Глава 15 АЛЛЕЙН ВНОСИТ ЯСНОСТЬ

— Вы действительно раскрыли убийство? — спросил Найджел, когда инспектор закрыл за ним дверь.

— Да, конечно. Я думаю, что знал ответ уже давно, но хотя официальный Ярд не занимается психологией, я нахожу, что в каждом деле бывает момент, когда ты какой-то частью мозга, каким-то чутьем, каким-то чувством уже понимаешь, что к чему, в то время как весь остальной тренированный мозг на корню рубит эту интуитивную догадку. Да, что-то в этом роде.

— Так кто же это?

— Я отвечу не сразу, но не потому, что хочу помучить вас неизвестностью. Мне нужно на ком-то проверить цепочку доказательств. О, мы в Ярде привыкли до бесконечности проверять их. Кое-кто из нас вообще помнит все свои дела наизусть. Но сейчас мне хотелось бы повторить это для свежего человека. Потерпите, Басгейт?

— Ну хорошо, только, видит Бог, это нелегко.

— Буду по возможности краток и беспристрастен. В духе полицейского протокола. В понедельник утром, начав работу над этим делом, я побеседовал со всеми участниками приема по отдельности, а потом, как вы помните, совместно. По завершении нашего «суда» я тщательнейшим образом обследовал дом. С помощью Банса я реконструировал убийство. Положение тела (так безобразно нарушенное), кинжала, шейкера для коктейлей и гонга привели меня к выводу, что Рэнкин был заколот сзади и сверху. Это не простое дело — ударить в спину так, чтобы пронзить сердце. Но оно было сделано, и мы с доктором Янгом заподозрили знание анатомии. Кто из гостей знал анатомию? Доктор Токарев. Некоторое время эта улика прямо указывала на него, а фантастический аспект мотива был заметно подкреплен убийством Красинского по той же причине — осквернение священного кинжала. Два возражения удерживали меня от того, чтобы окончательно остановиться на русском: во-первых, тот факт, что он левша, а во-вторых — расстояние от его комнаты до места убийства. Я также учел его решительные настояния, чтобы тело после убийства не трогали. Вообще его позицию было трудно объяснить. Он даже не пытался скрыть, что равнодушен к смерти Рэнкина и считает, что это был некий акт высшей справедливости. Затем я переключил свое внимание на Розамунду Грант. Здесь мы имеем традиционный мотив женщины не то чтобы отвергнутой, но столкнувшейся с крушением иллюзий в отношении страстно любимого человека. Она была в курсе его интрижки с миссис Уайлд. Перед самым убийством она попыталась повидаться с ним, потом солгала насчет своих передвижений и на допросе вела себя крайне неудовлетворительно. Она изучала анатомию и в прошлом уже проявляла признаки пылкого и необузданного характера. Находка мисс Анджелы — клочок зеленого помпона от ее туфель в комнате Рэнкина — стала счастливым событием для мисс Грант. Она свела время, оставшееся у нее для действия, практически к нулю.

Далее, сэр Хьюберт. Здесь единственный возможный мотив — это страсть коллекционера. Такая страсть часто становится болезнью, и я не могу поручиться, что сэр Хьюберт не заражен ею. Он может пойти на многое, чтобы пополнить свою коллекцию. Но убийство?! И, опять же, временной фактор. Насчет вас я был особо пристрастен, но свидетельство горничной — неопровержимо; вы выкурили у себя в комнате две сигареты, да. У вас не было долгов. Деньги — это мотив большинства преступлений, и здесь он появлялся во всей красе. Я очень неохотно отказался от вас.

