Их в разведку водила Леля

ДЕВИЧИЙ ФЛАГ

ИЗ ПРИКАЗА ПО ЧАСТИ 9903

«Группе в составе 9 человек под командованием тов. Колесовой Е. Ф. надлежит перейти линию фронта и выйти в тыл противника в район Акулово — Крабузино с задачей разведать силы гитлеровцев в деревнях Акулово — Крабузино — Бутаково — Вишенки — Алферьево — Шахлово — Мокросе мово — Свинухово — Солодово — Токарево — Глазово, заминировать дороги, ведущие к этим населенным пунктам, поджигать дома с гитлеровцами.

После выполнения задания перейти линию фронта и попасть к нашим частям. Коротко доложить в штабе воинской части, куда вы попадете, все, что знаете о противнике».

Этот приказ хранится в военном архиве.

Таким было второе задание группы Колесовой. Ее через линию фронта переводил старший лейтенант А. К. Мегера.

Афанасий Мегера

Четверка Колесовой пополнилась еще пятью девушками — посланцами ЦК комсомола: Надеждой Беловой, Марией Лаврентьевой, сестрами Зоей и Ниной Суворовыми, московской школьницей Тамарой Маханько, близкой подругой Зои Космодемьянской. Чуть позднее была создана другая самостоятельная группа девушек под командованием сотрудницы кафедры марксизма-ленинизма Московского института инженеров железнодорожного транспорта Екатерины Пожарской.

Вскоре после праздника Великого Октября меня и группу Колесовой пригласил к себе майор Спрогис. Он представил Лелю в качестве командира, а ее заместителем назвал Антонину Лапину. Сказав девушкам: «Готовьтесь, уходите на днях», он попросил Лелю и меня остаться. «Линию фронта будете переходить в районе Истры, под Рождествено. — Спрогис подошел к карте. — Действовать же надлежит на Волоколамском направлении. Подробности в приказе… Экипировка: теплое белье, ватные брюки, вязаные шлемы, валенки. Верхняя одежда — гражданская. Вооружение — наганы, гранаты, мины-противопехотки, тол, бутылки с горючей смесью, «колючки». Запас продуктов питания на семь суток. Вопросы есть?» — обратился майор к Леле. Она молча покачала головой. «Учтите, на этот раз будет куда сложнее, чем под Рузой», — сказал Спрогис.

На рассвете 18 ноября из ворот дачи подмосковного поселка Кунцево выехало несколько крытых брезентом полуторок. Они везли новые группы разведчиков части 9903. В одной из таких полуторок ехал я с «девяткой» Лели Колесовой.

…Вот наконец поселок Истра, ставший в те дни прифронтовой зоной. Штатской публики почти не видно. На западе сквозь серые тучи прорываются яркие огненные всполохи, непрерывно гремит канонада. В нужном месте приказываю водителю свернуть на проселочную дорогу, в двух километрах деревня, где группа должна остановиться на ночлег. Переход линии фронта на рассвете.

Остановились в избе. Хозяйка приветливая, поставила на стол самовар. Перекусили, Леля посмотрела в окно и вдруг закричала:

— Девочки, смотрите, ребята на санках с горки катаются! Кто хочет, за мной!

Девчата гурьбой повалили на улицу. Вижу, Леля поговорила с мальчишками, откуда-то появились большие сани с оглоблями. Вскоре набившиеся туда девчата со смехом и криком помчались под гору. Невольно подумалось: какие же они еще девчонки — в нескольких километрах фронт, впереди ответственнейшее, полное опасности задание, а они, на тебе, с горки катаются! Им бы сейчас самое время влюбляться, выходить замуж да детей рожать, а приходится идти на такое опасное дело…

Утром, простившись с хозяйкой, пошли по лесной дороге в глубь соснового бора. Неожиданно за поворотом увидели наш танк, возле которого хлопотали трое танкистов.

— Вы куда, девчата? — удивленно спросил один из них. — Там же немцы.

— Вот они-то нам и нужны! — ответила за всех Леля. — Такая у нас работа.

— Понятно, — с уважением заметил кто-то из танкистов, — что ж, ни пуха ни пера вам, девчата!..

Снова шли лесом, на земле уже лежал первый снег — предвестник зимы. Наконец на опушке, развернув карту-пятиверстку, я сказал, обращаясь к Леле:

— Все. Дальше пойдете сами. Назад будете возвращаться сюда же. До встречи…

Нина Флягина (Шинкаренко)

Когда старший лейтенант скрылся за деревьями, Леля приказала:

— Двигаться параллельно шоссе. Идти парами, дистанция сто — сто пятьдесят метров.

Шли долго, со всеми предосторожностями, скрываясь от посторонних глаз на окраине леса. Неожиданно слышим тихую команду Лели (она шла впереди):

— Ложись! Какие-то подозрительные люди.

Мгновенно залегли. Видим, навстречу осторожно продвигается группа парней в гражданской одежде. И тут слышу тихий голос Зои Суворовой:

— Девочки, да это, никак, группа Гриши Сороки. Ну, того, который мне 7 ноября в любви объяснился, я же рассказывала. Вон он, впереди, собственной персоной.

