— Кладбище слонов?
Я почесал щетину на подбородке, задумавшись над словами Зубра.
— Кладбище, но не слонов, слоны сейчас в виде примитивных амфибий где-то в теплых прудах плещутся. Это больше на того крокодила похоже, который у нас сороконожку отобрал.
— Это не крокодил, это диметродон, я вспомнил, у меня в детстве такая игрушка была, только этот был живее… и больше… и гораздо более вонючий.
— Ну, диметродон, так диметродон, смотри, у того и гребень целеньким остался, вон как топорщится.
— Хорошо топорщится, — согласился со мной Зубр, — костяшки метра по два длинной, то что нужно для копья.
— Подожди ты с копьями, тут хрен знает, как спуститься можно, оба нормальных спуска муравьями заняты.
Я еще раз огляделся, осматривая неожиданно появившийся перед нами бескрайний провал. Неглубокий, метров десять в глубину, но тянущийся до самого горизонта.
Вблизи вся каменистая почва была завалена скелетами и высушенными тушами разных животных, по которым сновали миллионы насекомых, начиная с тех же, то ли муравьёв, то ли ос, и заканчивая разнообразными стрекозами и мокрицами. Дальше провал скрывался в густом тумане, бьющем из многочисленных, небольших гейзеров, добавляющих к запаху разложения не шибко приятный аромат серы. Где эта долина смерти и гейзеров заканчивался было не видно, но становилось понятно, что она огибает паучий город полукругом. В другую сторону, хорошо видимая со скалы, на которую мы забрались, была видна тянущаяся вдаль полоса удивительно голой земли, будто кто-то вспахал пашню вокруг города и оставил ее незасеянной. Как далеко она тянулась, было непонятно, да и нам, в принципе, было наплевать, мы прибыли сюда не для того, чтобы изучать подробности аграрной культуры здешний паучьей цивилизации. Нас гораздо больше интересовали создаваемые ими артефакты, наподобие тех, что перенесли нас сюда, а за ними придётся отправиться в их город. Сейчас мы были гораздо ближе к нему, но общее впечатление не изменилось, добавились только новые детали: стометровая ёлка, видимая издалека, была не одна, остальные по высоте с ней сравниться не могли, но достигали размера среднестатистического дерева привычного нам по нашему времени. Вуаль из плотной паутины свисала с ёлки и перекидывалась на эти пики, общими очертаниями напоминая шатры цирка на выезде. Несмотря на свою полупрозрачность и то, что сквозь него просвечивало солнце, никаких деталей внутри этого сооружения рассмотреть не получалось. Чтобы сделать это, нам придётся подойти гораздо ближе, а может и забираться внутрь, хотя одна мысль о том, чтобы забраться в логово гигантских пауков вызывала у меня дрожь, при этом не лишая меня силы воли и стремление действовать. После нашего плотного общения с Маришкой и другими монстрами, наполнившими наш мир, что-то во мне то ли сломалось, то ли изменилось, но я перестал воспринимать многое из того, что раньше наводило на меня ужас, как нечто существенное, сейчас я смотрел на это только с одной стороны — как это препятствие преодолеть.
— Первым делом спускаемся, делаем копья, а затем… посмотрим, по обстоятельствам.
Спуск был довольно крутой, но для человека вполне проходимый, главное было не нарваться на агрессивных насекомых. Нам повезло, что перед спуском в провал их тропки разошлись широко в стороны, давая нам приличное количество места для маневра, и только начав спуск мы поняли, что опасаться надо было не только муравьёв. Не знаю, то ли нам крупно не повезло, то ли наоборот повезло, но стоило нам начать спуск, как один из камней, поросших тонкими стебельками мха, ожил, отрастил восемь лап и вперил в нас чёрные бусинки своих злобных глаз. Несмотря на неожиданность встречи, меня приятно поразила моя реакция: перед спуском нам пришлось приторочить и щит, и меч на спину, поэтому я сразу выхватил из-за пояса нож, всаживая его прямо между этих глазок, прыгнувшего на меня паука. Тот, нанизавшись на лезвие, задёргался, чуть не скинув меня вниз, но вцепившийся мне в рукав Зубр помог мне удержаться, и не отпустить пришпиленного к скале паука, которого я прижимал к ней всем своим весом. Тот отчаянно задёргался на зашедшем на всю глубину лезвии ножа. Не знаю строение внутренних органов у этих членистоногих, видимо я задел что-то важное, потому что тот очень недолго клацал жвалами у моего лица, скрёб и скалу, и мою грудь своими волосатыми лапами, после чего окончательно замер. Лезвие вышло из раны и тушка паука, безвольно раскидывая лапы, рухнула вниз.
