Оказавшись в автомобиле у Ванессы, Фабиан легонько провел указательным пальцем по шраму на ее верхней губе.
— До чего же ты меня напугал! — повторила девушка и посмотрела на него. Он заметил перемену в ее настроении: она осторожно поднесла руки к лицу, как бы желая почувствовать следы его пальцев. Рукавом платья отерла свое потное лицо. Потрогав припухлость у рта, улыбнулась. — Твоя левая рука чересчур развита. Неужели ты стал левшой?
— Левшой? Разве левша может играть в поло? Все-то ты обо мне забыла, Ванесса, — с деланной грустью произнес Фабиан.
Она прижалась затылком к двери, и ее темно-рыжие волосы рассыпались в беспорядке.
— Ведь столько лет прошло, Фабиан! Когда-то ты повторял, что хочешь удочерить меня и стать приемным отцом. Ты говорил, что мы будем соединены особыми узами, узами, позволяющими быть свободными, станем дарить друг другу свободу, какой не обладают родные отцы и дочери, — задумчиво добавила Ванесса, глядя в темноту. — Такой свободной я чувствовала себя только с тобой. — Медленно повернувшись к нему, девушка положила ему руку на плечо. — Ты мне обещаешь, Фабиан?
— Что именно?
— Что ты наградишь меня.
— Чем?
Она сильнее сжала его плечо, затем убрала руку. Неожиданно завела двигатель.
— Сам придумаешь. С тех пор как мы виделись в последний раз, ты, должно быть, научился не только бросать цветы молодым дамам.
Включив заднюю передачу, Ванесса выехала на шоссе, затем медленно тронулась вперед.
Возле его дома на колесах она остановилась. Фабиан ждал, что она скажет, что хочет войти вместе с ним, но она этого не сделала. Он подумал, что, возможно, это их последняя встреча, что она не захочет его. Он не нашелся, что сказать, как объяснить ей, что, после того как они расстались, у него было слишком мало денег, чтобы вернуться к ней, и что он не рассчитывал найти ее в Тотемфилде, полагая, что она учится в колледже. Не говоря ни слова, они какое-то время просто сидели рядом, и в тот момент, когда он решил было выйти из ее автомобиля, Ванесса вновь положила руку на его плечо, слегка коснулась шеи. Но объятием это не было.
— Почему ты не возьмешь меня с собой? — спросила она.
При свете фар шрам у нее на губе походил на след от сабельного удара. Протянув руку, он коснулся его, и пальцы его увлажнились.
— Куда?
— Ты не раз говорил, что, когда я смогу ездить, куда мне захочется, ты вернешься и заберешь меня с собой. Я уже не та маленькая девочка, которая приезжала в гости в твой дом на колесах. Я достаточно взрослая и могу поехать с тобой. — Когда она убрала руку с его плеча, свет фар ее автомобиля, отражавшийся от алюминиевых бортов трейлера, посеребрил ее лицо и волосы.
— Я часто думала о тебе, — спокойным голосом продолжала она. — Иногда мне казалось, что ты — единственная причина того, чтобы я взрослела, становилась зрелой. Я рада, что ты вернулся, вернулся чтобы подарить мне розу в мой праздник.
— Так до завтрашнего вечера? — спросил он, выйдя из автомобиля, и захлопнул дверь.
Ванесса кивнула головой и начала выворачивать руль.
Время приближалось к полуночи. Фабиан вел свой трейлер по тесным улицам центра города, ставшим еще уже из-за двойного ряда припаркованных автомобилей. Между ними сновали полицейские, приклеивая парковочные квитанции на ветровые стекла машин. Ожидая зеленого сигнала светофора, Фабиан думал о том, что совсем рядом с этим кварталом живут обыватели, которые ведут монотонное существование.
Лениво потянувшись, Ванесса посмотрела на него. Он ответил ей тем же. Освещаемая огнями светофора, она поглядывала на него — спокойная, чуть ли не безмятежная. Фабиан почувствовал, что может поддаться силе инерции и поплыть к ней по воле волн.
Поэтому он решил вмешаться в ход событий.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо бы выкупаться, — с томным видом проговорила она. — Это было бы великолепно.
— В бассейне?
— Да, в бассейне, до краев наполненном холодной водой, — задумчиво проговорила она, откинув волосы на подголовник.
Добравшись до парка, они ехали по его темным аллеям. Лучи от фар трейлера скользили по полицейским машинам, спрятанным вдоль пешеходных дорожек, затем осветили одинокого велосипедиста, мигнувшего им красным глазом заднего фонаря. Затем в кустарник метнулись какие-то мелкие животные. На опушке парка они увидели силуэты двух мужчин, сидевших, обнявшись, на скамейке. Трейлер оказался за пределами парка.
— Ты никогда не рассказывал мне о своей жизни, — проговорила Ванесса.
— А что бы ты хотела знать?
— Почему ты называешь себя по фамилии, а не по имени?
— Мое имя многим трудно выговорить. «Фабиан» гораздо проще.
— Ты когда-нибудь был женат?
— Моя жена умерла, когда ты была еще ребенком.
— И долго вы были в браке?
— Шесть лет.
— Так долго?
— Шесть лет кажется долгим сроком лишь для твоих сверстников.
— Ты ее любил?
— Я был к ней привязан.
— Дети есть?
— Нет. Мы их не хотели.
— А твои близкие? Где они? — продолжала допытываться Ванесса.
— У меня нет близких.
— Отчего же?
— Мои родственники погибли во время пожара.
— Все? — спросила она недоверчиво, пристально посмотрев на него.
— Кроме моих родителей. Это был поджог. То был самый большой пожар.
— Из-за этого ты не желаешь жить под крышей дома? — надув губы, спросила она. Шрам казался унылым пятном.
— Крыши легко вспыхивают, — отозвался Фабиан.
— Кого тебе больше всего не хватает?
— Отца.
— Почему?
— Потому что он больше всех любил меня. Когда он умер, я сожалел, что так мало рассказывал ему про себя.
— И почему же ты этого не делал?
— Потому что правда огорчила бы его. Я слишком любил отца, чтобы причинять ему неприятности.
— И в чем заключалась эта правда? — Томности в ее голосе как не бывало.
— Когда я был в твоем возрасте, — отвечал Фабиан, — наша семья жила в одном старом доме с двумя другими семьями и одинокой девушкой. Она жила по другую сторону коридора, отделявшего наши две комнаты от ее комнаты. Она была заводской работницей — простой, бесхитростной, замкнутой. После работы она ходила в вечернюю школу и редко бывала дома. Но очень часто, когда она возвращалась домой и мои родители спали, я украдкой пробирался к ней в комнату. Мы оба были одиноки, и хотя не испытывали особой страсти, но испытывали потребность определенного рода. Обычно я оставался у нее на всю ночь и возвращался к себе перед самым рассветом.
