И он ее поцеловал

Глава 2

– В город приехал лорд Диллмот с дочерьми. Их кузины, девочки Абернати, тоже с ними.

Услышав эти слова сестрицы Дианы, Гарри уже знал, чего ждать дальше. Он велел официанту, который вертелся поблизости, подать еще вина. Оно ему явно понадобится.

– Какие чудесные новости. Напечатать об этом в моих газетах?

– Мы с мамой видели их сегодня в антракте. – Диана, старшая из сестер, на шесть лет младше Гарри, была красивой и умной. А также на удивление целеустремленной. Отсутствие с его стороны интереса к поднятой ею теме ничуть не смутило Диану, и она замолчала лишь на тот краткий миг, который потребовался, чтобы заправить за ушко выбившийся из прически локон темно-каштановых волос и отпить глоточек вина. – Они так хорошо выглядят, – как ни в чем не бывало продолжила она. – Особенно леди Флоренс. Она общепризнанная красавица.

– Это точно, – тут же согласился с ней Гарри. – Жаль, что ее мозги не вызывают такого же восхищения.

– Жюльетт Бордо – яркий пример того, насколько вы, сэр, цените в женщинах интеллект, – не осталась в долгу Диана.

Гарри решил не говорить, что порвал с Жюльетт. Это только всколыхнет новые надежды на его повторный брак.

– Она гораздо умнее леди Флоренс, – сказал он. – Хотя это ни о чем не говорит, уверяю тебя.

В разговор вступила его младшая сестра:

– Зачем ты общаешься с этой женщиной? – На ангельском личике Фиби отразилось неподдельное удивление.

Гарри не стал просвещать ее. Почему джентльменов тянет к роскошным танцовщицам из варьете – не лучший предмет для обсуждения с сестрами.

По всей видимости, мать разделяла его точку зрения на данный вопрос.

– Довольно, Фиби. – Леди Луиза постаралась произнести это повелительно, но, увы, твердости в его матери было не больше, чем в жидком заварном креме. Вот почему у Гарри три невыносимые сестрицы, даже сомневаться ни к чему. – В конце концов, мы обедаем в «Савое», – добавила леди Луиза.

Средняя сестра Вивиан залилась смехом.

– Какое это имеет отношение к делу, мама? – Она окинула взглядом шикарный отдельный кабинет, в котором они сидели. – Красные стены, хрустальные канделябры и золотые парчовые портьеры – вполне подходящий интерьер для танцовщиц.

– Вивиан! – Леди Антония, бабушка Гарри, строго посмотрела на всех присутствующих. – Более ни слова об этой Бордо, – приказала она, и ее занудный голос произвел гораздо больше, впечатления, чем возмущенный тон матери. – У меня расстраивается пищеварение.

Из-за того, что леди Антонии было уже под восемьдесят, домашние относились к распоряжениям бабушки и ее пищеварению с огромным уважением. К превеликому удовольствию Гарри, тему Жюльетт больше не поднимали. Плохо, что они не могли прекратить рассуждения по поводу его предполагаемой будущей жены – предмет, который неизменно завораживал всех женщин семейства, и особенно сестер.

– Леди Флоренс толстовата, Ди. – Вивиан вернулась к теме, затронутой Дианой, согласившись с оценкой интеллекта младшей Диллмот. – Мы наверняка можем найти и получше.

– Я знаю, что мои предпочтения никого не интересуют, – проговорил Гарри, напустив на себя вид смиренного уважения к сватовским способностям сестер, – но при мысли о браке с Флоренс Диллмот меня бросает в дрожь.

– Тебя просто при мысли о браке в дрожь бросает, – фыркнула Диана. – Вот в чем сложность.

– Это не сложность, Ди. Это благословение Божье. Фиби, передай мне ветчину.

Фиби с готовностью откликнулась на просьбу брата.

– Как насчет сестры Флоренс, Мелани? – предложила она, пока Гарри накладывал себе ветчину. – Мелани вполне сгодится. Она милая и неглупая. Она мне нравится.

– Отлично, – сказал он с набитым ртом. – Почему бы тебе не жениться на ней?

