Пандора – самое неуправляемое и взбалмошное создание. Женщина, одним словом.
К назначенной на среду встрече мисс Дав снова окружила себя оболочкой холодной деловитости, к которой привык Гарри. Без сомнения, это было очень мудро с ее стороны – им обоим следовало придерживаться разумного поведения, – и все же Гарри ощутил легкое разочарование. Ему хотелось поближе познакомиться с новой мисс Дав, той, чья улыбка могла осветить комнату. Той, которая исторгала проклятия наедине с самой собой. Той, которая не ударила его по рукам, когда он ласкал ее бедра.
Он проверил статью, присланную с посыльным накануне, и одобрил все доработки. Однако колонка для мужчин, добавленная по его просьбе, требовала пересмотра, так как мисс Дав явно никогда не приходилось выбирать себе камердинера. Эмма не стала противиться изменениям.
И хотя она все еще очень походила на ту мисс Дав, которую он знал, в ней все равно чувствовались перемены. Его бывшая секретарша никогда бы не вышла из себя и не выкинула хозяина из своей квартиры. Она никогда не швырнула бы ему в лицо его же критику и не решилась бы торговаться из-за процентов. Мисс Дав стала другой. Он не знал, как это случилось, но понимал, что заинтригован. Возможно, успех придал ей спокойной уверенности в себе, коей она не выказывала раньше. Или все дело в том, что она потребовала от Гарри уважения, которого он, положа руку на сердце, не оказывал ей прежде. Его взгляд скользнул к ее накрахмаленной и наглухо застегнутой на груди английской блузке. Быть может, хмыкнул он про себя, причина в том, что он продолжал представлять ее себе обнаженной.
– Я все подготовлю к завтрашнему выпуску, – пообещала она, врываясь в его размышления.
– Где вы получили столько знаний? – спросил он из чистого любопытства. – Хрусталь и кольца для салфеток, что хорошо, а что плохо? И откуда вы черпаете свои идеи?
– До замужества моя тетушка Лидия служила гувернанткой, она была очень щепетильной в том, что касается хороших манер. Вот так я и узнала, говоря вашими словами, что хорошо, а что плохо. Я жила с ней с пятнадцати лет.
– А ваша мать?
– Она умерла, когда мне было всего восемь. Я почти не помню ее. – Мисс Дав посмотрела поверх его плеча, взгляд ее затуманился. – Она постоянно твердила: не играй в грязи, – прошептала она. – Это я помню.
– Вам запрещалось играть в грязи? Почему, ради всего святого?
– Отцу не нравился вид испачканной одежды. Он, как человек военный, был очень строгим и аккуратным, знаете ли.
Гарри знал. Он ясно представил себе детство мисс Дав, и картина получилась слишком безрадостной.
– Значит, в пятнадцать вы переехали к тете. Она была замужем?
– К тому времени она овдовела и проживала в Лондоне, всего в нескольких кварталах отсюда. После смерти отца я перебралась к ней.
– Ваша тетя была одинокой и не жила с вами, со своими родственниками? – удивился Гарри.
На лице ее застыло странное выражение – тяжелое, холодное, точно маска. В душе Гарри родилось необъяснимое чувство.
– Нет, – ответила она секунду спустя. – Мой отец не… Судьба тети не волновала его. Она была сестрой моей матери.
Да и тетя не слишком тревожилась об отце, догадался Гарри. Что-то здесь было не так, неправильно. Он чувствовал это, и ему это не нравилось.
– Но в любом случае разве не лучше было бы вам жить с тетей после смерти матери?
– Нет. По крайней мере, – добавила она с вымученной улыбкой, – отец так не считал. Как я уже сказала, они не ладили. Но отвечая на вторую часть вашего вопроса о хрустале, салфетках и прочем… – Она задумалась ненадолго, потом проговорила: – Я и сама не знаю, откуда берутся мои идеи. Они просто приходят в голову. Я много читаю. Брожу по улицам, наблюдаю, пишу о том, что кажется мне интересным. Разговариваю с людьми – матронами, торговцами, ремесленниками. И конечно же, обожаю ходить по магазинам. Например, сегодня я собираюсь исследовать магазинчики вокруг рынка «Ковент-Гарден». В сущности, – она бросила взгляд на часики, приколотые к ее бежевому жакету, – мне пора, если мы закончили. Уже почти одиннадцать. – Она убрала в портфель материал, требующий дополнительной проверки, и встала.
