Их в разведку водила Леля

НА НЕЕ ДЕРЖАЛИ РАВНЕНИЕ

«12 апреля 1942 г.

Дорогие дядя Боря, тетя Наташа и Галюшка[20], пишу с дороги, Уезжаем большим отрядом на продолжительный срок. Вот поработаем на славу! Пусть только попадутся, сволочи, на нашем пути, никто не уйдет! В этот раз идем на трудное дело, но все полны мыслью, что выполним «на отлично». Иначе у нас и быть не может… Обо мне не беспокойтесь. Я буду жива и здорова, но письма от меня долго не будет. Крепко вас целую много раз.

АЛЕША»

Это последнее письмо, отправленное Лелей Колесовой родным из Москвы. Под словами «уезжаем на продолжительный срок» подразумевалась заброска ее группы в глубокий вражеский тыл, на временно оккупированную гитлеровцами территорию Белоруссии.

Мощный рев моторов транспортного самолета проникал в салон, где вдоль бортов разместились на металлических сиденьях 12 девушек в армейской форме без знаков различия: пилотки с красными звездочками, на гимнастерках — боевые награды, на ногах кирзовые сапоги.

Здесь необходимо пояснить, что военная одежда, включая боевые награды на гимнастерках, была тщательно продумана людьми, которые готовили и отправляли весной 1942 года разведгруппы, в том числе и группу Колесовой, на оккупированную врагом территорию Белоруссии. Местное население, запуганное фашистскими карателями, не имело верного представления об обстановке на фронте. Гитлеровцы усиленно распространяли слухи, печатали листовки, объявления о захвате ими Москвы, о полном разгроме Красной Армии. Поэтому появление на глухих лесных тропах вооруженных людей в красноармейской форме, у которых в вещмешках кроме мин, тола, гранат, запалов лежали свежие номера «Правды», было для местных жителей самым веским доказательством того, что Красная Армия не только не разбита, а, наоборот, активно сражается с врагом даже здесь, в глубоком тылу.

Эти расчеты, хотя и были сопряжены с определенным риском, полностью оправдали себя. Заметим при этом, что военную форму бойцы-десантники носили нечасто, лишь в хорошо проверенных, безопасных местах. Для выполнения же боевых заданий у них имелась вполне надежная «штатская» одежда. Вот что вспоминает по поводу группы Колесовой бывший комиссар партизанского отряда, ныне председатель колхоза «Маяк коммунизма» Борисовского района Минской области Герой Социалистического Труда

Феодосий Вавилович Юданов

…Когда мы знакомились с девчатами из группы Лели Колесовой, сразу обратили внимание на их военную форму и боевые награды. У самой Лели был орден Красного Знамени — самая высокая тогда боевая награда. «Вот это да!» — восхищенно качали головами мои партизаны. «А вы как думали? — говорил я им, сам немало изумленный видом девушек. — Москва кого попало сюда не пришлет!» А уж среди наших жителей только и разговоров было, что о военном десанте из Москвы… Только перед разведкой или диверсией девушки всегда во все крестьянское переодевались. Леля, помню, даже лицо сажей мазала, чтобы не бросаться в глаза своей красотой гитлеровцам и полицаям…

О том же говорил в беседе с нами бывший связной Лели Колесовой, ныне мастер Крупского лесхоза

Дмитрий Алексеевич Синяк

Девчата из группы Колесовой произвели на нас, местных, сильное впечатление… Здесь, в белорусских лесах, только начиналось партизанское движение, а они — в военной форме, при наградах! Особенно к лицу была гимнастерка с орденом Леле Колесовой. Не случайно моя будущая жена Катя (она тогда еще совсем девчонкой была), последовав моему примеру, стала связной Лели. Да разве только одна моя Катя.

Почти все, с кем нам довелось встретиться и побеседовать в Крупском районе Минской области, — бывшие партизаны, их командиры, просто жители (всего около ста человек), — говорили об огромном психологическом воздействии на них московских «красных десантниц» во главе с Колесовой.

О чем думала Леля в ту ночь на 1 мая 1942 года, когда самолет с погашенными огнями пересекал линию фронта? Может быть, о том, что значительного произошло в жизни ее и подруг за минувшие два с половиной месяца, когда после трагического боя под Сухиничами разведчицы вновь вернулись в родную часть, на Красноказарменную, 14?

Событий было много, радостных и грустных, в масштабе страны и сугубо личных. Из крупных — разгром немецко-фашистских войск под Москвой. Сводки Совинформбюро каждый день приносили радостные вести об освобождении Красной Армией все новых подмосковных городов и сел, об огромных потерях противника.

Из радостных личных событий больше всего запомнились два. Первое — это когда в Кремле Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин вручал Леле орден Красного Знамени. Очень приятно было также читать в газетах корреспонденции о боевых подвигах «девятки» под командованием «Лели К.», видеть в «Комсомольской правде» свой портрет, нарисованный художником В. Щегловым в день, когда она с Соней Пашукан была на антифашистском митинге молодежи в Колонном зале Дома союзов.

Но, пожалуй, самым волнующим был день 10 марта 1942 года, когда ей, Тоне Лапиной, Зине Морозовой и Нине Шинкаренко в политотделе Западного фронта были вручены карточки кандидатов в члены ВКП(б).

Перед этим девушки несколько недель терзались сомнениями: а готовы ли они, заслуживают ли высокого звания коммуниста? Припоминали свои ошибки, недостатки, пробелы в образовании. «От ошибок никто не застрахован, от недостатков надо избавляться, — подвела итог Леля. — Но кое-что полезное для Родины мы все же сделали, а главное — мы хотим быть в партии коммунистов по зову сердца. Пойду за советом к Артуру Карловичу».

«То, что вы сомневаетесь, взвешиваете все «за» и «против» — это правильно, — выслушав Лелю, сказал ей подполковник Спрогис. — Коммунист должен быть самокритичным, принципиальным, с чистой совестью. Но хочу вас успокоить, — он ободряюще улыбнулся, — на последнем заседании партийного бюро части решался вопрос о принятии костяка вашей группы кандидатами в члены партии. Все согласились, что вы заслуживаете этого. Лично я готов каждой из твоей «четверки» дать рекомендацию. Уверен, что и комсомольцы вам не откажут. Так что берите рекомендации, пишите заявления».

И вот теперь, оставив вместе с другими документами свои кандидатские карточки на хранение в части, они летят на новое задание. Более ответственное и опасное, чем предыдущие.

Горько, что вместе с ними нет Нины и Зои. Придет время, и о мужественных разведчицах сестрах Суворовых узнают люди, как узнали о бессмертном подвиге бойца части 9903 Зои Космодемьянской. А пока портреты сестер висят на стене в их комнате на Красноказарменной рядом с фотографиями Зои Космодемьянской и восьми героев из группы Кости Пахомова.

Неизвестно, думала ли Леля о том, какая судьба ожидает девушек, которые вместе с ней летят в глубокий вражеский тыл для выполнения важного задания командования. Их сейчас одиннадцать: Тоня Лапина, Нина Шинкаренко, Зина Морозова, Надя Белова, Тамара Маханько, Ара Фанталова, Аня Минаева, Вера Ромашенко, Таня Ващук и «новички» — Шура Лисицына и Тася Алексеева. Какая обстановка на оккупированной территории Белоруссии, особенно в Крупском районе Минской области, куда забрасывается группа?

С самого начала оккупации гитлеровцами территории Белоруссии там стали создаваться партизанские отряды. Советские люди поднимались на борьбу с фашистскими захватчиками. Руководство партизанами осуществляли подпольные обкомы, горкомы и райкомы Коммунистической партии Белоруссии.

Партизанские отряды, созданные из местных жителей, пополнялись красноармейцами и командирами, попавшими в окружение. Эти люди, как правило, привносили в ряды партизан воинскую выучку, дисциплину, часто становились командирами или комиссарами отрядов. Например, в Усакинских лесах (Кличевский район Могилевской области) сосредоточилось несколько крупных партизанских отрядов во главе с командирами и политработниками Красной Армии В. И. Ливенцевым, М. Ф. Сперанским, Г. К. Павловым, В. М. Сырцовым, Г. М. Колбневым, директором школы И. 3. Изохом.

В середине марта 1942 года партизанские отряды разгромили кличевский гарнизон гитлеровцев, а вскоре выдворили оккупантов со всей территории района. 3 апреля 1942 года здесь, в глубоком тылу противника, была восстановлена Советская власть. Регулярно стала выпускаться районная газета, во всех деревнях отмечался Первомай, заседали правления колхозов, обсуждая, как лучше выполнить постановление Кличевских райкома партии и райисполкома «О весеннем севе и пользовании землей на территории Кличевского советского района в 1942 году…».

