Дэвид припарковал свой душный серый спортивный автомобиль в парке, напротив опустевших магазинов, и я уставилась в лобовое стекло. Ночное небо было так же черно, как и мое настроение. Даже знакомый приятный запах дорогого одеколона Дэвида не помогал. Вокруг не было ни машин, ни пешеходов — дождь опустошил обычно оживленный район внутриземельцев. Хотя время было час ночи, и я находилась в неблагополучном районе, в машине, за которую подралась бы парочка нелегальных мастерских, я не переживала, ведь рядом сидели мой альфа и еще злой телохранитель на заднем сиденье. Я бывала в районах и похуже, причем совсем одна.
Дэвид разглядывал замызганный магазин на другой стороне улицы, стекла которого были обклеены старыми музыкальными плакатами. Заведение напоминало дикую смесь салона красоты и мастерской по ремонту мотоциклов, и я внезапно поняла, что оно не заброшено, а попросту закрыто на ночь. На двери виднелись выцветшая золотая надпись «Эмоджин». «Салон закрыт, — подумала я, глядя на темные окна. — Спасибо тебе, Боже».
— Спасибо, Рэйчел. Я благодарен тебе, — сказал Дэвид, и с заднего сиденья послышалось возмущенное фырканье Вэйда, который все еще мучился от головной боли.
— Кажется, салон закрыт, — пробормотала я, переведя взгляд с Дэвида на Вэйда.
Открыв свою дверь, Дэвид выбрался из машины, и внутрь просочился запах мусора и мокрого асфальта.
— Ты уже пять раз не являлась в назначенное время. Они уже не ждут, что ты придешь. Подожди здесь, я узнаю, смогут ли они принять тебя сейчас.
Вэйд, постанывая, выбрался из машины и осторожно потянулся.
— Я схожу, — предложил он. — Если не двигаться, боль не пройдет.
Дэвид снова опустился на мягкое кожаное сиденье.
— Я подожду вместе с Рэйчел, — сказал он.
Вэйд хлопнул дверцей немного сильнее, чем следовало. Я знала, что он еще злится из-за синяков на ребрах, но ему не следовало даже пытаться вынести меня на плече из дверей церкви.
Вэйд постучал в окно, глядя на меня.
— Ты ведешь себя как скотина, извинись.
Ухмыльнувшись, я чуть не показала ему средний палец.
Вэйд, стараясь скрыть хромоту, пересек улицу и подошел к тату-салону. Просунув руку между решетками, он постучал по стеклу. Ссутулившийся под моросящим дождем, одетый в ветровку, потертые джинсы и армейские ботинки, вервольф совсем не выделялся на этой мрачной улице.
В окне загорелся слабый свет, и я отвернулась. Черт, в салоне кто-то был.
— Я серьезно, — произнес Дэвид, покрутив ручку обогревателя, и я вздохнула. — Я ценю, что ты согласилась сделать тату, но пойму, если ты решишь отказаться.
Однако я знала, что отказываться будет не правильно. Я нахмурилась. А ведь Вэйд прав. Я веду себя как скотина и как маленький эгоистичный ребенок.
— Я хочу сделать тату, — угрюмо буркнула я, не сумев посмотреть Дэвиду в глаза. — Прости, что доставила столько проблем. Я рада, что наконец сделаю тату. Правда.
Дэвид рассмеялся, а потом заговорил серьезным тоном.
— Я пытался не втягивать тебя в дела стаи… — начал он.
— Я знаю, — сказала я, встретив его взгляд. — И я благодарна тебе за это.
— Но мне будет спокойней, когда у тебя появится татуировка стаи, — закончил он, и в приглушенном дождем свете с улицы его карие глаза показались мне почти черными. По стеклу заскребли дворники, и оборотень отвернулся, чтобы их выключить. — Без магии ты стала уязвима. Достаточно человека за рулем фургона и еще одного с тряпкой эфира, и ты исчезнешь.
— Все не так плохо, — ответила я.
Я вспомнила, что Трент говорил примерно то же самое, хоть и другими словами, и мне стало не по себе.
