Игрушка богатого человека

18

Сара сидела на диване, закатав свои эластичные рейтузы выше колен и погрузив ноги в ведро с теплой водой.

— Тебе чертовски повезло: прогуляла бы по снегу еще немного — отморозила бы пальцы, — заметил Нэш. — И еще тебе повезло, что температура была не слишком низкая.

Она вытащила ноги из воды и стала вытирать их. Нэш отнял у нее полотенце, опустился перед ней на колени и принялся энергично растирать маленькие изящные ступни.

— Хочу, чтоб ты знала: я не стал бы всего этого делать для кого-нибудь еще.

Теперь ее ноги были сухими и теплыми, пальцы слегка покалывало от прилива крови. Она свернулась клубочком, забившись в угол дивана, укутавшись пледом по самые плечи.

Нэш унес ведро и полотенце, а через пару минут вернулся с двумя тарелками в руках.

— Я не голодна.

Нэш поставил тарелки на стол перед ней:

— У тебя вообще-то есть система пищеварения? Или ее забыли вмонтировать при сборке? А может, ты на жидкой диете?

— Смешно.

Сара бросила взгляд на свою тарелку. Подогретая яичница. Обмякшие тосты. У нее в животе всколыхнулась тошнота.

— Ешь, а не то мне придется кормить тебя силой. Нэш опустился в кресло напротив нее, подхватил свою тарелку с вилкой и принялся за дело. Волосы у него были взъерошены. Он нуждался в бритье. У него был вид бродяги. Бродяги, внушающего доверие.

Ей хотелось бы узнать его получше. Ей хотелось бы никогда с ним не встречаться. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы просыпаться рядом с ним каждый день.

Нэш вскинул голову и обнаружил, что она не ест. Он погрозил ей вилкой:

— Я не шучу насчет насильственного кормления.

У Сары начисто отсутствовал аппетит, но она взяла тарелку. Воткнула вилку в яичницу. Поднесла ко рту. Проглотила. Потом еще кусочек.

— Этого не должно было случиться, — сказала она, сглотнув.

— Чего?

— Нас с тобой.

— Ты же мне позвонила, помнишь?

— Ты навел меня на эту мысль. И вообще, когда я позвонила, я была немного…

Ее голос оборвался на полуслове. Не было нужды вслух говорить о ее проблеме.

— Я когда-то жил в доме, где была низкая дверь в подвал, и я всякий раз стукался головой о притолоку, когда надо было туда спуститься, — начал Нэш.

Она поняла, чего он от нее ждет:

— Давай-ка я угадаю. В конце концов ты научился пригибаться.

— Нет, ошибаешься. Я перестал спускаться в подвал.

— Ну, это уж крайность.

— Может быть. — Он поднялся. — Принести что-нибудь еще?

Сара взглянула на свою тарелку и с удивлением обнаружила, что незаметно для себя съела все.

— Нет. Спасибо.

Нэш собрал посуду и направился в кухню. Через две минуты она застала его у раковины с руками, погруженными по локоть в мыльную пену.

Сара взяла полотенце и принялась вытирать тарелки. По молчаливому уговору они не упоминали ни о прошедшей ночи, ни о панической выходке Сары этим утром. Пока они работали, Нэш пытался поддерживать светский разговор. Светский разговор за мытьем посуды. Оазис — а может быть, мираж? — домашнего уюта среди хаоса и сумятицы. Он напомнил ей, что домик принадлежит отцу Харли.

— Его старик — Джеймс Джиллет.

— Газетный магнат?

— Он самый.

Сара ничего не понимала.

— Как может человек, выросший в семье газетного магната, выпускать листок вроде “Дырявой, луны”?

— У Харли пунктик насчет многостраничных газет. Он их терпеть не может. У него был шанс возглавить крупное издание в Спрингфилде, но он отверг это предложение.

— Чтобы выпускать бульварный листок. — Это был не вопрос, а скорее утверждение.

— Приходится решать, что для человека важнее всего.

Они покончили с мытьем посуды.

Что важнее… Сара прекрасно знала, что для нее важнее.