Однако в большинстве районов оккупированной Белоруссии, в том числе и в Крупском, куда была заброшена группа Колесовой, партизанские отряды были еще разобщены, слабо вооружены, не имели связи с Большой землей. В то же время и в самих Крупках, и в близлежащих деревнях Велятичи, Выдрица, в других населенных пунктах района находились довольно крупные гарнизоны немецко-фашистских карателей. Это обусловливалось тем, что по территории района проходила важная железнодорожная артерия Москва — Минск и шоссе стратегического значения. К тому же совсем рядом, в Борисовском районе, размещалась крупнейшая разведывательно-диверсионная школа абвера «Сатурн».

Местные жители подвергались жестоким репрессиям. Всех заподозренных в сочувствии партизанам немедленно расстреливали, живыми закапывали в землю, сжигали дотла их деревни.

Леля и девушки ее группы были мало знакомы с обстановкой на месте. Им были известны только основные задачи, поставленные группе перед ее вылетом подполковником Спрогисом: разведка и диверсии. Сообщать о проделанной работе Колесова должна была по рации, которая находилась в группе капитана Бориса Вацлавского, заброшенной под Минск двумя неделями раньше.

Над линией фронта самолет попал под сильный обстрел вражеских зениток, пилот был вынужден резко менять высоту. Когда благополучно миновали зону обстрела, начались новые неприятности — за иллюминаторами плыли, плотно окутывая самолет, густые облака. Наконец, когда самолет закончил разворот, в салоне зажглась сигнальная лампочка. Из кабины пилотов вышел инструктор, подошел к боковой двери. Поднялась со своего места и Леля…

Нина Флягина (Шинкаренко)

Первой в черную бездну прыгнула Леля, за ней другие. Когда настала очередь Таси Алексеевой, она замешкалась и, как говорится, сбила общий ритм. Поэтому я, вероятно, прыгнула на несколько минут позже намеченного срока.

Приземлилась благополучно в лесу. Вскоре слышу, кто-то палкой стучит по стволу. Стукнет, подождет, потом опять два удара. Слава богу, кто-то из наших. (У нас такой пароль был: если первый стучит по стволу два раза, другой отвечает тремя ударами, в сумме должно быть пять.) Так через несколько минут мы встретились с Надюшей Беловой.

— Давай искать остальных, — сказала Надя.

Долго бродили по лесу, совсем рассвело. Наконец вышли к краю леса, дальше — болота. Выбрали поляну посуше, набросали веток, прижались друг к другу и как в бездну провалились — заснули. Через несколько часов пошли к запасному месту сбора возле деревни Прудок. Двое суток прождали — никого. Решили осторожно выяснить у местного населения, может, кому известно об остальных девушках. Повстречавшийся на опушке пастух внимательно осмотрел нас и сказал:

— Вы, случаем, не из того десанта, о котором везде слух идет. Более шестидесяти человек военных, говорят, в нашу местность заброшены. Трех разбившихся девушек в такой же форме жители обнаружили. Двоих сразу похоронили, а труп третьей никто найти не может, хотя я его самолично в лесу видел.

Очень расстроил нас пастух, но все же затеплилась надежда на то, что где-то рядом свои — или Леля, или партизаны…

Леля находилась примерно в десяти километрах от Нины и Нади. Но их встреча состоялась лишь три недели спустя. За это время Нина с Надей поняли из рассказов местных жителей, что разбились Таня Ващук и Томочка Маханько (Рыбочка — любимица группы). Побывали на их могиле — небольшой холмик земли в лесу, возле трех сосен на окраине деревни Миговщины.

Ночевали Нина с Надей в лесу, потом трое суток провели в хате пожилой крестьянки из Миговщины Химы Синяк. Истинная патриотка, она не только приютила девушек, но через своего племянника вывела Нину и Надю на связного из партизанского отряда Сергея Жунина[21]. После тщательной проверки командир отряда убедился, что перед ним советские разведчицы из десанта, а командует ими, как говорили местные жители, бесстрашная женщина по кличке Леля-атаман.

Отряд Жунина был небольшой, но крепко сбитый, боевой. С жадностью слушали партизаны рассказы Нины и Нади о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой, до дыр зачитали сохранившиеся у девушек апрельские номера «Правды». Жунин предложил разведчицам остаться в отряде. Они участвовали в нескольких боевых операциях, но не теряли надежды на встречу со своей группой. И наконец дождались.

— Нашлась ваша Леля, — сообщил девушкам Сергей Жунин. — Мои связные вышли на группу Вацлавского, рассказали ему о вас, а у него, как выяснилось, уже налажена связь с Колесовой… А может, останетесь?

— Как ни хорошо в гостях, а дома лучше, — ответили девушки.

— Жаль, — искренне ответил командир. — Ни за что не отпустил бы вас, если б не знал, что у вас особое задание.

Через несколько часов Нина и Надя были в лагере Лели Колесовой, от которой узнали о судьбе других своих подруг.

Антонина Лапина

Приземлившись, я долго блуждала по лесу. Наконец, когда уже рассветало, заметила на просеке две знакомые фигуры — Лелю и Аню Минаеву (за малый рост мы в шутку называли ее Пуговкой). Мы крепко обнялись.

— Хорошо, хоть ты объявилась, — сказала сильно расстроенная Леля. — Потерялись Нина, Надя, Таня Ващук, Томочка Рыбочка…

— А остальные?

— Лучше бы ты этого вопроса не задавала, — в голосе Лели звучали печаль и горечь. — Тася разбилась при приземлении, мы ее похоронили. Зина парашютом за высокую сосну зацепилась, отстегнула лямки и, упав, сильно ударилась позвоночником о торчащие корни. Стонет, с места сдвинуться не может… У Ары Фанталовой и Веры растяжение связок. Я Шуру Лисицыну их охранять оставила. В общем, из двенадцати человек целы-невредимы только четверо. — И, сжав кулаки, решительно добавила: — И все равно, пусть вчетвером, немедленно начнем работать. Пошли в лагерь.

Лагеря, как такового, не было. Неподалеку от Миговщины в лесочке на высоком месте был сооружен из веток большой шалаш, рядом брезентовые домики из плащ-палаток. За лесом сзади — болото.

— Лесок, конечно, редковат, зато отсюда, с высоты, все подходы хорошо просматриваются, — пояснила мне Леля. — И вообще, куда денешься — ведь Зина совсем передвигаться не может. Скорее бы с Вацлавским встретиться, может, у него врач есть.

Зина бледная, страдая от нестерпимой боли, лежала возле шалаша на лесной «постели» из лапника, покрытого куском парашюта. Возле нее хлопотал мужчина, по всему видно, из местных.

— Здешний лесник, — ответила Леля на мой вопросительный взгляд. — Наш человек. Хочет перевезти Зину к себе домой.

Я хоть и знала приказ Спрогиса не принимать в группу посторонних, но спорить не стала, понимая, как сейчас нужен нам каждый лишний человек, тем более мужчина. А в том, что Леля не ошиблась в выборе, я не сомневалась. У нее была редкостная интуиция, она с первого взгляда угадывала, кто «наш», а кто «чужой».

Неподалеку от деревни Выдрица, где стоял большой немецкий гарнизон, нас должен был ждать капитан Вацлавский, который по рации был оповещен Спрогисом о заброске нашей группы. Место и время этой встречи были известны только Леле. Вечером она, посмотрев на часы, поднялась:

— Мне пора. Кто со мной?

Я, конечно, сразу вызвалась.

— Что ж, лучше было бы идти Тоне, — ответила Леля. — Вокруг Выдрицы немцев полным-полно. Чтобы не попасться, опыт нужен. Только если командир с заместителем уйдут (я была назначена заместителем командира группы), кто же беспомощных девчат охранять будет? У Шуры и Веры боевого опыта почти нет, а Пуговка пусть не обижается, еще совсем девчонка. В общем, мы с Шурой идем, а Тоня, Вера и Пуговка остаются здесь за хозяек!..

Вернулись они через сутки, усталые, голодные. На встречу никто из группы Вацлавского не пришел.

— Следующая встреча только через пять дней, — вздохнула Леля. — Будем пока вести разведку и, где возможно, засады устраивать. Кстати, местные жители рассказали, что видели в лесу девушек в красноармейской форме. Вероятно, это кто-то из наших…

Через пять дней, 6 мая 1942 года, Леля послала на повторную встречу с Вацлавским Тоню Лапину и Шуру Лисицыну. Но, как стало известно на другой день от местных, возле деревни Выдрицы разведчиц задержал немецкий патруль. Бежать девушкам не удалось. После изнурительных допросов в Борисовском гестапо Тоню Лапину отправили в фашистский концлагерь, где она пробыла до прихода частей Красной Армии. Что стало с Шурой Лисицыной, не установлено до сих пор.

Итак, 7 мая из двенадцати заброшенных в тыл врага девушек осталось всего пятеро — Леля Колесова, Вера Ромащенко, Ара Фанталова, Аня Минаева и беспомощная, неподвижная Зина Морозова. Положение командира группы, потерявшего за неделю больше половины своих разведчиц, было не из легких. К тому же Леля знала только о гибели Таси Алексеевой и аресте Тони с Шурой. А что с остальными? Живы ли? Запутались в лесах или попали в плен?

