Игра с огнем

С точки зрения игрока НХЛ, тренер достойный твоего уважения - этот такой тренер, который готов пройти с тобой через огонь, воду и медные трубы. Я пойду получать по морде, если и ты готов пойти на это. Если ты готов плюнуть на всё и пойти со мной на войну, я сделаю для тебя всё. Может быть, я плохо тебя знаю, и у тебя хватает проблем в жизни. Но когда дело касается хоккея, ты не испытал и йоты того, через пришлось пройти мне. Поэтому либо докажи мне, что ты достоин того, чтобы указывать мне, либо иди на х**.

И у многих это получается. Например, тот же Райзбороу. Криспи в своё время выиграл два Кубка Стэнли. Саттер тоже играл. Вот этих людей я уважаю, потому что они знают, что творится в душе у игроков. Кого я не уважаю? Всяких Дэйвов Кингов, Майков Киненов и Пьеров Пажэ. У этих хоккей выглядит, как игра в крестики-нолики. Всё о схемах думают. Пьер вообще обожал видео-сессии. Крутил нам одно видео за другим. А суть в том, что хоккей - простая игра. Если ты играешь лучше соперника, то в большинстве случаев победа будет за тобой. А если ты играешь хуже соперника, то вероятнее всего, ты проиграешь.

Глава 12. Ужасный обмен

Весной 1991-го года меня пригласили в сборную Канады на чемпионат мира, который проходил в финском городе Турку. Я ответил: "У меня серьёзная травма. Я не могу". А мне сказали: "Но ты нам очень нужен. Нам бы очень хотелось, чтобы ты всё-таки приехал".

"Да я бы тоже с радостью сыграл, - ответил я. - Но у меня действительно очень серьёзная травма". Меня спросили: "Ты пользовался заморозкой во время плей-офф?". Я сказал, что пользовался. "Ну мы и тут тоже самое можем сделать", - ответили мне. "Ну, тогда хорошо, - сказал я. - Почему бы и нет?". Не знаю откуда у меня взялась способность выдерживать столь длительные сезоны - может быть, я с ней родился, а может быть, она пришла и позже - но я действительно мог играть очень долго, несмотря ни на какие травмы и болячки.

Тогда мы взяли серебро. Всё из-за того, что нам надо было обыграть США с разницей в пять или более шайб, а русским было достаточно сыграть вничью со шведами. Мы сделали всё от себе зависящее - обыграли американцев со счётом 9:4, забросив при этом две шайбы за последние 15 секунд. Это нас несколько обнадёжило.

Но потом шведы обыграли русских 2:1 благодаря голу Матса Сундина и ... увели золото у нас прямо из-под носа. Для канадцев не существует второго места, поэтому всё это было очень обидно. Чёртов Сундин. Я бы очень хотел иметь у себя в коллекции золото того чемпионата мира. Я всегда получал удовольствие от игры за сборную, и мне выпала эта честь девять раз.

Наш генеральный менеджер, Клифф Флетчер, перебрался в "Торонто", и его место занял Даг Райзброу. Он работал по старой схеме. Впрочем, как и я. Я считал, что хоккейная команда работает, как армия. Приказы начальства не обсуждаются - получаешь зарплату и делаешь то, что тебе говорят.

Флетчер многому научил Райзера, а потому тот очень уважал своего бывшего начальника. Перебравшись в Торонто, Флетчер продолжил строить свою новую команду, как он когда строил нашу. То есть, держал всё в ежовых рукавицах. В свою очередь Райзброу упустил из внимания очень важную деталь. Хоккей - это война. А на войне друзей не бывает.

Как бы то ни было, Даги Гилмор хотел прибавки к зарплате, что было абсолютно справедливо, но Райзер принял это слишком близко к сердцу. Они никогда не разговаривали с Киллером с глазу на глаз. Райзброу выиграл пять Кубков Стэнли - четыре в бытность игроком "Монреаля" и ещё один, когда был помощником нашего главного тренера. Он не боялся никого и ничего.

Он заслужил уважение со стороны болельщиков "Калгари" после одной Битв Альберты. В сезоне 1985-86 в домашней встрече Райзброу (180см, 83кг) схлестнулся с дровосеком "Ойлерс" Марти МакСорли (185см, 106кг), который был ещё и на десять лет его моложе. МакСорли хорошенько всыпал ему, но Райзеру удалось оторвать от его кусок от его синей выездной формы. Он отправился с ней на скамейку штрафников и стал вытирать об него коньки. В итоге он искромсал его труху и кинул его обратно МакСорли. Тот аж побагровел от злости.

В общем, Райзер был знатным воякой, когда был игроком. И ему не совсем нравилась новая и более гламурная НХЛ. Он играл с величайшими игроками всех времён и народов - Ги Лапойнт, Ларри Робинсон, Серж Савар, Боб Гейни, Жак Лемэр, Ги Лафлёр, Иван Курнуае. И они все выполняли требования начальства. Никто из них никогда не просил прибавки к зарплате.

Так что Райзброу не только не понимал, почему Даги Гилмор добился такой популярности из-за своей внешности (Киллер тратил кучу времени на причёски и тому подобное, и я даже не знаю, как Райзер ко всему этому относился), но и просто поверить не мог, что Гилмору хватило наглости вот так вот взять и уйти, лишь потому что его не устраивали условия контракта.

Киллер и Райзер не особо ладили ещё до того, как Даг стал генеральным менеджером. Когда Райзер был помощником главного тренера (ещё до того как мы выиграли Кубок Стэнли), он заколебал Гилмора тем, что постоянно ему повторял: "Я хочу, чтобы ты был моим Ги Карбонно. Я хочу, чтобы ты играл в обороне так же, как Ги Карбонно". Гилмор считал, что он гораздо более разносторонний игрок. Он здорово играл как в обороне, так и в атаке. Поэтому он был сыт по горло тем, что Райзер хотел, чтобы он был Карбонно, а не Гилмором.

Заняв пост главного тренера, Райзброу продолжил твердить про Карбонно. Гилмор ему тогда сказал: "Слушай, Даг, хочешь, чтобы я бы играл в обороне так же, как Карбонно? Тогда и плати мне, как Ги Карбонно". В том году Карбонно как раз подписал контракт на миллион долларов, чтобы было внушительной суммой по тем временам. Но Райзер и слышать об этом не хотел. Он вообще был достаточно бережливым. Он только что занял пост генерального менеджера, а потому старался не вылезать за рамки командного бюджета, чтобы произвести хорошее впечатление.

Нашим новым президентом стал Билли Хэй. Он был потрясающим мужиком, да ещё и легендой "Чикаго", в составе которого он стал новичком сезона и играл в одном звене с Бобби Халлом. Завершив хоккейную карьеру, он занялся нефтяным и газовым бизнесом и весьма преуспел на этом поприще. Билли Хэй тоже придерживался старых нравов, а потому отказался повышать Гилмору зарплату. Результатом был весьма предсказуем, и он подкосил нашу команду.

В канун нового 1991-го года мы обыграли "Монреаль", а Гилмор сыграл один из своих лучших матчей за "Калгари". Через два дня, 2-го января, Райзер спустил курок и обменял в "Торонто" Дага Гилмора, Джеми Макуна, Рика Нэттрэсса, Рика Уэмзли и проспекта Кента Мандервилля на нападающего Гэри Лимэна, защитника Мишеля Пети, вратаря Джеффа Риза, тафгая Крэга Берубе и проспекта Александра Годинюка.

Киллер практически моментально стал главной звездой "Торонто" и набрал ещё 765 очков. Он также вёл за собой команду в самых непростых сериях плей-офф, и "Мэйпл Лифс" показали свой лучший хоккей с 1967-го года. Макун провёл шесть с половиной блестящих сезонов в "Торонто", а потом ещё два в "Детройте". Лимэн, забивавший в "Торонто" по 50 шайб, отыграл за нас всего два сезона и отметился за всё это время 11 голами. Мы потеряли игроков, которые задавали тон в нашей команде, а взамен не получили ничего.

Я понимаю, что порой тренеры и генеральные менеджеры знают то, чего не знают игроки, поэтому, может быть, здесь за кулисами происходило что-то ещё, но это не меняет сути дела. Мне нравился Райзер, и я питал к нему глубокое уважение, однако для "Флеймс" это был ужасный обмен. Он подвёл черту под славными годами этой команды. От этого пострадала вся команда. К перерыву на Матч Всех Звёзд я забросил 25 шайб. Всё было хорошо. Но потом обменяли Гилмора, и к концу сезона я увеличил свой счёт ещё всего лишь восемь голов. Мы потеряли ключевых игроков, а вместе с ними и всю сущность нашей команды.

После этого обмена в Калгари все чуть не возненавидели Клиффа Флетчера. Ян МакКензи и Клифф проработали вместе 23 года. Вскоре после этого обмена Клифф позвонил Яну и сказал: "Почему ты перестал навещать меня, когда приезжаешь в Торонто?". Ян прорычал на него по поводу обмена. Клифф на это ответил: "Слушай, ну что мне оставалось делать? "Калгари" был решительно настроен на этот обмен. Если бы на него не согласился бы я, это сделал бы кто-то другой".

Этот обмен здорово по мне ударил. Мои первые годы в НХЛ были весьма успешными, я играл в классной команде с потрясающими хоккеистами и вот теперь... Всё это было очень обидно. Но я не хочу списывать на это свои собственные проблемы. К 1992-му году я отрывался уже по полной программе. Более того, я докатился уже до такой степени алкоголизма, что держал в секрете своё пьянство. Я вам так скажу - когда я выходил на лёд, я знал кто я. Вне площадки я был абсолютно безликим. Я понятия не имел, кто я такой, поэтому тратил кучу денег на то, чтобы разобраться в этом. У меня было столько денег, что я мог позволить себе всё что угодно. А это неправильно. Деньги - это сила.

Уехав из Солт-Лейк Сити я не притрагивался к кокаину. Но 11-го февраля 1992-го года после игры с "Айлендерс" мы пошли в "Чайна Клаб". Это такой бар в Нью-Йорке на пересечении Бродвея и 47-й улицы. Туда все знаменитости ходили. Я пил у барной стойки, и ко мне подошла весьма привлекательная девушка. Мы разговорились, и она мне сказала: "Может быть, подойдём ко мне в бар?". А я такой: "У тебя есть свой бар?!".

Она была настоящей красавицей и не была похожа на шалаву или что-нибудь в этом духе. У неё были тёмные черты лица, большие карие глаза... Мне кажется, что она была мулаткой... У неё были блестящие длинные чёрные волосы, атлетическое телосложение, облегающие джинсы и потрясающее тело. И я ей ответил: "Да, я бы с удовольствием туда отправился". Она сказала: "Здорово! У меня у входа припаркован лимузин". Я спросил, можно ли мне захватить с собой одного партнёра по команде. "Да, конечно, без проблем". И вот я схватил одного из своих одноклубников - не могу сказать кого именно, потому что он женат - и мы отправились в этот гигантский бар.

Мы поднялись в её офис, и она отправила нескольких лакеев за бухлом. Мы немного выпили, она выдвинула ящичек и достала оттуда оху***ый набор - зеркальце и золотую трубочку. Она сделала пару дорожек, и мы затусили по-жёсткому. Потом мы спустились в её бар, а когда он закрылся, то собрали кучу случайных людей, отправились в отель, сняли там номер и продолжили кутить.

Мой сосед по комнате, Марк Хантер, получил травму в той игре и уехал домой, а потому номер был полностью в моём распоряжении. Когда уже почти рассвело, мы отправились с этой обалденной тёлкой с собственным баром ко мне и занялись своим делом. Она ушла практически сразу после этого, потому что я сказал: "Мне надо поспать. У нас через пару часов автобус в Вашингтон отправляется".

Я спал всю дорогу, приехал в Вашингтон и пошёл на тренировку вместе со всей командой. Я думал, я сдохну нах**. Сдохну! Потому как бы не было весело под коксом, когда наступает отходняк, хочется просто забиться в какую-нибудь нору и умереть там. И это чувство стало для меня обычным делом на в моей карьере. Похмелье, потом либо переезд, либо перелёт в другой город, тренировка, посмотрел видео, пришёл в отель и заснул часов на 16 прямо до следующего утра. Вот это да.

Ближе к концу своей карьеры я чувствовал себя после этого не просто уставшим, а иногда на меня ещё обрушивался приступ полного отчаяния и мне были безумно трудно заставить себя что-нибудь делать. Чтобы пережить такой день, я напрягал все свои силы. Но сначала было так весело. Люди тянулись ко мне. Я был для них светом. Бл*, да я был для них солнцем!

Глава 13. Странный мир

Я вышел на пик своей карьеры к середине 90-х. Я был в блестящей форме, катался намного быстрее и финтил с шайбой так, как никогда. Но однажды я проснулся с жуткой болью в животе, которая никак не проходила. В 1994-м году у меня то и дело были спазмы в животе, однако я пил и ел всё подряд, так что я сразу понял, что это не пищевое отравление или какой-нибудь желудочный грипп.

Если ты из маленького захолустного городка, то с врачом ты видишься два раза в жизни - когда рождаешься и когда умираешь. Обратиться за помощью к врачу ещё можно, когда, например, кровью писаешь или у тебя сердечный приступ. Ну или при родах. А те же камни в почках (особенно во время сбора урожая) выводили прямо на тракторе. Кроме того, из-за врачей у меня мама с катушек слетела, так что я им особо не доверял.

Я сидел в раздевалке после товарищеской встречи с "Лос-Анджелесом" в Финиксе (там тогда ещё не было команды НХЛ). У меня было такое ощущение, что каждые пять минут меня кто-то бил ножом в живот чуть выше тазовой кости. Мне было так больно, что даже дышать было трудно. На следующий день мы играли в Сан-Диего, но для меня это был совсем не вариант. Местный врач посоветовал мне пойти домой и отлежаться. Он думал, что это .... аппендикс. Той ночью я корчился от боли в своём номере.

Утром я полетел домой вместе с Риком Скэггсом, нашим пресс-атташе, и обратился в госпиталь Рокки Вью. Там я провёл пять дней и сдал кучу тестов, включая бариевую клизму. Я каждые пять минут бегал в туалет и срал там так же, как герои фильма "Тупой и ещё тупее". Из меня вышло всё. Врачи исследовали мою кровь и стул, а также втыкали какие-то трубки мне в задницу, стреляя туда какой-то краской и фотографировали. Я проникся к своим внутренностям большим уважением.

Мне что-то выписали, и боль утихла, но при этом в большой кишке у меня обнаружили перегородку длиной в 11 сантиметров. К счастью, удалось обойтись без операции. Мне прописали ещё какое-то лекарство, которое должно было рассосать этот засор. Выяснилось, что у меня болезнь Крона. Это когда язва в кишечнике заживает и оставляет после себя рубцовую ткань. Именно она и вызывает засор.