Однажды утром, когда я возвращался домой, я застал отца — он был профессором классической драмы — в пижаме и ночном халате. Он ждал меня. Я был босой, и, кроме плаща, на мне ничего не было. Свои ботинки и одежду я оставил возле кровати. Я был убежден, что отец знал, куда я ходил, поэтому ничего ему не сказал. Да и что было говорить? Обняв, он стал озабоченно разглядывать меня через толстые стекла очков. Я наклонился, чтобы поцеловать его в лоб. Он погладил меня по волосам, чтобы убедиться, не влажны ли они. Разумеется, они были сухими. «Слава богу, что нет дождя, — проговорил он. Он прижал меня к себе, и я ощутил щетину на его щеках. — В такую ночь ты выходил в одном плаще? И даже не надел ни шляпу, ни шарф? — Он увидел, что я без перчаток, но не заметил, что я бос. — И даже без перчаток? Так недолго и воспаление легких схватить!» Но он не рассердился, только погладил меня по голове и засеменил в своих старых шлепанцах. Отец видел только то, что желал видеть. Таков уж он был.
Ванесса молчала. Не отрывая глаз от дороги, Фабиан ощущал на себе ее взгляд. Сбавив скорость, он повернул свой трейлер на площадку для парковки. Вдыхая влажный воздух, девушка наблюдала за тем, как Фабиан вешает на оба бока прицепа таблички с надписью «Карантин». Взяв ее под руку, он повел ее на другую сторону улицы и остановился перед внушительного вида зданием. После того как он позвонил, дверь — массивная металлическая плита — скользнула вбок.
Перед ними стоял молодой человек с мускулистыми руками и плечами, обтянутыми черной футболкой с надписью золотыми буквами: БИРЖА ГРЕЗ. Отступив назад, он проводил их к конторке, за которой сидела молодая женщина в футболке с такой же надписью. Она так обтягивала ее, что, казалось, соски проткнут ткань. Женщина предложила Фабиану заплатить за входной билет и протянула ему карточку, которую он должен был подписать. После того как он выполнил ее просьбу, она нажала на кнопку и позволила Фабиану и Ванессе пройти через турникет. Они шли вдоль черных виниловых стен в золотых рамках, обитых войлоком, и спустились по лестнице, покрытой ковром. Их путь освещали переливающиеся всеми цветами радуги стеклянные панели, мозаичные панно, сложенные из сверкающей, как павлиньи перья, гальки, подсвеченные сзади и создающие незабываемый эффект.
— Кого же сюда пускают? — негромко спросила Ванесса.
Поднеся к глазам членскую карточку, Фабиан вслух прочитал набранный мелким шрифтом текст: «Действителен для любого мужчины и женщины, достигших совершеннолетия, приходящих парой и оплативших наличными или кредитной карточкой полную стоимость входа. Оплата входного билета подтверждает членство „Биржи грез“ в течение шести недель и дает возможность членам в дальнейшем получать входные билеты по сниженной цене».
— Если сюда пускают кого угодно, то к чему членство?
— Как клуб, «Биржа грез» свободна от разного рода правил, действующих в заведениях, удовлетворяющих потребностям широкой публики.
— И что же ты получаешь за свое членство?
— Бесплатные напитки, бесплатные закуски и, разумеется, бесплатное использование других помещений, предназначенных для встреч согласных пар.
— Согласных на что?
— На то, чтобы находиться в обществе других мужчин и женщин.
Они стояли на краю гигантской раковины, над которой поднимался пар и бьющие по ушам звуки музыки диско. Сладковато-приторный запах марихуаны, к которому примешивался аромат сигаретного дыма, повис над танцевальной площадкой, на которой толкались и прыгали множество мужчин и женщин, озаряемых вспышками света.
Почти половина танцующих были голы и босы: на иных были трусики, плавки или полотенца; лишь несколько человек танцевали в одежде. На краю площадки в размеренном ритме двигались две женщины, обнимавшие друг друга за шею, прижавшись друг к другу обнаженными грудями. Рядом с ними танцевала еще одна женщина, вихлявшая бедрами. Не сбиваясь с темпа, она опустила руку и стала осторожными движениями ласкать член своего партнера, затем наклонилась и уткнулась носом в его заросший волосами пах.
Другие посетители, многие из которых были голые, лежали на диванах или стояли, прислонясь к зеркалам, которые обрамляли комнату, и наблюдали за танцующими. Какой-то мужчина с полотенцем вокруг талии прищелкивал пальцами в такт музыке, в то время как его спутница, обнаженная девушка, равнодушно разглядывала себя в зеркало, приподняв ладонями груди и пощипывая и сжимая соски. Молодой человек, усевшийся на колени партнера, терся, совершая медленные, продолжительные движения. Сидевшая на кушетке женщина смотрела на мужчин, затем стала сверху вниз гладить свои полные ляжки. Мышцы ее живота стали сокращаться, и она, охваченная страстью, закрыла глаза, проведя рукой между ног. Жест был великолепен, чего нельзя было сказать о самой женщине.
Удивленная увиденным, Ванесса придвинулась поближе к Фабиану. Вспышка синеватого огня озарила ее белки, заставив сократиться зрачки.
— Что это за люди? — спросила девушка.
— Обыкновенные люди с разными вкусами, начиная от появления желания до его удовлетворения, — отвечал ее спутник. — Когда «Биржа грез» впервые открылась в Нью-Йорке, то журналисты объявили, что это дворец, где происходят самые омерзительные со времен гибели Помпей оргии. Благодаря такой рекламе она быстро стала знаменитой, и вскоре филиалы «Биржи грез» открылись во всех штатах.
Он вел девушку мимо тел, влажных от пота, лежавших на матрасах или подушках, прижатых к стене, — тел, встающих на колени или изгибающихся рядом друг с другом, наклоняющихся, двигающихся сверху или снизу, целующихся, обнимающихся, прижимающихся к паху партнера. Во влажном тумане совершались эти путешествия в один конец и обратно.
— Мои подруги ни за что бы не поверили, если бы я рассказала им, чем тут люди занимаются в присутствии посторонних, — заметила Ванесса.
— Как только мы начинаем не верить тому, что могут делать другие, мы в конце концов начинаем не верить тому, что можем сделать мы сами.
— Ты здесь бывал?
— Бывал, — ответил Фабиан.
— Ты тут занимался любовью? — спросила Ванесса после продолжительной паузы.
— Да, — сказал он. Это была обыкновенная констатация факта.
— И делил здесь с кем-то женщину?
Он кивнул.
— Женщину, которую ты сюда привел?
Он снова кивнул.