И сегодня, сорок с лишним лет спустя, трудно ответить, почему все так произошло. Вероятнее всего, стечение целого ряда неблагоприятных обстоятельств. И общая военная обстановка, требовавшая немедленной отправки разведчиков в тыл врага. И плохие погодные условия, из-за которых пилот был вынужден производить выброску десантниц на небольшой высоте, не гарантировавшей их безопасность. И наконец, о чем нельзя не сказать, это слабая подготовленность разведчиц к прыжкам с парашютом. Согласитесь, что двухчасовое занятие, во время которого инструктор объяснил девушкам, как складывать парашют и выдергивать кольцо во время прыжка, — слишком малый срок для успешного проведения десантной операции.

Горький опыт группы Колесовой был для людей, готовивших воздушных десантников, тяжелым уроком, и все последующие группы стали обучать прыжкам более серьезно и продуманно. Трудно предположить, что решила тогда предпринять Леля Колесова, оказавшись вместе с группой в таком трагическом положении.

Ясно только одно. Во главе группы, состоящей из четырех боеспособных разведчиц, Леля продолжала выполнять задание.

Они устраивали засады возле шоссе, предварительно заминировав полотно дороги. В первой подорвавшейся на мине машине ехал взвод гитлеровцев. Одиннадцать из них были убиты меткими выстрелами разведчиц. Но когда к месту боя подоспело подкрепление на машинах с солдатами, девушкам пришлось уйти в лес. В начале июня группа состояла уже из шести человек: она пополнилась вернувшимися из отряда Сергея Жунина Ниной Флягиной и Надей Беловой. Разведчицы подожгли мост через реку около деревни Велятичи. Гитлеровцы решили восстановить разрушенный мост и направили туда грузовик с солдатами. Девушки лежали в засаде и, дождавшись, когда машина подъехала поближе, дружными винтовочными залпами и очередями из автоматов уничтожили всех гитлеровских солдат.

В те же дни Колесова встретилась с людьми, которые стали ее боевыми товарищами по борьбе с оккупантами на белорусской земле.

Познакомимся с некоторыми из них:

Борис Николаевич Вацлавский. Перед войной студент 3-го курса Московского авиационного института, он пошел работать на ЗИЛ. Летал на спортивных самолетах, прыгал с парашютом, был участником традиционных авиационных парадов на Тушинском аэродроме.

С самого начала войны ушел добровольцем на фронт. В составе одного из десантов был заброшен в тыл врага под Смоленск. Возвратился на советскую территорию вместе с выведенными из окружения 350 бойцами и командирами Красной Армии. К моменту прихода в часть 9903 командир Красной Армии Б. Н. Вацлавский был награжден орденом Красного Знамени. До заброски в Белоруссию успешно выполнил ряд заданий командования части. В составе сводного отряда особого назначения под командованием Никиты Радцева Вацлавский, будучи командиром разведки, храбро сражался в неравном бою с гитлеровцами под Сухиничами. Он пользовался большим авторитетом у бойцов и командиров части 9903.

Следующим нужно назвать уже знакомого нам Григория Яковлевича Сороку. Он тоже ушел на фронт в первые дни войны, попал в окружение, был схвачен гитлеровцами, но сумел бежать и, перейдя линию фронта, вернулся в ряды Красной Армии. Бесстрашный воин, опытный разведчик части 9903, Григорий Сорока в быту был на редкость скромным, даже застенчивым человеком. Все девушки части относились к нему с большой теплотой, почтительно называя «дядей Гришей», хотя этому «дяде» было всего на два-три года больше, чем им.

Еще с двумя замечательными людьми свели Лелю Колесову партизанские тропы Белоруссии.

Павел Иванович Кожушко, работавший до войны инженером в паровозном депо, безусловно, не думал, что его партизанской «специальностью» станет полная опасности и риска работа подрывника фашистских эшелонов. Забегая вперед, скажем, что к моменту освобождения Белоруссии частями Красной Армии Павел Кожушко пустил под откос около 30 вражеских эшелонов, за что был награжден двумя орденами Ленина.

Командиром партизанского отряда, в котором П. И. Кожушко возглавлял подрывную группу, был Виктор Ильич Ливенцев, бывший учитель, ставший перед войной кадровым военным. Ему, командиру 1-й Бобруйской партизанской бригады, было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Нам посчастливилось встретиться с этими людьми — подлинными героями белорусского партизанского движения. Вот что они рассказали о нашей героине Леле Колесовой.

Борис Николаевич Вацлавский

На первую встречу с Колесовой, которую я хорошо знал по Подмосковью, я выйти не смог — задержался на важном задании. На вторую встречу пришел точно, долго ждал, но ни Леля, ни кто-либо другой из ее группы не появился. Возникло опасение: а может быть, девушки попали в лапы гитлеровцев? Ведь их в Выдрице, как сельдей в бочке. И еще через пять дней, 11 мая, почти потеряв надежду, я с двумя своими хлопцами отправился на третью встречу.

Леля была девушка отчаянная, умная и находчивая. И красивая. Теперь-то могу признаться, что был в нее немножко влюблен.

В назначенное время я с ребятами был на месте.

Неподалеку с хворостиной в руке ходила какая-то дивчина в простой крестьянской одежде, с туго повязанным на голове платком, так что видны были только ее глаза и нос. Увидев нас, незнакомка быстро направилась в глубь леса. Фигурой и походкой она чем-то напомнила мне Лелю.

— Вот что, — сказал я своему связному Леше Гальчину, у которого был звонкий голос, — запевай песню нашей родной части.

— Есть! — по-военному ответил он и негромко, но так, чтобы девушка услышала, начал:

Дивчина в нерешительности остановилась, как бы прислушиваясь, а мы, уже втроем, продолжили эту, неизвестно кем сочиненную песню, своеобразный гимн части 9903:

Тут незнакомка сорвала с головы платок и помчалась к нам. Леля!

— Здравствуй! — мы крепко обнялись.

— Ну рассказывай, как дела, а то Спрогис по рации постоянно спрашивает, что с твоей группой?

Лицо Лели посуровело. Она поведала мне о трагической гибели трех своих подруг, о двух девушках, захваченных фашистами, об очень серьезной травме позвоночника у Зины Морозовой. Попросила прислать к ней врача.

— Ни врача, даже фельдшера у меня нет, — ответил я, подумав, в каком тяжелом положении оказалась Лелина группа. — Будем просить Спрогиса прислать медицинскую помощь из Москвы.

— Только не думайте, что мы здесь не работали. Три засады на большаках устроили, немало гитлеровцев ухлопали. К тому же в одном крупном полицейском участке большой тарарам наделали.

— Так это ваших рук дело? — спросил я. — Расскажи, как все было?

— А что рассказывать? — пожала плечами Леля. — Сначала, как всегда, за подходами к участку наблюдали. Деревня, надо сказать, большая, около пятисот домов. На задание пошли Тоня, Ара, Вера и я. Не знаю, по какому поводу в окопах перед участком оказалось полно этих гадов. Они нас заметили и ураганный огонь открыли. Пришлось отойти и залечь. Эх, думаю, неужели наша операция сорвется? Необходим отвлекающий маневр. Была не была, по-пластунски подползла к забору участка, схватила попавшееся под руку ржавое ведро и изо всех сил его через забор бросила. А сама ползком назад. Шум от этого ведра поднялся на всю Европу! Немцы, понятно, на мою удочку клюнули и мгновенно огонь перенесли туда, где ведро загремело. Это был самый подходящий момент, чтобы подбежать к окопам сзади. Я туда пару гранат бросила, а потом вместе с девушками стали фашистов автоматными очередями расстреливать. Те в панике бросились бежать кто куда. Захватили в участке документы и в свой лагерь целы-не вреди мы вернулись. Одним словом, ведро выручило…

Не ведро, подумал я, а твоя находчивость и смелость.

— Теперь понятно, — сказал я Леле по пути в ее лагерь, — почему за твою голову немцы обещают тридцать тысяч марок, корову и два литра шнапса. Даже объявление читал: «Здоровенная баба, атаман-десантница Лелька».

— Я тоже об этом от своих связников слышала, — звонко рассмеялась Леля. — Только какую бы высокую цену фашисты за мою голову ни назначили, уверена, здесь никто меня не выдаст.

Место дислокации ее лагеря поначалу не понравилось: лес редковат, легко просматривается. Сказал об этом Леле.

— Просматривается, а нас не видно, — улыбнулась она. — Зато перед нами все как на ладони. Да и сзади — болото, попробуй подберись.

Пришлось согласиться — место выбрано удачно.

Нас окружили девушки из группы Лели и какие-то незнакомые парни в гражданском, подростки и несколько пожилых людей.

