Игра зеркал

Заключение Мисс Марпл все объясняет

— Ну и что, мисс Марпл? — сказал инспектор Карри с некоторым нетерпением.

— Если вы не возражаете, мы могли бы пройти в большой холл, — ответила мисс Марпл.

Казалось, инспектор несколько удивился.

— Вы полагаете, что именно там мы сможем избавиться от любопытных? Ведь этот кабинет, мне кажется, лучше приспособлен… — сказал он, осматриваясь вокруг.

— Я не собираюсь избавляться от любопытных. Я просто хотела вам показать кое-что, на что сама обратила внимание только благодаря Алексу Рестарику.

Инспектор, едва сдержав вздох недовольства, последовал за мисс Марпл.

— Вам что-нибудь рассказали? — спросил он, надеясь услышать утвердительный ответ.

— Нет, — сказала мисс Марпл. — Речь будет идти не о том, о чем кто-то мог рассказать. Речь пойдет о манипуляциях, совершаемых фокусниками… как бы игре двух зеркал, о магии этих зеркал… Вы понимаете, о чем речь?

Инспектор Карри ничего не понимал. Он просто пялил глаза и спрашивал себя, в здравом ли уме мисс Марпл.

А она остановилась и сделала ему знак сесть рядом с собой.

— Да. Я понимаю, что все это кажется вам глупым. Но если вы вообразите, что находитесь в театре, а сцена представляет большой холл Стоунгейтса, то что окажется позади кулис? Терраса, не так ли? На которую выходит ряд окон. И вот фокус получается. На эту мысль меня натолкнула «Женщина, распиливаемая пополам».

— Женщина, распиливаемая пополам?

На этот раз инспектор Карри окончательно убедился, что мисс Марпл не в своем уме.

— Это знаменитый фокус. Вы его, конечно, видели… Только в действительности там две женщины.

Зритель видит голову одной и ноги другой. Видно одну женщину, но на самом деле их две. И я подумала, что таким же образом можно сделать обратное. То есть зритель видит двух людей, а на самом деле там только один человек.

— Видит двух, а на самом деле оказывается один?

Инспектор уже не понимал, где находится он сам.

— Да. Но не долго. Вашему полицейскому понадобилось две минуты сорок две секунды, не так ли? Чтобы бегом пересечь парк, войти в дом и вернуться обратно. Я же уверена, что для этого достаточно куда меньше двух минут.

— Для чего?

— Для фокуса. Фокус в том, что было не два человека, а один. Там… в кабинете. Мы же смотрим только на видимую часть, на сцену. А позади декорации имеется терраса и ряд окон. И если два человека находятся в кабинете, то одному из них очень легко вылезть в окно, пробежать по террасе (Алекс же слышал быстрые шаги), войти через боковую дверь, убить Гэлбрандсена и бегом возвратиться обратно. В это время человек, который остается в кабинете, имитирует разговор, и у нас создается иллюзия того, что в комнате находятся двое. И это верно, исключая, конечно, тот промежуток времени, который длился менее двух минут.

Инспектору Карри стало легче дышать. К нему вернулся дар речи…

— Таким образом, вы считаете, что это Эдгар Лоусон пробежал по террасе и убил Гэлбрандсена? И то, что именно он пытался отравить миссис Серроколд?

— Видите ли, инспектор, миссис Серроколд никто не пытался отравить. Вот именно здесь мы и запутались. Кто-то очень ловко воспользовался тем, что ревматические боли, которые мучают миссис Серроколд, схожи с симптомами отравления мышьяком. Это тоже старый трюк фокусников, когда вы вытягиваете именно нужную им карту… Очень легко всыпать немножко мышьяка во флакон с лекарствами и добавить несколько строк в письмо, напечатанное на машинке. А причина, которая заставила так неожиданно вернуться сюда Гэлбрандсена, теперь становится вполне понятной. Он вернулся, чтобы срочно заняться делами Фонда. Финансовыми делами. Предположим, что произошла растрата, очень большая растрата… Вы видите, куда ведут следы?.. Можно думать лишь об одном человеке…

— Льюис Серроколд?