Меня лечил доктор Марти Коул - эксперт в области болезни Крона и колиту (воспаление слизистой оболочки толстой кишки, прим. АО). Он прописал мне стероид под названием преднизон. Это искусственная вид гормона кортизола, который вырабатывается в надпочечных железах. От него многие толстеют, и он плохо влияет на кости - их масса уменьшается, и она становятся более хрупкими. А это крайне неприятно, учитывая, что едва ли не каждый вечер я сталкивался у бортов с самосвалами.

У меня от этого препарата немного опухли кисти и ступни, что несколько сказалось на моём навыке владения клюшкой, но зато увеличился общий уровень энергии. Я мог отыграть хоть все 60 минут без перерыва и при этом не устать. Впрочем, мне всё равно не нравились опухоли от преднизона, потому через полгода я перестал его принимать. Я пошёл в ближайшую аптеку и спросил, что у них есть от болезни Крона. За $2500 мне продали кучу всякого хлама, который мне нафиг был не нужен.

Я чувствовал себя нормально. Меня несколько раз прихватило по ходу сезона (пару раз даже во время матчей), но я никому об этом не говорил. Год спустя приступы стали носить периодический характер. Обычно они начинались, если я съем что-нибудь не то. Например, кукурузу, перец, лук. В общем, всё, что трудно переварить. Особенно худо мне было после брокколи и морской капусты.

Но я твёрдо решил не обращать на это внимание, и со временем боли окончательно оставили меня в покое. Как и многое другое в моей жизни, в один прекрасный день они просто взяли и бросили меня. Нет, вы не подумайте, будто я хочу сказать, что это пустяковое заболевание - вовсе нет. Мне невероятно повезло, что мой организм так с ним справился. Клянусь, когда-нибудь я отдам своё тело на научные опыты.

Столь неожиданные проблемы со здоровьем натолкнули меня на мысли о том, что надо как-то заставить своё имя работать на себя. В этом деле мне была необходима помощь, а потому я нанял сестру Шэннон - Райан Гриффин. У неё на тот момент уже была ученая степень в физической культуре, а также она закончила маркетинговый факультет Маунт Роял Колледж в Калгари. Я попросил её позаботиться о "бренде" Тео Флёри.

Она сразу предложила мне открыть хоккейную школу. А я абсолютно не хотел этим заниматься. "Сколько же с этим мороки будет", - сказал я. Но она меня убедила. И спустя всего несколько дней мы уже нанимали на работу классных специалистов. Программу подготовки нам составил Ришар Ганьон - дипломированный тренер из Квебека.

Затем мы наняли двух няней Джоша. Зачем? Потому что у них здорово получалось организовывать детей. Хоккею их можно было научить, но при выборе работников для школы мы опирались прежде всего на опыт работы в образовательных структурах. И мы не ошиблись. За первую неделю к нам записалось 100 детишек, а на следующей неделе пришло ещё 50, потому что им так посоветовали. Каждый год в школе занимались 720 детей, а список ожидания на набор был всегда длинным.

Райан была невероятно организованной девушкой, а потому дела шли прекрасно. Для меня же это был настоящие кошмар, потому что мало того, что мне в день приходилось следить за двумя катками, так ещё и работать со своим тренером по физподготовке Ричардом Хескетом.

Рич раньше занимался декатлоном и был чемпионом Канады. В 1988-м году Рич работал частным тренером в фитнесс-центре "Хэвенс", который находится в центре Калгари. Там он зарабатывал около 100 долларов в месяц. Райан позвонила ему и спросила, не хочет ли он помочь мне набрать форму, и он согласился. После этого его наняли "Флеймс", где он работает и по сей день.

У меня была запредельная выносливость. Я постоянно курил дурь и бухал, но это никак не сказывалось на моей игре. Каждое утро я страдал от похмелья. Я шёл на тренировку, а Хескет мне говорил: "Господи, ну ты и воняешь". А ему отвечал: "Знаю, я ещё не ложился". Он спрашивал меня: "Может быть, тогда отменим тренировку?". Я же говорил ему: "Нет, всё нормально. Поехали!".

Благодаря ему я стал весить около 76кг и мог отжаться 300 раз. В Калгари напротив парка Принсес Айланд на Мемориал Драйв есть лестница, которая по которой можно забраться на большущую гору. Я как-то прочитал, что если подняться по этой лестнице 130 раз, то это всё равно что забраться на Эверест. На каждой тренировке Ричард заставлял меня подниматься наверх по этим ступенькам 10 раз. Забрался наверх, спустился обратно, отдышался 30 секунд и снова побежал. На тренировках я выкладывался по полной программе, а потому набрал потрясающую форму. Можно сказать, во время межсезонья я покорял Эверест.

В конце первой недели сборов, в воскресенье, я раздавал детям автографы, в результате чего образовывалась внушительная очередь. Там было не протолкнуться - она была бесконечной. Но я не уходил до тех пор, пока каждый мальчишка не получит мой автограф. Всё было достаточно просто - один день я убивал на автографы, а все остальные были оставлены непосредственно под хоккей. Кроме самого последнего дня сборов - тогда я тоже раздавал автографы. Для детей это была своеобразная морковка.

Я пытался научить их быть лидерами. Я всегда выходил на лёд первым, а уходил одним из последних. Это была моя школа. Она носила моё имя, а потому отвечал за неё именно я. У нас были случае, что некоторые наши сотрудники знакомились в моей школе, женились и заводили детей. Наши тренеры работали вели физкультуру в старших классах школы и университетах - потрясающие люди и отличные специалисты. К тому же, у нас занимались несколько выдающихся игроков. Например, Джоэль Бонд, который потом поступил в Юнион Колледж в городе Шенектэйди (штат Нью-Йорк), или Крэг Адамс, выигравший два Кубка Стэнли в составе "Каролины" и "Питтсбурга".

Благодаря своей школе я снова стал тесно общаться со своим другом Питом Монтаной. Когда я только приехал в Муз Джо, Пит работал комментатором на матчах "Уорриорс". Он потом мне рассказывал, что впервые увидел меня, когда мы отправлялись на выезд в Принс Альберт. Он тогда подумал: "Да быть такого не может, чтобы этот парень был проходил по возрасту в WHL". Думаю, я тогда килограмм 56 весил.

С Питом всегда было весело проводить время. Мы его наняли тренером к нам в школу. К сожалению, из эта школа стала скорее группой продлённого дня с няньками. Родители без особого интереса привозили к нам своих детей и уезжали. Им было неинтересно завязывать им шнурки или заворачивать с собой ланч. Мне это не нравилось, а потому через семь лет я перевёл эту школу в Расселл и управлял ей ещё восемь лет. Таким образом, я хотел отблагодарить свой родной город. Весь доход целиком и полностью шёл в фонд развития молодёжного хоккея в Расселле. Этого хватило на то, чтобы построить ещё один каток.

Эта школа была полезна ещё и тем, что благодаря ей я проводил больше времени со своим сыном Джошем. Я с самого начал дал понять, что к нему относились так же, как и ко всем остальным детям - без каких бы то ни было поблажек. Для него это был настоящий кайф. Он был уверен в себе, много шутил и всего окружён кучей друзей. Он был настоящим лидером. Тренеры говорили мне, что за ним все тянутся.

Мы были довольны своей работой. Каждый год после сборов мы с Шэннон устраивали барбекю у нас дома. В первый год вечеринка выдалась на "ура". Я встал из-за стола и сказал всем присутствовашим, что я горжусь ими. После этого я расплакался. Нет, не тихонько всплакнул где-то украдкой, а рыдал в открытую. Мы, Флёри, люди крайне эмоциональные. Я ходил вокруг и обнимал всех. Я смог что-то дать этому миру и потому чувствовал себя потрясающе.

Чуть позже я напился в дрова и вышел покурить на крыльцо. Пит вышел со мной за компанию. Я сел к нему на колени, как ребёнок (Пит - здоровый мужик. Ростом где-то 180см, и при этом весит около 100кг). Я поблагодарил его за помощь и сказал: "Старик, я тебя люблю. Ничего бы этого не было, если бы не ты. Всё просто великолепно. Я так рад что все мои друзья собрались сегодня здесь". Вдруг мне неожиданно захотелось отвезти всех в бар. "Поехали покутим! Я сейчас вызову лимузин!". Пит ответил: "Нет, не надо никакого лимузина. Я вызову пару такси. Этого будет достаточно". В этот момент, несмотря на то, что я был в говно, я понял, что у меня есть настоящий друг, который не будет пытаться извлечь выгоду из нашей дружбы.

К 1994-му году между мной и Шэннон всё было уже кончено. Мы жили вместе, но отношения явно не складывались. Она очень старалась как-то повлиять на эту ситуацию, но тщетно. Шэннон меня всегда защищала. Помню, я как-то сказал ей, что мне не нравится, что Криспи называет меня еб*аном, му**ком, ху**ом, цветочком и так далее. Будто бы он вовсе не уважал меня и потому не называл по имени. С тех пор, не дай бог, кому-нибудь назвать меня как-то иначе, кроме как Теорен.

Болельщики меня в то время заваливали письмами - они, можно сказать, вёдрами приходили. Шэннон старательно отвечала на каждое из них и сопровождала их моей фотографией с автографом. На фотографии, марки и конверты в месяц мы тратили по тысяче долларов. Ко мне до сих пор подходят люди и говорят, что в детстве они посылали письма своим любимым хоккеистам, а я был единственным, кто на них отвечал.

Но это было всё равно что с мамой жить. Она готовила, убиралась и вечно заставляла меня что-то делать. Может быть, она изначально была такой вот "мамочкой", что мне и понравилось? Или это я сделал её такой?

Моя мама была вечно под кайфом от Валиума, а потому в нашем доме царил бардак. Откроешь шкафчик, чтобы взять стакан, а перед тобой здоровенные тарелки, лекарство от расстройства желудка, тампоны и чашки. В соседнем шкафчике - .... отвёртка, очередное лекарство от живота, тарелки и прошлогодняя почта. За столом у нас никто никогда не ел, потому что на нём были горы мусора. Потолок у нас был весь в дырках, потому что папа со своими друзьями отрабатывал дома удары клюшкой для гольфа.

Шэннон же была полной противоположностью - она была очень аккуратной. Она всегда собирала мои вещи перед выездом и несмотря на то, что мы зарабатывали миллион долларов в год, всегда вырезала из коробок с хлопьями купоны, чтобы мы могли сэкономить 35 центов на маргарине.

Стоило мне выразить желание купить машину, как она тут же мне отвечала: "Это же очень дорого!". Она очень осторожно тратила деньги, с умом. Но мне казалось, что это ограничивает мою свободу. Тем не менее, самой большой проблемой в наших взаимоотношениях были её родители. Мы не ладили с её отцом. Я хотел, чтобы мы разорвали с ним все контакты, но она и думать об этом не хотела. Мне казалось, что она любила его больше меня.

Два-три раза в неделю я напивался в говно и при этом без остановки курил дурь. По ночам я постоянно где-то тусил и часто не ночевал дома. Я тогда даже и не думал, что у меня какие-то проблемы - я чувствовал себя нормально, и дела, вроде как, шли хорошо. У меня даже проблем со сном уже не было, я выкинул Грэхема Джеймса из головы. Я тогда думал: "У меня из-за него нет никаких проблем. Можно забыть об этом и никогда больше не вспоминать".

Тем временем, Шэннон и Грэхем стали друзьями. Она периодически звонила ему и советовалась насчёт того, как ей поступить со мной в той или иной ситуации, и они часами висели на телефоне. Она здесь абсолютно ни при чём - я тогда ещё не рассказал ей о том, что он со мной сделал.

Мне было слегка за 20, и мне хотелось жить на полную катушку и наслаждаться своим успехом. Рок-звёзды, киноактёры и профессиональные спортсмены используют людей. Каждый, кто входит в их окружение, для чего-то нужен. А когда он становится бесполезным, с ним перестают общаться.

Стоило мне прийти домой, как на меня тут же обрушивались с фразами о том, какой я эгоист, козёл, поганый отец и всё в таком духе. Дело дошло до того, что я жил с Шэннон исключительно ради Джоша. Я устал от того, что как бы я ни старался сохранить семью, этого всегда было мало. Я никогда не принимал самостоятельных решений. Я решил, что с этих пор я буду жить так, как сочту нужным.

У меня не было опыта расставания с девушками. Как я справился с этой проблемой? Я кутил. Я пьянствовал каждый вечер и возвращался домой после рассвета. На вечеринке по поводу окончания сезона Пит зашёл ко мне в гостиную с пивом, сел и сказал: "Дерьмово ты выглядишь". А я ему ответил: "Это точно. Впрочем, ты тоже". Он сказал, что уходит от своей жены, Энди. Я ему на это сказал: "Да ну? А я ухожу от Шэннон". На минуту в комнате стало совсем тихо. "Что ж, думаю, нам тогда можно вместе снимать квартиру", - сказал я. "Хорошая мысль. Ты где хочешь жить?", - спросил он. Это меня волновало меньше всего - главное, чтобы недалеко от "Сэддлдоума" и аэропорта.

Пит подобрал нам квартиру за 550 долларов в месяц. Я был очень рад и уступил ему большую комнату, потому что, откровенно говоря, мне было пое**ть на то, где я буду спать. Главное, чтобы матрац был и шкаф для одежды. Материальные блага меня тогда как-то не очень волновали.

Я перевёз в новую квартиру пару сумок с одеждой, но при этом так официально ещё и не расстался с Шэннон. Одной ногой я был уже в новой жизни, но вторая осталась в прошлой. Она хотела, чтобы я поехал с ней в Саскачеван в гости к родственникам, но я отказался. Я больше не хотел иметь с ними ничего общего - и без того проблем хватало. Шэннон уехала вместе с Джошем, а мы с Питом почти каждый вечер проводили в баре.

Помню, один раз мы пили в ковбойском баре "Ранчмэнс". Мы стояли в круге и разговаривали между собой, как вдруг рядом со мной вырос какой-то парень. Он уставился на мою руку и спросил: "Это что, перстень за победу в Кубке Стэнли?". Я снял его с пальца, кинул ему перстень и сказал: "Ага. На вот, посмотри!". Я думал, Пита сердечный приступ хватит.

Что касается женщин, то я всегда выбирал самых красивых. И мне для этого практически ничего не надо было делать. Я прятался за спиной Пита, стоявшего передо мной, и показывал ему тех людей, которых хотел подпустить к себе. Мне приходилось делать так, чтобы ко мне было непросто подобраться, иначе меня бы тут же окружили болельщики и не дали бы нормально побухать.

Женщины были куда менее стеснительней парней. Они приглашали меня потанцевать, и в следующий раз Пит видел меня лишь утром, когда из моей комнаты выходила очередная девчонка в поисках туалета. Иногда он меня спрашивал: "Это кто?". А я, как правило, понятия не имел. "Ты знаешь, я и сам толком не знаю...". И мы смеялись.