— Кто эти люди? — строго спросил я Лелю, памятуя о запрете командования части брать в группы местных.

Леля отвела меня в сторону.

— Это мои глаза и уши. Интересно, как бы я без них задания выполняла? Ведь от группы меньше половины осталось. Сколько ценных сведений эти люди для нас собрали! Прошу, когда будете Спрогису мои донесения передавать, не забудьте напомнить, что я к своей работе около пятидесяти местных привлекла.

И опять мне пришлось согласиться с ней. Привлечение к нашей работе населения не только существенно облегчало действия разведчиков, но и оказывало огромное морально-политическое воздействие на жителей оккупированных районов. Через связников даже до самых глухих деревень доходили вести о том, что Красная Армия все сильнее бьет гитлеровских захватчиков, а здесь, в глубоком тылу, активно действуют партизаны.

Решив облегчить положение группы Колесовой, я предложил ей передислоцироваться в мой лагерь. В ответ услышал:

— А куда я местных разведчиков дену? Вы же нас вместе с ними не примете. То-то! Одно хочу попросить: передайте в Москву, чтобы поскорее врача для Зины прислали.

Обговорили с ней места, время встреч и пароли.

Вернувшись к себе в лагерь, я, обеспокоенный положением группы Колесовой, передал в Москву радиограмму, в которой просил в дальнейшем серьезнее обучать десантников парашютному делу, а также ускорить высылку еще одной группы, непременно с врачом. Отдельно сообщил об инициативе Колесовой по привлечению населения к сбору необходимой информации и высказал свое положительное мнение на этот счет.

Вскоре, оценив важность сведений, полученных Лелей через ее связников, Центр разрешил зачислять в наши группы после тщательной проверки местных жителей.

Григорий Яковлевич Сорока

В начале второй декады мая 1942 года меня вызвал подполковник Спрогис и спросил, сколько времени понадобится, чтобы подготовить группу к заброске в Белоруссию для оказания помощи девушкам из группы Колесовой. Я ответил, что мы готовы хоть сегодня.

— Вылет назначаю в ночь на 15 мая, — сказал Артур Карлович и, уточнив другие задачи группы, добавил: — Вместе с вами полетит военфельдшер Винярский, чтобы облегчить страдания Зины Морозовой.

После приземления с помощью связных Бориса Вацлавского я встретился с Лелей. Обменялись крепким рукопожатием, она сразу же спросила:

— Какие новые задания привез из Москвы?

— Я прислан для помощи твоей группе. Что нужно в первую очередь?

— Помощь нашей группе? — удивленно-серьезно ответила Леля. — А ну пошли в лагерь!

Когда пришли, то понял, что ни в чьей помощи Леля и ее группа не нуждаются. За исключением, конечно, Зины Морозовой, которая, лежа на лапнике, улыбнулась мне, несмотря на нестерпимую боль. Около Зины хлопотал прибывший с нами военфельдшер Валерий Винярс-кий.

Лагерь был в образцовом порядке. И землянка, и складские постройки сделаны добротно, умелыми крестьянскими руками.

— Как это тебе удалось? — пораженный увиденным, спросил я Лелю.

— А у меня хорошие помощники, — ответила она. — Кстати, один из них сюда идет, Витей зовут.

Витя, подросток лет четырнадцати, молча кивнул Леле, и они отошли в сторону. Тихо сказав ей что-то, он каким-то особым, охотничьим шагом направился по тропинке в сторону деревни Миговщины. Проводив его взглядом, Леля пояснила:

— Витя Костюкевич — один из моих лучших связных. Его отец, лесник, тоже наш человек. И оба не знают, что каждый на меня работает… — Она лукаво улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Был у меня еще один замечательный человек — лесник по фамилии Решетняк. Он лагерь оборудовал. Но вскоре кто-то из полицаев пронюхал, что Решетняк помогал партизанам, — голос Лели слегка дрогнул. — И тогда они и самого Решетняка, и всю его семью расстреляли.

Изумленный всем увиденным и услышанным, я предложил Леле:

— Может, объединим наши силы. Жить в одном лагере легче.

— Спасибо за заботу, — ответила она, — но пока мы ни в чьей помощи не нуждаемся. А вот тебе кое-чем помогу.

И действительно, через родственников и знакомых своих связников Леля установила контакты с работниками железной дороги на станциях Крупки и Борисов. Некоторых из них она связала со мной, а вскоре помогла подобрать необходимую одежду Клаве Милорадовой — близкой подруге Зои Космодемьянской — для работы в Орше. Затем привела ко мне двух лучших своих связных — Митю Синяка и уже знакомого Витю Костюкевича.

— Только по старому знакомству отдаю тебе этих ребят, — полушутя сказала она. — Благо я еще несколько человек для такой работы подготовила.

Виктор не раз рассказывал мне о своей «работе» у Лели: «Сутками сидел недалеко от железнодорожного полотна. Леля дала мне часы, и я отмечал, когда в какую сторону и с какой техникой идут эшелоны. Потом относил эти записи в определенное место, там для меня стояла еда. Кто приходил за сведениями, не знаю, глубокая конспирация была».

Оставив в лагере Лели фельдшера Валерия Винярского, я со своей группой разбил лагерь поблизости.

Чуть позднее я узнал от Валерия о трагической смерти Зины Морозовой. Понимая, что вылечить ее в таких условиях невозможно, и считая, что она является обузой для своих подруг, Зина приняла самое, как ей казалось, справедливое решение. Когда однажды Валерий начал чистить свой пистолет, она спокойно попросила: «Дай-ка этим займусь я». Ничего не подозревавший Валерий охотно выполнил ее просьбу, думая, что это занятие хоть как-то отвлечет Зину. Через минуту раздался выстрел — смерть Зины наступила мгновенно. Все мы глубоко переживали случившееся, особенно Леля. Она прикрепила к своей гимнастерке рядом с орденом Красного Знамени Зинину Красную Звезду.

— Теперь я за двоих буду бить фашистскую гадину! — сурово сказала она, а по щекам ее катились слезы.

Павел Иванович Кожушко

В начале июня 1942 года наш партизанский отряд под командованием Виктора Ливенцева совершал рейд из Кличевского района на север, к железной дороге Минск — Орша. Остановились в деревне Красное. Моя диверсионная группа начала готовиться к очередной операции на «железке». Наше «противоэшелонное ружье», которым мы разъединяли рельсы, у настоящих подрывников могло вызвать только усмешку — гаечные ключи да путевые лапы. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. И с этим инструментом мы сумели уничтожить несколько десятков вражеских эшелонов.

В одной из деревень услышали от местных жителей, что на околице не раз появлялись девушки-десантницы в военной форме, с автоматами и винтовками. И командир у них — тоже девушка, вся грудь в орденах. Однако на наши просьбы помочь встретиться с ними жители неопределенно пожимали плечами: мол, не знаем, где они находятся. Кто-то посоветовал зайти в крайнюю к лесу хату в соседней деревне Бобр. Может, тамошние мальчишки что скажут.

Найти десантниц означало установить связь с Москвой. — Будем искать, — дал я установку своим ребятам. В указанной жителями хате мы застали двух пацанов лет десяти — двенадцати. Завели разговор о десантницах. Хлопчики клялись, что никаких партизанок «ни в жизнь не видели». Однако по излишней горячности, с которой они отнекивались, мы поняли, что им все известно.

На дворе стояла нестерпимая жара. Кто-то из моих парней решил напиться из колодца. Шест с бадьей был зацеплен за штырь. Он отцепил, набрал воды, наполнил флягу. Тут один из хлопчиков говорит: «Надо скотине воды к вечеру набрать», — и шасть из хаты с ведром к колодцу. Чувствую, не зря он заторопился, наблюдаю из окна. А он опять закрепил шест на штыре. И тут чутье разведчика мне подсказало: это условный знак. Мол, в доме чужие, вход запрещен. Надо как-то внушить, пацанам, что мы «свои». Стали как бы невзначай рассказывать о своих боевых делах. Мальчишки с сомнением разглядывали мои франтоватую шляпу и белоснежную рубашку, которые мне достались «по случаю» (прежняя моя одежда за время весенней распутицы напрочь расползлась). У меня сложилось мнение, что, если б хлопчиков даже пытали, они бы не сказали ни слова.

Наконец, уже под вечер, один из них заколебался:

— Надо сходить в лес, телочку поискать.

Мы пошли с ним, уговаривая привести кого-нибудь из партизан. Он ничего не ответил и пошел в глубь леса, потребовав, чтобы мы оставались на опушке. Я проинструктировал своих хлопцев, что и как делать, если вместо советских десантниц явятся переодетые гитлеровские провокаторы.

Через некоторое время на лесной тропинке появилась девушка в кубанке. Защитная военная форма, на гимнастерке два ордена, через плечо автомат. Статная, светловолосая. Я оставил свой автомат на земле, направился ей навстречу.

Она приветливо улыбалась. Поздоровались.