— И что тебя заставило прийти сюда с ней?
— Потребность в перемене, — спокойно ответил Фабиан. — Я чувствовал, что начинаю топтаться на месте, ощущал себя усталым актером, играющим в скучной пьесе. Каждый вечер тот же выход, те же лица, та же сцена. Здесь, по крайней мере, сцена была другая.
«Биржа грез» вошла в жизнь Фабиана несколько лет тому назад. Однажды вечером владелец известных конюшен на Восточном побережье — человек щедрый, с широкой натурой, — пригласил его на бенефис некой певицы, бывшей когда-то живой легендой, записи с песнями которой больше не давали сборов и которая не появлялась на людях в течение многих лет.
Когда Фабиан и остальные гости заняли передние места в зале, он с любопытством увидел широкую циклораму — белую полосу, натянутую через всю сцену. Неожиданно в зале погас свет, и на экране появилась разноцветная лента — фильм, состоявший из эпизодов жизни знаменитой певицы: вот она крупным планом, вот она снята издалека, как обитательница Олимпа, вот она младенец на руках у матери, школьница, нимфетка, девушка-тинейджер, затянутая в кожу, — то соблазнительно приближающаяся, то провокационно отступающая. Вот она застыла в позе, наклонилась, совершая какое-то движение, вот ее задержание за наркотики, арест и приговор, заключение в тюрьму, освобождение, ее браки, дети, хиты, дававшие рекордные сборы, роли в кино, ее фигура во весь экран, словно икона возвышающаяся над зрителями и сценой, уменьшающаяся на глазах до крохотной точки. Ее голос, превращенный в шепот, становился громче, усиливался звуковой системой, с трудом выносимый аудиторией. Фабиан почувствовал себя пронизанным этим звуком насквозь, связанным по рукам и ногам не только серией кадров, но и перекрещивающимися лучами света, которые то и дело меняли цвета, формы, звуки, создавая круговорот эмоций.
Появившаяся наконец на эстраде звезда показалась Фабиану рожденной из пены технологии Венерой. Теперь ее голос и песни почти ничего не значили: она торжествовала, как образы, возвещавшие ее появление.
Под бурным натиском этого похожего на оргию спектакля, поддавшись пылу, охватившему обезумевшую, экзальтированную толпу, доведенную до такого состояния с помощью точно выверенной стратегии вторжения и манипулирования чувствами людей, — результата, которого не могло достигнуть ни одно устройство, ни один механизм, даже самый мощный, — Фабиан сдался.
Он понял, как сильно повлияли на качество ее исполнения новомодные звуковые и световые эффекты. Осознал, что на фоне этой искусственной, созданной современной техникой драмы краски его собственной жизни стали бледными, тайный источник его энергии и поисков истощился, утратил жизненную силу.
Вскоре после этого Фабиан узнал о существовании секс-клубов, утонченном содружестве курортов с минеральными источниками, массажных кабинетов и бань. «Биржа грез» была лишь одним из них, звеном в общенациональной сети таких заведений, которые открывались в ответ на изменения в привычках интимной жизни общества. В течение некоторого времени, находясь в привычной обстановке своих гостиных и спален, мужчины и женщины получали доступ к огромному количеству видеопродукции, сначала в виде иллюстраций к различным руководствам по получению удовольствий от секса и несокращенным техническим инструкциям по занятию сексом в виде книг или видеозаписей, которые можно было заказать по почте, затем по кабельному и даже по обычному коммерческому телевидению — в виде фильмов, которые некогда демонстрировались исключительно в подпольных кинотеатрах, расположенных в криминальных кварталах больших городов, где шла ожесточенная война за клиентуру. В киосках, аптеках, аэропортах, на автобусных станциях любой взрослый мог теперь приобрести журналы — на глянцевой или газетной бумаге, шикарные или вульгарные, дорогие или дешевые, посвященные самым разным аспектам и вариантам сексуальности. В потоке образов ни одна возможность не оставалась упущенной.
Секс-клубы предлагали следующий этап изучения — и эксплуатации — новой интимности. Фабиан оказался одним из первых, кто принял это предложение.
Встретив во время званого обеда или на вечеринке после конных состязаний какую-нибудь понравившуюся ему даму, Фабиан обычно приглашал ее в театр, кино или на ужин. Позднее он приглашал ее пойти с ним в «Биржу грез» или другое подобное заведение. Возможно, потому, что предложение было всегда обставлено с соблюдением всех правил приличия и учтивости, без всяких видимых намеков на предполагаемую интимную близость, отказывали ему редко.
Придя в клуб, Фабиан сначала отводил свою спутницу в гардеробную, примыкавшую к танцплощадке. Там, оказавшись среди металлических шкафчиков, окрашенных шаровой краской, которые то и дело со стуком открывались и закрывались, он обычно предлагал ей раздеться и остаться лишь с полотенцем вокруг бедер. Хотя их окружали голые и полуголые люди с полотенцем на бедрах или красовавшиеся в футболках с надписью «Биржа грез» на груди, его спутница зачастую смущалась и отказывалась раздеться. Фабиан объяснял, что ей будет неловко раздеваться на людях в общественном месте; появление же голой в клубе, среди таких же голых людей не должно смутить ее: такая уж тут была мода — находиться без одежды. Стоявшие вокруг мужчины и женщины, только что вышедшие из душа, — в носках, трусиках, лифчиках — обтиравшиеся полотенцами, лишь подтверждали наблюдение Фабиана. Его дама обычно начинала раздеваться — это было первая уступка создавшемуся положению.
После этого, обмотав вокруг талии полотенце, он вел ее по разным помещениям клуба. С самого начала она становилась свидетельницей самых невероятных и бесцеремонных сексуальных игр: мужчины и женщины поодиночке, парами или группами предавались этому с непринужденностью, свойственной лишь собраниям, устраиваемым в собственных гостиных.
Вскоре его даму убаюкивала атмосфера, царившая в клубе, а потребность в уединении удовлетворялась уединенностью помещения. Она позволяла себе рискнуть и пойти на установление контактов с кем-то из незнакомых ей людей — чаще всего женщиной, которая казалась менее опасной, чем мужчина. Иногда, в поисках собственной природы, она оказывалась среди неизвестных людей — женщин и мужчин, забравшихся в какое-нибудь самое отдаленное помещение в клубе. Она могла знаком показать, что просит его оставить ее и ждать, оставляя за ним право следить за развитием событий.
Под влиянием обстоятельств, навязывавших свой кодекс поведения, дама становилась доступной Фабиану, поневоле поддавшись настроениям, царившим в данное время в данном месте. Ощущения, которые они оба испытывали, принадлежали только им и не могли стать достоянием эгоистичного любовника или снисходительного супруга. Об этих соитиях, которые едва ли когда-либо повторятся, никогда не упоминалось за пределами заведения.
