Тайрел Хоторн, одетый в легкую куртку-сафари со множеством карманов и брюки цвета хаки, купленные в аэропорту, посмотрел на свою забинтованную руку. Днем раньше эту повязку наложила ему майор Кэтрин Нильсен на острове Верджин-Горда. Сейчас они сидели за освещенным свечами столиком в открытом дворике отеля «Сан-Хуан» в Пуэрто-Рико и ждали возвращения лейтенанта Джексона Пула с совещания в местном отделе военно-морской разведки США, на котором Хоторн отказался присутствовать.
— Если меня не будет там, то и не придется выслушивать все их глупости, — объяснил он. — Пусть туда прогуляется Джексон, а я всегда могу сказать, что мне ничего не известно об их говорильне. — На столике перед ним появился уже третий бокал шабли, а майор ВВС потягивала холодный чай.
— Почему мне кажется, что раньше ты употреблял более крепкие напитки? — спросила Кэти, кивнув на бокал с вином.
— Потому что раньше так оно и было, пока я не обнаружил, что пользы мне от них никакой, один вред. Достаточно тебе такого объяснения?
— Я вовсе не хотела...
— Да где же он, черт побери? Это проклятое совещание не должно продолжаться более десяти минут, если он сказал им то, о чем я его просил!
— Но они нужны тебе, Тай. Ты же понимаешь, что не можешь действовать в одиночку.
— От главного механика я узнал имя пилота, и это все, что мне нужно на данный момент. Альфред Саймон, подонок!
— Обожди, ты же сам сказал, что его наняли и использовали «втемную», хотя я толком не знаю, что это значит.
— Все очень просто. Кто-то нанял его для выполнения определенной работы, но на самом деле он даже и не знает кто.
— Тогда какая польза в том, что тебе известно его имя?
— Если у меня еще не полностью исчезло профессиональное чутье, то, по-моему, есть шанс здесь что-то раскопать.
— Ты сам хочешь это сделать?
— Я не идиот, Кэти, и слава погибших героев меня никогда не привлекала. Поэтому я и подключил к этому делу все силы, которые смог. Так что теперь я сам в состоянии продвигаться вперед гораздо быстрее, независимо от того, есть ли у меня на это санкция.
— Что ты имеешь в виду?
— Никто не будет приказывать мне, что я должен делать, а что нет.
— Ты говоришь только о себе, как будто нас с Джексоном не существует.
— О нет, майор, ты будешь в этом деле, пока не запахнет жареным, да и твой полоумный гений останется со мной, хотя и надоедает иногда. Мне надо опираться на людей, которым я могу доверять.
— Спасибо тебе за это и, пока я еще нахожусь в твоей команде, разреши поблагодарить тебя за одежду. У них здесь отличные магазины.
— Вот в этом Генри Стивенс хорош. Он моментально снабжает деньгами, как будто у него имеются шифры к сейфам с золотым запасом США в ФортНоксе, хотя, может быть, так оно и есть...
— Я храню все чеки...
— Сожги их. По ним можно проследить наши передвижения, что крайне нежелательно. Разве вы не знаете, майор Нильсен, что резервные фонды надо использовать полностью, иначе это просто неэтично?
— Постараюсь запомнить это, коммандер.
— Как говорит Пул, ты выглядишь потрясающе.
— Вашей заслуги в этом нет, сэр. Этот наряд выбирал Джексон.
— Ты знаешь, этот парень может надоесть до безобразия. Мы посадим его в одну камеру с моим младшим братом, и пусть эти одаренные дети забивают друг другу мозги своей потрясающей интеллектуальностью.
— О чем разговор? — воскликнул стремительно появившийся Пул. Отодвинув стул, он присел за столик. — Послушай, командир, в следующий раз на совещание с этими тупицами ты пойдешь сам! Прости меня, Кэти, но эти ослы не могут говорить простыми повествовательными предложениями.
— Медики называют это «спутанное сознание», лейтенант, — пояснил Хоторн, улыбаясь. — Так как на самом деле они говорят не то, что ты слышишь, ты делаешь для себя собственные выводы, которые они позже могут опровергнуть. Таким образом, во всех промахах будешь виноват ты, а не они... Ты передал им мое послание?
