Их в разведку водила Леля

СЮДА ПРИХОДИЛИ САМИ

«Фронт. 24 октября 1941 г.

Дорогая мама!

Как ты поживаешь? Я хорошо и даже лучше всех. Сейчас на фронте работы будет много. Может быть, и трудно будет отвыкать от тихой мирной жизни, но на это дело меня послала моя комсомольская совесть…»

Она сложила листок солдатским треугольником, написала адрес и вышла из комнаты в коридор. Возле обитой дерматином двери остановилась, придирчиво оглядела свое отражение в оконном стекле, убрала со лба непокорную прядку и решительно постучала.

— Войдите! — глухо донеслось из-за двери.

— Здравствуй, Ярославна! — поднялся из-за стола среднего роста военный, на петлицах его гимнастерки по две шпалы, на ремне сбоку тяжелый парабеллум. — Садись, рассказывай, зачем пришла в такую рань?

— Товарищ командир, когда же наконец? Ведь уже неделя, как я здесь!

— Положим, всего третий день, — уточнил майор. — Но теперь уже скоро. Ты больше ждала, Леля Колесова…

ИЗ ХАРАКТЕРИСТИКИ

«Колесова Елена Федоровна, 1920 года рождения (деревня Колесово, Ярославской области), русская, в комсомоле с 1936 года. Образование среднее специальное (Московский индустриально-педагогический техникум)…

Работая преподавателем и старшей пионервожатой в 47-й средней школе Москвы, показала себя знающим педагогом, прекрасным воспитателем и организатором. Отличительные черты характера: смелость, решительность, инициативность. Разносторонняя спортсменка. Делу Коммунистической партии и социалистической Родине предана до конца. Числилась в резерве на выдвижение в райком комсомола…

В начале войны Колесова Е. Ф. окончила курсы сандружинниц и медсестер. Настойчиво добивалась направления на фронт…»

Такой письменной характеристики на сидящую перед ним девушку у майора не было: все сведения о людях здесь принято было держать только в памяти. Кроме Колесовой майор помнил еще несколько десятков фамилий и характеристик.

— Как только подберем группу, сразу начнете занятия. — Майор помолчал, глядя, как за окном холодный октябрьский ветер раскачивает оголившиеся деревья, гонит по разбухшей от недавних дождей дороге остатки жухлой листвы. — Только долго заниматься не придется, Леля. — Он перевел взгляд на крупномасштабную карту Подмосковья на стене. — Сама знаешь, какая сейчас обстановка.

Она знала: обстановка к западу от Москвы по-прежнему очень тревожная. Сводки Совинформбюро середины октября, которые она слушала по радио и читала в «Правде», были малоутешительными…

Временно остановленные Красной Армией немецко-фашистские захватчики вновь попытались прорваться к столице. 30 сентября противник, имевший значительный перевес в живой силе и военной технике, лавиной танков ударил по войскам Брянского, а затем Западного и Резервного фронтов.

Несмотря на героическое сопротивление наших войск, гитлеровцам удалось прорвать оборону. 17 октября был оставлен Калинин, 18 октября фашистские танки ворвались в Малоярославец. В тот же день противнику удалось захватить Можайск. Но благодаря усилиям наших войск враг был остановлен на рубеже рек Протвы и Нары…

Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандования приняли решительные меры для укрепления дальних подступов к столице, особенно на можайском направлении. Туда подтягивались воинские части с других фронтов. Тысячи москвичей — люди разных профессий и специальностей — добровольно вступали в коммунистические батальоны, из которых формировались боеспособные дивизии. Только в октябре Москва выставила навстречу врагу дополнительно 50 тысяч воинов…

Однако противник продолжал продвигаться к столице. Положение усложнилось. По решению Государственного Комитета Обороны из Москвы были эвакуированы дипломатический корпус, часть правительственных учреждений, крупные заводы и фабрики, научно-исследовательские институты, высшие и средние учебные заведения и другие организации. В столице продолжали работать Политбюро ЦК ВКП(б), Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главнокомандования…

О напряженной обстановке сообщали сводки Совинформбюро. 17 октября к москвичам по радио обратился секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков: «Товарищи москвичи! — говорил он. — Над Москвой нависла угроза. Но за Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови… Все силы на отпор врагу! Все на защиту Москвы!»

