И время остановилось

2

– Притормози, ты нас угробишь! – воскликнул Лулу, вцепившись в ручку над стеклом, когда я свернула на узкую извилистую дорогу, ведущую к моему дому. Рытвины и ухабы заставляли нас трястись, как на заправском ралли, зато вдоль обочины по обеим сторонам выстроились величественные ясени, сплетавшиеся летом в изумительный зеленый свод.

Глянув на спидометр, я не удержалась, чтобы его не подколоть:

– Расслабься, я и до семидесяти километров в час не дотянула! Кстати, напомни, не тебя ли когда-то остановили за серьезное превышение скорости на этой самой дороге?

– Так ведь ты уже рожала! Вот и пришлось давить на газ, чтобы доставить тебя в роддом. И все закончилось совсем неплохо. Мне даже штраф простили…

– Ага, в обмен на хорошую бутылочку! Ладно, можешь выдохнуть, приехали, – сказала я, увидев, как впереди показались очертания домика с зелеными ставнями.

На самом деле это старая ферма, к которой примыкают две другие жилые постройки. Одну из них занимает моя подруга Полин со своим парнем Мехди. Третью купила супружеская пара пенсионеров из Парижа, которых мы видим только летом, когда они приезжают насладиться тишиной и покоем нашей глубинки. Чтобы добраться до этого уголка Берри, все еще хранящего свой нетронутый вид, следовало, свернув с автострады, проехать через живописные деревушки с названиями вроде Гупийер, Гишонри, Ренери или же – любимое название моего сына – Петоньер. Наша называется Оазис – из-за ручья, петляющего через лес, который начинается на краю нашего участка и простирается дальше за луга. По легенде, раньше там в полнолуние собирались ведьмы под охраной волков, чтобы творить свои заклятия, укрывшись в густом кустарнике и зарослях папоротника. Некоторые старики до сих пор верят в них и побаиваются этих мест. Лично я никогда не встречалась ни с волками, ни с ведьмами и ни на что не променяю этот тихий уголок, пусть мне хоть луну с неба посулят.

Впрочем, я не всегда жила здесь. Проведя детство в Туре, я уехала учиться в Анже на факультете иностранных языков. Через несколько месяцев на какой-то вечеринке встретила Бастьена, студента мединститута. Он сразу привлек меня своими темными кудрями, придававшими ему бунтарский вид, и возвышенными гуманистическими идеалами. После трех лет спокойных отношений Бастьену захотелось перейти на следующий уровень. Он решил, что нам следует вместе снимать квартиру и пожениться, как только мы закончим учебу. Я постоянно уклонялась от разговора на эту тему. Мне казалось, что спешить некуда. Зачем торопить события, когда нам и так хорошо? Я была молода. В те редкие моменты, когда я задумывалась о будущем, я мечтала о литературных кругах Парижа, представляла себя свободной продвинутой девушкой, покоряющей столицу. Тогда я еще не знала, что ужасная катастрофа вот-вот отнимет у меня красавца брюнета. Однажды январским вечером, когда Бастьен возвращался из забегаловки, где подрабатывал на полставки, его сбила машина – ее водитель выпил столько, что забыл притормозить на красный свет. Этот тип мчался с такой скоростью, что у моего любимого не было ни единого шанса. Он погиб на месте. Только когда мое сердце разорвалось, я поняла, как сильно его любила. Мне было двадцать четыре года, и я больше не хотела жить. Ведь у Бастьена уже не будет возможности стареть, переделывать с друзьями мир, наслаждаться любимыми блюдами, дышать… так чего ради? Все стало слишком в тягость, я не выносила ни малейшего всплеска жизни, не говоря уже о показной заботливости людей, шептавшихся у меня за спиной. Мне хотелось лишь одного: замкнуться в своем горе. Мне было плохо, очень плохо. А потом, однажды утром, после трех недель болезненного оцепенения, я проснулась от сильнейшего рвотного позыва. И инстинктивно поняла, что эта тошнота была вызвана не шоком от утраты, а, скорее всего, тем, что я забывала принимать таблетки. Прежде чем уйти, Бастьен оставил мне последний подарок, растущий в моем животе. Когда гинеколог подтвердила мои подозрения, я разрыдалась, но эта беременность подействовала на меня как удар током. Я решила принять ребенка как нежданную возможность исправить то, что мне не удалось построить в отношениях с Бастьеном. Его родители обвинили меня в безответственности, и больше я о них не слышала. Моя мать тогда только что подала на развод, а отец, преподаватель истории аудиовизуальных искусств, пытался заглушить работой осознание того, что их брак рушится, поэтому я естественным образом нашла приют у дедушки. Он не судил меня, а просто дал то утешение, в котором я нуждалась, позволив отгоревать в собственном ритме. Он уважал и мое молчание, и приступы плача, которые иногда накатывали на меня среди ночи. Не говоря ни слова, он заходил в детскую комнату моей мамы, где я обосновалась, и нежно гладил меня по спине, пока рыдания не стихали. А в тот день, когда он почувствовал, что я вновь готова смотреть в будущее, он посадил меня в свою машину и повез куда-то по деревенским дорогам. Был погожий мартовский день, солнце вновь вступало в свои права, по авторадио Шарль Азнавур пел «Désormais»[5], и я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, – с такой силой его слова отзывались в моем сердце.