— Надо быть внимательнее, в этой долине постоянно кто-то крутится под ногами…
Последовав своему же мудрому совету, я внимательно осмотрел и долину, и саму скалу на наличие присутствия других камней с глазами. Это было тяжеловато сделать, не сверзившись при этом вниз, поэтому я решил, что на скале больше никто не притаился и усиленно начал перебирать конечности, спускаясь все ниже и ниже. Спуск прошёл без эксцессов, и закончился наградой, так как Зубр оказался прав: этот паук был непростой, а принадлежал уже знакомый расе Арахнидов, только это был не воин, как тот который посетил наше время, а страж. Артефакты с него выпали не такие впечатляющие, но главное, что они были. Луч пробежался по поломанному телу и удовлетворённо замигал, указывая на два места на теле паука. Один артефакт, как и сказал Зубр, был прикреплён ко второму левому глазу в третьем ряду членистоногого и представлял из себя достаточно массивное кольцо пяти сантиметров в диаметре.
Слабый приближатель реальности.
Ранг 2.
Приближение ×5.
Исследовательский луч пробежался по кольцу, выдав очень подробную инструкцию, состоящую из шести слов.
Приложите приближатель к функционирующему органу зрения.
Эксперимент прошёл успешно, кольцо успешно прилипло к коже вокруг глаза, сработав, как не слишком сильный бинокль, приближая окружающий нас мир. С помощью его получилось рассмотреть некоторые до этого не видимые детали, правда ходить так постоянно было крайне не удобно, так что после внимательного изучения исходящей паром долины, его пришлось снять, убрав в разгрузку, но вещь реально полезная, так что мы уже не зря предприняли это путешествие.
Второй арт оказался знакомый уже пластиной, которой Зубр усилил своё защитное снаряжение, только этот добавлял к нему всего три процента. Немного, но как говорится, курочка по зёрнышку клюёт… Тем более и досталось всё это нам сравнительно легко. Этот образец Арахнидов ни по массе, ни по убийственному потенциалу никак нельзя было сравнить с воином, которого удалось угомонить лишь выстрелом из РПГ, которой чуть не отправил и нас на тот свет. Кстати, это была проблема, о которой и я и мой напарник не могли не задумываться, что делать, если мы встретим здесь еще одну такую тварь? Никакого РПГ, гранаты ни даже автомата у нас с собой не было. Был лишь уже слегка затупившийся меч, да пара ножей.
Будь мы героями какого-нибудь идиотского романа, наверняка мы бы там были ветеранами Альфы, способными из жира, добытого из ящерицы и кислоты из действующих гейзеров сотворить нитроглицерин, которым можно было бы взорвать всё это паучье царство. Я же даже не представлял, как это можно сделать, так что единственным нашим оружием, кроме холодного, может быть только огонь, который столько раз уже спасал нас в последнее время.
— Погода портится, — указал головой Зубр на горизонт, быстро чернеющий от клубящихся грозовых туч.
— Попьем хоть, — легкомысленно отмахнулся от его предостережения я, — а то уже умираю от жажды, а не попьем, так хоть в теньке побудем, солнце жарит как сумасшедшее.
Это действительно помогло, закрывшие солнце тучи превратили невыносимое пекло просто в жару, к тому же посодействовав нам таким образом, какого я не ожидал: насекомые, расчленяющие валяющиеся повсюду трупы ящеров, неожиданно и быстро куда-то рассосались, исчезнув без следа. Такое их поведение вселило в мою душу какую-то смутную тревогу, но я отбросил все тревожные мысли: все-таки я не мураш какой-нибудь, меня дождем не запугать, а вот отсутствием ползучих гадов стоило воспользоваться, углубившись подальше в ущелье, туда, куда экспедиции злобных муравьев не продвигались. Не давая Зубру ковыряться в ближайших трупах, увлек его дальше, тем более чем дальше мы двигались, тем больше разрастался этот могильник и скоро нам пришлось продираться свозь наваленные грудами костяки, то и дело спотыкаясь когда сухие кости ломались у нас под ногами и ступни проваливались меж ребер доисторических звероящеров.
— Вот то, что нужно, — Зубр, наконец-то, умудрился остановить моё не слишком стремительное продвижение, — Рок подожди, гляди какой красавец.
Он остановился около очередного скелета, и я был вынужден с ним согласиться. Когда-то это был царь местной фауны, высший хищник этой эпохи. Диметродон больше четырех метров в длину, с гигантским парусом от которого остались только кости, гордо смотрящие в небеса. Те, что находились в центре, подходили для наших целей, пришлось остановиться и заняться делом.
