Мам? — тихо сказала Маша.

— Да, доченька моя дорогая? Я попросила Ваню посидеть с тобой, чтобы я смогла отдохнуть.

— Ну ладно, я оставлю вас наедине. Маш, выздоравливай, — сказал я, и направился к выходу.

— Мы ещё увидимся? — спросила девушка. В её голосе я почувствовал нервозность. Было чувство, что она вот-вот сорвётся на слёзы. Почему такая странная реакция на то, увидимся ли мы ещё или нет?

— Понятия не имею. Пока Маша, — сказал я, и дёрнул дверную ручку.

— До встречи, — бросила мне вдогонку девушка.

Едва выйдя в коридор, меня догнала Наталья Игоревна.

— Вань, есть разговор, — начала она.

— Да? Хорошо, я Вас слушаю.

— Ты в этот месяц не будешь занят?

— Ну, у меня сессия вот-вот начнётся, а так нет. А что?

— Я просто хотела предложить тебе работу.

— Работу? Интересно.

— Деньги хорошие. Но без трудовой книжки. Не официально, так скажем.

— А что значит «хорошие»?

— 5000 тысяч в день. На протяжении недели.

— Хм, 35 тысяч за неделю? В чём подвох?

— Работа не восьмичасовая. А по сути круглосуточная. Но у тебя будет время заниматься и готовиться к сессии.

— Значит фриланс?

— Почти.

— Хорошо, сумма меня заинтересовала. Теперь я бы хотел понять, что это за работа.

— Сиделка.

— Сиделка? — спросил, недоумевая я. А в следующую секунду меня шарахнуло озарением. — Вы надо мной издеваетесь? Это Вы так шутите?

— Нет, Вань, я не издеваюсь.

— Да Вы себя слышите?! Быть сиделкой у той, которая вытерла ноги об меня?

— Ты не знаешь всего…

— Я знаю достаточно! Вы же можете за такую сумму нанять лучшую сиделку в городе. Почему я? Чтобы унизить. Разве не понятно?

— Это не так. И ты это знаешь. Она бы этого хотела.

— То есть она не знает о Вашем предложении?

— Нет. Она начала бы меня отговаривать. Но она бы хотела, чтобы с ней сидел ты. Она же тебе не безразлична. Хватит прятаться.

— Я не прячусь! И да, она мне не безразлична. Я ненавижу её!

— Вань, послушай меня. Машу выпишут из больницы примерно через дней десять. За это время подумай над моим предложением. Посоветуйся с нужными людьми, с друзьями. Да и в конце концов, это ведь хорошие деньги. Можешь пообещать мне, что подумаешь?

— Хорошо. Я подумаю.

— Я рада. Я тебе позвоню, когда Машу будут выписывать. Ты ведь номер не менял?

— Нет, не менял.

— Тогда до встречи, — сказала Наталья Игоревна, и ушла прочь, вглубь больницы.

— Ты чего такой задумчивый сегодня? — спросил Серёжа. Мы с парнями решили собраться в футбол и до сессии, так что сейчас отдыхали и перекусывали.

— Точно, — подметил Миша, — я уже отвык тебя видеть таким. Что случилось? И мы договорились: никакого нормально.

— Знаю. Я обещал. По правде говоря, и как раз собирался всё рассказать. Я встретился с Машей, — сказал обречённым голосом.

— Что? Ту самую? Твою первую и единственную? — спросил Костя, поперхнувшись гамбургером. Остальные просто поперхнулись.

— Да, ту самую. Первую. И единственную.

— А как и где? — спросил Влад.

— В больнице.

— В больнице? — спросили парни хором.

— Да, в больнице. Она неделю назад попала в аварию. С отцом. Отец погиб. А она сильно пострадала. Сломала обе руки, левую ногу, и получила сотрясение мозга. Вообще случайно об этом узнал от одногруппников. Ну а на следующий день я пошёл в больницу.

— Пошёл? Или рванул, не сумев заснуть в ту ночь? — спросил Миша, который читал меня насквозь.

— Пошёл. Но поспать мне действительно не удалось.

— Мда, дела, — протянул Серёжа, — но ты вот её только проведал и всё, да?

— Не совсем. Её мама предложила мне срубить 35 кусков за неделю. Сиделкой.

— Что? Сиделкой? У Маши? — громко возмущался Костя. — Они там все с дуба рухнули?

— Да это же бред, — сказал Валя.

— Что ты ответил? — спросил Миша.

— Пока ничего. Через дней пять она позвонит. За ответом.

— И что собираешься отвечать?

— Пока не знаю. Всё это как-то странно. И жутко.

— А что ты чувствуешь? По отношению к ней, — сказал Серёжа.

— Не знаю. Жалость. Презрение. Равнодушие. Ненависть.

— Любовь? — спросил Миша.

— Да нет, какая там любовь. Вы же отлично знаете, как она со мной поступила.

— Да, а ещё мы знаем пример того, как над тобой кое-кто издевался в восьмом и девятом классе, а ты потом ей цветы дарил, стоя перед её квартирой, — сказал Влад.

— Да бросьте вы, она надо мной не издевалась.

— Да ладно? Ваня, а ты знаешь, что издеваться можно не только физически? И не только оскорблениями? Она же тебя просто игнорировала. Делала вид, что тебя нет. Если нужно было обратиться к парням, а нас тогда было уже трое, она называла меня и Влада по имени, а про тебя забывала. А ты всего лишь позвал её погулять. А она своим игнором лишь втаптывала тебя глубже в грязь. А ты и рад стараться. Да, ты её ненавидел. Но и безумно любил. И всё это воплощалось в мысли о жестоком, садистском сексе с ней. Так вот, не такая ли ситуация и в этот раз?

— Ну нет, в этот раз я не хочу изнасиловать её.

— Но значит любовь с ненавистью идёт рука об руку, верно?

— Парни, хорош на меня давить. Я сам понятия не имею. Я лишь знаю, что она сильно изменила мою жизнь, что я что-то чувствую к ней. Но что именно, я не знаю.

— Отказывайся, — сказал Миша. — У тебя началась новая жизнь. Без неё. В том, что мы здесь сидим вместе не её заслуга, а твоя. И наша. У тебя в универе появились товарищи и подруга. В этом тоже твоя заслуга. Ты стал больше улыбаться, чаще смеяться. Ты молодец. Не возвращайся в эту пучину. Забудь её. Всё, ты её проведал, она жива. Больше тебя не должно ничего волновать. Всё, ваши жизни разошлись. Она сделала свой выбор. Ты тоже его сделал. Не надо возвращаться. Двигайся вперёд.

— Миш, мне кажется ты сильно всё драматизируешь, — сказал Костя. — Ты говоришь так, будто если Ваня согласится, то обязательно вернётся в своё прошлое состояние вечно депрессивного парня. Он же всего лишь неделю поухаживает за ней и всё, да ещё и срубит 35 тысяч. А это неплохо.

— Кость, мне кажется ты неправ, — сказал Серёжа, — Миша дело говорит. Да и деньги того не стоят. Ты сам-то представь, быть сиделкой у человека, которого ненавидишь? Который поломал тебе всю жизнь? Нет, это того не стоит. Отказывайся, Вань.

С Серёжей и Мишей согласился и Влад, а втроём они и убедили Костю. И почти убедили меня. Я сказал им, что подумаю, но сейчас склоняюсь к отказу. Родители также были против такой «подработки». Они сильно ценили моё нынешнее оптимистичное психологическое состояние, и боялись, что я могу вновь захандрить. Им я ответил, что откажусь. Но я не переставал думать. И так совпало, что по календарю у меня выпала отличная возможность спросить совета ещё у кое-кого.

— Ого, как интересная складывается Ваша судьба, — сказал мой психолог.

— Да, вот так всё завертелось. Так что мне делать, док? — спросил я.

— Хм, всё это очень интересно. Очень. Отдаёт каким-то Фрейдом.

— Фрейд же писал не про это. Там был Эрос и Танатос. А ещё любовь к родителю. Ну и вообще секс. Даже не так. СЕКС! У него же там всё помешано на «сигарах», разве нет?

— Ну, если очень-очень грубо. Но сейчас психоанализом никто не пользуется. Дядюшка Фрейд своё отжил.

— Так что Вы можете мне посоветовать?

— Ну, я вижу, что Вам значительно полегчало с нашей последней встречи. Я рад. Да и по Вашему рассказу понятно, что в этом деле помогли друзья. И старые в том числе. Этому я вообще очень рад. Но вот что делать Вам? Хм, я бы согласился.

— Почему? Вы бы ведь согласились не из-за денег, верно?

— Верно. Просто, как бы это Вам выразить, в этой ситуации я вижу что-то высокое, я бы даже сказал возвышенное. Человек, у которого существуют психологические проблемы, будет сиделкой у человека, которого он ненавидит. Из-за которого эти самые психологические проблемы и вылезли наружу.

— Док, Вам бы в драматургию податься. Пьесы там писать.

— А, не, не стоит. Просто я убеждён, что через заботу о своём враге Вы не усугубите своё положение, а улучшите его. Ведь эта девушка — якорь, который всё это время тащил Вас назад. Спустя столько времени Вы не могли её забыть. И мне кажется, что именно так Вы забудете её. И тем самым совершите окончательное возрождение. Катарсис. Это ведь Вас гложет, я прав? Эта девушка. Вы не можете её простить. Помогите ей. И тогда Вы сможете простить её, и окончательно забыть её. Она более не будет призраком в Вашей жизни. Так что на Вашем месте я бы согласился. И я убеждён, что это поможет Вам сильнее, нежели встречи со мной. Так что соглашайтесь. И да, я назначу нашу следующую встречу намного раньше. Скажем через две недели. Я думаю Вам будет о чём рассказать. Что скажете?

— Хорошо. Я соглашусь с Вами во всём, док.

— Отлично, с этим разобрались. Я хотел ещё кое-что спросить у Вас. Как Ваша работа?

— Да ничего, не жалуюсь. Но вообще Вы вроде как можете лучше охарактеризовать мою работу. Я же ведь вроде как подмастерье.

— В том-то и дело, последнее время с клиентурой проблемы.

— Не, у меня нагрузка остаётся примерно такой же. Видать времена нынче спокойные. Или я прокачал свои навыки.

— Ладно, я в Вас не сомневаюсь. Ну что же, удачи в крайне увлекательном предприятии, что Вас ожидает.

— Спасибо док. И до скорой встречи.

Спустя пару дней позвонила Наталья Игоревна:

— Здравствуй Ваня. Как дела? Что решил?

— Здравствуйте. Я согласен. Когда нужно будет начинать?

— Завтра, с понедельника. Сможешь подойти к нашему дому в 7 часов утра? Я тебе передам ключи и проведу краткий инструктаж.

— Хорошо, я подойду.

Итак, я согласился. На что? Нет, ответ в виде «на роль сиделки» не подходит. Здесь всё глубже. Здесь всё сложнее. Но да ладно, была-небыла. В конце концов, через что только я ни прошёл. Неужели испугаюсь побыть сиделкой? Да и к тому же всего лишь неделю. Да и за какие деньги. Плёвое дело. Да и док говорит, что это поможет. А кто я такой, чтобы не внимать его советам. Друзья и родители конечно тоже советовали, но они всё же далеки от психологии. Так что надеюсь, что это поможет мне. Ну а если нет? Да пофиг. Теперь у меня есть мощная поддержка от друзей. С их помощью я справлюсь с чем угодно.

— Доброе утро, — сказал я Наталье Игоревне на следующее утро при встрече.

— Доброе утро, Ваня. В общем вот, держи ключи. Этот от почты, этот от верхнего ключа, этот от нижнего, — говорила Наталья, указывая на отдельные ключи на связке.

— Хорошо, а что насчёт продуктов?

— Ты покупаешь и отсылаешь мне, на сколько потратился. Я тебе перевожу деньги. Чего я, будто тебе не доверяю? Ну и покупай конечно не только на Машу, но и на себя. Так что у нас получается питание плюс пять тысяч. Ни в чём себе не отказывай. Но и не надо пытаться разорить меня, — усмехнулась женщина. Явно хотела меня подбодрить. А незачем. Не плохое у меня настроение, а просто я не выспался.

— Это всё?

— Не совсем. Я в некоторые дни буду ночевать на работе. Сейчас просто работы выше крыши. Так что тебе придётся оставаться и ночевать у нас.

— А что вообще нужно будет делать?

— Что делать? Ну, не знаю. Кормить в первую очередь. А там видно будет. А так-то всё, о чём попросит Маша. Для своего удобства. Кровать там расстелить, погулять с ней. Не знаю. Но ты справишься. Ну всё, пока. Мне надо бежать, — сказала женщина, я побежала к своей машине, оставив меня одного с ключами.

Кормить? Гулять? Зачем ей гулять, если у неё сломана нога? Понятия не имею. Ладно, пойду что ли. Работа зовёт. Ха, могу всё так же по памяти подняться на нужный этаж. Да, помню картину, которую лицезрел, когда пришёл на концерт. Пикантная всё-таки была картина. Ну, вот и нужная квартира. Проворачиваю ключ в двери, и сразу подмывает при входе крикнуть: «А вот и Джонни!». Но ладно, она скорее всего ещё спит. Так, отлично, вот я и попал внутрь. Да, здесь ничуть не изменилось за прошедшее время. А вот и распахнутая комната Маша.

— Что? — спросила девушка с разинутым ртом от удивления. — Ты?

— И тебе доброе утро, — сказал я. Класс. Её мама не сказала о том, кто будет сиделкой. Просто супер. Кажется, моя работа будет очень интересной и весёлой. Что-то точно наклёвывается.

Глава 22

— Мама тебе не сказала? — спросил я, когда уже разделся и помыл руки.

— Нет. Она просто сказала, что сегодня утром придёт сиделка. Уверила меня, что она мне точно понравится. Однако в этом она не соврала, — сказала Маша, усмехаясь.

— Ох, за что мне всё это?

— Да ты не переживай, я ведь не капризная, ты же знаешь.

— Ну ладно, ты завтракала? — спросил я, не позволяя зайти разговору в русло её внешности и красоты.

— И даже не спросишь про шрам? — спросила Маша, отведя взгляд. Да, шрам. Весьма глубокая отметина на левой щеке, которая проходит через глаз.

— Ну, — замялся я, — ты теперь похожа на Цири[12].

— Ха, ну да, — сказала Маша с доброй усмешкой.

— А вообще меня мало интересует твоя внешняя красота. Я знаю твою внутреннюю «красоту». Так что может хоть теперь эти две красоты немного сблизились.

— Да, наверное, — тихо сказала Маша.

— Ладно, проехали. Я тут как сиделка, а не как бывший. Так что извини, не нужно было это говорить. Так что насчёт завтрака? Ты кушала?

— Нет. Мама сказала, что покормит сиделка. Она сама покушает на работе, времени на готовку совсем не было. Но в магазин сейчас идти не надо. Там в шкафчике над раковиной коробка овсяной каши. Сваришь?

— Да без «б». Сейчас всё сделаю, — сказал я и отправился на кухню. Так, что тут у нас? Ага, овсяная каша с кусочками фруктов и ягод. Отлично, сам часто такую ем. Ещё и нафасована в пакеты, что очень удобно. Так, заливаем водой, ставим на медленный огонь, мешаем, через 5 минут добавить молока, и после варить ещё две минуты, после чего выключить, закрыть кастрюлю крышкой и дать остыть. Готово.

— Ну что там? — спросила Маша из своей комнаты.

— Всё отлично, сейчас накладываю и несу, — ответил я и пошёл с тарелкой каши в комнату девушки. — Вот, кушать подано.

— Что ты сейчас сделал? — недоумевая спросила меня Маша.

— Тебе весь процесс описать?

— Да.

— Эм, ну я сварил кашу и принёс её тебе, а затем поставил на тумбочку рядом с твоей кроватью. А что не так?

— Вань, ты мои руки видел?

— Ну, я знаю, что они у тебя сломаны, но я как-то…

— Вань, у меня свободны лишь первые фаланги пальцев. Благо с их помощью я могу перелистывать страницы в книге.

— И что ты мне предлагаешь? Кормить тебя? — краснея спросил я.

— А в чём проблема? Раньше для нас это не было проблемой, и мы с удовольствием кормили друг друга с ложечки.

— То было как раз-таки раньше. Тогда я любил тебя, — тихо сказал я. — Чёрт, хватит уже предаваться ностальгии. Если тебе не повезло с Димой или как там его, и ты сейчас жалеешь о том, что бросила меня, то мне плевать.

— Хорошо. А сейчас что?

— Ты это о чём?

— Ты только что сказал, что тогда любил меня. А что ты чувствуешь сейчас?

— Ты серьёзно? Что я чувствую к тебе сейчас? А как ты сама думаешь? Почти четыре года… А ты всё та же, дёргаешь за ниточки моей души. Маша, я любил тебя. Наверное, твоя чёрствая душа никогда не поймёт, насколько ты была дорога мне. Год с тобой — самый счастливый год в моей жизни. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как с тобой. Держать тебя за руку, тонуть в твоих зелёных глазах. Целовать твои тонкие губки, жить полной жизнью, и быть благодарным судьбе за то, что ты так удачно подвернула свою ногу. Но тебе этого не понять. Для тебя ведь всё это было игрой. Это ведь даже предательством нельзя назвать. Просто игра, в которой ты меня перехитрила. У меня не было возможности тебя похвалить. Ведь я когда-то хотел так же как ты, разрушать чужие жизни, издеваться над людьми, причинять им боль. Ха, я рассчитывал, что увлечение нацизмом мне в этом поможет. Но урок жестокости мне преподнёс не Гитлер, а ты. Кто бы мог подумать. Но видимо я оказался плохим учеником, раз пришёл к тебе и не поправил подушку. Ну, знаешь, чтобы подушка оказалась сверху. Да, куда-то меня не туда понесло. Не обращай внимания, это всё неудачные шутки. А может я наоборот верно усвоил урок, и понял, что нельзя быть такой стервой, как ты. Я не знаю. Я вообще нихрена не знаю. Ты хотела знать, что я чувствую к тебе сейчас? Ненависть. И презрение. И чутка жалости из-за того, что с тобой случилось. Да, ты не поверишь, мне жаль тебя. Не все ведь люди такие, как ты. Ненавижу тебя.

— Хорошо, — тихо сказала Маша, и на её глаза стали наворачиваться слёзы, — я тоже.

— Что? — спросил я.

Осознание того, что она ненавидит меня, шарахнуло покрепче любой водки. За что? Я полностью отдавался ей. Я был всегда верен ей. Да и получается так, что верен до сих пор. Ведь Маша до сих пор для меня первая и единственная. А она ненавидит меня, хотя это она предала меня. Что за фигня? Чёрт, да она же плачет!

— Эй, Маш, ну хватит. Извини меня, я сказал то, что не должен был говорить. Прости меня. Я придурок, — сказал я, но она никак не успокаивалась, а я чувствовал вину, так что решил обнять её. — Извини, я полный придурок.

— Да что ты всё извиняешься? Мы же так, всего лишь едва знакомые люди, — сказала тихо мне в плечо Маша. Я её отпустил, а она слегка улыбалась сквозь заплаканное лицо.

— Ты же знаешь, что это неправда, — сказал я с улыбкой.

— Тогда почему так сказал?

— Слушай, давай с этим заканчивать. Мы же вроде договорились?

— Это ты начал, — сказала, улыбаясь Маша.

— Ладно, я рад, что ты вновь начала улыбаться. Ну что, как насчёт завтрака? Я покормлю.

— Ну, раз так, то я с удовольствием.

— Только нужно кое-что уладить, — сказал я и уловил вопросительный взгляд девушки. — Нужно привести тебя в порядок. Только скажи мне каким полотенцем, а то я же не знаю.

— У нас как бы нет полотенец для слёз. Ручкой?

— Ай ладно, я просто боюсь долго проискать полотенце, а там уже и каша остынет, — сказал я и потянулся к Маше. — Ты можешь закрыть глаза.

— Это вопрос?

— Нет. Просто предложение.

— В таком случае я его приму.

Тогда я притянулся к Маше. И всё как тогда. В день нашего знакомства. Эти зелёные глаза, полные боли и надежды. На тротуаре ей было больно, но в больнице они были полны надежды. Надежды на то, что я, её рыцарь, смогу пробиться через орды монстров и прочих врагов для того, чтобы ей, принцессе, помогли. А была ли она принцессой? И был ли я рыцарем? Не знаю, но сейчас сияние её зелёных глаз буквально прожигает меня насквозь. Всё внутри сжимается. Что это такое со мной? Я прикасаюсь к щеке Маши, и она вся вздрагивает и закрывает глаза. Маленькие мурашки покрывают её плечи, которые не закованы в гипс. Не могу удержаться. И левой рукой буквально глажу её уже не такую нежную, сморщенную не то от аварии, не то от мурашек, кожу. Пробегаюсь пальцами от локтя до плеча и обратно. Продолжаю смахивать слёзы с лица Маши, но она похоже что вновь плачет из-под закрытых глаз. Я чувствую, как она вся так и млеет. Чёрт, мне хочется. Хочется вернуть всё назад. И вот я тянусь к ней.