— Нет, все именно так плохо, — вздохнул Дэвид и нахмурился. — Особенно теперь, когда ты лишилась своего единственного преимущества — анонимности. Ты демон и ты почти лишена магии — лакомый кусок для любого никчемного колдуна-выскочки по эту сторону Миссисипи, кому захочется прославиться за твой счет. Я не собираюсь ограничивать твою свободу — если человека посадить на цепь даже ради его безопасности, он все равно будет в оковах. Но, Рэйчел, если ты сама ничего не сделаешь чтобы защитить себя, поверь мне, я возьму твою защиту в свои руки, и тебе придется смириться с этим.
Смутившись от его слов, я теребила ремешок своей сумки.
— Гленн рассказал мне, за какое дело вы с Дженксом и Айви взялись, — добавил вервольф, и я повернулась к нему.
— Он все рассказал тебе?
Дэвид кивнул. Он наблюдал за Вэйдом — тот разговаривал с разгневанной женщиной в джинсах и свитере, стоявшей в дверном проеме.
— Не все, — ответил оборотень. — Он рассказал достаточно, а об остальном я догадался из официальных сообщений, — Дэвид пристально посмотрел на меня, не позволяя отвести взгляд. — Будь осторожна, — сказал он, и я почти задрожала. — Эти люди выманивают тебя. Когда у тебя появится видимый знак принадлежности к нашей стае, мне будет легче отпустить тебя заниматься своей работой. Особенно сейчас, когда твои магические способности ограничены.
— Ла-а-адно, — протянула я, крутя браслет на запястье. Я признала, что я демон, но могу ли я так называться, если не способна творить магию, свойственную демонам?
Глядя на салон, Дэвид произнес:
— У тебя есть друзья и союзники. Они узнают тебя по татуировке. Ты заслужила ее. Прими ее достойно.
Удивившись, я вздрогнула. Трент сказал мне полагаться лишь на себя и относиться к магии как к средству выживания. Дэвид предлагал положиться на друзей, и это так «по-взрослому». Я не знала, что и думать. Может, я смогу совместить оба способа?
— Спасибо, — тихо ответила я. — И прости меня. Мне не следовало признаваться, что я демон.
— Да нет же, — сказал Дэвид, и, услышав веселые нотки в его голосе, я посмотрела на него. — Я рад, что ты призналась. Благодаря признанию ты подпадаешь под действии демонской поправки. Ссылаясь на нее, мы с Трентом смогли избежать твоего полного разорения.
— Демонской поправки? — недовольно переспросила я. Он явно издевался надо мной.
— Демонской поправки, — повторил вервольф, резко кивнув. — В любых действиях, произведенных демоном, не могут обвинить человека, и они должны рассматриваться как природное явление. Подобные оговорки есть в большинстве законов, и они значат, что любые иски против тебя не имеют законных оснований.
От удивления я даже села ровнее. Я не знала, что Дэвид вместе с Трентом вносят поправки, чтобы вернуть мне гражданские права и минимизировать ущерб от моих действий. Это что-то новенькое.
— Но ведь когда большинство исков было подано, я еще не была официально признана демоном, — удивилась я, и Дэвид весело похлопал меня по коленке, настроение у него явно улучшилось.
— Нет, была. Ты родилась демоном. Чудо лишь в том, что ты выжила.
Я улыбнулась, и он добавил:
— Моему юристу несказанно повезло, он прославится на этих законах. Думаю, это он должен приплачивать за то, что работает на нас.
Я хохотнула, радуясь, что есть хоть какая-то польза от моей демонской сущности.
— Рада, что смогла помочь, — саркастически ответила я.
Женщина, которая говорила с Вэйдом, пристально смотрела на меня. На ее лице читалось раздражение, и я помахала ей рукой. Пока все складывалась очень хорошо — нахмурившись, она взглянула на Вэйда и сказала:
— Я спрошу ее. Жди здесь.
Стеклянная дверь закрылась, Вэйд обернулся к нам и пожал плечами.
