Игра на эшафоте

Глава 15 Приговор королеве

Георг и представить не мог, что однажды будет пытать человека, с которым сражался рука об руку, заседал в Королевском Совете. Почему изворотливый Холлард не позаботился о себе получше? Торжествующий Крисфен в цепях привёз барона Ривенхеда к отцу. Айварих даже смотреть на него не стал — сразу отправил к палачу. Королю не терпелось вытянуть из Холларда все тайны Ривенхедов.

Тайны! Георг уже понял, что показания складываются в несколько отдельных картин. Сначала Ривенхеды хотели женить Айвариха на Илзе, для чего планировали так или иначе избавиться от Катрейны. Может, изначально планировали отравить её, а не Торию? Холлард отрицал это под ножом палача. Георг, правда, велел тому не слишком усердствовать: ему хотелось понять, что случилось на самом деле.

После неудачи с Илзой и смерти ребёнка Катрейны Теодор посоветовал обратить внимание на Алексарха и спрашивал пантеарха, нельзя ли признать его законным наследником, несмотря на мать-зарианку. Ответы пантеарха лежали в бумагах Георга: кто-то из шпионов короля неплохо постарался, собирая улики. Участвовал ли в заговоре сам принц или его имя использовали в своих целях? Георг знал, что Теодор Ривенхед встречался в Нугарде с Алексом. Увы, доминиарх пересёк границу с Барундией и теперь в безопасности, из-за чего король был в бешенстве. Очевидно, после переговоров с Алексом Теодор отправился договариваться с Гиемоном и Дайрусом.

Теодор мечтал о восстановлении старой веры, Холлард хотел вернуть семье прежнее влияние в политике. Как там их девиз? «Бог, политика, война». Ради Бога и возвращения в политику они ввергнут страну в войну с Гиемоном, стоящим за спиной Дайруса. То, что именно в Барундию отправился Теодор, тоже подтверждало наличие заговора, указал в записях Георг. От признаний Холларда у него порой темнело в глазах, он едва удерживался от того, чтобы расправиться с ним собственноручно. Холлард пытался обвинить Катрейну и Маю — Георг с помощью Тимака добился того, чтобы он взял свои слова обратно.

Спать пришлось во дворце: король ясно дал понять, что, пока Георг не представит окончательный доклад, домой его не отпустит. Георг смирился.

Наутро, узнав о возвращении Алекса, Георг сделал вывод: принц не нашёл в себе сил ни выступить против отца, ни добить врагов короля. Если бы мальчишка догадался захватить святошу-изменника, Айварих, возможно, на радостях выпустил бы Катрейну. В показаниях всё чисто — Георг об этом позаботился, — а страх перед Гиемоном мог вынудить Айвариха вернуть прежней жене почёт и уважение. Нужно убедить Айвариха, что смерть Катрейны неизбежно приведёт к войне с Гиемоном.

Единственное, что по-настоящему его беспокоило: он так и не узнал имя отравителя Тории. Ни один из арестованных его не назвал несмотря ни на какие пытки. Они обвиняли друг друга, Маю, Катрейну, Карла, даже Торию — то ли в неосторожности, то ли в попытке отравить короля, — а под особо изощрёнными пытками оговаривали самих себя, но Георга не убедили. По его мнению, ни один из них не знал убийцу, потому что ни один не сообщил верное название яда, ни один не сказал, кто его сделал и как. Самое большее, чего он добился, это обвинений против Маи, хотя доказательств никто не привёл, не сообщил, где она прячется. Если она и сделала это, то не Ривенхеды стояли за ней.

Георг хотел найти её, заставить признаться в убийстве королевы Тории — и одновременно он боялся, как бы она не указала на Катрейну. Не потому, что это правда, а потому, что так хочет король. Вот если бы поговорить с ней наедине… Сиверс мог знать, где она, — Георг отлично помнил, как он целовал ей руку на улице, с ним же она встречалась в день убийства, — но расспросить его сейчас невозможно.