— Леля.

— Павел.

Мои хлопцы уселись так, чтобы был круговой обзор. Покуривают, мирно беседуют. Посмотрев на них, Леля спросила с иронией:

— Уж не перессорились ли вы — спинами друг к другу сидите?

Разгадала нашу тактику! А сама пришла одна, без всякой страховки. Видно, крепко верила своим юным связникам.

— Пошли к нам, — пригласила Леля.

В лагере в сосновом бору познакомились с ее группой — одни девчата. И все каких-то пару недель из Москвы. Мы давай наперебой расспрашивать их обо всем: кто каким фронтом командует, на сколько наши продвинулись вперед, какое оружие сейчас в ходу у подрывников.

— Конечно, не это, — кивнула Леля на наше «противоэшелонное ружье». — С таким драндулетом много под откос не пустишь, особенно на нашем участке «железки».

Их участок — от Крупок до Борисова — тщательно охранялся немцами. Лес на протяжении нескольких километров по обе стороны от железнодорожной колеи вырублен на 50 метров. К тому же рядом проходила автомагистраль стратегического значения.

— В общем, дел у нас — только поворачивайся, — заключила Леля.

Один из моих наблюдательных подрывников — Иван Лысак «узрел» у девчат магнитные мины. На мою просьбу поделиться с нами взрывчаткой Леля, хитро подмигнув девчатам, предложила осуществить операцию вместе.

Наполнили фляги свежей водой, затем склонились над картой. Леля показала предполагаемое место операции. Я было запротестовал: мол, близко от лагеря, дорога сухая, овчарки мигом возьмут след.

— А мы свой отход заранее заминируем, — заметила Леля. — Собака мину обнюхает, дотронется и тут же вместе с проводником — в небеса. Кроме того, можно в липовые лапти обуться, у нас их предостаточно.

Она командовала всей операцией. Объяснила, кто минирует полотно, кто в охране справа и слева, кто прикрывает отход.

На опушке, совсем близко от железнодорожной насыпи, Леля, услышав шум приближавшегося эшелона, подошла ко мне:

— Под стук колес побежим к насыпи, заляжем и будем ждать следующего эшелона.

Вскоре вдалеке послышался шум другого состава, идущего в сторону фронта. Мы по-пластунски вползли на гребень насыпи. Нина Шинкаренко из группы Лели уверенно уложила мину с внутренней стороны рельса. Я передал ей дополнительный заряд тола. Она пристроила его к мине и стала быстро спускаться вниз. Ушли с насыпи левое и правое крыло охранения. Я хотел остаться, но Леля шепотом скомандовала:

— Уходите, я сама прикрою ваш отход.

Вскоре она догнала нашу цепочку, пристроилась впереди и быстро побежала к лесу — спешила вывести группу из зоны взрыва. Вскоре яркая вспышка озарила лес.

— Всем за деревья! — раздалась команда Лели. И тут же со свистом, врезаясь в стволы, застревая в ветвях, посыпались отброшенные взрывной волной щебенка и камни. А на полотне со страшным скрежетом и шумом дыбились, падали под откос раздавленные вагоны; на дороге творилось то, что Леля любила называть «тарарам».

Со стороны «железки» послышалась беспорядочная стрельба дорожной охраны, но мы были уже далеко. Однако, взглянув на свой светящийся компас, я понял, что мы движемся как бы вдоль железной дороги. Подошел к Леле узнать, так ли это?

— Так, — махнула она рукой. — Просто я должна в один из своих «почтовых ящиков» заглянуть. Крюк километров двенадцать. Выдержите?

Я даже немного обиделся. Часа через полтора уже стало светать, мы опять вышли к «железке», к будке обходчика. Леля неслышно (она ходила так, что ни одна веточка под ногами не хрустнет) подошла к поленнице дров, запустила руку вглубь, вынула сложенный листок бумаги, сунула его в карман гимнастерки. Тут же вытащила из другого кармана новый листок и положила его на прежнее место. Как я узнал, в извлеченном листке сообщалось число эшелонов, прошедших в сторону фронта и в тыл, количество перевозимых грузов. Такие сведения для Центра представляли не меньшую ценность, чем пущенный под откос эшелон. А в тайник Леля положила переписанные от руки свежие сводки Совинформбюро для распространения среди населения, а также задание на ближайшие дни…

После первой совместной диверсии на «железке» Леля дала всем три часа отдыха, а потом повела нас в лагерь Бориса Вацлавского. Я рассказал ему о партизанском отряде Виктора Ливенцева и о других известных мне отрядах. После очередного радиосеанса с Большой землей Вацлавский сообщил, что Центр дал командирам местных отрядов добро на разговор по рации.

Сам опытный подрывник и разведчик, я считаю Лелю своей учительницей, а себя — ее прилежным учеником.

Виктор Ильич Ливенцев

Когда Павел Кожушко вернулся с очередного задания и подробно доложил о встрече с Колесовой и Борисом Вацлавским, я с превеликой радостью принял предложение провести радиосеанс с Москвой. Год с лишним ждали мы этого часа, и вот наконец встреча с людьми с Большой земли. Каково там? Ведь с начала фашистской оккупации мы не получали центральных газет, у многих по ту сторону фронта остались семьи, для которых мы были «пропавшими без вести». И, как выяснилось позже, на многих из нас даже пришли «похоронки». Поэтому можно представить мое состояние, когда вместе с Кожушко я пошел на встречу с Лелей Колесовой. Только она знала проходы через заминированную местность, ведущие в лагерь Вацлавского.

Не столь важно, как мы дошли до лагеря Бориса Вацлавского — высокого, крепко сложенного человека, опытного разведчика. За окладистую бороду его называли Бородачом.

Наконец-то состоялся мой первый радиосеанс с Центром. В ответной радиограмме Центральный штаб партизанского движения дал четкие указания о порядке подчиненности отрядов, о том, на какие именно железнодорожные участки необходимо обратить особое внимание (Гомель — Минск, Борисов — Орша, Могилев — Жлобин). Большая земля стала присылать нам на транспортных самолетах взрывчатку, мины, вооружение, боеприпасы. И первой из тех, кто вывел нас на связь с Москвой, была Леля Колесова.

Она поражала всех нас, бывалых, смелых вояк, своей редкостной храбростью, удалью, граничащей на первый взгляд с ухарством и бесшабашностью. Но, как я понял вскоре, за всем этим стоял продуманный, тонкий расчет. Чего стоит только ее операция, получившая название «мина-ребенок».

А началось все так. После совместных с Кожушко удачных диверсий на железной дороге девушки опять стали действовать самостоятельно. Не один раз ходили они на «железку», но подложенные под рельсы мины не срабатывали: то ли батарейки отсырели, то ли еще что, а вражеские эшелоны с живой силой и техникой беспрепятственно шли к фронту. В то же время у Павла Кожушко, который выпросил у девушек изрядное количество взрывчатки, детонаторов и мин, эшелоны взлетали на воздух как по заказу. Настроение у девушек сильно упало.

— Павел, конечно, выдающийся подрывник, но мы тоже не лыком шиты, — хмурясь, сказала мне вскоре Леля. — Попробую пойти сама, причем днем.

Выходить на «железку» днем не отваживались даже самые опытные подрывники.

Как ни пытались мы с комиссаром отряда Д. А. Лепешкиным отговорить Лелю от этого крайне рискованного шага, она твердо стояла на своем:

— Не волнуйтесь, я все продумала.

Переоделась во все крестьянское, запеленала тол и мину в обрывок одеяла, как грудного ребенка. Привязав свое «детище» к велосипеду, отобранному у одного из полицаев, Леля укатила, помахав на прощание рукой.

Ждем ее день, второй. Серьезно забеспокоились. Но к исходу второго дня она вернулась взволнованная, веселая. Ее обступили, посыпались вопросы:

— Где пропадала? Как дела?

— Вы мне сначала поесть дайте, — улыбнулась Леля, — я от голода буквально с ног валюсь.

С аппетитом поела и рассказала:

— Только я велосипед в надежном месте спрятала, смотрю, полицейский на тропинке появился. «Чья будешь?» — спрашивает. Хорошо, один партизан как-то рассказал мне, что в деревне рядом его тетка живет, даже хату показал. Так я полицаю и объяснила, мол, иду к тетке. Он недоверчиво хмыкнул, за мной увязался, прямо до хаты проводил. Пришлось мне для него горячую встречу с «тетей» разыграть. «Тетенька, милая, здравствуйте!» — обняла ее, целую и шепчу: «Привет вам от Володи». Хозяйка, спасибо ей, понятливая оказалась. Захлопотала, закуску на стол поставила. А полицай не уходит. Хозяйка бутылку самогона ему сунула, он даже не поблагодарил, зато с глаз скрылся.