— Пойдем, — сказал Дэвид и снова открыл дверцу машины, в уже куда более приподнятом настроении. — Посмотрим, примет ли она тебя.
По телу пробежала волна предвкушения, смешанного со страхом. Я вылезла из машины и чуть не упала на тротуар — Дэвид припарковался слишком близко к поребрику. Закинула сумочку на плечо, захлопнула дверцу машины, и звук разнесся по пустой улице, залитой дождем. Я разглядывала мокрые, потрепанные жизнью здания; остро ощущалась близость реки.
— Прости меня, Дэвид, — сказала я, и он улыбнулся мне поверх крыши автомобиля. — Мне давным-давно следовало сделать тату. Спасибо за настойчивость.
Ну почему с Дэвидом я могу признать, что была не права, но не могу сказать того же Тренту?
— Ничего страшного, — сказал вервольф и указал на здание салона. — Пошли?
Я кивнула и зашагала в сторону салона. На улице зажигались фонари, и стало не так темно. Глядя под ноги и обходя выбоины на дороге, мы с Дэвидом пересекли улицу. Я ступила на тротуар и, не обращая внимания на раздраженный взгляд Вэйда, вгляделась в витрину. Мне хотелось разглядеть, что находится позади старых плакатов. Но постеры покрывали окна толстым слоем, и я ничего не увидела.
Вэйд склонился рядом, почти прижав меня к двери.
— Я не сбегу, — буркнула я.
— Я рад, — кратко изрек он, так и не отодвинувшись. — Эмоджин спускается. Она уже не уверена, что хочет с тобой работать. Так держать, Рэйчел.
— Не уверена? — Дэвид удивленно отступил. — Я уже заплатил ей!
Вэйд еще сильней нахмурился.
— Значит, тебе следовало проследить, чтобы Рэйчел явилась сюда раньше, а не пропустила пять назначенных встреч. Эмоджин оскорблена.
— Еще раз извините! — громко произнесла я и услышала, как мой голос разносится по пустынной улице. — Я была не готова, и я не люблю, когда меня принуждают!
Дверь в салон открылась, и Вэйд обернулся.
– Тогда объясняйся сама.
Внутри салона шевельнулась тень, очерченная резким светом, хлынувшем наружу. Я успела заметить лестницу, ведущую наверх, а потом дверь захлопнулась. Дэвид отступил на шаг, и вторую стеклянную дверь открыла босая крупная женщина в сине-зеленом одеянии, напоминающем сари.
Я стояла как громом пораженная. Она была необыкновенной. Я раньше не встречала женщин, которые, обладая таким ростом и весом, могли преподносить себя с подобной элегантностью и достоинством. На ее светло-кремовой безупречной коже не было и следа татуировок, казалось, будто это кожа новорожденного. Почти седые волосы, заплетенные в две косы, лежали на плечах. Судя по морщинкам, разбегавшимся от губ, она часто улыбалась, хотя сейчас лицо оставалось серьезным. Наверное, в ее роду были коренные американцы и французы, хотя не уверена.
— Эмоджин, — обратился к ней Дэвид через решетку. — Спасибо. Мы наконец загнали ее в угол.
— Я еще не сказала, что согласна, — ответила она, и я наступила Вэйду на ногу. Он отошел, и мне стало легче мыслить. — Рэйчел Морган?
Она перевела взгляд своих карих глаз на меня, и я оказалась в ловушке.
— Мм, простите, — промямлила я, как будто вновь оказавшись в детском саду. — С моей стороны было наглостью пропускать назначенные встречи, но я была не готова, и я не люблю, когда меня к чему-либо принуждают. Вы принимаете мои извинения?
Эмоджин глубоко вздохнула и, задержав дыхание, осмотрела меня с ног до головы.
— Возможно. Зайди, и я послушаю, что ты готова рассказать.
«Готова рассказать?», — мысленно переспросила я, но тут она отперла замок на решетчатой двери и, отвернувшись, грациозно прошла внутрь здания.