Георг решил зайти с другого конца: раз король действительно хотел найти убийцу, стоит намекнуть Айвариху, что смерть Тории более всего выгодна Крису и Алексу. Заговор Ривенхедов уже скомпрометировал старшего сына, младший виновен в убийстве брата Тории. Если Айварих отвлечётся на сыновей, то может забыть о Катрейне. Конечно, недоказанные обвинения против сыновей короля могут дорого обойтись Георгу, но это волновало его меньше всего. Будь у него шанс допросить принцев, провести нормальное расследование, он бы выяснил правду! Увы, королю правда не нужна, так пусть получит подозрения! Остаётся ещё Мая — можно обвинить её, надеясь, что она не найдётся и не опровергнет ложь. Мая могла действовать без согласия Катрейны, в пользу Алекса, например. Для приговора Катрейне даже королю понадобится убедить коллегию судей. Георг постарается, чтобы ему нечем было на них давить.

— Ваше Величество, я уверен, что она ни в чём не виновата! Умоляю, выпустите Катрейну. — Алекс наклонился над столом, за которым сидел отец. Айварих, не выпуская из рук какой-то документ, поверх него мрачно посмотрел на сына:

— Алекс, я устал выслушивать твои жалобы! Не смей больше лезть ко мне с этим вопросом! Ты, кажется, не воспринимаешь её как угрозу? Тебе мало, что её семья хочет меня погубить? Все Ривенхеды с радостью посадили бы на трон Дайруса вместо меня. Довольно об этом, или тебе придётся поговорить с Ворнхолмом, если мне не веришь.

— Под пытками кто угодно признался бы…

— Пытки лишь подтвердили мои подозрения. А вот ты меня разочаровал. Как ты посмел отпустить доминиарха?

— Ваше Величество, я бы никогда не подумал, что он решится стать союзником Гиемона…

— А я вот считал тебя достаточно умным. Неужели я был неправ? Или ты что-то скрываешь? — глаза отца, покрасневшие и какие-то мутные, пристально смотрели на сына, отчего по спине поползли капли холодного пота. Алекс не решился сказать о предложении, сделанном доминиархом.

— Ваше Величество, как вы можете…

— Я — король! Я могу всё! Ты обязан был привезти Теодора, но дал ему уйти, чтобы плести заговоры против нас! Иногда мне кажется, что и ты участвуешь в заговоре! — Айварих резво встал, порвав при этом исписанную бумагу, которую держал в руках. Он этого даже не заметил.

Алекс поражённо смотрел на отца. Они с Риком вернулись в Нортхед вчера. Первое, что сделал король — устроил сыну настоящую истерику из-за сбежавшего Теодора. Когда Алекс заикнулся насчёт Катрейны, Айварих попросту выставил сына за дверь, после чего Карл Немой жестами попросил не беспокоить короля до утра. Слова доминиарха невольно пришли на ум. Король не в себе. Неужели Теодор был прав? Отец никогда не вёл себя так странно.

Стражник отказался пустить Алекса в покои Катрейны. Принц, не задумываясь, побрёл дальше, туда, где можно побыть одному. Алекс не любил Тёмную галерею, где висели многочисленные Кройдомы и ни одного Дорвича — портрет отца стоял в его спальне. Принцу нравился только портрет Катрейны, написанный неизвестным художником, но на него тяжело было смотреть: слишком бросалась в глаза разница между нынешней королевой и восемнадцатилетней девушкой, полной какого-то трагического очарования и силы. Алекс миновал этот портрет, остановившись у портрета Эйварда Пятого.

— Мая говорила, что я чем-то на него похож, — послышался знакомый голос. Алекс обрадовался. Рик казался ему единственным близким человеком. Вот и сейчас он пытался отвлечь принца от невесёлых дум.

— Похож? Чем же?

— Ну, волосы, например, — усмехнулся Рик. — Не помню, что она ещё увидела.

