Глава 13

Некоторых мужчин привлекают добропорядочные женщины. Мои искренние соболезнования тем из вас, друзья мои, кто попал в такое затруднительное положение.

Лорд Марлоу «Руководство для холостяков», 1893 г.

У Гарри не было привычки заниматься самообманом. Причина в том, что он обращал внимание на свои инстинкты, а они никогда не лгали. Если он к ним прислушивался, конечно же. Но в последнее время полагаться на внутренний голос стало затруднительно. Вот и сейчас деловое чутье настойчиво советовало ему держаться подальше от Эммы Дав. Однако мужские инстинкты нашептывали прямо противоположное.

Он желал ее, и расставание не изменило этого. Вот в чем заключалась простая, неприкрытая правда.

Эмма. Какое сладкое имя! Но мысли о ней не были сладкими. Они были жаркими, обжигающими и с каждым днем разлуки становились все более горячими. Он закрывал глаза и представлял себе ее тело, сотканное исключительно из его фантазий, со стройными ножками, маленькими круглыми грудками и длинной гривой каштановых волос, отливавших на солнце рыжим золотом.

– …и, следовательно, я должен отвергнуть ваше встречное предложение… – долетел до него голос Куинна.

Эмма. Какое красивое имя! Он сделал глубокий вдох и представил себе запах чистого хлопка и талька, ее запах. В сотый раз он представлял, как целует ее в губы. Он представлял, как снимает с нее простую белую блузку и проделывает с ней вещи, которые никак нельзя назвать благопристойными.

– …в случае, если вы решите принять изначальные условия, которые мы обсуждали…

Красивый. Она назвала его так в тот день на набережной Виктории, со всей серьезностью, будто декламировала катехизис, карие глаза широко распахнуты, ни намека на флирт или коварство. Невинные глаза.

Он не хотел, чтобы она была невинна.

Холостяк, желающий и впредь сохранить за собой этот статус, избегает невинных дев. За всю жизнь у него была только одна девственница, в первую брачную ночь, и воспоминания о том, чем все обернулось, до сих пор преследовали его. Это была настоящая катастрофа, идеальная прелюдия к их браку.

Он мысленно вернулся на четырнадцать лет назад. Казалось, с тех времен прошла целая вечность. Вся эта неразбериха с Консуэло началась, когда он пустился в рисковое предприятие с ее отцом, сначала в Лондоне, потом в Нью-Йорке. Когда мистер Эстравадос пригласил его провести месяц с его семьей в их летнем доме в Ньюпорте, Гарри с радостью согласился. Вот так, жарким августовским полднем на Род-Айленде, в возрасте двадцати двух лет, он заглянул поверх теннисной сетки в пару черных, тревожных, невинных глаз, и жизнь понеслась ко всем чертям. Он опустил голову и уставился на ковер, представив себе Консуэло такой, какой он видел ее в последний раз, на коленях, с прижатыми к груди руками, рыдающей. Умоляющей во имя Господа дать ей развод.

«Отпусти меня, Гарри. Пожалуйста, отпусти меня».

– …искренне ваш и т. д. Желаете внести исправления, сэр?

Повисшая тишина заставила его стряхнуть воспоминания.

– Хм-м?.. Что?

Он обернулся и увидел бесстрастное лицо Куинна.

– Желаете внести исправления в письмо, милорд, или можно посылать?

Он ни слова не слышал.

– Все замечательно. Отсылайте.

Куинн вышел из кабинета, и Гарри провел ладонью по лицу. Проклятие, даже если раздумья о Консуэло не способны изменить его влечение к Эмме, ничто этого не сделает. Что с ним такое? Он не в силах справиться со своими собственными мыслями.

Может, пришла пора завести новую любовницу? Это, без сомнения, приведет его в чувство. Или найти сиюминутный способ избавиться от бремени. Гарри схватил шляпу и быстрым шагом вышел из кабинета.

– Сегодня меня не ждите, – на ходу бросил он Куинну.

– Но, сэр, я думаю… то есть я полагаю…

Гарри задержался у двери.

– Да, да, – раздраженно проговорил он. – Что вы там полагаете?