Выступление Щербакова Леля Колесова слушала в ЦК ВЛКСМ, куда была приглашена на беседу. Там же в кабинете одного из секретарей ЦК увидела немногословного, подтянутого майора, ее будущего командира. Вспомнила и день своего приезда в этот загородный дом в Жаворонках, сохранявший характерные приметы размещавшегося здесь ранее детского садика: маленькие стульчики, игрушки в углах комнат, песочницы и качели в просторном, некогда зеленом дворе. 20 октября она прочитала в «Правде» постановление Государственного Комитета Обороны о введении в Москве и прилегающих к ней районах осадного положения, подписанное председателем ГКО И. В. Сталиным. И только тогда по-настоящему почувствовала, сколь велика опасность, нависшая над столицей.

Невеселые Лелины думы прервал телефонный звонок на столе майора. Он поднял трубку. Говорил негромко, с небольшим акцентом. (Леля знала, что по национальности он латыш.) Видимо, разговор был очень серьезным: лицо майора посуровело, большие зеленые глаза потемнели. И тут она заметила, что этот мужественный, с ладной спортивной фигурой человек не так уж молод. Лет сорока, не меньше, прикинула она. Говорят, у него легендарная биография (шутка ли, орден Ленина и еще Красного Знамени на гимнастерке), но подробностей никто не знает. Известны лишь его фамилия, имя и отчество…

ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА КОМАНДИРА

«…Спрогис Артур Карлович, латыш, из семьи рабочих, родился в 1904 году, член РКП (б) с 1920 года, принят Кремлевской партийной организацией… С 1918 по 1921 год — сотрудник разведотдела ВЧК, курсант Кремлевских пулеметных курсов комсостава (неоднократно назначался на почетный пост № 27 — у кремлевской квартиры В, И. Ленина)… Участвовал в разгроме банд Булак-Булаховича в Белоруссии, вел агентурную работу в логове Махно… За сложную операцию по выводу из-за рубежа Бориса Савинкова награжден именным оружием… Летом 1936 года безоговорочно принял предложение оказать помощь республиканской Испании в качестве советника частей спецназначения, лично участвовал в боевых операциях. Талантливый ученик и сподвижник выдающегося чекиста Яна Берзина… В 1940 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.

С начала Великой Отечественной войны майор Спрогис А. К.[1] назначается особоуполномоченным Военного совета Западного фронта по организации разведывательно-диверсионной борьбы в тылу врага…»

Майор Спрогис положил трубку.

— Наши войска оставили Рузу, — жестко сказал он и посмотрел на свои «командирские» часы[2].— Половина десятого, мне пора ехать…

Часа через три послышалось урчание мотора у ворот. Возле веранды, куда выбежала Леля, остановился грузовик. Из кузова спрыгивали на землю юноши и девушки с вещевыми мешками. Из подъехавшей «эмки» вышел майор Спрогис.

24 октября 1941 года войсковая часть 9903 получила очередное пополнение…

На стене одного из зданий Московского энергетического института (Красноказарменная улица, 14) укреплена мемориальная доска.

«В 1941–1942 гг. в правом крыле этого корпуса МЭИ формировались группы партизанско-разведывательной части 9903. Среди награжденных бойцов части пять удостоены звания Героя Советского Союза

Космодемьянская Зоя

Колесова Елена

Дронов Никита

Линьков Григорий

Банов Иван».

Имена многих бесстрашных разведчиков этой части теперь увековечены в памятниках, названиях улиц, книгах. Рассказывая о боевом пути Лели Колесовой, нельзя не познакомить читателей с командирами и рядовыми этого не совсем обычного подразделения штаба Западного фронта.

