Игра вслепую

6

Утром я отвезла Руби в детский сад, и мы с Исааком отправились к Павильону Вестсайд. Прежде чем найти Луизу, я прошвырнулась по магазинам. Несомненно, это что-то говорит о моем подходе к расследованиям. Обычно я не покупала Исааку новую одежду. Первые два с половиной года он донашивал вещи Руби. Но тут, как назло, он не только начал активно интересоваться оружием, но и отказался носить ее розовые комбинезоны, майки в цветочек и светлые рейтузы. Хотя почему-то с удовольствием продолжал спать в ночной рубашке с Русалочкой.

Мы с Исааком накупили на распродажах темно-синих маек, ярко-синих штанов и свитеров цвета индиго. Я повесила пакеты на ручку коляски, и мы выкатили из торгового центра на пересечение бульвара Пико и Вествуд. Напротив, через Пико, находился «Старбакс». А через Вествуд, на другом конце улицы – еще один. Вествуд – очень оживленное место, эти кофейни расположены на разных концах длинного проспекта, но все же удивительно, неужели им обеим хватало клиентов?

– Ну что, бросим монетку, зайка? – спросила я Исаака.

Он поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.

– Ладно.

– Если орел, мы пойдем в тот, что в конце улицы, если решка – через дорогу.

Выпала решка. Исаак восхитился.

– Давай еще, – сказал он.

– Хорошо.

Выпал орел.

– Ладно, зайка, бог троицу любит.

Решка.

Я дождалась, когда поток машин иссякнет, и понеслась через дорогу на красный свет. Пакеты с покупками болтались из стороны в сторону. Исаак радостно вопил – мы бежали так быстро и явно нарушали правила, которыми я его старательно пичкала.

Я подошла к стойке, заказала нечто большое, высокое, жирное в узком стакане и спросила юное создание с пирсингом, не работает ли у них Луиза. У кофейного аппарата стояла темноволосая женщина с нездоровой кожей и наблюдала, как образуется пена. Услышав мой голос, она подняла голову. Я улыбнулась ей, уверенная, что нашла свою Луизу.

Парень с гвоздиком в брови, которому я задала вопрос, ответил:

– Нет, у нас нет никакой Луизы.

– Точно? Я знаю, что Луиза работает либо здесь, либо в другом «Старбаксе». А где управляющий? Может, мне с ним поговорить?

Парень пожал плечами и кивнул на ту женщину. Кольцо у него в носу закачалось, и он остановил его рукой. Помоги, Господи, если мои дети захотят сделать себе пирсинг. Питер убеждал меня, что эта мода пройдет к тому времени, когда Руби подрастет, но я уверена – это случится только потому, что они выдумают что-нибудь похуже, например, добровольную ампутацию или художественную трепанацию.

Темноволосая женщина подошла ко мне, ее лицо ничего не выражало. На щеках у нее были оспины, шрамы, на подбородке и в уголках губ – воспаленные прыщи.

– Я начальник смены, чем могу помочь?

– Я ищу женщину по имени Луиза. Может, она работает у вас?

– У нас нет никого с таким именем.

– Жаль. Ну ладно, возможно, она в соседнем «Старбаксе». Поищу там.

– Не забудьте свое латте, – окликнул меня парень с пирсингом. Я забрала свой стакан и, придерживая его на ручке коляски, попыталась открыть дверь. Мне не удавалось держать кофе, открывать дверь и толкать коляску одновременно, и никто из персонала не пошевелился, чтобы помочь. В конце концов я выбросила латте в мусорную корзину, одной рукой открыла дверь, а другой вытолкнула коляску с Исааком. Выпью кофе в другом «Старбаксе».