Секретарь неуверенно посмотрел на него.

– У меня записано, что через несколько минут у вас должна состояться встреча здесь, в вашем кабинете. – Он пробежал пальцем по длинному списку в дневнике. – Мистер Уильям Шеффилд, главный технолог «Соушл газетт», два часа дня. Полагаю, вы собирались обсудить улучшение качества печати. Я могу и ошибаться, конечно же. – Куинн посмотрел на хозяина заискивающим щенячьим взглядом, который выводил Гарри из себя.

«По-моему, вас мало заботят другие люди… ваша жизнь, вы уж меня простите, пример распущенности… неприятие брака, связи с женщинами, не отягощенными моралью…»

Как только Гарри припомнил эти слова, идея посетить бордель и провести несколько часов в объятиях куртизанки быстро утратила привлекательность. Он со стоном прижал ладонь ко лбу. Он ведь собирался выбросить Эмму Дав из головы. Мало того что он грезил наяву о ее обнаженном теле. Теперь он еще будет выслушивать ее воображаемые лекции?

– Нет, мистер Куинн, вы не ошибаетесь. – Гарри достал из кармана часы и увидел, что до приема оставалась еще четверть часа. – Я перейду через улицу и сам повидаюсь с Шеффилдом, – сказал он, надеясь, что короткая прогулка прочистит ему мозги. Гарри опустил часы в карман и хотел было выйти, но остановился. – Куинн?

– Да, сэр?

– Спасибо, что напоминаете мне о встречах. Следить за моим расписанием – часть ваших обязанностей. Продолжайте в том же духе.

Гарри удалился, оставив пораженного Куинна. Через несколько минут Гарри уже был в кабинете Шеффилда, и следующие пару часов в его занятую делами голову не пришло ни одной мысли о поцелуях со строгой невинной старой девой. На обратном пути в контору он ни разу не представил себе, как расстегивает белую накрахмаленную блузку или снимает с Эммы простую шерстяную юбку. И ни разу не вообразил, как вдыхает запах талька или гладит белую кожу, пока писал передовицу в рубрику «Руководство для холостяков». Ни единого раза.

А потом явилась она и все испортила.

Гарри уже попрощался с Куинном и шел к выходу, когда наваждение, о котором он старался забыть, в буквальном смысле слова налетело на него в коридоре прямо у дверей конторы. Он машинально схватил Эмму за плечи, удерживая от падения.

– О, простите, – сказала она, отрываясь от бумажки в своей руке.

Столкновение ударило по его телу электрическим разрядом, а поднятое вверх личико с милыми веснушками и розовыми губками разом перечеркнуло два часа жизни по вновь принятому решению.

– Лорд Марлоу, – удивилась Эмма. – Что вы здесь делаете?

Гарри сообразил, что до сих пор держит ее за плечи. Он отпустил ее, сделал шаг назад и с трудом выдавил:

– Вообще-то это мое здание. – Он изо всех сил старался показаться беззаботным. – И контора тоже моя. Я тут иногда бываю, знаете ли.

– Да, конечно. – Она нервно хихикнула и дотронулась пальцами до лба. – Глупый вопрос. Просто я думала о… – Она замолчала, откашлялась и кивнула на бумаги. – То есть я читала и не видела куда иду. С вами все в порядке? Я не отдавила вам ногу?

– Нет. – Ему хотелось закричать – нет, с ним не все в порядке, ни в коей мере, и виновата во всем она одна. Тело его горело в местах, где она прикасалась к нему. Он в отчаянии пытался придумать какую-нибудь простую фразу. – И что же такое интересное вы читали?

– Наброски следующего выпуска, – пошуршала она листочками. – Решила занести их вам, раз все равно проходила мимо. Видите ли, я иду в книжный магазин Инкберри.

Гарри героически пытался поддержать беседу.

– Книжный магазин Инкберри? – Дождавшись ее кивка, он продолжил: – Я полагал, мы посвятим весь выпуск конфетам. Вы передумали?

– Нет-нет, – заверила она его. – Следующий выпуск будет о сладостях, вот, посмотрите. – Она протянула ему отпечатанные на машинке листочки. – Я хочу посмотреть, нет ли у мистера Инкберри книг по истории… истории… – Она закашлялась. – Истории… э-э-э… торговли шоколадом.