— У Кройдомов необычно чёрные волосы для Сканналии, — Алекс наклонил голову. Он редко осматривал эти картины, потому что испытывал перед ними непонятный стыд: словно обокрал этих людей. Глядя им в глаза, он начинал сомневаться, а место ли тут Алексарху Дорвичу, сыну короля Айвариха Первого?

— Знаешь, Мая права, — Алекс кинул взгляд на Рика. — Ты легко мог бы выдать себя за бастарда Кройдомов, как Фальшивый Байнар, — он осёкся, видя, как помрачнел Рик. — Прости, я не хотел…

— Ну, я же и правда бастард, что уж там… — Рик посмотрел на портреты и кивнул в их сторону: — Мой отец, конечно, не король, зато он жив, в отличие от них всех.

— О нём слышно что-нибудь?

Рик покачал головой. Он так и не заехал в Тенгрот из-за спешки Алекса. Принц сожалел, видя, как огорчён этим друг. Рик к тому же надеялся отыскать пропавшую Маю. Все считали, что она убила Торию, что она ведьма. Рик, услышав об этом, заявил, что не верит в такую ерунду. Алекс боялся, как бы обвинения не коснулись самого Рика, ведь он привёз Маю в Нортхед, а она — бывшая любовница Дайруса. Слишком всё запутано.

Алекс держал Рика подальше от слухов. Рик приостановил поиски, когда Дим намекнул, что за ним следят, и пообещал отыскать Маю сам. Теперь Рик бездумно слонялся по дворцу, не замечая внимательных взглядов стражи. Кажется, Дим прав, решил Алекс. Он не сказал Рику, как Ларри, капитан стражи, признался, что привёз Ноэля в Нортхед, где его перехватили какие-то люди. Айварих в ярости вызвал палача, но добился лишь невнятных описаний шлюхи и толпы безликих мужчин. Дом, указанный Ларри, оказался необитаемым, его хозяин недавно умер. Может, король думает, что сын выведет на отца? Алекс боялся за Рика: Ноэля могли обвинить в пособничестве ведьме и убийстве Тории. Если Рик поможет отцу, его тоже обвинят, пусть лучше ничего не знает. С подачи самого Алекса и Рика Ноэль встречался с Катрейной. Бог знает, что об этом подумает отец. Алекс не решался предпринимать хоть что-то и на всякий случай старался держать Рика рядом, особенно в прогулках по городу.

Нортхед стало не узнать: город казался незнакомым, чужим. Горожане прятались по домам, ходили по улицам лишь по необходимости. Попытка поговорить с ними вызывала подозрительные взгляды, полные ненависти и страха. Всадники мчались кто куда, не глядя на прохожих; те молча терпели, сквозь зубы посылая проклятья им вслед. Церкви были переполнены. Алекс, побывав на службах, ощущал не благодать и успокоение, а страх и агрессию. Каждый день проходили казни, куда почти никто не ходил, оглашались одинаковые приговоры, которые никто не слушал, и конца-краю им не предвиделось. Зарианцы, ещё недавно чувствовавшие себя победителями, казались неуверенными, старались распалить в себе ненависть к иноверцам. Листовки с призывами покаяться за измену истинной церкви, карикатуры на королевский двор, полные ужасов рассказы о грядущих несчастьях наводняли Нортхед, причём городская стража редко умудрялась поймать тех, кто их разбрасывал. Алекс однажды из любопытства поднял одну листовку. Это оказался скабрезный стишок, где весьма подробно описывалось, чем Алекс занимался в постели с племянником некоего барона. Алекс порвал его, но таких стишков о нём, о Крисе, о короле было много. Что случилось? Алекс сказал бы, что город охвачен чумой. Всюду шатались бродяги, проповедники, предсказатели, актёры и фокусники, чьи чудеса сводились к запугиванию людей. В Нугарде подобное тоже творилось, пусть и не в таких масштабах.