– Харрисон, сначала прожуй, потом говори, – отчитала его леди Антония, словно Гарри был семилетним мальчиком, а не зрелым мужчиной тридцати шести лет. – Девочки, прекратите подыскивать брату новую жену. Это только отвращает его от самостоятельных поисков невесты. Вполне понятно, что после этой чудовищной американки он старается уклониться от повторного брака, – неохотно добавила она.

«Эта чудовищная американка» – только так, и никак иначе, называла бабушка его бывшую супругу. Не то чтобы это задевало Гарри, он предпочел бы вообще забыть о Консуэло.

– Одна неудачная попытка не должна отвратить тебя от брака в целом, – наставительно сказала Фиби.

– Глас всезнания. – Гарри, поддев сестру, попробовал положить конец неприятному разговору.

– Мы просто желаем тебе счастья.

– Знаю, Ангелочек, и люблю вас за это. – Он наклонился и нежно поцеловал Фиби в щечку. – Но узы Гименея не принесут мне счастья. Поверь мне на слово.

– Какая бестактность рассуждать подобным образом; ведь у меня свадьба через десять месяцев, – прозвенел веселый голосок Дианы. – В отличие от тебя я готова рискнуть второй раз. Эдмунд – самый удивительный мужчина из всех, которых я знала.

Первый брак Дианы оказался очень неудачным, и хотя муж измучил ее откровенными изменами, у него хватило ума вовремя погибнуть в железнодорожной катастрофе. Несмотря на невыносимые душевные страдания, Диана не утратила веру в то, что любовь и брак должны идти рука об руку. Через шесть лет после смерти своего благоверного она собиралась выйти замуж вторично. Возможно, на этот раз ее вера, оправдается. Гарри очень на это надеялся, но это вовсе не значило, что он намеревался последовать ее примеру.

– Ты неисправимый романтик, Диана. Всегда такой была.

– А мой жених? У Эдмунда супружеский опыт не лучше твоего, знаешь ли. Он тоже влюбился в одну из этих американок и женился на ней. И развод ему дался так же трудно, но в отличие от тебя он не стал циником.

Циником? Сердце Гарри на миг сжалось от боли – слабый отголосок того, что он испытал в ту ночь, когда окончательно смирился – с правдой о своей жене и их будущем. В ту ночь, когда она оставила его, Гарри избавился от последних любовных иллюзий, которые сумел пронести через четыре года кромешного ада с ней.

– Я не циник, – процедил он сквозь зубы. – Просто не вижу причин жениться снова.

– Не видишь причин?! – с осуждением посмотрела на него бабушка, оторвавшись от еды. – А как же наследник поместья?

– У меня есть наследник. Кузен Джеральд.

Леди Антония презрительно фыркнула.

– Но, бабуля, он мечтает о поместье. Скажу больше, он жаждет получить его. Всякий раз, приезжая в Марлоу-Парк, он пересчитывает серебро, интересуется дренажной системой и часами беседует с управляющим. Будет жалко, если его рвение пропадет втуне.

Антония, во многом похожая на правящую королеву, не нашла в его шутке ничего смешного.

– Прекрати нести чушь, Харрисон. Ты всегда так поступаешь, когда желаешь уйти от неприятной темы. Ты виконт. Твой первый и единственный долг – удачно жениться и заиметь сыновей.

Бабушка навсегда отстала от жизни. Она была не в состоянии принять тот факт, что все землевладельцы давно разорились. Гарри много лет назад понял, куда ветер дует. Единственная вещь, за которую он был благодарен браку с Консуэло, – знакомство с ее отцом. Старый мистер Эстравадос преподал ему хороший урок, будущее за промышленниками, а не за аристократией, говорил он Гарри. Именно они завладеют и деньгами, и властью. Его слова стали для Гарри путеводной звездой, и это окупилось сторицей в последние четырнадцать лет. Унаследовать поместье и вырастить наследника уже не так важно, как в прежние времена. Но мать придерживалась иного мнения и не замедлила высказать его:

– Гарри, ты обязан жениться и родить сыновей. Просто обязан. Время уходит. Тебе уже тридцать шесть, и через несколько лет будет поздно. Тебе исполнится сорок, а мы все знаем, что случается с бедными мужчинами в это время.