— Разговоры! — сердито прошептала Леля, но, присмотревшись, подтвердила: — Верно, Гриша Сорока. Только приказываю не вставать.

Парни подошли совсем близко, и тут Леля негромко крикнула:

— Стой, кто идет?

— Ложись! — скомандовал своим бойцам Сорока, а сам с автоматом наперевес, озираясь, негромко спросил:

— Кто кричит?

— Свои, Гриша, — поднимаясь, ответила Леля. — Девчата, вставайте.

Мы поздоровались с Гришей и его товарищами, многих мы видели в части.

— Ну и напугала ты меня, Леля! — рассмеялся Гриша.

— Осторожнее ходить нужно! — ответила она. — Это тебе не в любви нашим девчатам объясняться.

— Ну, нам пора! — мгновенно посерьезнев, заторопился Гриша. — Хлопцы, пошли! До встречи!

Распрощались тепло. Леля посмотрела на карту и сказала нам с Тоней:

— Вы должны выдвинуться вперед метров на триста. Будете искать безопасный переход через шоссе. Если что подозрительное увидите, немедленно сообщите мне.

Вскоре видим — на шоссе одиноко стоит фашистский танк. То ли подбитый, а может, как и мы, в разведке? А за танком, недалеко, полусожженная деревня. Но место для перехода подходящее — на той стороне сразу начинается мелколесье. Сообщили Леле, она приказала:

— Переходите — сначала Нина, затем Тоня. А мы вас, в случае чего, огнем прикроем. (Были у нас, у половины группы, пистолеты, у остальных — винтовки СВТ[15].)

День солнечный, снег искрится, а я в темном пальто. Однако приходится рисковать — быстро пошла через шоссе. Думаю, танк будет мне хорошим прикрытием. Тоня в кювете залегла с пистолетом, а чуть поодаль наготове вся группа. Вышла на гребень, и сердце гулко застучало от неожиданности: со стороны деревни к танку шли, громко разговаривая, два немецких солдата с овчаркой. Я пулей пересекла шоссе, спряталась за небольшой елочкой, приготовила пистолет. Главное, чтобы Тоня их увидела, иначе пропала вся группа. Однако немцы подошли к танку, открыли люк, заглянули, покачали головами и, махнув рукой, двинулись дальше по шоссе.

Когда вслед за Тоней шоссе перешли все из группы, Леля перевела дух и сказала:

— Этих гадов с собакой проще простого было на тот свет отправить. Только не для этого нам с вами бутылки с горючей смесью и гранаты дали. Но если б они Нину заметили — она прицелилась пистолетом в сторону танка, — живыми бы отсюда не ушли.

Я не один раз убеждалась в том, что у нашего командира обостренное чувство ответственности за своих подчиненных. Уверена, окажись я в беде, она тут же, несмотря ни на что, открыла бы огонь.

Антонина Лапина

Неподалеку от большой деревни, под самым Волоколамском, Леля, посмотрев на карту, довольно хмыкнула:

— Это же наш, так сказать, «плановый» объект. Тоня (это мне) и Надя (Беловой) — в разведку! Узнайте, в каких домах фашисты засели, где склады с боеприпасами. Легенда постоянная: вы беженки, пробираетесь к своим.

Решили с Надей войти в деревню с противоположной стороны. Я постучалась в избу, которая показалась наиболее безопасной, как обычно, попросила попить водички. Хозяйка предложила нам войти в дом.

Попили, присели на минуточку на лавку в кухне. Думаем, как бы у дедули, что молча курил рядом, выяснить обстановку. Но как к нему подступиться? И вдруг он сам обращается к нам:

— Не бойтесь, спрашивайте, чего нужно. Я ведь сразу понял, не похожи вы на беженок. Чай, сам в гражданскую партизанил…

И объяснил, что в деревне полно немцев. Возле бывшего правления колхоза усиленная охрана — там теперь большой склад боеприпасов. И у дома старосты тоже выставлена охрана, в нем немецкие офицеры живут. Под конец предупредил:

— Хоть и не знаю, куда вы путь держите, только через Истру идти не советую. Там фашистов, что в бочке сельдей, вмиг попадетесь. На деревню Крюково дорогу знаете? Вот ее и держитесь, леса там богатые, кого хочешь скроют. — И сказал хозяйке, чтоб дала нам с собой полведра картофеля.

Вернулись, рассказали все Леле. Она распорядилась отойти глубже в лес и разрешила развести небольшой костер, чтобы мы хоть немного согрелись. Вскоре все с огромным удовольствием уплетали печеную картошку.

Недельные продовольственные запасы быстро таяли, а сколько еще времени будет продолжаться наш рейд, неизвестно.

Пока ели, Леля рассказала о плане дальнейших действий. Ночью надо подойти к деревне, быстро заминировать подходы к складу боеприпасов и дому старосты, потом забросать гранатами и бутылками с горючей смесью оба здания.