Ну и так далее. Миссис Уайлд, которая после подслушанной вами и мисс Грант сцены оказалась во взвинченном состоянии, слишком мала ростом, чтобы совершить такое убийство. Мистер Уайлд открыл нам ее интересную фобию, относящуюся ко всяким ножам и лезвиям. Она была в долгах. Рэнкин оставил ее мужу три тысячи. И она сдвинула тело с исходной позиции — примечательный факт. Но она слишком маленького роста. Это снова заставило меня заняться изучением позиции нападавшего. Я поставил Банса на место Рэнкина, а сам встал позади него, у подножия лестницы. Стоя на нижней ступеньке, я не мог достать до него, будучи убежденным, что жертва стояла у подноса с коктейлем. С пола даже я вряд ли смог бы нанести тот удар, на который указывало положение кинжала. Так где же стоял нападавший? Как он подобрался незамеченным так близко? Каждый раз я, казалось, утыкался в тупик. Мы, конечно, получили все ваши отпечатки пальцев, осмотрели каждый дюйм стен и перил. На рукоятке кинжала отпечатков не было. Наконец мы сделали еще одно открытие. Среди путаницы отпечатков на набалдашнике внизу перил были слабые, но различимые отпечатки, оставленные двумя руками, вцепившимися в него сверху. Левая рука отпечаталась умеренно четко, но правая — совершенно иначе. Это был любопытный отпечаток, оставленный рукой в перчатке, которая надавила достаточно сильно, чтобы отпечатались швы перчатки и, местами, ее крупнозернистая поверхность. Это были неважные отпечатки, но мы сняли с них достаточно четкие оттиски, чтобы предположить, что это были правая и левая рука одного человека. Их расположение было странным. По ним представлялось, что человек стоял спиной к перилам, неуклюже выгнувшись назад над их изогнутым концом. Самая невероятная поза, если только… — Аллейн помолчал.

— Да? — сказал Найджел.

— Если только человек, принявший ее, не сидел верхом на перилах лицом к холлу. Кто-то, например, съехавший верхом по перилам и затормозивший, ухватившись покрепче за их набалдашник. Из этой позиции можно схватить нож, висящий на кожаной ленте на стене. При этом человек этот был, конечно, заметно выше нагнувшейся жертвы. Мы заново обследовали всю длину перил. Наверху мы на тли аналогичные отпечатки, подтверждающие мое предположение, что их автор съехал по перилам лицом вперед. Я спросил мисс Анджелу, занимался ли кто-нибудь из вас этим приятным спортом, и она ответила — нет, не в этот уик-энд. Я узнал также, что доктор Токарев и миссис Уайлд не достигали в нем особых успехов. Впрочем, это было не очень интересно, так как отпечатки принадлежали не им.

— Кому же?

— Мы обратили внимание на внешний нижний край лестницы, обшитый деревом, где крепятся стойки перил. Здесь мы нашли одиночный, но четкий отпечаток, поскольку Этель, Мэри и прочим в голову не приходило стирать там пыль. Он был четкий сверху и как бы размывался вниз.

— Но кто мог просунуть руку между стойками перил, и зачем это было нужно?

— Так вот, это был отпечаток не руки, а босой ноги, которая слегка задела деревянное основание перил, когда ее обладатель съезжал по ним. И когда я это уяснил, мне пришлось пересмотреть свои соображения о факторе времени. Это дало мне дополнительные десять секунд, которые надо было иметь в виду. Начала вырисовываться живая сценка. Представьте себе, Басгейт, тускло освещенный холл. Мэри всегда выключает большинство ламп, это у нее мания. Она выходит, а Рэнкин склоняется над коктейлем, хорошо освещенный светом бра. Лестница практически погружена во тьму; Рэнкин, вероятно, взбивает последний коктейль, готовясь разлить его. Наверху лестницы появляется неясная, полуодетая фигура. Она, быть может, в халате или даже только в нижнем белье, на правой руке надета перчатка. Легкое шуршание, заглушаемое бульканьем шейкера. Фигура уже внизу, верхом на перилах. Она делает два быстрых движения рукой, и Рэнкин падает лицом вперед, ударяя головой в гонг. Фигура на перилах наклоняется далеко в сторону и дотягивается до выключателя. Затем — полная темнота.

Аллейн замолчал.

— Ну что ж, — сказал Найджел с наигранной шутливостью, — предполагается, что теперь я сам знаю ответ?

Аллейн сочувственно посмотрел на него.

— А что, разве нет? — спросил он.

— Чьи же были отпечатки?