Гарри поперхнулся вином.

Леди Луиза, похоже, ничего не заметила.

– Ты должен срочно найти жену.

Мать не знает, что говорит, уверял он себя.

– Зачем мне ломать голову и самому искать жену, мама, когда у меня есть такие заботливые сестры? Они все за меня сделают.

– А что случается с мужчинами в сорок лет? – заинтересовалась Фиби.

– Не важно. – Не давая Фиби развить эту тему, Диана вернулась к девочкам Диллмот: – Знаешь, Фиби, думаю, ты права. Леди Мелани неплохой выбор. Конечно, она засиделась немного, ей двадцать восемь, – она не так хороша собой, как Флоренс, но у нее черные волосы, а Гарри предпочитает именно темноволосых. К тому же Мелани – самая умная из двух сестер.

– Умная? – Из груди Гарри вырвался тяжкий вздох. – Мелани Диллмот не способна поддержать разговор. Она слишком косноязычна, слова вымолвить не может. Не пойму, как ты ухитрилась узнать о ее уме.

– Она теряет дар речи только в твоем присутствии, – заверила его Диана. – Это понятно, если учесть ее чувства, хоть я и не уверена, сослужат ли они добрую службу и сделают ли ее хорошей женой.

– О чем ты толкуешь?

– О, Гарри! – застонала старшая сестра. – Иногда ты бываешь непроходимым тупицей!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – охотно согласился он с ней. – В конце концов, я ведь мужчина. И что же во мне такого, от чего у Мелани Диллмот язык отнимается?

– Она влюблена в тебя, разумеется!

– Что? – изумился Гарри. – Не говори глупостей!

– Влюблена, – настаивала на своем Диана. – И давным-давно. С тех пор, как ты спас ее кошку.

Он даже про ужин забыл, оторвался от тарелки и обвел глазами сидящих за столом. На его лице явно отразились тщетные попытки припомнить изгладившееся из памяти событие. Вопросительный взгляд был встречен четырьмя вздохами безысходности и одним раздраженным старческим покашливанием, на все эти звуки он не обратил никакого внимания. Живя в окружении дам, без отца, который умер двадцать лет тому назад, и без единого брата, чтобы хоть как-то сравнять счет, он давно усвоил одну азбучную истину – женщинам угодить невозможно.

– Ты сошла с ума, Ди, – заявил он, возвращаясь к еде. – Я никогда не спасал никаких кошек. Не переношу этих животных.

– Поверить не могу, что ты этого не помнишь! – закатила глаза Диана. – В то лето, когда девочки Диллмот гостили у нас в Марлоу-Парке. Ты только что Кембридж окончил. Кошечка Мелани попала в мышеловку, а ты освободил ее.

В голове всплыли смутные воспоминания.

– Ради Бога, с тех пор уже лет сто прошло. Ну по меньшей мере пятнадцать.

– Она всегда об этом помнила, – сказала ему Диана. – И плакала, когда ты женился на Консуэло.

– Я бы и сам заплакал, если бы знал, во что ввязываюсь.

Никто даже не улыбнулся. Гарри был не в состоянии понять, отчего его семья считает, будто образ рыдающей Мелани Диллмот способен зародить в нем хоть искру романтического интереса. Единственное желание, которое порождало в мужчине это жалкое подобие женщины, – бежать без оглядки.

– А как насчет Элизабет Дарбури? – предложила Фиби. – Она брюнетка.

– Ты без наследника не останешься, – одобрительно кивнула леди Антония. – У Дарбури как минимум по двое сыновей в каждом поколении.

– Лиззи Дарбури не годится, – вставила Вивиан. – Она не понимает шуток Гарри. Смотрит на него, как будто он немного умом тронулся, и никогда не смеется.

– А это очень важно, – согласилась леди Луиза. – Мужчины злятся, если мы не находим их забавными. Особенно Гарри. Его это расстраивает.

– Это меня не расстраивает. И я не понимаю, почему сестры взялись искать мне жену.

– Потому что ты сам не способен на это, – выпалила Вивиан, получив поддержку всех дам, они дружно закивали.

