И падут подле тебя тысячи

ГЛАВА 9 РОЖДЕНИЕ СЬЮЗИ

«Хлеб наш насущный, — шептала Хелен, — дай нам на сей день».

Это была молитва, которую она часто произносила в эти дни.

Хотя она снова получала пособие на детей, все сложнее и сложнее было найти пищу.

Хуже того, Хелен в это время как раз заболела. Она не очень доверяла докторам и старалась избегать встреч с ними настолько, насколько это было возможным. В конце концов, когда она поняла, что болезнь добралась до ее ног, она пошла к доктору Рихельс.

После тщательного осмотра он сказал ей:

— Фрау Хазел, вы беременны.

Хелен открыла рот от удивления. Когда она смогла собраться с мыслями, она возразила:

— Я не беременна!

— Вы беременны, — настаивал доктор. — Я выпишу вам справку, которая обеспечит вас дополнительными порциями хлеба, риса, молока и масла.

— Доктор, я знаю, что не беременна. Мой муж сейчас в России. Он не был в отпуске уже много месяцев.

Голос доктора Рихельса был доброжелателен.

— Не беспокойтесь, фрау Хазел. Я часто встречаю беременных женщин, чьи мужья находятся далеко от дома. Это свойственно человеческой натуре, остающейся в одиночестве. Между тем вот справка, которая обеспечит вас дополнительными продовольственными карточками. Зайдите через месяц.

Хелен покинула его кабинет, недоумевая. Но дополнительное питание было кстати для детей и дало им возможность получить небольшой садовый участок.

До войны она и ее отец арендовали этот участок земли. Теперь она работала на нем ежедневно, используя каждый сантиметр земли, чтобы вырастить овощи, которые помогли бы им пережить это лето. То, что они не могли съесть, Хелен заготавливала на зиму. А осенью они снова пошли на поля, чтобы собрать картофель, оставленный фермерами после сбора урожая. Еще они доезжали до конечной остановки трамвая и пешком шли в лес, где земля была покрыта буковыми орехами. Они наполняли ими ведра, короба и возвращались домой, где Хелен дробила крошечные орешки и извлекала из этого несколько чашек драгоценного масла.

— Как дела у малыша? — спрашивал ее месяц за месяцем доктор Рихельс.

— Я не беременна, — настаивала она.

Он добродушно посмеивался и выписывал ей новые талоны на еду.

Наконец после семи месяцев наблюдений доктор признал, что диагноз был ошибочным. Это, конечно, не прибавило Хелен веры в докторов. Однако она понимала, что Бог использовал этого человека для того, чтобы обеспечить ее семью.

Тем временем бомбежка Франкфурта продолжалась. Ночь за ночью Хелен и дети просыпались от пронзительных звуков сирен воздушной обороны.

Ночами они быстро бежали по вселяющим страх улицам к бомбоубежищу.

В одну из ночей налет был особенно ужасным.

— Курт! Лотти! Герд! — кричала Хелен. — Вставайте! Вставайте!

Но она не могла разбудить детей, которые уже давно не высыпались, за каких–то несколько минут. К тому моменту, кода они вышли на улицу, там уже не было ни души. Все, что они могли услышать, это раздававшийся кругом пронзительный свист падающих бомб и грозовые взрывы за ним.

«Мы не сможем пробраться к нашему убежищу», — подумала Хелен.

В отчаянии она схватила детей и побежала к подвалу дома, который увидела на пути. Взявшись за дверь, она резко открыла ее. Чьи–то руки втащили их внутрь, и дверь с шумом захлопнулась.

При тусклом свете керосинового фонаря Хелен смогла разобрать несколько фигур. Она увидела, что хозяева убежища были послушны правительственным инструкциям и оборудовали его противогазами, ведрами с водой и одеялами для тушения огня. Напротив стены стояли в ряд ведра с песком. Одним из самых страшных видов оружия союзных войск были фосфорные бомбы. Капля фосфора, попавшая на руку человека, могла прожечь ее насквозь. Вода не могла остановить этот процесс, и только поместив руку в песок, человек мог сохранить ее.

Поскольку взрывы все приближались и приближались, пол в подвале начал дрожать. Как их и учили, люди без слов легли на пол животами вниз, заткнули уши, чтобы их барабанные перепонки не лопнули от взрывов, и открыли рты, чтобы легкие не разорвались от давления воздуха.

Наконец бомбовая атака начала стихать. Люди в убежище уже исчерпали весь кислород. Кто–то осторожно приоткрыл дверь, и все увидели снаружи огненную стену.