Она сунула в карман руку в перчатке, ту самую руку, которую он целовал две недели назад, щечки ее залил румянец. Гарри понял, что не он один вспоминает тот день, и это открытие принесло некоторое облегчение.

– Ваша сестра, леди Эверсли, нанесла мне сегодня днем визит. – Эмма быстро огляделась и добавила шепотом: – Она догадалась, что я и есть миссис Бартлби, и просит помочь ей с приготовлениями к свадьбе.

– Да, я знаю. У Дианы талант раскрывать тайны. Но я взял с нее слово хранить секрет.

– Она сказала мне. – Повисла долгая пауза, потом Эмма, переминаясь с ноги на ногу, посмотрела на часики в виде брошки: – Уже половина пятого. Мне пора.

– Подождите минутку, я провожу вас вниз, – произнес Гарри прежде, чем понял, что делает. Но сказанного не воротишь, и хуже того, он и не хотел брать свои слова обратно.

Гарри зашел в кабинет, бросил ее рукопись на стол и вернулся в коридор.

– Миссис Бартлби считает книжный магазин Инкберри лучшим книжным магазином Лондона?

– Конечно. Она заявила бы это, даже не будь он таковым, – ответила Эмма, спускаясь по ступенькам. – Инкберри обиделись бы, порекомендуй я их конкурентов.

– Насколько я понял, вы знакомы с владельцами?

– О да, я знаю мистера и миссис Инкберри с первого дня приезда в Лондон. Миссис Инкберри была лучшей подругой моей тети. – Эмма улыбнулась. – А мистер Инкберри такая душка! Он всегда откладывает для меня новые книги по этикету. Я люблю полистать их на досуге, посмотреть, что рекомендуют другие в этой области.

– Держите соперников под наблюдением, так? Очень мудро. – Он открыл перед ней входную дверь. – Говорят, этот книжный магазин действительно хорош, – заметил он, выходя вслед за ней на улицу. – У них прекрасная подборка раритетных изданий. Это правда?

– Вы никогда там не бывали?

– Нет, не имел удовольствия.

– Не желаете ли… – Эмма запнулась и откашлялась. – Если у вас нет других планов, может быть, вы… то есть книжный магазин Инкберри действительно лучший книжный магазин Лондона. Имеются и другие, более известные. Книжный магазин Хетчарда, например. Но магазин Инкберри превосходит их во всех отношениях, по крайней мере с моей точки зрения. И… и кроме того, вы должны побывать там. Я хочу сказать, будучи издателем, и… и все… – Она замолчала на середине фразы. – Не желаете ли вы проводить меня?

Ему не следовало бы соглашаться. Но он согласится. Он знал это до того, как прозвучала ее просьба, потому что никогда не поступал так, как положено.

– С превеликим удовольствием.

Марлоу толкнул дверь книжного магазина Инкберри звякнул колокольчик. Пожилой мужчина радостно улыбнулся, увидев Эмму, и вышел из-за прилавка ей навстречу.

– Эмма! – тепло поприветствовал он.

– Добрый день, мистер Инкберри. Как поживаете?

– Прекрасно. – Он шутливо погрозил ей пальчиком. – У Жозефины есть возможность видеться с вами каждое воскресенье за чаем, но я лишен этого счастья. Давненько вы в наш магазинчик не заглядывали, дорогая.

– Знаю и прошу прощения. Честное слово. Обещаю в будущем исправиться. Как миссис Инкберри?

– Отлично. Она наверху, обязательно загляните к ней перед уходом. Выпейте с нами чаю. – Он посмотрел на стоящего за ее спиной гостя.

– О, мистер Инкберри, это виконт Марлоу. Я прежде работала на него. Милорд, это мистер Инкберри.

– Здравствуйте! – поклонился Марлоу. – Я слышал, что ваш книжный магазин – лучший во всем Лондоне.

– Я даже знаю от кого. – Мистер Инкберри тепло посмотрел на Эмму: – У нас есть новые книги по этикету, и по кулинарии тоже. – Он показал на дверь, ведущую в глубь магазина: – Они ждут вас в обычном месте.

