Идущие на смерть приветствуют тебя

12.

На другой день Публий Аврелий без особого энтузиазма продолжил расследование.

Приведя себя в порядок, надев тяжелую тогу с латиклавией — знаком его сенаторского звания, патриций расположился в паланкине рядом с Сервилием и приказал кортежу двинуться в путь.

Пока рабы кричали во все горло, провозглашая его имя и должность, патриций с сомнением задавался вопросом, помогает ли такая торжественность проведению расследования и не лучше ли переодеться в скромную одежду и неузнанным, без всякой помпы, отправиться в таверну напротив школы гладиаторов… Но должность, на которую назначил его Клавдий Цезарь, была официальной, и — увы! — он был обязан соблюдать требования этикета.

Дверь таверны открылась, и Кастор, пешком следовавший за паланкином, тотчас исчез за ней.

Сервилий тоже поспешил выбраться из паланкина — на этот раз без помощи раба, как делал обычно. Он показался Аврелию выше ростом и даже не таким тучным, когда уверенным шагом и с высоко поднятой головой прошествовал вперед. Вот что может сделать с человеком успех у женщин!

Не то чтобы он ревновал Тита, нет, он лишь слегка недоумевал, каким образом этот тихоня так легко сумел пробить брешь в сердце актрисы… если только дело не в том, что его кошелек не уступал по величине его животу.

Видя своего друга торжествующим и довольным, Аврелий даже слегка рассердился и подумал, а не стоит ли охладить интерес актрисы к Титу. Это нетрудно было бы сделать. В сущности, он ведь богаче Сервилия и куда привлекательнее…

Понятно, что он пожертвовал бы собой только с благими намерениями, спасая бедную Помпонию и ее брак, а вовсе не из-за собственного интереса… Он тут же отбросил эту мысль, досадуя, как вообще могла прийти в голову столь примитивная и недостойная идея, явно продиктованная завистью.

— Благородный Стаций! — встретил его Ауфидий с обычным слащавым подобострастием. И все же в его тоне чувствовалось некоторое раздражение: он ведь ничего не может делать, бедный ланиста, пока ходит тут этот человек, всюду сующий свой нос. Да и авторитет его как неоспоримого наставника гладиаторов начал страдать с тех пор, как этот знатный интриган стал расхаживать по школе и отдавать во все стороны распоряжения, пользуясь полномочиями, данными ему Цезарем!

— Хочу поговорить с Гелиодором! — резко приказал Аврелий.

— Как прикажешь, высокочтимый сенатор! — вытянулся перед ним Ауфидий. — Но хочу тебе сообщить, что император назначил новые бои на конец месяца, — сладким голосом добавил он. — И я не могу слишком надолго откладывать тренировки.

— Что же, начинай свою бойню! — разрешил Аврелий, смирившись.

Громкий радостный крик гладиаторов прозвучал ему в ответ. Они обрадовались, что тренировки возобновляются. Неужели эти безмозглые сумасшедшие только и ждали того часа, когда смогут снова убивать друг друга? — удивился сенатор, направляясь к сицилийцу, ожидавшему его в стороне.

Гелиодор равнодушно смерил его взглядом. Как и все гладиаторы, он понимал, что внимание этого патриция в тоге с латиклавией означает только одно — неприятности.

— Мне сказали, что недавно тебя навещала какая-то матрона, — заговорил Аврелий.

— Матрона? — переспросил Гелиодор. — Хоть и богатая, и знатная, Сергия все равно самая настоящая проститутка!

Выходит, речь идет о сестре Маврика…

— И что ей нужно было от тебя в ту ночь, накануне смерти Турия?

— Представляешь, эта бесстыжая хотела, чтобы я выступил у нее дома! — с негодованием проговорил ретиарий. — Я же прямо сказал все, что думаю о ней и ее бесстыдствах: я не Галлик, сказал я. У меня есть невеста на Сицилии, славная девушка, и она ждет моего возвращения. Как только накоплю немного денег, сразу женюсь на ней. Я рискую жизнью, слов нет, но я не собираюсь заниматься всякими гадостями. Это занятие для греков и римлян, у них нет ничего святого… Я родился в горах, и с двенадцати лет меня никто не видел голым, даже мать. И знаешь, что сделала эта блудница? Расхохоталась! — обиженно воскликнул Гелиодор.

Аврелий молча кивнул, воздержавшись от замечаний.