Казалось, все были слишком потрясены, чтобы сделать что–нибудь. В отчаянии Хелен взяла ситуацию в свои руки.

— Мы должны выйти, — сказала она, — или мы задохнемся здесь.

Она схватила одеяла, опустила их в ведра с водой и дала каждому. Плотно обернутые в одеяла люди нырнули в огонь. Курт бежал первым, затем Лотти и Герд, Хелен бежала последней. Герд с любопытством, желая увидеть, что же происходит, выглянул из одеяла. Пламя охватило его лицо, и к моменту, когда они достигли противоположной стороны улицы, его брови полностью обгорели.

Дрожащие и уставшие до смерти, они вернулись в квартиру. Было чудом, что они остались невредимы.

Уже несколько месяцев семья не получала от Франца ни слова. Был ли он еще жив? Только иногда в новостях слышно было о продвижении отдельной инженерно–строительной роты. На карте Восточной Европы Хелен и дети отмечали маршрут ее движения настолько, насколько могли.

Однажды зимним вечером в конце января раздался стук в дверь. Герд побежал открывать.

— Добрый день, — сказал он вежливо высокому выпачканному в грязи незнакомцу. И сразу его глаза округлились. — Папа–а–а!

Франц наконец–то оказался дома. Ему дали увольнение на три недели. Поездка автостопом на армейских поездах и грузовиках, чтобы возвратиться домой, отняла у него одну неделю. Но теперь он был здесь, живой.

Семья проводила вечера, вспоминая все те опасности, через которые ей пришлось пройти, и Божье покровительство во всем. Днем Франц ездил по городу, ища торговцев углем, которые могли бы восстановить скудные запасы топлива Хелен. Она в свою очередь использовала свои тщательно хранившиеся кусочки сахара, чтобы приготовить пирог из овсяной муки, сливок, пшеницы, небольшого количества муки и разрыхлителя. У нее не было ни яиц, ни масла. Хотя пирог получился жестким и грубым, семья радовалась и наслаждалась этим деликатесом больше, чем легкими кремовыми слойками, которые все любили до войны.

С блеском в глазах Герд рассматривал медали, которые привез Франц. Однажды утром он тайно отнес их в школу и показал товарищам. «Мой папа — великий солдат! — хвастался он. — Он помогает Германии выиграть войну». С гордостью он шел к другим ребятам. Хелен нашла медали в карманах штанов Герда после того, как он переоделся в свою домашнюю одежду. Тогда, тем вечером, Франц собрал всю семью вместе и сказал:

— Я хочу, чтобы вы представили страну, подобной которой нет на земле. Люди там богаты и живут в прекрасных домах, у них есть машины и вкусная еда каждый день. У этой страны есть много законов. Один из законов гласит, что запрещено поклоняться Богу. Другой говорит, что правительство будет убивать детей и взрослых, которые не захотят подчиниться. Только людям, которые сильны, здоровы и умны, которые подчиняются всем законам правительства, будет разрешено жить.

Дети следили за этим страшным сценарием, открыв рты. Затем Франц спросил их:

— Хотели бы вы жить в такой стране? Они выкрикнули:

— Это было бы ужасно! Если бы мы были не такие, как они, они убили бы нас!

Герд выразился лучше всех:

— Я бы не смог наслаждаться жизнью, потому что боялся бы выйти из дома. Я даже не мог бы ходить в школу, если бы учитель считал, что я недостаточно умен!

Франц выдержал долгую паузу и наконец сказал:

— Дети, если Германия победит в войне, то превратится в такую страну, которую я вам описал.

Отрезвленные сказанным, они встали на молитву: «Дорогой Боже, пожалуйста, не дай нам выиграть эту войну. Позволь Германии проиграть ее скорее, чтобы страдания закончились».

Очень быстро подошло время прощания. Это расставание было более трудным, потому что теперь они осознавали как никогда ранее, что могут никогда не увидеть друг друга вновь.

После того, как Франц уехал, Хелен снова почувствовала себя плохо и поняла, что на сей раз она действительно беременна. С грузом на сердце она возвратилась к доктору Рихельсу. Как в этой войне, которой не видно ни конца, ни края, она сможет позаботиться о четвертом ребенке? Доктор подтвердил беременность и снова выписал дополнительные талоны на питание. По крайней мере, они помогли им прожить в течение прошлого лета.