— Что, уже целоваться лезем? — спросила Маша, открыв глаза.

— Что? Да о чём ты? Тебе лишь бы мечтать. Какое там целоваться? У меня же есть девушки. Я просто сел поближе к тебе, чтобы было удобнее. Ну, вот и всё. Теперь можно и кушать. Тебя как, надо уговаривать как ребёночка? Ну, там за маму, за папу.

— Открой ротик, самолёт летит прямо в него? Вань, ты же сам говорил, что прошло уже три года. Я уже студентка.

— Ну и что? Ты и тогда вела себя куда непосредственнее своего возраста.

— Ты про рыцаря и принцессу? — засмеялась Маша.

— Да хотя бы взять их. Ну что за бред, называть друг друга рыцарем и принцессой? Когда тебе 15, а мне 20.

— Бред? А кто это начал?

— Кто? Ты ведь.

— Неужели. А кто мне, как принцессе, перед Новым годом давал клятву.

— Да, а кто поцеловал меня и прошептал нежно на ухо: «С новым годом, мой рыцарь»?

— Да, были времена. Я скучаю, — мечтательно прошептала Маша.

— Я тоже скучал. Очень долго скучал. По нам, — отвернувшись и глядя в окно сказал я, — но ты сделала свой выбор.

— Да, сделала. Ну так что, ты покормишь меня?

— С удовольствием, — сказал я с ядовитой улыбкой на лице.

Так и проходили первые дни. Благо за пару дней ни разу не приходилось оставаться на ночёвку. В первый день на ужин приготовил её любимое блюдо — картошка на противне с мясом. И всё это в духовку. Полюбила она это блюдо у меня на даче. Тогда его сготовила моя мама, в этот раз пришлось пробовать мне. Захотелось её побаловать. Почему? Не знаю. Может быть потому, что и сам обожаю такую картошку с мясом. А может быть потому, что до сих пор чувствовал свою вину за то, что накричал на неё. И буквально просто так. Так что вышло так, что мы теперь вместе кушали. И вот как раз за обедом меня словно ударило молнией.

— Ваня, а ты с девочками ещё общаешься? — спросила Маша.

— Да, мы сейчас хорошие друзья. А что?

— Как у них дела? Как у Нины с Вовой? Что там Настя, вышла уже замуж? Как там Соня и Рина?

Что? Что?! Она не знает? Но как? Точно, я припоминаю. Она же удалила прошлый аккаунт. И видимо с нового не стала добавлять в контакты девочек. Чёрт, хорошо, что это мясо, а не рыба какая-нибудь, а то у меня сейчас бы точно кость поперёк горла встала. Ага, эврика! Вот почему тогда Наталья Игоревна так понервничала при моём вопросе о том, знает ли Маша. Она не знает. Не знает о том, что Ринаты уже больше нет. Не знает и о том, что я пытался покончить с собой. Но всё же это странно. Она ведёт себя так, будто сильно виновата передо мной. Я и подумал, что она всё знает, и жалеет о том, что моя жизнь после неё пошла по одному месту. Но нет. Тогда почему она чувствует вину передо мной? Понятия не имею, видимо из-за того, что её совесть всё-таки проснулась. Может быть из-за аварии. Впрочем, меня это волновать не должно. Говорить ли Маше правду? Не, я конечно злодей, но не настолько.

— Да ты знаешь, у всех всё нормально. Настя скоро выходит замуж.

— Правда? Это здорово, — грустно сказала Маша.

— Всё нормально? Ты как-то часто грустишь в последнее время. Из-за отца?

— Нет, я же уже говорила. А сейчас просто как-то грустится.

— Грустится? Ну ладно.

Так и прошли первые дни. Кормил её, помогал дойти до туалета, приходилось даже переодевать в пижаму. Благо хоть она нижнее бельё не снимала. Правда, в нём, наверное, не так удобно, но мне так лучше. Работа в общем не пыльная. Так я думал. Пока в среду меня не огорошили вроде бы очевидным, но для меня всё равно каким-то нереальным вопросом:

— Ваня, ты помоешь меня? — спросила Маша.

— В смысле голову? — ответил я вопросом на вопрос, явно краснея.

— Нет. Полностью. Ну, не считая тех мест, что скрыты под гипсом.

— Погоди, ты хочешь сказать, что и…

— Вань, а ты мне предлагаешь ждать ещё неделю? К тому же, что ты там не видел?

— Погоди, это было три года назад! А теперь…

Так, ладно. Нужно успокоиться. Да, это сложно, но это необходимо. Я просто буду сейчас мыть бывшую девушку во всех, и даже в непристойных местах. Хорошо, в конце концов, это моя работа. Вот и отнестись к этому нужно профессионально.

— Земля вызывает Ваню. Ну что?

— Ладно, я смирился с тем, что не всякая работа приятна, — сказал я и понял, что мог этими словами оскорбить Машу. — Нет, то есть я не это имел в виду. Не то, что мне не приятно мыть тебя или видеть тебя обнажённой. Нет, ты отлично выглядишь, просто я не имел в виду, что… Эм, я запутался.

— Всё хорошо. Я тебя поняла.

— Окей. Тогда я сейчас помогу тебе дойти до ванной, потом разденешься и позовёшь меня.

— А ты думаешь раздеться в моём положении будет легко?

— Эх, да, не подумал. Ну хорошо, пойдём. Обещаю, что домогаться не буду.

— Что? Без домогательств до беззащитной девушки? Так же совсем не интересно.

— Ох, за что мне это? — тяжело выдохнул я, и подал руку Маше, чтобы вместе проследовать в ванную.

— Ну всё, с лёгким паром, — сказал я, когда обтёр полотенцем Машу и помог одеться. Вернее одел девушку.

— Спасибо Вань. И как ты сказал: без домогательств. Почти.

— Почти? Что значит это почти? Если ты про мою дрожь волнение при мытье, кхм, так скажем, деликатных зон, то с этим я совладать не мог, уж извини.

— Да ладно, было бы за что извиняться. Всё нормально. Но как ты покраснел, — хихикая сказала Маша, — это конечно что-то с чем-то. Синие ведут?

— Синие ведут? Ну нет, этого я не допущу. Мне тебя что, ещё и потискать за все места надо было?

— Было бы неплохо, — засмеялась девушка.

— Ах так? Хорошо, но у меня есть план лучше, — сказал я и запустил правую руку под колено девушки, тогда как левой обхватил её плечи. Всего-то и нужно — приложить какие-то усилия, и вуаля! Она оказалась у меня на руках. Негромко взвизгнув, Маша засмеялась ещё сильнее и обхватила мою шею руками. — Ну, как тебе такой трюк?

— Я впечатлена. Красные сравняли, мой рыцарь. Ой, подожди, кажется синие снова ведут!

— Ой, да иди ты.

— Только с тобой, — сказала Маша, прожигая в моих глазах дыру своим взглядом.

— Я всегда проигрывал тебе в эту игру. И мне это нравилось.

— Это та игра, где проигравший оказывается в выигрыше.

— Точно. Ну что, куда идём, принцесса?

— В спальню, мой рыцарь.

— Ого, да Вы неутомимы для королевской особы. После совместного душа сразу в спальню. Что же, в спальню так в спальню, — сказал я и понёс Машу в её комнату.

— Знаешь, а синие могут разгромить красных.

— Почему-то мне не хочется узнавать каким образом. Ну всё, мы пришли. Отцепляйся от меня, сейчас положу, — сказал я, уже склонившись над кроватью, почувствовал, что меня тащат вниз. Давление в области шеи многократно усилилось и делая всё, чтобы она не сломалась, я упал на кровать. И как в дешёвых романтических фильмах, оказался на Маше.

— Вот таким образом, — сказала девушка, не убирая руки с моей шеи.

Глаза словно оказались в дымке. Такое чувство, когда едешь по ночной туманной дороге, а у тебя работает только обычный ближний свет без противотуманок. И ты видишь только крупицы мира перед собой. В моём случае это было лицо Маши. Её лобик, спрятанный за взлохмаченными и сырыми каштановыми волосами. Её тоненькие и невыразительные брови. Она всегда была за естественность, поэтому крайне редко применяла косметику, а уж с тушью я никогда её не видел. За исключением выпускного. Её большие глаза, словно у какой-нибудь аниме-девушки явно сверлили дыру то в моей переносице, то в губах. На эти же места был устремлён и мой взгляд. Я и забыл, какого это. Смотреть на губы и хотеть их поцеловать. Губы стали больше. Выразительнее. В голове витает клубничный запах. Шампунь. Которым я только что мыл её голову. За всё это время она не сменила свой любимый шампунь.

— Я…, — не то сказал, не то простонал я.

— Нет, не надо. Не порти момент, — тихо сказала Маша и закрыла глаза.

— Как тогда, на выпускном.

— Точно. А теперь просто помолчи немного.

— С удовольствием, — произнёс я и склонил голову, так что мы прижались лбами друг к другу.

Почему? Почему ты не можешь отпустить меня? Почему я не могу отпустить тебя? Ты принесла мне столько боли. Ты разрушила мою жизнь. Но я все равно… Люблю тебя. И любил всегда. Любил в день нашей встречи. Любил на твоём дне рождении. Любил в Новый год. Любил в день нашей разлуки. Любил тогда, когда ты произносила те гнусные слова, которые уничтожали меня. Любил и тогда, когда пытался начать встречаться с Риной. Я любил не её, а тебя. Любил и тогда, когда лез в петлю. Да, доктора мне потом рассказали про ряд суицидальных причин, но одной из причин было то, что я верил, что увижусь с тобой там. Если это там конечно есть, но тогда мне было все равно. Я просыпался посреди ночи от того, что сон был куда лучше реальности. Там была ты. И каждый раз по одному и тому же сценарию. Мы вновь встречаемся, у нас всё хорошо, порой свадьба, дети. Но в конце каждого сна одно и то же: ты бросаешь меня. Иногда с детьми, иногда берешь их с собой. Но ты бросаешь меня, сон за сном. И все последние три года я молился: пускай всё будет именно так. Пускай она меня бросит, но до этого момента я буду по-настоящему счастлив. Ведь моё счастье связано с тобой. Так было раньше. Механизм психологической защиты жертвы. Какой-то мазохизм. Всё, это в прошлом. А в настоящем… Прямо здесь и сейчас я хочу любить её. Да, окунуться в прошлое, в чувство блаженства. Казалось бы, нужно идти дальше, смотреть в будущее. Но всё это громкие слова. И пустые. Я легко представляю свою жизнь без Маши. В конце концов осталось всего несколько дней, и мы вновь разойдёмся как в море корабли. Но пока это не произошло, я хочу наслаждаться жизнью. Наслаждаться любовью. Наслаждаться Машей.

Зачем выбирать негатив и токсичность, когда можно выбрать нежность и любовь? Какой смысл в вербальной и невербальной агрессии к Маше, если от этого все проигрывают? Сейчас же мы лежим друг на друге. И нам хорошо. Делай что хочешь, но пусть сделанное приносит удовольствие. Ибо в чём ещё смысл жизни? И вот он, готовый план этих дней: любить, простить, уйти. Навсегда. Но пока есть время нужно выжать из этого максимум. Как же я тебя любил!

— Славно лежим, да? — спросила Маша.

— Точно.

— Но вот у меня уже всё тело затекает. Не ты ведь снизу, — ухмыльнулась Маша.

— Значит либо я слезаю, либо я снизу?

— В яблочко.

— И вот зачем всё это? — спросил я, слезая с Маши и устраиваясь рядом. — Я же мог и неудачно упасть. А кто у нас с переломами?

— Ой, да забудь ты про эти переломы. В гипсе же всё. К тому же скоро снимать. Ты лучше думай о том, как будешь отыгрываться.

— Хэй, ты тоже покраснела, так что разрыв всего лишь в одно очко.

— Ну ладно, как хочешь.

— Что значит «как хочу»? Ты же ведь действительно покраснела!

— Да хорошо-хорошо. Спасибо тебе, Вань. Большое спасибо.

— А, ты за головомойку? Да не за что.

— Нет, я хотела сказать тебе спасибо за тебя. Ты ведь пришёл ко мне в больницу, сейчас согласился нянчиться со мной. А я…

— Так, ну-ка стоп. Я же ведь всё сказал. К тебе я пришёл от ничегонеделания. А нянчусь за хорошие деньги. Да и хватит себе накручивать. Со мной всё хорошо.

— Я переживала за тебя. Ты же сентиментальный. А я видела твою любовь ко мне. И я боялась. Боялась за тебя. Боялась, что ты что-то сделаешь плохое, страшное. Что тебе будет очень плохо. И больно.

— А, забей, — сказал я и махнул рукой, — как видишь я в добром здравии. Что же до тебя… Ну, в этом нет ничего удивительного. В конце концов мы клялись в том, что будет любить друг друга вечно. А это самый большой обман в жизни. Так что ничего сверхъестественного в том, что ты не сдержала клятву, я не вижу.

— А ты?

— Эм, не понимаю о чём ты.

— Вань, а ты сдержал клятву?

— Ага, значит вот про что ты. Знаешь, я ведь давал две клятвы. Так что бы я ни сказал, я все равно нарушу одну из них. Поэтому промолчу, — сказал я и закрыл глаза.

— Хорошо лежим, — сказала Маша, прервав блаженную тишину. — Может ужинать?

— Подожди, дай я ещё полежу, — сказал я, не открывая глаза. — Не порть идиллию. Если хочешь, то можешь тоже прикрыть глаза.

— Я и так их не открывала. И правда хорошо лежим.

— Точно. Сначала соблазнила меня, затащила в душевую, теперь валяемся вдвоём на кровати. И правда хорошо.

— Да заткнись ты и наслаждайся моментом, — сказала Маша и ткнула загипсованной рукой меня в бок.

Действительно хорошо лежим. Да и вообще, всё что произошло в последние пару часов, это же просто что-то с чем-то. Настоящая буря эмоций. Прямо как в день знакомства. Рассказать друзьям — не поверят. А как вообще это будет выглядеть? Парни, девочки привет. Короче, я всё-таки вас не послушал и согласился на роль сиделки. Теперь я готовлю кашку на завтрак и картошку на ужин своей бывшей девушке, которая предательски бросила меня и разбила моё сердце. А, при этом я кормлю её с ложечки. Ох, ну как я мог забыть? Ещё мы принимаем ванну вместе. Ну, почти. Я раздеваю её, погружаю в ванну, мылю и мою во всех местах. Да, дорогие мои пошляки и озабоченные друзья, и там тоже. И с особенным придыханием и чувственной нежностью. Потом я понёс её на руках в спальню, где упал прямо на неё, и мы едва не поцеловались. А потом валялись на кровати, держась за руки. Да, хороший рассказ, ничего не скажешь. Что друзьям, что доку понравится. Да и родителям. Но мне плевать. Сейчас мне хорошо, как никогда, а значит я сделал всё правильно. Что будет дальше? Понятия не имею. Я не хочу отпускать её. И боюсь вновь подпустить к себе. Вернее даже впустить её вновь в своё сердце. В сердце, которое она разрушила, разорвала в клочья, сожгла в доменной печи. Ладно, как говорила одна Скарлет: «Я подумаю об этом завтра». А сейчас мне хорошо, так что стоит ли заморачиваться заранее? Но всё же кое-что не давало мне покоя и не позволяло отложить на завтра.

— Ладно, пойду поставлю твою картошку, — сказал я и встал с кровати. — Всё хорошее когда-нибудь кончается. Я бы сказал, что тебе везёт и ты можешь лежать дальше, но, пожалуй, промолчу.

— Вот и молчи. Мужчина, твоё место на кухне! — иронично, даже скорее саркастически сказала Маша. — Ой, извини если что.

— Бака, — ответил я и замолчал, потупив глаза в пол и сжав кулаки.

— Вань, ну извини, это ведь шутка. Я не хотела тебя обижать.

— Да, не хотела. Маша, я бы хотел извиниться. Извиниться ещё раз за то, что наговорил в первый день. Это было большой ошибкой.

— Вань, нет смысла извиняться за правду.

— Наверное ты права. Поэтому и извиняюсь. Прости меня.

— Хорошо, я прощаю тебя. Ну что, теперь кушать?

— Подожди. Это ещё не всё, — сказал я, и предался воспоминаниям. «Ничтожество… Педофил… Извращенец… Абсолютный ноль». Как же тяжело.

— Ваня, всё в порядке? — спросила обеспокоенно Маша.

— Маш, я не знаю, важно ли тебе это или нет, но…, — сказал я и закрыл глаза и сглотнул слюну.

— Да?

— Маш, — сказал я, выдохнув, — я прощаю тебя. За всё, что ты мне сделала и сказала. Я совру, если скажу, что мне не было больно. Но я прощаю тебя.

— Вань…, — робко начала говорить девушка.

— А, да, не знаю зачем я это сказал, тебе ведь всё равно. Короче, забей на это. Теперь ты, наверное, ещё сильнее убедилась в том, что я якобы ничтожество.

— Вань, подойди, пожалуйста, ко мне, — сказала Маша.

— Зачем? Хочешь поиздеваться? Сказать мне какие-то гадости на ушко? — спрашивал я, но всё же подошёл.

— Спасибо, — сказала Маша, внезапно, быстро и крепко обняв меня, — спасибо тебе большое. Это очень важно для меня. Ты даже не представляешь насколько.

— Кхм, ну, похоже, что мы оба закрыли многолетний гештальт, — сказал я и отпустил Машу. — Ну что, полегчало?

— Очень! — радостно, но со слезами на глазах сказала девушка.

— Да, мне тоже. И да, хорош уже плакать. Особенно на мне. Я тебе не мягкая игрушка, — с наигранным укором сказал я.

— Ваня! Вот умеешь ты испортить такие приятные моменты своими неуместными колкостями.

— А это чтобы они были в меру приятными, — улыбаясь сказал я и удалился на кухню.

Да, она выросла. Три года назад я специально избегал сарказма в разговоре с ней. Да и чёрный юмор про смерть и самоубийства приходилось оставлять на беседы с подругами с ВУЗа. Что поделать, тогда она была 15-летней девочкой. Юной, непорочной, весёлой, радостной, энергичной. Отчасти таким становился и я. А разве могло быть иначе? Я всегда был с ней. Либо в реальной жизни, либо в своих мечтах. А она всегда искрилась незапятнанным солнечным светом. Подумать только, при знакомстве я посчитал, что ей лет 16–17, однако ей было 14, а вела она себя вообще лет на 12. Девушка с душой ребёнка. Может быть поэтому я и влюбился в неё? Ответить сейчас невозможно. Но она выросла. Но всё-таки пускай держится от цинизма и сарказма подальше. Не хочу, чтобы она становилась такой, как и все. Не хочу, чтобы она ходила с опущенной головой, с бездвижимыми уголками губ, с равнодушным выражением лица. Почему не хочу? Да просто потому что не хочу, вот и всё. Ну а ещё я не хочу, чтобы она разрушила образ, который я любил последние три года.

Но это всё посторонние мысли, не существенные и не важные. Я простил её, а она приняла моё прощение. Всё, катарсис совершён? Видимо да. Она действительно повзрослела. И совсем не похожа на ту стерву, что вытирала об меня ноги. Такое ощущение, что для неё моё прощение не менее важно, чем для меня. Да, она действительно сожалеет о том, что сделала. Но она это сделала. И делала на протяжении года со мной. Нет, я больше не упёртый баран, и я считаю, что люди способны меняться. Поменялась ли она? Мне кажется, что да. Вряд ли всё это очередная разводка меня. Хотя она на протяжении года так искусно играла в любовь, что ей бы в актёрское. Но мне хочется верить, что она изменилась. Не для себя, а для неё. Вряд ли она была действительна счастлива всё это время. Как вообще можно быть счастливым человеком, если ты такая сволочь? Понятия не имею. Впрочем, это риторический вопрос. Да, для неё же будет лучше, если она изменилась. Этого хочу и я. Ведь все люди ошибаются, но ошибки можно исправлять. И я надеюсь, что у Маши получится. Или уже получилось. Заслуживает ли она второго шанса? Конечно. Но не от меня. Для нашего же благополучия, наши дороги после этой недели должны разойтись. Мы справились с нашими призраками прошлого, что было бы невозможно сделать в одиночку, но дальше нам не по пути. Как сказали друзья, у меня началась новая жизнь. Без Маши. И пусть так и будет.

— Всё, сейчас несу, — сказал я и отправился в ванную, чтобы вымыть руки. Какого же было моё удивление, когда после водных процедур я увидел, как Маша садилась за кухонный стол. — Что ты делаешь? Зачем ты пришла? Я бы принёс!

— Не сердись, пожалуйста. Просто я подумала, что это как-то несправедливо.

— Несправедливо?