Кто знает, правду ли говорит гладиатор? Подобная стыдливость выглядела несколько странной для человека, профессионально сражавшегося на арене цирка, в то же время известны случаи, когда человек, обладая огромной физической силой, страдает от неизлечимой робости. Может, Сергия использовала Гелиодора только как повод проникнуть в казарму и убрать Турия…

— А наутро я нашел вот это у себя под матрасом! Это, конечно, она оставила, чтобы навести на меня порчу! — обозлился Гелиодор, показывая подвеску в виде глаза с двумя зрачками. — Сергия — колдунья, сенатор, и сразу видно, хочет нас всех заколдовать. Как Турия, убитого в своей комнате, куда никто не мог войти… Такое убийство невозможно совершить обычным путем!

Аврелий взглянул на амулет. Точно такой же, как тот, что найден возле трупа ретиария.

Возможно, кому-то выгодно, чтобы смерть приписали сверхъестественным силам, но совсем не обязательно прибегать к колдовству, чтобы оправдать убийство… Боги и колдуны не имеют ничего общего с этими смертями, решил про себя патриций, собираясь еще раз осмотреть комнату убитого — на этот раз снаружи.

Склонившись над окошком у самого пола, откуда проникал свет в комнату Турия, он снова осмотрел решетку, ища подтверждения своей догадки: да, тростинку легко можно просунуть между ее прутьями…

Собираясь присесть на корточки, он завернул за пояс фалды уже запылившейся тоги, сожалея, что не надел удобную греческую хламиду: кто знает, почему из всех возможных одеяний отцы — основатели Рима выбрали в качестве официальной одежды самую непрактичную.

Наконец, ему удалось присесть на корточки рядом с окошком так, чтобы измерить хотя бы приблизительно угол, под которым отравленная игла могла проникнуть в комнату. Положение тела Турия точно соответствовало этому углу: вот и объяснение загадки запертой изнутри комнаты.

Что же касается смерти Хелидона, то здесь, наоборот, все обстояло иначе. Там убийцу и жертву разделяли половина арены и тысячи зрителей… Необходимо срочно осмотреть место убийства Хелидона, решил сенатор.

— Приветствую тебя, знатный Аврелий! Что ты делаешь на полу, словно наказанный ребенок? — спросил Галлик, неслышно подойдя к нему сзади. — Твой слуга-грек, напротив, ни минуты не сидит без дела. Если так будет продолжаться, Ардуина перестанет сокрушаться о смерти прекрасного Хелидона!

— А что, у них была любовь? — удивился Аврелий.

— Безответная, — уточнил Галлик, усмехнувшись. — Хотя вообще-то она никогда не проявляла своих чувств… Однако некоторые вещи невольно замечаешь, я ведь не в казарме родился, знаешь! И потом, на кой сдалась такому человеку, как Хелидон, эта несчастная дылда? Ардуине оставалось только сокрушенно любоваться им издалека… И я не сомневаюсь, она на куски разорвала бы убийцу Хелидона. По счастью, она слишком глупа, чтобы найти его!

— Я вижу, ты себе на уме! — усмехнулся Аврелий, которому весьма не понравилось высокомерие, с каким кельт говорил о своих коллегах.

Галлик развел руками, выражая смирение, безразличие и отчасти некоторую хитрость.

— Что тебе сказать, благородный Стаций? Так уж устроен мир, и я лишь стараюсь избежать худшего. Осталось четыре недели моего пребывания здесь, и пока ты приостановил бои…

— Сообщаю печальную новость, Галлик, — прервал его Аврелий не без некоторого ехидства. — Бой назначен на конец месяца. Приказ Клавдия Цезаря.

— О Зевс Всемогущий, надо скорее бежать на тренировку! — воскликнул атлет и поспешил было к арсеналу, но Аврелий задержал его:

— Подожди минутку. Ты знал, что Хелидон родился в Мутине и в молодости работал у веревочника? — неожиданно спросил он.

— В Мутине? — удивился Галлик. — Но он же из Фракии… Выходит… Ах, сукин сын, надо же, какую придумал себе историю! Неплохо, однако! Мне тоже следовало догадаться. Знаешь, какое это производит впечатление на публику! — Потом несколько театрально покачал головой, как человек, до глубины души пораженный неожиданным предательством, хотя, казалось бы, уже знаком со всеми подлостями мира, и добавил: — Он никогда ни словом не обмолвился об этом. Подумать только, ведь я слыл его лучшим другом. Какой обманщик!