— Этого я вам не собираюсь говорить. О, поверьте, Басгейт, у меня нет никакого желания разыгрывать из себя загадочного всемогущего сыщика. Это было бы пошло. Нет. Просто есть еще часть моего разума, которая не может полностью принять доказательство теоремы. Во всем этом деле есть только одна осязаемая улика. Это кнопка от перчатки, которая была на убийце. Перчатку сожгли, но застежка-кнопка уцелела и была обнаружена. На паршивой маленькой кнопке держится вся структура этого дела. Так не годится. Поэтому я решил провести эксперимент, Басгейт. Я собираюсь попросить группу подозреваемых лиц посмотреть, как мы разыграем сцену убийства. Один из гостей должен будет съехать по перилам и воспроизвести ту маленькую ужасную пантомиму. Я хочу, чтобы вы понаблюдали за остальными, прислушиваясь к своему «внутреннему голосу», если так можно выразиться. Да, это старый трюк Гамлета, и если он пройдет, то я надеюсь избежать того безобразия, что у него получилось. Вы здесь завели друзей, не правда ли?

— Да, — ответил Найджел не без удивления.

— Тогда, боюсь, результат может вас шокировать. Поэтому я так много и рассказал. Было приятно пообщаться с вами, Басгейт, — закончил инспектор одной из тех неожиданно официальных фраз, к которым Найджел уже начал привыкать. — Возможно, мы все вместе устроим финальную беседу — после всего.

— Я буду на этом настаивать, — заверил его Найджел.

— Хорошо! Сослужите мне последнюю службу. Можете вы сыграть роль убийцы в этом «спектакле внутри спектакля» и помочь мне заставить эту таинственную личность выдать себя?

— Должен сказать… — холодно начал Найджел.

— А! Вам не хочется! Вам это претит! Ненавижу алогичную сентиментальность. Она так самодовольна!

В голосе Аллейна слышалась нотка горечи, которой раньше Найджел за ним не замечал.

— Вы не поняли… — начал было он.

— Полагаю, что понял. Для вас уже все позади. Рэнкин был вашим кузеном; вы перенесли потрясение. Вы не будете отрицать, что до сих пор с удовольствием играли свою роль в поимке этой шайки сумасшедших русских. Но теперь, когда преступник, готовый — как он и планировал — позволить повесить невиновного человека, может оказаться одним из ваших знакомых, вы становитесь брезгливым и оставляете всю грязь полицейскому. Совершенно непостижимо. Через пару лет вы, пожалуй, отобедаете с убийцей. Жаль, что не сможете написать об этом.

— Вы несправедливы, — сердито сказал Найджел.

— Да? Ну ладно, не будем ссориться. Вас, надеюсь, не затруднит попросить Банса, который сейчас на подъездной дорожке, явиться ко мне. Боюсь, что, по моему плану, вам придется, наряду с другими, быть свидетелями финальной сцены. Ваш поезд уходит через полчаса.

Найджел направился к двери.

— Я скажу Бансу, — согласился он.

— Благодарю вас, — устало ответил Аллейн.

— Я все еще полагаю, что вы несправедливы, Аллейн, — промямлил Найджел, — но, если хотите, если позволите мне — я сделаю все, что пожелаете, чтобы помочь вам.

Необыкновенно обаятельная улыбка промелькнула на губах у Аллейна.

— Отлично! — сказал он. — Прошу прощения. Я сейчас весь как комок нервов — ненавижу убийства. В конце концов, может быть, это сделает кто-нибудь другой. Возвращайтесь с констеблем, и я все объясню.

Найджел обнаружил Банса печально разглядывающим увядшую хризантему на клумбе.

— Старший инспектор уголовного розыска Аллейн просит вас пройти в кабинет, — произнес Найджел, наслаждаясь ритмическим звучанием звания и фамилии.

— Ох, спасибо, сэр! — сказал Банс, встряхнувшись. — Сейчас иду. Хоть какая-то перемена после созерцания этих клумб. Я не большой любитель природы.

— Да?

— Да. Слишком неорганизованная, на мой взгляд. Неряшливая. Вот что такое природа. Ладно, я пошел.

— Я тоже иду, — сказал Найджел, и они в молчании проследовали в кабинет.

Аллейн стоял у камина, проверяя револьвер. Он сунул его в карман.