По-прежнему играла тихая музыка. Фабиан вел Ванессу вниз по длинной лестнице, темнота, окружавшая их, сгущалась: они оказались на другом этаже «Биржи грез».
— Ты хотел бы, чтобы мы с тобой занимались любовью здесь, среди незнакомых людей? — неожиданно спросила девушка. — Стал бы ты делить меня с другими женщинами? — И после паузы добавила: — Или мужчинами?
— Лишь в том случае, если бы мы с тобой захотели этого. А ты? — спросил он ласково.
— Делить можно лишь то, что тебе принадлежит, — отстраненно произнесла Ванесса, глядя на него, слегка улыбаясь, отчего шрам ее стал производить дразнящее впечатление.
Сохраняя молчание и стараясь не прикасается к ее телу, Фабиан размышлял над тем, в какую область уводит его Ванесса, не зная, стоит ли открыть ей правду, которая стала известной ему в те дни, проведенные у него в доме на колесах, когда он, прижавшись лицом к ее лицу и губами к ее уху и шее, вдыхая аромат ее тела, хотел было сказать ей, что, пока они будут оставаться любовниками, она должна жить, как ей самой хочется, что ее потребность в другом любовнике — мужчине или женщине, которых она любила или захочет полюбить, — никогда не изменит ее места в его жизни. Он хотел сказать ей, что никогда не станет ревновать ее и лишать свободы или желания заняться любовью с другими — приватно или в его присутствии в качестве наблюдателя или партнера, — потому что они не станут посвящать в суть их отношений других лиц, а всего лишь вовлекут их в эти отношения.
Другие лица станут всего лишь случайными свидетелями внешнего мира, даром, не принадлежащим ни ему, ни ей, однако доступным в любой момент каждому из них и обоим вместе, — даром зрения, взглядом на фрагменты картины, изображающей одного вместе с другими, лучами света, озаряющими тот внешний мир и, отражаясь, освещающими мир собственный.
Фабиан легонько подтолкнул спутницу, и оба двинулись по коридорам, куда выходили сауны. Прошли мимо кушетки, на которой, уставясь в потолок остекленевшими глазами, лежала голая девушка. Компания мужчин, сбросивших на пол полотенца — низкорослых, потных — по очереди терзали ее неподвижное тело, полные угрюмой решимости заполнить собой все ее существо. С каждым толчком спинка кушетки ударялась о стенку, ритмично отмечая их успехи.
Рядом, при красноватом свете ламп, висевших под потолком, на креслах развалилась голая пара. Мужчина, низенький и коренастый, с лысеющим веснушчатым лбом, сидел, закрыв глаза, с полуоткрытым ртом. Высокая седоволосая женщина с тощими ногами, на которых выступили вены, прильнув к нему, поглаживала его член, наблюдая за другой парой, совокупляющейся на полу. Увидев Ванессу, женщина улыбнулась ей.
— Ты такая хорошенькая! — воскликнула она. — Почему не раздеваешься?
— Вот именно, почему? — открыв глаз, подхватил мужчина. Затем он заметил Фабиана. — Давайте, присоединяйтесь к нам оба, — пробормотал он и снова закрыл глаза.
Фабиан с Ванессой оказались в просторном помещении, где стояли столы для игры в пул и сверкали и звенели кегельбаны. Скинув туфли, Ванесса опустилась на одну из лежавших на полу подушек. Протянув к нему руки, она привлекла Фабиана к себе и положила голову ему на колени.
Не зная, что она может ожидать от него, он хотел было прижаться губами к ее волосам, раздеть ее, гладить, ласкать груди, разглядывать ее тело столь же непринужденно, как он делал это, изучая в этот вечер тела многих других женщин. Он чувствовал ее тепло, но не видел глаз. Она могла уже уснуть.
Сила эмоций ошеломила его. За годы, проведенные вдали от нее, он лишь смутно вспоминал Ванессу. Теперь же, оказавшись рядом с нею, он впитывал в себя каждое ее выражение, каждый жест, каждое движение. Но прежние чувства возвращались к нему обрывочно; он не мог установить, что именно более всего подействовало на него — ее присутствие или его собственная потребность.
Стоявший перед ними молодой человек, сбросив с себя полотенце, упал на пол, увлекая за собой женщину, на которой были лишь белые чулки с резинками и белые туфли на высоких каблуках. Обоим было лет по двадцать; молодой человек был темноволосый и плотного сложения, девушка светловолосая, с прекрасной фигурой. Хихикая, она протянула к нему руки и раздвинула ноги. Пристроившись сверху, молодой человек принялся ерзать на ней, обеими руками стиснув ее груди, придавливая партнершу своим торсом. Она изгибалась под ним, упершись в его плечи. Молодой человек соскользнул вниз и, спрятав лицо у нее между ног, сунул в нее язык. Девушка сжала его голову словно тисками.
Спрятавшийся в тени низенький лысый мужчина наблюдал за ними. Оглядываясь вокруг, он подполз к паре поближе, с трудом сдерживая стон, вырывавшийся у него из беззубого рта. Голое тело его было в пятнах, лицо в синяках, в выпученных глазах застыла похоть. Когда он увидел Ванессу и Фабиана, на его лице появилась лукавая усмешка. Быстро, словно расстегивая слишком тесный ворот, человечек повернулся к паре, лежавшей на полу. Девушка стонала, а ее любовник, подсунувший ладони под ее ягодицы, тесней прижимал ко рту ее тело. Она извивалась, судорожно дыша, все тело ее пронизала дрожь.
Человечек, дергая плечами и шеей, повернул голову набок. Лоб его сосредоточенно наморщился. Присев на корточки и раздвинув колени, он принялся мастурбировать. Увлеченная друг другом, чета не замечала его, и он мало-помалу приближался к ней до тех пор, пока его член не оказался надо ртом девушки. Как бы готовясь к героическому поступку, человечек, ухмыляясь, облизывая губы, коснулся своим членом подбородка девушки. Та невольно открыла рот и сжала губами его торчащий член. Трясясь, дрожа, что-то бормоча про себя, поднимая плечи, часто дыша, он напрягся и эякулировал ей в рот. Дрожа всем телом от прикосновений возлюбленного и закрыв глаза, молодая женщина проглотила семя и облизала губы, чтобы не пропала ни одна капля. Словно мальчишка, довольный своей проделкой, человечек с глазами, ставшими равнодушными, хихикая, убрался прочь.
— Все здесь кажутся такими жадными и готовыми ко всему, — заметила Ванесса.