— О, с этим проблем не было. Ты можешь разыскивать этого пилота, или кто он там такой, но возникло новое обстоятельство, которое, возможно, заставит тебя на время позабыть о нем.
— Что еще за обстоятельство?
— Какая-то крупная шишка из Вашингтона располагает информацией для тебя, и готов побиться об заклад, что она имеет отношение к нынешней ситуации.
— Так воспользуемся ею!
— К этому обстоятельству добавляется еще и другое, Тай. Тот человек, из Вашингтона, действуя через голову твоего старого сослуживца Стивенса, вышел прямо на министра обороны, который и выяснил, где ты находишься. Так что Стивенс не имеет к этому отношения.
— Что?
— Этому человеку надо просто поговорить с тобой.
— Зачем? Кто он такой?
Пул сунул руку в карман недавно купленного очень дорогого блейзера цвета морской волны и вытащил оттуда явно официальный по виду конверт, оклеенный широкой красной лентой.
— Расскажешь нам, если сочтешь нужным. Это предназначено тебе, но должен заметить, что начальник разведки на базе — этот тип с большими кошачьими глазами, который завел меня к себе в кабинет и сказал, что ему приказано держать язык за зубами, — здорово перепугался. Он ждал только тебя, а когда я передал ему, что ты прийти не сможешь, он сказал, что не отдаст мне пакет. А я ему и заявил тогда: «Отлично, значит, он его никогда не получит». И он предложил отправить меня обратно под охраной, которая проследит за тем, что я передам конверт тебе лично, и сам факт передачи, возможно, будет даже заснят на видеопленку.
— Черт бы их побрал с их детскими играми, — буркнул Хоторн.
— Слева от нас кто-то торчит за цветочным ящиком, видно кокарду на фуражке, — сообщила Кэти. Тай и Джексон обернулись. Голова в фуражке нырнула за куст, а затем кто-то в белой рубашке с погонами двинулся направо к выходу. — Он убедился, что конверт у тебя, коммандер.
— Посмотрим, что там. — Тайрел вскрыл конверт, вытащил оттуда лист бумаги, поднес поближе к глазам и прочитал. — Что же мне теперь осталось? — едва слышно произнес он, бросил листок на стол и невидящим взглядом уставился в пространство.
— Позволь мне? — спросила Кэтрин, медленно поднимая листок, но не стала переворачивать и читать его, пока не поняла, что возражений со стороны Хоторна не последует.
"Произошла ужасная вещь, и теперь настало время все прояснить. Конечно, я имею в виду Амстердам. Вы не знаете того, что ваша жена была связана с долиной Бекаа, Она была принесена в жертву ради задуманного плана, который, возможно, осуществляется в настоящее время. То, что я намерен сообщить вам, должно остаться строго между нами. Вам предстоит узнать гораздо больше, чем вы предполагаете, но, несмотря па надвигающуюся опасность, только вы сможете решить, как воспользоваться полученной информацией. Только вам дано право решать.
Наверное, вы получите это письмо, когда я буду отсутствовать, но я вернусь завтра, к трем часам дня. Пожалуйста, позвоните мне по номеру телефона, указанному здесь, и будут предприняты все меры для доставки вас в мой загородный дом.
С уважением
И. В. Н.".
Номер телефона был написан в левом нижнем углу, других пометок не было, однако под инициалами имелась приписка:
«Не люблю театральных жестов, но, пожалуйста, уничтожьте это письмо после того, как запомните номер телефона».
— Что же он может знать? — сказал Хоторн, приходя в себя. Голос его звучал уже более уверенно, но этот вопрос он адресовал скорее себе, чем своим товарищам. — Кто он такой?
— Вряд ли этот начальник с базы знает, иначе бы обязательно сказал, — подал голос Пул.
— Почему ты так уверен в этом? — поинтересовалась Кэти.
— Я сказал ему, что моему командиру нет дела до посланий каких-то частных лиц, неизвестных руководству военно-морской разведки в Вашингтоне. И тогда он мне все выложил: и о министре обороны, и вообще о секретности этого задания.
— А ты молодец, Джексон, — искренне похвалил его Тайрел.
— Я просто военный человек, и мне не нравится, когда какой-то гражданский олух действует в обход строго установленного порядка передачи приказов. Мы уже сталкивались с подобным в Перл-Харборе.