Не в силах опровергнуть столь вескую причину и будучи слишком добрым, чтобы напоминать им о том, что первый брак Дианы был не лучше его собственного, Гарри решил доиграть в молчанку. Может хоть это заставит сестер отступиться. Через три секунды стало понятно, что его стратегия потерпела полный крах.

– Есть еще Мэри Недерфилд, – сказала Вивиан. – Она девушка со вкусом. Всегда такая элегантная.

Это был высший комплимент, который можно получить от Вивиан, обожавшей одежду и уделявшей много внимания дамской моде.

Фиби забраковала леди Мэри, отрицательно качнув головой:

– У нее ни единого шанса. Она голубоглазая блондинка. К тому же слишком спокойная и благоразумная.

– Да, но ему именно такая жена и нужна. – Вивиан махнув рукой в сторону брата. – Он такой сумасброд, ему необходима спокойная и благоразумная девушка.

– Но Гарри таких не выносит.

Чего Гарри действительно не выносил, так это когда его обсуждали так, словно его нет рядом.

– Ваш разговор не имеет смысла, – начал раздражаться он. – Я больше никогда не женюсь. Сколько раз вам это повторять?

– О, Гарри! – запричитала мать, в глазах плескалось разочарование. – Ты абсолютно безнадежен в том, что касается важных вещей.

Как будто деньги, которые он зарабатывал и которые позволяли им всем одеваться у Уорта, посещать оперу и ужинать в личном кабинете ресторана «Савой», были не важны. Но он знал: обсуждать с матерью, откуда берутся деньги бесполезно. Мать и логика – понятия несовместимые, особенно в том, что касается денежных вопросов.

Как-то раз он попытался объяснить ей, что такое акции основного капитала. У обоих чуть голова не раскололась.

– Ты должен жениться и обзавестись сыновьями, – продолжала она тем временем. – В наши дни так трудно найти приличный коттедж.

Какое отношение коттеджи имеют к сыновьям, было выше его понимания, но это же его мать. Выдавать непостижимые вещи – ее вторая натура.

Фиби правильно истолковала его озадаченный взгляд.

– Джеральд не позволит нам жить в Марлоу-Парке, если ты умрешь и он станет виконтом, – пояснила она. – А поскольку собственником будет он, нам придется искать себе новый дом.

– А-а… – Просвещенный Гарри не стал говорить о том, что миллион фунтов стерлингов в банке Ллойда, приносящий недурной процент, более чем достаточная защита будущего его родных. Вместо этого он решил притвориться, что обдумывает возникшую проблему. – Полагаю, после моей смерти вы всегда можете переехать в Америку. Коттеджей там на всех хватит. В деревеньке под названием Ньюпорт полно милых уголков.

Мать никогда не могла понять, когда сын шутит, а когда нет.

– Что ж, просто замечательно. – Голос ее дрогнул. – Что мы будем делать, если ты умрешь, не оставив наследника?

Отчего-то Гарри считал, что мысль о его кончине должна удручать близких больше, чем отсутствие наследника, но он явно был единственным, кто видел вещи в подобном свете.

Диана деликатно кашлянула.

– Как я уже говорила, Диллмоты привезли с собой кузин Абернати, Нэн и Фелисити. И я подумала…

– Довольно! – Гарри со стуком положил нож и вилку на тарелку. Его терпению пришел конец. – Может, прекратите уже, все вы? Ни одна женщина на земле не затащит меня под венец. Я никогда не женюсь. Никогда! Понятно вам?

Пять женщин, которых он любил больше всего на свете, уставились на него, точно выводок перепуганных, обиженных котят. Вынести такого взгляда Гарри не мог.

Он оттолкнул тарелку и, поскольку остальные тоже закончили есть, подал официанту знак убирать со стола.

– В любом случае я не могу понять, почему мы обсуждаем меня, – сказал Гарри. – Сегодня день рождения Фиби. Думаю, пришла пора открывать подарки. Кстати, о подарках…

Он вынул из кармана крохотный, завернутый в оберточную бумагу сверток и торжественно преподнес его младшей сестренке:

– Это тебе, Ангелочек. С днем рождения.