— Да. Льюис Серроколд.

Отрывок из письма Джины Хадд своей тете миссис Ван Райдок:

Джина на минуту остановилась, погрызла ручку и продолжила письмо:

Мисс Марпл задумчиво смотрела на двух людей, находившихся с ней в комнате: Кэрри-Луиза, удивительно невозмутимая, но сильно похудевшая и от того казавшаяся еще более хрупкой, и старый доктор Гэлбрайт, епископ Кромера, спокойное и улыбчивое лицо которого обрамляли красивые седые волосы.

Епископ взял руку Кэрри-Луизы в свою.

— Это большое горе для вас, мое бедное дитя, и вы, должно быть, потрясены:

— Да. Это большое горе, но я не потрясена.

Миссис Серроколд повернулась к мисс Марпл:

— Как ты узнала правду, Джейн?

— Честно говоря, это твоя заслуга, Кэрри-Луиза, — ответила мисс Марпл, и создалось впечатление, что она хотела извиниться. — Как только я поняла, что окружающие обманываются, считая, что ты живешь в собственном замкнутом мирке и утеряла всякий контакт с реальностью, я начала догадываться о действительности, то есть о том, что ты, напротив, преспокойно живешь именно в реальном мире, а не в плену каких-то иллюзий, как большинство из нас. Когда я это сообразила, я подумала, что моим поводырем должны стать именно твои чувства и твоя манера смотреть на окружающее. Ты ведь была уверена, что никто не помышлял тебя отравить. Ты не могла в это поверить… и ты была права: это действительно было так. Ты никогда не могла поверить, что Эдгар мог причинить вред Льюису… И в этом ты была права — он ему никогда не сделал ничего плохого. Наконец, ты была уверена, что Джина любит своего мужа — и это оказалось правдой.

И если уж я решила следовать за тобой, то должна была понять, что все, что казалось настоящим, было на самом деле иллюзией. И иллюзии эти создавались очень продуманно… Чтобы обмануть публику, фокусник действует именно так. А мы здесь были публикой.

Алекс Рестарик догадался обо всем раньше меня, так как ему представился случай посмотреть на вещи под иным углом, как бы со стороны… Когда он был на аллее с инспектором и смотрел на дом, то его осенило, как можно воспользоваться окном. К тому же он слышал чьи-то быстрые шаги в тумане. Когда он узнал о том, сколько времени потратил полицейский агент, чтобы добежать до дома и вернуться обратно, то понял, что для убийства могло понадобиться еще меньше времени. Кстати, Алекс говорил, что полицейский очень тяжело дышал после пробежки, и я сразу вспомнила, что таким же мы увидели Льюиса Серроколда, когда он открыл дверь своего кабинета в тот вечер.

Но душой всей этой ужасной истории был Эдгар Лоусон. Я всегда относилась к нему с недоверием. Все, что он говорил или делал, слишком уж совпадало с тем, каким его нам хотели представить. Во всем этом что-то было не так. Этот вполне нормальный парень слишком переигрывал, изображая полубезумца.

Конечно, все это задумывалось и подготавливалось с очень большой тщательностью. Льюис наверняка принял во внимание, что мистер Гэлбрандсен, приезжавший сюда в прошлом месяце, уже тогда что-то подозревал. А он не мог не знать, что Кристиан Гэлбрандсен не успокоится до тех пор, пока сам не убедится в обоснованности своих подозрений.

Кэрри-Луиза вмешалась:

— Да, это в его характере. Кристиан был хоть и медлителен, но зато дотошен и крайне осмотрителен. Мне не известно, что вызвало его подозрения, но уж до сути вещей он докопался… и правду узнал.

— Я упрекаю себя в том, что был не очень-то компетентным администратором, — сказал епископ.

— Мы никогда не думали, что вас могли бы заинтересовать финансовые проблемы, — сказала Кэрри-Луиза. — Сначала ими целиком занимался мистер Джилфуа. После его смерти — Льюис, поскольку у него был большой опыт дельца. Мы позволили ему управлять всем в соответствии с его идеями, и это вскружило ему голову.