— Да уж в этом он преуспел. Обманывал всех подряд… — согласился Аврелий. — А кстати, разве не требуют рекомендацию у человека, который хочет стать гладиатором?

— Ну, на это мало обращают внимания. По сути, никому нет дела, откуда ты явился, лишь бы умел держать меч в руках. Хотя некоторые все же приносят рекомендации, потому что не так-то просто попасть в императорскую казарму, — признал Галлик, — ланиста, наверное, знает что-нибудь…

Сенатор сразу же отправился к Ауфидию, но на площадке встретил Геракла, явно настроенного воинственно по отношению к нему.

— Почему ты остановить тренировка? — прогремел здоровенный сармат, намереваясь схватить его за тунику. — Я есть сильный, я сражаться!

— Скоро, скоро будешь сражаться, Геракл, — успокоил его Аврелий, невольно задумываясь, как долго еще проживет этот огромный и тучный ретиарий.

Обрадовавшись, сарматский гигант направился к тренировочным шестам, издав громкий воинственный клич на своем варварском языке.

Ланиста пригласил сенатора в свой кабинет.

— Да, у Хелидона имелось, я думаю, рекомендательное письмо… — согласился он, изображая полнейшую готовность помочь.

— Постарайся разыскать его, — приказал Аврелий. — У тебя есть, надо полагать, какой-то архив.

— Документы, документы… Скоро буду погребен под всеми этими папирусами! — проворчал ланиста. — Когда я взялся тренировать гладиаторов Цезаря, никак не думал, что придется стать чиновником!

— Так где же это письмо?

— Прошло столько лет, благородный сенатор. Нужно перерыть всю эту гору, — пожаловался Ауфидий, указывая на множество ящиков на полках.

— Хочешь, чтобы сам Клавдий пришел помочь тебе? — пригрозил патриций, пользуясь правом, которым наделил его властитель.

— Нет, подожди, кажется, я припоминаю, где это может быть… — решился наконец Ауфидий, несмотря на явное нежелание. — Вот! — И подал сенатору пыльный сверток.

Аврелий впился глазами в документ.

— Он подписан Папием Фазием, командующим восточным легионом… Полководец утверждает, что захватил Хелидона в плен во Фракии, после жестокой схватки, — добавил он с сомнением.

— Так написано, — в свою очередь подтвердил ланиста, желая снять с себя ответственность.

— Скажи, а ты когда-нибудь слышал, чтобы он говорил по-гречески, этот юный житель Фракии? — не без сарказма полюбопытствовал Аврелий.

Если гладиатор оказался родом из Мутины, то есть из Цизальпинской Галлии, кто лучше Ауфидия мог бы заметить это за многие годы совместной работы?

— Мы не занимаемся тут риторикой, сенатор Стаций. Хелидон хорошо сражался, и я никогда не интересовался его родословной! — ответил ланиста.

— Ты знаком с адвокатом Сергием Мавриком? — продолжал допытываться Аврелий.

— Нет, — ответил Ауфидий. — Но знаю, что он истовый любитель гладиаторских боев и иногда приглашал Хелидона к себе… Именно там он и познакомился с той девкой, что погубила его. Чего я только не делал, чтобы удержать его в казарме в тот последний вечер! Но он ни в какую! Готов был мчаться к Ниссе, словно мартовский кот…

— Мне говорили, что и сестра Сергия частенько бывает здесь.

— А, эта! — вздохнул Ауфидий. — Не только она навещает атлетов. Многие скучающие матроны питают слабость к гладиаторам. С другой стороны, будь я построже, их все равно впускали бы сюда, но тайком, и было бы только хуже.

— А так ты получаешь свои проценты с каждого визита, — с насмешкой бросил сенатор.

— Ну, разве что время от времени кто-нибудь из женщин приносит подарок… — пробормотал ланиста.

Аврелий вышел, не удостоив его даже взглядом.

Выходит, это Папий придумал легенду о герое из Фракии, размышлял он. Следовало сразу же отыскать сведения о нем. Почему-то уже давно в Риме ничего не слышно о военачальнике, командовавшем одним из лучших легионов империи!

Тут он заметил, что кто-то потянул его за тогу.

— А, это ты, Квадрат… — произнес патриций, заметив скромного крестьянина, как всегда, одиноко стоявшего у шеста. — Пытаюсь разобраться в твоем деле. Наверное, еще не все потеряно. Если удастся доказать, что тот тип и твоя жена сговорились…

— Ты так внимателен, сенатор, но, знаешь, не стоит этим заниматься. Все равно, еще два-три боя, и меня уже не будет в живых, — поблагодарил Квадрат, преисполненный своего обычного пессимизма.

