17. Молчание


POV Артур

Его детские обиды, нежелание взрослеть и предаваться воспоминаниям - только его дело. Я дал ему жизнь, жилье и всё необходимое для хорошего существования на моей земле. Дальше следовал его выбор, и мне некогда было задумываться о его нежелании общаться. Тем более первые дни я занимался расследованием пожара, поэтому не обращал внимания на глупое поведение зверька. Пропускал выказанное непочтение.

Зверек приступил к обучению в школе для знатных детишек нашей земли. Появилась возможность расти и общаться со сверстниками, с подобными себе. Несколько раз случайно, проезжая мимо двухэтажного белого дома, обвитого розовыми розами, я видел зверька, стоявшего на крыльце школы со сверстниками. Девушки, словно пчелки, вились возле него. Такие вещи хорошо заметны, а зверек в ответ смущался. Его пытались взять за локоть или нечаянно к нему прильнуть, а тот избегал. Зато с парнями хорошо общался.

В тот день зверек рванул за парнем вдогонку, и оба засмеялись. Глухо, как сквозь воду, я услышал их звонкий смех. Зверек оживал, привыкал к моей земле. Уже не таким грустным выглядел, как по началу.

Но едва об этом подумал, как два мелких выбежали на дорогу и испугали резким появлением моего коня. Заставили того взвиться и встать на дыбы.

– Тихо, тихо, Сизый! - успокоил жеребца, погладив между ушей.

Парни испуганно переглянулись. Второй резко преклонил колено и склонил голову, как полагалось.

– Ваше высочество!

А я внимательно посмотрел на зверька, который не торопился вновь выказывать мне должного уважения. Столько непочтения и дерзости в зеленых глазенках! Ненависть плескалась в нем, и кулаки поганец сжимал, словно боялся броситься в драку. Его ненависть и безразличие адресовано только мне! Только мне неуважение!

Кто он такой есть, чтобы нос воротить передо мной?!

Друг зверька осторожно дернул поганца за руку и зашипел тихо, лишь бы я не слышал. Заставил непослушного юнца преклонить колено, но приветствия и уважения тот по-прежнему не выказал.

– Я не слышу тебя, отродье. Не слышу!

Поторопил, потому что терпение иссякало. Все терпение выжрал. По капле выпил из меня. Чувствовалось в гордой позе отродья, даже несмотря на склоненную голову, закрытую капюшоном, как тот напряжен: плечи ровные, шея длинная, каждый нерв в теле накален. Ненавидит поганец из-за своего любовника? Был бы рад, чтобы мою голову жрали стервятники, а не его любимого? Не бывать тому! Я буду вечным напоминанием, что ему не быть с тем пареньком.

Его дружок дал ему подзатыльник. Правильный подзатыльник, отрезвивший гордыню и ненависть. Правильно.

– Ваше высочество, - покорно произнес зверек. Плюнул мне, как собаке.

Пожалуй, это была последняя капля терпения.

Под цокот Сизого направился в деревню по делам, заставляя себя утихомирить гнев на юнца, который еще слишком молод и глуп. Да и с каких пор чье-то мнение имело ценность? Один отец вправе судить меня и мои деяния. Больше никто.

***

Пожар в борделе устроил «дружок» зверька и его компания. Подожгли Мои земли и в ночной тьме под завесой дыма покинули деревню. Если бы я не преследовал Розу, то никогда бы не поймал беглецов.

В тот день на деревянной площади возле черного обелиска, созданного в великой деревне при оазисе, состоялась казнь. И зверек пришел посмотреть, как буду вершить правосудие.

- Вот эти люди! - мой голос разносился громко над головами притихшей толпы, среди которой я увидел притихшего зверька. Зеленые глаза сегодня в первые за долгое время не избегали меня, а смотрели прямо и дерзко. А я произносил громко, глядя на него, чтобы понял и знал, почему я так поступил.

- Я пожалел вот этих людей и пригрел в своей деревне! В результате ненужной жалости и глупого милосердия эти люди, - указал на семнадцать человек, что носками ног едва касались маленьких табуретов. А их тела, подвешенные прочной бельевой веревкой за шею, висели на большом, горизонтально расположенном бревне и готовились к смерти. - Именно они подожгли бордель, в результате чего задохнулось и сгорело пять женщин и трое мужчин. И эти жизни на моей совести за глупое сострадание к тринадцатой земле! - в тот же момент я резко опустил руку вниз, давая отмашку на активные действия.

Толпа стихла, предвкушая зрелище, а зверек прикрыл веки, едва я дал разрешение на казнь, и тела взвились в воздух.

Все семнадцать человек были подвешены по одному моему жесту, за исключением самого главаря, зверька и Клары. Любой, кто нарушит мой закон и порядок, будет точно также казнен. А зверек упрямо смотрел за моими действиями и прожигал ненавистью. Ощутимой, осязаемой, от которой покалывало кончики пальцев, и губы, скрытые повязкой от толпы, заметно раздвигались в улыбке.

Не существовало другого выхода, как поступить с убийцами. Мне приходилось нести ответственность за здоровье народа и выбирать кому жить, а кому умереть.

Отродье впервые за долгое время смотрел на меня и ненавидел, а я улыбался в повязку на губах. Видно, как непокорный поганец сжимал худые руки в мелкие кулачки, будто сейчас начнет молотить или проклинать. Такая физически ощутимая ненависть, и я питался ею. Его эмоции меня заряжали бодростью. Давай, ненавидь! Презирай!

Пусть только что подвесил его дружков, и зверек презирал за убийство любовника, но мне в радость. Это лучше, чем глупые попытки сбежать или молчаливый бойкот.

