Идти полным ветром

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Да убережет Господь корабль сей от непогоды и шторма, от бедствий и опасности, да защитит его от всех напастей этого мира, в том числе и от причиняемых людьми!

Торжественно и празднично звучал голос Дидериха Моллера, ратмана и президента конвойной коллегии адмиралтейства, морозным и солнечным февральским утром 1668 года напутствовавшего первый из конвойных фрегатов, только что спущенный на воду. Отсутствие мачт — их обычно устанавливали позднее — не мешало любоваться совершенными пропорциями его корпуса. Церемония спуска на воду вскоре завершилась, господа из совета города и адмиралтейства направились в подвальчик ратуши отпраздновать это событие приличествующим случаю возлиянием, а толпы бедноты, привлеченные редкостным зрелищем, — назад в свои промерзшие подвалы; на берегу остался один Берент Карфангер, не сводивший глаз с великолепного корабля.

По предложению Карфангера фрегат получил название «Леопольд Первый» — в честь императора Леопольда и с мыслью о единстве империи. Его корпус сидел в воде неглубоко: в трюме не было ещё ни балласта, тга груза, и пятьдесят четыре орудийных порта под выкрашенными красной краской крышками ещё зияли пустотой. На носу красовался красный лев с золотой гривой, сжимавший в лапах герб города Гамбурга. Обшивка на шканцах, юте и квартердеке была выкрашена в оливково-зеленый цвет, а весь остальной корпус судна до самой ватерлинии покрывала смесь древесноугольной смолы и еловой живицы цвета спелого каштана, сквозь которую пробивался замысловатый узор дубовой древесины. Корпус ниже ватерлинии светился защитной краской, по цвету напоминавшей пергамент старинных рукописей, приготовленной из смолы и серы.

Кормовая надстройка была отделана замечательной резьбой по дереву в стиле барокко: музицирующие путти, словно сошедшие с картин Рубенса, фигуры воинов и диковинных морских животных. Между двумя кормовыми фонарями располагались два других златогривых льва, под ними на светлоголубом фоне — фигура императора Леопольда в человеческий рост, в полном облачении и со всеми символами власти: в короне, со скипетром и державой.

Словно издалека он услыхал голос жены:

— Ну идем же наконец, Берент! Или ты хочешь, чтобы твои жена и дочь превратились в ледышки? Все уже давно разошлись.

— Ну и пусть себе пьют свое пиво на здоровье, — отозвался Карфангер.

— Берент! — повторила Анна уже настойчивей. — Ребенок мерзнет.

Карфангер оглянулся. Его дочурка Вейна стояла в глубоком снегу, кутаясь в меховую шубку; по щекам её катились слезы.

— Что ты, моя девочка? Тебе так холодно?

— У меня ноги замерзли, папа, — всхлипнула Вейна.

— А ты возьми и побегай, вот они и согреются. Не стой, словно статуя, — побегай.

— Не будь таким суровым, Берент, — сказала Анна, — она ведь ещё совсем маленькая: в этом году только восемь лет исполнится.

Возле стапелей, с которых только что сошел «Леопольд Первый», стоял мастер-резчик Кристиан Прехт и разговаривал с корабелами. Это он создал все деревянные украшения и фигуры нового фрегата. Карфангер подошел к нему и спросил, отчего голова, корона, руки, скипетр и держава получились неестественно большими по сравнению с фигурой императора.

— Я поступил так не без умысла, — ответил Кристиан Прехт, — если хотите, мы можем подняться в мою мастерскую, и я вам все объясню.

В мастерской кипела работа: несколько подмастерьев, вооруженных долотами, стамесками, рашпилями и ножами самой причудливой формы, трудились над резными украшениями для другого конвойного фрегата, который предполагалось назвать «Герб Гамбурга». Мастер показал на фигуру ангела, стоявшую на небольшом выступе высоко над фронтонной дверью, и подвел Карфангера на несколько шагов ближе к ней.

— Скажите, кажутся ли вам члены фигуры пропорциональными?

— Безусловно, — ответил Карфангер, посмотрев вверх.

Тогда мастер отвел его к противоположной стене и задал тот же вопрос. Карфангер вынужден был не без удивления признать, что ноги фигуры представляются ему чересчур длинными, и поднятая вверх рука с мечом кажется длиннее другой, вытянутой в сторону. Снова подойдя к двери и посмотрев на ангела, он сказал:

— Если смотреть отсюда, то все становится на свои места. Значит, все дело в том, под каким углом смотрят на фигуру. Более острый угол укорачивает горизонтали; я полагаю, эта фигура предназначена для расположения именно на такой высоте?