У одной из церквей Рик заметил Сильвестра, который собрал вокруг себя толпу и что-то ей внушал. При виде Алекса с Риком он замолчал, громко поприветствовав принца ехидным тоном. Толпа со злобой оглядела двух мужчин и быстро разошлась. Сильвестр шутливо поклонился и скрылся за углом.

Хуже всего было на Волхидской площади, куда Алекс и Рик забрели случайно. Шумные торговые ряды то ли переехали, то ли сгинули вовсе: эшафот гордо стоял на привычном месте, будто врос в землю намертво.

— Эй, — Рик остановил какого-то мальчишку. — Кого сегодня казнят?

Парень пожал плечами:

— Понятия не имею, господин. Видать, кого из Ривенхедов али их слуг. Изменники они и есть, королеву извели, на короля руку замыслили поднять…. — На всякий случай он поклонился Рику и Алексу. — Тут теперича кажный день кого-то да казнят. Даже неинтересно. Вон, гляньте, никого нет, — он обвёл рукой площадь.

Народу действительно было мало — в основном люди шли по делам, не глядя на виселицу и плаху. Алекс приблизился к эшафоту, коснулся его рукой:

— Знаешь, сегодня я особенно жалею, что нет Оскара. Мне так нужен его совет. — Алекс посмотрел на доски, пропитанные кровью. — Однажды он сказал, что борьба за власть — это игра, но играют в неё на эшафоте. Кажется, впервые я по-настоящему понял, что он имел в виду. Я не хочу вступать в эту игру, Рик, меня буквально рвёт на части при мысли, что я буду либо стоять на этом помосте, либо отправлять на него других.

— Ваше Высочество, идёмте во дворец, — в голосе Рика послышалось беспокойство, даже страх.

— Что с тобой?

— Я… я боюсь, не случилось ли что с отцом. — Алекс внимательно посмотрел на Рика и оглянулся на эшафот.

— Ты же не думаешь?..

Рик прикусил губу. Алекс кивнул:

— Идём.

Покидая площадь, Алекс снова посмотрел на эшафот:

— Помнишь, мы сегодня смотрели портреты? Среди них нет портрета короля Райгарда, ты замечал? Я вчера пытался представить, каким он был, но не смог, решил перечитать трактат Оскара про Райгарда — он пропал. Жаль, что Оскар так его и не издал. Никто теперь его не прочтёт…

— Главное, что вы его читали, Ваше Высочество, — заметил Рик. — Мне кажется, для господина Мирна это было важнее всего.

— Да, — едва слышно выговорил Алекс, — он пытался предостеречь отца, потом меня… Предостережение оба раза опоздало…

— Предостеречь? О чём? При чём тут Райгард?

— Ни при чём, — Алекс не признался Рику, что ему пришла в голову странная мысль: Оскар писал трактат вовсе не о Райгарде.

Крис не сразу понял, чего хочет от него Энгус Краск поздно вечером. Георг Ворнхолм что-то подозревает? Но Крис ни в чём не замешан, что он может подозревать? Однако Краск настаивал, чтобы он поговорил с одним типом. Крис сдался, согласившись организовать встречу в своих комнатах во дворце.

— Ваше Высочество пожелали меня видеть? Я весь к вашим услугам… — он презирал этого жалкого с виду червяка. К сожалению, Краск очень настойчиво просил уточнить у него ряд вопросов. Вот пусть бы сам их и задавал, негодовал Крис про себя, косясь на дверь в соседнюю комнату, где Краск подслушивал их разговор.

— Скажи, Тимак…

— Ваше Высочество, не называйте имён, прошу вас! Вы же обещали! — Тимак замахал руками. Крис поморщился. Странный тип этот Тимак, подумал Крис, разглядывая гладкое бледное лицо. Ото всех скрывает свою личность: боится, наверное, что кто-нибудь захочет применить к нему те методы допроса, которые сам Тимак практиковал много лет. На работе Тимак не снимал маски, но сейчас он был одет как все, да и какой смысл Тимаку скрывать лицо от принца? Они знали друг друга давно: Крис пару раз пользовался его услугами для личных нужд, а взамен помалкивал о том, кто скрывается под маской. Тимак ценил анонимность и умел быть благодарным.