***

Поздно ночью я до сих пор был заряжен его горячим взглядом, обжегшим мою плоть. Адреналин плескался в крови, кипел, заставлял огонь полыхать по коже. Я жарился на костре, на вертеле. Но на самом деле расположился возле раздвинутых ног Силь — самая моя пылкая южанка из всех наложниц. С «крутыми» формами и буйным нравом. Любила погорячее и жестче. То, что сегодня после казни мог в полной мере подарить.

Ее ноги скрещены на моей пояснице, член пульсировал от огненной боли, казалось, яйца взорвутся от перенапряжения. При каждой фрикции член скользил в мокрое лоно, которое хлюпало и истекало еще сильнее соками возбуждения. Яйца долбились о ее ягодицы.

Страстные, похотливые стоны Силь, хлюпающий звук влажного лона и шлепки о ее ягодицы - все это настолько громко, похотливо. Подушки от потных тел скользили под нами. Все эти звуки «любви» наполняли пустынные коридоры, проникали под тонкие стены. На третьем этаже я один, но было все равно пусть хоть все слышат, пусть и второй этаж слышит, и третий. И сам мелкий поганец-зверек слышит, как Силь бьется в экстазе и кричит для меня:

- Даааа, господиииин!

Едва кончила, я перестал сдерживаться или заботиться об удовольствии наложницы. Теперь мне надо было прогнать наваждение, забыть огненный взгляд мелкого поганца. Ускорил темп, врывался членом все глубже и глубже. Все сильнее и яростнее. До предела. Глубже и сильнее. И так противно, что даже в момент секса иногда думал о зверьке. Подхватил Силь за ноги под коленями. Подбросил ее бедра вверх от подушек и начал таранить мокрую плоть, слушая звонкие шлепки ягодиц о бедра, пытаясь сосредоточиться на этом акте. Член пульсировал, обмазанный соками, и огненный, словно раскаленный до предела. До безумия. Дичайшее наваждение срывало тормоза, а пот струился по вискам.

Что-то внезапно привело меня в покой, пусть и не успел кончить. Я остановил движения, услышав испуганное мычание в ладонь, которой прикрывал рот наложницы. Отпустил ее ноги, согнутые в коленях, и убрал руки от нее. Она сразу сжалась, ноги подтянула к груди и зажмурилась.

Дьявол... Кровь мазками изуродовала белые подушки, светящиеся в темноте и в момент акта подчеркивавшие наши сплетенные, загорелые тела. Силь - не девственница, что означало, я сильно перестарался. Разорвал.

- Лежи...Лекаря позову! - похоть медленно отступила, прекратила полыхать в теле. Тело стало более послушным, и я смог вытереть капли крови с себя, быстро одеть свободные серые штаны и поторопиться на выход.

Третий пустынный этаж в моем персональном распоряжении, на втором проживали наиболее приближенные, политически важные люди и их семьи. На первом этаже - залы, кухни, лекари, обслуживающий персонал дворца и, конечно, стража.

У отца на первом этаже за залом для гостей находилась персональная пристройка, состоящая из нескольких комнат.

Направляясь по коридору под храп спящих людей, я проклинал дьявольское отродье, которое определенно наслало на меня проклятье. Заворожило ведьмовскими зелеными глазами. Рядом с ним мое спокойствие и контроль летел к дьяволу, что не пристало принцу. Надо сохранять контроль и выдержку. Надо! Надо!

Я вызвал лекаря и велел подняться в мои покои, а сам прошел на кухню за прохладной водой, чтобы остудить огонь, кипящий в крови. Остановившись напротив окна, решал куда деть зверька, чтобы не сойти с ума от постоянных мыслей о нем. В оазисе нет смысла занавешивать шторы, это только в деревне песок слепил глаза, а здесь высокие защитные стены, и деревья закрывали обзор на бескрайние пески.

Я смотрел на огромный спутник планеты, видневшийся на темном небе, когда дверь жалобно проскулила, и в кухню вошел никто иной, как зверек. Явился.

Прислонив бокал к губам и отвернувшись от окна, я скрестил ноги и начал тайком в тени наблюдать за зверьком. А тот меня не видел. Раздраженный и громко топающий по полу босыми стопами прошел к кувшину с водой. При этом поднял руку и почесал себя под мышкой.

- Проклятый, глупый корсет! - причитал недовольно пацан, продолжая чесать себя поочередно под мышками, затем голову почесал. Может вши? - Оххххх, ну как же я хочуууу помыыыыыться! - жалко простонал малец. Очень проникновенно, тихо, жалобно. От его продолжительного такого тихого, страстного стона волоски на теле встали дыбом, будто невидимые тонкие пальцы меня внезапно начали ласкать и возбуждать. Тело накалилось от его стона. Я осторожно отставил бокал на подоконник, и от этого стука зверек испугался. Сразу развернулся, в ужасе привалился поясницей к плите и залепетал:

- Я…вы...ты...пы..мы..я...он...оно! - зверек при этом пальцем указывал куда-то за спину, потом на кувшин с водой, а потом видно смирился, что не удастся донести мысль.

Свет из окна давал немного рассмотреть зверька, но не четко. По крайней мере я мог увидеть его темные волосы, заплетенные в длинные косы. Недавно появилась мода на длинные волосы, ну, как длинная борода. По мне все равно это по-женски, но многие воины и у меня делали косы. Так проще, не приходилось мыть, а во время активных боевых действий убирали в пучок на затылке.

Забавный зверек. Он меня всегда забавлял, с того дня пять лет назад что-то пошло не так. На той лестнице я был уверен, что он - это юная девушка, а оказался юношей. Здесь какой-то ступор. Я видел его голую грудь, но... не укладывается в голове. Глаза твердят одно, а тело другое. Да будь я проклят...


Загрузка...