«Отныне нас больше не увидят вместе,

Отныне мое сердце будет жить под обломками…»

Дедушка остановился перед маленьким домом, таким же потрепанным жизнью, как и я. Он был выставлен на продажу. Две спальни, крошечный кабинет, кухня, примыкающая к гостиной, и запущенный сад. Если дом мне понравится, дед был готов мне его подарить. В нашей глубинке, где ритм жизни задавали гул комбайнов и звон церковного колокола, цена квадратного метра снизилась настолько, что все можно было купить за гроши. Растроганная, я поняла, что этот домик – именно то, что мне нужно. Остаток беременности я провела, приводя его в порядок, чтобы создать уютное гнездышко для нас с малышом. Лулу отыскал лучших местных мастеров, которые заменили трубы и электропроводку, помог мне перекрасить ставни в фисташковый цвет, поклеить обои в спальнях. Его великодушие буквально наполнило светом мои сумрачные дни, мы стали еще ближе друг другу. Не знаю, что бы мы с Тимом делали без него.

Внезапно дедушкин голос вернул меня в сегодняшний день:

– А что, парижане еще не приехали?

Он окинул неодобрительным взглядом опущенные жалюзи на окнах четы пенсионеров, пока я парковала свой «Жук» у деревянной ограды.

– Нет, они собирались в путешествие по Шотландии. Приедут только в августе, но, по последним слухам, они собираются выставить дом на продажу.

Мы вышли из машины как раз в тот момент, когда Полин открыла свою дверь. Колокольчик, который она смастерила из собранных на пляже ракушек, весело затренькал на ветру, и моя подруга появилась на пороге в красной бандане, перехватывающей ее черные волосы.

– Привет, Лиза! Добрый день, Луи! – бросила она с заразительным энтузиазмом.

Лулу послал ей широкую улыбку.

– А вот и наша садовница, – заметил он ее испачканные в земле руки.

– Да уж! – согласилась она, вытирая ладони о джинсовые шорты. – У меня сегодня выходной, так что я решила собрать чеснок, пока листья совсем не высохли. Начальница опять будет возмущаться состоянием моих ногтей, ну и пусть.

Полин – помощница фармацевта в аптеке, что требует более-менее ухоженного вида.

– Решили заглянуть к нам, Луи? – продолжила она. – Редкий гость в наших краях.

И верно, в последнее время дедушка нечасто нас навещал. У нас с Тимом вошло в привычку ездить к нему самим с тех пор, как Лулу перестал водить машину, утверждая, что «за рулем дед – жди всяких бед». Иногда он устраивал нам сюрприз, заезжая во время велосипедной прогулки, но такое случается все реже и реже.

– Ремонт выгнал меня из дома. Так что я в вынужденном отпуске.

– Серьезно? – удивилась она. – Вы собираетесь погостить тут какое-то время?

Вообще-то можно было обойтись и без выпученных глаз.

– Похоже на то, – подтвердил Лулу.

– Ого. Так это ж отлично. Как здорово, что вы побудете с нами, хоть это и… ну… неожиданно.

Она сбилась, запуталась, и я решила вмешаться, пока она не проболталась о приезде моей матери. Полин – самое чудесное и веселое существо, какое я только знаю, но при этом она бывает удивительно бестактной. Она говорит без умолку, и частенько слова слетают с ее губ быстрее, чем мозг успевает их обработать.

– Прости нас, Полин, но Лулу устал. У него было… довольно насыщенное утро. Увидимся попозже?

Я послала ей выразительный взгляд, и она снова вытаращила глаза, сообразив, что я не затрагивала этой щекотливой темы в разговоре с дедом. Но, слава Богу, она меня не выдала.

– Эм… Ну да, конечно, до встречи. Отдыхайте хорошенько, Луи, я собираюсь угостить вас лучшим песто в вашей жизни!

Полин удалилась в облаке прекрасного настроения, а я поставила чемодан Лулу на землю, чтобы достать ключи.

За дверью показался любопытный нос Пьеретты – белой кошки, которую я подобрала три года назад, найдя ее полумертвой от голода (своим именем она обязана Тиму, которому я тогда читала басню Лафонтена про молочницу и горшок с молоком). Для нее это был почти подвиг: она до сих пор оставалась немного диковатой и сразу улизнула, едва дедушка наклонился ее погладить.