— Ну, ты сначала кормишь меня, а потом ешь в одиночестве на кухне. Вот я решила разделить трапезу с тобой.

— Разделить трапезу? Да и как ты вообще добралась до кухни?

— Допрыгала на одной ноге.

— Подожди, у меня видимо проблемы со слухом. Что ты сейчас сказала?

— Что я допрыгала до кухни на одной ноге, — сказала Маша и потупила взгляд.

— Ага, прыгала на одной ноге. Хорошо, — спокойно говорил я, после чего взорвался. — Маша, это ведь опасно! А если бы ты упала? Кто бы отвечал, а?!

— Ну, я же не упала.

— Могла бы просто сказать, что давай поужинаем вместе. Зачем вот всё это?

— Хотела сделать тебе приятный сюрприз.

— Да уж, сделала.

— Вань, не переживай за меня так. Мне через пять дней уже гипс будут снимать. Там уже всё срослось. Да и я не инвалид ведь какой-то. Твоя забота льстит, но я ведь не при смерти.

— Типун тебе на язык. Сплюнь, — сказал строго я. Ведь я знал, какого быть при смерти. Хоть и от других людей, но всё же откачивали меня долго.

— Ого, ты чего так завёлся? Если хочешь, я могу уйти к себе, — бубня себе под нос, сказала Маша.

— Нет уж, сиди. Сейчас поставлю тогда себе греться и будем ужинать, — ответил я. Сказано — сделано. И через пару минут мы сидели за одним столом. — Приятного аппетита. А теперь открывай ротик.

— Спасибо, они-чан.

— Когда это ты успела подсесть на аниме?

— Никогда. Это бывшие подружки пытались подсадить.

— Именно теперь они бывшие, да?

— Точно, — сказала Маша смеясь.

— Ну как, не остыло? — спросил я, после того как ложка с едой отправилась в рот девушки.

— Нет, всё хорошо. Тебе тоже приятного аппетита. Я забыла сказать.

— Спасибо. Теперь правда придётся работать вдвое усерднее. И тебя кормить, и про себя не забывать.

— Вань, а можно узнать, как твои дела?

— Ты же ведь спрашивала. И я отвечал.

— Да, но твои ответы выглядели как обычно.

— То есть? Ты про моё «нормально»?

— Именно. Расскажи мне, как жил это время, как друзья, родители. Как твоя девушка?

— Между прочим, ты тоже мне отвечала по типу «нормально», так что имею право. И у меня действительно всё нормально. А что у тебя?

— Всё нормально, — ответила Маша усмехаясь.

— Мда, вот и поговорили, — сказал я.

Странно. Ладно мне есть что скрывать. Но ей? Она ни слова не говорила про Диму. Не говорила о том, как вообще жила это время. Ну что же, это её выбор, рассказывать мне или нет. Я ведь ей тоже не говорю о том, что полез в петлю, так что мы квиты. К моему сожалению, ужин прошёл в тишине. К сожалению, потому что хотелось поговорить с ней. Но о чём говорить? О том, что с нами случилось за эти три года, либо предаваться воспоминаниям о нашей любви. Будущее для нас было туманным и неясным. Настоящее тревожным, непостоянным. И только прошлое влекло нас. Оно влекло, но мы установили дверь с замком на прошлом. Жгучая смесь боли и любви, трагедии и счастья, горя и радости. Весь этот коктейль мог вывернуть любого. Во всяком случае меня. В перерыве между размышлениями, я накормил Машу и поел сам. А ещё напоил нас ароматным зелёным чаем.

— Спасибо большое, Вань, — сказала девушка, и кое-как встала из-за стола.

— Пожалуйста. И да, ты это дело брось.

— А? О чём ты? — спросила Маша, улыбаясь безвинной улыбкой.

— Я про твои прыжки. Помогу тебе уж, чего поделать. Просто я это, кхм, не хочу, чтобы напрягалась. Не подумай чего лишнего. Так что давай я отнесу тебя.

— Ой, даже так. Я правда не знаю, что и сказать. Это просто как-то неожиданно. Но знаешь, я согласна, но только при одном условии: тогда я забуду про прыжки до конца недели…

— Погоди, ты намекаешь на то, чтобы с этого момента я носил тебя на руках всегда? И до кухни, и до туалета?

— Именно.

— Погоди, то есть я предлагаю тебе помощь, а ты ещё и ставишь условия? Не слишком нагло?

— Разве? По-моему, в самый раз. Никаких полумер, помнишь?

— Туше, — сказал я, смирившись со своим поражением. — Хочешь на рученьки, будет тебе на рученьки.

В другое мгновение я подхватил девушку на руки и победоносно, имитируя печатный, прусский шаг, пошёл в спальню. Войдя в неё, я начал плавно опускать Машу на кровать, и как резко отпустил её, и та плюхнулась вниз, подлетев вверх от матраса.

— Ваня! — закричала, еле сдерживая смех Маша.

— Ахаха, что, не ожидала? Хотела ведь на рученьки? Получай, — говорил я, смеясь в унисон с девушкой, — и привыкай. Мы заключили договор, так что теперь буду носить на руках. А вот способ того, как я буду отпускать тебя с рук, остаётся за мной.

— Вот же жук. Ты у меня погоди, вот снимут с меня гипс, и я тебе такое устрою, — сказала Маша и погрозила кулачком. Она попыталась натянуть на себя маску серьёзности, но идея провалилась, так что спустя мгновение она не могла сдержать смех.

— Ути-пути, уже боюсь, — сказал я и наигранно задрожал, — ты сначала попытайся кинуть в меня подушку.

Да, так и проходила эта неделя. В объятиях давно забытого чувства — радости, веселья, безмятежности. Счастья. Постепенно вошло в привычку носить Машу в туалет на руках. Умывались мы вместе. Маша стояла на одной ноге, и закинув одну руку на меня, держалась. Для надёжности я поддерживал её за талию. А для надёжности ли? Да кто же знает, может мне просто хотелось приобнять её за талию? Однако вышло как вышло, и мы умывались, глядя на отражения друг друга в зеркале. Про совместный приём пищи я промолчу. От нечего делать мы смотрели кино. Развалившись вдвоём на диване, мы залипали в телек, лежа чуть ли не в обнимку. Интересно чувство всё-таки. Лежать с красивой девушкой в одной кровати, раздевать её, снимать с неё нижнее бельё, мыть всё тело, но при этом всём это не твоя девушка. Более того, она твоя бывшая. А, ну и ещё конечно мне пришлось один раз остаться на ночёвку. Ладно хоть кровать в квартире не одна, а то была бы совсем комичная ситуация. Наталья Игоревна сильно задерживалась на работе, так что на утро мне нужно было вести Машу на снятие гипса. Вот и всё. Бурная неделька подошла к концу. Моя работа ведь закончилась. Более я не обязан видеться с Машей. И что дальше? Надо подумать. Сейчас она в кабинете врача, так что как раз есть время на различные думы. Ох, ну почему так сложно? Чёрт, ну-ка брысь надежды. Да и надежды на что? На возобновление отношений с Машей. На зарывание топора войны, на любовь, на совместную жизнь, на свадьбу и двух детишек, мальчика и девочку. Нет, хватит. Довольно с меня надежд. Человек предавший однажды, поступит так ещё раз. Но в этот ещё один раз будет больнее. Развод, раздел имущества, алименты и редкие встречи с детьми. А, какого? Это другая сторона медали твоей надежды, дурацкая частичка непонятно чего у меня в мозгу. Видимо частичка, которая ищет счастье. А возможен ли такой исход событий? Да, более чем. Нет, в петлю я потом конечно не полезу, но зачем тогда всё это начинать? Провал ведь практически неизбежен. С подругами Насти тем более может что-нибудь и получится. Продолжить лишь дружить? Нет. Не могу. Из этой идеи ничего хорошего не выйдет. Я уже давно понял, что мы не можем дружить. Я могу либо любить её, либо не видеть. Так что выбор у меня скудный. Либо рискнуть и попытаться в отношения, либо окончательно расстаться. Так, хватит возвращаться к решённым вопросам. Всё уже давно решено. У нас разные жизни, которые пересеклись сейчас лишь на короткий миг. Дальше они вновь расходятся и скорее всего более никогда не пересекутся. Мы помогли друг другу, время, проведённое вместе, пошло на пользу нам обоим, но дальше конец. У меня своя жизнь, у неё своя. Хорошего должно быть в меру.

— Она там, да? — спросила внезапно подошедшая Наталья Игоревна. Внезапно настолько, что я вздрогнул. — Извини, не хотела тебя напугать.

— Н-нет, ничего, всё нормально. Доброе утро. А Маша там, да.

— Хорошо. И тебе доброе утро. О чём задумался?

— Да так, ни о чём.

— Да, если человек говорит, что ни о чём не думает, то он думает о самом важном для него. Но ты со мной не поделишься, я знаю. Что бы это ни было, не ошибись с выбором.

— С выбором?

— У тебя было сосредоточенное лицо. Такое обычно бывает, когда человек думает над тем, как ему потупить.

— Как Вы…?

— Физиогномика. Я же юрист, мне жизненно важно уметь читать людей по лицу. Ах да, поздравляю с окончанием рабочей недели. Устал, наверное, с Машей?

— Да нет, что Вы. Мы хорошо провели время вместе.

— Я рада. Слушай, предлагаю отметить снятие гипса Маши и окончание твоей работы. Как насчёт того, чтобы заказать пиццу и роллы и посидеть дома? Возьмём лимонад, вино. Ну что?

— Эм. Ну не знаю. А Маша получается пьёт?

— Нет. Я думала на нас двоих.

— А, ну я не пью, Вы же знаете.

— До сих пор? Это удивляет. Но ладно, значит обойдёмся без вина. Ну так что? Я настаиваю.

— Ладно, кто я такой, чтобы отказываться? — только ответил я, и из кабинета вышла Маша.

— Вуаля! И без костылей, — улыбаясь сказала девушка. — Привет, мам.

— Привет, доченька, — сказала Наталья Игоревна. — Я позвала Ваню к нам на обед сейчас. Ты что больше любишь, пиццу или роллы?

— Пиццу, — ответила девушка. — А ты Вань?

— Больше люблю пиццу, но сейчас предпочту роллы. Пиццу и так слишком часто ем.

Итак, взяв такси, сделав заказ и зайдя в магазин за напитками, мы пришли домой. Ничего вроде бы не поменялось, всё то же самое, как и пару часов назад. Но что-то не так. Может быть потому, что Маша теперь без гипса, и мне теперь не нужно её кормить и носить на руках? Ха, смешно. Дело не в этом. А в чём? Видимо в том, что вскоре мне придётся попрощаться с ней. Ладно, я ведь жил как-то без неё три года, так что ничего страшного.

— Ну рассказывайте теперь поподробнее о том, как сидели тут вместе, — сказала Наталья Игоревна.

— Ой тяжко, — ответил я.

— Славно, — вместе со мной ответила Маша.

— Ага, всё понятно. Ну, чем занимались?

— Фильмы смотрели, иногда сериалы. Играли во всякие устные игры, несколько партеечек в шахматы и шашки. И это без совместных приёмов пищи, без походов в туалет. И без мытья.

— Ого, мытьё? А вы шустро…, — сказала Наталья игривым голосом.

— И ничего не шустро, я же сиделка в конце концов. А ухаживание за Машей — моя обязанность.

— Ага, обязанность, как же, — сказала Маша и встав из-за стола, обняла меня сзади. — А кто носил меня на руках с десяток раз в день?

— Эй, что на тебя нашло? — стал возмущаться я. — Ты чего вдруг обниматься полезла?

— Потому что могу. До этого ведь руки были в гипсе, а сейчас могу прикоснуться к тебе. А ты как будто против? Кто там постоянно лез ко мне целоваться?

— Что? Какое целоваться? — завёлся я, и слишком поздно понял, что это была провокация.

— Ну как же, прямо как принц перед спящей красавицей, — говорила Маша смеясь.

— Да, вижу вы время даром не теряли. Ребята, вы меня извините, но работа вновь зовёт. Только что написали, что нужно вернуться. Так что вынуждена вас покинуть. А вы ещё посидите вместе. И да, Маш, проводишь меня? Ваня пока, спасибо ещё раз за помощь.

Я попрощался, а Маша послушно повиновалась и вышла вслед за мамой. Интересно, почему она позвала провожать Машу, а мне буквально сказала, чтобы я сидел на месте? Видимо о чём-то шушукаются. Ну ладно, это же мама и дочка в конце концов. Что же, есть время собраться с мыслями. Да и с силами тоже, чего уж греха таить. Сейчас Маша вернётся, мы немного посидим, попьём чай с тортиком и возникнет логичный вопрос: что нам делать дальше? Здесь важно не провтыкать момент. Если она спросит раньше меня о том, когда встретимся в следующий раз, то мой ответ в виде «никогда» будет смотреться как-то очень неочень. Значит нужно будет сказать первым. Так, а что сказать? Ну, наверное, правду. Хорошо, а как она будет звучать? Надо просто отрепетировать. «Маш, ты можешь верить мне или нет, но выслушай меня. У меня нет девушки, и когда я узнал о тебе, то не мог заснуть всю ночь. Я всё думал о тебе. А на утро я сразу рванул к тебе. Я люблю тебя, Маш. И любил всегда. Я не мог забыть тебя на протяжении всех этих трёх лет, несмотря на то, как ты поступила со мной. Вполне возможно, у тебя сейчас вспыхнули чувства ко мне, но всё это не важно. Важно здесь то, что я не могу. Мы не можем быть друзьями. Мы в этом убедились ещё тогда, почти четыре года назад, на твоём дне рождения. Ты никогда не будешь для меня только другом. Остаётся одно — любить друг друга и быть вместе. Но я не могу. Не могу вновь тебе довериться. Ты предала меня однажды, и я понимаю, что ты можешь предать и потом. Да, вот так забавно. Я люблю тебя, но не могу довериться. Странно, знаю. Эта неделя была для меня словно раем на земле. Спасибо тебе за это. Однако я должен идти дальше. Без тебя. Так что боюсь, что нам нужно расстаться навсегда.» Фух, ну вроде звучит нормально. В меру пафосно, и в меру сдержанно. Ладно, учитывая то, как я разволнуюсь, будет чудом, если я скажу хотя бы что-то близкое к этому. А-то будет что-то вроде: «Сегодня как бы праздник, правда я не Валентин, да и ты вроде не Валентина. Так что остаётся только один повод для праздника». Внезапно мой мысленный монолог прервали повышенные голоса:

— Ты должна сказать ему, — говорила видимо Наталья Игоревна.

Так, это странно. Очень. Эм, надо разобрать по полочкам. Ты. Это Маша. Ему. То есть мне. Но что сказать? Наталья Игоревна уговаривает Машу, чтобы она удержала меня? Прикол на грани кринжа конечно. Что отвечает Маша неслышно. Ох, давайте только без санта-барбары и соплей. Сейчас я просто скажу всё, что думаю и уйду. Могу ли я сдаться под давлением Маши? Если она начнёт пронзительную речь о прощении и настоящей любви? Да, могу. Поэтому нужен превентивный удар. Наконец Маша вышла. Она очень сильно встревожена. Вся покраснела, «ломает» себе руки, смотрит под ноги.

— Эй, Маш, всё в порядке? — спросил я.

— А? А, да, всё нормально, — ответила девушка. Да, в разведчика ей точно не играть.

— Ну, ты смотри, если что не так, то ты можешь мне рассказать. Я выслушаю.

— Да, выслушаешь, — куда-то в сторону сказала девушка, — Вань, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Ох, погоди, дай выдохнуть, — сказал я и прервал её серьёзный тон. Чуть не забыл про превентивные меры, — если ты хочешь начать мне затирать о том, что любишь меня, о том, что измена с Димой была ошибкой, и что ты жалеешь о произошедшем, то лучше не надо. Не надо возвращаться к пройденному этапу, потому что если это так, то я не смогу ответить тебе взаимностью. Спасибо тебе за эту неделю. Мне правда было хорошо с тобой. Но прошлого не вернуть. Это конец Маша. Конец нашим отношениям. Я не буду с тобой дружить. Это невозможно. А любовь… Здесь и говорить нечего.

— Хорошо, я понимаю.

— Извини, если вышло грубо, так получилось. Просто… Я не знаю, можно ли было это сказать иначе. В странной ситуации мы конечно оказались, сама понимаешь. И извини меня, что перебил. Ты хотела сказать что-то важное. И я надеюсь не то, что попытался спрогнозировать я. Так что ты хотела сказать?

— Примерно то же самое, — с искренней улыбкой сказала Маша. — Что мне было хорошо с тобой, но у нас разные дороги. И что я благодарна тебе, что ты пришёл ко мне. Ты единственный, помимо мамы, проведывал меня. Спасибо тебе. Что ты не стал возвращаться в то состояние, в которое боялся вернуться. Не стал жестоким, нелюдимым. А остался хорошим человеком.

— Скорее стал им, — спокойно сказал я.

Допив чай с тортиком в тишине, я стал собираться на выход.

— Ну что, на сей раз «пока», а не «до встречи»? — спросила Маша, когда я оделся.

— Видимо да. Сегодня «пока». Обнимемся что ли на прощание? — спросил я, улыбнувшись уголками губ.

— Да, конечно, — сказала Маша и крепко обняла меня.

— Маш, что бы ни случилось, я верю в тебя. Не переживай, не бойся, не сожалей о прошлом и иди вперёд. Я хочу этого, — говорил я и гладил девушку по волосам.

— Спасибо. За твою доброту. За тебя, — прослезившись сказала Маша, отстранившись от меня.

— Ой, ну хватит. Просто… Просто я многое понял, пока тебя не было в моей жизни. Вот и всё. Да и ты тоже изменилась за это время, — сказал я и приподнял пальцами подбородок девушки. — Уже не такая стервочка.

— Да, уже не такая мерзкая стерва, — сказала Маша, улыбнувшись и подавшись вперёд ко мне.

— Точно, — сказал я и убрал руку с лица девушки. — Слушай, я должен идти. А-то у меня такое чувство, что если я пробуду ещё немного времени с тобой, то не уйду.

— А нужно? — спросила с мольбой Маша.

— Да. Нужно, — спокойно ответил я. — И ты это знаешь. Пока Маша. И удачи в жизни.

— Да, знаю, что нам пора прощаться, просто так не хочется этого делать. Спасибо тебе Ваня за себя, за твою доброту. И удачи тебе по жизни. Пока.

Молчаливый кивок в знак прощания, машинально открытая дверь, пара шагов и лестничная клетка. А за спиной огромный пласт прожитых историй. Столько разных мыслей… Чёрт! Я не могу. Разворачиваюсь. Палец у дверного звонка. Одно лёгкое движение всего лишь одного пальца и жизнь круто меняется… Нет. Хватит. Хватит думать о том, что меня никто не полюбит, кроме неё. Да, такое ощущение, что она полюбила меня сейчас, но… Нет. Я опускаю руку, разворачиваюсь и бегом спускаюсь по подъезду и выхожу на улицу.

Довольно. Не надо цепляться за людей. Особенно за таких, которые однажды тебя предали. Да, люди меняются. Поменялся, наверное, и я. И как раз из-за перемен я и могу отпустить её. Да, нас многое связывало вместе. Но кто сказал, и это самое важное, что меня не будет связывать с другой девушкой? Ну, то есть миллионы пар расстаются. И, как правило, они через многое прошли вместе. Но расстаются. И не сходятся. Потому что идут дальше. Находят других. И расстаются с этими другими. И так далее. Я должен двигаться. Найти другую. И там как получится. Расстанемся ли мы? Возможно. А может быть сыграем свадьбу и будем жить долго и счастливо. Но что бы ни произошло, это будет с другой. Да, с другой…

Чёрт. Ключи. Как я мог забыть. Да блин, неужели надо возвращаться? Похоже на то. Ну почему я вспоминаю о том, что что-то забыл так поздно? Уже в метро, придётся пересаживаться и ехать обратно. Ладно, придётся помотаться.

Через час я уже был в исходном пункте. Звонок в домофон и… Ну да, он же выключен. Как я мог забыть. Ладно, тогда по-старинке. Поднимаюсь и открываю своим ключом дверь. Блин, ну вот всё делаю невпопад. Почему в дверь не позвонил? И… А почему ключ провернулся? Дверь же закрывается с той стороны тоже на ключ, а значит… Так, ладно, пофиг.

— Маша, — тихо сказал я, — я ключи забыл отдать.

В ответ тишина. И при этом её связка ключей на месте. Значит не ушла. Так, а что это такое на ключах? Мой брелок? Его же не было, я точно помню. Кхм, всё это странно. В высшей степени странно.

— Маааааш, — протянул я всё также шёпотом, — ты дома?

И опять тишина. Так, не-не-не. Ну-ка брысь. Не все девушки, которых ты знаешь, пытаются покончить с собой. Но проверить ванну в первую очередь всё-таки стоит и… Фух, ничего. Кухня? Тоже. Гостиная? Никого. Хорошо, проверю тогда её комнату. Открываю медленно дверь.