— Но в данном случае имеется веская причина, лейтенант. Моя жена была убита в Амстердаме.
— Я знаю это, но почему этот пижон молчал все пять лет, если у него было что сообщить тебе? Почему он решил сделать это сейчас?
— Он пояснил, что уверен в наличии связи межу Амстердамом и нынешней ситуацией. Моя жена была принесена в жертву.
— Я действительно очень сожалею об этом, но мы знаем, что могут натворить эти негодяи и что уже они натворили, знаем об их контактах в Вашингтоне, Париже и Лондоне... А ведь ты говорил Кэти, что это только верхушка айсберга, так ведь?
— Да, это верно.
— А разве не ты говорил, что весь мир может быть ввергнут в хаос?
— Мне кажется, что я довольно ясно объяснил это.
— Тогда кто ты такой, чтобы становиться между этим готовящимся покушением на президента Соединенных Штатов и службами безопасности всех стран, как это предлагает какой-то неизвестный человек в своем послании?
— Я не знаю...
— Тогда подумай! Этот человек рекомендует тебе действовать по собственному выбору на основании полученной информации. Учитывая, что на карту поставлено слишком многое, какой же тогда в этом смысл? С одной стороны — какой-то бывший офицер военно-морской разведки, который даже не пользуется большим уважением, ас другой — жизнь наиболее могущественного в мире лидера? Подумай хорошенько, Тай!
— Не могу, — пробормотал Хоторн. Пальцы его задрожали, глаза затуманились. — Просто не могу... Она была моей женой.
— Прекрати, коммандер, тебе непристало плакать.
— Замолчи, Джексон!
— Черта с два я замолчу, Кэти. Вся эта история очень дурно пахнет!
— Я должен узнать... — Голос Тайрела сломался, но внезапно слабость исчезла так же быстро, как и пришла, и он снова взял себя в руки. — Завтра мы все выясним, не так ли? — сказал он, выпрямившись и сев ровно, как Пул. — А до этого я займусь пилотом. Он в Сан-Хуане.
— Я понимаю, что тебе тяжело, — сказала Кэтрин, положив ладонь на руку Хоторна, — но ты сильный парень.
— Ты ошибаешься, — ответил Тайрел, внимательно глядя на Кэтрин усталыми глазами. — Пока я не поговорю с человеком, приславшим мне это послание, я буду вести себя как последний трус.
— Тогда давай займемся пилотом, — решительно вмешался в их разговор лейтенант.
— Джексон, пожалуйста...
— Я знаю, что делаю, Кэти. В этом томительном ожидании нет ничего хорошего. Поехали в Сан-Хуан, коммандер.
— Нет, я поеду одни, а ты останешься здесь с Кэти.
— Осмелюсь не подчиниться, сэр. — Пул встал со стула и вытянулся перед Хоторном по стойке «смирно».
— Что ты сказал? — Тайрел прищурил глаза и со злостью посмотрел на молодого офицера. — Я сказал, что поеду один. Ты что, не слышал?
— Понял вас, сэр, — отчеканил на военный манер Пул. — Однако мне известно об исключительном праве младшего офицера оказать помощь своему командиру, если, по его мнению, командир нуждается в помощи, а действия по ее оказанию не входят в противоречия с текущими должностными обязанностями младшего офицера. Это зафиксировано в уставе ВВС, статья седьмая, раздел...
— Ох, заткнись!
— Не спорь с ним, — тихо произнесла Кэти, сжав руку Хоторна. — Чтобы не согласиться с тобой, он процитирует тебе весь устав от первой страницы до последней. Я сбилась со счета, сколько раз он проделывал со мной такие штуки.
— Ладно, лейтенант, — пробормотал Тайрел, поднимаясь из-за стола, — поехали.
— Разрешите, сэр, предложить вам сначала зайти в туалет?
— Мне не надо, я подожду тебя снаружи.
— Но я еще раз хочу предложить вам, сэр, присоединиться ко мне.
— Зачем?
— Мой ответ объяснит тебе, почему совещание с твоими друзьями из военно-морской разведки затянулось так долго. Я служил во Флориде, поэтому знаком с Сан-Хуаном, и мне потребовалось немного времени, чтобы найти интересующий меня магазин, особенно тот, где мне пошли навстречу.