Гарри тоже поднялся.
– Мне хотелось бы составить вам компанию, – услышал он свой голос.
Эмма с сомнением посмотрела на него:
– Хотите пойти со мной? Вы?
Он рассмеялся:
– Понимаю, это вас удивляет.
– Мягко говоря. Вы же ненавидите магазины.
– А вы обожаете. Вот почему я перекладывал покупку подарков на ваши плечики. Вы в этом деле намного лучше меня разбираетесь. У вас талант отыскивать подходящую вещь для каждого.
– Спасибо, милорд. Всегда приятно знать, что твой подарок пришелся человеку по сердцу.
– Если это доставляет вам такое удовольствие, то почему бы вам снова не прийти мне на помощь?
– Решительно нет, – поспешно выпалила Эмма.
– Вы стали такой бессердечной, – притворно вздохнул Гарри. – Подумайте о моих несчастных сестрах.
Его мольбы не произвели на нее никакого впечатления.
– Я не умею выбирать подарки, мисс Дав, – сказал он, шагая за ней к двери. – Вы не представляете, какой это кошмар, когда до Рождества два дня, а вы не знаете, что купить.
– Так вам и надо, не будете тянуть до последнего момента.
– Может, вы и правы, но Рождество без вас пугает меня.
– Не бойтесь. Просто внимательно слушайте, что говорят окружающие. И идите в магазин, без этого, к сожалению, не обойтись.
Он застонал.
– Считайте нашу сегодняшнюю прогулку хорошей тренировкой.
– Ну ладно. Буду оттачивать мастерство хождения по магазинам, наблюдая за вами.
С этим он и мисс Дав отбыли к рынку «Ковент-Гарден», и в последующие два часа Гарри начал лучше понимать ее. Он открыл в ней прекрасного слушателя, обладающего прирожденным даром брать у людей интервью и выуживать из них необходимую информацию. Жена мясника сказала ей, где купить вкусную горчицу. Лоточник, торгующий овощами и фруктами, поделился рецептом изумительного корнуоллского печенья. Полицейский на углу Мейден-лейн и Бедфорд-стрит сообщил, какие переулки безопасны, а какие нет. Эмма была готова учиться всему и у всех, внимательно слушала людей и брала на карандаш все сведения, которые сумела добыть. Ничего удивительного, что она знала, где найти самые качественные ботинки и как смастерить бумажных зверушек. Она хорошо разбиралась в человеческих слабостях и играла на одной из них – люди чувствовали свою важность, делясь с ней знаниями, и им это нравилось.
Гарри держался в сторонке, и временами Эмма так увлекалась беседой, что, казалось, забывала о нем. Он наблюдал за ней, пользуясь моментом, но нечего было и мечтать снова увидеть ее силуэт в лучах солнца. По крайней мере не сегодня.
Она была в наглухо застегнутом бежевом костюме, из которого выглядывал лишь высокий ворот белой блузы и зеленая бархотка вокруг шеи. Необъятные сверху и узкие в локте и у запястья рукава и оборка на талии непропорционально увеличивали в объемах ее хрупкие плечики и узкие бедра, а соломенная шляпка с кучей зеленых ленточек и сливочных перьев мешала увидеть огненно-рыжие отблески в ее волосах. Широкие поля скрывали от Гарри ее глаза.
И все же пока они бродили меж фруктов и овощей рынка «Ковент-Гарден», он утешался тем, что видел: мягкой светлой кожей ушка и шейки, утонченным носиком и милыми золотыми веснушками. Сколько еще веснушек скрывается от его глаз? Сколько времени потребуется, чтобы перецеловать их все?
Как только в голове возникали подобные мысли, Гарри пытался прогнать их прочь и подумать о чем-нибудь менее интимном, но, как он и подозревал, сделать это было нелегко. Перед глазами постоянно всплывала фигурка мисс Дав на стремянке, линия груди и тонкая талия. Из памяти не шли стройные ножки, воображение услужливо рисовало горячие поцелуи. Другими словами, дары Пандоры не собирались возвращаться обратно в ящик.
Он решил, что пришла пора немного поговорить.