лаза сестры загорелись.

– Лиможская шкатулка, да? Только она такая крохотная, больше ничего на ум не приходит. Я права?

– Открой и посмотри.

Она развязала ленточку и сняла бумагу. Раскрыв картонную коробку и увидев, что находится внутри, Фиби залилась счастливым смехом.

– На ней ангелочки!

– Так это и в самом деле Лимож? – Вивиан вытянула шею, пытаясь получше рассмотреть подарок.

– Да. Взгляни. – Фиби вытянула руку, чтобы остальные тоже могли посмотреть на шкатулку.

Гарри припомнил слова мисс Дав и склонился к плечику сестры.

– Говорят, эти шкатулочки открываются, так? – невинно поинтересовался он.

Фиби поддалась на его уловку.

– Да, конечно, открываются. – Она продемонстрировала это, откинув крышку на петельках. – Вот, посмотри как… Бог ты мой!

Она вытряхнула на ладонь перстень.

– Сапфир! Смотрите, это же сапфир! – Отложив шкатулку, она подержала кольцо на ладони с долю секунды, показывая его родным, и надела на палец правой руки. Оно село как влитое. Конечно же. Мисс Дав, благослови ее небеса, не допустила бы иного.

– Тебе уже двадцать один год, – сказал Гарри, – и мне показалось, что сапфир – это то, что нужно. Подходит к твоим глазам, знаешь ли. Нравится?

– Нравится?! – Фиби бросилась ему на шею. – Я в восторге, – заявила она, звонко целуя его в щеку. – Просто восхитительно! И шкатулка восхитительная. Ты всегда балуешь нас такими замечательными вещицами!

– Ну тогда ладно. – Он прижался губами к ее лбу. Мама, бабушка и Вивиан окружили Фиби, восхищаясь подарком, но Диана не последовала их примеру. Она подвинулась поближе к Гарри.

– Эта мисс Дав просто чудо, – прошептала сестрица. – Всегда находит нам восхитительные дары.

– Не понимаю, о чем ты.

– Не волнуйся, дорогой братец. Я единственная, кто раскрыл твою маленькую тайну, и никому о ней не скажу.

– Ты настоящий друг, Ди.

– Ну, ты вряд ли так скажешь, когда кое-что узнаешь.

Он повернулся к ней.

Диана призналась ему в содеянном.

– Что? – взревел он.

Остальные разом посмотрели на него, в комнате повисла тишина. Диана поморщилась, увидев выражение его лица.

– Просто поддалась чувству сострадания. – Она прикусила губу, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние.

– Сострадание, черт подери!

– Господи, – проговорила мать, – о чем это вы?

– Я рассказала ему о приглашении, – объяснила Диана.

– О Боже! – Леди Луиза тревожно нахмурилась, вглядываясь в лицо сына. – Ему не понравилось, да?

– Как вы могли подумать, что мне может это понравиться? – повысил голос Гарри.

– Ну, дело уже сделано, – пискнула Диана. Мать повеселела, тревога покинула ее лицо.

– Да, и это было правильно.

– Правильно?

– Гарри, дорогой, только не кричи. Эти бедные девочки приехали в Лондон совсем одни, за ними некому присмотреть, кроме старого капризного Диллмота. Правда, милый! Просто жуть – привезти их на сезон без подходящей дуэньи. О чем он только думал?

– Нет. – Гарри покачал головой. – Я не разрешаю. Он мог бы с тем же успехом пообщаться с ветром в поле.

– Он, должно быть, умом тронулся, – бедолага. Конечно, столько лет прожить без любимой жены, – как ни в чем не бывало щебетала мать. – Господи, да бедные девочки и выйти никуда не смогли бы. Такая скука! – Она с вызовом посмотрела на сына. – Я убеждена, что Диана поступила правильно.

Идея на следующие шесть недель приютить под своей крышей еще четырех дам, каждую из которых сестры прочат ему в жены, пугала Гарри. Он подумал о рыдающей леди Мелани, и страх перерос в ужас.

– Принесите пистолет, – пробормотал он. – Положим конец моим страданиям.