— Давай, я вырежу пару костей, а ты вон нарежь кожаных полос.
Зубр ткнул ножом в сторону трупика небольшого ящера, чья кожа должна быть достаточно тонкой, чтобы ее можно было использовать для обмотки древка. Кожа у взрослых особей могла быть толще полутора сантиметров, в итоге не выделанная, не обработанная и не размятая она подходила для этого не больше чем толстый прут лозы: согнуть его, конечно, можно, но о том чтобы обернуть его аккуратно вокруг не слишком толстого древка не могло быть и речи. Хорошо, что хоть здесь был богатый выбор: тел было множество и любых размеров. Кстати, это меня удивило, насколько я слышал, животные отправляются в своё последнее путешествие, давно пройдя пик своей силы и мощи, чтобы умереть среди останков своих предков. А здесь же было полно тел и ещё далеко не выросших звероящеров и практически новорожденных. Удивляло ещё одно: когда-то я видел фотографии кладбища слонов, там были одни сплошные косяки, ну и дай бог, труп одного животного недавно помершего от старости, здесь же костяков было не больше половины, ещё столько же было трупов, странных будто мумифицированных, высушенных до предела, хотя здесь был достаточно влажный воздух из-за бьющих вдалеке гейзеров, и трупы должны были разлагаться очень быстро, тем более, что в их расчленении весьма помогали многочисленные насекомые.
Кожа меж рёбер погибшего малыша с хрустом раздалась под напором остро отточенного лезвия. Нож пошёл вниз, разрезая и кожу, и ссохшиеся мышцы, отделяя от тела не очень ровные, но достаточно длинные и прочные полосы. Впрочем, про мышцы сказать я поторопился: под кожей их не оказалось, там были лишь почерневшие рёбра. Я настолько удивился этому что не удержался перевернул мумию, вскрывая пузо и с хрустом раздвинул задубевшую кожу.
Я слышал, что в Древнем Египте перед тем, как мумифицировать почившего, у него изымали внутренние органы и мозг, но никогда не думал, что этим занимались звероящеры за триста миллионов лет до рождества Христова. Внутри тела, кроме изъеденных почерневших костей, ничего не было, лишь жалкие ошмётки непонятного происхождения. Разбивать голову ящеру я не решился, во-первых, кость там была гораздо толще, и я вообще сомневался, что у этих животных он там был изначально. Единственное, что я мог предположить, что их выели какие-то насекомые, забравшиеся внутрь через распахнутый рот, ну или с обратной стороны тела. Я отложил эту загадку в кучу с миллионом других окружающих нас здесь загадок, порадовавшись, что отрезаемые куски кожи готовы к использованию и их не надо очищать от засохшего мяса.
Пока я занимался исследованиями, Зубр вырезал пару полутораметровых костей, некогда составляющих основу гребня звероящера, и теперь долбил конец первой из них, подготавливая лунку чтобы можно было вставить туда одну из заготовок для ножей. Я сел рядом тут же зажмурившись: налетевший резкий порыв ветра швырнул в глаза горсть песка и костяного крошева. Ого, может не зря всякие букашки попрятались, несмотря на отсутствие мозгов, кое-что в здешней жизни они понимали. Впрочем, на этой равнине нам и спрятаться некуда, если только не найти мумию диметродона побольше и не залезть внутрь нее, будто в кожаную палатку. В принципе тут есть подходящий экземпляры, внутри которых можно было вполне комфортно устроиться, если только местные насекомые вычистили их изнутри также чисто, как тот экземпляр, который я вскрывал. Кстати, хорошая идея, если дождь будет слишком жёстким можно будет так и сделать.
Пока я долбил свою костяшку, Зубр уже закончил со своей и теперь глядел на неё с некоторым сомнением:
— Жаль клея нет, без него хорошо лезвие закрепить не удастся.
— Можно и без клея, если правильно перевязать, но клей же есть. В аптечке глянь там маленький такой тюбик, клей БФ 69. Он, конечно, предназначен для склеивания мелких душевных ран, но и для этого дела подойдёт.
— Точно, а я совсем про него забыл.
