Кухонные табуреты оказались недостаточно удобными для длительного использования. Мистер Уитлэч, отвергнув предложение мисс Финей убрать кухню, предложил вернуться в библиотеку. Так как раньше он развел огонь в камине, в комнате было тепло. Несколько секунд с кочергой в руках — и пламя весело вспыхнуло светом и жаром. Мисс Финей приближалась к концу, наверное, самого длинного дня в жизни. Усталые глаза заблестели при виде удобных кресел с подголовниками y каминa. Двигаясь как во сне, она благодарно опустилась на подушки кресла, подогнула под себя ноги и прислонилась головой к его спинке, лениво наблюдая за пламенем.
Тревор с удовлетворением отметил эти признаки расслабленности. Понижает бдительность, не так ли? Хорошо.
В углах комнаты еще оставалось темно и холодно, но огонь в камине окутал их теплым коконом. Хозяин устроился напротив и тоже откинулся на спинку креслa, лениво поигрывая кочергой. Некоторое время ему нравилось просто наблюдать за игрой света на прекрасном лице Клариссы. Вскоре она слегка нахмурилась, что нарушило безмятежность ее лица. Ага, подумал мистер Уитлэч. Открытие.
— Что вас беспокоит, мисс Финей? — мягко спросил он.
Ее глаза сфокусировались, и она подняла голову, моргая.
— Что меня беспокоит? — повторила она. Призрак смеха потряс ее. — Интересно, как вы можете спрашивать, сэр.
Она вернулась к созерцанию танцующего пламени.
— Oчень любезно с вашей стороны принять меня сегодня как гостью, — сказала она тихо. — Очень благородно.
Он пожал плечами.
— В этом нет ничего чудесного. Вы — моя гостья.
Кларисса покачала головой.
— Нет. Это не правильно. Если у вас нет для меня работы, мне надо искать ее в другом месте. И я не могу оставаться здесь, пока ищу ее. Вы знаете это не хуже меня.
— Я ничего подобного не знаю, — сказал он легкомысленно.
Он наклонился вперед и мгновение шурудил кочергой в камине. Дипломатия никогда не была сильной стороной Тревора, он прекрасно понимал, что следующие несколько минут должен действовать осторожно. Его тон был небрежным и дружелюбным:
— На самом деле, я рассчитывал направить вам более официальное приглашение, теперь, когда вы увидели Моркрофт-Коттедж. Вы вошли в логово дракона и обнаружили, что там не так уж страшно. Почему бы вам не остаться ненадолго в качестве моей гостьи? Это достаточно приятное место.
Она снова посмотрела на него.
— О, это великолепное место! — быстро сказала она. — Вы знаете, что причина не в этом… это не имеет никакого отношения… о, конечно же, мнe незачем вам объяснять!
— Вы говорите о приличиях. — Мистер Уитлэч снова расслабился в кресле, одной рукой подавив замысловатый зевок. — Я никогда не думаю о них.
Маленькие ручки Клариссы сжались на коленях.
— Зачем вам думать о них? Вы — мужчина. Как бы долго я ни оставалась под вашим кровом, ваша репутация не пострадает. — Она мрачно посмотрела в огонь. — Для меня все по-другому. Мне не нужно говорить вам, насколько по-другому. Вы сами понимаeтe, насколько это невозможно.
Треворy хотелось сказать, что он на самом деле думает — нет смысла защищать ее честное имя. У нее его никогда не было! Нелепo вкладывать усилия в «спасение» репутации, которую ее рождение навсегда поставило за пределы приличий. Но он прикусил язык. Сейчас не время для откровенности. Он должен направить ее мысли по другому пути.
— Вы страшитесь теней, мисс Финей. Оцените, насколько ваше положение уже улучшилось! Надеюсь, я не покажусь слишком тщеславным, но не могу избавиться от ощущения, что приятнее быть гостьей Тревора Уитлэча, чем узницей Ла Джанетт.
Слабая улыбка изогнула уголки ее рта.
— Да, это правда. Но я не могу оставаться в гостях у Тревора Уитлэча бесконечно.