Мы с Исааком повторили опасное и незаконное перебегание дороги и направились в кафе номер два. Другой «Старбакс» оказался точно таким же, только чуть просторнее, там было больше маленьких круглых столов и витрин со сладостями. На этот раз существо с кольцом в носу, принимавшее мой заказ, было женского пола. На вопрос о Луизе она сразу же покачала головой и подала мне мокко с двойной пеной. Ее милая улыбка совершенно не сочеталась со строгой прической и украшениями. Я вытащила Исаака из коляски, сунула ему печенье и угостила пеной от кофе.

Я обернулась переспросить у девушки о Луизе, но истошный вопль Исаака перехватил мое внимание.

– Что случилось? – спросила я, проверяя его на предмет сломанных костей.

– Печенье! – завыл он.

– Что – печенье?

– Упало в кофе.

– Как оно туда упало?

– Я хотел взять пену, а печенье там растаяло!

Я попыталась успокоить его, но в конце концов просто купила ему еще печенье. Когда он улыбнулся под стать Чеширскому коту, я подумала, что он устроил этот спектакль, чтобы заполучить второе печенье.

– Ладно, сластена, пойдем.

Мы не торопясь шли к торговому центру, где стояла наша машина. Подходя к первому «Старбаксу», я подумала о начальнице смены с больной кожей. Точно помню, что, услышав имя «Луиза», она подняла голову. Я обругала себя за тупость. Псевдоним. Вполне возможно, «Луиза» – просто сетевой ник. Учитывая, что некоторые «предложения» на сайте казались не совсем законными, разумно, если «Луиза» не хотела быть узнанной. Ей ни к чему юридическая ответственность, не говоря уже о гневе родителей, имена которых она раскрывала вопреки их желанию.

И снова я промчала Исаака через дорогу. Войдя в кофейню, сразу направилась к стойке.

– Эй, тут очередь, не видите? – рявкнул кто-то. Пропустив мимо ушей замечание качка в блестящем костюме, я поймала взгляд темноволосой женщины.

– Добрый день, – сказала я, – можно с вами поговорить?

Она покраснела и покачала головой.

– Извините, мы заняты.

– Я подожду. – Я облокотилась на стойку. Исаак принялся пинать стеклянную витрину с пирожными. Полезный ребенок.

Она глянула на меня, затем пожала плечами и подозвала молодого работника. Он занял ее место; она поднырнула под стойкой, и мы пошли к столику в дальнем углу.

Я вытащила из сетки на коляске пару картонных книжек и усадила Исаака на скамейку недалеко от женщины. С книгами и пакетиками сахара на столе он просидит спокойно хотя бы несколько минут.

– Здравствуйте, Кэндис, – сказала я. Имя было написано на значке, приколотом к рубашке.

Она промолчала.

– Кажется, у нас есть общий друг.

– Да? Кто же? – Судя по всему, она в этом очень сомневалась.

– Бобби Кац.

Кэндис вспыхнула и уставилась на свои ногти, обгрызенные до мяса.

– Вы знаете Бобби? – прошептала она упавшим тоном.

Тут я поняла, что она не в курсе. Тяжело было сообщать ей об этом первой. Я взяла ее за руку.

– Мне жаль, что придется вам это сказать… – начала я.

Она отдернула руку.

– Что? – голос был глухим и хриплым.

– Бобби умер десять дней назад. Мне очень жаль.

Кажется, ее лицо посерело прямо на глазах. Прыщи и шрамы заалели на мертвенно-бледной коже.

– Что? Как?

Я глубоко вздохнула и принялась излагать эти жуткие подробности, понизив голос, чтобы Исаак не слышал.

– Не совсем понятно. Сейчас известно только одно – его нашли мертвым в своей машине на Тихоокеанском Прибрежном шоссе, к югу от каньона Санта-Моники. В руке был пистолет. Судя по всему, он покончил с собой.

– Нет! – На ее вопль обернулась вся очередь. Исаак прохныкал:

– Мама!

– Все хорошо, малыш, – сказала я, подошла и обняла его. Он аккуратно раскладывал сахар и сахарозаменитель, чередуя белые, синие и розовые упаковки.