Нэш спустил воду из раковины, вытер руки, потом надел куртку, поправил воротник.

— Я пойду на шоссе и попробую остановить кого-нибудь с приводом на четыре колеса или снегоочиститель… Ну, словом, кого-нибудь, кто сможет помочь нам выбраться из сугроба.

Ей хотелось его остановить. Ей хотелось попросить его остаться, запереть дверь и не впускать внутрь внешний мир. Но она знала, что от Донована убежать невозможно. И с каждой секундой, проведенной в ее обществе, Нэш все больше рискует. Каждая секунда ее отсутствия увеличивает опасность для ее отца, для сестры и ее семьи.

Нэш подошел к двери и остановился, взявшись за ручку:

— Жди здесь и смотри, чтобы газ был выключен, обогреватель на минимуме, а дверь заперта.

“Я это запомню, — подумала Сара. — Годы пройдут, но, когда ты будешь любоваться своими звездами на крыше, я вспомню об этом, глядя из окна дома Донована, и это воспоминание меня утешит”.

Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Легкая, едва заметная улыбка играла в уголках его чувственного рта. Нэш покачал головой, как будто пытаясь прояснить свои мысли. Он не мог понять ее… он ничего не мог понять. Да и кто бы смог?

Он открыл дверь и вышел. Ворвавшийся в дом порыв холодного ветра ударил Сару и пробрал ее до костей, ледяной змейкой скользнул в ее душу.

По пути к шоссе Нэш остановился возле своего застрявшего автомобиля. От него все еще слабо пахло бензином. Еще час, и он бы завелся. Нэш бросил рюкзак на заднее сиденье и направился к шоссе.

Снег все еще шел, заметая оставленные ими следы. В такой день хорошо было бы остаться в доме и медленно, неторопливо заниматься любовью у огня…

Как говорится, мечтать не вредно.

Машины неслись по шоссе одна за другой, но никто не обращал на него внимания, их колеса обдавали его жидкой снежной кашей. Наконец грузовик с приводом на четыре колеса, с проржавевшим кузовом и чудовищными шипованными шинами выехал на обочину. Распахнулась дверца. За рулем сидел парнишка лет семнадцати в коричневых вельветовых брюках, зеленых сапогах и клетчатой шерстяной кепке. Нэш на секунду оглох от воплей Стива Тайлера, солиста группы “Аэросмит”.

— Вас подвезти?

Нэш забрался в кабину и сразу понял, что грузовик принадлежит какому-нибудь фермеру. Теплый воздух из нагревателя разносил по всей кабине запах навоза, к которому Нэш, будучи городским жителем, так и не сумел привыкнуть.

— Только что вытащил одного бедолагу из канавы, — с гордостью сообщил парнишка, явно довольный собой и плохой погодой. — Этот снег может ударить в любую минуту. Только что солнце светило, и дорога была чистая, оглянуться не успеешь — уже конец света. Меня зовут Дэнни.

— Нэш.

— Местный?

— Чикаго.

— Чикаго? Вот уж откуда я стараюсь держаться подальше!

— Повсюду плохо. Видел когда-нибудь фильм “Побег из Нью-Йорка”?

Дэнни засмеялся. Они разговорились. Дэнни признался Нэшу, что до сих пор не решил, что ему делать со своей жизнью.

— Насчет себя я тоже еще не решил, — сказал Нэш.

Подъехав к машине Нэша, они обнаружили, что ветровое стекло уже очищено от снега, а Сара сидит за рулем.

— Жена? — спросил Дэнни.

— Черт, конечно, нет! — воскликнул Нэш.

— Подружка?

— Увы, и этого нет.

— Слушай, Нэш, по возрасту ты годишься мне в отцы, что делать со своей жизнью, еще не решил, с тобой женщина, которая тебе не жена и не подружка, но ты смотришь на нее, как будто она — последний глоток воды в пустыне и кто-то готов вылить эту воду на землю. — Простому пареньку не чужды были философия и поэзия.