Однажды мы бухали по-чёрному в другом ковбойском баре - "Лонгхорнс". Там я заметил одну брюнетку, которая сидела за столиком с подругами. Странно, что я её вообще заметил - я обычно блондинок предпочитал. Она была совсем маленькой. Ещё ниже меня и весила, наверное, меньше 50кг. По мне, так она была настоящей красавицей - молодой и естесственной. Я заказал напитки за их столик и поднял над своей головой бокал с пивом, приветствуя её. Она кивнула и улыбнулась, а вскоре подошла ко мне со своей подружкой. Она была одета со вкусом. "Привет, - сказала она. - Меня зовут Вероника, и мы хотели поблагодарить вас за напитки".

Я улыбнулся в ответ: "Привет! Меня зовут Теорен, а это мой друг Пит. Не стоит благодарности". Она протянула мне руку. Она была совсем крошечной. "Если хотите, можете присоединиться к нам за нашим столиком". Потом развернулась и ушла, а мы с Питом не могли отвести глаз от её аппетитной попки. Они были ещё на полпути к своему столику, когда я спросил Пита: "Думаешь, это будет совсем невежливо, если я пойду к ним прямо сейчас?".

Он задержал меня на пару минут, но это время показалось мне вечностью. Когда же мы наконец присели за их столик, я продолжил общаться с Вероникой. Я спросил её, кем она работает. Она ответила, что она помощник исполнительного директора в компании по недвижимости, что отнимает у неё кучу сил и времени. Потом она меня спросила: "А чем ты занимаешься?". "Да в хоккей играю", - ответил я. Пит был в шоке. Чуть позже он всё удивлялся: "Нет, это надо же! Нет бы сказать: "Я выиграл Кубок Стэнли и забиваю по 50 голов за сезон". Или "Я играю за "Флеймс". Так нет же! Просто - "в хоккей играю".

"И как, нравится?", - спросила она. "Ещё как!", - ответил я. "Здорово, что тебе нравится то, чем ты занимаешься", - сказала она, тем самым окончательно меня покорив. Может быть, она просто так заигрывала со мной. В Калгари в то время надо было быть глухим, тупым и слепым, чтобы не знать, кто я такой. Меня, в конце концов, не каким-нибудь Дэйвом или Биллом звали. Однако она, похоже, действительно понятия не имела, кто я. Все остальные в баре в тот момент думали: "Ну, ни фига себе! Теорен Флёри сидит за столиком в компании восьми женщин!".

Мы с Вероникой виделись почти каждый день, а когда Шэннон вернулась из Саскачевана, я отнёс все свои вещи в нашу квартиру с Питом. Шэннон я оставил дом, мебель, машину - всё. Позже выяснилось, что наш развод пошёл ей на пользу. Она была умной женщиной - в школе у неё были лучшие оценки в классе. После того, как я от неё ушёл, она снова взялась за учёбу, получила закончила педогогический университет, а потом ещё аспирантуру по администрированию и управлению персоналом. Пару лет спустя она вышла замуж за отличного парня.

С Вероникой мы не занимались сексом. Она даже не ночевала у меня дома ни разу. Да я и сам не хотел тащить в это логово беспредела. За первые два месяца, что я переехал к Питу, я привёл домой, наверное, около 20 баб. Мне было нужно с кем-то переспать, но все они были безымянные и безликие. Я был по-настоящему одинок. Мне хотелось, чтобы кто-то обо мне позаботился. И я нашёл такую девушку.

В предыдущем сезоне все энхаэловцы играли без коллективного соглашения об условиях труда. Руководство лиги пыталось внедрить потолок зарплат, на что мы ответили категорическим отказом, в результате чего коммиссар НХЛ Гэри Беттмэн устроил локаут. Это, конечно, было обидно, но вовсе не катастрофически.

После обмена Гилмора "Флеймс" выдали несколько провальных сезонов подряд - выиграв Кубок Стэнли в 1989-м году, мы так с тех пор и не могли пройти дальше первого раунда плей-офф, по поводу чего в команде началась настоящая параноя. Все старались избежать очередного провального обмена, а потому на драфте мы также выступали достаточно слабо.

Когда начался локаут, я сказал своему агенту, Дону Бэйзли, чтобы он подыскал мне команду. Я бухал каждый день и медленно сходил с ума от безделья. Он предложил мне отправиться в Финляндию - в "Таппара". Это была очень странная лига. У нас на форме были изображены какие-то уё*ищные курицы. Финны ко мне хорошо относились, и я узнал много нового о европейском хоккее, что мне потом здорово помогло в матчах за сборную. Но, блин... почему курицы-то, я никак не могу понять?!

Незадолго до отъезда в Финляндию я подошёл к Питу и сказал: "Проводи как можно больше времени с Вероникой. Будь её другом. Она для меня много значит". В Финляндии я очень по ней скучал и на протяжении первой недели звонил ей чуть ли не каждый день. В итоге я сказал ей, чтобы она бросала свою работу и ехала в Европу. Я ей тогда сказал: "Я знаю, что ты обожаешь свою работу. Но ты только подумай - ты помощник исполнительного директора. Ты всегда успеешь стать помощником исполнительного директора. Но найдёшь ли ты ещё когда-либо человека, который так много бы для тебя значил и кого бы так сильно любила? Очень в этом сомневаюсь".

Эта финская команда тысячу лет не могла ни у кого выиграть. И в своём первом же матче за них мне удалось забросить победную шайбу в овертайме. На меня нахлынули те же самые чувства, что и после шайбы в ворота "Эдмонтона" в 91-м - я даже точно также упал на коленях и кружился вокруг собственной оси до тех пор, пока мои партнёры не устроили кучу-малу. Болельщики на трибунах сходили с ума. Мы с Вероникой посылали всем открытки из Финляндии. На них были изображены мы - Вероника сидела у меня на коленях, а я был одет в эту уёб**щную форму с курицей на груди. Финны меня обожали, и жизнь была прекрасна.

Но всю эту идиллию разрушил один телефонный звонок.

Глава 14. Оксюморон

После рождественнских праздников я отыграл в Финляндии ещё один месяц, после чего ситуация с локаутом урегулировалась. В итоге в тот сезон НХЛ сократили до 48 игр. Мне позвонил Грэхем Джеймс. После того как "Муз Джо Уорриорс" уволили его в 1985-м году, он отправился в Виннипег, где тренировал команду класса Tier II. Затем он стал главным тренером "Свифт Каррент Бронкоус". Оба раза вместе с ним команду менял и Шелдон Кеннеди.

Насколько я понимаю, после того, как Шелдон ушёл из "Свифт Каррента" в 1989-м, Грэхем потерял голову. У него всё пошло на перекосяк. Его поведении стало более неприкрытым, и количество мальчиков, к которым он подкатывал, также заметно возросло. Один из игроков "Бронкоус" (он, кстати, потом вместе с Шелдоном подал в суд на Грэхема) ударил его по носу прямо во время матча. В 1994-м году Грэхема Джеймса уволили из "Свифт Каррента", сказав на дорогу: "Когда будешь уходить, смотри яйца себе дверью не прищеми".

Как бы то ни было, Грэхем был прекрасно осведомлён о моём финансовом благосостоянии. Когда мне было 16 лет, Лен Пелц, который был мне фактически вторым отцом, написал письмо известному виннипегскому адвокату, ставшему затем хоккейным агентом, Дону Бэйзли, с просьбой о том, чтобы он помог мне советом. Лен очень умный и обстоятельный человек. Я почти никогда не встречал таких умных людей. Если вы попробуете сыграть с ним в "Trivial Pursuit" (настольная игра, где игроки отвечают на вопросы касательно общеизвестных фактов и популярной культуры, прим. АО), вам даже ход не удастся сделать.

В общем, Дон ответил Лену, а год моего драфта приступил к работе. Дон всегда был крайне изобретательным в плане контрактов. У меня ни разу не было конфликта на этой почве, пока я работал с ним. Он был категорически против того, чтобы я спорил насчёт условий своего контракта. Дон настаивал на том, что свой контракт надо уважать - сначала отыграй его до конца, а потом можешь заключать новый.

Мой первый контракт с "Калгари" был рассчитан на три года (с 1988-го по 1991-й), и по его условиям я получал $90 000 за первый сезон и $125 000 за второй и ещё столько же за третий. Кроме этого, мне полагались $65 000 в качества бонуса за подписание контракта и ещё $110 000 за количество матчей проведённых в первом сезоне.

В свой последний сезон на юниорском уровне (1987/88) я играл за "Муз Джо" до тех пор, пока команда не вылетела из плей-офф. "Уорриорс" обменяли меня в "Мэдисэн Хэт", которые в том году выиграли Мемориальный Кубок, но "Флеймс" сказали мне, чтобы как только у меня заканчивался сезон в "Муз Джо", я собирал вещи и ехал в Солт-Лейк Сити. Такой вариант нравился был мне по душе - оставаться в WHL я не хотел. Я хотел как можно быстрее попасть в НХЛ, а потому заключил свой первый профессиональный контракт сразу после победы на МЧМ.

Я отправился в "Солт-Лейк", сыграл два матча и набрал семь очков. По условиям своего контракта, я мог сыграть за эту команду лишь 10 матчей, включая плей-офф. Если бы я сыграл больше, то сезон 1987/88 мне бы зачли как полноценный год по контракту. В плей-офф я провёл ещё восемь встреч и набрал 7+5. Мы выиграли Кубок Тёрнера - трофей, который вручался победителю лиги.

На третий год по своему контракту я забросил 50 шайб, тем самым значительно подняв свою ценность. Но до больших денег дело ещё не дошло - свой второй контракт я заключил на четыре года, на сумму $325 000 в среднем за сезон. Впрочем, через два года я мог изменить условия сделки. Я так сделал и подписал свой первый большой контракт.

Дон Бэйзли выторговал мне пятилетний контракт на 12,4 миллиона в американских долларах (это 18 миллионов в канадских). Чтобы подписать этот контракт, мне пришлось пропустить тренировочный лагерь. На тот момент я был одним из лучших хоккеистов в мире. "Флеймс" были жмотами, но они прекрасно понимали, что без меня сезон для них обречён на провал.

Я хотел не только денег. Я хотел грызть зубами лёд и выжимать из себя максимум в каждом матче. Я обожал Калгари. Мне там всегда очень нравилось. Именно поэтому я теперь снова там и живу. "Флеймс" дали мне путёвку в жизнь, и поэтому я был предельно предан им, несмотря ни на что. Давайте будем откровенны друг с другом - если бы я не был бы таким классным хоккеистом, остались ли бы "Флеймс" в Калгари?

После того, как я подписал свой второй конракт, у меня появилось столько денег, что я даже не знал, что мне с ними делать. Я купил дом для Шэннон и Джоша и помогал своим родителям. Том и Дебра Мауро (мои друзья и владельцы компании "Алби Хоумс") познакомили меня с советником по финансовым вопросам Дэйвом Стинтоном, и он здорово мне помог. Дэйв посоветовал мне куда-нибудь вложить деньги - это обеспечило бы мне доход в будущем. Я доверял Дэйву, потому у меня никогда в жизни не было денег, и я не знал, что с ними делать. Я был рад подвернувшейся "возможности".

И теперь самое время вернуться к разговору по телефону с Грэхемом. "Как ты относишься к тому, чтобы создать команду WHL в Калгари?", - спросил он.

До этого Калгари уже дважды пытался заполучить команду WHL - в 1966-м году город нацелился на "Сентенниалс", а в 1977-м на "Уэренглерс". Однако если у города была команда НХЛ, ему было накладно содержать ещё и команду WHL. Поэтому через 10 лет "Уэренглерс" переехали в Летбридж и стали "Харрикейнс".

Я не послал его на три буквы, и долго не мог понять почему. Думаю, мне тогда казалось, что я должен делать так, как мне велит Грэхем, иначе мне не жить. Когда я писал эту книгу, мне это очень доходчиво объяснил психолог Робин Ризал. Он привёл в качестве примера каннибализм. Он сказал, что все люди считают это неприемлимым, однако мы все наслышаны об авиакатастрофах вдали от цивилизации, где грань между добром и злом стиралась, уступая место выживанию. Подверженным сексуальному насилию крайне непросто понять, что выжить можно даже в том случае, если пойти наперекор своему насильнику. Теперь мне об этом известно. Жаль, что я тогда об этом не знал.

Да, на каком-то подсознательном уровне я всё ещё думал о совершённом надо мной насилии, но здесь ситуация была схожей с той, когда в католическую церковь приходят 600 человек и видят, что рядом с попом-развратником стоят два новых послушника. Среди прихожан наверняка найдётся человек 20-30, которым стыдно за то, что они не могут найти в себе ни сил, ни желания, чтобы расспросить либо самих послушников, либо их родителей насчёт этого попа.Я не считал себя жертвой. Я винил себя в том, что я сделал глупый и безвольный выбор. Думаю, каждый игрок в той команде мог поступить по своему и смириться с судьбой, как это сделал я.

Думаю, мне тогда казалось, что я убью в себе того человека, кем я был, если снова позволю себе быть ранимым. Статус и деньги были моей защитой, и я знал, что стоит мне открыть тайну о насилии над собой, как я могу потерять всё. Вы сейчас, наверное, читаете и думаете: "Ну, ты же ведь написал об этом в своей книге. Ты можешь потерять всё и сейчас. Так какая разница?".

Разница в том, что я больше не играю в НХЛ. У меня есть свой бизнес, и своя жизнь. Я стал более уверенным в себе и понимаю, что этот человек не контролирует мою жизнь. Поступил ли бы я точно так же сегодня? Нет. Почему? Потому что меня перестали терзать муки прошлого. Чем я могу это доказать? Я бросил пить, играть в азартные игры и безрассудно относится к своему браку, чем раньше не мог похвастаться. Я перестал убегать от своего прошлого. Хватит уже.

В общем, когда Грэхем позвонил мне и спросил, не хочу я вложить деньги в новую команду WHL, тем более что время пришло, и хоккей в Калгари популярен как никогда (ведь мы выиграли Кубок Стэнли), он все ещё манипулировал мной. Я тогда считал, что если он захочет, то может сломать мне карьеру. Я пришёл к выводу, что он хороший менеджер и тренер, и ему удастся собрать неплохую команду.

Мы создали команду таким образом, что ни у кого не было контрольного пакета акций - у всех их было понемногу. Содержание команды нам обошлось в $650 000, к чему прибавилась ещё сумма, потребовавшаяся на создание новой команды - всего за два года мы потратили $850 000. Я внёс свою лепту, выписав чек на $125 000.

Следующим был Джо Сакик. Джо тоже играл под руководством Грэхема. Более того, он был одним из тех, кто выжил в ужасной автокатастрофе, когда я был в Пиестани (Тео имеет ввиду трагедию, в которой водитель автобуса "Бронкоус" не справился с управлением, налетев на гололёд, из-за чего погибло четверо хоккеистов, прим. АО).