Эмма направилась в дальний конец магазина. Марлоу остался поговорить с мистером Инкберри. Вскоре мужские голоса стихли, растворившись за комнатами и дверными проемами. Несмотря на высокие окна, щедро проливающие дневной свет на многочисленные книжные полки, вокруг царил полумрак, и после уличной жары ощущалась прохлада. Воздух пропитался неповторимым запахом книг.

Эмма прошла к задней стене, где мистер Инкберри складывал издания для избранных клиентов. Ящики с этими книгами хранились под лестницей, ведущей на второй этаж, в жилые комнаты Инкберри. Эмма выдвинула ящик, чтобы получше рассмотреть его содержимое, но не нашла ничего интересного, лишь несколько кулинарных опусов миссис Битон, которые она уже читала, да книги по этикету миссис Хамфри, не отличающиеся оригинальностью. Еще там лежали «Книга хороших манер для всех и каждого» М.С. и надежный помощник аристократа «Манеры и правила высшего общества».

Эмма давно ознакомилась со всеми этими произведениями, поэтому задвинула ящик на место и решила побродить между стеллажей. Она обожала эту часть магазина. Тут томились на полках самые экзотические книги, путеводители Бедекера и Кука, исторические произведения со всех концов мира и кучи карт. Если у мистера Инкберри и есть что-нибудь по истории шоколада, то это обязательно отыщется именно здесь.

Она осмотрела ближайшие полки, с удовольствием заметив шикарные издания арабской поэзии. Взгляд забегал по корешкам, поднимаясь все выше и выше, пока не добрался до верхней полки. Внимание Эммы привлекло собрание сочинений в одинаковых красных кожаных обложках.

Она поднялась на носочки и прищурилась, пытаясь прочесть название. Когда Эмма поняла, что разглядывает, у нее вырвался удивленный возглас. Об этом мистер Инкберри ей не говорил. Определенно нет. Она пересчитала книги. Ее восторгу не было предела – это было полное издание, все десять томов.

Хотя какая разница, подумала она, глядя на них с тоской. Она не может позволить их себе. Но посмотреть никто не запрещает. Она потянулась вверх, но, как ни старалась, не смогла добраться до цели. Эмма опустила руку и раздраженно вздохнула.

– Позвольте, – произнес глубокий голос.

Эмма обмерла, поняв, что Марлоу стоит прямо у нее за спиной. Она не слышала, как он вошел. Он поднял руку, чтобы достать одну из книг, задел при этом грудью ее плечо, и Эмма почувствовала легкий аромат сандала.

Гарри взял с полки книгу, но, когда Эмма повернулась к нему лицом и протянула ладонь, не отдал ей свой трофей. Эмма с тревогой наблюдала за тем, как он изучает заглавие.

– «Тысяча и одна ночь» в переводе сэра Ричарда Бертона, – прочитал он вслух. – Том десятый. – Он поражение взглянул на нее: – И все это время вы читали мне лекции о морали?

Застигнутая на месте преступления, Эмма высоко подняла подбородок.

– Не понимаю, о чем вы.

Он постучал книгой по ладони.

– Интересно, – усмехнулся он, – Сочла бы миссис Бартлби чтение подобных произведений приемлемым для такой добропорядочной юной девы, как вы?

Сочинения были совершенно неприемлемыми. Это была неадаптированная версия Бертона сказок «Тысяча и одной ночи», без поправок и корректив, насквозь пропитанная похотью и сладострастием. Эмма попыталась увести разговор в сторону.

– Может, я и добропорядочна, милорд, но отнюдь не юна.

– Нет? А на вид вам лет девятнадцать. – Он коснулся ее щеки. – Наверное, все дело в веснушках.

Он провел кончиками пальцев по ее скуле, и в животе у Эммы появилось странное ощущение пустоты. Не успела она возмутиться и сказать ему, чтобы он не смел трогать ее таким образом, как Гарри отдернул руку, сделал шаг назад и с поклоном вручил ей книгу. Эмма не взяла ее. Зачем? Она все равно не купит ее, просто хотела полистать. Но теперь, когда он узнал название книги, Эмма и этого не может сделать. Только не в его присутствии, не под его пристальным взглядом. Эмма отрицательно покачала головой:

– Верните ее на место, пожалуйста.