— Операцию будем проводить двумя группами, — уточнила Леля. — Со мной к дому старосты пойдут Рыбочка (так мы любовно называли Тамару Маханько), Зоя и Зина. С Тоней, к складу — все остальные. Сразу после поджога отступать в лес. Сбор на этом месте. Вопросы есть?

Она никогда не принимала окончательного решения, не посоветовавшись со всей группой. Как правило, вопросы возникали редко. Когда стемнело, Леля велела погасить костер и сказала:

— Пора, девчата, — и со своей группой быстро ушла в темноту.

Двинулась в путь и наша пятерка. Молодец Леля, еще днем предложила каждой запомнить наиболее приметные ночью ориентиры на пути к обоим объектам.

Ползти с бутылками, минами и гранатами было тяжеловато. Правление колхоза — пятый по счету дом от края деревни. Миновали первый дом, второй, третий, четвертый… До нас стали доноситься гулкие шаги часовых.

— Вот он, склад, впереди, — прошептала я.

Как и договорились, быстро установили мины-противопехотки на случай преследования. Не прошло и нескольких минут, как ярко заполыхал дом старосты, послышались крики немцев, беспорядочные выстрелы. Группа Лели выполняла свое задание.

— Бутылки к бою! — тихо скомандовала я и первая метнула свою в сторону склада. Вслед полетели и другие бутылки, мгновенно воспламенив сухие бревенчатые стены склада. Теперь уже пылали оба здания.

— Отходим! — крикнула я, и мы сначала немного отползли, а затем дружно побежали к лесу.

Вслед нам застрочили автоматы, пулеметы; раздалась команда: «Форвертс!»[16] Вот тут-то и сказалась Лелина предусмотрительность: преследователи один за другим стали подрываться на наших минах-противопехотках. А мы тем временем были уже у места сбора, где нас ожидала Леля с группой. И в этот момент окрестность сотряслась от оглушительных взрывов — начали рваться ящики с патронами, гранатами и другими боеприпасами.

Так действовала группа Колесовой. Днем девушки, как правило, из леса визуально изучали очередной «объект», а затем Леля посылала кого-нибудь в разведку. Уточнялось расположение домов, где размещались гитлеровцы, досконально осматривались подходы и пути отхода. А ночью по глубокому снегу девушки подползали к намеченному зданию и по сигналу Лели (она почти всегда поджигала первая) быстро бросали бутылки со смесью. Строения охватывал огонь, гитлеровцы с криками «Партизанен!» в панике выскакивали на мороз, порой в одном белье, беспорядочно стреляя из винтовок и автоматов. А кто пытался преследовать невидимых диверсанток, подрывался на поставленных ими минах.

А сколько таких мин девушки поставили на шоссейных дорогах! Если к этому добавить, что приходилось держать в памяти все места, где дислоцировались части и гарнизоны противника, базировалась вражеская техника, можно без натяжки сказать: работы у «девятки» Колесовой было предостаточно.

Леля продумывала каждую деталь, стремилась предусмотреть возможные неожиданности и требовала того же от каждого бойца группы. За сравнительно короткий срок девушки превратились из новичков в инициативных разведчиц. Вероятно, именно поэтому в группе за восемнадцать суток пребывания в тылу врага не было потерь.

Нина Флягина (Шинкаренко)

На пятнадцатые сутки все продовольственные запасы, включая НЗ, у нас иссякли. Просить продукты у местного населения означало лишний раз обнаружить себя, а главное — Леля считала это недопустимым.

— Жители сами на голодном пайке, немцы их обирают, а с нами, здоровыми девахами, будут последним делиться, — говорила наш командир.

Однако голод и ударившие ночные морозы давали о себе знать все сильнее.

— Вот что, — глядя на наши побледневшие, осунувшиеся лица, сказала Леля, — боеприпасы все вышли, с «объектами» покончено, пора возвращаться к своим. А еду, хочешь не хочешь, в лесу придется находить. Рябину или калину наверняка отыщем. Теперь надо решить — она развернула карту, — как обратно пойдем: через Истру или по совету дедули на Крюково двинемся? Немцев меньше, а ягод больше.

Все согласились со вторым вариантом. Но сначала нужно было перейти Волоколамское шоссе, по которому непрерывно двигались немецкие войска и техника. Возле шоссе, на краю леса, мы залегли, выжидая удобный момент для броска.

Шоссе девушки перешли удачно, продвигались строго на восток. В большой деревне Сальково покормившая и приютившая их на ночь хозяйка подсказала, как лучше пройти на Крюково. После еды и отдыха сил прибавилось — идти стало легче. Но тут неожиданно разыгралась метель, сильный ветер валил с ног, колючий снег бил по лицу, слепил глаза.

— Идти по двое, чувствовать локтем друг друга! — послышалась команда Лели, которая шла первой. — Рыбочка со мной!