В процессе производства копий открылось несколько обстоятельств, который становились ясными только во время практических работ над ними. Каждый пацан в детстве ходил с прутом, который в его воображении был мечом, шпагой или копьём, и тогда было легко представить, как меч отрубает голову дракону, а копье пробивает любую броню, но в жизни на удивление всё оказалось не так. Заготовки для ножей были стандартные, сантиметров двадцать длиной и чтобы нормально их закрепить, половину этой длины пришлось утопить внутрь костяного древка, при этом, как легко посчитать математически, наружу оставалось торчать совсем небольшое остриё, а так как кость была толще лезвия, то ударяя противника обладающего прочной бронёй, древко внутрь раны загнать не получится, а значит и нанести смертельные раны каким коротким лезвием будет затруднительно. В итоге у нас получилось скорее сдерживающее оружие, которым можно будет попробовать удержать противника на расстоянии от себя, чем его убить. Поняв это при взгляде на первое копьё, я отдал второе на работу Зубру, а сам слегка пошарив по округе нашёл обломок увесистый берцовой кости с внушительным набалдашником на конце. Такой дубинкой вряд ли получится сломать броню воина Арахнидов, которую и пули пробивали с трудом, но, если врезать такой по маковке, был шанс оглушить противника на несколько мгновений. После чего повторить процедуру. До полного превращения внутренностей противника в однородное желе. Сначала я подумал о том, чтобы вставить в набалдашник несколько острых обломков костей, превратив ее в по-настоящему грозное оружие, но начав ковырять отверстие под них, резко понял, что осколки костей могут застрять в броне противника, чем лишат нас этого оружия. Ещё я понял, что эту кость, я буду ковырять неделю, так что обойдёмся. Чёрные грозовые тучи заволокли уже полнеба, если мы хотим провести хоть какую-то разведку, то нам пора поторапливаться. В итоге ограничился только тем, что на тонкий конец кости ёлочкой наклеил полоску грубой кожи, дабы предотвратить соскальзывание ладони и сделал петлю, чтобы эту самодельную дубину можно было повесить на запястье, на этом и ограничились все гениальные усовершенствования, привнесёнными сверхразвитым человеком середины двадцать первого века в орудие тупого неандертальца, который даже вместо туалетной бумаги использовал плоские камешки. Есть чем гордиться.
Я взвесил в руке дубину, махнул ей пару раз, врезал по рёбрам лежащего рядом скелета, почувствовав в руке приличную отдачу, но и удар получился знатным, заставившим рёбра потрескаться. Ткнул пару раз копьем в воображаемого оппонента, попробовал прочность древка перегнув его через колено, и отдав дубину Зубру, махнул головой:
— Идём, надо провести разведку, пока дождь не начался, только давай аккуратнее, не высовываемся, тут может оказаться не один паучара с приклеенным к глазу телескопом.
Мы, поглядывая то на всё больше приближающиеся город, то на тучи на две трети закрывшие небо, аккуратно двигались вперед, стараясь не сильно высовываться над грудами гниющих костей.
С каждым шагом, с каждым пройденным метром воздух всё больше наполнялся запахом серы, заставлявшим першить горло, зато и скелетов становилось меньше, сплошной покров из костей, скрипящих под ногами стал сменяться покрытой жёлтым налётом каменистой почвой, где останки разнообразных живых существ были свалены большими раздельными кучами. Поймав себя на этой мысли, я остановился. Свалены кучами. Это не кладбище животных — это могильник. Практически сразу моим мыслям пришло подтверждение. Зубр схватил меня за руку затащил за одну из куч, сначала прикладывая указательный палец к своим губам, а затем указывая им куда-то за кучу, за которой мы прятались. Стараясь не засветиться, мы выглянули из-за неё, разглядывая появившиеся на горизонте движение. Чертовски мешал пар, бьющий из-под земли, который скрывал всё практически полностью, но налетавшие порывы разыгравшегося ветра всё же иногда развеивал его, открывая вид на удивительную картину. Вернее, она стала удивительной, когда я прилепил себе глазу бинокль и смог хоть что-то рассмотреть.
— Ну что там?
Вместо ответа я отдал кольцо ему, раздумывая над увиденным. Визуальные образы всё ещё оставались слишком смутными, чтобы делать точные догадки, но так как это нечто приближалось, у нас будет шанс рассмотреть всё получше, сейчас же я видел только нечто большое и массивное, что тащила на своих плечах куча мелких существ.
— Насколько я вижу, эти ребята похожи на того, что мы нашли в коконе паука, — с этими словами Зубр вернул мне кольцо, и я уставился на процессию снова.