Вместо того чтобы выполнить ее просьбу, Гарри открыл обложку, прочел выходные данные, потом посмотрел на остальные тома.

– Это оригинал с первого оттиска 1850 года, – взглянул он на Эмму. – Все десять томов, большая редкость в наши дни. Хотите купить их?

Она очень хотела.

– Нет, – солгала она. – Вы верно заметили, версия Бертона неприемлема для… для такой, как я.

– И что же? Все равно купите. Я никому не скажу о вашем пристрастии к порочной литературе.

– Эти сказки не порочны, – возразила Эмма.

– Уже читали, да?

– Не в изложении Бертона! Но Галланда я читала. – Она сглотнула. – Я смотрела на них, потому что… хотела, э-э-э… сравнить.

– Без сомнения, в исследовательских целях. – Иронично приподнятые уголки губ говорили о том, что она не сумела провести его своими нелепыми объяснениями, но, к ее величайшему облегчению, Марлоу вернул книгу на полку, прекратив доискиваться до истины. – Значит, Галланд вам понравился?

– Да, понравился. Хотя на месте Шехерезады я бы не выжила.

– Почему?

– Вряд ли рассуждения на тему хороших манер произвели бы на султана такое неизгладимое впечатление, что он сохранил бы мне жизнь. Мужчинам куда интереснее слушать о джиннах и коврах-самолетах, чем о столовых приборах.

– Вынужден согласиться с султаном по поводу этикета и столовых приборов, но насчет вашей судьбы… – Он сделал паузу и пробежался по Эмме взглядом. – Вы недооцениваете себя и своего очарования, Эмма.

По телу Эммы разлилось тепло удовольствия, но когда его взгляд задержался на ее губах, в магазине вдруг стало невыносимо жарко, и она отвернулась. Эмма принялась водить пальчиком по книжным корешкам, делая вид, что изучает названия, но мысли ее были далеки от персидской поэзии.

«Мне бы очень хотелось поцеловать вас».

У нее голова пошла кругом от возбуждения. Эмма закрыла глаза и представила, как губы Марлоу касаются ее губ. Каково это – целоваться с ним?

Она услышала какой-то звук и открыла глаза. Обернувшись, она поняла, что Марлоу все еще стоит рядом с ней и рассматривает полки над ее головой. Эмма собралась с мыслями и заставила себя заговорить на нейтральную тему.

– Что вы любите читать, милорд?

Он выудил книгу, посмотрел на обложку и вернул на стеллаж.

– По правде говоря, я вообще не люблю читать.

– Не любите читать? Но вы же издатель!

– Вот именно. В детстве я обожал читать, но теперь мне все время приходится читать чужие рукописи, а это уже не удовольствие, а необходимость. Чтение на досуге – последнее, что может прийти мне в голову.

– Полагаю, в ваших словах есть смысл. Но для меня книги – это настоящее приключение. Они превращают меня в путешественника в кресле и уводят в места, в которых мне никогда не придется побывать.

– А если бы у вас появилась возможность путешествовать наяву? – Он склонился к ее ушку. – Если бы у вас был ковер-самолет и вы могли бы переместиться в любое место, куда бы вы полетели?

Он стоял так близко, что она ощущала спиной исходящий от него жар. Руки его легли на книжные полки по обе стороны от ее плеч, захватив Эмму в плен. Она пошевелилась и замерла, глядя на сильные пальцы, вцепившиеся в полки. Дышать стало трудно.

– Куда бы вы полетели? – повторил он, обжигая ее ушко своим дыханием и пуская по телу мурашки. – В гарем султана?

– Определенно нет, – натянуто проговорила Эмма, взяла с полки книгу, открыла ее и сделала вид, что читает рубай.

Но это не отпугнуло его. Он заглянул через плечо и увидел заголовок на самом верху страницы.