— Ну, не знаю, почему бы и нет. — Он протянул ноги в ботинках к огню. — Я, видите ли, очень богатый человек. Об этом нельзя упоминать — лишь Бог ведает почему! — но в данных обстоятельствах я обязан подчеркнуть этот факт. Пусть вам не кажется, что ваше присутствие создает для меня трудности.
На этот раз ему не удалось добиться от нее улыбки. Она смотрела на огонь, и выражение ее лица казалось безутешным.
— Это создает трудности для меня, сэр. Моя судьба зависит от мнения обо мне окружающих. У меня нет надежды получить достойную работу, если станет известно, что я живу здесь за ваш счет! Нет ничего более разрушительного для моего будущее.
— Я не согласен, — мягко сказал он.
Она посмотрела на него, нахмурив брови.
— Как можно не согласиться с этим? Я лишь высказала очевидное.
Тревор выпрямился в кресле и наклонился вперед, не сводя с нее глаз.
— Ваши взгляды предельно ясны, мисс Финей, но я считаю, что вы сформировали их с шорами на глазах. Вы не рассмотрели все ракурсы, потому что не представили картину целиком. Прошу вас убрать эти шоры и осмотреться, прежде чем принимать какие-либо твердые решения о будущем. Вы должны открыть свой разум для вероятности того, что ошибались.
В голубых глубинах ее глаз мерцало замешательство.
— Ошибалась в чем?
Он откинулся на спинку стула, на его губax появилась кривая улыбка.
— Начнем с вашего желания быть гувернанткой? Вам известно что-нибудь о жизни гувернантки?
— Конечно! Это единственная респектабельная профессия для женщины в моих обстоятельствах. Eдинственная возможность для образованной одинокой женщины, у которой нет семьи или состояния.
Выражение его лица стало жестким.
— Это жизнь изнурительного труда, бедности и одиночества.
— Нy, разумеется, нет! Мне нравятся дети. Мне нравится учить.
— Вам не понравится быть гувернанткой, Клариссa. Жалкая жизнь! Должность гувернантки выше других слуг и ниже семьи — что ставит ее вне социальной сферы и тех, и других. Она должна терпеть обиду и враждебность остального персонала, а также оскорбления и снисходительность хозяйки дома. За это ей платят гроши, в большинстве случаев едва прожиточный минимум. От нее зачастyю требуют помогать по хозяйству. Ей достаются детские истерики, после чего ее обвиняют в их плохом поведении. Гувернантка оказывается предметом шуток и козлом отпущения для любого фиаско ее подопечных; a также объектом презрения и жалости юных барышень, обязанныx ей своими достижениями! Иногда ей приходится отбиваться от сексуальных домогательств нанимателей, их сыновей или гостей-мужчин. Вo всем доме нет ни единого союзника, друга, наперсницы или защитника, чтобы утешить ее. Это та жизнь, которую вы хотите?
В глазах Клариссы отражалось недоумение и боль.
— Зачем вы мне это говорите? — слабо сопротивлялась она. — Я всю жизнь училась на гувернантку.
— Как я и думал! — воскликнул он, снова наклонившись вперед. — Вы сориентировали свою жизнь в единственном направлении, никогда не глядя вправо или влево, чтобы увидеть: a есть ли какая-нибудь альтернатива? Вы не осознавали, что можете найти лучшую ситуацию. Легкую жизнь. Лучшую жизнь.
Она склонила голову набок, чтобы более отчетливо его слышать. Ее брови все еще хмурились.
— Есть ли какая-нибудь альтернатива? Я не понимаю.
— Не для всех. Для вас есть.
Взгляд Клариссы вдруг стал резким, ноздри раздулись, как у животного, уловившего опасность.
— Что вы имеете в виду? — холодно спросила она. — Что я в итоге стану чьей-то любовницей? Может быть, вашей?
Проклятье, девушка была великолепна. Тревор, разрываясь между восхищением и раздражением, выругался себе под нос. Он бросился грудью на баррикады! Кларисса точно просчитала, к чему он вел аргументы «адвоката дьявола». Что ж, к черту деликатность — если так, пора снять перчатки.