Щеки миссис Серроколд несколько порозовели.

— Льюис был по-своему замечательным человеком, — сказала она. — Он был дальновиден и убежден в том, что с помощью денег возможно все… Они были ему нужны не для себя. По крайней мере, ни алчность, ни другие чувства им не владели. Он стремился лишь к могуществу, которое могли дать деньги. А оно ему нужно было для того, чтобы совершать больше благих дел.

— Он хотел стать богом, — сказал епископ. И вдруг его голос стал строгим. — Он забыл, что человек — лишь жалкое орудие воли бога.

— И… он расхитил капиталы Фонда? — осторожно спросила мисс Марпл.

— Ну, это еще не все…

Гэлбрайт колебался.

— Не скрывайте ничего, — вмешалась Кэрри-Луиза. — Она моя самая давняя подруга.

— По части финансовых дел Льюис Серроколд был самым настоящим чародеем, — сказал епископ. — В свое время, когда он со знанием дела исполнял функции эксперта-бухгалтера, он развлекался тем, что довел до совершенства разнообразные приемы, позволявшие мошенничать без всякого риска. Причем, делал это из чисто спортивного интереса. Но когда понял, что для осуществления намеченного проекта ему понадобится много денег, то решил эти приемы применить на практике. Благо, возможностей для этого у него было предостаточно. Из местных парней ему удалось создать что-то вроде маленькой, но тщательно подобранной банды. Эти парни, естественные наклонности которых толкали их к дурному, любили сильные ощущения, а многие из них были к тому же очень умны.

Епископ ненадолго замолчал и продолжил:

— Многое нам еще неясно. Но представляется, что большинство членов этой своеобразной тайной организации, получив в нашем заведении специальную подготовку, затем внедрялись на ключевые посты в различных финансовых учреждениях. Они с успехом подделывали записи в бухгалтерских книгах, что позволяло похищать значительные суммы без особого риска быть заподозренным. Мне говорили, что самым лучшим экспертам понадобилось бы много месяцев, чтобы все это распутать. Известно уже, что Льюис Серроколд имел много счетов в банках, открытых, разумеется, не на его имя, и обладал акциями многих компаний. Он рассчитывал в скором времени скопить колоссальную сумму, с помощью которой собирался основать колонию в каком-нибудь отдаленном месте. Там он намеревался создать сообщество на кооперативных началах, а юные правонарушители стали бы в конце концов владельцами и администраторами. Мечта, несомненно, фантастическая…

— Эта мечта в конечном счете могла бы быть реализована, — сказала Кэрри-Луиза.

— Да, Возможно. Но применяемые Льюисом Серроколдом средства были бесчестными, и Кристиан Гэлбрандсен об этом догадался. Он был очень обеспокоен еще и потому, что понимал: неминуемое разоблачение и судебное разбирательство отразилось бы каким-то образом и на вас, Кэрри-Луиза.

— Так вот почему он спросил, в порядке ли у меня сердце, — сказала миссис Серроколд. — Он был очень озабочен моим здоровьем, а я и не догадывалась о причинах этого.

— Льюис вернулся из своей поездки, — продолжил епископ. — Кристиан встретил его перед домом и сказал ему, что знает о происходящем. Думаю, Льюис это выслушал спокойно. Они решили сделать все возможное, чтобы постараться избавить вас от неприятностей. Кристиан сказал, что обратится ко мне с просьбой приехать, чтобы посоветоваться. Я ведь тоже являюсь администратором Фонда.