Вспоминает бывший заместитель командира, а затем командир части 9903 полковник в отставке

Афанасий Кондратьевич Мегера

В первые дни войны я вместе с группой других офицеров — слушателей Военной академии имени М. В. Фрунзе был откомандирован в распоряжение Военного совета Западного фронта. Там нам поставили конкретные задачи по организации партизанских отрядов и подпольных групп из добровольцев, обучению и переброске их за линию фронта, руководству их боевой деятельностью… В конце августа 1941 года командиром нашей группы был назначен майор Спрогис Артур Карлович, имевший огромный опыт работы в органах ВЧК, ОГПУ и НКВД, как мы говорили, разведчик «милостью божьей». Он в короткий срок сумел подготовить нашу группу к масштабным, активным и решительным действиям в тылу врага. В наше распоряжение из академии имени Фрунзе прибыло еще несколько высококвалифицированных командиров, способных обучать личный состав всем необходимым приемам и методам борьбы в тылу противника. Что касается самого личного состава, то он комплектовался главным образом из комсомольцев-добровольцев…

От тех, кто был зачислен в часть 9903, никто никаких подписок не требовал. Сюда посылали только добровольцев, парней и девушек, имеющих хорошую спортивную подготовку, способных выполнить трудные задания. Направляли по путевкам ЦК ВЛКСМ после тщательного отбора.

ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА А. К. СПРОГИСА

«Когда фашисты подходили к Москве, я попросил у ЦК и Московского горкома комсомола две тысячи добровольцев для отбора в часть для выполнения спецзаданий во вражеском тылу. Но выбирать пришлось из трех тысяч юношей и девушек, А кабинеты райкомов партии и комсомола все продолжали и продолжали осаждать новые и новые добровольцы, рвущиеся на фронт и в партизанские отряды».

Нельзя умолчать о человеке, который приложил много сил для создания в части 9903 атмосферы полного взаимопонимания. Спокойный, уравновешенный, он увлекательно, с душевной теплотой рассказывал новичкам о героических поступках советских воинов, тружеников тыла. С ним каждый чувствовал себя увереннее, мог поделиться своими мыслями, сугубо личным и получить добрый дельный совет. Он помогал всем, кто к нему обращался: куда-то писал, за кого-то хлопотал, спорил, доказывал и всегда добивался своего. Не случайно в части его называли «папашей». И в то же время в военных делах этот человек всегда оставался требовательным, принципиальным командиром. Это был комиссар части 9903 Никита Дорофеевич Дронов.

ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА КОМИССАРА

«Дронов Никита Дорофеевич, 1900 года рождения, из питерских рабочих, член РКП (б) с 1918 года… Участник штурма Зимнего дворца, активный участник гражданской войны. Имеет большой опыт работы в политорганах Красной Армии… В августе 1941 года полковой комиссар Н. Д. Дронов утвержден комиссаром части 9903»[3].

Простота и сердечность командира части чекиста Спро-гиса и полкового комиссара Дронова в сочетании с высокой требовательностью сыграли немаловажную роль для воспитания пришедшей в часть молодежи. Эти незаурядные люди, несомненно, оказали благотворное влияние и на Лелю Колесову.

Увидев на веранде Лелю, вновь прибывшие обступили ее, засыпали вопросами:

— Ты здесь давно? А далеко отсюда до фронта?

— По скольку часов занимаетесь?

— Была ли уже на задании?..

Ей очень хотелось ответить: «Была». Да стыдно признаться, что она еще даже к занятиям не приступала.

Решила переменить тему разговора:

— Давайте знакомиться! — Леля Колесова.

— Нина Шинкаренко…

— Тоня Лапина…

— Зина Морозова…

— Надя Белова…

— Зоя Суворова…

— Нина Суворова…

Парней дежурный по части уже увел в соседнее двухэтажное здание, там находились столовая и комнаты для занятий. Разместить девушек поручили Леле.

— Пошли, девочки, покажу вашу комнату, — предложила она. — Располагайтесь как дома.

В просторной комнате стояли аккуратно заправленные раскладушки, между ними тумбочки.

— Вот так фронт, — разочарованно заметила высокая, спортивного вида Нина Шинкаренко. — Да здесь, как у нас в институтском общежитии. Правда, Зина?

Зина Морозова, подруга Нины по Московскому центральному институту физкультуры — симпатичная девушка с ямочками на щеках и белозубой улыбкой, — согласно кивнула подруге.