Переночевала у хозяйки и часам к одиннадцати дня к «железке» вышла. «Ребеночка» в кусты положила и присоединилась к старушке с девочкой щавель собирать. Вдоль полотна полицай с винтовкой в руках прогуливается, на нас подозрительно посматривает. А тут как раз вдали гудок паровоза послышался. Вижу, длинный эшелон в сторону фронта тянется, на платформах то ли орудия, то ли танки под брезентом. Я уже и место подходящее присмотрела для «ребеночка» — на повороте, в низинке. Только этот гад, изменник, на бугор возле телеграфного столба уселся — и ни с места. Его бы прикончить, да на выстрел соседние часовые сбегутся, «ценный» состав целехонек останется. Была не была! Подбегаю к полицаю, шепчу на ухо: «Вы здесь, пан полицай, носом клюете, а рядом на опушке леса группа партизан залегла, определенно эшелон подорвать собираются! Вам надо на станцию, караул упредить, только не по насыпи бегите, а то партизаны нас обоих ухлопают!» Полицай свою винтовку подхватил и без оглядки затрусил в сторону станции. А состав уже совсем близко, секунды нельзя терять. Подскочила я к кустам, хватаю своего «ребеночка», старушке с девочкой тихо крикнула: «Немедленно в лес!», а сама — к полотну… Ну а все остальное было делом техники, которая у нас с вами хорошо отработана…

Едва успела за кусты отбежать, слышу, громыхнуло… Повалился набок паровоз, вагоны, платформы с танками, орудиями полезли друг на друга, закувыркались…

— Я опрометью, — продолжала Леля, — помчалась к месту, где свой велосипед оставила. Но было уже поздно: дорога назад гитлеровцами отрезана, они с криком и гамом к месту взрыва бегут. Спасибо, рядом ель поваленная подвернулась, я под ее ветки нырнула, на всякий случай пистолет сняла с предохранителя и гранату выхватила. Сердце стучит так, что, кажется, за километр слышно. Только немцы на поваленную ель никакого внимания не обратили, не до меня им было, — весело заключила Леля под громкий смех партизан.

Операция «мина-ребенок» стала среди партизан своеобразной легендой. Даже наш ас из асов подрывного дела Павел Кожушко признался мне, восхищенно качая головой:

— Это надо же! — Средь бела дня, да еще в одиночку подорвать эшелон! — Лично мне даже мысль такая не приходила в голову…

Белорусские партизаны все сильнее давали о себе знать оккупантам. В майские дни 1942 года командующий охранными войсками и начальник тылового района группы армий «Центр» генерал пехоты фон Шенкендорф сообщал своему командованию: «Непрерывное усиление групп противника за линией фронта и рост партизанского движения во всем тыловом районе принимают настолько угрожающие масштабы, что я должен обратить внимание на эту опасность… Партизаны господствуют… в ряде важных в хозяйственном отношении областей тылового района группы армий «Центр»…» И напуганный командующий охранными войсками настоятельно просил добавить к уже имеющимся у него двадцати пяти охранным батальонам еще тринадцать и вновь подчинить ему две охранные дивизии. А в приложении к докладу главной железнодорожной дирекции групп армий «Центр» недвусмысленно говорилось: «Налеты партизан в июне месяце приняли столь угрожающие масштабы, что пропускная способность дорог… вызывает самые серьезные опасения…»

Гитлеровские каратели решили полностью расправиться с партизанами. В середине июля части двух фашистских охранных дивизий блокировали Усакинские леса в Кличевском районе. Группы Колесовой и Сороки вместе с несколькими тысячами партизан из одиннадцати отрядов были вынуждены передислоцироваться в глубь этих лесов. Разъяренные гитлеровцы сжигали деревни вместе с населением. На партизан сбрасывались с самолетов сотни бомб, листовки с призывом убивать своих командиров, а самим сдаваться в плен.

На совещании командиров партизанских отрядов для прорыва блокады был создан ударный отряд, которым командовал В. И. Ливенцев. Остальные небольшими группами выходили из кольца в разных местах. Бойцы Колесовой и партизанский отряд В. П. Свистунова были последними, фактически являясь группой прикрытия. В этих жестоких боях были ранены Аня Минаева и Вера Рома-щенко.

После прорыва блокады, во время которой гитлеровцы понесли значительный урон и убрались восвояси, по существу, не выполнив своего задания/группа Колесовой вместе с отрядом Свистунова вернулась в район Крупок. Здесь они ежедневно «работали» — проводили операции на «железке», громили фашистские гарнизоны.

Из стенограммы беседы с подполковником А. К. Спрогисом 30.12 1942 года в Москве (Комиссия по изучению Великой Отечественной войны)

«В августе 1942 года я с группой бойцов части 9903 десантировался в Белоруссию для выполнения спецзадания командования… 11 сентября сделали налет на деревню Выдрица (очень укрепленный район) объединенными силами отрядов — своего (командиры я и Г. Я. Сорока) и партизан (командиры В. П. Свистунов и Ф. В. Юданов). Наше наступление началось в 4.30 утра…»

Крупная деревня Выдрица — несколько сотен домов, — расположенная на высоком пригорке, с двух сторон лес, через реку Бобр мост, была для партизан, что называется, бельмом на глазу. Выдрицкий фашистский гарнизон чувствовал себя в безопасности — это было отличнейшее место для круговой обороны.

Вместе с такими же крупными гарнизонами в близлежащих деревнях Крупки и Велятичи он представлял собой хорошо укрепленную систему обороны гитлеровцев. Пользуясь этим, оккупанты варварски вырубали лес и сплавляли его по реке Бобр, а также контролировали движение своего транспорта по дороге от Крупок до Борисова. Летом 1942 года, ощутив силу ударов партизан, гитлеровцы стали укреплять свои гарнизоны дотами и дзотами, окопами с ходами сообщения, обносить их изгородями из колючей проволоки.

Партизаны давно вынашивали мысль об уничтожении Выдрицкого гарнизона, расположенного неподалеку от авто-и железнодорожной магистрали. Поздним вечером 10 сентября 1942 года в деревне Прудок в хате одной из связных Колесовой собрались командиры партизанских отрядов — В. П. Свистунов, Ф. В. Юданов, представители части 9903 Спрогис и Сорока. Предстоящая операция по разгрому Выдрицкого гарнизона нуждалась в тщательной разработке.

— Хорошо бы заминировать все подходы к Выдрице и Крупкам, — предложил Спрогис, который уже хорошо ориентировался в местной оперативной обстановке. — Оттуда гитлеровцы могут прийти на помощь своим соседям.

Все согласились с его мнением. Рассмотрели и другие предложения, установили места расположения всех групп. Начало операции назначили на 4.30 утра 11 сентября.

Бой предстоял тяжелый, поэтому на совещании было решено группу Колесовой к операции не привлекать. Зная горячий характер Лели, Спрогис специально назначил ее дежурной по лагерю. Леля вроде бы согласилась, но на рассвете, когда отряды уходили на задание, она неожиданно появилась в хате среди бойцов части 9903 с автоматом за спиной.

— Почему нарушила приказ? — строго спросил Спрогис. — Ты же дежурная.

— В Выдрице фашисты схватили Тоню Лапину и Шуру Лисицыну, — решительно ответила Леля. — Я должна за них отомстить!

Все выжидательно посмотрели на Спрогиса.

— Я поступил бы так же, — глухо сказал подполковник. — Пусть остается…

Выдрицкий бой описан в разное время несколькими авторами. В этих описаниях многие детали не сходятся, подчас по-разному расставлены акценты. И это неудивительно — каждый автор воссоздавал картину боя либо по своим личным воспоминаниям (а с того времени минуло более сорока лет!), либо по рассказам людей, непосредственно в этом бою не участвовавших, однако наслышанных о нем от своих товарищей, которые сражались с гитлеровцами у деревни Выдрица.

В основу нашего рассказа о выдрицком бое положены воспоминания бывшего командира партизанского отряда Ф. В. Юданова, командира группы части 9903 Г. Я. Сороки, бойцов этой же части В. Ф. Костюкевича, Д. М. Дмитриева и В. С. Буташина. Все они находились в самой гуще этой схватки, и, вероятно, поэтому их рассказы ближе других к истине. Аналогичное описание боя дано и в последнем официальном источнике — книге «Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны» (Минск, 1983, т. 1).

…Незадолго до рассвета отряды партизан и группы части 9903, перейдя вброд реку Бобр в двух километрах от Выдрицы, незаметно подошли к фашистским окопам и открыли по ним шквальный автоматно-пулеметный огонь. Гитлеровцы укрылись в дзотах и доте. Оттуда застрочили их пулеметы и автоматы. Теперь уже партизанам пришлось залечь, значительная часть их сил была переключена на прикрытие подходов к Выдрице со стороны Велятич и Крупок.

Несколько часов длился этот ожесточенный бой. Под натиском партизан гитлеровцы стали отступать к зданию школы. Их отход прикрывался яростным огнем из дзотов. Особенно прицельно бил пулемет из дота. Атака партизан заметно ослабла, им пришлось буквально вжаться в землю. Среди них, в передней цепи, лежала и Леля.