Поскольку война набирала обороты, союзные войска усилили воздушные атаки на Германию. Теперь предупреждения о воздушной тревоге были слышны каждую ночь и эскадры бомбардировщиков гудели наверху. День за днем получая почту, Хелен с тревогой рассматривала конверты. Она выдыхала молитву благословения каждый раз, когда в ней не попадалось черного конверта. Она знала страшные новости, которые он содержал: «С прискорбием сообщаем, что ваш муж погиб смертью героя, защищая родину». Тысячи немецких женщин получали такие письма. Каждый выпуск газеты Frankfurt Generalanzeiger содержал в себе длинный список имен солдат, убитых во время боевых действий.

Теперь для них настала пятая военная зима. Скоро у Хелен должен был родиться ребенок. Во время трех прошлых родов Хелен госпитализировали, но сейчас все должно было быть по–другому. Большая часть центральной части Франкфурта лежала в тлеющих руинах. В больницах, которые пока еще функционировали, занимались только крайне тяжелыми случаями. Женщины должны были рожать дома при помощи одной только акушерки. Промозглым вечером в конце сентября Хелен легла на кушетку в небольшой кухоньке, пока Лотти и Герд мыли посуду и прибирались. В комнате было холодно, потому что угля, заготовленного на зиму, было недостаточно, чтобы нагреть эту комнату, а батареи отопления включались только при крайней необходимости. Курт ходил от окна к окну, чтобы удостовериться, что занавески были хорошо задернуты. Он понимал, что даже один луч света мог раскрыть местоположение жилых домов для низколетящих самолетов противника, которые искали цель. Такая небрежность могла послужить причиной смерти многих людей. Весь день у Хелен продолжались схватки. Казалось, дети понимали, какой беспомощной она себя чувствовала.

— Мамочка, — сказала Лотти, стараясь утешить ее, — не бойся.

— Мы позаботимся о тебе, — сказал Герд. — Мы будем помогать с ребенком.

Схватки теперь продолжались с одинаковым интервалом.

— Лотти, Герд, — ее голос звучал слабо, — сейчас вам нужно идти ложиться спать.

Дети покорно пошли в комнату. Она повернула голову к Курту:

— Курт, оденься хорошо. Надень свой шарф и рукавицы и приведи фрау Габбель — акушерку.

Курт вышел на улицу. Было холодно. Правила гласили, что никакие уличные фонари и никакой свет не должен был исходить от жилых помещений. Единственным светом было оранжевое зарево в небе от огней, охвативших Франкфурт. Он поспешил, услышав знакомый звук самолетов и свист летящих бомб, а затем и рев взрывов. Взрывная волна сотрясла здания, заставив дребезжать оконные стекла. Холодный воздух, задувавший в уши, перехватил дыхание Курта. Наконец он добрался до дома фрау Габбель, которая схватила свою черную сумку и последовала за ним в ночь.

Придя в квартиру, она начала давать ему указания.

— Вскипяти побольше воды, — сказала она, — затем возьми несколько чистых простыней и принеси их в комнату матери. И к тому же здесь слишком холодно.

— Я недавно включил отопление.

— Прекрасно, — сказала она. — Сейчас оставайся на кухне. Я скажу тебе, если мне вдруг понадобится твоя помощь.

Спустя несколько часов Курт услышал детский крик.

Как по волшебству, Лотти и Гред, завернутые в одеяла, появились в дверях комнаты.

— Мы не могли заснуть, — сказал Герд. — Он родился?

Трое на цыпочках подошли к спальне. Лотти со скрипом открыла дверь, заглянула внутрь и распахнула ее широко.

— Ой, мамочка, — воскликнула она, — здесь малыш. Тебе было больно? Это братик или сестренка?

Хелен слабо улыбнулась и указала на колыбельку, где малышка лежала уже в пеленках.

— У вас появилась маленькая сестричка. Ее зовут Сьюзи.

Радостные, они стояли вокруг колыбели и смотрели на симпатичное маленькое личико и крошечные пальчики, на которых уже были ноготки. У них была маленькая сестричка! Они преклонили колени у кровати Хелен и поблагодарили Бога за безопасные роды и здоровую малышку.

— Я иду домой, — сказала наконец фрау Габбель. — Я вам больше не понадоблюсь. Попытайтесь сейчас отдохнуть.

Дети на цыпочках пошли обратно в свои кровати и заснули. Но в четыре часа их разбудила от дремоты воздушная тревога. Самолеты союзников вновь были над ними, и никто не знал, куда они могли сбросить свой смертельный груз.

Сонный Курт, покачиваясь, зашел в спальню Хелен.

— Мамочка, что нам теперь делать?