— Банс, — энергично распорядился он, — в течение десяти минут поставьте одного человека к парадной двери, другого в гостиную, а третьего — сюда. После этого надо собрать всех домочадцев в холле. Соберитесь с мыслями и держите ушки на макушке. Когда вы услышите мои слова: «А теперь давайте начнем», тихо войдите в холл и держите того, о ком я вам говорил, под наблюдением. Я не думаю, что могут быть неприятности, но — береженого Бог бережет. Арест, вероятно, последует немедленно. Кстати, я бы хотел, чтобы вы изобразили жертву, как при нашей первой реконструкции.

Глаза Банса сверкнули:

— Очень хорошо, сэр. Как обычно, сначала головой в гонг, полагаю?

— Да, Банс. Вы можете остаться в шлеме.

— Вряд ли это произведет впечатление, сэр. Я в возбуждении и не замечу удара.

— Как хотите. Хорошо, можете идти. Расставляйте людей. И ничего не обсуждать. Это ясно?

— Более чем, сэр! — воскликнул Банс, четко повернулся и вышел.

— Итак, Басгейт, в ближайшие полчаса я все узнаю достоверно. Машины будут ждать снаружи, чтобы отвезти всех на станцию. Мисс Анджела только что вернулась, так что мы соберемся в полном составе — за исключением русских, конечно. Кстати, Басгейт, а вы сможете съехать по перилам лицом вперед?

— Не уверен.

— Ну, это может и не понадобиться, я вас придержу в резерве, если смогу. Вас не затруднит нажать кнопку звонка?

На вызов откликнулась вездесущая Этель.

— Вы бы не могли отыскать мисс Норт, Этель? — попросил инспектор. — Скажите ей, что я бы хотел с ней недолго поговорить, если это возможно.

— Хорошо, сэр.

Вошла Анджела, всем своим видом показывая, что поездка в Лондон пришлась ей по душе.

— Я успешно положила письма назад, но мне бы не хотелось, чтобы вы оставляли у себя те два. Из-за них я чувствую себя очень противно. Где они?

— В полицейском участке, — ответил Аллейн. — Выяснилось, что они представляют большую ценность. То, что вы сделали, спасло миссис Уайлд от позора официального обыска в ее доме. Ваша роль в получении писем никогда не всплывет.

— Не совсем так, — возразила Анджела. — Я сыграла с Марджори скверную шутку, но если это помогло Розамунде…

— Это помогло добыть нужные улики, — твердо сказал Аллейн. — Я не вижу никаких других последствий и не могу сочувствовать непредвиденным капризам дилетантов.

— Вы не очень-то любезны сегодня, — растерянно сказала Анджела.

— Басгейт тоже об этом говорил. Если вы чувствуете угрызения совести по отношению к миссис Уайлд, вам скоро представится отличная возможность загладить их. У нее есть какая-нибудь близкая подруга?

— Не знаю, — с беспокойством ответила Анджела. — Скорее всего, нет.

— У таких женщин, как правило, нет. Они — «кошки, которые гуляют сами по себе».

— Сейчас вы мне совсем не нравитесь, — энергично заявила Анджела.

— Я, кажется, вообще непопулярен. Однако это тоже не относится к делу. Я пригласил вас только для того, чтобы сказать: буду глубоко благодарен, если вы сможете в последний раз собрать в холле гостей и сэра Хьюберта. Может быть, вы скажете им, что сейчас самое время выпить по коктейлю перед тем, как ехать на станцию?

— Разумеется, — величественно произнесла Анджела.

Аллейн, опередив Найджела, отворил ей дверь и испытывающе взглянул на нее.

— Участь полицейского — не из счастливых, — мрачно сказал он. — Сейчас наше дело достигло такой стадии, которую я однозначно нахожу почти невыносимой. Запомните это?

Анджела обернулась, заметно побледнев.

— Хорошо, — сказала она, — я запомню, — и пошла исполнять поручение.

— А теперь, Басгейт, идите в холл, ведите себя тихо и не показывайте вида, что затевается нечто необыкновенное. Помните: мне нужно как можно больше беспристрастных свидетельств о реконструкции сцены убийства. Идите же, ради Бога. Звонок звенит, огни в фойе погасли, занавес поднимается. Занимайте свои места, леди и джентльмены, начался последний акт.

Загрузка...