Мы прошли одну улицу, свернули на другую. Оспа от сильной боли и огорчения, видимо, ни на что не обращала внимания и не замечала моей помощи. Она шла машинально дорогой, которая ей была знакома. Подходя к одной из землянок на самом краю улицы, она вдруг остановилась как вкопанная. Проследив за ее взглядом, я понял, что она смотрит, как возле землянки суетятся мыши, вытаскивая посуду, мебель и белье.
— Что они делают? — воскликнула Оспа.
— Не знаю, — ответил я, хотя этот вопрос был обращен не ко мне.
Оспа взглянула на меня, и я увидел на ее глазах слезы.
— Они грабят мое добро. Это мой дом. — Как будто забыв об ушибах, она рванулась к двери и загородила мышам дорогу.
— Прочь отсюда, разбойники! Я здесь живу.
— Раньше жила, — ответила толстая старая мышь. — А теперь мы здесь будем жить. Нам Болотная Лихорадка разрешила.
— А я куда?
— Иди на все четыре стороны. Не мешай. — И толстая мышь щелкнула зубами.
Я схватил камень и запустил им в толстую серую мышь. Она взвизгнула и убежала. Испуганные мыши разбежались, осталась только одна, с отрубленным хвостом.
— Все равно ей, Оспе, не жить здесь, — пискнула она. — Болотная Лихорадка не разрешит. Пусть возьмет хоть теплую шаль, пока все не растаскали.
Оспа набросила шаль на опустившиеся плечи и пошла прочь.
— Зачем ты уходишь? — спросил я. — Ведь я разогнал мышей. Живи.
— Болотная Лихорадка все равно выгонит, — повторила Оспа слова мыши. — Но я ей отомщу… Ты мне поможешь? — Голос у Оспы стал будто крепче, и даже ступать на больную ногу она стала увереннее.
— Конечно, помогу! — радостно воскликнул я и бережно подхватил старую Оспу под руку.
Я осторожно вел ее по улице. Мне хотелось сохранить то доверие, которое оказала мне Оспа, и с ее помощью найти солнце. Другой возможности у меня не было…
Наступил вечер, а я и Оспа все еще бродили между неприветливыми хижинами. Стал накрапывать дождик. Оспа куталась в свою шаль и никак не могла согреться.
— Пойдем попросимся ночевать вот в этот дом, — позвала она меня. — Здесь живет подруга моего детства.
— Пойдем, — согласился я.
Оспа постучала. За дверью раздались шаги, и испуганный голос спросил:
— Кто там?
— Это я, Оспа, — откликнулась моя спутница. — Пусти переночевать. Меня из дома выгнали.
— Не могу я… От тебя отказалась владычица болота. Она мне не простит, если дознается.
— Пойдем, — потянула меня Оспа за рукав и постучалась в соседний дом.
— Не пустим тебя, — ответили там. — Ты не нужна царице болезней. Значит, и нам не нужна.
А в третьем и объяснять не стали.
— Уходи, пока бока целы, — закричали на нее.
Больше Оспа не решалась никуда стучаться. Мы бродили с ней по тихим улицам. Она совсем выбилась из сил, еле передвигала ноги. И тут на нас свалилось новое несчастье. Нам вдруг зажали рог, связали по рукам-ногам, бросили на мостовую, обшарили. С Оспы сняли теплую пуховую шаль-единственное ее достояние, а мне дали подзатыльник.
Оспа лежала неподвижно, и я даже забеспокоился: уж не умерла ли она? Я тоже не мог встать — мешали веревки. Звать на помощь было бесполезно: никто не выйдет к нам, а если выйдет, не станет помогать тем, кого наказала Болотная Лихорадка.
Рассвело. Мимо нас прошли водоносы. Когда они возвращались с полными ведрами, остановились.
— Смотри, лежат и не шевелятся. Приведем их в чувство. — И водонос, не пожалев потраченных трудов, выплеснул на нас два ведра воды.
Оспа очнулась, зашевелилась, подняла голову.
— Ба! Да это Оспа! — сказал один водонос. — Чего она тут валяется? На свалку ее.
— И куклу тряпичную туда же, — подхватил другой водонос.
Мне не хотелось на свалку. Я хотел достать солнце людям, хотел помочь им избавиться от болезней, да и самому нужно было вернуться домой к мастеру Трофиму.
— Оставьте меня! Пустите! — закричал я.
На мой протест водоносы не обращали внимания. Они поволокли меня за ноги.
Оспа не протестовала. Даже слова не услышал я, пока безжалостные водоносы не швырнули нас куда-то вниз. Я упал и стукнулся обо что-то твердое, но моему тряпичному телу ничего не сделалось, только веревки, которыми я был связан, лопнули.
Я поднялся, отыскал Оспу. Она лежала среди сломанных стульев, торчащих диванных пружин, худых сковородок и кастрюль. Лицо у нее было неподвижное. Веки закрыты. «Жива ли она?»-забеспокоился я.
— Оспа? А? Оспа? — окликнул ее. — Как ты там?
Оспа открыла глаза, потухшие, безжизненные. Видимо, она совсем не обрадовалась тому, что не умерла.
— Оставь меня здесь и выбирайся отсюда. Нет у меня больше сил.
— Ты разве не хочешь отомстить Болотной Лихорадке за все твои унижения? — воскликнул я, боясь, что она действительно останется здесь и я ничего не узнаю о солнце.
В потухших глазах Оспы загорелись огоньки.
— Отомстить… Отомщу, — простонала она и с трудом села среди старого хлама.