— Но, естественно, — сказала мисс Марпл, — Льюис предусмотрел и эту возможность. Он все заранее подготовил. Он привез сюда этого молодого человека, которому была поручена роль Эдгара Лоусона. Разумеется, Эдгар Лоусон существует и на самом деле. Это было необходимо на тот случай, если полиция начала бы наводить справки о лже-Эдгаре. И наш «Эдгар» точно знал, что ему надлежит делать — разыгрывать роль нервного юноши, боящегося преследования, и обеспечить Льюису Серроколду алиби на те несколько минут…

Но это еще не все. Льюис заранее придумал эту историю с отравлением. Кто-то якобы пытался тебя медленно отравлять, Кэрри-Луиза… Но если все как следует сопоставить, то эта история была основана лишь на том, что Кристиан якобы рассказал Льюису, а также на тех нескольких словах, которые были добавлены самим Льюисом к письму, оставленному в пишущей машинке. Было очень легко добавить мышьяк к лекарству, но для тебя это не представляло никакой опасности… Он был рядом и помешал тебе его принять. Шоколадные конфеты тоже были лишь декорацией. Совершенно очевидно, что в тот момент, когда они были получены, там не было никакого яда. Но перед тем, как передать их инспектору Карри для анализа, Льюис подменил их другими, уже содержавшими мышьяк.

— А Алекс об этом догадался, — сказала Кэрри-Луиза.

— Да. Именно поэтому он тебе и подарил маленькие ножницы с тремя кольцами. Если бы тебе в течение длительного времени давали мышьяк, то его остатки можно было бы найти в обрезках ногтей.

— Льюис подвергался огромному риску, беря в сообщники Эдгара, даже если он и имел на него большое влияние, — произнес епископ.

— Нет, — ответила Кэрри-Луиза. — Это не совсем так. Ведь Эдгар действительно любил Льюиса.

— Да, — пробормотала мисс Марпл, — как Леонард Вилли любил своего отца. Я спрашиваю себя…

Деликатность не позволила ей продолжить.

— И от тебя тоже не ускользнула схожесть их лиц? — прошептала Кэрри-Луиза.

— А ты давно об этом знала?

— Я догадывалась. Я знала, что задолго до нашего знакомства у Льюиса был непродолжительный роман с одной актрисой, он сам мне об этом говорил. Я убеждена, что Эдгар — сын его и этой актрисы.

— Это все объясняет, — сказала мисс Марпл. — В финале он погиб, спасая сына.

Кэрри-Луиза бросила умоляющий взгляд на епископа и добавила:

— Знаете, это правда.

После долгого молчания миссис Серроколд продолжила:

— Странно, но я счастлива. Счастлива оттого, что все закончилось именно так, что он отдал свою жизнь в надежде спасти жизнь сына.

А затем она как-то очень просто и мило добавила:

— Но меня он искренне любил, и я отвечала ему тем же.

— Думаю, бабушка и тетя Милдред очень хорошо уживутся, — сказала Джина. — Тетя Милдред стала значительно добрее, она теперь не такая странная. Вы понимаете, что я этим хочу сказать?

— Очень хорошо понимаю, — ответила мисс Марпл.

— Итак, через две недели мы с Уолли едем в Соединенные Штаты.

Краешком глаза Джина посмотрела на мужа.

— Я забуду Стоунгейтс, Италию, все прошлое и стану настоящей американкой. Рожу ребенка. Мы на зовем нашего сына Уолтер-Джуниор. Мне кажется, лучше и не придумаешь. Что ты об этом скажешь, Уолли?

Мисс Марпл поочередно посмотрела на Уолтера и Джину, думая о том, как приятно видеть столь нежно любящих друг друга людей. Уолтер Хадд очень изменился. Хмурый молодой человек, каким он еще недавно был, превратился в улыбающегося юного великана, всегда пребывающего в хорошем настроении.

— Вы оба мне напоминаете… — начала мисс Марпл.

Джина вскочила и сделала умоляющий жест, прикрывая своей рукой рот старой дамы.

— Нет, дорогая мисс Марпл, молчите! Я боюсь ваших сравнений. У этих сельских жительниц последнее слово всегда ядовито! А вы мастерица говорить разные колкости!

Взгляд Джины снова стал нежным, и она тихо продолжала:

— Когда я думаю о вас, о тете Рут, о бабушке, мне порой очень хочется увидеть мысленно трех молодых девушек. Но я не могу представить себе, какими вы были в юности.

— Вы действительно не можете себе этого представить, — тихо сказала мисс Марпл. — Это ведь было так давно…