— Что? — тихо, сам себе я говорю.

Маша спит. В обнимку с моими медведями. С теми самыми, которые я подарил ей на 14 февраля. Ну что за бред. Почему она это не выбросила и хранит до сих пор? Да и… Что?! Мой взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой лежал раскрытый альбом. Наш альбом. Который я подарил на годовщину. Который она мне вернула по почте. Нет, ну это уже какой-то сюрреализм. Мне что всё это мерещится? Я подошёл и начал листать альбом. Да нет, это тот самый альбом. Даже надпись та же самая: «Моему лучику Солнца, ангелочку и просто самой лучшей девушке в мире от навсегда влюблённого в тебя Вани». Тогда вопрос: какого хрена? А что это за пятна на нём? Как будто следы от какой-то жидкости. Слёзы? Да ну, бред.

— Нет! — крикнула Маша и вскочив с кровати, отобрала у меня альбом.

— Аааа! — вскричал я от испуга. — Чёрт побери, Маша, ты что творишь? Заикой меня хочешь сделать? И заметь, не зайкой, а именно заикой. Ты же знаешь, что у меня слабое сердце и мне нельзя волноваться, — улыбнулся я, пытаясь успокоить и себя и Машу.

— Почему ты вернулся? — строго сказала Маша. И посмотрела так гневно, как я раньше никогда не видел. От такого взгляда и состояния общего испуга душа уходила в пятки.

— Я это, ключи забыл отдать, — говорил я тихо, пока взгляд мой метался по комнате.

— Вечно ты что-то забываешь. А вообще, мог бы и маме моей вернуть. А вместо этого вломился в мою комнату и… А если бы я была голой?!

— Да что я там не видел? Я же пару дней назад тебя намывал, — вернув самообладание и улыбнувшись сказал я.

— Это другое, — краснея сказала Маша.

— Ага, синие уступают. Теряешь хватку.

— Да пошёл ты, — несмотря на меня говорила Маша, крепко прижимая к себе альбом и медвежат.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Нет, не хочу.

— Тогда скажу я, — спокойно проговорил я. Понимание того, что здесь всё не так чисто, не позволяло мне просто положить ключи и уйти. — Откуда этот альбом? Ты ведь мне его вернула. Через почтальона. И почему ты спишь в обнимку с медвежатами?

— Медвежата просто красивые и приятные. Других у меня нет.

— Ага, и за столько лет ты не могла купить себе медвежонка больше, лучше, красивее, дороже, нежели тех, что тебе подарил… Ой, прошу прощения, подарило «ничтожество и полный ноль» на свою скромную стипендию?

— Не до этого было, — продолжала отнекиваться Маша, всё также боясь взглянуть на меня.

— Чёрт возьми, Маш, ну что ты несёшь? Бред какой-то. Неужели так сложно сказать правду?

— Да. Сложно, — тяжело произнесла Маша, наконец подняв на меня глаза, полные боли и грусти.

— Маша, — сказал я и сел рядом с ней на кровать, взяв её руку, — если это так сложно, то я помогу. Всё будет хорошо.

— Я в этом не уверена.

— И всё же. Ты можешь поделиться со мной?

— Тебе не понравится то, что ты услышишь.

— Ой, да брось, я за последний год слышал столько тяжёлых и мрачных историй, что ты меня вряд ли удивишь. Так что давай, вперёд, — уверенно сказал я, и накрыл её руку, которую держал, своей.

— Спасибо. Фух, с чего бы начать? Ладно, пожалуй, начну с начала. Хотя это очень сложно. Трудно понять, когда всё началось.

— Тебе карвалольчика налить? — спросил я. Было видно, что она сильно волнуется.

— Нет. И, пожалуйста, не перебивай меня, мне и так тяжело, — сказала Маша и громко выдохнула. — Я не изменяла тебе. Ни с Димой, ни с кем. Я до сих пор не изменила тебе.

Повисла мёртвая тишина. Я почувствовал, как в правом глазу начался нервный тик, а левая рука вновь подхватила тремор.

— Ч-что? Эм, так, ладно. Хорошо, допустим. Но тогда какого хрена ты тогда сделала?! Ты просто решила от меня избавиться, и придумала такую отмазку?! — встал с кровати и закричал я. — Класс. Молодец.

— Подожди, — ещё тише, едва различимым для уха голосом сказала девушка, — это не всё.

— Ладно, хорошо. Я слушаю, — сказал я, продолжая метаться по комнате взад-вперёд, пока не подпёр стену напротив Маши в трёх метрах от неё.

— Мне пришлось. Из-за отца. Я не ревновала тебя к Насти. С Димой после выпускного мы не виделись.

— Подожди, ты начала что-то говорить о том, что это всё из-за отца. За неделю где-то до, кхм, нашей разлуки, я говорил с ним. Он чуть ли не угрожал мне. Говорил, что если не брошу тебя, то он меня за яйца подвесит. Тогда я подумал, что это… Боже. Нет. Нет. Этого не может быть. Прошу тебя, скажи, что это не так! — говорил я истошно. Нет, не могу поверить в это. Нет, пожалуйста.

— Он узнал. Он долго обхаживал меня, пряником и кнутом выпытывал обо всех подробностях наших отношений. И я ему сказала. Сказала о том, что мы…

Маша… Она не выдержала и заплакала. Чувствую, что мои ноги пригвождены к полу. Не могу сдвинуться. Болит. Голова и живот. Острые, словно кинжал, боли пронизывают мои виски, наматывая серое вещество на себя. А в животе как будто оторвали селезёнку. Или что там можно отрывать, помимо кишков.

— Маш, я…, — сказал я и сделал шаг к ней.

— Подожди, я должна закончить, — вытерев слёзы и собравшись с силами сказала Маша, — тогда он начал запугивать меня. Говорил, что ты обычный педофил. Что как только я вырасту, ты бросишь меня и будешь гоняться за другими школьницами. Он говорил всякие мерзости, что тебя привлекает лишь моя плоская детская грудь, что ты дрочишь на девочек куда младше меня. Что ты грязный извращенец и педофил.

— И ты поверила?

— Ни во что. И никогда. Он это понял. Да и оказывается, что и тебя ему не удалось переубедить.

— Да. Я не сказал о том, что мы, ну, что ты уже не девственница, но я сказал ему, что если бы это и произошло, то я бы взял тебя в жёны. А ты бы точно согласилась выйти за меня.

— Да. Я бы вышла. И мы бы были сейчас счастливы. Но отец надавил на меня, и ткнув носом в уголовный кодекс, показал то, что тебя ждёт.

— Но свадьба…

— Я не знала. А он разумеется не сказал.

— Подожди, но твоя мама… — говорил я, жадно глотая воздух, чтобы выдавить из себя хоть слово.

— Да, я побежала к ней. Но она лишь подтвердила слова отца, — сказала Маша, глядя в угол комнаты.

— Но можно же было почитать об этом в интернете я не знаю…

— Вань, я была маленькой девочкой, которая безумно влюблена в тебя. Ты стал для меня вторым человеком в жизни, после мамы. А родители меня поставили перед выбором: или мы расстаёмся, или тебя садят.

— И ты напридумывала эту чушь…

— Да, тогда я не сказала тебе ни слова правды. А с заранее заготовленным текстом помогал папа. Я сказала, что ненавижу тебя, презираю тебя. Что ты ничтожество, которое бы без меня и продолжило бы быть разлагающимся ничтожеством. Боже, Ваня, если ты только можешь, прости меня. Прости меня…, — сказала еле живая Маша и рухнула на колени, закрыв лицо руками.

Почему? Почему я не умер тогда? Да за что мне всё это?! За что, ёбаный ты Бог?! Всё ложь. Весь мой мир построен на лжи. Нет, нет.

— Ааааргх! — крикнул я и засадил кулаком по стене. — Почему? Почему ты молчала? Почему отпустила меня, решив не говорить об этом?

— Потому что я понимала. Всё. Что ты… До сих пор любишь меня. Когда ты был рядом, мне было так хорошо, как было только с тобой. Но когда ты уходил… Мне было мучительно больно. Я зарывалась головой в подушку и рыдала. Потому что я видела любовь в твоих глазах.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что я провоцировала тебя на любовь, конечно. Если бы я увидела в тебе только презрение, жалость и ненависть ко мне, то я с радостью рассказала бы тебе всё. Мы бы за столом это обсудили, осознали бы свои ошибки и разошлись как в море корабли. Но ты любишь меня до сих пор. Как и я тебя. И рассказать правду — значит сделать тебе больно. Потому что тебе не всё равно. Я видела, как ты повернулся к двери когда ушёл и собирался позвонить. Видела через обычный дверной глазок всю бурю чувств у тебя в душе. И в сердце.

— Конечно мне блять не всё равно! Я… Да моя жизнь полетела в тартарары после тебя. Я только год назад нашёл себя, своё место в мире. Ведь ты была всем для меня. И…, — не смог договорить я и закрыл глаза ладонями. — Бляяяяяять! Ааагх! Сука! Вся… Вся моя жизнь.

— Ваня, прости меня. Мне так жаль, — сказала Маша, подобравшись на коленях ко мне и обняв мои ноги.

— Обман. Ложь.

Всё это. Мои нервные срывы. Моральная деградация. Попытка самоубийства. Рината… Боже, всё из-за того, что мы не подождали пару месяцев.

— Нет, пожалуйста, нет, — тихо сказал я и заплакал. Рината… Вся моя жизнь. Нет.

— Лучше бы ты не возвращался с этими ключами.

— Подожди, — сказал я, отстранившись от Маши. Так, нужно подойти к окну. Вид городской суматохи порой расслабляет. Сделать глубокий вдох. И выдох. И ещё раз. Закрыть глаза и повторить процедуру ещё пару раз. — Это было… Больно. Очень. Так больно мне не было уже три года.

— Прости… — жалобно говорила Маша.

Прости… Да, такое ощущение, что вся моя жизнь — череда извинений, сожалений и прощения. Мы всегда виноваты, всегда сожалеем о содеянном, и всегда прощаем виновника. Но одно дело простить, и совсем другое дело — жить. Всё, что произошло — моя жизнь. Следствие моих ошибок и успехов, поражений и побед. Какая же каша в голове, хотя кто вообще в данной ситуации сможет оформить мыслительный процесс в чёткую структуру? Я знаю одно — мы любим друг друга. Спустя годы. Потрясения. Провалы и падения. Мы хоти быть вместе. А значит так тому и быть. Всё, что будет потом — будет потом. Всё, что происходит сейчас — невероятно важный момент моей жизни. И пусть всё, что «потом» подождёт, ведь я люблю её. Сейчас.

— Но я рад своей забывчивости, — сказал я и повернулся к Маше. — Мир теперь для нас совсем другой. И нам предстоит разобраться, как жить в нём.

— Нам?

— Да, нам. Маша, — прошептал я девушке на ухо, — я прощаю тебя.

— Боже, Ваня, прости меня.

— Я ведь простил.

— Нет, прости и за то, что люблю тебя, — сказала Маша и уткнулась мне в грудь.

— Нет, не прощу, — сказал я, отчего всхлипывания стали ещё сильнее, — потому что тебя не за что прощать.

— Что? — спросила девушка, подняв голову.

— Я люблю тебя, Маша, — сказал я и поцеловал девушку в лоб. — С возвращением нас, спустя 4 года.

Глава 23

Видимо Наталье Игоревне действительно нужно было срочно удалиться. И надолго. Конечно это она надоумила Машу всё мне рассказать. Вернее даже не так. Она уговаривала Машу мне всё рассказать. И тот разговор между ними в прихожей был именно об этом. Но она отказалась говорить мне правду. Мой ангелок… Ты совсем не изменилась. Почему же ты так сильно любишь меня? И почему так сильно люблю тебя я? Простыми химическими реакциями тут не отделаться. Любовь… Знать бы, что ты такое. Но и это блаженное неведение меня полностью устраивает.

Надо будет расспросить Наталью Игоревну потом обо всём конкретнее, но сейчас мне видится, что всё, что со мной произошло за прошедшее время — её рук дело. И задержка на работе вчера и сегодня для того, чтобы я отвёл Машу в больницу. И вся эта комедия с ролью сиделки. Ха, да я даже не слишком сильно удивлюсь, если и Юля окажется какой-нибудь дочкой её подруги. Ибо всё выглядело так, будто меня вели. Буквально за ручку. Всё должно было случиться именно так. А что сейчас? Сейчас мы лежим с Машей в обнимку. Мы вновь вместе. Навсегда? Не знаю. Да и знать не хочу. Мне просто хорошо, а большего мне и не нужно. Ей тоже хорошо. Она счастлива. Так нужно ли сейчас ломать всю эту интимную обстановку глупыми мыслями о том, как мы поженимся и какие чудные будут у нас дети? Я считаю, что нет. Да, сейчас мы вместе. Но что потом? Я прекрасно понимаю, что мы совсем не те, какими были четыре года назад. Мы многое пережили. Учитывая то, что мы оба лежали в реанимации, получается чудом пережили. Да, интересно конечно всё это. Что мы пережили…

Она похудела на 10 кг, после того, как «бросила» меня. Возненавидела отца. Стала постоянно ссорится с мамой. Проблемы в школе. Она стала почти изгоем в школе, так как всё полонилось слухами. И слухи эти были направлены против неё. Да, все эти разговоры за спиной были смутными и путаными, но различные слова об измене ходили. Так уж вышло, что не только я возвысился благодаря Маше. Но и она благодаря мне. Я встал на новую ступень потому, что стал лучшей версией себя. Она возвысилась потому, что смогла открыться миру в полной мере, а также потому, что была со мной. Что ты, девочка средней школы встречается со студентом-героем, у которого грамота от губернатора. Да ещё и этот студент постоянно говорит о том, что всем обязан ей. Ей все восхищались. Парни стали сходить по ней с ума. Девчонки же завидовали. Завидовали нашей любви. И вдруг всё это рухнуло. Благодаря мне, любви ко мне она открылась? Да, помню я говорил, что она прямо-таки солнце. Так она искрилась. Оказалось, что солнце потухло. Солнце стало мёртвенно холодным, безжизненным. Отношения с подружками какое-то время продолжались, но не очень долго. Частые разговоры о парнях и обо мне подрывали шаткое состояние Маши. Она почти всегда плакала, когда разговор заходил обо мне. Тогда-то и пошли слухи. А потом Маша создала новую страничку, в статусе которой не значилось «замужем за Иваном Рассказовым». Количество друзей перевалило уже за две сотни, а меня среди них не было. Как не было и наших фотографий, которые всегда украшали её страницу и были предметом восхищения и зависти подружек. Исчезли фотографии и из инсты. И тогда понеслась. Слухи, разговоры за спиной шли по пятам Маши. Она не выдержала. И перевелась в другую школу. И пускай там моя персона была не столь интересна, вечно грустная девочка так и не смогла обрести друзей. Мда, обычно в подобных предложениях добавляют что-то про любовь. Но, как мне сказала Маша, она всегда ждала меня. И надеялась, что мы ещё встретимся. Я же человек, который всегда был циником, понимал, что это не так. Если бы я не появился сейчас, позже она бы встретила своего человека. Я ведь тоже думал, что буду любить Машу всегда. Но аккурат перед больницей был готов к новым отношениям. И не для того, чтобы заглушить старую боль и не терять чувство любви, как было с Ринатой, а для того, чтобы просто получать удовольствие. Просто она пережила наш разрыв будучи ребёнком, поэтому и процесс восстановления задержался. Да, мне тоже было тяжело, так как я сентиментальный, но всё же. Ха, это что такое получается? Сентиментальный циник-романтик? Ух, гремучая смесь. Но, пожалуй, я такой и есть. Да, Маша говорила мне о том, что циничность — лишь маска, которую я надел на себя, чтобы не показывать людям себя настоящего, но эта маска настолько прилипла ко мне, что уже является неотъемлемой частью меня самого. Так кто я такой? Я тот человек, на руке которого лежит прекрасная девушка. Девушка, которая любит меня сильнее всех на свете. И это не просто слова. Вот она, моя новая жизнь. Она, закинув руку мне на грудь, тихо посапывает. Так мирно она спит. Чудо. Она очистилась. Рассказала мне, тому самому человеку, то, что хотела рассказать почти четыре года. Она сбросила груз с себя. И мы теперь вместе. Но что будет завтра? А завтра она будет спрашивать меня о том, как я жил эти четыре года. Завтра она захочет встретиться со своими прошлыми подругами. И обнаружит, что одной подруги нет. Как ей сказать об этом? Я не знаю. И не хочу. Понимаю, что это нужно будет сделать, но боюсь. И не хочу. Ведь я всё это пережил, я выплакал всё, что было возможно. Но я не хочу, чтобы через это прошла и она. Но мои хотелки жизнь не интересуют. Я должен буду ей всё рассказать. Но, как говорится, «я подумаю об этом завтра».

А завтра мы наслаждаемся друг другом. И нет, не в пошлом плане. Мы просто рады быть в объятиях друг друга. Мы вновь вспомнили это чувство — любить и быть любимыми. День проходил один за другим. В перерывах между любованием друг другом, мы готовились к сессии. Забавно, друзья меня уже потеряли и волновались. Спрашивали о том, не случилось ли что со мной? За привычным ответом «всё нормально» я маскировал не депрессию и суицидальные мысли, а чувство блаженства и счастья. Да, моё счастье. «Моё счастье связано с тобой. Навеки». Чувство мучительной ностальгии смешивалось с пьянящей радостью бытия. Мы вместе. Снова. Моя драгоценность… Я люблю тебя ещё больше, чем когда бы то ни было. Потому что я знаю цену этого счастья. Всё, через что мы прошли вместе, через что прошли порознь. Осознание хрупкости жизни и непостоянства мира — всё это заставляет ценить мгновения счастья ещё сильнее. Ценить, но при этом понимать, что они могут закончиться в любой момент.

У нас с Машей пошло всё так, будто мы вчера только познакомились. Но мы ведь в самом деле очень сильно поменялись, так что нужно было время для того, чтобы узнать друг друга лучше. Хотя кое-что мы узнали за ту неделю, что я был сиделкой. Например, то, что любим друг друга. Хм, я, наверное, произнёс в голове слов любовь и однокоренных с ним за эти пару недель больше, чем за прошедшие три года. Для начала мы решили освежить наши воспоминания, так сказать. Погуляли около поликлиники, сходили в кино на какой-то мульт, съездили для фотосессии до Лахты. Попытались даже организовать концерт, но как оказалось, Маша не только бросила музыкальную школу, но и её пальцы сейчас так скажем не в том состоянии, чтобы сбацать Бетховена. Не принимая возражений было принято решение о том, что Маша будет играть. И рисовать. Её пальцы дрожали, но я бросил всему вызов. Она будет творить. Успеет ещё в офисе посидеть, или где там психологи сидят. Но у неё есть талант. А ещё желание. И пускай это желание упирается в меня, в желание творить для меня, это всё отходит на второй план. Как я уже думал, далеко не факт, что мы теперь навсегда вместе, но я хочу, чтобы она была собой. Хочу, чтобы она была счастлива. А она действительно счастлива, когда видит мою сначала одобряющую, а затем восторженную улыбку, в те моменты, когда она садится за фортепиано. Получается сейчас далеко не всё, но у нас всё получится.

— Может уже хватит? — взмолилась Маша.

— Э, нет, я хоть и люблю тебя, но жалеть не обязан. Маш, у тебя всё получится. Ты же можешь. Слушай, у меня ведь до сих пор дома твоя картина. Да, три года она где-то валялась в тубусе, но сейчас она гордо висит на гвозде. Прямо над моей кроватью в общаге. Ты всё сможешь. Я же с тобой.

— Навсегда? — спросила девушка.

— Я… Маш, ты уже взрослая, и понимаешь, что я не могу дать такое обещание. Но я хотел бы этого. Хотел бы, чтобы «ты» и «я» всегда были «мы». И сделаю всё возможное для этого.

— Да, я тоже хочу этого, — мечтательно сказала Маша.

— Так, ладно, ты хоть и отвлекла меня, но пора возвращаться к практике. Ну-ка, давай ноту «Ля», — скомандовал шуточным тоном я.

— Ноту «Ля»! — рассмеялась Маша.

Так мы и жили несколько недель. Странно, но Маша ни разу не спрашивала о моём прошлом. Не зная её, я бы подумал, что ей всё равно. Видимо и здесь не обошлось без её мамы. Спрашивать об этом я у Натальи не стал, но поинтересовался всем остальным. Да, ранее я был удивлён тем, как всё меня вело к Маше, но это были лишь цветочки.

— Как у вас дела с Машей? Я вижу, что вам хорошо вместе, — сказала Наталья Игоревна.

— Да, нам хорошо. Но можно кое-что узнать. Вы ведь всё подстроили, верно? Вы сказали Маше, чтобы она всё мне выложила. А для этого вы специально наняли меня сиделкой, так? Что ещё я должен знать?