— Нельзя сразу сдаваться, даже не попробовав что-то предпринять! — сердито заметил патриций. — Дадим бой в суде!

— Это безнадежная затея, сенатор, — печально возразил Квадрат. — Я такой невезучий, что непременно опять столкнусь там с тем мерзавцем, который вел дело моей жены…

Аврелий насторожился. Возможно ли?

— Может, помнишь, как его зовут? — спросил он.

— Конечно помню. Сергий… Его звали Сергий, эту сволочь! Я даже видел его однажды, на тренировке. Он меня, конечно, не узнал, я ведь только один из множества несчастных, кому он сломал жизнь. Но я-то навсегда запомнил его!

Квадрат говорил искренно. Возможно ли, что адвокат только притворился, будто не узнал его? Крестьянин, брошенный на арену из-за несправедливого приговора суда, против сильнейшего победителя… Разве не заманчиво сделать выигрышную ставку? Достаточно только постараться, чтобы ретиарий проиграл. И об этом могла позаботиться Нисса, или же его сестра, или даже та неизвестная матрона, которую Хелидон навещал время от времени.

Мысли Аврелия прервали Ардуина и Кастор, нетвердо державшиеся на ногах. Они громко разговаривали и знаками подзывали его.

— Какой у тебя славный секретарь, благородный сенатор! — проговорила Ардуина, награждая Кастора крепким ударом по плечу. — Видел, какой красивый кинжал он подарил мне? — визгливым голосом добавила она, и ее круглые злые глазки заблестели от радости, а волосы как пакля оказались едва ли не у самого носа сенатора.

Едва не чихнув, Аврелий резко отвернулся, и, отводя прядь волос Ардуины от лица, успел заметить, что какой-то слуга выскользнул из кабинета Ауфидия и поспешил к выходу.

— Пойди-ка следом за этим человеком, Кастор, быстро! — приказал он, и на этот раз грек, явно обрадовавшись, что его освобождают от Ардуины, сразу же бросился выполнять приказ.

Британка проводила его долгим взглядом, опечаленная внезапным расставанием. Сервилий, ожидавший вместе с нубийцами у паланкина, жестами торопил Аврелия. Он не мог дождаться, когда друг закончит наконец все эти скучные дела, — Сервилий спешил к своей красавице Ниссе.

Неопрятная гладиаторша все еще стояла рядом, и тут Аврелию вдруг пришла в голову странная и даже не совсем честная мысль.

— У меня тоже есть подарок для тебя! — проговорил он с деланым весельем. — Сервилий, пожалуйста, возьми в паланкине тот венок, что мы велели сплести утром.

— Но он же приготовлен для Ниссы! — шепотом возмутился Тит. — Что, по-твоему, станет делать эта британская слониха с венком из роз?

— Повинуйся сейчас же и не возражай! — строго приказал патриций.

Все равно она прежде всего женщина, а уж потом гладиаторша, решил он. И нет такой женщины, которую не порадовали бы розы.

— Это мне? — в изумлении воскликнула Ардуина и, не веря глазам, прикоснулась своими мозолистыми руками к лепесткам. Потом жестом, который ей, видимо, казался кокетливым, криво нацепила венок себе на голову, улыбаясь уродливым ртом. — Какой прекрасный подарок, сенатор! — тихо добавила она, и Аврелий заподозрил, что ему почти удалось ее растрогать.

— Цветы, предназначенные для Ниссы, отдать этой чудовищной мужеподобной бабе! Просто не понимаю тебя, Аврелий… — возмущался расстроенный Сервилий, пока они шли к выходу. — Похоже, ты нарочно вставляешь мне палки в колеса!

— Иногда в мужеподобном теле скрывается тонкая девичья душа, — попытался объяснить ему сенатор.

— Девичья! Да она способна переломать тебе кости, всего лишь дружески похлопав по плечу! — вскипел Тит. — Смотри, видишь синяк? Так приласкала меня эта слониха!

— Попроси Помпонию натереть одной из ее мазей, — спокойно ответил Аврелий, который тоже почувствовал, чем оборачиваются эмоции британки.

— Лучше попрошу это сделать Ниссу… У нее такие красивые руки! — произнес Тит, улыбнувшись.

«Святая Артемида! Если дело уже дошло до этого, то у бедной Помпонии не остается больше никакой надежды!» — с огорчением подумал сенатор.