– Мисс Дав, я начинаю восхищаться вашими методами добывания информации, – сказал он, когда они шли по разные стороны длинного деревянного прилавка, уставленного корзинами с первыми летними фруктами. – Вы прекрасный слушатель, и люди охотно откликаются на это.
Наградой ему стала улыбка.
– Спасибо. Было бы, конечно же, легче, если бы я могла открыть им, что я миссис Бартлби. Люди проявили бы больше старания. Но поскольку мы храним ее личность в тайне, я довольствуюсь положением секретаря.
– Да, я уже заметил, что вы именно так и представляешь. Насколько я понимаю, миссис Бартлби нет нужды подмасливать людей, но ее секретарь вынуждена делать это.
– Я никого не подмасливаю, – поморщилась Эмма.
– О, еще как подмасливаете! Причем всех, кто встречается вам на пути. То есть, – усмехнулся он, – всех, кроме меня.
К его удивлению, она остановилась, и Гарри последовал ее примеру.
– Я сожалею о том, что наговорила в тот день, правда. – Она повернулась и посмотрела на него через прилавок. – Не знаю, какая муха меня укусила.
– Не надо сожалеть, – произнес он с напускной суровостью. – Это была самая честная оценка, ни грамма лести. На вас трудно произвести впечатление, мисс Дав.
– Неужели? – Она взяла из корзины сливу. – А вам-то какое до этого дело? Вы же говорите, что вас не интересует мнение других людей, – напомнила она ему, положив одну сливу и выбрав другую, – так зачем вам производить на меня впечатление?
Он пораженно посмотрел на нее через прилавок, так и не найдя остроумного ответа.
– Все не так просто, да, милорд? – промурлыкала она, с легкой улыбкой взяв из корзины следующую сливу. – Иногда важно, что думают о нас другие люди. Вот почему юные леди едят куриные крылышки, а я обращаю внимание на суждения моей хозяйки. Знать правила поведения просто необходимо. Поэтому люди читают статьи миссис Вартлби.
– Нехорошо использовать против меня мои же собственные слова.
Она встретилась с ним взглядом.
– Дело в том, что нас всех до некоторой степени интересует мнение других людей о нас самих.
– Меня нет, – сказал он. – По крайней мере мнение большинства. Но мы с вами… друзья. – Ложь, причем откровенная. Он не хотел быть ее другом. Он хотел поцеловать ее, вот почему жаждал произвести на нее хорошее впечатление. Это увеличивало его шансы на успех.
– Значит, теперь мы с вами друзья? – не без сарказма поинтересовалась Эмма.
– Если сбросить со счетов тот факт, что я вам не нравлюсь, – поправился он и увидел ее улыбку. – Но я решил не обращать на это внимания.
– Ради нашей дружбы? – рассмеялась она.
– Точно.
Эмма вернула сливу в корзину, взяла следующую, внимательно изучила ее и положила на место.
– Эти сливы ужасны, да еще за такие деньги!
Гарри посмотрел на ценник:
– Дюжина за шестипенсовик кажется вполне разумной ценой.
– Возмутительно! В сезон сливы должны продаваться по три за пенни.
– Вы скряга, мисс Дав.
Его замечание ей явно не понравилось.
– Я экономная, – нахмурилась она.
– Как скажете.
– В любом случае сливы я не очень люблю. У них слишком кислая шкурка. Ах, был бы сейчас август! Тогда бы персики поспели. Я обожаю персики, а вы? – Она запрокинула голову, прикрыла глаза и облизнулась. – Спелые, сладкие, сочные.
В его мозгу вспыхнуло чувственное видение – персики и нагая мисс Дав. По телу прокатилась волна вожделения и захватила Гарри прежде, чем он успел справиться с ней.
– С вами все в порядке, милорд?
– Что? – Гарри потряс головой, пытаясь прийти в себя, пока предмет его мечтаний с тревогой взирал на него.
– У вас такое странное выражение лица. Вы не заболели?
– Заболел? – Можно и так сказать. – Нет, – солгал Гарри. – Я в порядке. В полном порядке.
Она удовлетворенно кивнула и вновь принялась рассматривать фрукты. Гарри ослабил галстук, злясь на себя. Да что с ним такое? Он же не тринадцатилетний юнец, чтобы терять над собой контроль. И определенно не из тех мужчин, которых тревожит мнение женщины или которые позволяют чувственным фантазиям вмешиваться в дела. В любом случае целомудренные девы не его профиль. Внезапная тяга к мисс Дав не поддается объяснению. И доставляет массу неудобств.