– Что происходит? – потребовала бабушка. – Объяснись, Диана.

– Мы с мамой встретили Диллмота, его дочерей и двух кузин Абернати во время антракта в опере. С ними не было никого, кроме Диллмота, и я, как только уяснила сложившуюся ситуацию, пригласила девушек к нам на шесть недель. Мне и в голову не пришло, что Гарри будет против.

– Черта с два! – огрызнулся Гарри.

– Я сделала приглашение в присутствии Диллмота, – невозмутимо продолжала Диана, – и он согласился. Я не могу забрать свои слова обратно.

– Само собой разумеется! – Бабушка поежилась от одной мысли об этом. – Это было бы ужасно невежливо.

Гарри застонал, понимая, что попал в ловушку. Хоть Диллмот и был по уши в долгах, он все-таки маркиз, гораздо выше по социальному статусу, чем сам Гарри, и имеет власть в парламенте. Он не из тех, кто легко забывает обиды. Развод Гарри и так порядком подпортил репутацию его сестер, новых неприятностей не нужно, особенно с Диллмотом. Гарри не знал, удушить ему Диану или самому удариться головой о стену.

– Ну, значит, все решено. Они приедут через неделю, как раз к твоему возвращению из Беркшира, – лучезарно улыбнулась ему Диана. – Кстати, Гарри, ты ведь незнаком с леди Фелисити. Очень красивая девушка.

Он посмотрел на старшую сестру и по ее улыбке понял, что она давно заприметила Фелисити Абернати.

– Она милая, правда? – вставила Вивиан. – Брюнетка, насколько я помню. И глаза черные. Драгоценности на ней так и играют.

– Правда, вспыльчивая немного, – предупредила Фиби, но даже в профиль Гарри заметил, что она пытается скрыть улыбку. – Говорят, это все латинская кровь.

Его сестры – настоящие дьяволицы. Отлично разбираются в мужских слабостях. Может, ему самому пора снять коттедж в Америке?

Всю следующую неделю Эмма не слишком задумывалась о своем наступающем тридцатилетии, но в ночь накануне дня рождения ей приснился шелк. Богатая и переливающаяся шелковая тафта, обратившаяся роскошным бальным платьем, шелестящим при каждом движении, с непомерно пышными рукавами, которые сейчас в моде. Шелк был зеленым, с рисунком из синего и зеленого бисера, переливающегося в свете пылающих над головой свеч в канделябрах.

Канделябры? Да, она была на балу, играл вальс. Она танцевала с кавалером. Лица она не разглядела – вместо него расплывчатое пятно, но он смешил ее, и ей это нравилось. И вдруг в ее руках возник веер, экзотический веер из павлиньих перьев. Она открыла его и кокетливо посмотрела поверх веера на кавалера, а перышки щекотали ей нос.

Эмма проснулась и обнаружила прямо у своего лица Мистера Голубя. Его длинные усы касались ее носа. Он громко мяукнул в знак приветствия. Внезапная перемена картинки заставила Эмму закрыть глаза, но когда она снова открыла их, сомнений не осталось – рыжий пушистый кот свернулся рядом с ней на подушке.

Это был всего лишь сон, поняла Эмма. Причем очень глупый, если задуматься. Шелковая тафта безумно дорога! И как можно одновременно и вальсировать с кавалером, и обмахиваться огромным веером? Но все же сердце кольнуло сожаление, обидно, что и прелестное платье, и красивый кавалер – всего лишь плод ее воображения.

А вот веер… с веером дело обстояло иначе. Он был настоящим. Такая милая вещица, с длинными перьями, резной костяной ручкой и голубой шелковой кисточкой. Эмма видела его в антикварной лавке на Риджент-стрит, там, где купила для леди Фиби лиможскую шкатулку. Это было место где фальшивые лазуритовые бусы по три пенса за нитку соседствовали с усыпанными драгоценными каменьями табакерками Карла I ценой в сотни фунтов, только в таких магазинчиках и могут отыскаться подобные веера. Веер стоил две гинеи, напомнила она себе. Немыслимые деньги за простую безделушку.