Дэвид распахнул передо мной дверь, и я вошла внутрь с мыслью, что со мной обращаются, будто с неразумным ребенком. За мной последовал Вэйд, потом Дэвид. Он захлопнул дверь, заперев нас внутри. Я медленно вдохнула, впуская в себя ощущения комнаты.
Первое, на что я обратила внимание, это отсутствие эха. В комнате было тепло, градусов 27, и мое тело моментально расслабилось. Цементный пол покрывали некогда яркие мазки всевозможных красок, призванные имитировать татуировки. Сейчас большая часть узоров выцвела. Стены пестрили рисунками — один поверх другого. В глубине комнаты возвышался ряд автобусных сидений, а за ними располагались парикмахерское кресло и большая микроволновка, на которой стоял кофейник. Вдоль стены были отгорожены три небольших закутка, какие выделяют сотрудникам в офисных зданиях. Кабинки не имели дверей, но окна, тянущиеся от самого потолка и до подоконника, были прикрыты жалюзи.
Эмоджин втиснула свое большое тело за U-образную стойку в центре салона. Под поцарапанным стеклом витрины были развешаны украшения для пирсинга. Позади нее, на широких полках, лежали альбомы всевозможных размеров, некоторые толще обычных печатных книг.
Вэйд проследил за тем, как Дэвид подвел меня к стойке, потом сунул большие пальцы в карманы и пошел к молодой девушке, которая разговаривала с ним в дверях. Кажется, ее звали Мэри-Джо? Оторвавшись от счетов-фактур, она улыбнулась ему, и я закатила глаза.
— Так ты альфа Дэвида? — спросила Эмоджин, когда я подошла к стойке. Задумчиво глядя на меня, она уселась на высокий стул, затем повернулась к разрисованному монитору и клавиатуре. — Ты совсем не похожа на других девушек его стаи.
Встав ровнее, я протянула ей руку поверх стойки.
— Меня зовут Рэйчел, — представилась я и пожала ее гладкую прохладную руку. Она явно не занималась физическим трудом. — Простите, что побеспокоили вас так поздно, — сказала я, оглядев закрытый на ночь салон.
Эмоджин приподняла светлые брови.
— Опоздала ты с извинениями, — невесело произнесла она. — Ну, ты, наконец, здесь, но я не буду бить тебе тату, если ты сама этого не хочешь. — Скрестив руки на груди, она посмотрела на Дэвида, потом на меня. — Я знаю, что он силком притащил тебя сюда. Тебе есть, что добавить?
Мне стало очень стыдно.
— Я хочу сделать тату, — сказала я, и, подняв глаза, заметила на ее лице неодобрение. — Правда, хочу. Я отвратительно вела себя по отношению к Дэвиду и к вам. И к остальным членам стаи. С моей стороны было непрофессионально пропускать назначенные встречи, простите за это. Я просто боялась.
Толстуха удивленно хмыкнула и опустила руки.
— Ты все еще боишься? — спросила она, и по голосу я поняла, что она почти перестала на меня злиться.
Я посмотрела на Дэвида, затем обернулась к Вэйду, который закатывал рукава, красуясь перед молодой девушкой, и потом снова повернулась к Эмоджин.
— Да, — вырвалось у меня, и Дэвид вздрогнул. — Но я много чего боюсь, но делаю. И сейчас желание сделать тату пересиливает страх. — Сузив глаза, я глянула на Вэйда. — Если бы я действительно хотела сбежать, меня бы никто не остановил.
Тяжело вздохнув, Эмоджин кивнула.
— Не могу поверить, что говорю это, но я согласна, я сделаю тебе тату. И я принимаю твои извинения.
Я вздохнула, только сейчас осознав, как важно для меня было добиться ее прощения.
— Спасибо. Еще раз простите. Иногда я совершаю глупости.
Эмоджин подняла голову.
— И это для тебя очередная глупость?
— Нет, — быстро ответила я. — Избегать встреч было глупостью. Мне давно стоило взять себя в руки.