— Ты допрашивал всех по делу о государственной измене…

— Допрашивал его светлость, барон Ворнхолм, Ваше Высочество, как бы я мог допрашивать таких господ! Что вы, я всего лишь помогал получать ответы, вопросы задавал господин барон…

— Да чёрт с ним, — прервал Крис. — Мне нужно знать, какие вопросы он задавал.

— Дак разные, Ваше Высочество, самые разные, вас интересует что-то особенное? — глаза Тимака блеснули. Чует новую жертву?

— Да, — Крис наклонился вперёд. — Спрашивал ли он о вине королевы Катрейны, что ему отвечали, что из этого не попало в отчёты? — Георг Ворнхолм, как и Катрейна, Криса не интересовал, однако Энгус сказал, что это важно для их дела, и, если ради трона нужно пригласить палача в гости, Крис это сделает.

— Вы же не думаете, что я их читал? Что вы, Ваше Высочество, я выслушивал то, что говорили, но вот что там господин барон записывал, кто же его знает?

— Уверен, ты отлично помнишь признания тех, кому вставлял в зад грушу или прижигал пятки.

— Это верно, тут вы правы, мой господин, всё вот тут, — Тимак постучал пальцем по виску. — Но как я могу судить, сколько из этого записал господин барон? Я же не читал…

— А читать ты умеешь?

— Ну а как же, Ваше Высочество, я обучился всем полезным вещам, даже дочек моих обучил, а читать бывает ох как полезно…

— Вот и прочитай это, — Крис вынул стопку бумаг и сунул Тимаку в руки. — Завтра барон сделает доклад перед королём. Я должен знать, все ли сведения он оставил или что-то утаил.

Георг Ворнхолм осмотрел стол, устало вздохнул и поднял папку с показаниями и текст написанного вчера доклада. Хотя Георг не надеялся, что Катрейну удастся спасти, доклад он сделает: надо выбраться из дворца поскорее. Следствие в любом случае закончено. Почти все арестованные либо казнены, либо приговорены по решению королевского суда, заседания которого теперь проходили очень быстро. Георг представлял подписанные признания королю, Айварих выносил приговоры, чередуя лишь способы казни: повесить, отрубить голову или сжечь. Девять Ривенхедов и их родственников отправились на эшафот по обвинению в измене и попытке свергнуть короля, не считая слуг, Холлард может стать десятым. Георг прятал от себя растущий страх. Кто станет следующим, если король не остановится? И сможет ли он остановиться?

Айварих изменился, это замечали даже те, кто по долгу службы обязан не замечать ничего. Король стал раздражительным, беспокойным, вечно распекал кого-то, придирался ко всем и постоянно оглядывался по сторонам. Судя по его покрасневшим глазам, он плохо спал. Карл Немой от короля почти не отходил.

Слуги старались не попадаться Айвариху на глаза лишний раз, многочисленные музыканты и актёры незаметно покидали дворец, только Сильвестр-Монах веселил окружающих выдумками, а Дим развлекал короля фокусами. К ним Айварих благоволил.