— О чем ты, черт побери, говоришь?
— После того как мы остались без тех пушек, которые были у нас на Горде, я взял на себя смелость купить некоторое оружие, руководствуясь тем, что ты захочешь отыскать пилота, а еще тем, что я знаю кое-что о Сан-Хуане. Автоматический «вальтер», восемь патронов, три обоймы, очень хорошо умещается в кармане.
— В оружии он тоже разбирается? — спокойно спросил Хоторн, глядя на Кэтрин.
— Не думаю, что он когда-нибудь стрелял в приступе ярости, — ответила майор, — но в оружии разбирается прекрасно.
— А как у тебя с нейрохирургией?
— Дошел до лоботомии, но больно уж кровавое занятие... Послушай, я не думаю, что слишком удобно вручить тебе пистолет и три обоймы прямо здесь. Честно говоря, я слишком высок и симпатичен, поэтому люди все время обращают на меня внимание. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Ты прямо сама скромность, лейтенант.
— Да ты и сам ничего, несмотря на то что несколько стар.
— Оставайся в номере, Кэти, — приказал Тайрел.
— Я настаиваю, чтобы вы связывались со мной каждый час.
— Если сможем, майор.
— Ашкелон! — услышала Бажарат крик в трубке, стоя в телефонной будке вестибюля отеля «Хэй-Адамс» в Вашингтоне.
— Это я, Иерусалим. Что случилось?
— Моссад схватил нашего командира!
— Как это произошло?
— Он был на вечеринке в деревне Иршум возле Тель-Авива. К сожалению, не все из гостей успели напиться. Они схватили его, когда он насиловал в поле еврейку.
— Идиот!
— На него надели наручники и засадили в местный полицейский участок в ожидании приезда начальства из Тель-Авива.
— Вы можете добраться до него?
— Есть один еврей, которого можно подкупить, мы в этом уверены.
— Так и сделайте, и убейте его. Мы не можем позволить, чтобы командира подвергли допросу с помощью наркотиков.
— Считай, что это уже сделано. Да здравствует Ашкелон!
— Да здравствует, — сказала Бажарат и повесила трубку.
Нильс ван Ностранд вошел в свой кабинет в громадном загородном доме в Фэрфаксе, штат Вирджиния. В большой комнате не было видно привычных вещей, потому что все они были упакованы в ящики, маркированные грузовыми этикетками для отправки в Лиссабон, откуда их с соблюдением строжайшей секретности должны были переправить в особняк на берегу Женевского озера в Швейцарии. Сам дом, земля, конюшни, лошади, различные животные, как домашние, так и дикие, втайне уже были проданы шейху из Саудовской Аравии, который через тридцать дней должен был на законном основании вступить во владение поместьем. Этого времени ван Ностранду было более чем достаточно. Он подошел к столу, снял трубку красного секретного телефона и набрал номер.
— "Скорпион-3", — раздался голос на другом конце провода.
— Это «Скорпион-1», я буду краток. Пришло мое время, и я ухожу от дел.
— Боже мой, какой удар! Вы всегда были для всех нас образцом непоколебимости.
— Такие вещи случаются, и я знаю, когда следует уходить. Сегодня вечером, перед тем как исчезнуть, я перепрограммирую свой телефон на вас и сообщу об этом «Покровителям». В один прекрасный день они вызовут вас, потому что теперь вы подчиняетесь им. Кстати, если позвонит женщина и представится как Баж, предоставьте ей всю необходимую помощь. Это приказ падроне.
— Понял. Мы еще услышим о вас?
— Честно говоря, я сомневаюсь в этом. Мне надо выполнить последнее задание, и я совершенно отхожу от дел. «Скорпион-2» — подходящая фигура, он очень опытен, но не обладает вашей умудренностью и не имеет такого прочного тыла. Ему это не по силам.
— Вы, наверное, имеете в виду, что у него нет моей юридической фирмы в Вашингтоне.
— К сожалению. С завтрашнего утра вы будете «Скорпионом-1».
— Это большая честь, и я пронесу ее до самой могилы.
— С которой, надеюсь, не очень скоро встретитесь.