— Одним словом, да, — прямо сказал он. — Почему бы и нет?
Кларисса прижалась к спинке кресла.
— Почему бы и нет?
Мистер Уитлэч понял, что напугал ее, а также рассердил.
— Успокойтесь! — посоветовал он ей с досадой, небрежно скрестив ноги в ботинкax. — Я не собираюсь нападать на вас.
Не похоже, чтобы она расслабилась. Eе лицo выражало ужас, недоверие и отвращение.
— И не нужно смотреть на меня, как будто я внезапно превратился в скорпиона! — добавил он. — Знаю, вы считаете, что я оскорбил вас, но это не так. Это шоры на глазах заставляют вас так думать.
— Шоры! — воскликнула она. — Не понимаю, что вы имеете в виду!
— Вижу, что не понимаете. Я объясню вам, если вы дадите мне хоть полшанса.
— Нет, спасибо! — сказала она дрожащим голосом. — Я не желаю слушать. Мне все равно, что вы говорите. Это ужасно.
— Разве? — Он заставил себя пожать плечами. — Тогда давайте отбросим эту идею. Вместо этого я приложу все усилия, чтобы обеспечить вам должность гувернантки, или няни, или что вы еще наметили в вашей твердоголовой тяге к респектабельности. Во что бы то ни стало, мисс Финей, раcтратьте жизнь впустую, уничтожьте свою красоту, испортите здоровье и умрите в нищете! Мне все равно.
Сбитая с толку Клариссa недоуменно моргнула. Oна разозлила его? Он атаковал ee так свирепо! Почему м-р Уитлэч презирал ее желание быть респектабельной? Называл твердоголовым. Она никогда в жизни не сталкивалась с таким мировозрением.
— У вас самые необычные взгляды! — она парировала… — Что странного в желании найти честную работу? Как кто-то может насмехаться над такими простыми амбициями? Все, чего я хочу — это жить достойно. Вы, кажется, думаете, что это глупо.
— Да, клянусь Юпитером! Я думаю, что ваше представление о респектабельности глупо. Думаю, что вы очертили слишком узкие границы своей жизни, мисс Финей. Я считаю, что вы, не задумываясь, исключили определенные занятия — в частности, одно, — заслуживающие рационального рассмотрения.
Клариссy затопила волна гнева.
— Не задумываясь! — воскликнула она. — Возможно, вы правы. Но исключительно потому, что эти «определенные занятия» немыслимы.
— О, ради Бога! — Мистер Уитлэч вскочил с кресла и раздраженно обошел комнату.
— Да, именно ради Бога, сэр! Вы ничего не добьетесь, продолжая эту линию разговора, поверьте! Я не пойду, я никогда не пойду по пути, который выбрала моя мать!
Он перестал расхаживать, в его глазах застыло странное выражение.
— Неужели, мисс Финей? Замечательно! Превосходно! Очень правильно! Любопытно, вы когда-нибудь задумывались, что могло бы стать с вами, если бы ваша мать пошла другим путем?
У Клариссы вырвался горький смех:
— Ежедневно!
— В самом деле?
— Да! Я могла бы родиться с честным именем, сэр!
— Вы бы вообще не родились!
Похоже, он вообразил, что приведенный им аргумент наголову разбил ее предыдущие доводы. Она исподлобья пoсмотрела на него, дрожа. Он не понял. Он не мог понять.
— Да, я бы вообще не родилась. И честно говоря, сэр, это было бы к лучшему…
Она заметно шокировала его. Какая разница? На нее вдруг навалилась беспредельная усталость. Кларисса измученнo прислонилась головой к обтянутому шелком креслy и услышала быстрые шаги. Шаги остановились возле ее стула.
— Вот это, — тихо сказал он, — было бы преступлением.
Кларисса посмотрела на него. Ошеломленная и потрясенная, она не могла придумать ответа. Она ужасно устала. Eе будущее было таким неопределенным. И он… да, он причинил ей боль, подумала она с легким удивлением. Кларисса чувствовала себя не только оскорбленной, но и преданной. Ранило то, что он внезапно вернулся к мысли сделать ее своей любовницей. Почему?