– Поиграй еще, ладно?

Он кивнул, и я вернулась к Кэндис. Закрыв лицо руками, она нервно ковыряла прыщи на лбу.

– Я не понимала, почему он не отвечает на мои письма. Я всю неделю писала писем по десять в день, – сказала она.

Тогда я поняла, что, увлеченная просмотром его архивов, не додумалась проверить, есть ли для Бобби новые сообщения. Надо не забыть загрузиться с его ноутбука и скачать новые письма, когда доберусь до дома.

– Кэндис, я надеюсь, у вас есть что мне рассказать.

Она взглянула на меня с подозрением.

– Я провожу для Бетси, невесты Бобби, небольшое расследование. Мы пытаемся выяснить, что происходило с ним в течение последних двух месяцев.

Когда я произнесла имя Бетси, Кэндис стиснула зубы.

– Не могу ничем помочь.

– А я думаю, можете. Я знаю, что Бобби нашел вас через сайт «Право знать». Я знаю, что вы помогали Бобби искать его настоящих родителей. Расскажите что-нибудь о вашей организации.

Она насторожилась.

– Что, например?

– Это организация для приемных детей, которые ищут своих настоящих родителей, правильно?

– Не только. Мы работаем и с родителями. С кем угодно, кому нужна информация. Но в основном это действительно потерянные дети.

Это меня удивило.

– Какую информацию вы предоставляете?

– «Право знать» – это в основном информационный центр. Мы собираем данные, идеи о том, где и как искать. В таком духе.

– Вы его основали?

– Да, мне пришла в голову эта мысль после того, как я два года искала свою мать. В конце концов я нашла родных через Общество Потерянных Птиц. Они помогают потерянным и похищенным детям индейцев вернуться домой. Я лакота. Частично. Моя мать наполовину индеанка, а бабушка всю жизнь прожила в резервации.

Присмотревшись к ней получше, я действительно заметила индейские черты, хотя, может, дело просто в темных волосах или слегка выступающих скулах.

– Вы нашли мать?

Кэндис пожала плечами:

– Да, но я ей была не нужна. Понимаете, приняла культуру белого человека. Но моя бабушка, ее мать, замечательная. Мы с ней дружили, пока она не умерла. С ней я обрела дом. Если бы меня не украли в детстве, я бы росла в резервации, а не в Ньюпорт-Бич.

Я подавила желание заметить, что многие предпочли бы расти в большом городе на побережье, чем в индейской резервации тех времен, когда там еще не открыли игорные дома, где царит безработица, а медицина и образование ниже среднего. Но, с другой стороны, что я знаю о том, как пусто на душе у индейских детей, оторванных от своего народа?

– Вы основали «Право знать», чтобы помочь тем, кто оказался в подобном положении? – спросила я.

– Да. Понимаете, в такой ситуации никому нет дела до ребенка. Все носятся с правами матери и усыновителей. Но никто не думает о том, что ребенок имеет право знать, кто он, даже если его родная мать скрывается.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему ребенок имеет на это право? Если мать отдала его и не хочет, чтобы о ней знали, зачем рассказывать о ней ребенку?

Кэндис бросила на меня сердитый взгляд, недовольная тем, что я усомнилась в ее правоте.

– Самое очевидное – это здоровье. Например, Бобби. Если бы он не сдал анализы, у него мог бы родиться ребенок с этой ужасной болезнью, как она там называется?

– Болезнь Тея-Сакса.

– Да, болезнь Тея-Сакса. Ему повезло, он сдал анализы. А если бы не сдал?

– Тогда его невеста тоже должна быть носителем болезни. Но я вас понимаю. Есть масса наследственных болезней, о которых человек должен знать.

– Вы не представляете, каково ходить к врачу. Он спрашивает о твоей семье, о болезнях вроде рака или диабета. А ты можешь сказать только: «Я не знаю». Это ужасно, – сказала Кэндис, стуча по столу, чтобы подчеркнуть значение слов. – Почему усыновленные дети должны быть лишены медицинской информации, которая может спасти их жизнь?