Члены Королевского Совета на совещаниях с королём словно набирали в рот воды, не решаясь высказать своё мнение. Уолтер Фроммель, который стал главным советником короля по вопросам борьбы с эктарианством, коротко отчитывался о стычках между эктарианами и зарианцами по всей стране, получая в ответ громкие требования очистить Сканналию от заразы. Казна быстро пустела. Валер Мэйдингор жаловался на уменьшение добычи серебра из-за того, что чернь отказывалась работать на королевских приисках, сбивалась в банды и грабила повозки с серебром. Банкиры с ростовщиками закрывали лавки и бежали из страны вместе с деньгами. Поступления от торговли резко упали: Барундия после смерти послов заблокировала оба порта на юге Сканналии, Лодивия поддержала её действия после того, как король Урмас съездил к пантеарху, а Гиемон договорился с Урмасом о беспошлинном провозе лодивийских товаров через Барундию. Сканналийских купцов в Лодивии, Барундии, Латее и других странах грабили и притесняли, их товары не покупали — они возвращались в Сканналию банкротами. Сканналийских рыбаков выгоняли отовсюду, корабли Айвариха подвергались пиратским нападениям. Сканналийским банкам всё труднее было взыскивать деньги с заграничных должников.

В Шагурии вообще творилось нечто невообразимое: в ряде городов эктариане захватили власть и отказались подчиняться королю. В городе Гимере к власти пришёл зарианец — бывший ткач Янис Руханский. Он возомнил себя королём, поставленным самим Богом. Он основал собственную секту и пугал даже зарианцев тем, что объявил всё имущество общим, делил его как хотел, отменил деньги и долги, а кроме всего, ввёл многожёнство.

Айварих, слушая советников, зверел, но решения принимать отказывался, перекладывая всё на плечи членов Совета, который после ареста Холларда Ривенхеда остался обезглавленным — хотя формально главой Совета был король, именно барон руководил Советом много лет и лучше всех знал, как взаимодействуют между собой разные ведомства, куда направлять денежные потоки. Началась неразбериха с поступлениями налогов, Казначейство Фроммеля жаловалось, что страна наводнена фальшивыми монетами, в которых меди больше, чем серебра.

Королевские стражники начинали перешёптываться. Барон Орланд как-то спросил у Георга, не считает ли он, что короля могли околдовать, вскользь упомянул Эйварда Пятого, сошедшего с ума. Георг ответил, что это абсурд, но присмотревшись к королю, признал, что не знает, как иначе объяснить его поведение. Король уже не вспоминал Торию и других женщин не искал — он вообще мало выходил из своих покоев. Однажды Георг застал его перед портретом и впервые сопоставил старые слухи о том, как Эйвард тоже часами стоял перед собственным портретом после смерти Байнара. Король Райгард однажды спросил Георга, как художника-любителя, могут ли картины влиять на разум. Георг посмеялся про себя над невежеством короля, которого уже планировал свергнуть. Сейчас слова Райгарда всплыли в памяти.

Ривенхеды, особенно священники, в показаниях упоминали про Истинную Летопись. По их словам, Теодор считал её дьявольской, верил, будто она околдовала короля и заставляет его совершать безбожные поступки. Георг презрительно отмахивался, но что если Ривенхеды правы? Проблемы в стране начались как раз после убийства летописца и переноса Летописи во дворец. К сожалению, у него нет доступа ни к портрету, ни к Летописи. Он может лишь использовать вырванные пытками свидетельства и надеяться, что этого хватит.

Георг оглянулся на камеру пыток, где провёл почти полтора месяца, слушая крики боли, проклятья и мольбы, не оставлявшие его даже во сне. Однажды ему приснился Айварих: он висел в цепях и сознавался в бесчисленных убийствах, начиная с принца Байнара и кончая Оскаром Мирном.

Независимо от того, чем кончится сегодняшний день, Георг сюда не вернётся: прошение об отставке у него с собой. Если король его не примет, неважно: он приготовил всё, что нужно для побега. Если Айварих простит Катрейну, ей и тогда лучше уехать к сестре. Однако Георг не верил в милость короля — очень уж его насторожил вчерашний ночной разговор с Алексом, которого Георг просил посодействовать освобождению Катрейны. Алекс в ответ на просьбу криво усмехнулся и сказал, что он просил за неё утром.

— Что сказал король? — Георг мог бы не спрашивать, ибо ответ был написан у Алекса на лице.