– По крайней мере, она не запрыгнет на меня среди ночи! Кстати, а где я буду спать?

– Займешь мою комнату, я вполне могу лечь на диване.

Правда, потом, когда приедет мама, мне придется что-нибудь придумать. Я бросила на деда нервный взгляд. Проще всего было бы поставить его перед свершившимся фактом… Нет, я не могу так с ним поступить.

– Помощь нужна? – спросил он, следуя за мной на кухню.

Да, прикупи мне немного смелости.

– Да нет, устраивайся, а я пока займусь обедом. Курица и рататуй уже в духовке, минут через двадцать все будет готово.

– Хорошо, договорились.

Лулу направился было в мою комнату, но спохватился и достал из сумки две большие кружки из толстого белого фаянса с розовой каемкой.

– Это для завтрака. Если не трудно, поставь куда-нибудь…

– Не стоило с этим заморачиваться, у меня есть все, что нужно, – кивнула я на полку, заставленную чашками.

– Мой кофе с молоком гораздо вкуснее в настоящей кружке! Ты не заставишь меня пить его из своих грошовых посудин!

– Ну, как хочешь, – уступила я, закусив губу, чтобы не расхохотаться при виде его оскорбленной физиономии.

Зачем ему перечить? У дедушки есть множество маленьких причуд, как и у большинства пожилых людей. Его шкафчики забиты пакетиками с солью и сахаром, собранными бог весть где. На завтрак он неизменно съедает два тоста с соленым маслом и джемом из красной смородины, слушает все утро Radio Nostalgie, потому что оно напоминает ему о субботних танцевальных вечерах, на которых он пел до начала восьмидесятых годов. Еще он каждый день смотрит на втором канале караоке-шоу, в котором тайно мечтает поучаствовать, и злится, когда кто-то из конкурсантов путается в словах, которые кажутся ему очевидными. Ну а по четвергам он встречается с приятелями в бистро, чтобы сыграть партию в белот. Это святое, традиция, которую он ни за что на свете не нарушит. Хотелось бы верить, что он приспособится к жизни у меня, – боюсь, в ближайшие дни его привычкам предстоит серьезное испытание.

Когда он вышел в коридор, собираясь разложить свои вещи, я украдкой глянула на сообщение с расписанием поездов, которое мне только что прислала мама. Надо будет улучить момент, чтобы предупредить и ее тоже. Я понятия не имела, как она сейчас настроена по отношению к дедушке. Единственное, в чем я была уверена, – ни один из них не ожидает воссоединения семьи. Оставалось надеяться, что они не развяжут холодную войну под моей крышей. Я предложила им приют от всего сердца, но совершенно не хотела, чтобы их старые обиды стали сказываться на мне и моем сыне.

Лулу вернулся, и мы сели за стол. Разговор сам собой зашел о ремонте. Первая бригада рабочих, которая должна заняться крышей, приступит к работе через три дня.

– Начать придется с этого, чтобы устранить протечки, – уточнил дедушка, с аппетитом уплетая овощи.

– То есть плесень возникла из-за протечек?

Два месяца назад, осматривая дом, чтобы оценить объем предстоящих работ, дедушка обнаружил зеленоватые пятна на стенах гостевой комнаты, которой не пользовались уже целую вечность.

– Да, – кивнул он, – все дело в крыше. Мне еще повезло, что это не распространилось дальше.

Посчитав момент подходящим, я рискнула прощупать почву:

– А мамина комната? Если я правильно помню, она была в довольно приличном состоянии.

Дед мгновенно насупился.

– Ее тоже придется подновить, особенно если у покупателей будут дети, – нехотя ответил он.

Дети… Я с трудом представляла себе, на что станет похож дом, когда в нем поселятся незнакомые люди. Эта перспектива меня огорчала, но Лулу прав, другого выхода нет. Он вкладывает в этот ремонт существенную часть своих сбережений, поскольку его пенсия почтальона слишком мала, чтобы все оплатить. Я понимала его желание компенсировать траты за счет пожизненной ренты.

После обеда Лулу прилег отдохнуть, а я отправилась за покупками. Пробежавшись по супермаркету, я поехала в центр. Здесь, на нескольких мощеных улочках, была сосредоточена жизнь нашего городка: кафе «Чик-Чирик», названное в честь семейства Луазо[6], несколько поколений которого владели им на протяжении десятилетий, парикмахерская, бакалея, булочная, книжный магазин и табачная лавка. Здесь же находились мэрия и памятник павшим воинам. Возможно, кто-то считает Шатийон-сюр-Эндр на границе Берри и Турени лишь унылой деревней, но я вхожу в число его горячих поклонников. Наш небольшой городок, пусть и немного сонный, все же стоит того, чтобы приехать сюда полюбоваться средневековыми улочками и круглым донжоном старинного замка, возвышающимся над городом с двенадцатого века. Я припарковалась недалеко от кафе, на холме со стороны церкви, и прошла на рыночную площадь, затененную липами, – одно из моих самых любимых мест. Отсюда открывались чудесные умиротворяющие виды: с одной стороны на окрестности, а с другой – на донжон. У его основания, в бывших вспомогательных строениях замка, от которого остались лишь остатки крепостных стен, располагались туристическое агентство и библиотека. В этот час в городке было тихо. Старики отдыхали, дети были в школе, а остальные – на работе. Прислонившись к невысокой стене, я достала из кармана телефон и позвонила маме.