А после сытного обеда в уютной столовой дежурный объявил «мертвый час».

— А я-то думала, стрелять учиться пойдем, — вздохнула самая старшая из девушек, 24-летняя Надя Белова с седой прядкой в каштановых волосах — след от работы электросварщицей на оборонном заводе.

— Санаторий, да и только, — иронически заметила довольно громко, так, чтобы все слышали, Зоя Суворова.

— Не волнуйтесь, — усмехнулся дежурный, — еще на-занимаетесь…

Откуда им, неугомонным, было знать, что из их шестерки уцелеют только двое — Нина Шинкаренко и Тоня Лапина?

Немного разочарованные, девушки отправились выполнять установленный распорядок дня. Но не прошло и десяти минут, как Леля услыхала смех, топот ног, а затем чей-то звонкий девичий голос запел:

«Под Москвой фашисты, а они песни-пляски устроили!» — возмутилась Колесова. Решительно распахнула дверь в их комнату, но вместо того, чтобы одернуть девчат, сама, захваченная знакомой мелодией, негромко запела вместе со всеми:

— Знаешь что, Леля, — предложила Зина Морозова. — Перебирайся-ка к нам.

— Вот и кровать свободная, — поддержали девушки.

— Да я и сама об этом подумала, — призналась Леля. — Кто «за», поднимите руки! Принято единогласно…

А после ужина начался «вечер воспоминаний»: кто откуда, где учился, работал, как попал сюда. Выяснилось, что сестры Нина и Зоя Суворовы, Надя Белова — коренные москвички, Нина Шинкаренко из Краснодара, Тоня Лапина из Пензы, Зина Морозова из Курска. Зато биографии у всех оказались схожие, «рабоче-крестьянские». Все комсомолки, спортсменки, а с начала войны — сандружинницы и медсестры. И в эту часть пришли примерно одним и тем же путем, который тут же метко окрестили «хождение по райкомам». Не один раз пришлось девушкам побывать в райкомах и Московском горкоме комсомола, прежде чем они услышали: «Если не передумаете, завтра к 10 утра сбор у кинотеатра «Колизей»[4]…

Леля слушала нехитрые рассказы своих новых подруг и думала: «С виду обыкновенные девчата, а какие смелые и настойчивые, ведь с ними можно не глядя в огонь и в воду».

— Леля, а ты что помалкиваешь? — неожиданно услышала она голос Нины. — Рассказала бы о себе.

— Так ведь у меня все, как и у вас, — пожала плечами Леля…

В Центральном архиве ЦК ВЛКСМ сохранился бесценный документ — стенограмма беседы с Лелей Колесовой в ЦК комсомола, состоявшейся в начале марта 1942 года. В приведенном ниже отрывке из этой стенограммы лишь исправлены некоторые погрешности, допущенные стенографисткой. А в остальном это живой рассказ нашей героини о том, как она пришла в часть 9903.

«…До самого начала войны я преподавателем и старшей пионервожатой в школе работала[5]… Как раз в воскресенье 22 июня с группой восьмиклассников из похода по Подмосковью возвращалась пригородным поездом. Как всегда, песни пели… Только стали замечать — на каждой станции по радио военные марши играют.

А когда в Москву на платформу вышли, по репродуктору объявляют: «Работают все радиостанции Советского Союза!.. Сегодня в четыре часа утра… фашистская Германия…» Одним словом, война!

Я ребятам говорю:

— Едем прямо в райком комсомола!

Приехали, а в райкоме такое творится — яблоку негде упасть!.. В общем, ребят никуда не пустили и мне сказали: подожди!

— Ну, хорошо, — отвечаю, — все равно я на фронт уйду!