Так и пошли парами, чтобы не потеряться, с интервалом в 15–20 минут. Таким порядком они благополучно миновали все полицейские посты и немецкие колонны, встречавшиеся на пути. Гитлеровцам в те часы было совсем не до проходивших мимо них крестьянских девушек в платочках. Канонада на востоке грохотала все сильнее, там шли жаркие бои.

Наконец девушки свернули на тропинку, которая должна была привести их в Крюково. И тут, в рощице, они внезапно попали под шквальный огонь советских минометов — значит, фронт совсем рядом. Но пришлось сделать крюк, чтобы обойти это гибельное место.

Они долго шли полем, по пояс проваливаясь в глубокий снег. Шли из последних сил, особенно Рыбочка, которую пришлось почти тащить на руках.

Наконец, когда зона артобстрела осталась позади, показались очертания домов. Подошли ближе. Тишина, ни одной живой души. Зато много убитых — наших и немцев. Видно, здесь недавно шел бой.

В одном из домов на кухне девушки нашли в столе муку, соль, на полках стояла посуда. Разожгли печь, напекли лепешек.

— Рыбочка, — ласково сказала Леля, — ешь побольше, набирайся сил перед последним броском.

Дверь скрипнула, в кухню робко вошла женщина с мальчиком, за ней еще несколько женщин, как выяснилось, командирских жен. Они рассказали, что здесь, в поселке Алабушево, находился военный гарнизон. Прошлой ночью и утром в поселке шел жестокий бой, женщины спрятались в подвалах домов. Когда стрельба утихла, они вышли наверх и обнаружили двух раненых бойцов, которых перенесли в подвал.

Узнав, что девушки ждут темноты, чтобы перейти линию фронта, женщины и раненые бойцы попросили взять их с собой.

— Как же вы дойдете? — спросила Леля у опиравшихся на палки раненых. — Нина, сделай товарищам перевязку.

— Спасибо, сестричка! А что дойдем, не сомневайся, на то мы и солдаты…

Ровно в двенадцать ночи отправились в путь. Впереди Леля и Тоня, за ними женщины и солдаты, замыкали колонну Нина Шинкаренко и Надя Белова. Светила луна, было на редкость тихо. Женщины показывали дорогу. Через час колонна остановилась перед большой поляной.

— Лучше ее обойти, — решила Леля, — иначе на «кукушек»[17] можем нарваться.

И буквально метров через триста, когда начали спускаться в глубокий овраг, раздался громкий окрик: «Стой, кто идет?»

— Свои! — предостерегающе подняв руку, негромко откликнулась Леля.

— Один ко мне, остальные — на месте! — строго предупредил часовой. Но было поздно: девушки бросились к нему, и первая, кто крепко обняла его, была Тома Рыбочка…

Их доставили в штаб одной из сибирских дивизий, пополнивших 16-ю армию Рокоссовского. Проводили в землянку, сказали, чтобы отдыхали. Однако с пистолетами пришлось расстаться. Леля попросила отвести ее к начальнику штаба. В просторной комнате с огромной картой на столе, расцвеченной карандашными стрелками, начальник штаба — полковник с двумя боевыми орденами — дружелюбно сказал ей:

— Не обижайтесь, девчата, обычная во фронтовой обстановке проверка.

Леля молча протянула ему кусочек папиросной бумаги.

— «Просим предъявителю сего оказывать всяческое содействие для доставки в часть 9903…» — прочитал полковник. — Ну что ж, с частью вашей свяжемся тотчас же. — Он тихо объяснил что-то вошедшему капитану, указывая на Лелю, потом спросил ее: — А нам ничего не хотите сообщить? — И подошел к крупномасштабной карте Подмосковья.

Леля стала показывать, где какие дислоцируются части противника и техника. Полковник пригласил в комнату начальника разведки и еще нескольких командиров.

— Послушайте, какие ценные сведения собрали девушки. — И попросил Лелю: — Пожалуйста, повторите еще раз, что мне рассказали, а майор Филипченко отметит на карте.

— Только оружие нам верните, — попросила Леля. — А то мы как пленные себя чувствуем. Даже на вопросы предложили отвечать: «Кто первый секретарь ЦК комсомола, Московского горкома?» Не сомневайтесь, настоящим шпионам это известно!

Все громко рассмеялись, и первая — Леля.

— Еще раз спасибо за полезную информацию, — обратился полковник к Леле. — Мы немедленно сообщим об этом в штаб фронта, а вы идите к себе, а то подруги, верно, заждались.

Девушки уже сидели за большим столом, уставленным едой: в мисках квашеная капуста, ломтики сала, селедка, открытые мясные консервы.

— Леля, садись скорее, — взмолилась Рыбочка. — У всех слюнки текут!..

Через полчаса девушки крепко спали на солдатских нарах. А рано утром проснулись от страшной канонады.

— Доброе утро, красавицы! — в комнату вошел Спрогис. — Слышите, наконец-то началось! Одни «катюши» чего стоят!

— Что началось? — закричали девушки. — Какие «катюши»?