— Ох, одно дело должен знать, а другой вопрос в том, что ты можешь знать.

— Что же, я упрощу Вам задание. Расскажите мне всё. От и до. С самого начала.

— Ладно, хорошо. Я буду максимально честна с тобой. Обещаю.

— Отлично. Начну с самого важного: почему Вы это сделали? Почему позволили Вашему бывшему мужу разрушить наши жизни? Вы же адвокат, чёрт возьми! А мы любили друг друга. Да плевать мне было на угрозы её отца, я знаю законы. Я бы сделал ей предложение, а она…

— Согласилась бы, — прервала меня женщина, — я знаю. Она без раздумий бы согласилась.

— Да! И мы были бы счастливы. Возможно сейчас Вы были бы бабушкой, чем чёрт не шутит? Но почему Вы так поступили?

— Я не поняла. Не поняла силу ваших чувств. А думала, что это обычная первая любовь ещё юной девочки, что она немного пострадает, а потом влюбится в кого-нибудь ещё, как я, во время своей молодости. Тоже ведь думала, что я с этим человеком навсегда. Строила планы, выбирала в 16 лет день свадьбы и имена будущих детей. Но я ошиблась. Моя любовь и рядом не стояла с вашей. И если бы я знала, что всё случится так, я бы не позволила этому произойти. Мне жаль. Жаль, что произошло с вами. Мне жаль, что произошло с тобой, жаль тебя. Прости меня, — говорила Наталья дрожащим голосом.

— Что? Жаль меня?

— Вань, я знаю. В отличие от Маши.

— То есть, Вы об этом говорили мне в больнице, когда сказали, что она не знает об этом?

— Да. Она не знает, что ты пытался покончить с собой. И…, — голос женщины уже был готов сорваться. Было видно, каких усилий стоило ей не заплакать. Пришлось прокашляться, смахнуть возможные слёзы с глаз, и лишь тогда она продолжила, — что её бывшей подруги уже нет. Прости меня Ваня, если сможешь.

— Наталья Игоревна, хватит, это уже в прошлом, — мягким голосом говорил я.

— Да, в прошлом. Но я не сидела сложа руки наблюдая за тем, как твоя жизнь превращается в кошмар. Психолог, к которому ты всё время ходил, на самом деле не бесплатный. И да, я попросила его, чтобы он надоумил тебя стать сиделкой у Маши.

— Да, теперь понятно, почему я прошёл в магистратуру на юридический. Да и почему док настоял на том, чтобы я согласился на роль сиделки тоже понятно.

— Нет-нет, с поступлением на юрфак я не помогала. Это всё ты. Ты ведь большой молодец, что после всего этого смог найти в себе силы на учёбу и успешно сдал вступительный экзамен в магистратуру. Так что Вань, если что, то через год я жду тебя в качестве своего помощника.

— Попахивает аристократией блата. Но я подумаю о Вашем предложении, спасибо.

Мы оба успешно сдали сессию, и даже умудрились не слететь со стипендии. Оказывается, я что-то могу и без поводка Натальи Игоревны. Недели пролетали одна за другой. А мы с Машей были вместе. Близилось окончание лета, а с друзьями я так и не виделся. Почему? Потому что знал, что они друзья. И с ними я ещё успею навидаться в будущем. Успеем и ночёвки устроить, и в футбол сходить с парнями. Но Маша… Не знаю почему, но у меня складывалось впечатление, что это всё ненадолго. Что вся эта идиллия скоро закончится. Хотя казалось, что теперь ничто не разлучит нас. И действительно, со стороны мы, наверное, виделись той самой идеальной парой, у которой конфетно-букетный период в самом разгаре. Прогулки за ручку от заката до рассвета, невинные поцелуйчики, восхищенные глаза, устремлённые друг на друга. Да, восхищенные, но вместе с тем не лишённые и внутренней боли. Отпечаток той боли и тех страданий, которые мы пережили.

— Вань, что-то не так? — спросила меня Маша в один из таких моментов.

— Что? Нет, со мной всё в порядке.

— Просто мне кажется, что тебе до сих пор больно на меня смотреть, — сказала девушка, опустив голову.

— Хей, Маш, это не так. Ну-ка выше голову, я же люблю тебя. И смотрю на тебя влюблёнными глазами, прямо как раньше.

— Нет. У нас у обоих взгляд изменился. И изменился одинаково. Что случилось? Расскажи же мне, — взмолилась Маша, — что тебя гложет внутри?

— Это…, — сказал и замялся я. Смысла врать не было, она видела, что со мной что-то не в порядке. Но и говорить сейчас всю правду я не могу. И смогу ли когда-нибудь? — это просто с непривычки. Это всё из-за того, что я долго ненавидел и любил тебя одновременно. И как оказалось ненавидел напрасно. А сколько времени мы потеряли?!

— Да, сейчас бы возможно моя мама была бы уже бабушкой, — усмехнулась Маша. Отлично, я смог выкрутиться на этот раз, но если такие отмазки будут звучать постоянно, то это вызовет недоумение.

— Это точно, сейчас бы сидела с грудничком, пока мы тут гуляем за ручку.

— Да, — мечтательно сказала Маша. — А как бы ты назвал наших детей? Мальчика и девочку.

— Ох, да я даже не думал об этом. Так что и не знаю. А ты?

— Димой и Настей, — сказала Маша и засмеялась. — Слушай, Вань, а у тебя были отношения до меня? Ну, то есть получается между мной и мной? Только честно, это за измену считаться не будет.

— Да у меня и в мыслях не было врать. Не было у меня никого. Но я пытался. Много общался, звал на свидания. И очень редко всё ограничивалось одним свиданием. И вроде всё было хорошо. Но вот второе свидание, третье, четвёртое, а на прощание мы всего лишь обнимаемся. И вроде себе в голове говорил, что нужно поцеловать, но никогда не делал этого. Наверное, потому что понимал, что за поцелуем пойдут настоящие отношения. А их я боялся. Не в последнюю очередь из-за тебя конечно. Ну а после нескольких таких свиданий я больше не звал девушек. Зачем морочить голову человеку, если я понимаю, что ничего не выйдет? Вот и вся история моих любовных похождений. Не очень увлекательно, знаю. Но детей Димой и Настей мы точно не назовём! — сказал я смеясь.

Да, Димой и Настей. Те люди, которые якобы разрушили наши отношения. С кем якобы мы изменили друг другу. А у неё есть чувство юмора. Она начинала сиять, как и раньше. И разумеется, я чувствовал свою главную заслугу в этом.

Наталья Игоревна, как явно заинтересованная сторона в нашем воссоединении, нередко ночевала либо на работе, либо у подруг. Замечательно проведённый вечер, а затем и ночь с Машей, сладкий сон, который был нарушен звонком на телефон. Но не на личный, а на служебный, специально купленный для этого кнопочный телефон. Половина четвёртого ночи.

— Да? — спросил я.

— Я не ошиблась номером? Это…, — нервно отвечал женский голос на той стороне.

— Если нужна помощь, то Вы не ошиблись, — сказал я.

— Кто это? — спросила спросонья Маша.

— Подождите немного, — сказал я и прикрыл микрофон рукой. — Всё хорошо Маш, это по работе. Извини, не хотел тебя будить. Так вышло. Я выйду на кухню, поговорю и вернусь. Ложись спать. Завтра у нас будет насыщенный день, так что надо набраться сил. А я поговорю и лягу к тебе под бочок. Хорошо?

— Да, хорошо, — ответила Маша, а я, накинув халат, пошёл на кухню, предварительно закрыв за собой дверь.

— Вы ещё здесь? — спросил я.

— Да. Здесь.

— Хорошо. Говорите, пожалуйста. И да, как я могу к Вам обращаться?

— Вика. А Вас?

— Серёжа. Давайте теперь на «ты». Скажи, пожалуйста, Вика, почему ты решила позвонить на этот номер?

— Мне посоветовала Вас, то есть тебя моя подруга. Ты ей раньше помог.

— Вик, ты позвонила мне не потому что, я помог твоей подруге, а она сказала, что я ей помог. На частный номер психологической помощи редко когда звонят просто так. Да ещё и посреди ночи. Вика, что случилось?

— Я… Я даже не знаю с чего начать. Всё это странно, бред какой-то. Тебе всё равно ведь будет. Ладно, извините что позвонила и разбудила.

— Вика подожди! Не надо думать, что проблема пустяковая и нет, мне не всё равно. Пожалуйста, поделись со мной своей проблемой.

— Хорошо. Даже не знаю с чего начать. Серёжа, я не хочу жить, — сказала Вика и замолчала.

— Вик, продолжай. Почему ты утратила желание жить? Я конечно могу начать гадать, но будет лучше, если ты сама проговоришь всё, что тебя беспокоит. Это правда поможет. Не бойся. И доверься мне. Я не осужу тебя. И уж тем более не буду смеяться над твоими, как ты возможно думаешь пустяковыми проблемами. Ну так что, ты продолжишь? — спросил я и в ответ тишина. — Вика, ты здесь?

— Да, здесь. Хорошо, я продолжу. Блять, не знаю даже с чего начать. Я разругалась с лучшей подругой, и она неделю меня игнорит. Парень сначала признался в любви, а спустя неделю уже встречается с другой, и ты такой: «ммм, крута». Прихожу домой, а там мама, с которой я постоянно срусь. Нет, ну блять, как у неё хорошее настроение, то всё внимание к мелкой сестре, а как ей хочется наорать, так, пожалуйста, Вика же всегда есть. Получила тройку по матеше? Вика! Прогуляла занятие в музыкалке? Вика! И так постоянно. Отцу на меня вообще похер. Как мелкую Василису на ручки взять, так это пожалуйста, а как уделить внимание старшей дочери, так тут нет, у нас завал на работе, футбол, встречи с друзьями и так далее. Блять, как же хочется вскрыть себе вены и сдохнуть.

— Не советую.

— Ну да, не советуешь. Ты же типа помогаешь мне. Что ты, нельзя ведь чтобы кто-то покончил с собой. А-то потом будут муки совести и иная поебота. Слушаешь сейчас поди, и ржёшь с моего рассказа, мелкая девчонка жалуется на жизнь. У самого-то всё путём, я слышала ты там с девушкой. Небось купил какой-нибудь диплом психолога и сейчас думаешь, что можешь помочь.

— Ну, вообще-то я не психолог. И нет, ты меня неправильно поняла. Перерезание вен — это именно показуха. Там процент успешности самоубийств около пяти. Мне вон, даже 80 % успешности не помогло.

— Что? Ты…

— Суицидент, да. Человек, совершивший неудачную попытку самоубийства. Хотя можно ли это назвать неудачной попыткой, если ты остался жив? Если я сейчас дышу из-за «неудачи»?

— Блять, извини. Я не хотела…

— Всё нормально. Ты говоришь то, что чувствуешь, а это то, что надо.

— А можно нескромный вопрос?

— Конечно.

— Почему и как?

— Любовь. И повешение. Из петли меня вытащил лучший друг. А потом две недели в психушке. Там не так ужасно, как показывают в фильмах, но хорошего мало. Если оно вообще конечно есть. А потом справка, с которой тебе закрыт доступ на половину работ.

— Мне жаль. Бля, я сейчас чувствую себя максимально тупо.

— Вик, всё нормально. Для меня это пройденный этап. Но я хочу, чтобы как можно меньше людей проходили через это. Собственно поэтому твоя подруга и наткнулась на мой номер на просторах интернета. И Вика, то, что ты позвонила мне — это уже победа. Твоя победа.

— Да, спасибо, — тихо сказала девушка.

— Нет, Вик, я серьёзно. Ты молодец, что позвонила. Это действительно твоя маленькая победа. Ты признала проблему, а также признала и то, что тебе нужна помощь с решением этой проблемой. Я этого в своё время сделать не смог. Я, как и ты, считал, что всем на меня плевать, и никто мне не поможет. Но это не так. Вика, чего ты хочешь?

— Ну, эм, я даже не знаю…

— Нет, знаешь. Знаешь, просто боишься, стесняешься сказать. Считаешь свои желания может постыдными, может мелкими. Ну же, Вика, скажи мне, чего ты хочешь?

— Для начала перестать сраться с мамой. И найти нормальных друзей, которые не кидают тебя в чс, когда ты в них нуждаешься.

— Вика, поговори со своей мамой. Обо всём, что тебя беспокоит. Поделись с ней, как со мной, своими проблемами. Скажи, что ей что чувствуешь. Ведь ты наверняка скучаешь по ней. По её заботе, вниманию, ласке. Не бойся, ведь она твой самый родной человек. И она любит тебя. Очень сильно. Но она видимо она забыла, что она мама двоих детей, а не одного ребёнка. Честность редко когда вредит. Скажи ей, что любишь её и тебе не хватает её внимания. Поделиться своими чувствами — нормально. Так, давай, пообещай мне, что поговоришь с мамой, что называется «по душам».

— Ладно, хорошо, обещаю. Но как ты проверишь, выполнила ли я обещание?

— А я позвоню через три дня. Так что вот.

— Позвонишь? Зачем?

— Как зачем? Чтобы узнать, как твои дела, как себя чувствуешь. Так, теперь насчёт друзей. А что с той подругой, которая посоветовала тебе позвонить мне? Это одна и та же или нет? Ну, та, которая кинула в чс.

— Нет, кинула в чс лучшая подруга, с которой мы дружили четыре года. А посоветовала даже скорее не подруга, а знакомая. Одноклассница. Мы редко общаемся, но вот как-то она спросила, чего я такая грустная и понеслось.

— Ты ей дорога. Вика, не нужно держаться за людей, для которых ты ничего не значишь. Вокруг есть много людей, которым ты нравишься, даже если думаешь, что это не так. Эта одноклассница, ты ей нравишься. Очень редкие люди будут помогать всем людям без разбору. Всё же нам свойственно помогать тем, кто для нас важен. У неё есть подруги?

— Да вроде. Небольшая компания, три подружки. Ну, в столовой они обычно втроём сидят.

— Так, Вика, вот значит тебе ещё задание. Завтра зовёшь эту одноклассницу в кино. Или в магазин, или в кофейню, или просто погулять. Короче, зовёшь на дружеское свидание. А ещё в столовой на обеде подсаживаешься к этой компании.

— И что мне делать?

— Общаться конечно! Болтать о всякой всячине. Конечно, не нужно вываливать весь свой груз проблем, это может смутить и оттолкнуть. У них уже сплочённый коллектив, так что просто старайся поддерживать разговор. Быть активной, вовлечённой в беседу. Можешь и не только той девочке, а всей компании предложить собраться вместе. Вот, это второе задание.

— Хорошо. Постараюсь выполнить. Спасибо, — сказала Вика и сделала паузу. — Серёжа, а что делать с парнем?

— Ты всё ещё его любишь?

— Да.

— Если честно, то я не знаю, есть ли вообще задания по тому, чтобы разлюбить кого-то. Есть конечно что-то, например, написать всё то, что тебе не нравилось в партнёре, но это странно. Здесь только время лекарь.

— Наверное. А ещё я теперь боюсь влюбиться. Два раза отношений, и всегда именно предательство. Не обычное расставание, как у нормальных людей, а измена, предательство.

— Ох Вика, как я тебя понимаю. Я тоже долгое время боялся влюбиться. Но потом понял одну вещь: не надо бояться того, что можешь влюбиться. Бояться надо того, что можешь не влюбиться.

— Охуенно сказал, — с какой-то беззлобной ухмылкой сказала Вика.

— Спасибо. Любовь — это чувства, а я считаю, что именно они, чувства, эмоции, переживания и делают нашу жизнь полной. Но нельзя питаться одним лишь шоколадом, порой приходиться есть брокколи.

— Что-то тебя на метафоры понесло.

— Да, есть немного. Видно с недосыпа.

— Может быть. Серёж, спасибо большое, что выслушал. Правда спасибо, это было важно для меня. Чтобы кто-то выслушал.

— Вик, именно поэтому и есть этот номер. И да, заданий много, поэтому позвоню через пять дней, но чтобы все были выполнены, понятно? — с шутливым укором сказал я.

— Да-да-да, понятно, — ответила Вика, немного и тихо смеясь, — пока. И спокойно ночи. И ещё раз спасибо большое.

— И тебе спокойной ночи Вика. И да, чуть не забыл. Не стремись сейчас к отношениям, не пытайся заглушить боль от предательства новыми отношениями. Они вряд ли будут счастливыми. Дай себе отдых, перерыв. Не спеши. Ты поймёшь, когда будешь готова к новым отношениям.

— Хорошо, спасибо ещё раз. И удачи тебе Серёжа, надеюсь таких, как я, будет всё меньше и меньше.

— Да, это то, к чему я стремлюсь. Пока Вика. И да, если я всё-таки не квалифицированный специалист, так что всё-таки советую обратиться к психологу. Ну, если лучше не будет. Могу своего порекомендовать.

— Хорошо, спасибо. Я попробую пока сама, а если не полегчает, то уж обращусь. Обещаю. Пока, — сказала девушка и положила телефон.

Фух, как же я устал. Сколько людей. Сколько проблем. Но ей вроде помогло, а это главное. Так, надо занести в напоминания, что через пять дней надо позвонить ей. Ага, хорошо, сделано. Ну а теперь спать. Выпив стакан воды, я отправился в спальню. Сняв халат, я укутался под одеяло, закинув руку на Машу и обняв её.

— Это правда? — спросила Маша тревожным голосом.

Твою мать. Как же не вовремя. А разве может быть вовремя для таких разговоров? Но я не хочу, чтобы она переживала это. И за это. Ведь для меня это уже пройденный этап, а для неё… Маш, маленькая моя девочка, я не хочу, чтобы страдала. Тем более из-за меня.

— Вань, кого ты обманул: меня или эту Вику? — спросила Маша, повернувшись ко мне лицом.

— Никого, — ответил я, встав с кровати.

— Никого? Тогда почему ты говорил мне, что с тобой всё было нормально, а ей говоришь, что пытался покончить с собой?! — спрашивала Маша, срываясь на крик.

— Я ведь не говорил тебе, что у меня всё было хорошо, что моя жизнь без тебя стала только лучше. Я говорил, что мне было больно, но что я это пережил. И это правда. И то, что я сказал Вике тоже правда.

— Боже, Ваня, почему ты ничего мне не рассказал?

— А как ты думаешь, моя принцесса? Мы ведь две стороны зеркала. Я не хотел причинять тебе боль. Как не хотела этого делать и ты. Я хотел уберечь от этого тёмного пятна моей жизни. Пусть и скрытием правды. Прости меня.

— Это… Это из-за меня? — спросила Маша плача.

— Нет. Нет Маш, не из-за тебя. После тебя я был в отчаянии. Не помню, чтобы мне было когда-то настолько плохо. И больно. Сказать, что жизнь потеряла краски — ничего не сказать. Я потерял тебя, главную краску в моей жизни. Потеряв тебя, я потерял и себя. Ты была моей второй половинкой, без которой первая половинка была жизнеспособна, но не функциональна. Ты ведь отчасти была права, когда наговорила мне всякой всячины в день разрыва.

— Нет! Там не было ни капли правды.

— Поэтому я и говорю, что отчасти. Мы встретились, когда я был на дне. Я был слаб. Очень. А ты вдохнула в меня жизнь. Ты заполнила собой пустоту в моей душе. Но это путь в никуда. Нельзя заполнить внутреннюю пустоту за счёт другого человека. Но ты заполнила, и стала частью моей жизни. Я не мог мыслить жизни без тебя. И после разрыва я словно провалился в бездну. Бездну ужаса, беспомощности, безжизненности. Так прошёл год. Моя оболочка, тело, иссохлось. Но на удивление душа ещё подавала признаки жизни. И она хотела одного — чувствовать. Ты ведь забрала не только краски радости и счастья. Я и грустить не мог, и злиться разучился. Никаких эмоций, никаких чувств. И так целый год. Но я всё думал о тебе. И не то чтобы забыть тебя, не то чтобы начать вновь чувствовать, я решил завязать отношения. Так уж сложилось, что мой выбор остановился на Рине.

— Рине? Это которая подруга твоя?

— Да. Подруга. Мы начали как-то сближаться, и спустя несколько недель я обнаружил удивительную вещь: я чувствую. Я чувствовал стеснение при разговоре с ней, до конца боялся позвать её на свидание, замечал за собой, что волнуюсь и нервничаю, когда рядом с ней. Я влюбился в неё.

— А она нет?

— Она страдала заниженной самооценкой. Считала себя не достойной любви. Считала себя плохим человеком. Я думал, что смогу помочь ей. Но я не учёл одного: мне самому нужна была помощь, которую я рассчитывал получить от Рины. Я долго за ней ухаживал. Дарил подарки. И вот 14 февраля. Подарок, признание в чувствах. И я, уверенный в том, что смог растопить её сердце. А в ответ: «Ваня, я ничего к тебе не чувствую». Это стало концом для меня. В этот момент я почувствовал одно: усталость. Усталость от жизни, от боли, от надежд на светлое будущее. И тогда я совершил то, что сделал. Не в этот же день, несколько позже. Тщательно всё спланировав заранее. Но на моё счастье Миша меня спас. Иначе этого разговора бы не было.