Днем в школе работала, вечерами на курсы сандружин-ниц ходить стала — так на фронт хотелось. Но тут нам сказали, что сандружинниц на фронт брать не будут, а вот медсестер чаще посылают. Но и курсы медсестер не помогли: дежурьте, говорят, в госпитале, а на фронте пока без вас обойдутся…

Как это, думаю, обойдутся! А кто раненых бойцов и командиров перевязывать будет? Вон какие кровавые бои идут повсюду! И стала я каждый день в ЦК комсомола бегать к Ильинским воротам. А там говорят: жди повестку. Все ждешь да ждешь. Как встаешь, сразу бежишь к почтовому ящику; как звонок, бежишь открывать: не повестка ли? Вот так целых полтора месяца прождала.

А потом вызывает меня секретарь нашего Фрунзенского райкома комсомола Миша Кобрин[6]:

— Ты украинский язык знаешь?

— А для чего это?

— Нужен, — отвечает, — человек со знанием украинского, в Западную Украину к партизанам направят.

— Так бы сразу и сказал, — говорю. — Украинский не хуже русского знаю.

Обманываю, конечно, — ведь ярославская я, из деревни Колесово, до сих пор «окать» не отвыкла. Да что делать, если по сердцу комсомольская работа подворачивается!

Велел мне Миша к завтрашнему утру автобиографию на украинском принести. Прибежала домой, говорю управдому: «Кто у нас в доме украинский знает?» Он назвал квартиру. Там мне мою автобиографию на украинский перевели. Всю ночь я ее зубрила. Наутро прихожу к Мише, кладу бумагу на стол.

— Хорошо, — говорит, — а теперь ты мне ее по-украински расскажи.

Рассказываю, он на меня посматривает, по глазам вижу — «неуд» схвачу.

— Ну-ка, еще раз повтори, — говорит Миша. — Или что-нибудь расскажи.

— Что, — спрашиваю, — разве плохо рассказала?

— Выговор у тебя какой-то странный, больно часто «окаешь».

— Это от волнения.

— Ладно, отправляйся в ЦК вместе с Эммой (она тоже в райкоме работала, хорошо украинский знала). Кто из вас лучше украинский язык знает, того и пошлют.

В ЦК комсомола на двери кабинета, куда нам идти, табличка с фамилией «Андреенко». Ну, думаю, все. А может, он москвич и украинского не знает. Эмма к дежурному зашла, и тот сказал, что Андреенко чистый украинец. Вижу, крах будет, и не пошла. А Эмме повезло, ее приняли.

Сказала Мише, что не прошла, он посочувствовал:

— Говорил же, у тебя выговор не тот.

— Но я. от тебя не отстану, — говорю, — пока на фронт не отправишь.

— Знаю, что не отстанешь.

А вскоре как раз разверстка в райком пришла, на троих. Тут уж мне повезло. На беседу вызвали в горком. Под конец беседы секретарь горкома комсомола сказал:

— Ты не говори дома, что в партизанский отряд, что-нибудь придумай.

Прихожу домой, а дядя Боря с тетей Наташей[7] в это время в Пушкино на даче были. Приезжаю туда с вещмешком, только ложку, кружку взяла. Тете Наташе сказала, что на трудфронт уезжаю. Она удивилась:

— Странный трудфронт. Хоть теплые носки возьми, калоши, свитер.

— Ничего не надо, тетя, там все дадут.

Но тетя все;ке навязала мне валенки с калошами.

Рано утром попрощалась и поехала в Москву. У «Колизея» уже была группа ребят и две девушки, все подозрительно на меня поглядывают. Я на них тоже. Но скоро подошла грузова < машина, из кабины вышел майор. Он увидел мои валенки и спросил:

— А это зачем взяла?

Хорошо, что меня подруга провожала, я ей валенки отдала. Потом мы все сели в машину и поехали сюда. С песнями…»

Чем дальше читали мы стенограмму, тем больше знакомились с Лелей Колесовой, человеком высокого гражданского долга, патриоткой, способной увлечь своим примером других. Об этом пишут и рассказывают в своих воспоминаниях ее боевые друзья. Вспоминает бывший боец группы Колесовой.