Никто поначалу не понял, почему она, неожиданно поднявшись в полный рост, стремительно побежала к доту, строча по нему из автомата.

— Лелька, ложись, убьют! — испуганно крикнул кто-то. Но она, словно не слыша окрика, продолжала бежать прямо на дот. И тогда все, замерев, поняли замысел Лели. Она решила любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни, заставить замолчать вражеский пулемет, под огнем которого захлебнулась атака партизан.

— Ложись! — раздалось одновременно несколько голосов. И в этот момент Леля, словно споткнувшись о невидимое препятствие, на секунду застыла на месте, а затем рухнула на землю.

Находившиеся неподалеку бойцы Дмитрий Дмитриев, Виктор Буташин, командир партизанского отряда Василий Свистунов подползли к Леле. Она была без сознания. Ее бережно отнесли за дом, в укрытие, сделали перевязку. «Ребята, я ранена», — открыв глаза, тихо сказала Леля и снова потеряла сознание. Затем, словно пересилив себя, с трудом произнесла: «Ребята, я умираю».

Ее осторожно переложили на повозку и повезли в сторону деревни Миговщины, все еще не теряя надежды на то, что она будет жить. Но этого чуда не произошло: пуля зацепила сердце.

— Ребята, Леля убита! — пронеслось по цепи партизан. И тут же они с криком «Ура!» неудержимой лавиной рванулись вперед на штурм дота, дзотов, школьного здания. Их огонь заметно усилился — это партизанский отряд под командованием И. З. Изоха, возвращавшийся с задания на «железке», поспешил на помощь своим товарищам. Выдрицкий гарнизон был разгромлен и полностью уничтожен.

Хоронили Лелю в тот же день в деревне Миговщине (позднее ее останки перезахоронили в районном центре Крупки). Проститься с ней пришли бойцы и командиры расположенных окрест партизанских отрядов. Все подходы к Миговщине тщательно охранялись.

Она лежала в гробу, утопая в живых цветах, которые невесть откуда принесли женщины. Скорбной толпой стояли вокруг местные жители, многие из них были хорошо знакомы с Лелей. Трудно было смириться с мыслью, что ее нет в живых. Даже суровые, не раз смотревшие смерти в лицо партизаны плакали.

На траурном митинге выступили многие. Последним взял слово подполковник Спрогис. Его обычно по-военному лаконичная чеканная речь прерывалась — горло сдавливали спазмы, в глазах стояли слезы. В конце Спрогис сказал:

— Своими героическими боевыми делами, мужеством и отвагой Елена Колесова заслуживает звания Героя Советского Союза!

Трижды грянул залп из винтовок и автоматов. Партизанский край провожал свою героиню в последний путь со всеми воинскими почестями…

В ноябре 1944 года Елене Федоровне Колесовой было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Она прожила жизнь короткую, но яркую, подобно комете, прорезавшей небосвод, оставив неизгладимый след в памяти людей.

После гибели своего командира Нина Шинкаренко, Ара Фанталова, Надя Белова, Аня Минаева, Вера Ромащенко в группах Григория Сороки и Бориса Вацлавского (подполковник Спрогис в конце сентября 1942 года был тяжело ранен и отправлен в Москву) продолжали храбро сражаться с гитлеровскими оккупантами в Белоруссии. Их военные судьбы, за исключением Нины Шинкаренко, также сложились трагически. В мае 1943 года во время прорыва партизанами очередной, тяжелейшей блокады карателей в Усакинских лесах погибли Надежда Белова, Вера Ромащенко, Анна Минаева. Тогда же приняла героическую смерть бесстрашная пулеметчица коммунистка Ариадна Фанталова, отражая атаки фашистов. Она была самой старшей из них: за ее плечами было строительство Магнитки и много других славных дел.

Нина Шинкаренко продолжала воевать в рядах партизан под Могилевом, Бобруйском, Минском, до начала июля 1944 года, когда партизанские отряды соединились под Новогрудком с частями Красной Армии, освобождавшими Белоруссию. Именно в это время Шинкаренко стала Флягиной, соединив свою судьбу с пулеметчиком части 9903 Александром Флягиным, впоследствии ответственным работником аппарата Министерства внутренних дел. Нина Иосифовна Флягина, кавалер ордена Красной Звезды, медали «Партизану Отечественной войны» I степени и других боевых наград, окончила после войны Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры, некоторое время работала там преподавателем, а с 1948 года стала тренером-методистом Спорткомитета СССР. Командировки в Белоруссию как бы воскрешали суровые военные годы. Тем более что во главе Спорткомитета БССР долгое время находился бывший командир партизанского отряда Герой Советского Союза Виктор Ильич Ливенцев. При встречах им было о чем вспомнить.

У персональной пенсионерки Нины Иосифовны Флягиной почти нет свободного времени. Она ведет большую работу по военно-патриотическому воспитанию нашей молодежи. Ее часто можно встретить у пионеров и школьников 47-й московской школы, в которой преподавала и была старшей пионервожатой Леля Колесова. Не забывает Нина Иосифовна и московское педучилище № 2 (бывший индустриально-педагогический техникум), которое дало путевку в жизнь командиру их группы. Много сделала Нина Иосифовна для создания музея Лели Колесовой в 25-й школе-интернате Москвы. Неоднократно приезжала она в районный центр Минской области — Крупки, чтобы рассказать ученикам местной школы № 2 о бесстрашной разведчице Герое Советского Союза Елене Федоровне Колесовой. Как самая дорогая реликвия висит в просторной московской квартире Н. И. Флягиной на видном месте увеличенная фотография знаменитой «девятки» Лели Колесовой.

Такую же фотографию мы увидели у Антонины Ивановны Лапиной, которая живет сейчас в Гусь-Хрустальном. Три страшных года, проведенных в фашистских концлагерях, не сломили отважную разведчицу. Возвратившись на родину, Тоня Лапина ненадолго уехала к родным в Пензу поправить здоровье. Затем снова вернулась в Москву, продолжала учебу в институте инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии.

— Долгое время не знала, что с группой, кто жив, — рассказывала нам Антонина Ивановна. — Все выяснилось во время случайной встречи на улице с Ниной. Оказалось, что в живых остались только мы вдвоем. Особенно потрясла меня гибель Лели, она была для меня примером во всем…

Антонина Ивановна работала инженером-геодезистом на стекольном заводе в Гусь-Хрустальном, была бессменным пропагандистом парткома предприятия, активным членом военно-патриотической секции. Но годы берут свое. Антонина Ивановна несколько лет тому назад ушла на пенсию, но она регулярно приезжает в Москву на традиционные сборы ветеранов части 9903. Бывает она и на встречах с однополчанами 9 Мая, которые проходят в парке Победы возле станции метро «Проспект Вернадского».

Очень хочется, чтобы эти встречи однополчан продолжались еще долгие-долгие годы.

Война разбросала по разным городам людей, которые любезно согласились помочь нам написать книгу о Леле Колесовой.

Борис Николаевич Вацлавский живет в Киеве. Оправившись после тяжелого ранения и контузии, он был направлен парторгом на один из киевских заводов. Заочно окончил экономический факультет Политехнического института. Сейчас работает в Госплане Украинской ССР.

Мы встретились с Борисом Николаевичем в Киеве, у него дома. Нас приветствовал подтянутый, сухощавый человек с военной выправкой, с умным и добрым взглядом.

— Давно пора написать книгу о Леле, — одобрительно сказал он. — Включайте магнитофон.

И спокойным, ровным голосом начал рассказывать. И лишь когда магнитофон был выключен, признался:

— Знаете, я тщательно готовился к этой встрече. Но, едва начав говорить, понял, что от волнения вот-вот дрогнет голос и придется глотать валидол. Не думал, что так тяжело ворошить память прошлого.

Прощаясь, Борис Николаевич решительно сказал:

— Если возникнут какие-либо вопросы, не стесняйтесь, звоните. Это наше общее и нужное дело.

Через некоторое время от Бориса Николаевича пришло несколько писем, в которых ветеран части 9903 сообщал нам новые подробности о своей прославленной однополчанке.

С подполковником в отставке Григорием Яковлевичем Сорокой мы беседовали в Москве, хотя живет он в украинском городе Черкассах. Нам посчастливилось увидеть Григория Яковлевича в школе № 15, куда он приехал на очередную встречу ветеранов части 9903 и делился своими воспоминаниями о Леле Колесовой. Затем мы попросили его рассказать о своей послевоенной жизни. Удивленно посмотрев на нас, Григорий Яковлевич пожал плечами:

— А что, собственно, рассказывать? Служил в армии, демобилизовался, работал, сейчас военный пенсионер.