— Скоро узнаете, — с довольным видом ответил Спрогис. — А сейчас собирайтесь, поедем в нашу часть, теперь она находится в Москве, на Красноказарменной улице…

На рассвете 5 декабря 1941 года на широком фронте — от Калинина до Ельца — началось историческое контрнаступление советских войск под Москвой. Ставка Верховного Главнокомандования умело использовала благоприятный момент, когда противник выдохся и прекратил яростные атаки, но еще не успел перестроиться для ведения оборонительных действий. За месяц боев, к началу января, войска Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного (с 24 декабря — Брянского) фронтов разгромили основные силы соединений группы армий «Центр». Противник был отброшен от столицы на расстояние 100–250 километров. Гитлеровцы потеряли более 168 тысяч солдат и офицеров, 11 танковых, 4 моторизованных и 23 пехотных дивизии. Части и соединения Красной Армии освободили от врага 11 тысяч населенных пунктов! К этой успешной операции наших войск были причастны разведчики части 9903, в том числе и «девятка» Лели Колесовой.

Все пять этажей бывшего общежития студентов Московского энергетического института, куда возвратилась со второго задания группа Колесовой, были заполнены парнями и девушками в полувоенной форме без знаков различия. Распорядок дня строгий: подъем, зарядка, завтрак, политинформация, занятия — лыжи (благо, рядом Измайловский парк), строевая подготовка, спецпредметы. Выход в город только по увольнительным. Дежурный обязан докладывать командиру по-военному: «Товарищ майор! За время моего дежурства…» А вечером — свободное время. Целых два часа. Каждый занимается своим делом: кто читает, кто пишет письма или готовится к заданию, а некоторые, вернувшись из тыла, отдыхают…

Нине Шинкаренко поручили по утрам заниматься с девушками физзарядкой. Она громко командовала: «На зарядку становись!», а в ответ слышалось: «Нин, ну побойся бога, дай поспать!» Первой вскакивала Леля. По комнате разносилось: «Девочки, подъем! В здоровом теле — здоровый дух!» И все быстро поднимались.

У командира роты Лены Самохиной был хорошо поставленный голос. Бывало, идет строй девушек к Измайловскому парку, а навстречу взвод солдат-новобранцев.

— Девочки, — командует Лена, — нож-жку, на вас смотрит вся страна! Сми-ирно!

И парни, нарушая строй и разинув рты, смотрели на четко печатающую шаг колонну своих сверстниц в военных полушубках и с автоматами через плечо.

После успешного выполнения задания «девятка» Колесовой стала пользоваться в части авторитетом, девушек ласково называли «колесиками». Подполковник Спрогис разрешил всей группе увольнение в город на двое суток.

Первым делом сфотографировались все вместе и поодиночке. Затем в Военторге получили по талонам двухдневный «сухой паек».

— А теперь пойдемте ко мне домой! — пригласила Леля. — Это недалеко, на Метростроевской. Зададим пир на весь мир!

В гости пришли Гриша Сорока и несколько парней из его группы, только что вернувшейся с задания. На кухне у плиты колдовали девчата, парни накрывали на стол. И вскоре в тихой комнате на Метростроевской зазвучали смех, песни.

А поздним вечером, когда ребята ушли и девушки застелили полушубками в комнате весь пол от буфета до дивана, Леля сказала:

— Все-таки жаль, что сестры Суворовы на этот вечер домой отпросились. Уж больно хороший парень Гриша. Отличная бы с Зоей пара получилась.

ИЗ НАГРАДНОГО ЛИСТА

«Колесова Елена Федоровна, Командир партизанской группы штаба Западного фронта, член ВЛКСМ… Дважды направлялась в тыл к противнику с задачами активной разведки. Работала в районах Ст. Руза, Волоколамск в течение 20 дней… Отлично дисциплинированный командир. Проявила большую смелость и находчивость в борьбе с немецкими оккупантами… На волоколамском направлении… с бойцами группы уничтожила 4 населенных пункта, занятых немцами. Привела группу после выполнения задания в полном составе. Тов. Колесова предана партии Ленина и социалистической Родине. Достойна правительственной награды — ордена Красное Знамя.

Командир майор СПРОГИС

Полковой комиссар ДРОНОВ 15 декабря 1941 г.»

Приказом по войскам Западного фронта № 050 от 20 января 1942 года Леля Колесова была награждена орденом Красного Знамени. В этом же приказе боец группы Зинаида Морозова была удостоена ордена Красной Звезды, заместитель командира группы Антонина Лапина — медали «За отвагу».

«…Фронт.

9 февраля 1942 г.

Здравствуйте, дорогие мои и милые друзья!

Крепко-накрепко вас целую. Сегодня вернулась к себе в часть после двух месяцев тяжелой, но и приятной работы, и какая радость, когда получила от вас две открытки и одно письмо…Иногда ночью в лесу не спится, вот и вспомнишь вас, теплую комнату, уют, хороший вкусный обед… Ну, ладно, кончится война, снова заживем по-старому, а сейчас я должна и обязана защищать свою Родину, которая дала мне знания, а комсомол воспитал во мне боевые качества.