— Боже, Вань, мне так жаль! — сказала Маша и бросилась на меня, крепко-крепко обняв, уткнувшись головой в грудь.

— Маш, для меня это уже далёкое прошлое. Я нашёл счастье в жизни. И оно действительно связано с одним определённым человеком.

— Каким? — спросила Маша, заглядывая мне в глаза.

— Нет Маш, ты меня извини, но не с тобой. А со мной. Только со мной и связано моё счастье. Но, конечно, ты картину не портишь, а даже наоборот, весьма сильно приукрашиваешь, — сказал я улыбнувшись, отчего лёгкая улыбка появилась и на лице Маша.

— Не знаю, что там насчёт картины, но теперь я тебя не отпущу.

— Я тоже тебя отпускать более не намерен.

— Боже, это всё из-за меня, — сказала Маша, вновь заплакав. — Ты ведь мог умереть!

— Ну, ради этого попытки самоубийства и совершаются, — попытался отшутиться я, но это не помогло.

— Всё пытаешься отшутиться?

— Извини, привычка сводить грустные моменты к постиронии. Ладно, хорошо. Извини, ситуация серьёзная, а я дурака валяю. Но Маш, сейчас всё хорошо. Никакого шрама или других следов, я с тобой, счастлив, здоров. Это прошлое Маш. Я понимаю, что глупо говорить тебе «Не переживай», но пойми то, что это уже прошло. И давно. И Маш, ты не виновата. Ты не могла знать о том, что я сделаю с собой спустя полтора года после нашей последней встречи. Ты не виновата, Маш. И я не устану повторять это тебе. И Маш, давай лучше не будем морочить себе голову, ворошить прошлое. Надо жить настоящим, в котором мы вместе и нам хорошо. Мы счастливы, так зачем нам вспоминать события многолетней давности, загоняя себя в депрессию? Давай оставим мои ошибки прошлого этому самому прошлому. Хорошо? — спросил я, и поднял пальцами подбородочек девушки, заглянув в её зелёные, словно кошачьи глаза.

— Хорошо. Наверное, ты прав, — сказала Маша и вновь крепко прижалась ко мне. — А ты ещё общаешься с Риной?

— Да, — ответил я спустя паузу и глубокий выдох, — общаюсь. Не часто правда, обычно два раза в год. Чаще как-то не получается встретиться.

— Надо будет встретиться с ней. Договоришься как-нибудь?

— Да, конечно. Я как раз довольно-таки скоро собирался встретиться с ней. Заодно и тебя возьму с собой.

— Хорошо. Значит договорились?

— Договорились.

— Ваня, а что с этим звонком? Что это вообще?

— А, это я не так давно начал этим заниматься. Завёл вторую симку, создал дополнительные аккаунты в соц сетях, и вбросил, что могу оказать альтернативную психологическую помощь.

— А когда говоришь начал этим заниматься?

— Ну, где-то год назад. Вообще я не ожидал, что хоть кто-то наткнётся на меня, а уж тем более позвонит. Но это произошло. Помню, как сильно волновался. Сначала подумал, что это розыгрыш, чем смутил звонившего. Но потом я оправдался тем, что он первый. Это был парень, выпускник школы. Бросила девушка. Плохо сдал экзамены, и теперь надежды на лучшие вузы накрылись медным тазом. Отчасти, судьба похожая на мою.

— И ты ему помог?

— Да, насколько я могу судить, да. Потом он запостил везде меня, что я помог ему. Ну и так я получил какую-то аудиторию. Потом сделал сообщество, в котором делился своими мыслями, как переживать сложности и начать жить счастливо. Словом, Эпиктет, Сенека и Марк Аврелий могли бы мной гордится.

— Это ведь философы, насколько я помню по курсу философии?

— Да, стоики. Стоицизм помог мне выбраться из пучины, так что я решил, что это поможет и другим. Людей в группе не сказать, чтобы много, но первые пять тысяч я собрал.

— А почему ты решил этим заняться?

— Настя, я, Ри…, — начал говорить я и осёкся. Боже, только не пойми. Слишком рано, — Ты знаешь, что нас объединяет. Мы совершили попытку суицида. На счастье Насти, рядом оказался я. На моё счастье рядом оказался Миша. Но у большого числа людей никого не оказывается рядом. Они умирают, а близкие люди теряют любимых, и годами винят себя в их смерти. У нас крайне закостенелое общество, большинство до сих пор считает, что депрессия просто от безделья. Россия в числе лидеров по самоубийствам, а у нас эту тему замалчивают. Даже ролик на ютубе нормально не выпустить с подзаголовком «самоубийство» или «суицид». Все делают вид, что этой проблемы не существует, а она есть, и она чудовищна. Вместо того чтобы молчать, людей нужно просвещать насчёт таких тем, как депрессия и самоубийство. Чем я и решил заняться. И да, не все, кто ко мне обращается хотят покончить с собой. Многие просто переживают сложные этапы в жизни и им нужен тот, с кем они могут поговорить, поделиться сокровенным. И находят на меня. Это конечно не легко, это вообще сильно изматывает. Вся эта накачка чужими негативными эмоциями и переживаниями. Поэтому я хожу в тренажёрный зал, чтобы там через физическую активность выплеснуть весь негатив, который собираю. Ну, как-то так. Можно сказать, что я фармак — священная жертва, которая впитывает в себя как губка всю грязь сообщества.

— А ты с ними встречался? Со своими клиентами. Лично, — спросила Маша.

— Нет, никогда. Но один раз со мной хотели устроить сходку. Немного, семь человек. И я согласился. Но пришёл туда под фальшивым именем и с выдуманной легендой. Мол, что я очередная жертва, которой помог этот незнакомец. Мы славно посидели, пообщались, и ребята с девочками даже не особо расстроились, что незнакомец, который помог им, не пришёл. Мы все обменялись контактами, и иногда списываемся, поздравляем друг друга с днём рождения и праздниками. Хорошо всё-таки, что я никогда не представлялся своим именем. А был всегда Серёжей, Мишей, Вовой и другими.

— А почему ты так шифровался?

— Видишь ли в чём дело, они списывались друг с другом и до сходки. И всем помогал кто-то иной, не тот, кто помогал другим. И по итогу они стали думать о том, что это не один человек. А мне это и нужно. Они ведь полностью, или почти полностью разочаровались в людях, в человечестве в целом. И тут понимание того, что есть не один человек, а несколько, которые готовы просто так помогать другим. И конкретно им. Думаю, это лучше всего. А, чуть не забыл, конечно же я направляю их к психологу. Рекомендую своего. Мы в таком тандеме работаем получается.

— А как же возможность побыть героем?

— Она мне не нужна. Мне хорошо и в сторонке. Чем выше заберешься, тем больнее падать, так что я решил, что не буду стремиться забраться на вавилонскую башню. И так слишком больно упал. Лучше просто жить. И получать от этой жизни удовольствие, вот и всё. Без излишков. А для счастья мне многого не надо. Любящие родители, относительная финансовая свобода, лучшие друзья, умиротворённый разум и… Конечно же ты.

— Вань, я не могу поверить, — сказала Маша с вновь мокрыми глазами.

— Чему?

— Я не могу поверить, что, пройдя через всё это, ты не только не утратил желание жить, но и многократно усилил его. Боже, ты пережил такое, но смог жить счастливо и помогаешь другим. Спасаешь чужие жизни. Какой же ты хороший! — сказала Маша, и крепко обняла меня.

— Я знаю, мне все так говорят, — улыбаясь сказал я, гладя девушку по голове, — а теперь давай спать. Ты просто не представляешь, как вымотался эмоционально за последний час. Хотя, ты, наверное, не меньше. Так что давай на боковую. И постарайся не думать о плохом. Думай не о моём прошлом, а о нашем настоящем, и о нашем возможном будущем.

Дни проходили один за другим. Время шло действительно быстро. Ведь мы были вместе. Один раз Маша напомнила мне об обещании встретиться с Риной. Спрашивала, когда встретимся. Что же, дата всегда для меня ясна. Она не меняется уже три года. Но как же правильно поступить? Какие слова подобрать? Это слишком сложно. Но это надо сделать. Здесь нет варианта с ложью во спасение. Только горькая правда. Очень горькая. Мне нужна разрядка. Мощная эмоциональная разрядка. Поноситься в футбол с парнями, а потом уставший, изнеможённый, делиться своими мыслями? Да, звучит идеально. Но уже напечатав приглашения собраться, я задумался: неужели я не могу справиться с этим сам? Беседа в основном будет о том, как мы вновь сошлись, а не о том, что мне делать. Извините друзья, но этот этап жизни я должен пройти сам.

Рина…

Была вторая половина августа. Я был задумчив, но теперь Маша понимала, что за этим стоит. Вернее, что может стоять.

— Маш, ты ведь хочешь ещё встретиться с Ринатой? — спросил я в один из вечеров.

— Да, конечно. А ты уже договариваешься насчёт встречи?

— Ну, уже договорился. Завтра. Вечером.

— О, хорошо.

— Тогда я зайду за тобой в семь.

— Зайдёшь? А ты не останешься ночевать?

— Да нет Маш, не в этот раз. Ладно, до завтра тогда, — сказал я и мы лишь обнялись на прощание.

Наталья Игоревна уже стабильно была дома, но комнат две, и никто не был против, если я оставался ночевать. Но не в этот раз. Не в этот раз.

Блять! Ну как не чувствовать себя сволочью? Как не чувствовать себя подонком, понимая, что сейчас я причиню сильную боль любимому человеку? Я не знаю. Я слишком многого не знаю. И страдал из-за этого. Но теперь страдать Маше, а значит и мне тоже. Боже, какой сумбур в голове. Шага назад нет.

Сегодня. Да, именно сегодня. Всё или ничего. Букетик из трёх белых роз, и я иду навстречу Маши.

— Ого, это мне? — спросила она.

— Нет, не тебе.

— Вот как? Значит Рине? — спросила Маша, а я кивнул головой. — Блин, у неё ведь сегодня вроде день рождения, да?

— Да, точно. Ну что, идём?

— Идём, — сказал я и вскоре мы зашагали по улице. Разговор не клеился. Редкое дело для нас.

— Ладно Маш, нет смысла ломать комедию. Ты выросла, и понимаешь, что не всё в порядке. Я должен тебе сказать кое-что важное, но не знаю, как начать.

— Может с самого начала?

— С самого начала? Что же, начало в таком случае — конец наших отношений.

— А почему мы остановились здесь? Рина приедет на трамвае? — спросила Маш, когда я остановился на трамвайной остановке около моего старого универа.

— Почти. Я продолжу, но пока предложу тебе сесть. Мы возможно надолго. Я уже говорил тебе, насколько мне было плохо без тебя. Я умирал. В буквальном смысле этого слова. Один раз на физ-ре у меня прихватило сердце. Отправился после этого к кардиологу. Не помню, что за чушь он мне говорил, но что-то вроде о риске сердечной недостаточности. Для того чтобы выжить, мне нужно было возвращаться в жизнь, как бы это странно не звучало. И да, я буду немного повторяться.

— Повторяться?

— Ну, это по сути продолжение нашего того ночного разговора.

— Это было не всё? — тихо сказала она.

— Нет, Маш, это не всё. Прости меня. Прости за то, что вновь скрыл от тебя правду. Но это было необходимо. Прости.

— Всё нормально, Вань, всё нормально. Мы через многое прошли. Я понимаю.

— Так вот, мне нужно было возвращаться в жизнь. Но она была не мила мне. Без тебя. Без любви. Я считал, что только любовь сможет вернуть меня. Но все девушки вызывали во мне отвращение. Все, кроме подруг. Нина была занята. Соня не в моём вкусе. Оставались Настя и Рината. Мне больше была симпатична Настя, и я был уже в шаге от того, чтобы позвать её на свидание. Однако уже взяв телефон, я вспомнил наш последний разговор. Вспомнил и то, как ты обвинила меня в измене как раз-таки с Настей. И именно это остановило меня. Я столько раз прокручивал в голове то, как могла бы сложиться моя жизнь, позови я Настю тогда на свидание. Ведь она любила меня. И хотела быть со мной. Хотел этого и я. Но я отложил телефон, а чуть позже позвал на свидание Ринату. Она сказала, что даст ответ позже, в универе. И вот я выхожу с занятий и жду её в гардеробе, а она упёрла руки себе в бока спросила: «Ну что?».

— И вы тогда пошли на это свидание?

— Да. Наше свидание. Первое после тебя.

— А можешь рассказать поподробнее, как у вас там с Риной вышло? Нет-нет-нет, я не ревную, мне просто интересно. Ведь насчёт этого ты был краток, но, как ты сказал, именно из-за этого ты…

— Да. Это стало последней каплей. Да и было бы глупо, если бы ревновала к… Рине. Итак, свидание состоялось. То была середина декабря, и валил густой и плотный снег. Он прямо-таки застилал глаза, но мы решили пойти в ближайший ресторанчик, посидеть и поболтать за чашечкой кофе. Разговор поначалу не особо клеился, но вот снег валит, Рина поднимает голову наверх, и глаза ей застилают белые хлопья. «Как это всё странно» — мягко сказала она. Я же ответил что-то вроде: «Да, такой снегопад редко бывает». Чуть позже я подумал, что её фраза относилась к тому, что странно, что я её пригласил. Что она, такая тихая мышка понравилась мне. Хотя и я не пойми кто. Но я подумал так. «Роковая ошибка», как говорят персонажи в фильмах.

— А как прошло свидание?

— Нормально. Я бы даже сказал хорошо. Вместо условного часа, мы сидели два. В романтику мы оба сейчас не могли, да и не хотели, так что все разговоры были общими. Мы узнавали друг друга лучше. Мы вышли, и я проводил её на трамвай. Вышло забавно, ведь она хотела уже было ограничиться прощанием словесным, но я окликнул и обнял её.

— А что дальше? Второе свидание?

— Второе свидание так и не состоялось. Я пригласил её, но она сказала, что не может. И не сможет никогда. Потом мы после ВУЗа прошлись немного. По дороге она рассказала мне, почему нам не суждено быть вместе. Что она не способна любить, что не отошла от прошлых отношений, которые хоть и закончились больше года назад. Однако всё сводилось к одному. К тому, что она «жестокая бессердечная тварь». И это её слова про себя. Ну и далее слова о том, что я хороший парень, что встречу девушку куда лучше, чем она и так далее. Может быть этих конкретно слов и не было, но сути это не меняет. Ведь я уже влюбился. И поэтому начал придумывать оправдания всему этому.

— И что ты придумал?

— Я придумал то, что у неё никого не было. Что она просто боится парней. Однако это правда. А вот что я напридумывал, так это то, что я нравлюсь ей. Я действительно поверил в этот бред. Я придумал то, что нравлюсь ей, а все эти слова от низкой самооценки. Что она просто боится полюбить по-настоящему. Что она думает о том, что все отношения разрушаются, так стоит ли их начинать, если в конце будет плохо и больно. Что она боится того, что я её брошу. Боится того, что не оправдает моих ожиданий и надежд. Что я не оправдаю её. И тогда я поверил в то, что стоит мне приложить усилия, как она сдаться и поверит в меня. Поверит в так презираемую ею любовь. На Новый год я подарил ей маленького керамического Нэко. Она же анимешница, ты знаешь. Потом мы просто хорошо общались. Нина с Соней меня подбадривали, говорили о том, что мы были бы хорошей парой. Они с ней говорили обо мне, что я не так плох, как она думает. Что мне стоит дать шанс. Всё это придавало мне уверенности в моей теории насчёт её. Каждый день я провожал её до трамвая. И каждый раз мы обнимались. Иногда это даже было её инициативой, так что моя уверенность в её симпатии ко мне всё крепла. Наступило 14 февраля. Заранее узнав информацию, я узнал о том, что она останется в ВУЗе до праздничной вечеринки. Страха того, что она будет с парнем не было. Как и самого парня. От пар до вечеринки было несколько часов, так что я успел сходить домой, умыться, зайти в цветочный магазин и купить три белые розы. И вот я с цветами стою у ВУЗа и жду, когда она выйдет. И наконец она выходит и видит меня. Прячет от смущения лицо руками. Я же, полностью остолбенев от волнения, говорю это: «Сегодня вроде праздник. А я не Валентин, да и ты не Валентина, так что остаётся только один повод.» И мы обнялись. Стояли мы долго, люди проходили мимо и глядели на нас. Я чувствовал, что у меня всё получилось. Что мне удалось разбить её ледяное сердце и сделать его живым, способным любить и быть любимым. «Рина, ты мне нравишься. Очень сильно» — сказал я после того, как мы закончили обниматься. И мы вновь пошли до трамвайной остановки. Шли мы молча, но я не сомневался, что всё хорошо. Но тут она спросила: «И что мне с тобой делать?». Этот вопрос меня ошарашил. Что делать? «Быть со мной» — с улыбкой на лице сказал я. Это была последняя моя улыбка на долгое и долгое время. «Вань, ты хороший парень, но я ведь всё тебе сказала ещё тогда. Мне приятно твоё внимание, но я не люблю тебя. И я вообще ничего к тебе не чувствую.»

— Вань, — сказала тихо Маша и сжала мою руку крепче. Мой голос дрожит, я это знаю, но я должен всё рассказать.

— «Ничего к тебе не чувствую». Это проносилось в моей голове. Ничего. К тебе. Не чувствую. Ничего. То есть ты для меня никто. Разговор между нами на этом по сути и закончился. Я стоял, не в силах что-то сказать, а спустя какую-то минуту подъехал трамвай.

— А потом ты…?

— Нет. Я не совершил попытку суицида тогда. Я просто начал умирать. Не есть, не спать, писать предсмертный трактат, готовить план самоубийства. Который и привёл в действие.

— Вань, я не понимаю, зачем ты мне всё это рассказываешь? Если бы я не знала тебя, подумала бы, что ты просто хочешь сделать мне больно.

— Потому что ты хотела знать правду. И тебе было плевать на ту боль, которую она причинит. Ту боль, что причиняем мы друг другу.

— И плевать сейчас. Я копила в себе эту агонию несколько лет, но рассказав всё тебе, мне стало намного лучше. Поэтому рассказывай, я всё пойму. Но почему сегодня? Мы разве не должны были встретиться с Риной? Она придёт?

— Нет, она не придёт.

— Тогда зачем цветы?

— Потому что я жив. Спустя месяц я вернулся в ВУЗ. Да, меня тяготила мысль о том, что теперь я частично ограничен в правах, что мне нужно показываться врачам каждые два месяца. Но это всё была ерунда. Когда я пришёл в ВУЗ, я никого не предупредил. На меня смотрели, как на привидение. И все говорили о том, как им жаль. Спрашивали, всё ли со мной хорошо. Предлагали свою помощь, если хочу поговорить. А какая мне нужна была помощь тогда? Только если помощь в самоубийстве. Группа была не целая. Кто-то болел. Но они возвращались. Рины же не было. Прошла неделя, другая, третья, а её всё не было. На мой вопрос, Нина с Соней ответили, что она перевелась в другой универ. Наконец мы по программе дошли до «Самоубийства». Той самой книги, которую я читал после 14 февраля. Препод спросил, не стоит ли пропустить эту тему в связи с ситуацией в нашей группе. Я же ответил, что не стоит на меня обращать внимания, как и последний 21 год. «Вот же сраный эгоист, даже сейчас думаешь только о себе!» — крикнул один мой одногруппник. Я не понимал, что происходит и встал из-за парты. Заметил, что и Ника вышла из-за своей. Между ними завязалась словесная перепалка. Я почти ничего не понимал. Было что-то про то, что я «показушно» решил покончить с собой, а она нет. Что-то про то, что, если бы не я, и так далее. Суть слов ускользала от меня. Это выкрикивал однокурсник, тогда как Нина пыталась заткнуть его. Но я был на пределе. Я не понимал, о чём и о ком идёт речь. И заорал из-за этого непонимания. Все замолчали. Нина начала подходить ко мне и просила успокоиться. Но я не мог. Я кричал и требовал правды. Хотя в обычном моём состоянии до правды я бы уже догадался сам. Но я должен был это услышать от других.

— Боже, Ваня, нет…, — заговорила Маша, встав со скамейки и не вполне успешно пытаясь сдержать слёзы.

— Маш, я…, — сказал я, с мокрыми глазами, готовый заплакать. Боже, не помню, когда я последний раз плакал, — я был в тяжёлом состоянии, и было непонятно, спасут ли меня. А мой предсмертный трактат попал в руки журналистов. И они вырвали её имя из него. Она… Рина… Её больше нет.

Ноги Маши подкосились, и она начала падать. Я подхватил её и обнял крепко-крепко. Она не могла стоять и просто висела на мне.