— Разбуди детей, — сказала Хелен. — Мы должны добраться до бомбоубежища.

— Ты сможешь идти сама? Или я должен забрать Лотти и Герда, а ты останешься здесь?

— Нет, мы должны держаться вместе. Пойдем все. Со мной все будет в порядке.

Они быстро оделись, завернули малышку в несколько одеял и выбежали.

Поток темных фигур, желающих попасть в убежище, растянулся на полумилю. Как только Хелен вошла внутрь, где–то недалеко началась бомбежка.

Кто–то захлопнул воздухонепроницаемые двери убежища. Почти сразу же отключилось электричество, и циркуляция воздуха остановилась. Люди ждали в полной темноте и тишине. В комнате можно было находиться только в стоячем положении.

— Простите меня, — прошептала Хелен, — но я только три часа назад родила.

— Сюда! — сказал кто–то.

— Идите сюда, чтобы вы могли прислониться к стене. — Пожалуйста, уступите место этой женщине.

Убежище, рассчитанное на 2 000 человек, вместо положенного количества людей часто вмещало 6 000 человек. Герд давно понял, что здесь он может рассчитывать только на свои ноги. Его на время поместили между закутанными телами. Иногда он даже засыпал стоя, на качающихся ногах. Чаще всего, однако, он должен был бороться даже за дыхание, и именно в таком темном убежище у него начала развиваться хроническая клаустрофобия.

Убежище начало колебаться от взрывов, так как бомбы падали все ближе и ближе. Хелен почувствовала себя плохо, потому что воздух вокруг становился душным и зловонным. «Моя девочка, моя Сьюзи… Она задохнется от этой давки». Защищая ребенка, она держала ее крошечную головку у груди. Лотти начала плакать. Священник шептал молитву. Женщины падали в обморок, но не было места, чтобы уложить их. И они оставались в вертикальном положении, придавленные массой других тел.

Казалось, прошла вечность, когда наконец прозвучало сообщение о конце бомбежки. Кто–то открыл тяжелые стальные двери, и свежий, холодный воздух ворвался внутрь. Обливаясь потом от ужасной жары, люди выходили из убежища в ледяную ночь. Когда Хелен и дети возвратились домой смертельно уставшие, Хелен посмотрела на изнуренных, растрепанных детей и приняла решение.

— Больше мы никогда не будем скрываться в бомбоубежище, — объявила она. — Отныне мы будем прятаться в подвале.

Подвал дома, в котором жили Хазелы, был хорошо укреплен и являлся хорошим укрытием, кроме случая прямого попадания бомбы. «Если Бог хочет, чтобы мы выжили, — подумала она, — Он сможет спасти нас так же, как и в бомбоубежище».

Предупреждения о воздушном налете звучали по нескольку раз за ночь. Хелен должна была вынимать детей из постели и спускаться вниз по лестнице. И даже эти путешествия вниз стали слишком утомительными. Истомившись по нормальному сну, она в конце концов поставила их кровати в неприветливом подвале, и все пятеро теперь спали там. Когда Сьюзи было всего три недели, вышел приказ всем женщинам с детьми покинуть город. Встревоженная, Хелен обратилась за советом к сестре Гейзер.

— Кто в этой стране возьмет к себе женщину с четырьмя детьми?! — восклицала она.

— Не беспокойтесь, — успокаивала ее сестра Гейзер. — Я поеду с вами и удостоверюсь, что вы хорошо устроились.

С огромной благодарностью Хелен обняла свою подругу.

В четыре часа утра они собрали детей и добрались до местной станции, чтобы успеть на поезд, идущий на главный вокзал Франкфурта. Когда поезд прибыл, все места уже были заняты. Сестра Гейзер и трое старших детей успели втиснуться в первый вагон, но Хелен с коляской пыталась найти себе место, понимая, что вокруг негде яблоку упасть. В последнюю минуту какой–то солдат поднял коляску в поезд и помог Хелен забраться внутрь.

На вокзале было столпотворение. Сотни женщин с детьми стояли вокруг. Сотрудницы отделения помощи женщинам помогали им сесть на проходящие поезда. Хелен определили в поезд, направляющийся в Эшенрод, маленькую деревню в Фогельсбергских горах. Также каждому фермеру был дан приказ эвакуироваться из города.

Семьи ждали отправления по пять часов. Когда они спрашивали о причине задержки, утомленные проводники говорили им, что поезда не могут идти быстро, потому что железнодорожное полотно постоянно бомбят. Хелен чувствовала слабость и села на сумки. А дети, которые уже были готовы упасть от усталости, неустанно качали детскую коляску, чтобы малышка спала.