— Совершенно верно, — отозвался резчик, — она будет стоять над кафедрой проповедника, так что придется задирать голову, чтобы её рассмотреть. Иначе с фигурой императора Леопольда: она будет находиться примерно на высоте глаз, и смотреть на неё будут, как правило, издалека. Что же, по-вашему, можно было бы разглядеть, если бы её пропорции были правильными? Предположим, вы смотрите на неё с расстояния в два-три, а то и все четыре кабельтовых?

— Подробностей, пожалуй, не разглядишь, — согласился Карфангер. — И вы, стало быть, намеренно увеличили те детали, которые кажутся вам наиболее важными?

— Да, именно так. Пусть каждый, кто повстречает в море этот фрегат, сразу увидит сверкающую императорскую корону, золотой скипетр и державу. В этом и заключался мой замысел, господин Карфангер. Удовлетворены ли вы объяснением?

— Благодарю вас, мастер, вы все продумали наилучшим образом, — сказал Карфангер, пожимая Кристиану Прехту руку.

Вейна подбежала к отцу, крича на ходу:

— Отец, посмотрите, что мне подарил старший подмастерье господин Бертольд!

Это была деревянная скульптура чуть ли не в полсажени высотой. По лицу Карфангера было видно, что он колеблется, не зная, позволить ли ребенку принять такой ценный подарок. Заметив это, старший подмастерье сказал:

— Не лишайте ребенка радости, господин капитан. Это — всего лишь модель, предназначавшаяся для «Герба Гамбурга». Настоящие украшения для носа судна мы делаем из дуба. — И мастер стал засовывать скульптуру в мешок из грубого полотна, в которых обычно готовые произведения разносились заказчикам.

Анна Карфангер вдруг смертельно побледнела и пошатнулась. В её памяти всплыла страшная картина: тельце её малыша Иоханна, умершего во время чумы, опускают в такой же полотняный мешок…

— Что с тобой, Анна? — встревоженно спросил Карфангер, подхватывая жену. — Тебе нездоровится? Прости, я, кажется, был слишком груб там, на берегу.

Анна медленно покачала головой.

— Нет-нет, что ты, это я была неправа. — И шепнула ему на ухо: — У Вейны скоро опять будет братик, Берент, уже этим летом…

Карфангер отправил Анну с Вейной домой в портшезе, а сам опять спустился к Эльбе, к месту осмолки кораблей, где уже стоял «Леопольд Первый». Карфангер пришел вовремя: только что привезли нижние мачты и как раз собирались их ставить. Уже были подготовлены рычаги и кранцы для первой — фок-мачты высотой в добрых шестьдесят футов. Мастерам понадобился целый час на то, чтобы поднять её и привести в вертикальное положение. И тогда Карфангер достал из своего кошелька золотой гульден и обратился к мастеру-такелажнику:

— Сделаем все так, как предписывает обычай!

Согласно давнему поверью, золотая монета, положенная в гнездо фокмачты перед её установкой, должна была отводить от корабля все напасти. Конечно, Карфангер не верил в чудодейственную силу этого обряда, тем не менее спустился в трюм корабля и собственноручно опустил монету в гнездо мачты, которая тотчас же была установлена.

Вновь поднявшись на палубу, Карфангер спросил корабелов, не забыли ли они употребить при строительстве фрегата и краденое дерево, чтобы судно хорошо ходило под парусами — этого требовал ещё один давний обычай.

Мастера стали переглядываться между собой и пожимать плечами. Тогда Карфангер вновь полез в кошелек и выложил ещё несколько талеров.

— После трудового дня неплохо будет как следует промочить горло, — сказал он, как бы между прочим.

Один из пожилых подмастерьев выступил вперед.

— За кражу полагается виселица, господин капитан, поэтому про такие дела стараются много не рассказывать. Но что поделаешь, если так велит обычай. Пойдемте, покажу вам кое-что.

Он подвел Карфангера к трапу квартердека и указал на верхние ступеньки:

— Знакомо ли вам это дерево, господин капитан?

Карфангер сделал вид, что тщательно осматривает ступеньки, затем выпрямился и решительно заявил:

— Доска для этих ступенек взята из настила главной палубы моего флейта «Дельфин».

— Верно, — сказал подмастерье, — это одна из досок, которые вы прошлой осенью велели заменить.

— Видите, — Карфангер улыбнулся, — как хорошо я знаю свои корабли. — С этими словами он простился и отправился домой.