— Ну, с этим ты справилась, — сказала Эмоджин. Дэвид, стоящий около меня, снова повеселел и облокотился на стойку, но Эмоджин указала ему на надпись «не прислоняться».
— Ты была ведьмой, правильно? — проговорила Эмоджин. Ее пальцы летали над клавиатурой. Красивый голос был таким же мягким и насыщенным, как и она сама. Мне нравились ее духи, они навевали воспоминания об осенней прохладе. — У меня есть файл Дэвида с эскизом тату.
Дэвид, наклонив голову, оправил пальто и посмотрел на нее заискивающе.
— Я хотел бы кое-что добавить, чтобы подчеркнуть ее высокий статус.
Эмоджин смотрела в монитор и, нажимая на одну кнопку, проматывала список файлов.
— Легко. Я догадывалась, что ты захочешь сделать подобное.
Что-то особенное? Специально для меня?
— Что, правда? — спросила я и слегка покраснела, услышав радостное волнение в своем голосе.
Дэвид широко улыбнулся, взял меня за руку и слегка сжал ее.
— Конечно. Для меня это важно.
А я пыталась избежать всего этого. Боже! Какой же дурой я была.
Я заметила, как Вэйд пошел за девушкой в сторону одной из кабинок. Она включила в ней свет, но не пустила Вэйда, положив руку ему на грудь. Сказав ему подождать, она начала прибираться в своем закутке. В комнате запахло антисептиком. Эмоджин подожгла палочку благовоний и, поводив ей из стороны в сторону, кинула в запыленную банку, чтобы ничего не загорелось.
— Вот ваш зарегистрированный символ, — сказала она, повернув к нам монитор, и мы с Дэвидом склонились, стараясь не облокачиваться на стойку. В центре татуировки был изображен цветущий одуванчик на зеленом стебле, выбивающемся из пучка листьев. Только цветок был не белым, а черным. Позади цветка виднелась неполная луна. Миленькая картинка — Дэвид явно хотел, чтобы тату было эксклюзивным. Хотя, честно говоря, у меня рисунок не вызвал никаких эмоций. Я была рада, что девушки из стаи не выбрали для тату волшебные палочки и летучих мышей.
— Я начерчу набросок, — начала Эмоджин, и я удивленно моргнула. Она надела круглые очки, напомнившие мне об Але, и повернулась ко мне. — А Мэри-Джо раскрасит его. Она моя дочь и умеет почти все, что умею я.
— Хорошо, — ответила я, глянув на Вэйда и Мэри-Джо. Девушка вытолкнула вервольфа из кабинки и указала ему на места для ожидания. Ему с ней явно ничего не светит, но, похоже, им обоим нравится эта игра.
— Татуировка — это не просто красивая картинка, она должна что-то значить, — произнесла Эмоджин, указывая на рисунок. — Какая деталь, добавленная к этому рисунку, будет символизировать тебя?
Вздрогнув, я склонила голову.
— Не знаю. Дэвид, есть идеи? — спросила я. Уверена, он размышлял об этом намного больше. Из меня получилась плохая альфа.
— Добавь еще цветков, — сказал оборотень, не раздумывая. — И луну позади.
Эмоджин кивала, слушая его, и мысленно добавляла к тату новые детали.
— Чтобы походила на твою?
— Да, но мы не пара, поэтому они должны отличаться, — сказал он. — Сделай полную луну, чтобы подчеркнуть ее цельность.
Цельность? Он что, шутит? Я давно разрываюсь на части и едва остаюсь в живых.
— Дай мне подумать, — Эмоджин нажала на несколько кнопок, и за ее спиной загудел огромный допотопный принтер. — Я оставлю черный пух. Пусть этот элемент символизирует ваше единство.
С каждой фразой тату становилось все сложнее. У меня появились опасения, что сейчас эти двое изобретут такое, что потребует дня работы и поместится только на спине.
— Хм, — начала я нерешительно, когда листок бумаги выскочил из принтера. — Иногда чем меньше, тем лучше. Может, остановимся просто на трех цветках? Пусть один будет желтый, один отцветший с сомкнутыми зелеными лепестками и один с черным пухом?