— Это потребители страсти в поисках сделок, — отозвался ее спутник, оглядев помещение. — Здесь, в этом бальном зале, где танец стоит десяток центов, сделки зачастую представляют собой торговлю порченым товаром. Некоторые из этих женщин в действительности являются девушками, сопровождающими разных особ, или проститутками, которых нанимают мужчины, выдавая их за своих жен или подруг, для того чтобы обменять их на подруг и жен других мужчин. Многие из мужчин — это сводники или мошенники, ищущие новые варианты бизнеса. Тут могут быть и туристы, еще вчера побывавшие в каком-нибудь борделе в Тихуане или Гонконге. А нынче вечером, едва сойдя с борта самолета, они засевают «Биржу грез» зараженным семенем, которое не проверили в таможне! Встречаются тут и неискушенные студенты Айви-колледжа, привлеченные обещанием бесплатного секса.
— Неужели все эти люди не боятся инфекции или болезни?
— Вероятно, боятся. Большинство из них даже не разрешает пользоваться их зубными щетками. Но здесь…
Он умолк: в этот момент мимо них прошла, задев их, еще одна пара. Мужчина повел свою даму к ближайшему тюфяку. Он был строен, с худощавым, подвижным лицом. Девушка была хрупкой, отмеченной той красотой, в которой невинность соединяется с чувственностью, какую Фабиан часто наблюдал у моделей. У нее были манеры и выражение скромницы; она словно одеревенела, увидев, как, сев рядом, партнер развязал полотенце, обмотанное вокруг ее бедер, оставив ее голой. Спустя мгновение он лег на нее и принялся целовать ее губы и шею, лизать соски. Успев возбудиться, он хотел возбудить и ее.
Ванессе было неудобно лежать на коленях Фабиана. Она выпрямилась и стала надевать туфли. Фабиан воспринял это как сигнал, что она желает идти дальше. Он отвел ее в очередное помещение — там, где мужчины с полотенцами на бедрах, словно школьники, толпились перед освещенными квадратами электронных игр, — оттуда в бар.
Среди голых людей и тех, у кого на бедрах было полотенце, находилось несколько мужчин в темных костюмах в окружении женщин, поддерживающих складки длинных платьев. Одна пара, казалось, только что пришла с бала: парчовое платье дамы переливалось золотыми искрами рядом с белым галстуком и смокингом ее партнера. В одном конце бара, рядом с большими блюдами, на которых лежали холодные закуски, стояла группа мужчин восточной наружности с полотенцами вокруг бедер, сверкая золотыми оправами очков. Ванесса заметила, что они, по-видимому, собираются идти на конференцию. Фабиан улыбнулся, затем указал на американских девушек по вызову с обнаженными грудями и в джинсах или шортах.
Одна из девушек, потрясающей красоты рыжеволосое создание с коротко подстриженными волосами, высокими скулами и широко расставленными глазами, посмотрела на Ванессу, затем на Фабиана и направилась к ним.
— Я из племени шайеннов, — произнесла она уверенным голосом. Затем, приняв Ванессу за спутницу, нанятую Фабианом на вечер, повернулась к ней. — Почему ты не говоришь мне, когда ты свободна? — спросила она. Затем, показав на одну из девушек, продолжала: — Джеки сегодня не в форме и хотела бы пойти домой, а ты могла бы заменить ее на вечер. Поскольку клуб требует, чтобы его члены выходили парами, она может сопровождать твоего кавалера.
— А вы не думаете, что мы женаты? — спросила Ванесса, взяв Фабиана под руку.
Прежде чем ответить, девушка долгим, призывным взглядом посмотрела на Фабиана.
— Если он платит тебе за то, чтобы ты говорила, будто вы женаты, то я не имею ничего против. В его возрасте мужчины платят за всякие штучки. Но эти парни… — Указав на восточных людей, она понизила голос: — Эти парни заплатят тебе больше, чем любой другой. Потому что единственное, что они могут делать лучше других, это платить. — Усмехнувшись, она добавила: — Это же маленькие «тойоты». Ты удивишься, если узнаешь, сколько всяких отвердителей, удлинителей и прочих приспособлений на батарейках они прячут под своими полотенцами. Такое впечатление, что тебя трахает лавка скобяных изделий. — Фыркнув, она направилась к своей группе.
Ванессе, ощущавшей на себе взгляды посетителей бара, стало не по себе. Она потянула Фабиана за руку, и он увел ее.
Они прошли мимо киоска, на стеклянных полках которого, отделанных горным хрусталем, были навалены груды светящихся пластмассовых мужских и женских половых органов вместе с батарейками, заставляющими их вибрировать, сексуальные игрушки и устройства, подвески и кольца, игральные карты, изделия из кожи, хрома и бронзы. На особой полке стояли вазы с таблетками, после принятия которых, судя по рекламе, кровяные сосуды расширялись, сердцебиение учащалось, что нарушало восприятие времени и создавало иллюзию продолжительного оргазма. За прилавком стояла высокая платиновая блондинка с поясом и чулках в сеточку, покачивавшаяся на высоких каблуках, в туго зашнурованном викторианском корсете, выпячивавшем ее груди, с грубой рябой кожей, влажной от пота.
Рядом с прилавком на кровати из нержавеющей стали соединились в объятиях два тела. Темнокожая девушка с косичками, в смятой кофте, из-под которой были видны голые ягодицы, лежала, придавленная стариком-белым с седой прической ежиком. Выглядывая из-за костлявого плеча старика, девушка заметила смотревшую на нее с удивлением Ванессу.
— Это единственное место, где мы можем быть вместе, — объяснила она с восторгом школьницы, пришедшей на первое свидание.
Высокий красивый мужчина мимоходом задел Ванессу локтем и с улыбкой извинился. Она повернулась к нему и смутилась: торчащий член мужчины служил ему вешалкой для полотенца. В эту минуту к нему приблизилась кокетливого вида женщина с зачесанными назад волосами. Не говоря ни слова, она приподняла полотенце и нежно поцеловала головку члена. Затем с улыбкой зашагала прочь.
Возле фонтана выползший из тумана мужчина схватил какую-то женщину за ягодицы и прижался к ним. В то время как он раскачивался вместе с нею взад и вперед, другой мужчина с силой вонзился в нее спереди, ударяясь толстым животом об ее острые бедра.
Привлеченная этим зрелищем, какая-то женщина вылезла из бассейна и приблизилась к трио. Картину дополнили еще два тела, плескавшиеся в воде, а затем хрупкий на вид юноша с веснушчатыми плечами. Купальщики и те, кто слонялся возле бассейна, с любопытством наблюдали за более активной группой.
Голый молодой человек с полотенцем в руке, длинными волосами и глазами, увеличенными стеклами очков, уставился на Ванессу. Две стоявшие рядом с ним обнаженные женщины с бронзовой кожей, блестевшей от пара, поднимавшегося из бассейна, неуверенно покачивались в туфлях на высоких каблуках. Мужчина резко повернулся к Фабиану словно продолжая прерванный разговор.