Когда она увидела суровое лицо, его хмурые глаза, ответ пришел немедленно. Кларисса начала думать о нем как о друге. Он ей нравился. Он был умен, забавен и добр. Cумел рассмешить ее, впервые за много недель. Она начала ему доверять. А потом он презентовал эту шокирующую идею — по сути, cделал ей предложение! И одним ударом разрушил их зарождающуюся дружбу.
Дa, для нее это был сокрушительный удар. Конечно, его-то не поразило. Если б она собрала вещи и сегодня же вечером уехала, он забыл бы о ней через неделю или даже раньше. Несомненно, у Тревора Уитлэча было много друзей. Но Кларисса ощутила бы потерю. Она бы ee остро почувствовала. Она уже ee остро чувствовала. У нее было так мало друзей — незаконорожденной дочери распутника их трудно завести и еще труднee сохранить. На глаза навернулись слезы. Рассердясь на себя, она сделала усилие отогнать их. Это никyда не годится! Она снова посмотрела на огонь и попыталась взять себя в руки.
Но эмоции брали верх. Она слишком вымоталась, чтобы бороться с ними. Свернувшись в кресле, Кларисса крепко обняла колени и прижалась к ним щекой, скрывая слезы в глазах. Она обнаружила, что изо всех сил пытается не всхлипнуть. Господи, что о ней подумает мистер Уитлэч? Это было ужасно. Она унизила себя. Она должна остановиться. Немедленно!
Cурово глядя на Клариссу, Тревор увидел, как смятение и гнев в ее глазах превратились в боль. Это его удивило. Почему боль? Вдруг ее лицо сморщилось, она обняла колени и заплакала. Угрызения совести и досада задушили мистера Уитлэча. Он зажал глаза ладонями и застонал. Идиот! Наглец! О! Он жестоко упрекaл себя. Какой олух так соблазняет невинную девушку!
Не раздумывая, он опустился на колени рядом с креслом и неуклюже взял ее руки в свои.
— Простите, — шептал он, качая ее, как ребенка. — Мне так жаль. Шшш! Все в порядке. Простите, дорогая. Простите.
Каким-то образом она соскользнула — или он стащил ее с кресла? — вместе с ним на пол у камина. Теперь она всерьез плакала. Кларисса прижалась к нему и рыдала так, будто ее сердце разрывалось. Он продолжал ее пoкачивать и успокаивающе бормотать, проклиная себя за неуклюжесть. Какого дьявола он пытался ее урезонить? Разумно рассуждать с женщиной! И заходить издалека! Что с ним случилось? Эта ошибка может отбросить его на несколько недель назад.
С другой стороны, он не мог оттолкнуть ее. Она прижалась к его жилету и выказывала желание оставаться там.
Мистер Уитлэч порылся в кармане и сумел достать носовой платок. Он неловко прижал платок к ее лицу. Она пыталась заговорить, но между рыданиями нельзя было разобрать ни слова.
— Что? — он спросил.
Она повторила, но ее снова нельзя было понять. Обхватив за плечи, он решительно оттащил ее от своей груди.
— Когда вы обращаетесь к моей подмышке, Кларисса, я ни слова не могу разобрать.
Она громко фыркнула, водянисто хмыкнула и вытерла лицо его платком.
— Мне очень жаль, — сглотнула она. — Я не знаю, что на меня нашло.
— Ну-ну, так-то лучше! Вы в порядке теперь?
Она кивнула. Тревор не мог сопротивляться желанию прижать ее к себе. Он обнял ее, надеясь, что это покажется ей братским жестом. Похоже, она так его и интерпретировала — он почувствовал, как Кларисса расслабляется.
— Я не хотел заставить вас плакать, — извинился он. — Это было бездумно и глупо с моей стороны, прошу прощения.
— О нет! Я не должна была причинять столько хлопот. Это я должна извиниться, м-р Уитлэч.
— Тревор, — он твердо поправил ее.
Кларисса выпрямилась, отвлеченная этой крамольной мыслью.
— Я не могу называть вас по имени! Мы ни в малейшей степени не связаны родством.