— Сказал, что отправит меня к вам, если я ещё раз посмею прийти к нему с такой просьбой, — глядя в глаза собеседника, ответил Алекс.

Нет, оставаться здесь ей нельзя, а сестра защитит, даже если Гиемон будет против. План готов, остался последней акт пьесы. Георг взял бумаги и пошёл в приёмную Айвариха.

Катрейна закрыла глаза и откинулась на спинку кресла: она боялась свалиться в обморок. Ничего, осталось недолго, завтра всё кончится. Сегодня она поняла, что ждёт смерти как избавления. Она устала и хочет покоя. Больше она не увидит ни Айвариха, ни Криса, ни… ни Рика, ни Алекса, никогда не увидит повзрослевшего Дайруса. Нет, не надо об этом. Это в прошлом, а будущего у неё нет.

Она почти не слышала Георга Ворнхолма, выступавшего перед Королевским Советом и судьями. Она толком не видела, кто присутствовал на заседании, поэтому с трудом верила в реальность происходящего: её судят за измену!

В докладе Георга говорилось, что она невиновна, зато вина её родных не подлежала сомнению. Катрейна видела, как выбивали показания из Ульрика, и не сомневалась, что это ложь. Потом начался ад. После Георга Айварих велел привести Холларда Ривенхеда. Тот, глядя в пол, заявил, что по её приказу Мая Бадл отравила Торию. Катрейна и её сообщник Ноэль Сиверс, через которого она передавала письма в Барундию, мечтали посадить на трон Дайруса. Айварих передал трибуналу письмо, написанное Ноэлем в день смерти Тории. В письме говорилось, что всё готово, Мая на словах передаст ей, что делать дальше, что Ноэль отправляется в Барундию для переговоров с Маэриной и Дайрусом. В её вещах нашли старое письмо Ноэля, где он интересовался её здоровьем, сличили почерки: они оказались одинаковыми. Катрейна не верила ушам: Ноэль не мог написать такого. Бывший капитан стражи Ларри сообщил, что поймал Ноэля Сиверса как раз по пути в Барундию. Лишь нападение многочисленных сообщников Ноэля помешало Ларри доставить предателя во дворец. Ларри сказал, что, несмотря на маски, он узнал Рика среди нападавших. Алексарх, присутствовавший на Совете, закричал, что этого не может быть, что в тот день они с Риком ещё не доехали до Нортхеда. Король заявил, что сам разберётся, и велел сыну выйти.

Кажется, Георг растерялся, услышав это. Когда он попытался что-то сказать, король велел ему замолчать и добавил, глядя Катрейне в глаза, что у Ноэля были причины, чтобы вернуть трон Кройдомам, правда, дорогая? Айварих не сказал вслух, что Рик сын Анны — никто не посмел требовать у него объяснений.

Напоследок Айварих припас шифрованное письмо, адресованное Катрейне. Гиемон интересовался отношением сканналийцев к идее воцарения Дайруса, спрашивал, удалось ли Мае Бадл отыскать сведения о смерти Байнара, обещал помочь в возврате истинной веры. Письмо, как сказал Айварих, нашли у одного из послов. Его расшифровал Сильвестр через два дня после смерти Тории. Катрейна пробормотала, что Гиемон не мог такого написать, подтвердив, что почерк принадлежит ему и шифр ей знаком.

Дальше всё произошло быстро. Айварих зачитал приказы о поисках и аресте Райгарда Сиверса, Ноэля Сиверса, Маи Бадл, а под конец вынул бумагу, скреплённую королевской печатью. Это был её собственный приговор — она поняла это до того, как прозвучали первые слова. Потом Катрейну отвели в соседнюю комнатку и оставили ждать: её должны под охраной доставить в одну из камер дворцовой тюрьмы, чтобы завтра отправить на плаху. Катрейна, оглушённая приговором, не пыталась протестовать. Она не знала, сколько просидела здесь.