А ведь кавалеру ордена Ленина, двух орденов Красного Знамени, ордена Красной Звезды и других правительственных наград, наверное, есть о чем рассказать. Хотя бы о том, как после войны командовал военно-строительной частью, а демобилизовавшись в 1959 году по болезни, четырнадцать лет продолжал работать в одной из строительных организаций Черкасс. Коммунисты неоднократно избирали его секретарем парткома организации. Он был депутатом Черкасского городского Совета народных депутатов трех созывов. А сколько времени отдано общественной работе по военно-патриотическому воспитанию молодежи — не счесть! Именно за эту работу Г. Я. Сорока был награжден Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ.

Дмитрий Маринович Дмитриев, пришедший в часть 9903 в ноябре 1941 года прямо из 9-го класса московской школы, по сей день в боевом строю. Преподаватель Военной академии химзащиты имени маршала С. К. Тимошенко, полковник Дмитрий Маринович показал нам карту, на которой его рукой обозначены все места боев в белорусских лесах, проходы, по которым прорывались из фашистских блокад партизаны и бойцы части 9903. И снова значительная часть рассказа была посвящена Леле Колесовой, ее незаурядному таланту разведчика и героической гибели в выдрицком бою. А о себе — несколько скупых фраз.

О том, как сложилась его послевоенная биография, так же как и жизнь Афанасия Кондратьевича Мегеры, мы узнали, побывав в совете ветеранов части 9903, который находится в школе N9 15 Пролетарского района Москвы. После ранения в Белоруссии подполковника А. К. Спроги-са А. К. Мегера стал командиром части 9903. Окончив после войны Военную академию имени М. В. Фрунзе, он до 1955 года передавал накопленный практический опыт работы молодым офицерам. Выйдя в отставку, Афанасий Кондратьевич почти два десятилетия вел партийную работу в научно-исследовательском институте. Сейчас он заместитель председателя совета ветеранов части 9903, оказывает большую помощь клубу «Поиск» 15-й школы.

Отправляясь в Минск на встречу с Героем Советского Союза Виктором Ильичом Ливенцевым, мы знали о большом и славном пути, который прошел после войны этот мужественный человек, кавалер 25 правительственных боевых и трудовых наград, ставший коммунистом в 22 года, а в 25 лет — командиром партизанской бригады.

После войны Виктор Ливенцев работал в ЦК комсомола Белоруссии, в 1947 году был избран вторым секретарем ЦК ЛКСМ республики. Он окончил Высшую партийную школу и исторический факультет педагогического института. Во время нашей встречи с Виктором Ильичом он был на ответственной работе в аппарате ЦК Компартии Белоруссии. Если добавить, что В. И. Ливенцев — член Советского комитета ветеранов войны, многих республиканских обществ, а также занимается литературной деятельностью (его книга «Партизанский край», выдержавшая три издания, широко известна за пределами Белоруссии), то нетрудно понять, что его время рассчитано по минутам.

Мы встретились с Ливенцевым в его рабочем кабинете. Из-за стола к нам вышел, широко улыбаясь, среднего роста, спортивного вида человек с добрым лицом и лукавинкой в голубых глазах. Мы почувствовали, что он тоже взволнован, но тщательно это скрывает. Так оно и оказалось.

— Спрашивайте, — сказал он, усадив нас напротив себя. — О Леле Колесовой я готов рассказывать хоть до утра. Вот только спокойно говорить о ней не могу.

О Павле Ивановиче Кожушко мы были наслышаны от Ливенцева после знакомства с многочисленными архивными документами. После освобождения Белоруссии бесстрашный подрывник, кавалер двух орденов Ленина, награжденный за партизанскую деятельность именным оружием, Павел Иванович был на ответственной комсомольской работе в Минске. Неожиданная тяжелая болезнь — результат длительной «болотной жизни» — надолго вывела его из строя. Но мужественный, волевой человек не знал слова «сдаюсь». Как только болезнь немного отступила, он немедленно попросил направить его на любую работу, лишь бы быть полезным людям. Его назначили директором дома отдыха, где он проработал до ухода на пенсию.

Мы разговорились. Зная о цели нашего визита, Павел Иванович снял с полки и протянул нам журнал «Неман» за июль 1982 года.

В этом журнале в разделе «Записки. Воспоминания. Документы» были опубликованы отрывки из военных воспоминаний П. Кожушко «Партизанская гвардия». Немало страниц в них отведено Леле Колесовой и ее группе. Но куда интереснее было слушать самого Павла Ивановича, рассказ которого с некоторыми сокращениями помещен в нашей книге.

Прощаясь, Кожушко сказал:

— Если б в те далекие годы Лелю Колесову назначили командиром подрывников в наш отряд, я бы посчитал за честь служить под ее началом…

В Крупском районе Минской области в деревне Докудово находится правление колхоза «Большевик». Его председатель Виктор Филиппович Костюкевич. Тот самый Витя Костюкевич, который был одним из лучших связных Лели Колесовой.

Виктор Костюкевич стал бойцом в группе Григория Сороки. Он храбро сражался против оккупантов на территории Белоруссии, а после ее освобождения — в Восточной Пруссии. Был тяжело ранен. Ему пришлось ампутировать ногу. Вернулся в родную деревню Докудово и вот уже почти сорок лет бессменно руководит колхозом. Не один раз избирался депутатом Верховного Совета СССР, имеет много правительственных наград.

— Леля Колесова — моя первая и самая лучшая боевая наставница, — сказал Виктор Филиппович нам на прощание. — Иной раз закрою глаза и передо мной встает она — бегущая в полный рост к доту…

Так говорят о Леле Колесовой ее боевые товарищи, о жизни каждого из которых можно написать самостоятельную книгу.

В белорусской деревне Выдрице возле здания сельского Совета всем виден белый камень, на нем красными буквами написано: «Здесь 11 сентября 1942 года погибла Елена Колесова».

В районном центре Крупки Минской области на кладбище, где захоронены Леля Колесова и ее боевые подруги — Зина Морозова, Тамара Маханько, Тася Алексеева, Таня Ващук, установлена мраморная доска с их именами.

Напротив здания школы № 2 на каменном постаменте стоит скульптура девушки в кубанке, с автоматом через плечо. Это памятник Елене Федоровне Колесовой. На торжественное его открытие приехали почетные гости: Артур Спрогис, Григорий Сорока, Нина Флягина, Дмитрий Дмитриев, Феодосий Юданов, Виктор Костюкевич, подруга Лели Елена Шевелева, представители ЦК ЛКСМ Белоруссии, бывшие партизаны и связные Колесовой, местные жители, пионеры московской школы-интерната № 25, крупской и выдрицкой школ — всего более трех тысяч человек.

Ежегодно у этого памятника проходит торжественная церемония принятия школьников в пионеры.

— Памяти Героя Советского Союза Елены Колесовой будем достойны! — разносится окрест, и вслед за этим звенит песня, которую привезли в подарок белорусским школьникам московские пионеры:

Да, будем помнить! На родине Лели в деревне Колесово Ярославской области установлен бронзовый памятник, мемориальные доски мы видели у входа в московское педучилище № 2 и на здании 47-й средней школы столицы; улицы, школы, пионерские дружины носят имя героини, созданы музеи памяти Е. Колесовой, клубы «Поиск» в Крупках и в Йошкар-Оле, в Минске и Свердловске, в Ярославле, Новосибирске и Москве.

Каждый год 11 сентября, в день гибели Лели Колесовой, учащиеся педучилища № 2 встречаются с ветеранами части 9903. Здесь члены клуба «Поиск» рассказывают о своих походах по местам боевых действий группы Е. Колесовой, учащиеся читают стихи, посвященные героине, ветераны части делятся своими воспоминаниями о ней. В этот же день проводятся пионерские сборы и в московской школе № 47, где выступают ветераны части 9903 и бывшие ученики Лели Колесовой.

В 15-й московской школе традиционные сборы памяти Е. Колесовой проходят 6 декабря — в день начала разгрома немецко-фашистских войск под Москвой. На эти сборы съезжаются из разных городов страны члены школьных клубов «Поиск», чтобы доложить совету ветеранов части 9903 о проделанной работе по «открытию» новых адресов и имен, которые дополняют славную историю части.

Время не властно вытеснить из памяти людской имена тех, кто пожертвовал собой ради великой Победы, во имя мирной жизни будущих поколений.

Подвиги таких героев бессмертны.

Авторы благодарят за помощь в создании этой книги товарищей Елены Колесовой по совместным боевым действиям в Подмосковье и Белоруссии.

Выражаем искреннюю признательность работникам Центрального архива Министерства обороны СССР, Института истории СССР АН СССР, партийного архива Института истории партии при ЦК КП Белоруссии, Института истории Белоруссии АН БССР, Музея истории Великой Отечественной войны (г. Минск), Московского партийного архива, Крупского райкома КП Белоруссии, Выдрицкого поселкового Совета народных депутатов, Крупского района Минской области, преподавателям и учащимся московских 15-й и 47-й средних школ и педагогического училища № 2 и Крупской средней школы имени Елены Колесовой.