Бажарат выбралась из такси и кивнула Николо, чтобы тот поторопился. Молодой человек вылез вслед за ней, а Бажарат в это время через окошко расплачивалась с водителем.
— Спасибо, леди, вы очень добры, — поблагодарил ее таксист. — А это не тот молодой парень, о котором мы повсюду читаем? Из Италии?
— Боюсь, что это именно он и есть, синьор.
— О, я расскажу о нашей встрече жене, она у меня итальянка. Она притащила домой газету, где есть фотографии этой актрисы Эйнджел Кейпел вместе с его сиятельством.
— Они просто хорошие друзья...
— О, я не берусь судить леди. Она прекрасное дитя, все ее любят, а эти бульварные газетенки просто треплются!
— Она чудесная девушка. Спасибо, синьор.
— Рад был поговорить с вами.
— Пойдем, Данте. — Бажарат взяла Николо под руку и повела в фешенебельное модное кафе Джорджтауна. Завтракавшая там публика состояла из дам в шелках, молодых женщин в блузах от Армани, нескольких членов конгресса, нетерпеливо поглядывающих на свои наручные часы. — Запомни, Нико, — сказала Бажарат, когда метрдотель любезным жестом пригласил их пройти зал, — что он сенатор, тот самый, с которым ты познакомился в Палм-Бич, адвокат из штата Мичиган. Зовут его Несбит.
Обменявшись восторженными приветствиями, все трое заказали кофе с мороженым, и сенатор заговорил:
— Я никогда здесь не был, но один из моих помощников хорошо знает это место. Оно очень популярно.
— Это просто наша прихоть, синьор. На приеме в Палм-Бич хозяйка дома упоминала это кафе, поэтому я и предложила его для встречи.
— Да, она упоминала. — Сенатор с удовольствием огляделся вокруг. — Вы получили материал, который я прошлым вечером направил вам в отель?
— Конечно, и мы с Данте Паоло несколько часов провели за его изучением. Так ведь, дорогой племянник? Мы ведь несколько часов изучали материал? — добавила Бажарат по-итальянски.
— Совершенно верно, дорогая тетушка, — подтвердил Николо тоже по-итальянски.
— Данте и его отец очень заинтересовались вашим материалом, но у них возникли определенные вопросы.
— Естественно. Этот материал представляет собой относительно детализированный обзор промышленного потенциала, а не глубокий анализ каждой вероятной возможности. Если есть заинтересованность, то мой персонал может подготовить дополнительные данные.
— Это, конечно, будет необходимо перед серьезными переговорами, но сейчас, возможно, мы сможем побеседовать и об этом... как вы его назвали... обзоре.
— Бак вам будет угодно. О каких конкретно областях промышленности?
— Не имеет значения, синьор. В любом случае речь пойдет о сотнях миллионов долларов. Существует допустимый риск, и это никогда не пугало барона, но для честного сотрудничества необходим определенный контроль, не так ли?
— Опять же в каких конкретных областях промышленности, графиня? «Контроль» — это слишком жесткий термин для нашей экономики.
— Подозреваю, что «толпы безработных» — еще более жесткий термин. Возможно, что термин «контроль» звучит как-то пугающе, так что, может быть, назовем это «документами о взаимопонимании»?
— Не приведете ли пример?
— Скажу откровенно, первые же признаки финансового благополучия могут быть опасны тем, что соответствующие профсоюзы предъявят повышенные требования...
— С этим легко будет справиться, — прервал графиню Несбит. — Мои люди провели кое-какую предварительную работу в этой области, да я и сам сделал несколько телефонных звонков. Профсоюзы значительно поумнели и стали более предусмотрительны в вопросах, касающихся экономики. Многие их члены не работают по два и три года, поэтому они не собираются убивать курицу, несущую золотые яйца. Спросите у японцев, которые имеют заводы в Пенсильвании, Калифорнии и Бог знает где еще.
— Вы очень успокоили нас, синьор.
— Вам будет представлено в письменном виде все, что касается производительности и окупаемости инвестиций. Что еще?
— Этот вопрос не всегда бывает однозначным, как в вашей стране, так и в нашей. Каковы взаимоотношения промышленников и правительства?