Кто-то вошёл, она не оглянулась. Шаги приближались — она нехотя открыла глаза и посмотрела на вошедшего. Перед ней стоял Георг Ворнхолм. Она с трудом встала, молча глядя на него.

— Катрейна, я вытащу вас отсюда, — Георг смотрел на неё не так, как в юности: в его глазах читались не страсть и робость, а ярость и решимость. Ей было всё равно, она больше не боялась.

— Вы? Зачем?

— Я… — он заколебался. — Я не позволю им убить вас. Катрейна, вы можете меня ненавидеть, но позвольте мне спасти вас. Всё уже готово, я увезу вас к вашей сестре.

Она покачала головой и слабо улыбнулась. Георг Ворнхолм, кажется, её всё-таки любил. Только это неважно.

— Я не побегу, — она говорила устало. — Моя судьба здесь, где умерли все мои дети и братья. Прошу вас, проследите, чтобы Айварих похоронил меня рядом с кем-нибудь из них.

Она подняла на него взгляд и сквозь набежавшие слёзы заметила, как скривилось его лицо и потухли серые глаза.

— Я устала, Георг, я хочу умереть. Я должна была умереть вместе с моим последним ребёнком. Тогда Бог зачем-то сохранил мне жизнь. Вы — не Бог, Георг, вам это не под силу.

— Ради вас я готов на всё…

— Ради меня вы… — она вдруг вспомнила, о чём могла попросить. — Если вы действительно хотите сделать для меня что-нибудь… — нерешительно начала она.

— Что угодно, — твёрдо пообещал он.

— Помогите Рику, умоляю вас. Ни он, ни Мая не виноваты, я уверена!

— А то письмо?

— Нет, — Катрейна покачала головой. — Вы не там ищете, Георг, на этот раз вам придётся поверить мне на слово без ваших пыток, — она выдавила из себя улыбку. — Или уходите и забудьте мои слова.

— Райгард Сиверс и Мая Бадл. Вы просите меня позаботиться о них?

— Вы исполните мою просьбу?

— Клянусь, что сделаю для них всё то, что сейчас готов сделать для вас!

— Тогда благослови вас Бог, Георг. Я… прощаю вам гибель моего брата. Я понимаю, что вы хотели мести. Я сожалею о смерти вашего брата. Если бы вы знали…

— Если бы я знал, что этим кончится, я бы скорее умер сам. — Георг казался белым, как покойник, словно это не она, а он собирался на погост. — Если бы он согласился на нашу свадьбу, всё было бы по-другому!

— Райгард говорил, что иначе нельзя. Я спрашивала про Томара, но Райгард не сказал, почему они поссорились.

— Будь проклята эта вражда! Единственное, что осталось с тех пор, это моя любовь к вам!

— Не надо, — она коснулась его руки. — Живите, Георг, постарайтесь забыть старые чувства, на которые некому ответить. Простите меня за то, что я невольно внушила их вам. — Она всмотрелась в его черты, отмечая, что шрам хоть и изуродовал лицо, оно всё же осталось привлекательным.

Где-то послышался шум, Катрейна отшатнулась. Ей больше нечего сказать. Когда двери открылись, она шагнула к своим тюремщикам. Шестеро — не много ли на одну больную женщину? Двое стражников встали по обе стороны от неё, ещё четверо, включая барона Орланда, подошли к Георгу.

— Барон Георг Ворнхолм, по свидетельству королевского палача вы обвиняетесь в подделке показаний в пользу Катрейны Ривенхед, а следовательно, в содействии государственной измене. Также вам вменяется в вину подготовка её побега, в чём вы сами только что признались. Вы же помогли бежать вдове изменника Ульрика Холмкреста Сиэлле Ривенхед. Кроме того, вы сфабриковали ложные улики против принца Крисфена и принца Алексарха. По приказу Его Величества, вы арестованы и будете подвергнуты допросу королевским палачом!

Она заметила, как Георг бросился к ней. Руки стражей быстро его остановили. Катрейна потеряла сознание.