Шелдон внёс $2 000, потому что Грэхем постоянно его теребил на этот счёт. Всего же Грэхем набрал 15 совладельцев, включая самого себя и Джона Риттингера. Джон и Грэхем подружились ещё в "Свифт Карренте", а потом работали вместе и в "Калгари".

Некоторыми совладельцами стали игроки, которые работали под началом Грэхема в "Свифт Карренте". Например, Дэнни Лэмберт. Он был малогаборитным, но невероятно техничным защитником. Потрясающий игрок и отличный парень. Или, к примеру, крайний форвард Тайлер Райт, родившийся в Кэмсэке (пр. Саскачеван). В 1991-м году "Ойлерс" выбрали его в первом раунде. Трент МакКлири также играл под руководством Грэхема.

Его карьеру оборвалал ужасный инцидент, случившийся 29-го января 2000-го года, когда он играл за "Монреаль". "Лётчик" Крис Терьен щёлкнул по воротам, МакКлири бросился под шайбу, и она угодила ему в горло. МакКлири тут же направили в больницу и экстренно сделали трахеотомию. Он был на волоске от смерти.

Кроме того, в число совладельцев вошли мой друг Том Мауро и Расти Джеймс - родной брат Грэхема, с кем я был очень хорошо знаком. Расти так же был близким другом Эрика Фрэнсиса - корреспондентом спортивного отдела "Calgary Sun". Не думаю, что Расти знал, чем занимается Грэхем. Я слышал, что они больше не разговаривают друг с другом. Ещё одним совладельцем стал Крэйг Хайсингер, с которым я познакомился в Виннипеге. Он там сначала был тренером по физподготовке одной из команд класса Tier II, а теперь стал генеральным менеджером "Манитобы".

К нам так же примкнул бывший энхаэловец Андерс Хедберг и Пол Чарьз. Последний сначала был скаутом "Муз Джо" и "Свифт Каррента", а потом стал главным скаутом "Хитмен". Сейчас он работает на "Миннесоту Уайлд". Нил МакДермид, известный в Калгари адвокат, тоже присоединился к нам.

Грэхем так же уговорил нескольких моих бывших партнёров. Среди них был Боб Бассен, который находился на льду, когда я превзошёл рекорд Эла МакКиннеса по общему количеству очков за "Калгари", а также Марк МакКей. Когда я играл за "Муз Джо", он был капитаном команды. Потрясающий парень. Он, кстати, как и я, совсем небольшого роста. Он не мог похвастаться феноменальной техникой, но пахал, как лошадь, и выжимал из себя всё, а иногда даже больше. На драфте его не выбрала ни одна команда, поэтому он отправился в Германию и стал там чуть ли не богом. Он потом получил немецкое гражданство и защищал честь этой страны на двух Олимпиадах. Сейчас он весьма успешный агент.

В число совладельцев так же вошёл фермер Лорн Джонсон и его племянник Джон Мэтсон, который работал в нефтяной компании, а в последствии стал моим близким другом.

И, наконец, последним совладельцем стал борец Брет "Убийца" Харт. Он обещал выписать чек на $75 000, но в последний момент передумал и дал только $25 000. Он посчитал, что сам факт его причастности к команде стоит остальных $50 000. Брет мне очень нравился, и я доверял ему, но был далеко не в восторге от его окружения.

Мы назвали команду прозвищем Брета (Hitmen - англ. "убийцы", прим. АО) и договорились, что будет отчислять ему определённый процент от продаж клубной аттрибутики. Одним из цветов команды стал розовый - именно в нём Брет выходил на ринг. Это был своеобразный оксюморон - крепкие парни играют в хоккей в розовой форме.

Я рассказал Питу о том, что я купил команду WHL. Он посмотрел на меня и сказал: "Ни х** себе. Вот это круто". Пит стал руководителем нашей скаутской службы. Грэхем его потом уволил, потому что он не хотел работать ни с кем из тех, с кем я находился в близких отношениях.

Я встретился с Чаком Мэтсоном на паре совещений владельцев клуба, после чего мы стали периодически ходить друг к другу в гости и общаться. Думаю, Чака многие подталкивали на дружбу со мной. Все понимали, что мне в жизни были нужны настоящие друзья, а не только собутыльники. Чак же был потрясающим бизнесменом.

Он вырос на ферме в Истоне (пр. Саскачеван). Чак нарушил собственное правило - никогда не заниматься бизнесом с незнакомыми людьми. Ни-ког-да. Но затея с хоккейным клубом показалась ему интересной, да и кроме того, по его словам, он был "под впечатлением" от того, сколько звёзд станут его деловыми партнёрами. Так что он практически сразу внёс в общий фонд $50 000, даже не прочитав условий соглашения. Он мне рассказывал, что когда он впервые посмотрел на площадку и увидел на ней сорок 16-летних пацанов во время сборов, у него в голове пронеслось: "Боже мой, во что я впутался? Я же себе на плечи взвалил кучу ответственности".

Чак практически не пил, а потому когда мы с Вероникой подружились с ним и его женой Элейн, чаще всего мы ужинали вчетвером у кого-нибудь из нас дома, а не в ресторане. Мы не выставляли на показ свою дружбу. Но все знали, что я очень доверяю Чаку. Ему даже Эл Коутс периодически звонил и спрашивал: "Привет! Как там Тео поживает?". Мы с Чаком обожали гольф, а летом после того, как мы купили "Хитмэн", он продал свою первую компанию, так что мы играли с ним гольф каждый божий день. Вероника была от этого не в восторге. Ей и без того не нравилось, что я кучу времени провожу вдали от неё. Но дома меня ждали бесконечные скандалы. Мы то ссорились, то мирились.

Что касается моей работы с "Хитмэн", то я для них был своеобразным хозяином съёмной комнаты, который появляется раз в месяц и то лишь для того, чтобы забрать кварплату. Я перечислял деньги на счёт клуба и иногда появлялся на собраниях, но на этом моё участие в жизни команды и заканчивалось.

Единственный вопрос, которым я непосредственно занимался - это разработка логотипа команды. Мы потратили около 30 тысяч и остановили свой выбор на эмблеме, которую нам подсказал фильм "Пятница 13-е". На эмблеме был изображён парень, который воинственно держал клюшку, а его лицо было скрыто под вратарской маской белого цвета, похожей на череп. Я был уверен, что это будет хорошо продаваться. Я обожал эту эмблему и думал, что ничего лучше и придумать было нельзя, однако большинству журналистов она не понравилась. Они посчитали, что это выглядит слишком жестоко.

Как бы то ни было, "Хитмэн" - это потрясающее название, в котором скрыто сразу несколько значений. Мы решили представить наш логотип широкой публике на "МакМэхон Стэдиум", где выступает футбольная команда "Калгари Стампидерс". Торжественную церемонию вёл Пит, а я был на телефонной связи из Финляндии. На эту церемонию даже специально прилетели ведущие "Hockey Night In Canada" Рон МакЛейн и Дон Черри.

Рон очень позитивный и добрый человек. И вот он сдёрнул белое покрывало - та-да! Воцарилась мёртвая тишина. Ни аплодисментов, ни бурной овации, ничего. Я даже подумал, что у меня связь прервалась. Потом я услышал жидкие аплодисменты и подумал: "А вот это плохо".

Местный спортивный репортёр Майк Тот, который впоследствии ушёл работать на TSN и Rogers Sportsnet, выступил в тот вечер по двум спортивным каналам (второму и седьмому). Тот раскритиковал наш логотип в пух и прах. Следующим утром Грэхем рвал на себе волосы: "Что нам теперь делать?".

Пит решил сделать первую в истории майку "Хитмэн" и поместить логотип команды в круг с диагональной полосой - как в "Охотниках за приведениями". На спине была фамилия Тота, а вместо номера "2&7". По пятницам все спортивные журналисты города играли в хоккей на открытом воздухе. Он пришёл к ним в раздевалку и у всех на глазах кинул Тоту эту майку. После этого он сказал: "Мы не держим на тебя обиды. Мы уверены, что ты всё равно будешь болеть за нашу команду". Тот был в шоке. В тот же вечер он появился в этой майке в эфире и сказал: "Я хочу попросить прощения у "Хитмэн". Это потрясающая команда".

Болельщики были в восторге от нашей эмблемы, но "Флеймс" её возненавидели! Руководство клуба утверждало, что некоторые люди считают её слишком жестокой, и требовали, чтобы мы как-то её изменили. Они были арендаторами "Сэддлдоума", где мы собирались играть, а потому у них была над нами определённая степень власти.

В новом варианте нашего логотипа мы скрестили несколько клюшек в форме звезды - в комиксах так обычно обрамляют слово "бабах!". По сравнению с предыдущей эмблемой, новый вариант, конечно, значительно проигрывал. Впрочем, два года спустя "Флеймс" почему-то купили команду и вернули логотип в духе "Джейсона".

Надо было мне тогда задуматься о том, что всё это дурно пахнет. Но мы искренне верили в успех нашей команды, и перед началом сезона 1995/96 мы считали, что "Хитмэн" порвут всех на куски. Мы продали почти 1 500 абонементов, а Грэхем только и говорил о том, что команду ждёт светлое будущее. В итоге сезон мы закончили с соотношением побед и поражений 18-51-3, потеряв при этом четверть миллиона долларов. Перед сезоном 1996/97 мы продали в два раза меньше абонементов.

Но по-настоящему жизнь подкинула мне дерьма на вентилятор в сентябре 1996-го года на Кубке Мира, где я показал лучшую игру в своей жизни.

Глава 15. На седьмом небе

В 1996-м году состоялся первый Кубок Мира по хоккею. По большому счёту, это был всё тот же Кубок Канады, но с другим названием. Разве что, в отличие от Кубка Канады, команды тут были разбиты на две группы - Европейскую (в которую вошли чехи, финны, немцы и шведы) и Североамериканскую (Канада, США, Россия и Словакия).

5-го сентября мы обыграли Германию со счётом 4:1, а через два дня вышли в полуфинал на шведов. Во втором полуфинале американцы играли против России. Этот матч со шведами мне не забыть никогда. Это была игра на вылет, а потому проигрывать нам было никак нельзя. Тем более, что когда играешь за сборную Канады, серебряных и бронзовых наград для тебя просто не существует. Только золото. Нам неважно попадём мы на пьедестал почёта или нет. Главное - быть первыми.

Это был один из моих лучших матчей на международной арене. Я не часто выходил на лёд, потому что наше звёно выпускали нерегулярно. Формально я играл в четвёртой тройке, хотя, на мой взгляд, это была лучшая тройка в команде. Я тогда набрал 96 очков за сезон в "Калгари", Стив Айзерман 95 в "Детройте", а Род Бринд’Амур 87 в "Филадельфии". Но у нашего тренера, Глена Сатера, тогда в распоряжении были такие игроки, как Гретц, Марк Мессье и Эрик Линдрос.

Сатер работал с Гретцом и Мессье не первый год, а потому на них он полагался гораздо больше, чем на нас. Он периодически выпускал нас на лёд, когда им нужно было передохнуть, а это случалось редко. Мы не выходили на "убийство" меньшинства и розыгрыш лишнего. Можно сказать, мы были эдакими черлидерами на скамейке. Выбор у Сатера был богатый - Винсент Дамфус, Адам Грэйвз, Клод Лемье, Тревор Линден, Кейт Примо, Джо Сакик, Брендан Шенахен, Пэт Вербик... Вот вам прекрасная иллюстрация того, сколько в Канаде талантливых игроков.

Несмотря на то, что я не подавал виду, во время турнира я то и дело начинал сходить с ума. Я понимал, что Слэц со своими любимцами пойдёт в огонь и воду, и постоянно выпускал их на лёд. А мне так хотелось играть. Но порой, когда оказываешься в такой команде, своё самомнение надо запихнуть куда подальше. И когда дают шанс, надо выжимать из себя максимум в каждой смене.

Каждый раз, когда я играл за сборную Канады, я был счастлив находится в компании людей, которые знали, как надо побеждать. После того турнира я фактически стал основным игроком сборной. Будь то чемпионат мира или Олимпиада, руководители сборной всегда на меня рассчитывали. Они знали, что я готов сыграть эту роль и отдамся ей без остатка.

Игра в матче со шведами шла, как на качелях. Как раз такой хоккей я и люблю. Счёт по броскам был 43:43. Да и "силовухи" было навалом. Помню, Линдрос укладывал на лёд одного соперника за другим. Линдроса в плане "физики" вообще никто превзойти не мог, это было нечто! Видели когда-нибудь ручной динамометр? В хоккей его используют для измерения ряда параметров в системе SPARQ (speed, power, agility, reaction, quickness - англ. скорость, сила, ловкость, реакция, резкость, прим. АО). Ты проходишь тест по каждой из этих категорий и результаты показывают, где тебе надо прибавить.

Так вот я помню в 1991-м году ещё до драфта 18-летний Лидрос подошёл к этому динамометру. Результат измерялся в килограммах. Отличным показателем для мужчины считалось 64кг. Он выдал 80. Вторым был Скотт Стивенс с 60кг, а я набрал 25кг.

По иронии судьбы в сезоне 1999-00, когда Стивенс был капитаном "Нью-Джерси", он применил сокрушительный силовой приём против Линдроса на синей линии, после чего тот заработал своё шестое сотрясение мозга. Сотрясение мозга вообще случается тогда, когда голова делает такое резкое движение, что мозг приходит в движение внутри черепа. Это может сказаться на зрении, чувстве равновесия и энергии. Крайне неприятная штука. Ведь так можно вывести из строя даже такого здоровяка, как Линдрос. Тут так просто в кровати не отлежишься.

Это сотрясение выбило Линдроса из плей-офф Кубка Стэнли, а потом ему ещё и весь следующий сезон пришлось пропустить. Хочу вам сказать, что Линдрос был отменным "быком" в коньках. У меня, кстати, есть теория, почему он так часто получал травмы. В детстве он был таким техничным и таким здоровым, что когда он опускал голову вниз, от него все просто отскакивали, как от стены.

Но в НХЛ-то играют не менее мастеровитые ребята. И вот 7-го марта 1998-го года он пошёл в атаку с опущенной головой, Дарюс Каспарайтис увидел его и убил нах**. После этого он стал более осторожным. И при этом всё равно не бросил свою привычку - всё так же и катался с опущенной головой. Я так и не понял этого. При моих габаритах кататься с опущенной головой было просто нельзя - иначе убьют.

На Кубке Мира 1996-го года было очень много потрясающих вратарей, но Швеция, Канада и США были лидерами на этом фронте. У шведов был Томми Сало, у нас был Кёртис Джозеф, а у американцев - Майк Рихтер, который вообще был с другой планеты. Рихтер заявил о себе во весь голос в финальной серии Кубка Стэнли 1994-го года, когда на последних минутах седьмого матча он в одиночку сражался с "Ванкувером".

По окончании основного времени матча со шведами на табло горело 2:2, и дело дошло до второго овертайма. На последних секундах мы уже играли на отбой, а Кёртис Джозеф три раза подряд вытащил "мёртвые" шайбы.