— Неееееет! Нет! Боже, боже, почему? За что нам всё это? — уткнувшись в меня кричала Маша.

— Я не знаю. Просто не знаю.

— А почему здесь? Здесь она…

— Нет, сейчас мы здесь, на трамвайной остановке возле нашего ВУЗа. Здесь я провожал её. Здесь мы обнимались. И здесь я каждый год в этот день оставляю три белые розы. Сегодня у неё день рождения.

— Нет! Боже, нет! Это всё из-за меня.

— Нет, не смей так говорить, поняла?! Ты ни в чём не виновата. Хватит, довольно! Я винил себя в её смерти два года. Два года! Никто не виноват в произошедшем, никто. Ты ни в чём не виновата. Ни в чём. Ни в том, что произошло со мной, ни в том, что произошло с Ринатой.

— Но её больше нет! И если бы я не солгала тебе…

— Чушь! Здесь нет твоей вины. Ни чьей нет. Это трагическое стечение обстоятельств, слышишь? Не смей винить себя, как это делал я. Просто это жизнь. А есть смерть. Никто в этом не виноват, никто, — сказал я и положил букет рядом с рельсами.

Маша рухнула на колени и рыдала. Холодный ветер пронизывает всё тело до костей. Сотни машин несутся туда-сюда, а я вновь чувствую себя убийцей. Капли падают на белые, как злополучный февральский снег, лепестки роз. Мои слёзы. И каждый год один и тот же вопрос: «Любил ли я её?» Ответ я так и не нашёл. Сколько бы не думал, сколько бы слёз не лил над букетом, ответить я не мог. Как не мог понять и того, почему она это сделала. Стыд от того, что её обвинят в причастности к моей смерти? Звучит как бред. Таковым и является. А может она всё-таки любила меня, просто боялась признаться самой себе. Этого мы никогда не узнаем, так как она не оставила записку. Об истинных причинах можно только гадать. Но я знаю, что должен делать. Нельзя допустить того, чтобы Маша пошла моей дорогой. Я обвинил себя в гибели Рины и оттолкнул всех от себя. Не потому, что они были мне противны, а потому, что были мне дороги. А тогда я думал, что всех людей, которые мне дороги, ждёт несчастье. Бред, но поди это расскажи суициденту, у которого девушка, в которую он влюбился, бросилась под метро. И поди это расскажи Маше, ещё не зрелой, инфантильной девушке, которая сентиментальна и уже винит во всём себя. Да, в какой-то мере мне было проще. Ведь я винил себя лишь в смерти Рины, а Маша винит себя ещё и в том, что пережил я. Начинается дождь, но нам всё равно и мы остаёмся вкопанными в землю. Да, мне все равно. И я не покину, не оставлю мою принцессу одну.

— Я всегда буду с тобой. Всегда, — сказал я, встав на колени и обняв беззащитную девушку.

Мы не виделись с Машей несколько дней. Но я всегда был с ней на связи. И на связи с её мамой. Мы постоянно держали с ней контакт. Сама Наталья взяла отгул с работы, чтобы быть с дочкой в это время. Я изъявлял желание прийти к ним, но Маша была против. Звал её погулять и поговорить, но она всё отказывалась. Говорила, что ей нужно подумать. Наконец она согласилась встретиться и погулять. Договорились встретиться у кинотеатра у метро. Опять же тот самый кинотеатр, в котором прошло наше первое «свидание», которое свиданием и не являлось. Помню, как она позвонила мне на большой перемене и позвала в кино. А я тогда отнекивался в разговоре с подругами. И меня упрекали за то, что она влюбилась в меня. Даже угрожали, что если я разобью ей сердце, то они навставляют мне. Эх, вернуть бы те времена. Для меня то время как детский садик для выпускника. Время беззаботной радости и счастья. Если бы мы удержались тогда на даче и потерпели ещё несколько месяцев… Что было бы сейчас? Впрочем, это не важно, моя, наша нынешняя жизнь сейчас важнее. Я решил прогуляться перед встречей, так что вышло так, что я пришёл к кинотеатру с другой стороны. Вот и Маша, стоит спиной ко мне. Решение буквально выскочило из головы:

— Бу! — крикнул я сзади и засмеялся. Я понимал, что ей тяжело. Тяжёлый будет и разговор, так что своим детским поведением хотел развеселить её и напомнить о нашем прошлом, — прямо как ты тогда сделала.

— Да, прямо как я, — грустно ответила Маша. — Ну что, пойдём?

— Да, идём, — тяжело сказал я. План провалился. — Маш, как у тебя дела? Я понимаю, что вопрос в такой ситуации может казаться идиотским, но я переживаю за тебя.

— Я знаю. Я знаю, — не меняя голоса говорила девушка. Даже слепоглухонемому было бы ясно, что ей очень тяжело.

— Тогда ты должна знать и то, что не виновата. Ни в чём. А я всегда буду с тобой. Всегда буду рядом, — сказал я и обнял Машу, — всегда буду рядом. Ведь я люблю тебя. А вместе мы всё преодолеем.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Маша и заплакала, уткнувшись мне в грудь.

Она сжимала меня в своих руках так сильно, насколько это было возможно для неё. Последний раз такое было в нашу предпоследнюю встречу старой жизни. Она уже знала, что должна будет сделать на следующем свидании, поэтому понимала, что это свидание последнее. И она обнимала меня со всей возможной силой детских ручек.

— Я всегда буду с тобой, куда бы мы ни шли, — сказал я, гладя девушку по голове. — А куда мы идём?

— Теперь никуда. Пришли, — сказала Маша, оторвавшись от меня.

— Что? Сюда? Прямо посередине улицы?

— А ты не узнаёшь это место?

— Так, погоди. Стой! Я здесь раньше снимал квартиру. Да, точно. Догорали последние секунды зелёного света светофора, а позади меня слышалось цокание, которое вскоре закончилось глухим ударом. Я обернулся и увидел тебя.

— Да, место нашей встречи, — тепло сказала девушка.

— Почти пять лет прошло… Сколько всего произошло в нашей жизни. Подумать только, что было бы с нами, если бы мы не встретились. Если бы я решил перебежать светофор, пока он горел? Ведь часто я именно так и делал, но тогда мне просто было лень ускоряться, поэтому я решил подождать следующего светофора. Что было бы, надень ты более удобную обувь? Или не реши ты бежать? Ты бы встала рядом со мной в ожидании следующего зелёного света и наши жизни пересеклись бы только в этот момент. Да, если подумать, то наша встреча — ряд случайных совпадений. Но вся наша жизнь состоит из случайностей и совпадений.

— Точно, — мечтательно сказала девушка, глядя куда-то в небо. — Я хотела тебе кое-что сказать.

— Маш, я внимательно слушаю.

— Нам нужно расстаться. Перестать видеться, — сказала дрожащим голосом девушка.

— Что? О чём ты? Почему?! — повысил от недоумения я голос.

— Вань, я так не могу. Ведь ты любишь меня…

— А ты нет?

— В том-то и дело, что люблю тебя. Люблю тебя так сильно, что силе моей любви позавидовал бы и сам Иисус.

— Тогда в чём дело? Ведь мы любим друг друга!

— Я причинила тебе слишком много боли. И я не могу позволить себе причинить тебе ещё боли. Ты столько всего пережил, и всё из-за меня. Со мной тебе будет плохо. А твоя жизнь наладилась, чему я очень рада, очень. Ты хороший парень, у тебя много хороших и верных друзей, ты найдёшь своё счастье. Но я не принесу его тебе. Я способна приносить лишь боль, разочарование, страдание, ложь и обман. Ты для меня человек из сна, из мечты. И мне жаль, что я не стала для тебя девушкой из грёз. Вань, я знаю, что ты любишь меня, но отпусти меня. Ради своего блага и счастья, отпусти. Ты найдёшь свою настоящую вторую половинку, с которой ты построишь хорошую семью. Я знаю, у тебя получится. Но не со мной. Я люблю тебя, и вынуждена так поступить. Прости меня. Люблю тебя, больше всего на свете, — сказала Маша и поцеловала меня в губы. Затем она развернулась, и убежала прочь, оставив меня стоять в недоумении.

Что только что произошло? Всё кончено? Между нами всё кончено? Всё произошло настолько стремительно, что я только сейчас пришёл в себя. Это была заготовленная речь, без сомнений. Всё, конец? Нет, я отказываюсь в это верить. Почему я ничего не сделал? Почему не остановил её? Всего-то и нужно было схватить её руку, и развернув к себе, обнять её крепко-крепко. А теперь я стою один. Один на нашем перекрёстке. На перекрёстке наших судеб. Я не сделал этого потому, что она всё равно сказала бы это и убежала. Я не был в силах повлиять на её действия. Но моё будущее, возможно наше будущее в моих руках. Что мне делать? Я знаю, что нужно сделать. Отдохнуть. Отдохнуть от нас. А потом со свежей головой всё продумать и наконец решить, быть или не быть? Быть нам или не быть. Насколько нам хорошо вместе, настолько и плохо. Но будет ли лучше нам порознь? Или стоит действительно начать новую жизнь? Без Маши. Могу ли я так сделать? Да. Однозначно. Ведь Маша мне не принадлежит, она не часть меня, не моя вторая половинка. Просто человек. Человек, которого я люблю сильнее всех на свете.

Ох, и сложно всё это. А значит нужно отдохнуть. Послезавтра первое сентября, а значит есть повод собраться с друзьями. Да, хорошая идея кстати. Замутить пикник, как три месяца назад. И вот я вновь пишу всем и всех собираю. Хоть моим друзьям и кажется, что я сторонюсь их, но кто всегда собирает всех вместе? В течение дня ответили все. И почти все согласились. Только Соня сказала, что не может. А это значит, что будет тусовка на природе из пяти парней и трёх девушек. Отлично, эмоциональная разрядка — это именно то, что мне нужно.

Глава 24

Шумные приветствия и подготовка к долгой беседе. Как я и думал, они не встречались всё лето. Кто уехал в родные города, кто остался на подработку. Кто просто не проявлял инициативу и не звал на встречу.

— Ну, за встречу! — громко сказал Влад, поднимая пластиковый стаканчик с вином.

Все дружно поддержали и чокнулись. Кто вином, кто соком. Хотя соком баловался только я. Дальше пошли тосты в честь праздника и за успешное начало нового учебного года.

— Хей, вы ведь можете так собираться и без меня, — сказал я.

— Не, ты у нас связующее звено между девушками и парнями, — сказал Нина и засмеялась. Вместе с ней засмеялись все остальные друзья.

— Ну Вань, выкладывай. Что у тебя? Мы ведь когда последний раз виделись? Когда ты думал о том, стоит ли тебе идти работать сиделкой у Маши. А потом ты пропал на три месяца. И мне кажется, что здесь связь всем очевидна, — сказал Миша.

— Да, давай, расскажи. Ты согласился, да? — загалдели все остальные.

— Воу, тише ребята, тише. Сейчас всё скажу, — проговорил я, и все замолчали, глядя на меня. Как будто дети, ждущие сказку на ночь. — Да, я советовался с вами. А ещё с психологом.

— С психологом? — спросила Юля.

— А, вы же не знаете. Я это, три года уже хожу к психологу.

— После того случая?

— Именно. Так вот, он мне посоветовал согласиться. Говорил что-то про то, что через помощь человеку, которого ненавижу, я совершу катарсис и совершу очищение. И что это очень важно для моего полного выздоровления. Так что да, я согласился.

— Ну и? Какого быть сиделкой у человека, который разрушил тебе всю жизнь?

— Кайфого. Я ей готовил, кормил с ложечки, помогал сходить в туалет, мыл.

— Чего? — спросили возмущённо все.

— Да-да-да, я знаю. Звучит как дикость. Но я действительно пару раз её мыл. И да, полностью. Мы смотрели фильмы, валяясь вдвоём на кровати, много разговаривали, смеялись. Я носил её на руках.

— И тут всё завертелось, да? — спросила Настя.

— Не совсем. Я не собирался быть с ней более, чем неделю. Да, я любил её, но не доверял ей. Поэтому после окончания работы я собирался просто взять и исчезнуть из её жизни также стремительно, как и появился. А в эту рабочую неделю я решил получать максимальное наслаждение, вот и всё. Я отвёл Машу в больницу, ей сняли гипс, а её мама предложила в честь этого вместе пообедать. Я согласился. Мы посидели, а потом мама Маши отвела её в сторону и о чём-то недолго поговорила с ней, а после сказала что нужно срочно на работу и ушла. Мы остались вдвоём.

— И вот тут всё завертелось? Она ловко скинула с себя одежду и увлекла тебя за собой на кровать? — спросил Влад.

— Нет. Тебе вообще лишь бы только об этом и думать, пошляк. Нет, тогда она рассказала мне всю правду. Правду о своём предательстве. Она не изменила мне, и не ревновала меня к тебе, Настя. Она любила меня. Любила нас.

— Тогда почему она так поступила? — спросила Нина.

— Она испугалась за меня. Все ведь в курсе, что я нарушил закон? Что Маша потеряла девственность раньше 16 лет через связь со мной, совершеннолетним? А кто её отец?

— Вот блин, — обречённо вздохнул Костя.

— Да. Блин. Её батя узнал о нашей связи. Силой, нажимом, уговорами и прочими ментовскими штучками он заставил её расколоться. Конечно же он этого не стерпел и стал называть меня педофилом, маньяком, извращенцем. И всё это он говорил своей дочке. Говорил ей, чтобы она бросила меня, такого плохого человека. Но она не верила ему. Потому что любила меня. Тогда он пошёл ко мне с угрозами. Не подействовало. Я знал, что совершил, и знал, как из этого можно выпутаться. Но перспектива нашей с Машей женитьбы её папаше явно не улыбалась. Тогда он сошёл на кривую дорожку и стал шантажировать свою дочь. Он тыкал ей в лицо уголовный кодекс и статью про растление. Так что он поставил свою дочь перед выбором: либо её любимый сядет в тюрьму, либо она бросит своего любимого.

— Чёрт, но ведь возможная свадьба… Неужели она была не согласна?! — возмущённо спросил Серёжа.

— Она не знала. Разумеется, он ей это не сказал. Забыл сказать и я. Вернее не успел. Я собирался, но она опередила меня. Если бы разговор начал я, то ничего бы не было. Я сказал бы, что нам её отец и тюрьма не страшны, что если он не отстанет, то мы поженимся. Но первой заговорила тогда она. И разбила нам сердце и жизнь.

— Погоди, но ведь её мама вроде бы адвокат, разве нет? — спросил Миша.

— Да, адвокат. И я ей нравился. Но она думала, что у нас обычная первая любовь. Что её дочь спустя месяц-другой найдёт другого и будет спокойно жить дальше. А видеть свою дочь в фате в 15 лет она не хотела. Так что молча согласилась с бывшим мужем. И весь этот бред про Настю, Диму, парня, с которым она якобы встречалась, придумал её батя.

— Блин, но неужели было сложно загуглить статью и прочитать все примечания? — спросила Нина.

— Ник, а ты думаешь ей было до статей? Я был для неё вторым человеком в жизни, а теперь такое. Родители ставят тебя перед выбором: тюрьма или разрыв. А родители такие, которые ещё и разбираются в законах. Она им верила.

— Блять. Какой же это пиздец! — закричал Влад.

— Да, точнее и не скажешь. Она страдала от разрыва не меньше моего. Ей было очень плохо. Помните меня? Так вот, представьте теперь её, учитывая то, что она ещё девочка. Я хотя бы думал, что только мне хреново. А она знала, что хреново и ей, и мне, и что она сделала мне больно. Да, больно. Больно. Конечно я её простил, и я и она снова стали «мы». Нам было хорошо. Но она не знала ничего обо мне. Ничего.

— То есть она не знала, что ты… — сказала Настя.

— Нет. Но её мама знала. И считала себя виноватой в этом. Отсюда и платный психолог, хотя я думал, что он бесплатный. Всё по блату, — сказал я и усмехнулся. — Да, нам было хорошо, но вышло так, что я всё рассказал. Не было смысла утаивать правду. Рассказал о себе. О Рине.

— Ох, она, наверное, вся совсем поникла? — спросила Юля.

— Не то слово. Я считал себя виновным в гибели Рины два года, а тут ещё и такое. Что парень, которого ты любила всю жизнь полез из-за тебя в петлю. Я как мог, утешал её, говорил, что она ни в чём не виновата. Что я всегда буду с ней, что буду помогать ей, чтобы ни случилось.

— А она? — тихо спросил Миша.

— Мы не встречались три дня. Я постоянно писал ей, что я с ней. Спрашивал, как у неё дела. Звал на встречу, но она не соглашалась. Но позавчера согласилась. Мы встретились, и поговорили. Она страдала, я видел это. Пытался её развеселить, растормошить, но всё без толку. Мы пришли к месту нашей встречи, и тогда она мне сказала, что нам нужно расстаться. Перестать видеться. Что она любит меня, но что она причинила мне слишком много боли, и боится причинить ещё. Поцеловала меня, и в слезах убежала прочь. Я же просто не понимал, что происходит, и так и стоял как вкопанный. Пытался позвонить — сбрасывала. Писал — оказался в чёрном списке. На этом всё, рассказ окончен.

— Мда, ну и история конечно, — сказал Влад.

— Жесть у тебя, а не жизнь — сказала Нина.

— Да, ситуация конечно очень сложная, я даже не знаю, что тебе и посоветовать делать, — сказал Миша.

— Да, с одной стороны, жизнь у тебя наладилась, ты можешь спокойно идти своей дорогой и быть счастливым. С другой стороны, кроме неё ты никого не любил по-настоящему. И вас многое связывает. Даже не знаю. Я бы, наверное, забил на неё, — сказал Костя.

— Да, слишком много она нервов тебе потрепала, — сказала Нина.

— А сколько счастья он с ней испытал? — возразила Настя.

— Так, подождите вы со своими советами, — сказал Миша. — Ваня сам всё решит. Да и мне кажется, что он пришёл не за советами. Так?

— Точно. Я просто соскучился по вас. А ещё я хотел выговориться, вот и всё.

— Хорошо, это всё понятно, но что насчёт чувств? Ты описал события, но как будто специально избегал описания своих эмоций по поводу всего произошедшего, — сказал Миша.

— Да потому что это самое сложное. Я просто не знаю. Я… — не смог договорить я, бросая взгляд из стороны в сторону, пока не искал слова. А они оказались наиболее простыми, — люблю её. Да, люблю. Очень сильно. Даже больше, чем четыре года назад, перед нашим расставанием. Я люблю её, но не знаю, нужно ли нам быть вместе.

— Боишься снова привязаться к ней? — спросила Нина.

— Нет. Я готов к тому, что потеряю её. Да и боязнь привязанности… Уклоняться от привязанностей из страха потери — всё равно что уклоняться от жизни из страха смерти. Просто я хочу того же, что и все люди — счастья. Но не только для себя, но и для Маши. И я не знаю, будет ли она счастлива со мной. Могу ли я вообще сделать кого-то счастливым?

— Так, Вань, тебя уже куда-то понесло не туда. Она ведь не раз и не два говорила тебе, что ты делаешь её счастливой, так? Так. И как мы убедились, те слова были правдивы и искренне. Но важно даже не это. Лучше ответь на другой вопрос — будешь ли ты счастлив с ней? Приносит ли она тебе счастье или же всё это только тяготит тебя?

— Да. Буду. Раньше с ней я чувствовал себя другим человеком, лучше, чем был на самом деле. Сейчас этого нет, наверное потому что я знаю кто я. Но… Не знаю даже как объяснить, как будто рядом с ней я понимаю, что живу полной жизнью. Что вот оно — моё предназначение. Она — моё предназначение. Да, понимаю, звучит глупо и идёт даже в некое противоречие с моими «стоическими» жизненными установками, но мне плевать. Да, я понимаю, что могу найти другую девушку, которую буду сильно любить и с которой буду счастлив. Но Маша… Она ведь всегда будет для меня единственной и неповторимой.

— А что за стоические установки? — спросил Костя.

— А они… — сказал я и задумался, — они разные. Чёрт, я ведь на каждую прожитую секунду становлюсь ближе к смерти, а трачу время на бесконечное сомнение. Когда всё, что нужно — просто сделать то, что я хочу. Что подарит мне блаженство на дороге жизни с тупиком в конце.

— Да, это самое главное. Вань, ты ведь помнишь, что мы тогда сказали в Новый год? Чтобы ты ни сделал, что бы ты ни выбрал, мы желаем тебе счастья и поддержим любое твоё решение. Действуй так, как считаешь нужным, — сказал Серёжа.

— Спасибо друзья, я знал и знаю, что вы у меня лучшие.

На этом меня и оставили. Мы продолжали болтать и веселиться, но мою персону оставили в покое. Я сказал всё, что хотел, а большего мне и не нужно. Только выговориться, а уж решение я приму сам. Которое и принял для себя.