Милые дядя Боря и тетя Наташа, вы, наверное, читали в газетах «Правда» и «Комсомольская правда» о работе партизан. Это мои друзья, которыми гордится вся страна. Если вы читали в «Правде» «о восьми повешенных в Волоколамске», то из восьми двое — мои хорошие подруги, Шура и Женя. Как ими не гордиться?»

Леля оторвалась от письма и повернула голову к фотографиям на стене в траурных рамках — Жени Полтавской и Шуры Луковиной-Грибковой. Девушки мечтали стать художницами, учились в Московском художественно-промышленном училище имени Калинина, а жизнь рассудила по-иному — они стали разведчицами. Не с этюдниками пришлось им бродить по Подмосковью, а с толом, минами и «колючками» в вещмешках. 4 ноября 1941 года линию фронта перешли несколько разведгрупп части 9903. Командиром группы, куда входили Женя и Шура, был молодой инженер завода «Серп и молот», редактор многотиражки «Мартеновка» Константин Пахомов. В группе находилось еще четверо заводских ребят — Николай Галочкин, Николай Каган, Павел Кирьяков, Виктор Ординарцев и Иван Маненков с «Москабеля». Самому старшему — Коле Кагану исполнилось 26 лет.

Они шли на свое первое боевое задание, которое оказалось для них последним. На окраине занятого гитлеровцами Волоколамска восьмерка разведчиков неожиданно нарвалась на усиленный вражеский патруль. Завязался неравный бой, и вскоре вокруг раненых ребят, Жени и Шуры замкнулось вражеское кольцо. Их сильно избили, затем допрашивали поодиночке. Но никто не сказал, откуда они, с какой целью посланы в тыл. Тогда озверевшие гитлеровцы расстреляли всех, а потом повесили. И только 20 декабря, когда в Волоколамск ворвались советские танки, обледеневшие тела героев были преданы земле и похоронены со всеми воинскими почестями.

Еще в декабре, прочитав в «Красной звезде» о трагедии в Волоколамске, все в части поняли: речь идет о группе Кости Пахомова. А сообщение в «Правде» от 9 февраля 1942 года не оставило никаких сомнений: «От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и отвагу Военный совет Западного фронта наградил орденами Ленина восемь отважных комсомольцев, народных героев, замученных немецкими мерзавцами в Волоколамске». Среди названных — Женя Полтавская и Шура Луковина-Грибкова. Светлая память вам, девчата!

Леля вздохнула и продолжила письмо:

«Милые дядя Боря и тетя Наташа, вы, наверное, читали в газете приказ о награждении меня орденом Красного Знамени. Иногда снимаешь гимнастерку, а он блестит, и подумаешь, что правительство оценило твою работу, и хочется идти и сделать еще больше, чем сделала…»

Леля еще раз взглянула на фотографии Жени и Шуры — и глаза ее увлажнились. Ей не хотелось смириться с мыслью, что завтра на стену придется повесить еще две фотографии в траурных рамках — Зои и Нины Суворовых, погибших несколько дней назад в бою под Сухиничами.

Афанасий Мегера

Бой под Сухиничами — это, пожалуй, самая яркая и самая трагическая страница в истории части 9903. Обстоятельства сложились так, что 15 января 1942 года наш сводный отряд особого назначения под командованием батальонного комиссара Н. В. Радцева и комиссара П. В. Багринцева 460 человек — по приказу командования Западного фронта был направлен на соединение за линией фронта с орловско-брянскими партизанами. Отряд состоял из нескольких взводов и групп, в том числе и группы Лели Колесовой, блестяще зарекомендовавшей себя в 18-дневном рейде в тылу врага под Волоколамском. В этой группе вместе с Колесовой было одиннадцать девушек: уже знакомые вам Антонина Лапина, Нина Шинкаренко, Зинаида Морозова, Надежда Белова, Нина и Зоя Суворовы, Тамара Маханько и трое новеньких — Ара (Ариадна) Фанталова, Вера Ромащенко и Татьяна Ващук.

Ехал отряд в товарных вагонах, нары в два яруса, от печек-«буржуек» жаром пышет. Состав двигался вперед только ночью. Днем гитлеровцы частенько и сильно бомбили, приходилось по команде «Воздушная тревога!» выбегать из вагонов в поле, зарываться в снег.

В Козельске разведчиков пересадили на грузовые машины, и они поехали в сторону Сухиничей. Потом долго шли на лыжах. В этом районе, чуть западнее города, отряд должен был перейти линию фронта.

В Сухиничах в то время находилась большая группировка гитлеровских войск, окруженная 10-й армией генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова. «Десятка» (так на фронте называли армию Голикова) с начала января 1942 года упорно преследовала «доблестную и непобедимую» 2-ю танковую армию генерала Гудериана. Успешно обойдя блокированный в Сухиничах гарнизон, части «десятки» к 10 января вышли к городам Киров, Людиново, Жиздра.