Пол Коффи, у которого было феноменальное катание, получил шайбу и вместо того, чтобы вбросить её в зону, выдал свой фирменный проход по центру. Один из наших пошёл на смену, и я выскочил на лёд полный сил (потому что я всю игру фактически просидел на краю скамейки). Я вкатился в зону вслед за Коффи, и он потерял контроль над шайбой.

Она оказалась у меня на крюке, и я бросил. Причём, бросил-то слабо - даже стекло бы не разбил. В этот момент Брендан Шенахен вылез на пятак и мастерски загородил обзор Сало. Шайба попала ему в клюшку, перепрыгнула её и закатилась в ворота. За воротами мы все буднично поздравили друг друга, но когда я подъехал к скамейке, все, в общем-то, молчали. О чём, собственно, говорить? Ведь именно этого от меня и ждали. Победа в этом матче вывела нас в финал на США.

Четыре шайбы и две передачи в восьми матчах. Я был в ударе и на седьмом небе от счастья. Но накануне финала против США посреди ночи у меня в номере раздался телефонный звонок. Вероника сняла трубку. Она слушала около минуты, а потом ответила тоном, по которому сразу стало понятно, что она была в бешенстве: "Никогда нам больше не звони, б**!". Она бросила трубку и посмотрела на меня. "Грэхема допрашивают по подозрению в совращении, и он хочет, чтобы ты за него заступился".

Я посмотрел на неё: "Ни ху* себе! И что мне теперь делать?".

Не прошло и месяца с тех пор, как мы поженились с Вероникой в Лас-Вегасе. Где-то за две недели до торжественной церемонии мне позвонил Дон Бэйзли и, услышав о том, что свадьба обойдётся мне в 40 тысяч долларов, как-то сразу нахмурился. Он сказал: "На твоём бы месте, я бы подписал брачный договор". Я попросил, чтобы он его мне составил. Он выслал мне его по факсу, я дал его Веронике и сказал: "На вот, подпиши". Она была в шоке.

Она сказала: "Зачем это? Неужели ты думаешь, что мы будем несчастливы в браке?". Она также сказала, что ей было обидно даже подумать, что я считаю, что она со мной только ради денег; что я о ней низкого мнения и что если она подпишет этот контракт, то это будет означать только то, что я ей не доверяю.

Я тогда ещё не повзрослел до такой степени, чтобы просто успокоить её и сказать: "Слушай, я просто пытаюсь себя обезопасить, ведь мы встречались с тобой всего лишь год. Встань на моё место. Ты что, хочешь сказать, что я из тех, кто просто возьмёт и оставит тебя без средств к существованию, в том случае, если у нас ничего не выйдет? Я обязан был посоветоваться со своим адвокатом. Я с ним знаком 18 лет - больше чем с тобой. Уж он-то в этом деле, наверное, разбирается лучше кого бы то ни было".

Но вместо этого я спустил всё на тормоза. "Раз ты так этому относишься, хорошо, не будет никакого контракта".

После полуночного звонка Грэхема я решил засунуть все свои неприятные чувства по этому поводу куда подальше и достойно доиграть турнир. Я поступил так, как уже давно научился. Я сделал так, чтобы все мои проблемы за пределами площадки помогли мне сконцентрироваться на том, что происходит непосредственно на льду.

С американцами мы играли серию до двух побед. Всё, в общем-то, говорило за нас. Все предсказывали нам пусть и непростую, но всё же победу. На бумаге мы были фаворитами.

Лучшим бомбардиром США был Бретт Халл. Любопытно, кстати, что обладая двойным гражданством, он мог бы играть и за нас, но мне кажется, что он был зол на Федерацию Хоккея Канады из-за того, что они игнорировали его на уровне молодёжных сборных. И я вам откровенно могу сказать, что не будь у них на воротах Майка Рихтера, исход серии был бы совершенно другим.

У американцев в составе было много классных игроков. Дериан Хэтчер был большой, медленный, тупой и отвратительно владел шайбой, но всё равно был опасен, потому что играл зло и грязно. Мне всегда казалось, что у Пэта Лафонтейна было всё в порядке с личной статистикой, но при этом он так ни к чему и не привёл свою команду. Гэри Суттер был одним из лучших атакующих защитников своего времени.

Сютс и Оттс (Джоэль Отто) были отменными игроками. Вместе с ним я играл за "Калгари" и выиграл Кубок Стэнли. Кейт Ткачак был невероятно талантливым хоккеистом, к тому же ещё большим и сильным, но так толком ничего и не добился. Капитаном был Брайан Литч. Но у них в команде не было супер-звёзд, в то время как наша команда буквально ломилась от них.

Первый матч прошёл в Филадельфии, и мы его выиграли в овертайме со счётом 4:3. Американские журналисты рвали и метали. Они писали, что наша победа была "липовой", а гол Стива Айзермана был забит при положении вне игры. Я отдал на Бринд’Амура, тот на Стиви, а он уже прорвался по левому борту и бросил с невероятно острого угла. Рихтер задел шайбу, но она всё равно проползла в ворота. Гол, конечно, был корявый, но нам было всё равно. Мы превзошли их по броскам 35:26.

Националистических настроений в этой серии было навалом. Ну, сколько раз в своей жизни я слышал канадский гимн? И тем не менее, я до сих пор помню, как я слушал его перед вторым матчем.

В Монреале тогда только-только открыли новую арену - Молсон Центр. Сейчас она называется Белл Центр. Публика там буквально с ума сходила. Все просто с ума посходили. Повсюду были флаги и плакаты, у всех были раскрашены лица... И когда зазвучал канадский гимн, у меня волосы на шее дыбом встали. Атмосфера тогда была потрясающая. Я был словно в другой галактике, далеко-далеко от родного Расселла. Мы уже играли не за свои команды НХЛ. Мы играли за свои страны.

Оттс играл за "Филадельфию", как и Бринд’Амур. Но в этой серии они мутузили друг друга будь здоров. Забавно было за этим наблюдать. Я же кидался на всех и вся. Я считал, что моя задача заключается в том, чтобы создавать опасные моменты и действовать на нервы Рихтеру. Вратарю даже и говорить ничего не надо, чтобы завести его. Надо всего лишь лезть на пятак, загораживать ему обзор, чтобы ему приходилось постоянно выглядывать из-за твоей спины, а если вдруг отскок - ты тут как тут. Обычно после такого тебя убить готовы. В середине второго периода я даже заработал две минута за атаку вратаря, но Рихтер был абсолютно непроницаем. Сборная США выиграла 5:2 и сравняла счёт в серии.

Третий и последний матч состоялся 14-го сентября. Перед началом третьего периода счёт был 1:1. Здоровяк Адам Фут сумел-таки забросить шайбу на 52-й минуты, и мы вышли вперёд. Но за 3:18 до финальной сирены Халл получил пас от Литча и сравнял счёт. Всё произошло из-за того, что Клод Лемье потерял концентрацию. Наши защитники пробросили шайбу по борту туда, где он должен был находиться, но Клод был глубоко у нас в зоне, а не на своём месте. Вместо этого шайбой у круга вбрасывания завладел Литч, бросил по воротам, а Халл подставил клюшку.

Гол Халла был словно пробка, вылетевшая из бутылки шампанского. За две минуты до финальной сирены Тони Амонте забросил победную шайбу с передачи Брайана Смолински и этого дебила Дериана Хэтчера. За 42 секунды до конца периода Хетчер забил в пустые ворота. 24 секунды спустя Дедмарш повторил его достижение. В итоге - 5:2.

Я слышал, что эту серию теперь говорят, что мы выпустили её из рук, но мы ничего не могли с этим поделать. Забить Майку Рихтеру было нереально. Шайба для него была всё равно что мячик на ниточке. Он знал куда полетит уже в момент броска, и отражал каждый бросок, бл***!

Чтобы вратарь так играл, я больше в своей жизни почти и не видел больше. Он сделал пару таких сейвов, которые никто не сможет повторить. Вы только подумайте - лучшие игроки в мире выжали из себя всё без остатка и не смогли переиграть его. В том матче Канада выиграла у США 37:25. Слава Майку Рихтеру! Старик, я серьёзно.

Глава 16. Непруха

После Кубка Мира у меня началась откровенная непруха. Ничего не получалось. За первые восемь матчей я сделал, наверное, только одну голевую передачу. После таких драматичных серий всегда приходится долго отходить. Спада никак не избежать. Я только что играл в хоккей на высочайшем уровне мастерства и напряжения, и вот теперь мне уже надо было возвращаться в свою команду, где уровень хоккея был ниже, а тренировки длинными и неинтересными.

На протяжении нескольких недель меня окружали игроки, которые видели площадку так же хорошо, как и я. Однако теперь когда я отдавал своим партнёрам по "Калгари" такие же классные передачи, они как правило не забивали. В том сезоне у нас в команде было лишь два игрока, которым удалось набрать больше 55 очков - я и Дэйв Гагнер. На бумаге мы были слабее всех. И это ещё при том, что у меня был стресс из-за всех этих разбирательств касательно моих взаимоотношений с Грэхемом Джеймсом.

Сезон начался для нас 5-го октября 1996-го года матчем против "Ванкувера". Тремя лучшими снайперами "Кэнакс" тогда были Александр Могильный, Мартин Желина и Павел Буре. Мы проиграли 1:3. Для нас такой результат был типичным. В каждом матче мне приходилось прыгать выше головы, иначе мы были обречены на поражение. Мне казалось, что если я буду играть так, как никому вообще и не снилось, мои партнёры потянутся за мной. Я был капитаном команды с 1995-го по 1997-й год и должен был выжимать из себя всё до последней капли, потому что я ненавидел проигрывать.

Думаю, среди моих партнёров того времени вы узнаете человек пять, не больше. Нет, я вовсе не говорю, что они были плохими людьми. Но я настаиваю на том, что большинству из них в НХЛ было попросту нечего делать. У нас было несколько игроков, которые в последствии выросли до очень приличного уровня. Например, Джером Игинла, Дерек Моррис и Тревор Кидд, но большинство из них тогда были совсем пацанами.

Мне очень нравились некоторые русские. Вот, например, Герман Титов - здоровый парень! Ростом 180см, весом - 80кг, но его же остановить было невозможно! К тому же, он был невероятно устойчив психологически. Я всегда сидел на скамейке рядом с Германом. Как только он подучил английский, мы с ним начали весьма душевно общаться. Помню, я как-то спросил его: "Тиц, старик, а ты вообще откуда к нам пришёл-то?". А он мне такой: "Ну, я в армии служил. Четыре года служил. Да, вот так вот". "Тиц, ты ж в армии в хоккей-то, поди, не играл? - Неа. Ни х** не играл. Я там танк водил". "Ни х** себе! И как? - Дурдом. Только ездишь и взрываешь всё подряд".

Он был забавным парнем. Иногда он приходил на тренировку, еле передвигая ногами. Я его как-то спросил: "Тиц, ты почему такой уставший-то? - Ох, да понимаешь, вчера так затусили у меня дома... Я выпил пару бутылок вина... Пару бутылок водки... Устал я, в общем".

В сезоне 1995-96 у нас в составе были Микаэл Нюландер, Фил Хаусли и Гэри Робертс, и мы вышли в плей-офф. Но руководство "Флеймс" в свойственной себе манере вновь избавилось от своих лучших игроков. Бл***, как же это бесило!

Как бы то ни было, после Кубка Мира у меня начался один из самых длинных спадов в карьере. 6-го октября мы выиграли в своём первом домашнем матче у "Баффало", я создал пару неплохих моментов, но всё впустую - ни голов, ни передач. Потом, 9-го октября, мы проиграли дома "Сент-Луису" 1:3. Самое фиговое было то, что у "Блюз" в составе были бывшие "огоньки" Эл МакКиннес и Бретт Халл.

Через два дня со счётом 2:1 мы обыграли "Детройт", у которого в составе были Брендан Шенахен, Стив Айзерман, Сергей Фёдоров и Никлас Лидстрём. А ещё через два дня после этого мы одолели "Филадельфию" с Джоном Леклером, Эриком Линдросом и Родом Бринд’Амуром - 1:0. Но мне откровенно не везло - я стучал по перекладинам, мазал мимо ворот, облюбовал все штанги... Настроение тогда было хоть под машину бросайся.

Следом у нас шёл выезд в Нью-Йорк, где нам противостояли "Рейнджерс" во главе с Уэйном Гретцки, Марком Мессье, Брайаном Литчем, Майком Рихтером и Адамом Грэйвзом - мы уступили 4:5. Потом был матч с "Монреалем", у которого тон задавали Винсент Дамфус, Марк Рекки, Брайан Сэвэдж, Саку Койву и Мартин Ручински - мы проиграли 2:4.

Подобные матчи с командами Восточной Конференции для "Калгари" имеют особое значение, потому что "Флеймс", как правило, остаются за пределами радара национальной прессы. В этих матчах я не набрал ни единого очка. Я бесился так, что мне уже даже ломание клюшек не помогало. Гол мне нужен был точно так же, как наркоману доза.

Каждый раз, когда у меня начинался спад, я всегда выходил на лёд первым. Я брал ведёрко с шайбами и начинал стрелять по углам, чтобы вернуть себе уверенность в своих силах. Таким образом я пытался перестраховаться от того, чтобы при следующем опасном моменте я не послал шайбу в пузо вратарю. Кроме того, когда у игрока наступает спад, все его суеверия выходят на первый план. А хоккеисты - люди вообще от природы суеверные. Свои ритуалы я знал наизусть и не менял на протяжении 13 лет.

На катке надо было быть в 9-00, поэтому я вставал в 8-00, садился в машину в 8-13, вставал в очередь в "Тим Хортонс" (популярная канадская кофейня, прим. АО) и заказывал свой дабл-дабл (популярный вид кофе, прим. АО). По дороге я выкуривал три сигареты, причём прикуривал на определённых светофорах. Ездил я всегда одной и той же дорогой - Дирфут, Сауслэнд, Блэкфут, мимо казино "Кэш" и подъезжал к служебному входу "Сэддлдоума".

После этого обряд возобновлялся уже на самой арене - я выпивал ещё одну чашку кофе, раздевался, принимал душ, сидел в ванне ровно три минуты, шёл на командное собрание, тренировался, снова принимал душ и садился в машину. Обедать я отправлялся в ресторан "Ла Брецца", где заказывал хлеб Романофф и тортеллини с газировкой и апельсиновым соком.

Затем я вновь садился в машину, ехал домой и ложился спать в 14-00. Я просыпался в 16-00, садился в машину в 16-13 и заезжал в "Тим Хортонс" за ещё одним дабл-дабл в 16-15. На арену я ехал той же дорогой, припарковывался, принимал душ, сидел три минуты в ванной, разминался и начинал наматывать свою клюшку - а это уже отдельный ритуал.