Теперь, когда они приблизились, можно было с уверенностью утверждать, что да, крохотные, не выше середины бедра существа с вытянутыми мордочками и развитыми четырёхпалыми руками, в которых были зажаты концы канатов, явно были похожи на найденное нами ранее существо. Правда я ошибся, они ничего не тащили на своих плечах, а как будто бурлаки тянули за собой большую платформу — плоскую не толще ширины ладони, но широкую и длинную — метров пять на шесть, на которую были свалены груды тел, начиная от тех же диметродонов, выделяющихся характерными пусть потускневшими и лишившихся огненных оттенков гребнями, до внушительных размеров змей, правда отрастивших многочисленные короткие лапы и выглядящих так, будто они провели несколько лет в концентрационном лагере. Никогда не думал, что у них сквозь внушительную чешую можно просмотреть ребра, но у этих особей они торчали так явно, что их можно было пересчитать без особого труда. С каждым шагом процессии, деталей открывалось всё больше, стало видно, что никаких колёс, ни гусениц, ни даже ходуль у платформы нет, а она левитирует в полуметре от земли, а не крупные в общем-то существа, легко тянут её за собой, несмотря на груду тел, навальных на платформу. А ещё среди этой груды тел стал виден кучер в виде очередного паука, от лап которого к крысообразным существам тянулись пульсирующие голубым светом нити. Тащившие платформу существа выглядели понурыми и безразличными, а вот кучер проявлял гораздо больше эмоций, чем я замечал раннее у представителей его рода. Чуть ли не каждые две секунды он поворачивался всем телом, бросая взгляды на чёрные тучи и тут же начинал дёргать лапками, заставляя паутину светиться всё ярче и быстрее, видимо, таким образом посылая сигналы своим ездовым лошадкам, впрочем без всякого видимого результата, те продолжали тащиться в том же ритме, хотя теперь беспокоиться стал уже я. Пусть не быстро, но они приближались к нашему убежищу и я нисколько не сомневался в том, что произойдет если они нас заметят. Однако сопутствующая нам удача не покинула нас и в этот раз. Так и не отрывающий взгляда от грозовых туч паук дёрнул поводьями, бегущие по ним голубые импульсы сменились на лимонно-жёлтые. Ездовые крысюки встрепенулись, побросали канаты и полезли на платформу, сбрасывая с неё наваленные трупы на землю. Я подивился их силе: втроём, вчетвером, они умудрялись сталкивать за борт тушу, превышающую их размером раз в десять-пятнадцать. Или у них сила, как у муравьёв или эти звериные туши тоже были пустотелые и высушенные, как и все остальные в этой долине. Дойдя до этой мысли, я вдруг вспомнил передачу — в мире животных, в который рассказывалось, как пауки впрыскивают внутрь добычи особую жидкость, которая растворяет там все внутренности, превращая их в однородную массу, которую паук потом и поглощает высасывая из жертвы. Теперь картинка у меня сложилась полностью. Думая о том, что внутренности звероящеров выели какие-то насекомые, я был не так уж и не прав. Видимо, за последние триста миллионов лет в пищеварении пауков не произошло больших изменений, и способ кормления остался прежним. Растворив внутренности звероящеров, амфибий и змей они высасывали получившуюся питательную жидкость, а пустые оболочки скидывали в эту долину. Чем мне поможет это знание, я не представлял, разве что теперь я ещё меньше хотел попасть этим паукам в лапы. Превратиться в пустую оболочку, из которой членистоногое тварь высосала все внутренности, у меня никакого желания не было. Было желание оторвать голову этому беспокойному пауку и посмотреть, чем нас одарит его хитиновое тельце, вот только присутствие десятка крысообразных субъектов несколько сдерживало мой пыл. Думаю, что паук сможет заставить их защищать себя, а значит быстро до его волосатого тела нам не добраться. Вряд ли эти малыши нас надолго задержат, но, ничего не зная о них, можно нарваться на разные неприятности. Вдруг они какие-нибудь телепаты способны подчинить нас себе, или, что более вероятно, они как наши современники скунсы могут выпускать ядовитые облака газа из-под хвоста, чем остановят нашу атаку и дадут время членистоногому поднять тревогу, чего мне крайне бы не хотелось.
Конечно, с нашего появления здесь прошло уже пять-шесть часов и так как в кирпичном строении, наполненном стальными кроватями гореть особо нечему, кроме разбросанных повсюду матрасов и постельных принадлежностей, думаю к этому времени там уже всё выгорело, но убираться отсюда не солоно хлебавши тоже не хотелось. Так что надо подкрасться к этим ребятам как-то незаметно. Пока я ломал голову над этой задачей, природа сделала всё за нас. На горизонте сверкнула молния такая толстая, какой я никогда в жизни не видел, а затем громыхнуло так, что я подскочил на месте. Грохот и звук разрываемой воздушной материи заставил крысюков засуетиться ещё больше, ускоренно скидывая трупы на землю, а паук перестал обращать внимание на всё кроме сверкающего горизонта.
— Зубр, готовься, пока не началось, атакуем волосатого урода.