Эмоджин наклонилась взять распечатку. Она поднялась и, резко посмотрев на меня, положила ее на стол.
— Непостоянство, — произнесла она, осмотрев меня сверху вниз, как когда мы только встретились. — Это твоя суть, не так ли? Дэвид, она права. Дай мне секунду.
— Просто три цветка? — спросил он. Вервольф явно считал, что у меня должна быть более сложная татуировка. Я нервно улыбнулась в ответ. Мне не нужен букет. Мне нужна простая тату.
Эмоджин держала один черный карандаш в руке, другой зажала между зубов. Почти забыв про нас, она начала делать новый набросок возле оригинала. Она была истинным художником, и видя, как тату обретает форму, я поняла, что с радостью буду носить на теле то, что создала эта женщина.
— Хорошо получилось, — заметила она, добавив парочку парящих семян-парашютов возле цветущего одуванчика. — Просто, изящно, легко сделать и имеет глубокий смысл. А ты что думаешь?
Она повернула эскиз к нам, и я резко втянула воздух. Я влюбилась в рисунок.
— О, он прекрасен, — сказала я, взяв в руки листок. Эмоджин просияла, и даже Дэвид казался довольным, хотя на рисунке были лишь три цветка, и только два из них выглядели красивыми. Третий был в уродливом промежуточном состоянии, думаю, как я сейчас. Бог ты мой, она каким-то образом умудрилась придать изгибам листьев очертания волчьих голов, а позади виднелась полная луна, и все вместе выглядело как настоящее произведение искусства. И это моя будущая татуировка, стоит мне лишь дать согласие.
— Ладно, — сказала я, возвращая листок. — Я согласна на эту тату. И не важно, как больно это будет.
Эмоджин улыбнулась, и по лицу у нее расползлись лучики морщинок, делая ее просто красавицей.
— Я знала, что ты согласишься.
Из передней части салона послышался резкий смех Вэйда, похожий на лай.
— Что смешного? — спросила я, и Дэвид успокаивающе положил руку мне на плечо.
— Ты, — Вэйд приподнялся со стула. — Боже, Рэйчел. Это не так больно, и, насколько я знаю, тебе доставалось сильнее.
— Не по моему желанию, — сказала я, подавив дрожь. — А ты просто дуешься, потому что тебя уделал щупленький эльф.
Дэвид сжал мое плечо, и Эмоджин соскользнула с высокого стула.
— Спасибо, — сказал он искренне. — Я понимаю, что для тебя эта татуировка не так важна, как для меня.
Смутившись, я проговорила:
— Прости, что так долго решалась, но зато теперь я уверена, что оно того стоит, — я встряхнула рукой с серебряным браслетом, и на лице у вервольфа появилось беспокойство.
Эмоджин неспеша подошла к нам.
— Итак, теперь осталось выяснить, куда мы ее набьем.
Я моргнула. Вспомнилось, как такой же вопрос задавал мне демон.
— Мм-м, — выдала я гениальный ответ. — А вы что предложите?
Она устало выдохнула.
— Ты даже об этом не подумала.
Вэйд напривался в нашу сторону и, оттянув воротничок рубашки, проговорил:
— Настоящий вер выбил бы ее здесь, где всем будет видно, но раз ты не хочешь демонстрировать свою принадлежность к стае…
— Мистер Бенсон, — зарычал Дэвид, повернувшись к нему и сжав кулаки.
— Не в этом дело! — крикнула я, тоже разозлившись. — Я просто не хочу снова делать тату, когда эта исчезнет после дурацкого демонского проклятья трансформации! К твоему сведенью, после изменения тату исчезают.
Вэйд замер в восьми футах от нас и резко опустился на одно колено. Вероятно, это был знак подчинения, но на лице у него сохранялась вызывающая гримаса. Эмоджин ухмыльнулась и встала между ними.