Как и любой другой хоккеист, я очень дорожил своими клюшками. Клюшка может здорово сказаться на твоей меткости. Я даже на матчах в перерывах клюшку заново заматывал. При этом я всегда мотал с конца крюка к его началу и использовал липкую ленту, чтобы шайба к крюку прилипала.

Я ещё клей использовал, чтобы крюк плотнее держался на клюшке - они у нас тогда сборные были. Марки изготовителя сейчас уже все поменялись. Я несколько лет играл Jofa, а потом уже Nike и Easton. Jofa и Nike платили мне по 100 тысяч долларов, чтобы я пользовался их экипировкой - клюшки, шлемы, краги, штаны. Если вы посмотрите на мои хоккейные карточки, там прям видно в каком году в чём я играл.

Я перешёл на Easton во время своего второго сезона в "Рейнджерс". И когда я бросил по воротам их клюшкой в первый раз, я обалдел. Клюшка увеличила силу моего броска на 10-15 м/ч! Современные цельные клюшки улучшают качество броска просто нереально. Но в плане игры в пас и владения шайбой, тут всё сильно отличается от деревянных клюшек.

Современные клюшки жёстче. Более того, у них настолько жёсткий крюк, что когда в него попадает шайба, она тут же отскакивает куда-нибудь в сторону, если только у тебя не чудо-руки. То и дело видишь, как парни шайбу обработать нормально не могут. А всё почему? Потому что у них рук подходящих нет, чтобы такой жёсткой клюшкой управлять. В НХЛ пасуют так же сильно, как и бросают. Так что тебе пасуют со скоростью 80-90 м/ч, то у тебя шайба обязательно отскочит в сторону от крюка, если только ты не отменный технарь.

С Easton я решил не брать ни копейки, потому что у меня на этой почве были проблемы с Nike. Мне нравилась самая первая клюшка Nike, но потом они изменили разъём под крюк и сам крюк тоже, и мне это было уже совсем не по душе. В том сезоне я забросил всего 15 шайб. Не нравилась мне та клюшка хоть убей. Некоторые клюшки Nike были ничего, а другие, наоборот, слишком тяжёлые. Бросишь по воротам такой клюшкой - и шайба летит совсем не туда, куда ты хотел.

Вообще когда берёшь клюшку в руки, сразу понимаешь - забьёшь ты ей или нет. В сезоне 1990-91 (это когда я 51 шайбу забросил) я играл клюшками компании Louisville, и они меня абсолютно всем устраивали, даже не знаю почему. Может быть, я тогда был уверен в своих силах или ещё что-нибудь в этом духе, но как только я взял клюшку Louisville, я сразу понял - "Это моё".

Перед матчами я не очень любил общаться с партнёрами. Я предпочитал собираться с мыслями.

Перед каждым матчем наш видео-тренер, Гэри Тэйлор, делал мне подборку моих голов на текущий момент, и я садился смотреть их. Это настраивало на положительный лад. Перед игрой тренер всегда проводил командные собрания, и мы все на них приходили. После этого я одевался (всегда слева направо), а потом обязательно вставал в очереди на раскатку за вратарём.

Я всегда делал одно и то же - каждое упражнение я начинал с определённого места (когда я бросал и куда я бросал тоже было не просто так), потом я возвращался в раздевалку, пил "Гаторейд", смотрел свои голы ещё пару минут, загонял себе под верхнюю губу жвачку (даже не знаю сколько раз ко мне подходили руководители команды и говорили: "Нельзя жевать жвачку, когда у тебя берут интервью!") и опять шёл в раздевалку.

Весь этот ритуал заканчивался тем, что я снова вставал в очереди на выход на лёд за вратарём, смотрел на флаг во время исполнения гимнов, считал все 13 углов на кленовом листе, а когда звучало "O Canada, we stand on guard for thee" (последние слова канадского гимна, прим. АО), я касался льда и крестился. После всего этого я был готов к игре.

19-октября 1996-го года напряжение в воздухе можно было ножом резать. На следующий день у нас была игра с "Эдмонтоном", и я напряжён до предела. У "Ойлерс" было четыре отличных снайпера - Даг Уэйт, Райан Смит, Андрей Коваленко и Джейсон Арнотт. А на воротах у них был Кёртис Джозеф. Я позвонил отцу, и он мне сказал, что мой дед его учил тому, что если ты не получаешь удовольствия от того, что ты делаешь, то ты будешь слишком скованным и в итоге у тебя ничего толком не получится.

В том матче против "Эдмонтона" я забросил свою первую шайбу в сезоне и отдал две голевые передачи в первом периоде. Мы выиграли 6:3. Через два дня я отметился хет-триком в матче против "Колорадо". А у них команда была тоже как на подбор - Петер Форсберг, Джо Сакик, Сандис Озолиньш, Валерий Каменский, Адам Дедмарш и Патрик Руа. Я тогда забил буллит Руа, и мы выиграли 5:1. Ещё через два дня мы обыграли "Питтсбург" 7:5. У них тогда в составе были Марио Лемье, Яромир Ягр, Рон Фрэнсис и Петр Недвед. Чёрная полоса осталась позади.

С одной проблемой было, наконец, покончено, но была ещё и вторая.

Глава 17. Скандал

Журналисты пронюхали, что Шелдон Кеннеди работал вместе с полицией над делом против Грэхема Джеймса об изнасиловании. Грэхем, соответственно, судорожно пытался привлечь всех на свою сторону. Как я уже упоминал чуть раньше, один из самых влиятельных спортивных журналистов Калгари Эрик Фрэнсис, работавший в "Калгари Хералд", был близким другом брата Грэхема - Расти Джеймса. Сейчас мы с Эриком друзья, и он говорит, что ему до сих пор стыдно за его дружбу с Джеймсом.

Он говорит, что Грэхем - настоящий гений "гитлеровского" плана. Подумать только, на протяжении скольких лет он занимался тем, чем занимался, и никто об этом ничего не знал. Когда Эрик узнал, что Грэхем уходит из "Хитмэн", он ушам своим не поверил. 7-го сентября 1996-го года в своей колонке он написал: "Что бы ни ожидало Грэхема Джеймса в дальнейшем, ему можно пожелать только такого же уважения и поддержки, которую он проявил к сотням молодых игроков в своей карьере". После чего он добавил: "Надеюсь, что он не забудет, как я уважают во всей стране. Я-то об этом точно не забуду".

Шелдон говорил, что у него внутри всё опустилось, когда он это прочитал. Он понимал, что Грэхем пытается выставить себя жертвой, и пресса представит Шелдона пьяным хулиганом, который только и делает, что врёт. К счастью, этого не произошло.

В это время мой друг Чак Мэтсон уделял уйму времени работе в "Хитмэн" и возился со своей нефтяной компанией, а потому когда ему позвонил его дядя, президент команды Лорн Джонсон, и сказал: "Приезжай через полтора часа на тренировочный каток в Драмхеллере", Чак сначала отказался. "Иди ты в жопу, Лорн. У меня тут работы до фига". Но Лорн сказал, что дело важное, и Чак поехал.

Когда он приехал, то увидел, что лицо его рыжеволосого дяди было абсолютно красным. Он даже подумал, что у него вот-вот будет сердечный приступ. Лорн рассказал ему об обвинениях против Грэхема, но добавил, что сам он считает их чепухой. Дескать, это наверняка плод фантазии какого-нибудь хоккеиста-неудачника, который хотел ему за что-то отомстить. Тем более, руководство лиги заверило его, что они полностью контролируют ситуацию. Но Лорн с Чаком не хотели рисковать, а потому они позвонили Грэхему и сказали ему: "Нам надо поговорить с тобой". Затем они отправились к нему в гостиницу.

Лорн сказал что-то вроде: "Тебя обвиняют в противозаконных сексуальных отношениях с одним из твоих бывщих игроков, а может быть, даже и несколькими". Чак был уверен, что Грэхем упадёт на колени и воскликнет: "О Боже! Как чудовищная ложь!". Но вместо этого Грэхем посмотрел Лорну прямо в глаза и ответил: "Ну, в моём прошлом есть такие вещи, которые некоторые могут счесть противозаконными". У Чака челюсть отвисла. Он не мог в это поверить.

Лорн сказал Грэхему, что ему надо переговорить с Чаков тет-а-тет, и Грэхем вышел из комнаты. "Нам надо немедленно что-то придумать", - сказал Лорн Чаку. Чак ответил: "Мы должны сегодня же уволить его из команды". "Я с тобой полностью согласен, - сказал Лорн. - Но не торопись. К нашим игрокам мы его больше не подпустим, но нам так же не стоит идти вразрез с интересами лиги. Надо всё хорошенько обдумать".

"У нас на льду сейчас 30 или даже 40 пацанов, за которых я в ответе, - сказал Чак. - Если он только попробует подойти к ним, я его сам убью".

В общем, Грэхему они сказали: "Собирай свои вещи и отправляйся в Калгари". Они позвонили всем владельцам клуба, чтобы мы были в курсе событий, и все были в шоке. Даже я был в шоке. Я никак не ожидал, что правда о Грэхеме всплывёт наружу.

На следующий день Чак и Лорн уволили его. Скандал был жуткий. Грэхем рыдал. Он говорил Чаку, что он обожает хоккей и своих игроков. Он божился, что он живёт только ради хоккея и не понимает, почему люди отбирают его у него. Чак и Лорн ответили ему, что руководство клуба обязано повести себя жёстко в этой ситуации, чтобы игроки и их родители знали, что они в безопасности.

Хотите верьте, хотите нет, но были и такие родители, которые возненавидили Чака за это решение. Возненавидили! У нас был один игрок, у которого после увольнения Грэхема не пошла игра. Его папа был готов нас всех порешить.

Совладельцы клуба решили нанять психолога, который специализировался по работе с детьми и молодыми людьми, пережившим сексуальное насилие. Каждый игрок должен был пойти к нему на приём и если необходимо, вернуться ещё раз. На повторный сеанс психолог вызвал пятерых ребят. Трёх из них он пригласил и в третий раз, но они отказались.

Позже мы узнали, что эти трое продолжали ходить в гости к Грэхему даже после того, как его уволили и предъявили обвинения. Одним из них был как раз тот самый, чей папа был в бешенстве из-за увольнения Грэхема. Этот парень потом виделся ещё пару раз с Грэхемом, когда тот вышел из тюрьмы и уехал в Испанию.

Вскоре после этого я рассказал Чаку о своей ситуации. Он ни в чём меня не винил. Он всё понял. Он посмотрел на меня и сказал: "Никогда не закладывай попа и никогда не закладывай своего тренера. В нашем обществе заведено именно так". А потом он добавил: "В хорошей истории есть злодей. А в потрясающей - их несколько".

Грэхем-то, понятное дело, был злодеем. Но Эд Чиновет был президентом WHL на протяжении многих лет. Он был президентом лиги, когда Грэхема уволили из "Муз Джо". Он был президентом лиги, когда Грэхема уволили из "Свифт Каррента". И он позволил нашему клубу заключить контракт с этой скотиной.

Когда Грэхем изъявил желание устроиться на работу к нам в команду, я ведь мог бы позвонить Эду и сказать что-нибудь вроде: "Твою ж мать, ты же должен понимать, что это нельзя делать!". Но я заботился о своей шкуре. Как и Шелдон. Как, наверное, и многие другие ребята. Мы поступали так, как нас учили ещё с 11 лет - слушались тренера и держали рот на замке. Слушайте, я вам точно могу сказать - мы с Шелдоном далеко не единственный, с кем Грэхем занимался этой дрянью. Я больше чем уверен, что мы были не одни. Вероятнее всего, таких много, но они по-прежнему не готовы сказать правду.

Я был крайне разочарован при каких обстоятельствах мы продали "Хитмен" "Флеймс". Когда нам надо было продлить нашу аренду на "Сэддлдоуме", у нас был фактически только два пути - либо подписать соглашение на аренду на их условиях, либо уехать из города. Тут особо не поторгуешься.

К тому времени мы инвестировали приличную сумму в команду. Команда стоила $850 тысяч, а пока мы разбирались с чеками, цена выросла до миллиона. У нас было 16 или 17 совладельцев, но когда наступили тяжёлые времена и начались проблемы с деньгами, то команде помогали где-то процентов 30 совладельцев. На каждое собрание приходили только Чак со своим дядей Лорном, Джо Сакик, Том Мауро, Нил МакДёрмид и я. Больше я никого не помню.

В общем, вся эта ситуация нас откровенно заколебала. Чак сказал, что он и все остальные наши партнёры прекрасно понимали груз ответственности, который возникает, когда ты владеешь хоккейной командой, в которой чуть ранее работал сексуальный маньяк. И это не говоря о том, что на твоей совести также автобусы, забитые молодыми парнями, летящими по обледеневшим дорогам в три часа ночи. Короче, все были уже сыты по горло этим.

Мы запросто могли продать команду в Эдмонтон, или Ред Дир, или Кутейни, но в своё время мы решили подарить юниорский хоккей Калгари. И Чак, который тогда был вторым владельцем и вице-президентом клуба, считал, что "Хитмен" должны остаться в Калгари. Он сказал, что деньги в этом деле не главное. Поэтому мы сжали зубы и продали команду "Флеймс".

"Флеймс" заплатили нам $1,2 миллиона в июне 1997-го года. Ведущие юниорские команды стоят сейчас где-то от семи до десяти миллионов, но я считаю, что в плане уважения к игре, мы поступили абсолютно верно. Через год команда заиграла совсем по-другому и вышла в плей-офф, а ещё через год "Хитмэн" дошли до финала Мемориального Кубка и уступили там в овертайме "Оттаве".

По условиям той сделки Чак и его дядя Лорн, как два создателя команды, должны были получить памятные перстни, если "Хитмэн" выиграют чемпионат WHL или Мемориальный Кубок. Чак остался в команде ещё на два года на правах добровольного советника.

В 1998-99 году "Хитмэн" выиграли чемпионат WHL. Они позвонили ему и сказали, что перстни у них уже есть, и они их обязательно вручат ему при подходящем случае, но этого так и не произошло.

Глава 18. Ни хера вы не знаете

Когда Шелдон обвинил Грэхема Джеймса в изнасиловании, он сказал, что помимо него был и другой игрок, чьё имя ему не хотелось бы называть. Все знали, что я раньше играл у Джеймса, а потому начались бесконечные споры о том, кого Шелдон имел ввиду - меня или Джо Сакика.

Я не думаю, что Джо насиловали. Он никогда не вёл себя как-то странно и всегда был очень вежливым и добрым парнем. Грэхем иногда общался с ним, как и со множеством других парней - таким образом он защищал себя от лишних подозрений. Он мог сходить в кино, например, с Дэнни Ламбертом и Джо. Они были друзьями - но не более того. Это было частью его игры. Друзья могут подвердить, что они ночевали у Грэхема, ходили в китайские рестораны, смотрели кино у него дома, и ничего с ними при этом не случилось. Мне кажется, Джо никогда и не подозревал, что из себя на самом деле представляет Грэхем.