Эмма перевернулась на спину и уставилась в потолок, мысли просочились сквозь сливочно-желтые стены квартирки на Литтл-Рассел-стрит и устремились к дальним заставам империи. Она подумала об арабских сказках «Тысячи и одной ночи» и об экзотических названиях Цейлон и Кашмир, где воздух пропитан специями и звуками ситара, где на рынках продаются толстые персидские ковры и разноцветные китайские шелка. Этот веер за пыльным стеклом витрины в лавке древностей на Риджент-стрит пусть на мгновение, но заставил ее почувствовать себя прекрасной восточной Шехерезадой. Эмма мечтательно вздохнула.

Мистер Голубь ткнулся носом в ее ушко, и Эмма оставила фантазии о Шехерезаде. Она с любовью потерлась щекой о его пушистую мордочку, наслаждаясь приятным прикосновением теплой шерсти. Потом села и откинула одеяло.

Кот возмущенно мяукнул, когда Эмма поднялась с постели.

– Знаю, знаю, – ответила она ему, – но мне пора на работу. – Она бросила на него притворно суровый взгляд, шлепая по полу босыми ногами. – Я не могу целыми днями нежиться в постели, как некоторые.

Мистер Голубь невозмутимо зевнул и устроился поудобнее на подушке. Эмма, как обычно, позволила ему полежать в постели, пока управлялась с утренними делами, оставив уборку кровати напоследок.

Она налила в тазик воды из белого керамического кувшина и потянулась за мылом. Умывшись, облачилась в белую накрахмаленную английскую блузку, синюю юбку и черные кожаные ботинки с высокой шнуровкой и раздвинула шторы.

Усевшись у туалетного столика, она распустила длинную косу и взяла гребень.

Эмма наблюдала в зеркало, как гребень скользит по длинным, до талии, волосам, и его перламутровая спинка, как всегда, навеяла пропитанные сладостной горечью воспоминания о тете. Сто раз проведи расческой по волосам, и они будут блестеть, неустанно твердила ей тетя Лидия с пятнадцатилетнего возраста. Папа, будь он к тому времени жив и услышь он совет тети, счел бы подобное занятие пустой тратой времени.

Может, это и так, но Эмме нравилось смотреть на свои волосы. В прическе они выглядели каштановыми, напоминая по цвету хлебную корку. Но распущенные и чуть волнистые от того, что были заплетены в косу, да еще когда на них падал свет из окна, волосы становились медно-рыжими, а не банально коричневыми.

То зеленое шелковое платье очень бы к ним подошло, подумала Эмма. О да!

Эмма собрала волосы в пучок, заколола его на затылке и добавила пару оловянных гребней, чтобы тяжелый узел не распался за день. Удовлетворенная результатом, она хотела подняться, но остановилась, припомнив кое-что.

Сегодня ее день рождения.

Снова тяжело опустившись на стул, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Ей тридцать.

Эмма уверяла себя, что не выглядит на эти годы. Что веснушки на носу и щеках, которые не в силах вывести никакой лимонный сок на свете, делают ее моложе. Из зеркала на нее смотрели обыкновенные карие глазки на овальном лице, глазки, окруженные недостаточно темными ресницами и тонкой сеточкой морщин, которых не было еще год назад. Она подняла руку и провела кончиками пальцев по трем едва заметным параллельным бороздкам на лбу.

В душе снова закопошились досада и раздражение, и Эмма опустила руку. Хватит дуться, еще немного, и она опоздает. Она встала и вышла из спальни. Часы показывали больше восьми, и завтрак в столовой Эмма уже пропустила, но если поторопиться, то она успеет соорудить себе чашечку чаю до омнибуса.

Раздвинув шторы гостиной, Эмма поставила воду на крохотную конфорку и отломила кусочек песочного печенья. Потом налила себе чаю, и в воздухе поплыл аромат жасмина и апельсиновой корки.

Цейлон. Кашмир. Зеленый шелк. Шехерезада.

Просто абсурд – заплатить две гинеи за веер из павлиньих перьев, даже в день рождения, фыркнула она. Больше половины еженедельного жалованья за вещь, которой она и воспользоваться-то не сможет? Смешно.

Но веер не шел у нее из головы всю дорогу до конторы.