— Хорошо подмахивают, — небрежно заметил он, показывая на девушек с золотистой кожей. — Нелегально приехали с юга. Хороши во всем, кроме английского.
Женщины улыбнулись, поняв, что речь идет о них.
— Махнемся. Меняю двух на одну, — продолжал мужчина.
— Что-то не хочется, — ответил Фабиан.
Но мужчина не отставал.
— Тогда пусть сеньорита позволит трахнуть ее, — произнес мужчина, разглядывая Ванессу, но обращаясь только к Фабиану. — А еще лучше трахнем ее вместе.
— А почему не спросить ее саму? — заметила Ванесса, указывая на себя пальцем. — Моя говорить англиски.
Мужчина изменил тактику, но от Фабиана не отставал.
— А ты имел опыт общения с мужчинами? — выразительно спросил он.
— Да, — ответил Фабиан. — В армии вместе служили.
Разочарованный, мужчина побрел прочь, за ним послушно последовали его спутницы.
Из бассейна вышла пара лет под семьдесят, пошатываясь на тонких ногах, оставляя за собой влажные отпечатки.
Миновав лабиринт небольших холлов, Фабиан с Ванессой подошли к большому помещению со стенами из прозрачного пластика. Там они увидели десятки мужчин и женщин. Все они были голые, лежали и сидели на корточках, стояли на коленях, приседали, стояли, опускались, падали на тюфяки и подушки. Забыв о приличиях, мужчины и женщины совокуплялись — как парами, так и группами по трое и пятеро. Руки касались тел, грудей — тяжелых, податливых, ароматных, иссохших. Пальцы проникали в самые сокровенные места — доступные или нет, вялые, в складках, тотчас забывающие о вторжении; это была целая хореография прикосновений, отстранений, соединений, смены партнеров, позиций, толчков, усилий целой армии — прожорливой, не знающей угрызений совести в ее наступлении на плоть.
Из груды тел поднялась пара. Мужчина приближался к шестидесяти, с седой растрепанной шевелюрой, с медальоном на влажной волосатой груди. Женщина была молодой и стройной. Мужчина повел ее к выходу, пробираясь между телами. Судя по уверенной походке, она была опытной стриптизершей из ночного клуба. Выйдя из помещения, они плюхнулись на шезлонг. Гордая своей красотой, женщина раздвинула ноги. Фабиан хотел было отвернуться, но тут что-то привлекло его внимание. По идеальной форме внутренних губ он определил, что женщина некогда была мужчиной.
Ни слова не говоря Ванесса шла по секции, занятой отдельными кабинетами. Двери одних из них были закрыты, других — распахнуты настежь. Из-за тонких стен слышался шепот, смешки, удары плоти о плоть, стук упавшего на пол тела, женский стон, хныканье мужчины, обрывки слов и фраз. Ванесса резко повернулась, едва не ударившись о дверь, закрывавшую вход в другую секцию клуба. Неуверенно толкнув ее, взяв Фабиана за руку, вошла внутрь.
Они оказались одни в помещении с просторным бассейном, огороженным по периметру лежанкой, выложенной полированным кафелем, и с сауной в дальнем его конце. Над бассейном нависла прозрачная пленка пара, зеленые огоньки, скользя по его поверхности, переливались, освещая контуры дна бассейна. Судя по царившей здесь тишине, бассейн мог находиться в каком-нибудь частном доме.
— Все это твое, — с улыбкой произнес Фабиан, обращаясь к Ванессе, которая отпустила его руку, охваченная восторгом и удивлением. — Именно то, что тебе было нужно. Прохладная вода, причем в большом количестве. — Он лег на замысловато украшенную скамью рядом с бассейном.
Сняв туфли и приподняв юбку, девушка села на край бассейна спиной к спутнику и принялась болтать в воде ногами.
Неожиданно, ни слова не говоря, она стащила с себя свитер и швырнула его Фабиану. Затем поднялась, сняла юбку и трусики и, подойдя к скамье, бросила их рядом с ним. Живот ее едва не коснулся его головы. Во рту у него пересохло, но он еще не чувствовал возбуждения.
Фабиан посмотрел на нее, остановив взгляд на ее паху. Выставив одну ногу вперед и впившись в него глазами, она предоставила ему возможность изучать ее. Возбужденный, он молчал и был неподвижен.
Подойдя к бассейну, Ванесса нырнула и поплыла, взмахивая руками, как опытная пловчиха, и почти не волнуя поверхности воды. Сделав несколько кругов, она выбралась из бассейна и откинула волосы назад.
Фабиан бросил ей полотенце. Сев на край бассейна, девушка принялась обтираться, прикрывая груди и бедра. Ему хотелось направиться к ней, но он продолжал сидеть.
Открылась дверь, и в помещение со смехом, громко переговариваясь, ворвались четверо мужчин и двое женщин. Все они были темнокожие лет тридцати с небольшим. Взглянув на Ванессу и Фабиана, они скинули с себя полотенца и один за другим стали прыгать в воду. Женщины — приземистые, полногрудые, с полными бедрами, остались на мелком месте и принялись плескать друг на друга водой. Мужчины — плечистые и полные — энергично работая руками, поплыли в дальний конец бассейна, пуская друг в друга струи пены, стараясь развлечь своих спутниц.
Один из мужчин появился из воды напротив Ванессы, постаравшись не обрызгать ее. Он поднял глаза и улыбнулся, затем нырнул, чтобы подплыть поближе и посмотреть, что она прячет под полотенцем. Ванесса улыбнулась в ответ, и мужчина, приблизившись, коснулся своими пальцами ее ступней.
— Как насчет того, чтобы трахнуться или искупнуться, чтобы отпраздновать нашу встречу, детка? — спросил он, выплыв возле самых ее ног.
— Я слишком холодна и для одного, и для другого, — отозвалась Ванесса. Ее голос прозвучал тихо, но вполне решительно.
— Холодной ты мне совсем не кажешься, красавица, — воскликнул он восторженно.
— А ты мне кажешься, — тотчас отозвалась Ванесса, продолжая улыбаться. Осмелев, она продолжала: — Хотя, холодный или нет, зато у тебя самый длинный из всех, что я видела!
Остальные мужчины, услышав их разговор, стали подплывать ближе, со смехом рассекая воду.
— Самый длинный? Ты не шутишь? — Мужчина был польщен, затем удивлен.
— Говорят тебе: самый длинный. — Ванесса стала заигрывать с ним, плеская ему в лицо водой. — Если не веришь, спроси у моего отца. — Она указала на Фабиана.