2 сентября. Улизнул с последней пары, лишь бы успеть. Через Наталью Игоревну я узнал, когда заканчиваются занятия у Маши. И вот я здесь, на выходе из её ВУЗа. Сейчас должен был прозвенеть звонок, а значит у меня есть от силы пара минут на то, чтобы подготовиться. Заготовленная речь? Какой в ней смысл, если я половину забуду? Лучше буду говорить, как есть. Что думаю. И будь что будет. Наконец она выходит. Идёт с тремя подругами, глаза опущены и дырявят плиточную дорожку.

— Я вновь увидел тебя

И в чувствах своих не усомнился,

Все дамы меркнут на фоне твоём,

Я знаю, мы вместе по жизни пойдём, — сказал я.

— Что? — спросила Маша.

— Привет, — окликнул я её, — принцесса.

— П-привет, — робко сказала она, подняв голову, — что ты здесь делаешь? И как ты узнал, когда?

— А сама как думаешь?

— Мама помогла?

— Конечно.

— Она попросила присмотреть за мной?

— Хорош издеваться надо мной. Ты прекрасно понимаешь, почему я здесь.

— А я тебе уже всё сказала, — проговорила Маша и развернулась.

— Это я уже слышал, — сказал я и схватив её за руку повернул к себе и обнял. Первые несколько секунд она делала вид, что сопротивляется, но потом сама впилась в меня руками. — Я так понимаю в харасменте ты меня не обвинишь?

— Опять сводишь к шутке серьёзный момент? Я ведь сказала тебе, что…

— Я это уже слышал. Послушай и ты меня.

— Хорошо, — сказала Маша, тихонько отпрянув от меня.

— Скажу сразу — такого бреда я давно не слышал. Причинила мне боль? Боишься причинить ещё? Ты сама себя-то слышала?

— Вань, из-за меня…

— Нет! Не из-за тебя. Не из-за меня. Это роковое стечение обстоятельств, сколько можно говорить? И это было целых три года назад. Три года прошло, Маш! Ты не имеешь права винить себя в событиях трёхлетней давности, о которых ты и не знала, — сказал я и сделал свой голос мягче и спокойнее. — Маш, прости что повысил голос тогда, на трамвайной остановке. Я не должен был этого делать. Вроде с людьми с проблемами по жизни говорю, а когда доходит дело ди личного то всё, столь нужные слова просто вылетают из головы.

— Срок давности говоришь вышел? — спросила Маша, улыбнувшись уголками губ.

— Да! Именно! Срок давности истёк! Ты не виновна. Так решил суд. И заслуженный судья России, Рассказов Иван Евгеньевич. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Освободить подсудимую прямо в зале суда. Фух, я рад, что смог поднять тебе настроение. Раньше это делала ты. Маш, посмотри на себя. Вчера был праздник, а ты сразу после линейки пошла домой и заперлась в своей комнате. Хватит мучить себя. Хватит. Я не позволю тебе это делать с собой.

— Вань, я…

— Подожди, я не закончил. Ты любишь меня?

— Да, больше всего на свете.

— И я тебя люблю. Так объясни мне, найди хотя бы одну причину, почему мы не должны быть вместе? Хотя бы одну.

— Из-за меня ты страдал…

— Маш, — сказал я и положил руки ей на плечи, — из-за тебя я испытывал незабываемое чувство счастья. С тобой я был в раю. Ощущал себя ангелом, которого коснулась длань господня. Да, мне жаль, что всё так произошло с Риной, но если брать только то, что произошло со мной, то я ни о чём не жалею. Если бы Бог предложил мне прожить другую жизнь, просто не встретить тебя, я бы отказался. Отказался бы, чёрт возьми! Пускай будет эта депрессия, пускай будет эта петля у меня на шее, пускай будет эта психушка, пускай! Пускай всё это будет, лишь бы ты была со мной.

— Боже, Вань…

— Нет, подожди. Ты сделала мою жизнь. Ты наполнила ею красками. Боже, что я пережил благодаря тебе? Что мы пережили? Все эти дни я прокручивал у себя в голове все воспоминания, связанные с тобой. Первая встреча, поликлиника. То, как ты обняла меня на лестничной площадке, чтобы я не ушёл. Концерт, на котором ты дала слабину и расплакалась. Твой день рождения, на котором я почувствовал себя последним кретином и ублюдком. Наша фотосессия у Лахты. Твой поцелуй перед Новым годом. Наш разговор в Новый год. Вспомнил то, как ты бросилась мне на шею, когда встречала меня с поезда. Как нас поймали в торговом центре. Наше 14 февраля, мой день рождения и первый поцелуй с языком. Твой выпускной и наша песня. Дача. Я бы ни на что это не променял. Сначала ты подарила мне жизнь, теперь же делаешь её яркой и насыщенной. Кто сказал, что жизнь должна быть только из цветов тёплых тонов? Оранжевая, красная, жёлтая? Да, это приятно, но мы лишаемся другой половины — синего, фиолетового, зелёного. Мы лишаемся другой половины жизни. Ты Маша, и только ты способна заполнить этот цветовой круг полностью.

— В тебе проснулся художник?

— Ну типа. Вспомнился год в художке. Но суть не в этом. Суть в том, что мы любим друг друга. И любим так сильно, что это даже похоже на нездоровую любовь. Маш, я не телепат и не могу знать твои мысли, так что и говорю за себя, но ты заставляешь мою душу летать. И если я Икар, то не будь Солнцем. Позволь мне лететь к тебе.

— Но Рина…

— А Настя? Маш, ты спасла её. Подумай об этом. Я ведь не шутил и не льстил тебе, говоря всем о том, что я бы не стал прыгать за ней, если бы не ты. Да что там, я не стал бы даже с ней говорить, даже если бы оказался там. А оказался я там из-за тебя. Маш, ты спасла её. Ты спасла хорошего человека от смерти, помни это. И в этом ты действительно «виновна». То, что Настя сейчас жива — твоя заслуга. А то, что Дили с нами нет… В этом нет чьей-либо заслуги. Никто не виноват. Давай, скажи, что не виновата в гибели Ринаты.

— Эм, Вань…

— Давай. Я ведь не отстану.

— Хорошо. Я не виновата в смерти Ринаты, — тихо сказала Маша.

— Ещё раз. И громче.

— Я не виновата в смерти Ринаты.

— Громче!

— Я не виновата в смерти Ринаты! — закричала Маша, да так, что на нас стали оборачиваться. — Всё, доволен?

— Вполне. Но я думаю, что ты довольна ещё сильнее. А теперь скажи также громко и то, что ты спасла Настю.

— Ты шутишь?

— Ни капельки. Давай. Можешь повторить за мной, смотри. Я спас Настю! — закричал я. — Ну? Чего ждём? Давай.

— Ох, хорошо. Я спасла Настю!

— О, ну как, скажи же лучше?

— Да, лучше, — сказала Маша, приходя в себя.

— Отлично, с этим разобрались. А на чём я остановился до этого? — спросил я у Маши. Было важно, что она ответит.

— Что ты вспоминал о нас. Что не променял бы эту жизнь ни на какую другую.

— Ага, а ещё раньше?

— Что мы любим друг друга. Больше всего на свете.

— Бинго. Мы любим друг друга, и через многое прошли вместе. Через многое порознь, но при этом все равно думали друг о друге. Чёрт, тебе почти 19, а кроме меня у тебя никого не было. Мне 23, а в моей жизни была только ты одна. Мы связаны друг с другом. И знаешь что? — спросил я и полез в карман джинсов. — Вот, знакомое кольцо, верно? Ты наверняка помнишь, что на нём выгравировано.

— «Ты моё счастье. Навеки» — тихо сказала Маша.

— Именно. Навеки. Маш, я, я даже не знаю, что и дальше говорить. Неужели ты не видишь, что мы должны быть вместе? Хотя нет, знаю. «Жизнь не я, она ждать не будет». Ничего не напоминает?

— Часы…

— Да. Маш, мы ждали друг друга почти четыре года. И всё это время мы шли к этому моменту.

— Вань, если честно, то я сделала два таких кольца.

— Два? — недоумевая спросил я.

— Одно для тебя, другое для меня, — сказала Маша и бросилась обнимать меня. — Видимо я закляла наши жизни. Как иначе объяснить то, что мы счастливы только тогда, когда вместе?

— Маш, объяснение простое, — сказал я, гладя девушку по макушке, — мы любим друг друга. Вспомни, как мы заражали всех прохожих своим счастьем, своей радостью и любовью. Мы — настоящий реактор любви. И пока мы вместе, мы будем счастливы. Всегда. Навеки. А что ещё нужно человеку, как не вечное счастье?

— Ваня, как же я…, — дрожащим голосом говорила Маша. Она плачет.

— Я знаю. Знаю. Я тоже, — сказал я и своим объятиями закрыл все возможности возражения. — И хватит уже плакать, всю футболку мне испортишь.

— Хорош меня подкалывать, — беззлобно сказала Маша.

— Эй, это моя фраза. Хотя ладно, тебе можно. Давай, нужно привести тебя в порядок, — сказал я, нежно смахивая слёзы с её лица.

— А чего ждёшь ты?

— Радостную и счастливую тебя. Жду нас.

— Ах, ты вспомнил, — радостно охнула девушка.

— Конечно. Твой день рождения. Ну что, может погуляем?

— Вань, мы ведь теперь навеки.

— Я сделаю всё возможное, чтобы это было так. Чтобы мы были навеки вместе.

— Большего мне и не нужно, — сказала Маша и поцеловала меня. — И Вань, можно я сегодня побуду с подружками?

— Конечно. Я тебя понимаю. Всё хорошо, у нас ведь ещё всё время мира впереди.

— Точно. Ну ладно, пока.

— Неправильно говоришь, — сказал я и поймал вопрошающий взгляд Маши, однако спустя мгновение она засияла нежной улыбкой.

— До встречи, мой рыцарь, — сказала Маша и мы вновь поцеловались.

— До встречи, моя принцесса. До встречи, моя принцесса, — сказал я уже куда-то вдаль ушедшей девушке. — До встречи.

Вот и всё. Что я сделал? Я выбрал жизнь. Выбрал борьбу за своё счастье, вместо того, что плыть по течению. Ведь всё, что я вспоминал, напоминало мне об одном: я не боролся за своё счастье. Я просто принимал это. Принимал это как должное. Считал, что это мне награда за все мои прошлые неудачи и поражения. Но судьбы нет. Люди сами творят её. Ведь если подумать, то наше счастье — целиком и полностью заслуга Маши. Кто обнял меня, чтобы я не ушёл? Кто вытащил мой бейдж, чтобы встретится ещё раз? Кто был инициатором первых встреч? Кто позвал меня на день рождения? Кто первым поцеловал? Кто первый из нас признался в чувствах? Кто предложил превратить выпускной в праздник нашей любви? Кто захотел приехать ко мне домой и познакомиться с родителями? Это всё Маша. Я же был просто доволен жизнью. Счастлив. Тогда я принимал это как данность. Что счастье оно именно такое. Оно приходит, и оно постоянно с тобой. Но это не так. За своё счастье нужно бороться. Я понял это слишком поздно. Если бы я тогда не поверил в этот откровенный бред от Маши, если бы я сказал, что готов взять её в жёны. Но я этого не сделал. Потому что трусил. Да, я был трусом. Мне бы мужества набраться у той 15-тилетней девочки. Но я изменился, честно. Теперь всё будет по-другому. Теперь я знаю хрупкость человеческой жизни и самой крепкой и нерушимой любви. Теперь я буду хранить и беречь это. Ну а что же до меня… Ха, даже не могу поверить, что всё это произошло со мной. Ведь ещё пять лет я полностью смирился со своей ничтожностью и бесперспективностью будущей жизни. А потом одна девочка подвернула ногу… А я в неё влюбился. В одночасье. Так что же это получается, для счастливой жизни и одной любви достаточно? Вряд ли. Здоровье, необходимый для жизни финансовый капитал, и прочее также важно. Но любовь… Она нас окружает повсюду. Родительская любовь, любовь между мной и Машей, любовь старушки к уличной бездомной кошке, которую та подкармливает на свою пенсию. Она повсюду. И самая главная ошибка человека — сознательный отказ от неё. Чем я и занимался в старшей школе и до Маши. Вот за что я тебе благодарен, моя принцесса. Что указала на мои ошибки, и помогла исправить их. Помогла открыть сердце людям. Помогла увидеть мир таким, какой он есть. Я знаю, что он неидеален, что в нём полно зла и жестокости, но и как же много в нём тепла и любви.

Так о чём я думал до этого? Ах да, о здоровье и деньгах, конечно же. Здесь штука в том, что они не в полном нашем контроле. Мы можем заниматься оздоровительным спортом, соблюдать диеты, быть на постоянном контроле у всех врачей, но никто не застрахован от хронических болезней. Или банально человек может зимой поскользнуться и упасть головой на бордюр. Ой. Стоит ли говорить, что потраченные усилия в профессиональном плане далеко не всегда окупаются? Ты можешь быть хоть трижды лучшим работником, но начальник повысит не тебя. А любовь… Истинная любовь даже взаимности не просит, чего уж там ещё говорить! И если ты один, если всю жизнь на протяжении десятилетий тебя преследует лишь неразделённая любовь, не нужно закрываться в тоске. Не жди, когда любовь придёт к тебе, но сам её отдавай. Родным, друзьям, да братьям нашим меньшим. Всему миру. Ведь ты полон ею. Отдавай и не надейся на ответ. Не жди его, и тогда он точно придёт. Так что да, для меня, для счастливой жизни и одной любви достаточно.

— Как всё прошло? — написала мне Наталья Игоревна и вывела меня тем самым из размышлений.

— Готовьтесь называть меня сыном, — написал я, добавив смайлик-скобку.

Эпилог

Так мы и зажили. Вместе. Вышло так, что пришлось знакомить Машу с друзьями заново. На Новый год в Санкт-Петербург приехали мои родители, и познакомились с Натальей Игоревной. Хотя да, когда я сказал, что вновь встречаюсь с Машей, они были очень скептически настроены. Но стоило им узнать всю правду, как сдержанный гнев сменился на милость. Время шло, и мы с Машей стали частыми гостями свадеб. Сначала у Миши с Ксюшей, а после и у Нины с Вовой. Ну и как же без бросков свадебных букетов? На свадьбе Миши цветы поймала одна из его подруг по учёбе. А как тянулась к букету Маша! Все гости позже посмеялись над её энтузиазмом, но цветы всё-таки перелетели её. Пока все поздравляли девушку с цветами, ко мне подошёл Вова:

— Ох, ну ты и влип, — сказал он.

— С чего это ты? — спросил я.

— Да я тут на днях собираюсь сделать Нине предложение.

— Правда? Вот здорово! Вы ведь уже долго вместе. Ну давай, кольцо-то готово?

— Кольцо-то готово. Но вот мне кажется есть кое-какая загвоздка.

— Что? — спросил я и слегка побледнел. — Ты думаешь Нина откажется?

— Не, я не про это. Ты свою видел сейчас? Для неё ведь летящий букет все равно что красная тряпка для быка. А Нина ещё и баскетболом в своё время увлекалась.

— Так ты боишься насчёт того, что Маша поймает букет на вашей свадьбе?

— И не без помощи Нины, прошу заметить.

— Я не боюсь. Напротив. Почему бы и нет?

— Да я знаю, что ты не из тех парней, которые панически боятся свадьбы. Для тебя не существует такого понятия как «нагуляться до свадьбы». Что же, значит, когда будет готовиться к свадьбе, я сообщу Нине, чтобы она кидала в зону, где будет располагаться Маша. Трёхочковый! — сказал Вова и ушёл. Мне же осталось лишь ухмыльнуться.

Собственно говоря, спустя почти пару месяцев я оказался на ещё одной свадьбе. Торжественная часть закончилась и вновь бросок букета. Все незамужние девушки скучковались и приготовились ловить цветы. Нина прошла рядом и внимательно осмотрела девушек. Было ощущение, что она мафия и выбирает жертву. Наконец она отошла от девушек и повернулась к ним спиной. В это мгновение на моё плечо опустилась чья-то рука:

— Смотри. Она репетировала этот бросок всю последнюю неделю, — сказал стоявший позади Вова.

Нина ещё раз повернула голову назад, чтобы осмотреться, и вновь отвернувшись бросила букет назад. Маша стояла в первом ряду. Букет полетел по идеальной траектории. Точно в зону. У соперниц не было шанса. Как бы они не тянулись, им было не дотянуться до букета. А моей принцессе нужно было лишь подставить руки. Идеальная подача! Маша сначала не поверила, но тут же её стали поздравлять, и в первую очередь Нина. Они о чём-то шептались, после чего устремили взгляды на нас с Вовой. Нина подмигнула не то мне, не то Вове, а Маше просто светилась вся от счастья. И вновь этот пронизывающий насквозь взгляд, полный надежды. А что я? Всего лишь улыбнулся и легко кивнул.

Однако я решил взять небольшой перерыв. И так получится три свадьбы за год, зачем время сокращать вдвое? Да и защита диплома была на носу. Ну а позже мне пришла в голову гениальная идея: сделать Маше предложение в день нашего знакомства. И в кои-то веки всё пошло по плану: я успешно закончил магистратуру и значился юристом. Дав летний отдых, Наталья Игоревна устроила меня своим помощником. Свидание с Машей на годовщину знакомства. Предложение, сделанное аккурат на месте нашей первой встречи. Слёзы счастья от любимой девушки, радостное и громкое «Да!», и миг любви, которая не поддаётся описанию.

Как же хорошо нежиться в постели в воскресное утро! Но вдруг в прихожей послушался характерный звук открывающейся двери. И тут я вскочил с кровати как ошпаренный, бросаясь в прихожую. Там меня встречала девушка 25 лет и мальчик 5 лет.

— Доброе утро, милый. Как спалось? — мягко и нежно спросила девушка.

— Доброе утро, пап, — сказал мальчик.

— Доброе утро Маш, доброе утро Миша, — сказал я. — Ну, не томи Маш!

— Подожди, сейчас всё скажу. А пока не мог бы ты…

— Да, конечно, сейчас, — сказал я и подскочил к Маше, помогая ей снять лёгкую осеннюю куртку.

— Миш, поставишь чайник? — сказала моя принцесса, и мальчуган, не произнеся ни слова отправился на кухню.

— Ну? — спросил я.

— Подожди, за столом. Тебе ещё и умыться надо.

— Ааа, за что ты так надо мной издеваешься?! — наигранно взмолился я.

— А это за то, что только под утро вернулся с работы и сегодня не пошёл со мной.

— Ну Маш, сейчас я просто работаю над очень важным делом, ты же знаешь.

— Знаю милый, поэтому я и не сержусь, а всего лишь издеваюсь над тобой.

— Ухх, какая ты бака всё-таки.

— Иди умывайся, «бака».

Я пошёл в ванную, и весь горел от нетерпения. Как будто жду подарка от Деда Мороза. Сердце готово вырваться наружу, меня всего трясёт от ожидания. Наконец я заканчиваю свой утренний марафет, а в зеркале… А в зеркале на меня смотрит счастливый и довольный жизнью человек, улыбка которого разглаживает возможные морщины. А что, даже не дашь мне четвёртый десяток. Ну что же, надо бежать наконец к своей Маше.

— И всё-таки ты красавчик, — сказал я зеркалу и подмигнул отражению.

И выскакиваю на кухню. На столе уже находятся три чашки кофе.

— Маш, ну, пожалуйста, пощади меня, скажи, — вновь взмолился я.

— Сказать чего? — спросил Мишаня.

— Сказать то, что у тебя скоро будет сестрёнка, Мишаня, — сказала Маша.

— Что? Сестрёнка? — изумился мальчик.

— Девочка. Девочка! У меня будет дочка! — вскричал я и бросился обнимать. Кого? Да всех. И сына, и Машу.

— Да, у нас будет девочка, — сказала Маша и мы поцеловались.

Я встал на колени и приложил ухо к животику маши. Показалось, что моя доченька пнула ножкой. Тогда я повернулся лицом к животику и поцеловал его.

— Я люблю тебя, Рината, — сказал я шёпотом. Я поднял голову и увидел улыбку Маши, которая мне кивнула. — Я люблю тебя, Рината.

— Рината? Вы так решили назвать её? — спросил Мишаня.

— Да, — ответила Маша.

— Вы уже давно решили?

— Только что. Мы не говорили друг другу, но оба знали, как назовём девочку, — сказал я.

— Да, как же всё-таки нам, ну и вам в первую очередь повезло, — задумчиво сказал сынок. — Случайная встреча, и вот сейчас вместе. И живём хорошо, обеспечено. Очень повезло конечно.

— Нет сынок, нам не повезло, — сказала Маша.

— Мы заплатили за это счастье, — продолжил я.

Каждая история имеет своё начало, синопсис, развязку. Верно здесь только то, что я автор. Но это не история. Это жизнь. Моя жизнь. И она в самом расцвете.