Нина Иосифовна Флягина (девичья фамилия Шинкаренко)

Бывает, что вроде бы ничем не примечательный на первый взгляд человек неожиданно, как правило в трудную минуту, раскрывается алмазной россыпью своей доброты, сердечности, понимания, а там, где необходимо, — принципиальности, бескомпромиссности, решительности. Именно таким человеком была для всех нас Леля Колесова, всеобщая любимица части 9903. Сорок с лишним лет прошло, а я отчетливо помню, как в день нашего приезда в Жаворонки на веранду выбежала высокая, крепкого сложения девушка в коричневом спортивном костюме… Она обладала редкостной способностью располагать к себе окружающих и всегда находилась в центре внимания. Главное же, у Лели был природный дар разведчика, в чем мы убедились уже через несколько дней…

На обучение им было отпущено всего трое суток. Это обусловливалось чрезвычайной сложностью обстановки. Так решило командование Западного фронта, бойцами которого они стали с 24 октября 1941 года.

Трое суток опытные командиры учили девушек и юношей стрелять из пистолета, бросать гранаты, ставить на дорогах мины-«противопехотки», мины с часовым механизмом, ориентироваться по азимуту в ближнем лесу…

Сделать за столь короткий срок вчерашних студентов и десятиклассников полноценными армейскими разведчиками было невозможно. Поэтому их обучали только самому главному, необходимому для того, чтобы они не растерялись, не дрогнули при встрече с противником, когда очутятся во вражеском тылу.

Нине Шинкаренко и Зине Морозовой многое было знакомо — военное дело у них в институте физкультуры изучали основательно. Зато другим, в их числе Леле, все было в новинку, поэтому они с особенным усердием запоминали устройство и принцип действия гранат, мин, учились поджигать бикфордов шнур и многое другое.

Учебная работа (кстати, «работа» — любимое слово Лели) прервалась к концу третьего дня.

— Колесова, Лапина, Морозова, Шинкаренко — к командиру! — объявил появившийся на стрельбище дежурный.

В кабинете майора Спрогиса у стола сидели четыре малознакомых парня. Чуть поодаль — крепкого сложения розовощекий старший лейтенант.

— Присаживайтесь, девушки! — пригласил майор. — Теперь все в сборе, знакомьтесь!

Девушки по очереди называли себя, придирчиво рассматривая ребят. Те лаконично представились:

— Борис…

— Леша…

— Миша…

Четвертый — долговязый, смуглолицый — пробормотал что-то невнятное.

— Старшим вашей группы назначен Борис Удалов, — сказал майор. — Через линию фронта группу проведет старший лейтенант… называйте его Миша. — Крепыш-офицер ободряюще кивнул. — Конкретные задания каждый получит на месте от командира группы…

Им предстояло в тылу врага в течение семи суток минировать шоссейные дороги, разбрасывать на них «колючки», нарушать связь, взорвать мост, уничтожать фашистские автомашины с гитлеровцами, собирать ценные сведения о передвижении и сосредоточении вражеских частей…

— Предупреждаю, задание очень сложное, — сказал под конец майор. — Так что рекомендую каждому хорошенько взвесить все «за» и «против». Еще не поздно найти замену…

Леле хотелось крикнуть: «Какая может быть замена! Мы же для этого и пришли сюда!» И, словно прочитав ее мысли, майор тихо добавил:

— Вы просто не представляете всей опасности, которая ожидает вас там… — подойдя к карте с флажками, обозначающими линию фронта, он обвел за нею район между Старой и Новой Рузой…

Выждав с минуту, Спрогис уже прежним, командирским, голосом продолжил:

— Итак, парни идут в военном, без знаков различия. Наганы в карманах. Девушки без оружия, во всем гражданском, получат только кирзовые сапоги. В случае чего говорите, что возвращаетесь с трудфронта, дескать, там выдали. — И, обращаясь к Борису Удалову, добавил: — Получите обмундирование, оружие, мины, взрывчатку, «колючки», сухой паек на неделю. Готовность группы завтра в шесть тридцать утра. — На прощание крепко пожал каждому руку: — Счастливого вам возвращения!

…Ранним холодным утром закамуфлированная полуторка повезла несколько групп разведчиков на запад, к линии фронта, которая находилась неподалеку. Сидела в кузове и группа Бориса Удалова. Так для восьмерки парней и девушек начиналось их первое боевое задание.