Неужели у него все на лице написано? — удивился Нэш. Неужели он и вправду так сильно вляпался? Он-то надеялся, что прошлая ночь поможет ему избавиться от наваждения, но добился только того, что Сара стала ему еще ближе, чем раньше. Теперь он познал нежность ее прикосновений. Запах ее кожи. Ее вкус. Он знал, каково чувствовать под собой ее тело.

Он знал, что она любит другого. Своего мужа. А что тут необычного? Многие жены любят своих мужей.

Тем временем Дэнни выудил пару рабочих рукавиц из груды одежды и тряпья на сиденье и швырнул их Нэшу:

— Ты в еще большем дерьме, чем я. Нэш засмеялся и натянул рукавицы:

— Уж больно ты умный, как я погляжу. Дэнни дернул подбородком в сторону кузова:

— Там есть буксир. Я развернусь, а ты пока цепляй его к своей тачке.

Опрокидывая пустые ведра из-под корма, Нэш разыскал среди охапок сена и вытащил лязгающую буксирную цепь. Пока Дэнни разворачивал грузовик, Нэш подлез под машину, чувствуя, как снег — уже в который раз! — забивается за шиворот и за пояс джинсов. Один конец цепи он прикрепил к оси, а другой, когда Дэнни занял позицию, зацепил за крюк на бампере грузовика. Сложив руки рупором у рта, Нэш крикнул:

— Заводи! Мотор завелся.

— Включай скорость!

Сара кивнула и потянула на себя рычаг переключения скоростей. Дэнни медленно подал вперед, пока цепь не натянулась. Он поддал газу, пошел быстрее, еще быстрее… “Форд” подпрыгнул, затрясся, потом выровнялся и плавно потянулся за грузовиком. Дэнни затормозил и слегка сдал назад, чтобы ослабить цепь. Он выпрыгнул из кабины и отцепил цепь от грузовика. Нэшу пришлось снова нырять под машину и отцеплять другой конец.

— Спасибо, — сказал Нэш, передавая тяжелую, мокрую цепь и рукавицы хозяину.

— Езжай по моим следам, и никаких проблем не будет.

— Будешь когда-нибудь в Чикаго, разыщи меня. Организую тебе тур по городу.

— Будь здоров!

Кое-как стряхнув с себя снег, Нэш занял место за рулем, а Сара передвинулась на соседнее сиденье.

Час спустя они покинули заснеженную дорогу и покатили по сухому асфальту. А еще через два часа Нэш свернул со скоростного шоссе на съезд, ведущий к Золотому берегу, где жила Сара. В двух кварталах от дома она попросила его остановить машину. Он подъехал к тротуару. Сколько раз они разыгрывали одну и ту же сцену? Три? Четыре?

Он ждал.

— Этого больше никогда не будет, — сказала Сара. — Не звони мне.

Ни “До свидания”, ни “Мне очень жаль”, ни “Все было замечательно, но у каждого из нас есть своя жизнь”. Просто: “Не звони мне”. Как будто он одноразовое изделие — использовал и выбросил. Как будто она урвала свою толику кайфа и покончила с ним. Адью!

Нэш тяжело сглотнул, старательно глядя только вперед — на пустую улицу, ведущую к ее дому.

— Без проблем.

— Если узнаешь, что я где-то работаю, не приходи туда.

Нэш почувствовал, что начинает уставать от города Чикаго. Ему надоел холод. Снег. Ветер. Пожалуй, пора переезжать. Пора податься на юг.

— А если ты опять надумаешь устроить заплыв до середины озера Мичиган? — спросил он.

Нет, он больше не будет мешать, не будет осложнять ей жизнь. Он полностью устранится — “уйдет из кадра”, как говорят фотографы.

Какое-то время оба молчали. Потом Сара сказала:

— Дай мне уйти.

Повернулась дверная ручка. Скрипнули пружины сиденья.

“Ну так уходи! — хотелось крикнуть Нэшу. — Выметайся к чертовой матери!”

Но она не ушла. Она опять прикрыла дверцу.

— На самом деле я ведь тебе никогда не нравилась, верно?