В январе 1997-го года Грэхему представили официальное обвинение. Это была настоящая бомба. Поэтому на протяжении двух месяцев каждый божий день мне приходилось отвечать на все вопросы одно и то же: "Без комментариев". После матчей к нам в раздевалку заходили репортёры от CNN. Журналисты шли на всё, лишь бы разговорить меня на эту тему.

Типичная ситуация заключалась в том, что меня ловили в корридоре, когда я выходил из раздевалки и полчаса задавали один и тот же вопрос. Так вот как-то ко мне подбежала красивая журналистка и спросила: "Ну что, вы и есть тот парень, да?". Я спросил её, что она имеет ввиду. "Вы и есть тот парень, да?". Я ответил: "Я стоял перед вами 20 минут и говорил, что не могу ответить на этот вопрос. Как вы из этого заключили, что я "тот парень"?".

"Ну, знаете сейчас про вас столько слухов ходит", - сказала она. "Да, - ответил я. - Совершенно верно - слухов. И пока вам это господь бог на ушко не шепнул, вы ни хера не знаете".

Настроение у меня было ужасное и жёстко подсел на кокаин. Пил и кутил-то я без остановки, но вот наркотики тогда для меня были чем-то вроде десерта. Если у кого-то с при себе был кокс, я с удовольствием нюхну, конечно. Но в кругу моих друзей этим никто, в общем-то, не занимался. После истории с Шелдоном, я впервые пошёл и купил себе сам. В баре я дал одному парню денег, а он дал мне пакетик. Нюхнул я в туалетной кабинке. Я достал ключ от машины, высыпал на него немного порошка, поднёс к носу и нюхнул. Быстро, чисто, удобно.

Кокс, бухло и тёлки - так я боролся со своей проблемой внешне. Внутри же я не боролся никак. Я волновался, что всё эта ситуация негативно скажется на моих партнёрах. Нам надо матчи выигрывать, а после каждой тренировки и игры вокруг меня собиралась толпа репортёров. Один журналист, Майк Боард из "Калгари Хералд", задавал мне один и тот же вопрос два месяца подряд!

Я с трудом справлялся с этим допросом. Куда бы я ни пошёл, меня только об этом и спрашивали. Каждый журналюга в мире хотел первым написать статью на этот счёт, а я только и отвечал: "Без комментариев". Иногда меня спрашивали в открытую, а иногда исподтишка.

Например, мы будем разговоривать об игре и тут вдруг - бам! - меня уже штурмуют вопросами по поводу Джеймса. А я закрывался наглухо: "Без комментариев". Я знал, что если я хоть что-нибудь скажу, это сразу станет центральной темой каждого интервью, каждой статьи - только в этом ключе про меня и будут писать. "Тео Флёри набрал тысячное очко, несмотря на то, что в детстве его изнасиловал тренер". "Жертва сексуального насилия, Тео Флёри установил новый рекорд НХЛ по количеству голов в меньшинстве".

Это продолжалось больше девяти месяцев. Мне не хотелось рассказывать об этом общественности. Я знал, что многие будут мне сострадать, но мне это было абсолютно не нужно. Мне нужно было простить самого себя, потому что я чувствал себя ответственным за то, что произошло. Я позволил этому случиться. Я считал, что ради того, чтобы меня заметили и я пробился в НХЛ, я продал свою душу.

Мы с Шелдоном утратили ту невинность, которой наделены большинство детей. В день, когда я оставил свой дом в Расселле, я остался один-на-один с этим миром. И так будет до конца моих дней. Но я безумно уставал от того, что держался это всё в себе. Я не знал, как мне с этим бороться. Вообще не знал. Поэтому я искал запасный выход. Стоило нам отправиться на выезд, я сразу шёл в стриптиз-клуб. Шелдон же боролся с этим разговорами, терапией и самопознанием.

Ключ к изнасилованию - это секретность. Как только этот секрет становится достоянием общественности, заклинания утрачивает свою силу. Если вы присмотритесь к моей истории, то вы заметите, что Грэхем заставил меня думать, что если я кому-то расскажу об этом, то меня ждут серьёзные последствия. Это было всё равно что приставить мне нож к горлу или пистолет к голове. У него в руках была моя карьера. Но теперь Шелдон расскрыл свой секрет и мог как-то с этим бороться. А я нет. Грэхем по-прежнему контролировал мою жизнь.

В конце того года, ещё до того как итоги следствия были разглашены, мы отправились поиграть в гольф с друзьями в Финикс. Как-то мы сели с Шелдоном, выпили по паре пива и нюхнули несколько дорожек. Мы были в пяьном бреду, усиленном ещё и коксом. Мы сидели в комнате и болтали 10 часов. Он подозревал одно, я подозревал другое. Мы даже поговорили о том, что на самом деле происходило во время той поездки в Диснейлэнд. После этого у нас не осталось секретов друг от друга.

В суде все узнали правду о том, что Грэхем вытворял с Шелдоном. За день до приговора Грэхем позвонил Эрику Фрэнсису из тюрьмы и дал ему эксклюзивное интервью, прославившееся на весь мир. В этом разговоре Грэхем сказал Эрику следующее: "Шелдон и я любили друг друга". Потом он дошёл до того, что сказал, ему, мол, надо было родиться во времена Римской Империи, потому что тогда находиться во взаимоотношениях с мальчиками было приемлимо. Это было истинно по-мужски.

Эрик отзывался об этом разговоре не иначе как "леденящий кровь".

Один раз Грэхем позвонил мне и я ему ответил: "Знаешь что, дружище? Никогда мне больше не звони. Мне нечего тебе сказать. Я рад, что всё, наконец, закончилось. Ты заслужил всё, к чему тебя приговорили. Удачи в тюрьме". Когда я задумываюсь обо всём этом сейчас, я знаю, что каждую ночь эта скотина кладёт голову на свою еб**ую подушку и не может уснуть.

Некоторые мои партнёры по команде сочувствовали мне по поводу повышенного внимания к моей персоне, а другие злились из-за того, что из всего этого раздули такую бомбу. На льду я то и дело слышал комментарии в свой адрес. Какой-нибудь козёл из команды соперника всегда отпускал шуточки, чтобы вывести меня из себя. Дерьма там хватало.

Наконец, за меня вступился Брайан Саттер. Помню, в одной из газет был заголовок на передовице: "Оставьте Тео в покое". Мне это очень понравилось, потому что до этого за меня никто не заступался. На моих плечах и без того был немалый груз ответственности. Если так посудить, то кто в тогда приводил зрителей на арену? Я. На кого люди шли смотреть? На меня. В команде больше смотреть было не на кого. Я единственный, у кого была энергия, мастерство и желание победить. Несправедливо взваливать всё это на парня, который был ростом 167см.

Глава 19. Бьём друга друга клюшками по голове

Брайан Саттер стал главным тренером команды в 1997-м году. Я ждал больших перемен после двух сезонов под руководством Пьера Пажэ, но всё вышло не совсем так, как я предполагал. Команда у нас была так себе. В составе было много совсем молодых игроков. Поэтому Брайану пришлось их многому учить.

Я ненавидел упражнения на игру в оборону. Это же сплошные азы. Начинаешь в своей зоне, входишь в среднюю, а потом играешь в давление. Вбрасываешь шайбу в угол, а потом пытаешься обыграть защитника, который не даёт тебе вылезти на пятак. Ах ты ж ё* твою налево!

К тому же, у Брайана была ещё своя система подготовки, которую нам всем пришлось учить с нуля. Не могу сказать, что мне было прям так уже весело и интересно всё это заново проходить. Тренировки у нас были длинными, где-то по 2-3 часа, и он постоянно заставлял нас смотреть видео.

Поскольку я был лидером команды, я должен был мириться с тем, что он втюхивал молодым игрокам. Для ветерена это настоящее испытание. Подойдите к этому с другой стороны - представьте, что вы доктор физических наук, а вас возвращают в 9-й класс на урок математики.

С нападением у нас была беда, а потому матчи мы могли выиграть только со счетами из серии 1:0, 2:1, 3:1... Для этого нам надо было здорово действовать в оборонительном плане в своей зоне. Я был динамичным игроком атакующего плана, а потому и тренировки любил соответствующие - упор на технику, броски, передачи, в меру "силовухи". Когда я только пришёл в "Калгари" в 1989-м году, у нас была талантливая команда. Всё было здорово и интересно. Тренировки с Криспи всегда были короткими и классными.

Половина тренировок Саттера была чистой воды цирком. Каждый раз было по две-три драки. Но он это обожал. У него тяжёлый голос, как у генерала Пэттона (американский генерал времён второй мировой, известный своей "армейской" манерой разговора, прим. АО): "Правильно, парни! Вот так вот, бл***, и надо!".

Поскольку среди нас было много неопытных игроков, Саттер заставлял нас тренироваться так, будто бы мы проводим настоящий матч. Ему хотелось, чтобы все работали на пределе. Мы каждый день били друг друга клюшками по голове. Микаэль Нюландер и Джеми Хаскрофт постоянно дрались друг с другом.

Майк был техничным центрфорвардом, а Джеми, в общем-то, тормоз. И вот Майк как начнёт финтить в углу и обыгрывать его раз за разом, а Хаскрофт в итоге просто возьмёт и - бац! - как вмажет ему по шлему. После этого начинался форменный п**дец, все прыгали в эту заваруху и пытались их разнять. Через некоторое время, когда ты провёл в НХЛ уже 10 лет, ты начинаешь от этого уставать. К тому же, у меня и без того проблем хватало.

Ещё меня бесило то, что на протяжении всех 11 лет, которые я провёл в составе "Флэймс", руководство клуба всегда на всём экономила. И это после того, как во всех остальных командах пользовались чартерными рейсами, а игроков холили и лелеяли. А всё почему?

Потому что владельцам команды в конце каждого сезона приходилось выписывать чеки на крупную сумму, чтобы покрыть расходы на наши поражения, а им это было не по нраву. Поэтому они экономили на всём. Мы ещё шутили в то время: "Путешествовать на чартере "Калгари" может каждый! Если у него есть 250 долларов...". Дурдом.

Вокруг команды постоянно ходили какие-то слухи. То её продавали, то она разваливалась. Я тогда думал: "Как это вообще возможно, когда нами владеют восемь едва ли не богатейших людей в Канаде?". Если бы развалили команду, на её матчах не было бы болельщиков. А если болельщики были, то они им бы не было смысла перевозить команду в другое место. Мы же вообще выигрывали матчи, которые не должны были выигрывать.

В 1995-м году мы отправились на выезд на восточное побережье и нам надо было добраться из Нью-Йорка в Бостон. Наш путь начался в аэропорте Кеннеди, потом мы пробирались 40 минут на автобусе через пробку до ЛаГуардии, а потом сидели и ждали свой рейс до международного аэропорта Логан в Бостоне.

Из-за метели мы не смогли там приземлиться, поэтому заложили на обратный курс на ЛаГуардию, сели, доехали на автобусе до станции Пенн (это рядом с Таймс Сквер) и стали ждать поезд. Пока мы его ждали, мы решили, что "да пошло оно всё на х**", и отправились в ближайший ликёро-водочный за бухлом. В поезде мы нажрались в дрова.

Мы прибыли в Бостон около 10 часов вечера пьяными и уставшими от 12-часового переезда. Эл Коутс сказал: "Ок, сегодня мы всех накормим ужином". Это считалось широким жестом, потому что у нас у всех тогда была система выплаты суточных. Свои бабки я оставил в первый же вечер в Нью-Йорке - они достались какой-то стриптизёрше.

Как бы то ни было, мы отправились в ресторан при гостинице. Стив Кьяссон, который играл с нами первый сезон, был в бешенстве от жадности "Флэймс". Он говорил: "Я с таким, бл***, никогда ещё не сталкивался". Он отыграл за "Детройт" семь лет, а там к игрокам относились просто великолепно. Поэтому Кьяссон заказал себе 10 лобстеров и пошёл спать. Он их даже не попробовал.

На следующий день мы сделали себе визитки, на которых было написано "Калгари Флэймс - еб*чий цирк на колёсах". Они были у всех в кошельке. Представляете, что бы было, если бы об этом узнала пресса?

Очень жаль, что Стив умер в автомобильной катастрофе в 1999-м. Меня это сильно задело. У него было двое сыновей, Майкл и Райан, и дочь Стефани. Моя жизнь могла оборваться так же, как и его. Он тоже родился и вырос в маленьком городке - в Петерборо (пр. Онтарио). Он умер, когда играл за "Каролину".

Если я всё правильно понимаю, то их команда отправилась чартерным рейсом из Бостона, где они только что проиграли четвертьфинальную серию "Бруинс". Когда ты только что пережил длинную, полную синяков и крови, битву, нельзя просто так махнуть рукой и сказать: "Ну и ладно. Увидимся через год". Все опрокидывают пару рюмашек и говорят о том, как всё могло бы было сложиться по-другому.

Они приземлились где-то в час ночи, и он, наверное, подумал, что, мол, жена с детьми всё равно уже спят, а потому отправился пить пиво домой к Гэри Робертсу. Часа в четыре утра он решил, что пора ехать домой и попрощался со всеми.

Там был Кевин Динин, и он увидел, что Стив был не совсем трезв и сказал: "Погоди минуту, я тебя отвезу". После этого он пошёл за ключами. Когда же он вернулся, Стива уже не было. Стив, наверное, думал: "Да ну на х**! Что я? Сам не доеду что ли?".

В общем, он запрыгнул в свой грузовик, не пристегнулся и погнал домой. Он гнал более 70 м/ч по просёлочной дороге, перевернулся и вылетел из машины. Какие-то рабочие нашли его перевёрнутый грузовик с включёнными сигнальными огнями около водокачки. На опознание тела поехал Динин.

Самого Динина, который сейчас тренирует фарм-клуб "Баффало", "Портлэнд", в 2006-м обвинили в вождении в нетрезвом виде после того, как он возвращался с вечеринки с тренерами и игроками "Пайретс" по поводу вылета из плей-офф АХЛ. В итоге, он признал себя виновным и пошёл по делу о подвержении опасности жизни пассажиров, за что получил куда меньшее наказание, по сравнению с тем, которое ему изначально светило - два дня в тюрьме и штраф $750.

Я слышал, что он его должны были назначить главным тренером "Ванкувера", но этот инцидент здорово еба**л по его карьере. Конечно, сплочение со своими партнёрами необходимо, но для этого есть столько различных способов. Для большинства игроков выпивка - это способ расслабиться после игр.

Перечень пьяных водителей в НХЛ достаточно длинный. Бывший тренер "Эдмонтона" Крэйг МакТавиш в 26 лет играл за "Бостон" и сбил молодую девушку насмерть. Бывшего защитника "Чикаго" Кейта Магнусона сбил один из его бывших одноклубников, который в также в своё время был капитаном "Торонто", Роб Рэмэйдж. Сейчас Робу светит четыре года.