Несмотря на то что ситуация изменилась, мисс Дав все еще работает на него. Обстоятельства, выстроившие меж ними стену, не исчезли. И он не имеет права забывать об этом. Он джентльмен, а джентльмены не пользуются служебным положением в личных целях, особенно если речь идет о невинных девах. Он должен положить конец мечтам о мисс Дав. Просто обязан.
Она двинулась вдоль прилавка, а он задержался, сражаясь с фантазиями о том, как он кормит ее фруктами и при этом оба они обнажены. Вернув контроль над собой и своими низменными страстями, он нагнал ее в конце прилавка.
– Вы закончили?
Она покачала головой и протянула плетеную корзинку:
– Думаю купить немного ранней клубники.
Гарри издал стон и сдался. В конце концов, нет ничего страшного в том, чтобы поддаваться воображаемым соблазнам, уговаривал он себя. Главное – не воплощать их в жизнь.
Марлоу вел себя очень странно. Эмма раздумывала над этим, пока они сидели друг против друга на травке на набережной Виктории и поглощали импровизированный ленч из холодного языка, хлеба с маслом и клубники.
Марлоу сказал, что на нее трудно произвести впечатление, но Эмма никогда не замечала в нем желания сделать это.
Однако сегодня он явно сам не свой. И это непонятное выражение на лице, появившееся, когда она упомянула персики. Затуманенный, отстраненный взгляд, словно погруженный в свой мир. Она не могла найти этому объяснения.
К тому же он не сводил глаз с ее губ.
Вот и сейчас тоже.
Эмма застыла, не донеся клубнику до рта.
– Почему вы таращитесь на меня? Вы меня смущаете.
– Да? – Он даже не подумал отвернуться. Вместо этого лишь откинулся назад, оперся на локти и склонил голову набок. На губах заиграла улыбка.
– Вы заставляете меня думать, будто у меня на лице что-то есть, – сказала она. – И почему вы так улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?
Гарри перевел взгляд с ее губ на глаза.
– У вас ничего нет на лице, и я не собирался таращиться. Примите мои извинения. Я просто хочу получше узнать вас, изучая вашу внешность. В духе нынешних равноправных отношений, ну вы понимаете.
И хотя он по-прежнему улыбался, слова прозвучали искренне. Довольная мисс Дав решила тоже сделать шаг навстречу. Ведь им действительно придется работать вместе.
– Невзирая на ваши мысли, кое-что мне в вас очень нравится.
– Продолжайте, – поторопил он ее, когда она запнулась. – Ради всего святого, не останавливайтесь. Вы должны поведать мне о моих лучших качествах.
– Ну, например, вы обладаете завидным деловым чутьем.
Он сел, взял клубнику и удрученно посмотрел на мисс Дав, отправляя ягоду в рот.
– Не такое уж и завидное, если учесть миссис Бартеби.
– От ошибок никто не застрахован. К тому же я поняла, что мои темы не ваш конек, если можно так выразиться. Вы правы, моя популярность вполне может оказаться мимолетной. У вас же целая история успеха, и мне остается только восхищаться ею. Я уважаю вашу деловую хватку.
Она съела клубничку и потянулась к корзинке за следующей.
– И это все? – вопросительно посмотрел на нее Марлоу. – Вы уважаете мою деловую хватку?
– Каких еще похвал вы ждали от меня? – Эмма изумленно взглянула на него.
– Только не таких, – с нажимом проговорил он. – Как бы ни было приятно узнать об уважении, из женских уст это звучит не слишком лестно.
Она с подозрением смотрела на него, поедая клубнику, не в силах решить для себя, дразнит он ее или нет.
– Значит, вы хотите лести?
Марлоу сделал вид, что обдумывает ее предложение, потом кивнул.
– Да, – широко улыбнулся он. – Длинный перечень моих недостатков уязвил мое мужское самолюбие. Меня срочно надо подмаслить.
Каким же несносным он бывает!
– Нет, – отрезала Эмма, сложив руки на груди и стараясь не рассмеяться. – Лесть только добавит вам тщеславия.