— Это твой отец? — удивился мужчина, вытирая воду, попавшую ему в глаза. — Ты привела сюда своего папашу?
— А почему ты не подумал о том, что это мой папаша привел меня сюда? — спросила Ванесса. Мужчины и женщины, находившиеся в бассейне, захотели посмотреть, как отнесется к происходящему Фабиан.
— Если моя дочь говорит, что он у тебя длиннее всех, — растягивая, как южанин, слоги, произнес Фабиан, сидевший на скамейке, — значит, так оно и есть. В школе у нее было предостаточно возможностей сравнивать.
Не желая оставаться не у дел, с другой стороны бассейна подплыли женщины.
— Ты еще ничего не видела, детка, — хихикнув, громко вздохнула одна из них. — Оставил бы ты молодую леди в покое, — сказала она, обратившись к своему кавалеру, не скрывая под маской ворчливости свое любовное к нему отношение. Затем повернулась к Ванессе.
— Детка, теперь мой кавалер только и умеет, что вспоминать про длину, а не про то, как ее сохранить, — продолжала она, вызвав новый взрыв хохота.
Ее спутник подплыл к ней, изображая сердитое лицо. Сильно ударив по воде, она сумела вырваться у него из рук.
Игра окончилась; темнокожие мужчины и женщины стали вылезать из бассейна. Подобрав полотенца, они помахали Фабиану и Ванессе и один за другим вышли из помещения.
В комнате вновь воцарилась тишина. Поверхность воды успокоилась, вначале прозрачная, она затем стала матовой из-за игры света. Девушка встала и направилась к Фабиану, лежавшему на скамье, подложив руку под голову. Села на край, по-видимому, ожидая, когда он заговорит. Она задрожала, не глядя на него.
— Ну, вот ты и получила свой бассейн, — произнес он. Взяв еще одно полотенце, лежавшее рядом с ним, Фабиан заботливо прикрыл ей плечи. Ванесса прильнула к нему. Подражая негру, он спросил: — Могу я что-нибудь сделать для тебя, красавица?
— Можешь, папочка, — спокойно ответила она.
— Тогда скажи мне, детка, в чем дело? — все тем же шутливым тоном продолжал Фабиан.
— Я все еще девственница, Фабиан, — прошептала она. Вырвавшись у него из рук, она поднялась. Встав, он прижал ее к себе. Полотенце соскользнуло у нее с шеи и плеч, она задрожала, чувствуя, как он обнимает ее за талию. Наконец она подняла на него глаза, коснувшись лицом его губ. Губы у нее были холодные и сухие. — Я не хочу больше оставаться ею.
— Чего же ты хочешь? — спокойным голосом спросил он.
— Тебя, — прошептала девушка, безмятежным взглядом взирая на него, скрестив руки на груди. Подойдя к скамье, она легла на нее.
С минуту он стоял, возвышаясь над ней, затем опустился на пол, опасаясь прикоснуться к ней. Уж не сыграла ли с ней, как и с ним, злую шутку память, ставшая чем-то вроде курьера, передающего образы их встреч в его доме на колесах.
— Меня часто привлекают молодые женщины, — с опаской произнес он. — Мне интересны как те, которые посмотрят на меня дважды, так и те, которые этого не сделают. Существуют такие девушки, которые нужны мне, чтобы возбудиться, а также такие, которых я сам хочу возбудить. Но всегда, когда мне была нужна какая-то женщина, чем быстрее она уходила из моей жизни, тем восхитительней я ее находил. Но ты — ты никогда не была одной из них. Я всегда боялся потерять тебя. Боюсь и сейчас.
Он замолчал, не желая назвать чувство, которое испытывал к ней. Теперь, когда она захотела возобновить те отношения, начало которым он положил столько лет назад, теперь, чтобы поставить в них точку, достичь конечной цели, к которой он шел так долго, он оказался жертвой своих планов.
— В первый раз, когда я тебя увидел, — продолжал Фабиан, — я понял: что бы ни произошло между нами, я никогда не смогу обладать тобой, что, возможно, наступит такой день, когда ты подрастешь, забудешь обо мне, и я стану для тебя жалкой фигурой из того прошлого, когда ты занималась верховой ездой.
Ванесса не подала виду, что заметила горечь в его словах. Она по-прежнему держала руки скрещенными на груди, и глаза ее смотрели безмятежно.
— Я думал о тебе, когда я был один и когда был с другими, — продолжал он. — И всегда сожалел вот о чем. Будь я твоим отцом, я мог бы, по крайней мере, формировать твое прошлое, но в качестве любовника я не смог бы ничего предпринять, никакая сила не сумела бы изменить твою жизнь. — Он так разгорячился, что не заметил, что приблизился к ней и прижимался плечом к ее бедру. — Все это время я любил тебя, Ванесса.
Девушка ничего не ответила и положила его голову к себе на колени. Протянув руки к его лицу, она прикоснулась к его губам. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Ванесса убрала руки, коснувшись пальцами шрама на губе.
— Тогда люби меня сейчас, — сказала она просто.
Оба поднялись. Фабиан повел Ванессу, которая несла свою одежду, в сауну. Открыв дверь раньше нее, он включил свет. Пахло стружками и сухой берестой. Простые струганые скамьи были достаточно удобны.
Сняв полотенце, она подошла к скамьям и положила одежду на верхнюю полку. Затем села на нижнюю скамью и стала ждать его.
Фабиан стал раздеваться, складывая каждый предмет одежды рядом с вещами Ванессы. Чтобы обрести свободу, которую он прежде испытывал в ее присутствии, усилием воли он заставил себя вспоминать эпизоды их встреч у него в трейлере, когда девушка раздевалась в его присутствии, складывая свою одежду поблизости, чтобы, в случае чего, можно было быстро одеться. Он понимал, что тогда, во время их тайных встреч в его доме на колесах, он считал ее, совсем молоденькую девушку, своей любовницей и, сдерживая себя, прибегал к единственным мерам безопасности, чтобы не сломать печать, связывавшую ее с собой. Теперь она принимала его за своего любовника, призывая его нарушить эту печать.
Раздевшись, он еще не реагировал на ее наготу. Сел рядом с ней, прижимаясь плечом к ее спине, вдыхая залах ее волос, смешивавшийся с терпким запахом дерева, прикасаясь губами к ее шее, возвышению за ухом, которое он некогда впервые поцеловал. Руки его скользнули по грудям Ванессы, трепет которых взволновал его, но он не решался раздвинуть ей ноги коленями. Боязнь, что он вскоре может причинить ей боль, нарастала в нем. Наверное, похожее чувство страха испытывала и она.