Сила ее эмоций поразила меня, и я невольно от нее отодвинулась. Она заметила это и смутилась.

Я не хотела ставить ее в неловкое положение, поэтому произнесла самым примирительным тоном:

– Да, действительно. Никогда об этом не задумывалась. Но ведь можно требовать у родителей историю болезни, когда они отдают своих детей?

Она откинулась на спинку стула и резко покачала головой:

– Вы ничего не поняли. Дело не только в болезнях. А в том, кто ты. Я индеанка. Знаете, что это значит? Это причина, по которой я не была счастлива в мире белого человека. – Она сердитым взмахом руки указала на скамейки, аккуратно подобранные рекламные плакаты, маленькие деревянные столы, белых людей, пьющих кофе. – Всю жизнь я не находила себе места. И если бы я не выяснила, кто моя мать, то так бы и не узнала почему. А теперь я знаю. Я лакота. И никто от меня этого не скроет. Даже мать.

Она снова ударила кулаком по столу. Исаак испуганно посмотрел на нас, и я поманила его к себе. Он подбежал ко мне, и я усадила его на колени.

– Спасибо, Кэндис, – сказала я. – Я об этом раньше не задумывалась. Спасибо, что вы уделили мне время и просветили меня.

Мы обе понимали, что это грубая лесть. Но я все равно изобразила самую очаровательную из своих улыбок.

– Бетси, невеста Бобби, хочет выяснить, что с ним произошло. Как я понимаю, вы нашли для Бобби важную информацию, и он встречался с вами здесь. Я должна знать, о чем вы говорили.

– Почему я должна вам говорить? Я вас не знаю. Я даже Бетси не знаю. – Это имя прозвучало так, словно она выпила скисшего молока.

– Ради бога, Кэндис. Я не хочу создавать вам проблемы. Я просто пытаюсь выяснить, что Бобби делал перед смертью. Мы должны узнать, почему он покончил с собой. Если, конечно, покончил.

Она прищурилась.

– Вы думаете, его убили?

Думала ли я так? Это казалось еще невероятнее того, что этот веселый жизнерадостный парень покончил с собой.

– Не знаю. Как раз в этом я и хочу разобраться.

– Вы детектив, что ли?

Тут я замолчала. Как просто было сказать: «Да, я детектив».

Но вместо этого я покачала головой:

– Я просто друг. Прошу вас, Кэндис. Что вы обнаружили?

– Откуда я знаю, может, вы собираетесь пришить это дело мне? – спросила она, скрестив руки на своей объемной груди.

Я опешила. Пришить ей что? Смерть Бобби? Я развела руками.

– Я ничего никому не собираюсь пришить. Я просто хочу выяснить, нашел ли Бобби своих настоящих родителей. И я знаю, что вы можете мне помочь.

– Мама, – захныкал Исаак. Очевидно, его пугал тон нашей беседы. Не хотелось продолжать разговор при нем. Я обняла его и поцеловала. Затем отыскала в сумке визитку из тех, что Питер сделал для меня на прошлое Рождество. Они были салатовыми, а мое имя, телефон и адрес электронной почты пропечатаны темно-зеленым.

– Вот мой телефон. Звоните, если надумаете поговорить. Надеюсь, вы не против, если я назову ваше имя полицейским, которые расследуют… – Я посмотрела на Исаака, сидящего у меня на коленях, и прикусила язык.

– Нет! – воскликнула Кэндис. Затем, явно смущенная своей горячностью, продолжила: – Не вовлекайте меня в это дело. Ради «Права знать».

Она помолчала, потом наклонилась ко мне и прошептала:

– Могу сказать только одно: Бобби родился в Мемориальной больнице Хаверфорда в Пасадене. Больше я ничего не знаю. Но этого должно быть достаточно, чтобы найти его мать.