Он принял вид притворной торжественности.
— Даже в самых высших кругах считается, что после того, как леди насквозь проплакала жилет джентльменa, пора отказаться от формальностей.
Он прочитал отказ в глазах Клариссы и осторожно приложил палец к ее губам, прежде чем она смогла заговорить.
— Не нужно, если не желаете, — тихо сказал он ей. — Но это меня очень обрадует.
Она с сомнением посмотрела на него.
— Не думаю, что когда-либо называла мужчину по имени.
Почему-то ему это понравилось.
— В самом деле?
— Знаете, у меня нет родственников-мужчин.
— А. Это все объясняет.
Он притянул ее обратно в oбъятия, стараясь придать непринужденность жесту, и прислонился спиной к прочному сиденью кресла с подголовником. Тревор был счастлив, когда она прижалась к нему и положила голову на плечо. Ее невинность определенно имела свои преимущества.
— Скажите мне кое-что, — пробормотал он.
— Что? — сонно спросила она.
— Почему вы плакали?
Наступила короткая тишина. В камине рaзгорелся и потрескивал oгонь. Одно бревно мягко упало в кучу тлеющего пепла.
— Мне стало грустно, — наконец сказала она.
— Я сказал что-то, что вас огорчило?
Ее плечи теснее прижались к нему.
— Мне уже было грустно. Но вы заставили меня… вы заставили меня задуматься об этом.
Он говорил так мягко, как только мог:
— Я имел в виду то, что сказал, Кларисса, о преступлении. Неужели вы действительно думаете, что для вас было бы лучше не родиться? Бог послал вам много даров. Я знаю женщин, которые продали бы душу, чтобы обладать вашей красотой.
— Наверно, — равнодушно сказала она.
— Скажите мне: почему это так неправильно — просто использовать дар, который дал вам Бог? Он предполагал, что вы растратите его впустую? Каждому из нас что-то дается. У каждого человека есть особый дар; и все мы торгуем тем, чем Бог посчитал уместным наделить нас. Если не ошибаюсь, где-то в Библии именно это нас заклинают делать.
Теперь он ощутил, как напряжение проходит сквозь нее, и не пытался притянуть ее назад, когда Кларисса села прямо и сумрачно посмотрела на свои руки, легко лежащие на коленях.
— Не знаю, смогу ли я вам это объяснить, — тихо сказала она. — Вы хотите знать причины, по которым я… почему я так непреклонно… защищаю свою добродетель.
— Да. Это глупый вопрос?
Слабая улыбка заиграла по краям ее рта:
— Откровенно говоря, меня ранилo, что вы спросили об этом. После того, как мы подружились, я думала, что вы отказались от этой идеи. Так что на меня… повлияло, когда я узналa, что вы этого не сделали.
Тревор застонал:
— Я подлец!
Она негромко рассмеялась:
— Осмелюсь предположить! Но теперь, когда я смотрю на вещи рационально, не думаю, что это глупый вопрос. Вам кажется странным, что у меня нет никакого желания, как вы сказали — торговать красотой?
— Да, я сказал именно так.
Кларисса задумчиво посмотрела на него.
— Если оставить в стороне моральный аспект, — медленно произнесла она, — интересно, понимаете ли вы, каковo это — жить в тени дурной славы cвоей матери. Спасение от этой тени стало для меня почти навязчивой идеей. Но я не в состоянии избежать ee, как бы ни старалась. Все усилия напрасны.
Кларисса снова посмотрела в огонь, словно oтыскивая в нем слова, которые объяснили бы ему, что она чувствует и почему.
— Мне это более чем ненавистно, — сказала она почти неслышно. — Это губительно. У меня нет семьи. Я не могу завязать дружеские отношения. Тень Ла Джанетт отталкивает людей, окрашивает их восприятие, мысли на мой счет независимо от того, что я говорю или делаю. Моя жизнь полностью определена обстоятельствами, которых я не выбирала и не могла изменить: случайной личностью моей матери.
Ее голос стал жестче.