Наконец поезд пришел. Люди начали штурмовать его. Каждый стремился занять себе место. Сестра Гейзер помогла Хелен подняться, и они медленно последовали за толпой. Заглядывая в каждый вагон, мимо которого они проходили, Хелен и сестра Гейзер видели, что поезд переполнен. Наконец они дошли до последнего вагона.

— Мы не сможем уехать? — спросила Лотти.

— Сюда! В этот вагон! — сказала Хелен. — Там целая пустая скамья. Быстро, быстро!

Они поднялись в вагон и благодарно опустились на сиденья. Поезд тронулся.

Крыши вагонов были тщательно завешаны флагами Красного Креста, чтобы показать бомбившим пилотам, что поезд защищен в соответствии с международным соглашением и не должен подвергаться нападению. Но это была война, и соглашения нарушались обеими сторонами. Из низколетящих самолетов поезд обстреливали из автоматов, в вагоны кидали ручные гранаты. Женщины прятали детей под деревянными скамьями, чтобы защитить их. За исключением последнего, в каждом вагоне были раненые люди. А в их вагон не попала ни одна пуля и ни одна граната. Сьюзи мирно спала все время, пока шла атака.

— Бог защитил наши места в этом вагоне, — спокойно сказала Хелен.

Внезапно самолеты развернулись и исчезли. Уцелевшие перевязали истекающих кровью женщин и детей, а поезд еще стоял несколько часов, и никому не было известно, что их ждет впереди. Поздно вечером поезд прибыл на станцию, ближайшую к Эшенроду. За весь день они проехали расстояние в сорок миль. Далее им пришлось ехать на автобусе, двигатель которого рычал, сообщая всем в салоне о своем существовании.

В Эшенроде было ужасно холодно, и снег толщиной в полметра покрывал землю. Отвечающий за перевозку высокопоставленный офицер Общества помощи женщинам поместил беженцев в школьное здание в нескольких километрах от станции, а оттуда распределил их по разным фермам. У одной женщины было семеро детей. Их разделили между несколькими домами.

— Я не желаю, чтобы меня разлучали с моими детьми, — настаивала Хелен.

«Если это случится, — думала она, — им придется есть свинину, и они не смогут соблюдать субботу». Они ждали и ждали в школе, но никто не желал принимать семью из пяти человек. Наконец разместили всех. Оставались только Хелен с детьми и сестра Гейзер.

Вне себя от гнева, человек, отвечавший за эвакуацию, приказал хозяйке деревенской гостиницы предоставить им комнату только на одну ночь, для того чтобы Хелен завтра приняла решение. С недовольным видом из–за причиненных ей неудобств хозяйка выделила им маленькую комнатушку на верхнем этаже. Там было страшно холодно. Вода в тазу замерзла, и на оконных стеклах цвели ледяные узоры. Постельные принадлежности были влажными, и когда Хелен попыталась развести огонь из мокрых дров, камин начал дымить и шипеть, давая при этом очень мало тепла. Сьюзи простудилась из–за мокрых подгузников, к утру у нее поднялась высокая температура, и малышка стала задыхаться.

— Курт, — сказала Хелен, разбудив утром уставшего сына, — они только что сказали мне, что фермеры обеспечат нас жильем, но только в том случае, если у нас будут свои постельные принадлежности и еда. Ты должен будешь вернуться во Франкфурт и взять все это.

Курт отправился в этот же день, с трудом преодолевая занесенные снегом пространства, чтобы добраться до станции. Там он сел на поезд до Франкфурта.

Как только поезд прибыл на станцию, зазвучали сирены воздушной тревоги и бомбы градом посыпались с неба. Испуганный, он попытался найти убежище в подвале здания, уже подвергшегося бомбежке. Он вжался в угол, в то время как дрожала земля и жирные крысы бегали по полу. Когда бомбежка прекратилась, он продолжил свой рискованный путь домой.

В то же самое время в Эшенроде Хелен услышала зловещее гудение в небе. Она вышла наружу и увидела эскадрильи бомбардировщиков, летящих по направлению к Франкфурту, чтобы там сбросить свой груз.

«Боже, — молилась она, сцепляя и сжимая пальцы до тех пор, пока они не побелели, — неужели этот ужас никогда не кончится? Ты охраняешь нас уже так долго. Неужели сейчас я потеряю моего мальчика в этом аду во Франкфурте, а моя малышка умрет от пневмонии? У меня больше нет сил! Помоги нам!»