– Значит, ваш выбор – персидские сады Омара Хайяма? – Он рассмеялся грудным смехом. – Похоже, под защитной скорлупкой благопристойности мисс Эммалайн Дав бьется сердце настоящей гедонистки.

– Что?! – Она звонко захлопнула книгу, сунула ее в промежуток на стеллаже и резко развернулась, возмущенная подобным описанием. – Я не такая! – Сообразив, что повысила голос чуть ли не до крика, Эмма с тревогой посмотрела по сторонам, но, к счастью, в этой части магазина они были одни. – Прошу вас воздержаться от оскорблений в мой адрес.

– Я не собирался оскорблять вас. Напротив. Я нахожу эту скрытую черту вашего характера очаровательной.

– Как может быть очаровательным столь вопиющее описание?

– Оно не вопиющее. Оно очаровательное, потому что я знаю вас вот уже пять лет, но даже не подозревал о ее существовании. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем больше вы меня удивляете.

Он наклонился к ней, и Эмма уперлась ему в плечо в надежде избежать того, что может быть описано лишь слоном «объятия», но он не двинулся с места. Не сумев сбежать, она запрокинула голову и, нахмурившись, посмотрела ему в глаза.

– Вы не имеете права называть меня так! Надо же, гедонистка!

– Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие от жизни. Бог свидетель, боли и так хватает. Между прочим, я делаю заключения о вашем характере, наблюдая за вашими предпочтениями.

– Моими предпочтениями? Не понимаю, о чем вы толкуете.

– Шоколадные конфеты с ликером, спелые сочные персики, крохотные красные клубнички. Сказки Шехерезады и персидская поэзия Омара Хайяма. Мне кажется, вы не чужды плотских наслаждений.

– Нет! – яростно зашептала она. – В ваших устах любовь к фруктам и шоколаду звучит как преступление. Как…, как чувственность.

– Еда может быть очень чувственной, знаете ли. – Его ресницы дрогнули и опустились. – Можете приписать эти слова моей беспутной натуре.

Эмма поднесла пальцы к губам, замерла на секунду и опустила руку. Он улыбнулся с таким видом, как будто прочел ее мысли. Как будто сам думал о том же. Как будто, глядя на ее губы, он думал о том, как целует их и проделывает другие вещи… У нее было смутное представление на этот счет, но не успела Эмма опомниться, как ее тело отреагировало сладостной дрожью.

– Кстати, Эмма, я должен опровергнуть сказанное вами ранее.

Она попыталась собраться с мыслями, но его близость и глубокий голос мешали сосредоточиться.

– А что я говорила?

– Если бы вы предстали перед султаном с коробкой шоколада в руках, вы наверняка бы выжили.

Напоминание о том, что произошло в «Шоколаде» две недели тому назад, не только смутило, но и еще больше возбудило ее, и Эмма отвернулась. Неудивительно, что он считает ее гедонисткой. Что еще может подумать джентльмен о женщине, которая позволяет ему касаться ногой своей ноги в парке? Или слизывать шоколад с ее пальцев? Или обнимать ее в книжном магазине?

Строгое воспитание Эммы осуждало это, хотя все ее естество сгорало от пугающего голода по таким вещам. Она в отчаянии, еле сдерживаясь, встретилась с ним взглядом.

– Я приличная женщина, милорд, – заявила Эмма. – Я ни в коей мере не гедонистка и не чувственна! Я не… похотлива!

– Нет? – Он провел костяшками пальцев под ее подбородком. Приподнял голову и коснулся пальцами ее губ. Она вся сжалась, ярость и паника отступили вместе с силами сопротивляться ему.

«Не надо. Не трогайте меня. Вы не должны делать этого».

Она открыла рот, но протест застрял у нее в горле. Она просто стояла перед ним, совершенно беззащитная, а он смотрел на ее распахнутые губки и водил по ним пальцем. Круг, еще круг, пока внутренняя дрожь не обернулась крыльями тысяч экзотических бабочек.

Он скользнул ладонью по ее щеке, и Эмма резко вдохнула.

– Что вы делаете? – пролепетала она.

Он наклонился, его губы замерли в дюйме от ее губ.

– Нарушаю этикет, – сказал он.