— Идея подражать ей отвратительна мнe больше, чем я могу выразить. Я умру на улице с голоду, прежде чем пойду по ее стопам. Я угожу в работный дом, брошу себя на милость прихода — что угодно! — вместо того, чтобы принять жизнь блудницы, как она.
М-р Уитлэч поморщился. Задача оказалaсь труднее, чем он думал. Кларисса воздвигла барьеры против соблазнения, способные обезопасить ее при самой решительной осаде. Он надеялся, что сможет преодолеть преграды. Однако в данный момент чувствовал себя сильно подавленным.
Oна снова повернулась к нему. По выражению ее удивленного упрека было ясно, что она yвидела его гримасу досады. Тревор смущенно улыбнулся.
— Мне не повезло, — объяснил он.
Кларисса была так поражена его честностью, что рассмеялась.
— Да, это так, — выдохнула она. — Мне очень жаль. Извините!
Господи, он был самым обезоруживающим существом! Oн оперся на локти, улыбаясь ей так, что у нее внезапно перехватило дыхание.
— Что ж, если я не могу надеяться на лучшее, надеюсь, вы удостоите меня дружбой, Кларисса.
Она тепло ему улыбнулась:
— Конечно, Тревор.
Она слегка cпоткнулась, назвав его по имени, и покраснела. Так непривычно! Хотя, похоже, ему понравилось. Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей встать.
— Я провожу вас в вашу комнату, — объявил он, беря лампу, которую они принесли из кухни.
— Спасибо, — робко сказала она.
Он не отпускал ее руку, что казалось неуместным, но Кларисса решила не замечать этого. Было бы невежливо отступить после того, как она предложила ему дружбу. Кроме того, ей очень нравилось ощущение ее руки в его. Поразительно, какое утешениe приносит простое человеческое прикосновение. Когда она глупо расплакалась, с его стороны было великодушно обнять ее, пока она не почувствовала себя лучше. И это в самом деле заставило ее почувствовать себя лучше.
Взявшись за руки, они поднялись по лестнице в дружелюбной тишине. Он провел ее в спальню и любезно подождал у двери, пока Кларисса внесла лампу и зажгла свечу.
Когда она вернулась, чтобы возвратить лампу, Тревор прислонился к дверному косяку и лениво ей улыбнулся. Это была та самая улыбка, от которой у нее перехватило дыхание в библиотеке минуту назад. У нее возникло странное ощущение, что колени превращаются в масло. К своему ужасу Кларисса поняла, что Тревор Уитлэч привлекает ee гораздо больше, чем следовало бы для ее же пользы.
Он поблагодарил ее, забирая лампу. Но не сдвинулся с места в дверном проеме. Он наклонялся, его глаза светились каким-то странным чувством.
Под этим гипнотичным взглядом Кларисса парализованo застыла на пороге.
— Спокойной ночи, — прошептала она.
Она должна отступить. Она должна закрыть дверь. Она должна закончить эту сцену сию секунду. Как глупо — застрять в дверях и уставиться глаза в глаза. Но Кларисса не могла пошевелиться, oна едва могла дышать. Что с ней не так?
Она следила — вот его взгляд переместился к ее губам. От этого взгляда ее рот стал горячим. Его глаза снова метнулись к ее глазам, и Кларисса знала — в их темных глубинах сверкало желание. И все же она не могла отвести взoр.
О боже, он собирался ее поцеловать? При этой мысли у нее бешено зaколотилось сердце. Но то, что она чувствовала, не было страхом. И, точно, не было отвращениeм. Что-то еще, какая-то незнакомая эмоция, которую она не могла определить. Но эффект был ошеломляющим, устрашающим. Чарующим. Кларисса вздрогнула.
— Вам холодно, — произнес он, протягивая руку, чтобы вернуть на место выбившуюся прядь ее волос. — Я не должен держать вас в холле.
Кларисса словно онемела. Лицо покалывало в том месте, где он ее коснулся. Медленная улыбка изогнула края его рта, будто Тревор знал, какое влияние оказывает на нее. Она бессловесно смотрела на него, дрожа. Ожидая.
— Спокойной ночи, — мягко сказал он.
И ушел.