Алексея Жамнова поймали пьяным за рулём, когда я играл за "Чикаго". Боба Проберта пять раз арестовывали за вождение либо в наркотическом, либо в алкогольном опьянении. Пелл Линдберг умер, врезавшись в стену, возвращаясь с попойки со своей командой. Тим Хортон умер пьяным за рулём.

Среди других хоккеистов, которых ловили на вождении в нетрезвом виде, можно назвать Питера Уоррелла из "Флориды", Сергея Фёдорова, Эдди Шэка, Доминика Гашека, Криса Пронгера, Бобби Халла, Пола Холмгрена, Майка Кинена, Петра Климу, Марка Белла и Мирослава Фричера.

Думаете, этого больше нет? Думаете, ни в одной команде в лиге нет игроков, которые тусят, курят траву или пьют, а потом садятся за руль? Может быть, в другой галактике так и есть, но точно не в этой.

Мы выиграли у "Бостона" 1:0. Гол забил я. Так наша команда и играла в то время. Я взял инициативу на себя, чтобы добиться победы, и это было очень непросто. Руководство "Флэймс" обменяло всех звёзд из команды, выигравшей Кубок Стэнли. Остался один я, и мне приходилось играть с полумёртвыми европейцами.

Пару раз я не выдерживал и срывался на ребят в раздевалке, пытаясь объяснить им, в какой хоккей мы играем. Но в большинстве случаев я просто показывал всё на площадке собственным примером. Они же не виноваты, что играют так ху**о. Это руководство команды должно было в своё время подумать и не драфтовать кого попало.

Вот, например, они задрафтовали Никласа Сундблада. Нам твердили, что это шведский Уэндел Кларк. Когда они приехал сюда, на тренировках все пизд**и его по полной программе, чтобы проверить, что он за фрукт. Но он тут же сломался. Он так и не оправдал возложенных на него надежд и сыграл в НХЛ только два матча.

Йеспер Маттсон, ещё один швед, даже одной игры в НХЛ не провёл. Бл*, вот я хоть убей не понимаю, куда смотрели скауты. Они на играх пили что ли? Если бы я руководил командой НХЛ, я бы драфтовал игроков только из ведущих канадских юниорских лиг. И всё. Никаких студентов, никаких европейцев. В моей команде играли бы только выходцы из юниорок. Они ребята жёсткие. Они понимают что к чему.

Мы надеялись, что Тревор Кидд станет суперзвездой, но он всегда был не в форме. Он плохо питался и несмотря на то, что рост у него был 187см, а вес - 95кг, он играл, как маленький вратарь, а не большой. Он постоянно занимал неправильную позицию. Ему надо было посмотреть на то, как играет Патрик Руа, и скопировать его стиль. Киддер мог сыграть обалденно, потому что был безумно талантлив. Я редко видел, чтобы кто-нибудь так же здорово играл ловушкой. Если бы у нас тогда было бы всё в порядке с вратарями, это могло бы быть противовесом недостатка талантливых игроков на всех остальных позициях.

Киддер был немного странным. Мы жили вместе и сдружились - два парня из Манитобы. Однажды во время плей-офф мы с Киддером были в Сан-Хосе, и часов в восемь утра к нам в номер каким-то образом забрались два ди-джея и разбудили нас. Они несли какую-то околесицу, сказали, что их послал менеджмент отеля, и что внизу были две шлюхи-карлицы - можно, мол, они поднимутся наверх? Нам всё это показалось весьма забавным.

Я был на короткой ноге с Элом Коутсом. Я люблю Эла Коутса. Он до сих пор является единственным человеком, который периодически звонит мне и интересуется как у меня дела. Я ему тогда прямым текстом рассказал, что со мной сделал Грэхем, и он в приватной беседе мне сказал: "Слушай, если я чем-то могу тебе помочь...".

Но я был очень рад, что Брайан заявил во всеуслышанье: "Вашу мать, оставьте парня в покое. У него и без вас проблем в жизни хватает". Это мне здорово помогло. Я смог это пережить. Потушить в себе пожар. Шелдон, в общем-то, взял удар на себя, вызвав Грэхема в суд.

Полиция меня не допрашивала и вообще не трогала. Даже не знаю, что бы я им сказал. Думаю, выдал бы им всё, как было. Мне надо было поделиться этим с как можно большим количеством людей, потому что именно только так и можно вылечиться.

Однажды ночью осенью 1996-го года в пьяном ступоре часа в четыре ночи, я ввалился домой к Шэннон. Я сел и рассказал ей, как всё было на самом деле. Она была в полном шоке, потому как полагалась на помощь Грэхема во время нашего развода. Она считала его одним из своих лучших друзей. Когда я уходил, я расписался в её книге посетителей следующим образом: "Я тут был, и только ты знаешь, кто я такой". И это правда. Она знала меня ещё до того, как я кем-то стал.

Я снова перешёл на режим выживания. Пил и кутил. Когда мне было весело, мне не было больно. Спросите кого угодно, вам все подтвердят, что кутить со мной - это веселиться так, как никогда.

У меня был целый график. По понедельникам я шёл в "Смагглерс", по вторникам - "Клаудиос", по средам - "Каубойс", по четвергам - "Рэнчмэнс". По пятницам и субботам после игры мы шли куда угодно, потому что на выходных все бары были забиты. Ну, а потом прям, как в Библии - по воскресеньям я отдыхал.

Глава 20. Путь в никуда

На протяжении 10 лет "Флэймс" были командой, которые набирали по 90 или 100 очков за сезон. Но начиная с сезона 1995-96, мы надолго превратились в команду, которая не часто попадает в плей-офф. В том году каким-то еб**им чудом мы опередили на очко "Анахайм" и вышли в первом раунде на "Чикаго". Там у нас не было никаких шансов.

Первый матч серии прошёл в Чикаго, и мы проиграли 1:4. Через два дня матч судил Керри Фрэйзер, и я думал, я его укокошу. В третьем периоде мы проигрывали 0:3, и Фрэйзер оставил нас втроём, удалив с разницей примерно в одну минуту Трента Йони и Ронни Стёрна (ему дали двойной малый).

Йони отсидел свой штраф и вышел на площадку (мы продолжали играть в меньшинстве), а я поехал в угол за шайбой, как вдруг Мюррей Крэйвен просто взял и снёс мне локтём шлем с головы к еб*ням собачьим. Я оглянулся, но никакого удаления не последовало. Фрэйзер, видимо, о своём ужине думал или ещё о чём-то. Ну и что я сделал? Я схватил клюшку и стал фигачить ей Крэйвена. Понятное дело, что Фрэйзер обратил на это внимание и выписал мне "двушку" за удар по рукам. Таким образом, мы остались втроём ещё на три минуты.

Я сорвался на него. "Я тебе убью на х**! Мне плевать, кого ты тут, сука, из себя возомнил! Давай раз-на-раз на стоянке после игры, пид** конченный!". Он тут же выдал мне ещё "десятку" за неспортивное поведение, выкинув, таким образом, меня из игры. Это было уже слишком. Я схватил шлем и зашвырнул им в него.

Эдди Бэлфор отыграл "на ноль" во втором матче, а начале третьей встречи "ястребы" продолжали доминировать на площадке. К 23-й минуте они вели 5:0. Я забросил одну шайбу на 33-й минуте, а потом ещё одну спустя где-то полторы минуты после начала третьего периода. Потом мы забросили ещё две шайбы, вернули интригу матчу, но в итоге всё равно проиграли 5:7.

В четвёртом матче на табло горели нули до тех пор, пока Игги не "подсыпал" во втором периоде, но Джереми Рёнек сравнял счёт за девять секунд до финальной сирены. Дело дошло до третьего овертайма и где-то на его десятой минуте Трент Йони вернулся в свою зону за шайбой, подобрал её за воротами и заложил на обратный курс.

В это время Джеймс Патрик потерял Мюррея Крэйвена, тот вылез у него из-за спины, догнал Йони, пролез клюшкой у него между ног, отобрал шайбу и выдал её на Джо Мёрфи, который был на пятаке - 2:1. Это до сих пор самый длинный овертайм в истории "Калгари" - 50 минут и 10 секунд.

Практически каждый год я звонил своему брату Трэвису незадолго до конца сезона и говорил: "Слушай, ты можешь уже сюда прилетать, в принципе. Мы с командой скоро поедем в Килоуну на пару дней поиграть в гольф".

Мы брали в аренду пару фургончиков и нанимали несколько водителей-добровольцев. Трэвис не пил. К 20 годам он уже серьёзно пристрастился к алкоголю, и врачи сказали ему, что если он не прекратит, то загнётся через пару лет. Он сжёг себе едва ли не пол-желудка и бросил пить.

Отец тоже не пил. Он решил завязать после того, как чуть не убил моих младших братьев Трэва и Тедди. Когда я играл свой последний сезон на юниорском уровне в "Муз Джо", он вёз Тедди, которому тогда было 14, и Трэвиса (ему было 11), на церемонию награждения по итогам сезона. Как обычно, в ночь перед отъездом он пил и кутил, а потом сел за руль.

Когда они отъехали от Реджайны миль за 30, он съехал на обочину, посмотрел на Тедди и сказал: "Я больше не могу". Тедди и Трэвис тогда не на шутку испугались. "Ты о чём, пап?", - спросил Тедди. Отец был в таком умате, что усадил его за руль. Чуть позже, когда он уже протрезвел, до него дошло, что они все могли погибнуть, и бросил пить. Просто взял и бросил.

У меня был свой домик на озере Шушвап в Британской Колумбии. У этого озера береговая линия протяжённостью 620 миль, и оно считается одним из самых красивых ледниковых озёр в мире. Люда там катаются на лыжах и плавучих домах, или просто идут туда в поход. Место того действительно стоит.

В 1996-м году вместе со мной пожить в этом домике и поиграть в гольф отправилось 12 человек. Мы пробыли там пять дней и классно провели время. Об этом со временем узнали другие ребята, и на следующий год, в 1997-м, нас было уже 16 человек. Везли нас опять Трэвис, Тедди и мой отец.

Вечером перед отъездом я позвонил в компанию "Молсон" (канадская пивоваренная компания, прим. АО) и сказал: "Мне нужно пиво". "Сколько?", - спросили меня. "Всё, что можете дать", - ответил я. Мы взяли 12 ящиков по 24 бутылки (объёмом 0,33л, прим. АО). Кроме того, мы взяли с собой ещё и бутылку виски "Тексас" объёмом 1,95л. Плюс, я ещё купил кое-где пакет травы размером с грудничка.

В общем, мы планировали поехать в Инвермир (это где-то 238 миль от Калгари), поиграть там в гольф, а потом тем же вечером поехать в Сикамус ко мне в домик на берегу Шушвапа. Мы поиграли в гольф, как и планировали, но пока мы доехали до озера (а это всего часа четыре от Инвермира), у нас закончился весь алкоголь. 288 бутылок пива и бутыль вискаря. И это было только начало. Мы пять дней пили беспробудно.

Мой отец то и дело смотрел на меня, качал головой и говорил: "Ты что творишь, твою мать?". Когда ты трезвый, то очень легко забыть, насколько весело быть пьяным. В конце поездки, когда мы уже вьехали в черту города, мы свернули последний косяк и выкурили его.

На третий год нас было, наверное, уже человек 20, среди которых были Дуэйн (Ролли-зе-Голи) Ролосон, Кэйл (Халсер) Халс, Джейсон Уимер, Тодд Симпсон, Джером (Игги) Игинла, Джоэль Бушар, Рик (Тэбби) Табараччи, Крис (Дингер) Дингмэн и Дэйв (Гэгс) Гагнер. Обычно мы не брали с собой женатых и европейцев.

По дороге домой мы остановились у озера. Мы пошли прогуляться по пляжу и увидели буёк ярдах в ста от нас (около 90 метров, прим. АО). Игги тогда играл за нас второй сезон, и парни заключили с ним пари.

Они ему сказали: "Спорим на всё, что у тебя есть в карманах, что ты не доплывёшь до буйка и обратно?". Это было в апреле, когда лёд только-только сошёл, так что температура воды была около 40 градусов по Фаренгейту - ледяная (4,44 по Цельсию, прим. АО). Не успели мы опомниться, как Игги разделся по пояс и полез в воду.

Я смеялся над ним и кричал: "Однажды ты будешь заработаешь 30 миллионов долларов, а ты поплыл куда-то за сотню, придурок!". Понятное дело, он доплыл обратно. Помню, он вылез из воды, и кожа у него была абсолютно белой. У парней при себе было всего где-то баксов 300 на всех. Игги растроился. Он думал, что срубит косаря два хотя бы, а все были на мели после стольких дней загула. Забавно было.

Потом мы отправились кататься на мини-картах. Я дал владельцу немного бабла на лапу, и мы все расселись по машинам. Это были скорее гонки на выживание. Было офигенно. Кто-то на полном ходу вмазался в Криса Дингмэна. А Дингер был здровым малым - 190см, 113кг. Вот это парень был!

Я его как-то спросил: "Дингер, как прошёл разговор с тренером по поводу итогов сезона?". Он ответил: "Бл*, не знаю. Странно всё как-то было. Захожу я в офис к Саттеру, сажусь за стол напротив него, а он встаёт, тычет мне пальцем в лицо и говорит такой: "Знаешь что, Дингмэн? Ты либо идиот конченный, либо тебе просто пизд** страшно!". Дингмэн посмотрел на меня и спросил: "И вот сижу я и думаю - мне так и дальше сидеть, или в морду ему дать?".

Я чуть не обоссался от смеха. Несмотря на то, что играл он не особо, он был достаточно заносчивым парнем. Он разве что с ведром мог нормально шайбу держать. Он был тафгаем, но при этом отменно играл на юниорском уровне. Он был капитаном "Брэндона", и в 1996-м году они выиграли чемпионат WHL.

На юниорском уровне он даже в одном сезоне набрал 83 очка в 66 матчах. И, кстати, он выиграл два Кубка Стэнли - в 2001-м с "Колорадо" и в 2004-м с "Тампой". Но в своём дебютном сезоне (1997-98) в 70 играх за нас он забросил всего три шайбы и отдал три передачи. При этом, если он забивал на тренировке три или четыре раза подряд в упражении на точность броска, он заводился не на шутку и кричал что-нибудь вроде: "Бл*, ни х*я я в ударе!". Ну да, Дингер. Ты теперь так ещё и в игре сделай только.

Короче, машина Дингера завертелась, и он врезался в груду покрышек. Он вмазался в них по полной программе, так что они разлетелись во все стороны. Никогда не забуду, как эта слоняра вертелся в покрышках в своей малюсенькой машинке.

На третий год одним из наших водителей был мой дружище Чак Мэтсон. Он всегда говорил, что жизнь хоккеистов настолько проста и безмятежна, что они ни по дому ничего сделать не могут, ни с техникой не дружат. В Калгари мы вернулись далеко за полночь в конце недели, а до этого весь день играли в гольф в Килоуне. В основном все спали после четырёх дней активного отдыха. Остальные по-прежнему бухали и курили траву.