Нэш понимал, что она делает. Пытается облегчить чувство вины за то, что использовала его. Использовала и выбросила за ненадобностью.

Ему хотелось сказать, что он по ней с ума сходит, как одержимый, пожалуй, даже, что он влюблен в нее, — просто чтобы причинить ей боль, ту же боль, что она причиняла ему, но Нэш понял, что не может так с ней поступить.

— Нет, — проговорил он вслух каким-то чужим, механическим голосом, чтобы дать ей уйти с миром, — на самом деле ты мне никогда не нравилась.

— Это была просто игра, правда? Игра? Неужели ей хочется, чтобы это оказалось просто игрой?

— Я кое с кем поспорил. Это было пари. Мысленно Нэш наградил себя медалью за сообразительность. Все-таки этого у него не отнять: умеет он плавать в мутной воде! Черт, да он и в болоте сумел бы выплыть!

— Пари? — Сара резко повернулась на сиденье. Он почувствовал, что она смотрит на него. Он кожей ощущал тяжесть этого взгляда. — Ты держал пари, что сможешь переспать с женой Донована Айви?

Где-то глубоко у него в груди зашевелилась боль, ему хотелось крикнуть, что это неправда. Нэш боялся, что слова вырвутся сами собой, если только он откроет рот. Он медленно повернул голову и посмотрел ей в глаза. И понял, как это просто — вызвать в ней ненависть к себе. До ужаса просто. До боли.

— Я этого не говорил, ты сама сказала.

Она отшатнулась.

Чувствуя себя распятым, Нэш смотрел на нее. После долгого молчания он наконец сумел заговорить. Слава богу, голос звучал вполне нормально. Немного хрипло, но она не заметит ничего необычного. Не настолько хорошо она его знает.

— Пари было многоступенчатое, — начал объяснять Нэш, поворачивая нож в ране.

Неизвестно только, кому при этом стало больнее.

Сара судорожно сглотнула и обвела языком пересохшие губы.

— Многоступенчатое?

Ей будет легче уйти, если она возненавидит его. Ей будет легче вернуться к человеку, которого она любит.

— Все зависело от секса.

Она все еще вглядывалась в него, не понимая, о чем он говорит.

— От секса?

Этого разговора они избегали весь день. О том, как она поначалу боялась его. О том, как в конце концов начала ему доверять. О том, как она ответила на его пыл. О том, как им было хорошо. Чертовски хорошо.

— Ну да, бывают разные виды секса. У нас был традиционный секс. — Сердце его стучало с перебоями. — Обычное туда-сюда, преснятина, скука… — Сердце замерло и снова забилось после томительной паузы… — Потом… потом был оральный секс. — Стучит, стучит, стучит… — Но бывает еще оральный с участием обоих партнеров. До этой стадии мы не добрались.

Что-то мелькнуло в глубине ее темно-серых глаз под густыми черными ресницами, и у него мелькнула мысль о камешке, брошенном в воду, от которого по поверхности расходятся круги.

— Деньги… — проговорила Сара холодно и безучастно, словно примиряясь с неизбежным.

Вот это подкосило его больше всего: она не слишком удивилась. Она как будто ждала этого. Она как будто не ждала от него ничего другого.

— Значит, ты ничем не лучше любой проститутки, которая делает это за деньги, — добавила Сара.

Нэш помолчал, не сразу найдясь с ответом. Он готов был включиться в игру, но какая-то часть его сознания упорно сопротивлялась этому.

— Да, пожалуй, так оно и есть.

Как завороженный, он в ужасе следил за ее лицом. В нем не осталось ни кровинки.

“Ну вот, — подумал Нэш, — ты получила, что хотела, ты свободна”. Но он не чувствовал удовлетворения, только боль.

У нее вырвалось сдавленное рыдание, она слепо нащупала ручку двери, открыла ее, выпрыгнула из машины и побежала вверх по улице к своему дому.

Нэш заставил себя дышать ровно и медленно. На поверхность надо выплывать постепенно. Надо привыкнуть к обстановке.

Наконец он включил скорость и развернулся посреди пустынной улицы так резко, что завизжали шины.