Генерал-полковник Шмидт, назначенный Гитлером вместо своего бывшего любимца Гудериана, стремился любой ценой удержать Сухиничи — важный узловой пункт, откуда открывалась дорога на Москву. Фюрер в своем приказе от 3 января 1942 года категорически требовал от Шмидта «цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего патрона, последней гранаты…».

Деблокировку окруженных в Сухиничах гитлеровских войск Шмидт поручил генералу Нерингу, командиру 18-й танковой дивизии, находившейся под Мценском. Неринг вместе с приданными ему пехотными частями начал наступление вдоль железной дороги Брянск — Сухиничи.

Для нашей 10-й армии это наступление было неожиданным по своей силе. Пехоте, танкам и артиллерии противника удалось прорвать нашу оборону, образовав коридор шириной 10 километров. Враг захватил Людиново и 20 января начал быстро продвигаться по дороге, вдоль которой находились деревни Попково, Бортное, Козары, Печенкино. Именно здесь после многокилометрового 15-часового лыжного марш-броска в сильную метель расположились на отдых бойцы отряда особого назначения Никиты Радцева.

Антонина Лапина

Часть отряда, в том числе и наша группа, на рассвете остановилась в деревне Козары. Облюбовали себе избу, сняли лыжи и, чуть не падая от усталости, стали раздеваться. Но только успели скинуть валенки, расстелить на полу телогрейки, как дверь распахнулась, раздался голос связного: «Тревога!» Мы выбежали с оружием на улицу. На околице нам был отведен пост. А в это время со стороны деревни Попково все сильнее слышалась ожесточенная перестрелка из винтовок и автоматов.

Позднее стало известно, что основная часть отряда во главе с командиром Радцевым и комиссаром Багринцевым на рассвете 21 января расположилась на отдых в деревне Попково, не подозревая, что гитлеровцы уже побывали здесь ранее и установили скрытое наблюдение, перерезав кабель связи наших войск. Когда разместившиеся в избах разведчики стали завтракать, на улице началась сильная стрельба. На краю деревни показались вражеские танки. Радцев принял решение: драться до последнего патрона! И разведчики дрались бесстрашно, отчаянно.

Но силы были слишком неравными. Вооружение разведчиков — ручные пулеметы, автоматы, винтовки, гранаты и бутылки с горючей смесью — никак не могло противостоять фашистским танкам, шквальному огню орудий и минометов разных калибров, пулеметным очередям с летящих на бреющем «хейнкелей» и «фокке-вульфов».

В этой неравной схватке один за другим гибли бойцы отряда. Героически приняли смерть, обороняясь в каменном доме, командир отряда Радцев и комиссар Багринцев. На исходе дня, задержав наседавшие полки немецкой танковой дивизии, остатки отряда были вынуждены оставить Попково и бой перекинулся в деревню Козары, на околице которой находилась наша группа.

Так получилось, что я и Леля били из автоматов ППШ на правом фланге нашей группы, входившей в состав взвода Матвея Русакова, чуть левее отстреливались остальные девчата. А весь левый фланг прикрывали парни из того же взвода. Было их, как и нас, одиннадцать человек.

По левую сторону от нас с Лелей бил короткими очередями из «Дегтярева»[18] лихой смуглолицый пулеметчик Щербаков. Втроем у нас это неплохо получалось. Сам Матвей Русаков, на правах старшего, не раз подползал к нам, кричал ободряюще:

— Ну как, девичий фланг, держитесь?

— Не волнуйся, не хуже ваших парней работаем, — отвечала ему Леля, продолжая стрелять.

Слова, сказанные Русаковым, были повторены в названии очерка Р. Морана, опубликованного в газете «Красная звезда» 8 марта 1942 года.

Очерк «Девичий фланг» был написан, как говорится, по свежим следам.

Приведем из него небольшой отрывок:

«Настал момент, когда взвод получил указание отойти. Уже правый фланг отодвинулся, уже и девушки почти все ушли, только Леля и Тоня остались с Щербаковым, который собирал пулемет.

— Не уйду! — крикнула вдруг Тоня, вглядываясь в снежную поляну, по которой во весь рост шли фашисты. — Скидывай пулемет, говорю! — срывающимся голосом бросила она Щербакову. — Чего стоишь, не видишь, что делается?

Так горели ее глаза, такой энергией веяло от ее побледневшего и ставшего прекрасным лица, что пулеметчик стал снова устанавливать пулемет. Тоня и Леля взялись за свои автоматы, и навстречу врагу брызнули огненные струи. Немцы залегли.

— Стреляй, стреляй! — задыхаясь, кричала Тоня. Но огонь стал слабеть — диски опустели.