– Это вряд ли, ведь вы и впредь будете держать меня на коротком поводке и не дадите сбиться с верного пути. – Он подвинулся к ней ближе. – Вы недолюбливаете меня, я знаю это, своими собственными ушами слышал, но отказываюсь верить, что вы считаете меня насквозь испорченным. Должно же вам нравиться во мне что-то, кроме деловой хватки, Эммалайн.
– Я не давала вам разрешения называть меня по имени! К тому же, – добавила она, поморщившись, – я ненавижу имя Эммалайн. Называя меня подобным образом, вы ничего не выиграете.
– Ну ладно. Тогда могу ли я называть вас Эммой? Друзья так вас величают?
– Да. Но я не понимаю, отчего вы постоянно намекаете на дружбу. Мы не можем быть друзьями.
– Почему?
Она фыркнула.
– Как говаривала моя тетя Лидия, джентльмен не может стать надежным и заслуживающим доверия другом женщины.
– Умная дама, ваша тетя, – хохотнул он.
Гарри вытянул свои длинные ноги параллельно ее ножкам, едва не касаясь их. Это уже переходило всякие границы приличия. Она открыла было рот, чтобы выразить протест, но в этот момент его колено задело ее колено, и Эмма утратила дар речи.
– Вы так и не сказали, что вам нравится во мне, – прошептал он, наклоняясь вперед. Так близко, что она уловила запах сандалового мыла, так близко, что она разглядела темно-синий ободок вокруг радужки его глаз. Он оперся ладонью о землю возле ее ног и перенес вес на эту руку. Его запястье прижалось к ее бедру.
– Ну давайте же, Эмма, – уговаривал он. – Подмаслите меня.
По ее телу разлилось тепло, кожа вспыхнула. Не ее ли тут подмасливают? – заподозрила Эмма, чувствуя, как тает под его взором, точно масло на солнце. Она беспокойно заерзала, не в силах оторвать взгляд от его запястья у своей ноги.
Его улыбка стала еще шире. Видимо, он заметил ее волнение, но не сдвинулся с места. И не сдвинется, пока не получит желаемого, поняла она.
О, как она завидовала в этот миг его легкости и беззаботности! Эмма судорожно сглотнула и заглянула прямо в яркие синие глаза. Дыхание перехватило от его обворожительной улыбки. Сердце пустилось вскачь, и Эмма впервые поняла, почему женщины теряют от Марлоу голову и выставляют себя дурочками.
– Вы очень красивый мужчина.
Он отстранился немного, с сомнением посмотрел на нее, потом оглянулся, как будто поверить не мог, что она обращается к нему. И вновь перевел взгляд на нее, видимо, решив убедиться, что комплимент предназначался именно ему, но скептическое выражение лица не исчезло.
– Вы считаете меня красивым? Правда?
– Да, – призналась она. – Вы можете быть очаровательным, когда захотите.
Он снова наклонился, от его лба до полей ее шляпки осталось несколько дюймов.
– Мне бы очень хотелось поцеловать вас. – Его ресницы опустились. – Боже правый, я бы так и сделал, находись мы в более уединенном месте.
Ее сердечко гулко стукнулось о ребра.
– Что за дикие фантазии! – выдохнула она и залилась краской, вместо достойной отповеди голос прозвучал хрипло, едва слышно. – Можно подумать, я бы вам позволила!
Он ничуть не устыдился, этот скверный ловелас. Улыбка вернулась на место, на сей раз безнадежно грешная.
– Это вызов, Эмма? Вы подстрекаете меня поцеловать вас?
Какие смелые слова! Ее затрясло от возбуждения, и потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Что за бред вы несете, – сказала она, взяв портфель и поднимаясь на ноги. – Теперь, когда я одарила вас щедрой лестью – что не идет на пользу никому, – нам лучше вернуться. Мне пора заняться статьей для следующего выпуска.
Она сделала шаг в сторону, отодвинувшись от него на приличную дистанцию. Но стряхивая с юбки хлебные крошки, услышала что-то вроде: «Я никогда не отказываюсь от вызова, Эмма».
Надо было сказать, что она не подстрекала его к поцелуям и что ни при каких обстоятельствах не позволит ему сделать этого. Но, покидая вместе с ним набережную Виктории, Эмма не проронила ни слова. Ее поведение наверняка разочаровало бы тетушку Лидию.