Он сунул ей между ног ладонь, отогнул складки срамных губ, почувствовал пальцами влагу. Не встречая сопротивления, рука его погружалась в нее все глубже. Он привлек ее к себе; глядя на него, Ванесса обхватила его обеими руками. Память и мысль утонули в этом прикосновении, от которого он не мог удержаться, словно понимание того, что он собой представляет, разделяла и она, и лишь предъявляя свои права на нее, он мог это выяснить.
Он осторожно положил ее на спину на деревянную скамью, раздвинув ей ноги. Одной ногой девушка уперлась в пол, другой обхватила его бедра. Он опустился на нее, положив одну руку на скамью, другой направляя член между складками наружных губ, не решаясь погрузить его глубже. Обхватив его обеими ногами, Ванесса изогнулась навстречу ему. Уступив ей, он вставил в нее член, вонзаясь в нее все глубже, пока не наткнулся на препятствие, которое ему предстояло преодолеть. Он почувствовал, как напряглась ее шея. Девушка закрыла глаза, чтобы не видеть его. Навалившись еще сильней, чувствуя, как впиваются в кожу ее ногти, он вонзился в нее, не обращая внимания на ее резкий крик. Это был сигнал, означавший, что он может проникать в нее еще глубже; ускоряя движения, он входил туда, где еще никогда не был. Лицо Ванессы было искажено гримасой боли, как у молоденькой девочки, готовой расплакаться, и в то же время женщины, испытывающей родовые муки. Взяв его за бедра, девушка стала изгибаться ему навстречу, но, едва он коснулся головкой члена матки, отпрянула назад.
Шумное дыхание девушки заглушал скрип зубов и стон, вырывавшийся из закрытого рта с нижней губой, плотно прижатой к верхней словно для того, чтобы скрыть шрам. Подложив ладони под ягодицы, он привлекал ее к себе, проникая в нее все глубже и с каждым движением касался матки. Раскинув плечи в стороны, Ванесса прижималась к нему и, подняв руки, впивалась пальцами в дерево, и, несмотря на то что тело ее было как бы рассечено надвое, ждала, когда он проникнет в нее еще глубже.
Почувствовав горячую струйку на ляжке, он понял, что это ее кровь. Но он не отрывал глаз от ее лица. Слияние с телом, которое стало принадлежать ему, стало той гаванью, куда непрестанно входил и откуда выходил его корабль, внушило ему мысль, что каждое его движение не привязывает его к ней, а позволяет ей устремиться к своим собственным берегам.
Двигаясь внутри нее, он вспоминал Ванессу такой, какой ее узнал впервые — стройную девочку, сидевшую верхом на лошади рядом с ним, с ее бедрами и формой грудей, характерным изгибом колена, в которые он впивался своим взглядом. При каждом движении лошади между ней и седлом возникал просвет. Он смотрел сейчас на нее и думал о том времени, когда жизнь без нее станет для него скучным существованием, когда он превратится лишь в свидетеля этой жизни, перестав быть ее хозяином. Кровь, испачкавшая ему бедра, явилась бесспорным доказательством того, что он стал первым ее мужчиной.
Казалось, что Ванесса где-то далеко от него, лицо ее было искажено, зубовный скрежет стал громче, кулаки сжались. Как бы подчиняясь инстинкту — для того чтобы освободиться не то от нее, не то от себя, — он приподнял свое тело и опустил руку, щупая ее плоть, раздвигая ее. От этого прикосновения девушка застонала, и он, убрав руку, снова вонзился в нее. Матка ее сжалась, и Ванесса отпрянула от него. Охваченная оргазмом, она всем телом ударялась о дерево, закрыв руками глаза, раскрыв рот, разорванный стоном. Шрам на ее лице стал заметней, словно не желая более прятаться; соски грудей, которые он тискал пальцами, стали твердыми от желания, испачканные кровью ноги перестали сжимать его бедра.
Подложив ей под голову руки, лежа между ее ногами, он навалился на нее грудью. Содрогающиеся ноги ее лежали у него на плечах. Он видел, что при каждом его толчке из нее течет кровь. Внезапно охваченный непонятным желанием, он извлек из нее окровавленный член и провел им по ее лицу, оставив на нем алую полосу. Он повторил операцию несколько раз, погружая в нее и вынимая свой член, залитый кровью, после чего мазал им ее лоб, щеки, рот, шрам. Затем, прижавшись лицом к ее лицу, принялся слизывать кровь с ее лба, щек и шеи и засовывая ей в рот окровавленный язык. Он ласкал ей губы, целовал их, Ванесса возвращала ему поцелуи, вкушая кровь, исторгнутую из ее собственной утробы. Девушка принялась извиваться под ним, выпучив глаза, с трудом сдерживая крик. Он снова проник в нее, и каждое его движение разрывало ее надвое, заставляя ее содрогаться в порывах страсти.
Он был потрясен зрелищем ее тела. Не в силах утолить свою жажду, он прижался губами к холму Венеры, где только что побывал его член, и всунул туда свой трепетный язык, прилагая все усилия к тому, чтобы собрать каждую каплю того, что некогда принадлежало ей.
Вбирая ее в себя и отдавая, проникая в нее, пуская внутри нее корни, он не оставлял ее до тех пор, пока она не обессилела, перестала чувствовать и думать, хотя тело ее продолжало требовать свое.
Это была вершина, с которой она упала. Чтобы вновь поставить Ванессу на ноги, заставить ее почувствовать себя свободной от всяческих пут, остаться неоскверненной, он встал над ней на колени и застыл в этой позе в пространстве, которое их разделяло, закинув руки за спину и выпрямившись, приблизил головку члена к ее лицу, готовый провести им по ее щекам, губам, подбородку, шее. Она приняла его, стремясь закрепить свою власть над ним, лишить его свободы, заставить его поддаться потребностям плоти и тем самым доказать, что когда он с ней, то, как и она, бессилен против эмоций. По-прежнему держа руки за спиной, он стал медленно входить в нее, усиливая напор, раскачиваясь из стороны в сторону, затем вонзился вглубь, заполняя ее, разбухая внутри нее. Откинув голову назад, она ловила ртом воздух, но, став свободной, предпочла удержать его. Пытаясь проглотить слюну, она, открыв глаза, забарабанила ногами по скамье. Ее поднятые, как бы в жесте самозащиты, руки повисли в воздухе, не желая ни начинать наступление, ни сдаваться. Закрыв глаза и уронив руки, она отступила, сделав глубокий вдох, затем молча прильнула к нему, не испытывая ничего, кроме их совместной потребности. Барабанная дробь утихла, отдавшись эхом в их крохотной деревянной хижине.
Фабиан взглянул на лицо девушки. Когда-то она ждала, что он вернется; больше она ждать его не будет. Для нее время ожидания прошло, событие, которое рано или поздно должно было случиться, случилось. Наконец она освободилась от него, освободилась от себя.