Девушка оглянулась: сарай, где хранились ящики с патронами, пылал. Она поползла туда и скрылась в дыму. Леля помчалась за ней. Из подворотни высунулся первый ящик. Леля вытащила его, патроны уже накалились. Рушились горящие бревна, а Тоня с трудом протискивалась в щель под воротами. Леля помогла ей пролезть, и она, мчась к пулеметчику с дисками, бросила на ходу:

— Беги к командиру, скажи: они уже не идут — ползут…

Но взвод уже и сам возвращался…»

Двое суток продолжался этот тяжелый бой. Было много убитых и раненых. Наконец последовал новый приказ отходить. Бойцы из взвода Матвея Русакова, отстреливаясь, отошли к лесу, следом за ними — большая часть «девичьего фланга». Настала очередь Лели с Тоней. Как развивались дальнейшие события, мы узнали из рассказа Лели Колесовой.

Из стенограммы беседы с Лелей Колесовой в ЦК ВЛКСМ

«Слышу, Зоя кричит:

— Лелька, командир, я ранена!

Только выглянула, рядом очередь из немецкого автомата по бревнам полоснула, аж щеку обожгло. Черт с ней, с очередью, думаю, стала ползти к Зое. Добралась.

— Куда ранена?

— В ногу. А где Нина?

Нина Суворова в это время за стогом сидела, видела всю эту картину, но выйти не могла, сильный обстрел был, осколки и пули горохом сыпались. Но все же она к нам подползла. Зоя была в ногу тяжело ранена, мы с Нинушкой ее к дороге потащили. Говорили, что там должна быть санитарная повозка. Подтащили, а никакой повозки не оказалось. Тут Валерий Винярский из соседней группы[19] спрашивает:

— Кто ранен?

— Валерик, Зою ранило, — отвечаю. — Нина, ты отходи, а мне Валерий поможет.

Сначала мы Зою с ним вместе тащили, потом по очереди: я тащу — он стреляет, он тащит — я стреляю. У него два автомата было, патроны, граната. Но тут его командир позвал, какое-то срочное задание дал.

Все быстро уходят, а я с Зоей ползу, очень больно ей! А снег по колено, за пять минут по два-три метра продвигаемся. Только я приспособилась ее на спине нести, как с пригорка три фашистских автоматчика застрочили. Зоя сразу закричала:

— Леля, меня опять ранило, в другую ногу!

По ней целую очередь дали. Когда я ее тащила, она мне что-то кричала, но я за выстрелами не могла услышать, да еще отстреливаться приходилось — немцы-то совсем близко были. Неожиданно огонь на время немного затих, смотрю, два бойца идут.

— Товарищи, — кричу, — устала я, хоть немного раненую понесите!

Тут как раз один знакомый командир подошел:

— Ты что такая бледная?

— Устала подругу тащить. И уже второй день ничего не ела.

Он бойцам приказал, чтоб они Зою несли.

— А ты, Леля, мне помоги, — он показал на свою бессильно висящую руку, видно, много крови потерял.

Я его немного провела, поддерживая, потом он приказал:

— Я отдохну немного, а твое дело, Леля, сообразить насчет санитарной повозки, чтобы поскорее Зое помощь оказать.

Только я начала к лесочку отходить, слышу, снова перестрелка поднялась. Как мне потом рассказали, Зоя в маскхалате была, а бойцы в темных шинелях. По ним-то немцы и открыли автоматный огонь. Одного бойца убило, другого сильно ранило. А Зоя, вероятно, погибла.

Я решила под мостом переждать, пока автоматчики уйдут. В штаб дивизии надо поскорее добраться, просить, чтобы взвод выслали, — ведь сколько раненых в деревне осталось! А может, и Зоя жива? Но как добраться, если только поднимешься, сразу немецкие автоматы по тебе строчат. Эх, решила, была не была! Встала в полный рост и побежала в сторону соседней деревни, где должен штаб находиться. Автоматчики опять застрекотали, но ничего, пронесло. Только маскхалат немного задело и валенок, но нога в порядке.

В штабе нашем никого знакомых, хорошо хоть Тоню Лапину встретила. Только мы в штаб дивизии собрались, чтобы взвод просить, а нам какой-то командир приказал:

— Вы разведчицы? Вот и пойдете в разведку — лес прочесывать!

И мы с Тоней, да еще пять бойцов нам дали, отправились лес прочесывать. Это было нужно сделать для безопасного отхода наших частей…»

На этом стенограмма беседы с Лелей Колесовой в ЦК комсомола обрывается. Но главные героические дела Лели были впереди…

Афанасий Мегера

Сводный отряд особого назначения части 9903 потерял в этом бою большую часть личного состава. Не подготовленным к открытым боям разведчикам неожиданно пришлось вступить в схватку с превосходящими силами противника. Но бойцы отряда с честью выполнили полученный приказ командующего 10-й армией генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова: держаться любой ценой до подхода подкреплений. Оперативно и умело действовали в этом бою командиры взводов и групп Матвей Русаков, Фарид Фазлиахметов, Илья Шарий, Олег Новиков… Особо хочется отметить «девичий фланг» — разведчиц из группы Колесовой, которые сражались на равных с мужчинами, особенно в деревнях Бортное и Козары, где погибли сестры Зоя и Нина Суворовы.