— Я предлагаю на руку или лодыжку, — сказала она, как будто не замечая, что эти двое готовы наброситься друг на друга. Никакие тренировки не помогли бы Вэйду в схватке с Дэвидом. Помощи Вэйда Дэвид попросил лишь потому, что ему было бы трудно заставить что-либо сделать собственную альфу.
Эмоджин потрясла распечаткой, стараясь привлечь наше с Дэвидом внимание.
— Тебе нужно выбрать место, где ты сможешь показывать татуировку, если захочешь. Не рекомендую бить ее на заднице.
Чтобы разрядить обстановку, я рассмеялась, и мужчины отвернулись друг от друга.
— Девушки из стаи сделали татуировки над грудью, — сказал Дэвид. — Их тату почти всегда видно.
Но мне как-то не хотелось, чтобы мою наколку было всегда видно. И я не хочу большую тату. От этих мыслей у меня разболелся живот.
— У тебя чистая и здоровая кожа, тату на ней будет смотреться потрясающе, — вступила Эмоджин, видя мое замешательство. — Я думаю, не сделать ли и себе такую же. А ты можешь сидеть спокойно, когда тебе больно?
Я кивнула, вспомнив иглы и капельницы, с которыми я провела все детство. Боже, я ненавижу иглы.
— Да, — ответила я. Я ломала голову, как бы сделать татуировку поменьше размером и при этом учесть желание Дэвида, чтобы она находилась на видном месте. По его мнению, если наколка не видна всем вокруг, то зачем вообще ее делать?
— Давайте сделаем ее сзади на шее, высоко и почти за ухом, чтобы она была скрыта большую часть времени, — сказала я, взяв у Эмоджин рисунок. — И разбросаем разлетающиеся семена одуванчика. Один зонтик останется на шее, рядом с основным рисунком, один пусть будет на ключице, где все его смогут заметить, и один на твое усмотрение.
Я подняла голову и посмотрела Дэвиду в глаза.
— Те, кто знает, что одуванчик — символ стаи, сразу узнают его, а остальным и не обязательно показывать всю татуировку целиком.
Дэвид задумался над моими словами, и Эмоджин взяла у меня бумагу с рисунком.
— Получится секрет, известный всем, — произнесла она весело. — Рэйчел, замечательная идея. Я так рада, что ты пришла. Эта татуировка станет одной из моих любимых работ.
— Почему? — спросил Вэйд, приняв почти воинственную позу. — Потому что она столько раз кидала тебя, а теперь, наконец, решилась?
Эмоджин замерла и, обернувшись, уставилась на него пронзительным взглядом.
— Потому что благодаря одной маленькой детали она покажет всему миру, кто она, вместо того чтобы покрывать свое тело набором случайных картинок в тридцать слоев, пытаясь выразить свою сущность.
У меня отвисла челюсть, а она направилась к Вэйду, и на лице у нее читалось желание врезать ему.
— И она, возможно, пришла бы раньше, будь у нее хоть какие-то знания, а не только слова мужчин, что это совсем не больно, хотя она знает, что это ложь, ведь она далеко не дурочка.
Вэйд отступил еще на пару шагов, а невысокая женщина приблизилась и уставилась ему в лицо.
— Я говорила тебе привезти ее для разработки рисунка, — продолжала она. — Рэйчел, может, и кинула меня несколько раз, но она в итоге пришла. — Отвернувшись, Эмоджин тяжело выдохнула и улыбнулась мне. — Мужчины, — сказала она, взяв меня под руку и проведя в ярко освещенную комнатку. — Они забывают, что мы хотим сначала увидеть, за что будем мучиться, и только после этого можем добровольно вынести все что угодно. Как иначе мы смогли бы вытерпеть девять месяцев, которые требуются для появления на свет прекрасного ребенка? Мы и так знаем, что сможем вынести это. И делать тату, чтобы доказать себе что-то, не стоит. Я знаю, татуировка будет тебя радовать. Я уверена.
Она погладила меня по руке, приглашая в свой большой и исчезающе малый мир чернил, иголок и выражения своей сущности. И на этот раз, поверив ей, я пошла.