– Здравствуй, дорогая, – сказала она, сняв трубку.

Господи, никогда я не привыкну к ее голосу, ставшему таким… боязливым. Это единственное определение, которое приходило мне в голову.

– Привет, мама, – отозвалась я, стараясь казаться веселой. – Я получила твое сообщение, но решила, что лучше позвонить.

– Что случилось? – встревоженно спросила она.

– Ничего, не волнуйся. Я заберу тебя на вокзале в среду, как мы и договаривались. Но случилось нечто непредвиденное. Ты будешь не единственной моей гостьей.

– Твой отец решил заехать? Это не страшно, мы же мирно разошлись.

Я напряглась, покачала головой, хотя она не могла меня видеть.

– Честно говоря, речь не о моем отце… а о твоем. Лулу сегодня утром почувствовал себя плохо.

– Как? Что случилось?

– Ничего серьезного, не переживай, просто он затеял большой ремонт в доме. В результате он не знает, за что хвататься.

– Ну надо же! – выдохнула она. – Поверить не могу, что он наконец-то решился заняться домом. Там же лет шестьдесят ничего не обновлялось, кроме телефонных линий.

– Вот поэтому работы и стали необходимостью. Короче, все это рискует затянуться и его утомить, поэтому доктор Белланже посоветовал мне пригласить его в гости.

После этих слов повисла пауза.

– То есть, если я правильно поняла, – медленно проговорила она спустя несколько секунд, – Лулу сейчас у тебя.

– Да. Как думаешь, вы сможете ужиться вместе? Я пойму, если нет, вот только не вижу другого выхода.

– Не знаю, все зависит от него… Он сам что говорит?

Ничего, потому что я трусиха.

– Он еще не в курсе. Я решила сначала обсудить это с тобой.

– Я не хочу создавать тебе проблемы, солнышко. Наверное, мне лучше подыскать номер в гостинице у вокзала.

– И речи быть не может! Я собираюсь поговорить с ним завтра и уверена, что он сумеет отнестись к ситуации здраво.

Я ни в коем случае не хочу выгонять дедушку, но, если обстановка накалится, он всегда может перебраться к Аннетт. А вот маме действительно нужно место, где она могла бы отдохнуть и прийти в себя, и какой-то задрипанный отель для этого совершенно не подходит.

– Спасибо, Лиза, – пробормотала она.

С неспокойным сердцем я повесила трубку. Совершенно очевидно, что Лулу не сможет вернуться домой в обозримом будущем; что же касается мамы, ей предстоит все хорошенько обдумать и, возможно, подыскать работу. Как знать, сколько времени на это потребуется, учитывая, что ей пришлось пережить. Смогут ли они жить под одной крышей? Погрузившись в эти мысли, я вдруг осознала, что ноги принесли меня к аптеке. А поскольку Лулу просил купить ему лекарство, я зашла внутрь.

– Добрый день, Лиза, – приветствовала меня начальница Полин. – Чем могу помочь?

– Здравствуйте, Фабьена, мне нужно…

Название лекарства совершенно вылетело у меня из головы. Надо было записать его. А так мне не оставалось ничего другого, кроме как попытаться объяснить, что именно мне нужно.

– Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь от запора.

Аптекарша ответила выразительной полуулыбкой. Ой! Оглянувшись, я заметила другого клиента – высокого, довольно симпатичного парня с карими глазами и темно-русыми, слегка взлохмаченными волосами.

Уязвленная веселым взглядом, который он бросил мне в ответ, я пролепетала:

– Это не для меня, а для моего дедушки.

Немедленно заткнись!

Передо мной высилась стойка с губной помадой, и в висящем над ней зеркале я увидела свое не самое лестное отражение: наспех забранные в небрежный пучок каштановые волосы, пылающие щеки, в глазах – того же незабудкового цвета, как у матери и деда, – полная паника. И нелепая натянутая улыбка в стиле Чеширского Кота… Спасите! К счастью, хозяйка аптеки нашла в своих записях название злополучного лекарства Лулу. Собрав остатки чувства собственного достоинства, я сбежала, не дожидаясь продолжения беседы.