А потом он поцеловал ее.

Стоило его губам коснуться ее губ, как Эмма забыла обо всем на свете, забыла о том, где они находятся, о правилах приличия, о том, что хорошо, а что плохо. Стоя в полумраке пыльного книжного магазина, она забыла о том, что поцелуи существуют только для женатых людей, а она – тридцатилетняя старая дева. Теплая рука на ее щеке и губы на ее губах всколыхнули в душе несказанную радость, прекрасную, болезненную радость. Ничего подобного она в жизни не испытывала. И вообразить себе не могла.

Для нее словно весна настала.

Эмма закрыла глаза, и все ее чувства обострились, стали яркими, чистыми, как никогда прежде. Его мужской, земной запах. Грубоватая кожа его ладони, покоящейся на ее щеке. Вкус его губ. Стук ее сердца, точно биение крыльев птицы, взмывающей в поднебесье.

Какие у нее чувственные губы, как будто в них сосредоточились все нервные окончания, ведущие к каждой клеточке тела. Она вся дрожала, живая, вибрирующая. Кожа вокруг рта горела от прикосновения колючих щетинок, успевших проклюнуться на его лице. Как непонятен мужчина, но как он прекрасен. Чужой, но такой близкий и родной.

Она положила руки ему на грудь. Шелковый жилет был гладким, прохладным. А под ним твердые теплые мускулы. Ладони Эммы скользнули под сюртук к его плечам, впервые в жизни наслаждаясь силой мужского тела, и в этот момент она почему-то поняла, что вся эта сила подвластна ей. Она обняла его за шею и прижалась плотнее, желая закутаться в эту силу.

Похоже, ее движение пробудило что-то внутри его. Из груди его вырвался стон, свободная рука обхватила ее за талию. Он приподнял Эмму и прижал к себе. Его рука легла на ее шею. Поцелуй стал глубже, его язык проник к ней в рот. Эмма беззвучно вскрикнула от потрясения, но потом коснулась своим языком его языка, и по телу пошли волны удовольствия. Она впервые поняла, что на самом деле означает чувственность.

Эмма прильнула к нему, прижавшись всем телом с бесстыдством, которое должно было смутить ее, но охватившие ее чувства были настолько сильны и необычны, что ей стало не до стыда. Она ощущала его тело, такое огромное по сравнению с ее хрупким станом, такое сильное, но, как ни странно, ей казалось, что он недостаточно близок к ней. Ей хотелось еще большей близости, хотелось чего-то еще, чего-то, чему она не знала названия. Она шевельнулась, ее бедра потерлись о его ноги. И застонала.

И вдруг все кончилось.

Его руки схватили ее за плечи, оттолкнули, оборвали поцелуй. Тяжелое прерывистое дыхание смешивалось с ее дыханием в образовавшемся между ними пространстве. Глаза живые, синие, как море.

Его ладони скользнули вверх и взяли в плен ее личико.

– Вы никогда прежде не целовались? – прошептал он. Она молча покачала головой.

На его губах заиграла улыбка, и Эмму словно обдало холодом. Он смеется над ней? Она что-то сделала не так? Неожиданно она почувствовала себя неловкой, неуклюжей, и ужасно испугалась.

– Вы не должны были делать этого, – выдохнула она.

– Может быть. – Он притянул ее к себе и снова поцеловал, быстро, резко. – Но я редко делаю то, что должен. Я непослушный мальчик.

С этими словами он отпустил ее, развернулся и исчез за книжной полкой.

Его шаги затихли вдали. Он вышел из комнаты, но Эмма не пошла за ним. Она не могла, пока не могла. Она стояла в дальнем углу книжного магазина на Бувери-стрит, не в силах пошевелиться, одежда помята, шляпка съехала набок.

Эмма прижала пальцы к губам. Они распухли и горели. Теперь она знала, что значит целоваться. Теперь она знала, и все изменилось.

У Эммы появилось нелепое желание разрыдаться, но не от чувства вины или раскаяния, которое должна была бы испытать приличная женщина. Этот поцелуй – самое прекрасное, что случилось в ее жизни, и ей хотелось плакать от радости.

Загрузка...