— Вы говорите о налогах? — спросил сенатор, нахмурил лоб, и в его взгляде появилось неодобрение. — Они взимаются вполне справедливо, графиня...
— Нет-нет, синьор! Вы не правильно меня поняли. Как говорят у вас в Америке, смерть и налоги неизбежны...
Нет, я говорю о том, что так часто встречается в Италии, — о беззастенчивом вмешательстве правительства в дела бизнесменов. Несмотря на заверения в безопасности и целостности инвестиций, нам приходилось слышать ужасные истории о проволочках, стоивших миллионы, о бюрократических процедурах на различном уровне — местном, штата, государственном. Именно об этих проволочках мы с бароном и слышали.
— Безопасность... и целостность, обусловленные требованиями рынка, — произнес с улыбкой сенатор. — Властии моего штата, как это и записано в законе, не предпримут никаких незаконных вмешательств. Мы не можем этого допустить, а чтобы выполнить свой долг перед избирателями, я все это изложу вам письменно.
— Отлично, просто чудесно... Еще один, последний вопрос, синьор, но это личная просьба, в которой вы вольны отказать, что ничуть не поколеблет моего уважения в вам.
— В чем дело, графиня?
— Как все сильные мира сего, мой брат барон вполне заслуженно гордится не только собственными достоинствами, но и своей семьей, и в особенности сыном, который ради того, чтобы помочь отцу, жертвует обычными увлечениями, присущими юности.
— Прекрасный молодой человек! Как и все, я читал в газетах статьи о его дружбе с юной телезвездой Эйнджел Кейпел...
— Ах, Анджелина, — ласково произнес Николо, делая ударение на каждом слоге. — Моя прекрасная!
— Прекрати, дорогой племянник, — оборвала его Бажарат по-итальянски.
— Особенно мне понравились их фотографии в кругу ее семьи в Бруклине. Даже самому высокооплачиваемому организатору рекламных кампаний не удалось бы сделать такие удачные фотографии, — сказал сенатор.
— Это произошло совершенно случайно... но давайте вернемся в моей просьбе.
— Конечно. Гордость барона — его семья, особенно прекрасный сын. Что я могу сделать для вас?
— Нельзя ли организовать небольшую личную встречу моего племянника с вашим президентом... всего минуту или две, чтобы я могла отправить барону фотографию, где они изображены вместе? Барон будет так счастлив, а я, конечно, не забуду рассказать брату, кто организовал эту встречу.
— Думаю, это можно будет устроить, хотя, откровенно говоря, существуют определенные сложности...
— О, понимаю, синьор, я ведь тоже читаю газеты! Поэтому и прошу о короткой личной встрече. Только Данте Паоло и я, а фотографии будут отправлены только барону ди Равелло и не попадут ни в какие газеты. Конечно, если эта просьба невыполнима, то я забуду о ней, и примите мои извинения.
— Подождите минутку, графиня, — задумчиво произнес Несбит. — Это займет несколько дней, но думаю, что смогу все устроить. Один сенатор от нашего штата состоит в той же партии, что и президент, а я поддержал его законопроект, потому что считал его правильным, хотя это может стоить мне голосов...
— Я не совсем понимаю вас.
— Он близкий друг президента и ценит мою поддержку... а также понимает, какую пользу могут принести штату инвестиции барона... и что я могу сделать с ним, если он попытается хоть чуть-чуть помешать... Да, графиня, я могу устроить такую встречу.
Хоторн и Пул осторожно шли по мощеной улице самого дешевого квартала Сан-Хуана. В туристические маршруты эта окраина главного города Пуэрто-Рико не входила, но ее охотно посещали моряки, солдаты и люди с различными пороками, и здесь все они находили удовлетворение своим плотским страстям. Из уличных фонарей горел примерно каждый четвертый, поэтому большинство невзрачных зданий оставалось в тени. Хоторн и Пул разыскивали жилище пшюта самолета, который доставил покойных Кука и Ардисона с Горды в Пуэрто-Рико. Они нашли нужный дом и были немало удивлены, услышав громкие, неистовые крики, доносившиеся из старого трехэтажного каменного здания.
— По-моему, этот бардак даст фору любому на Бурбон-стрит, коммандер. Да что там, черт побери, происходит?
— Совершенно ясно, что вечеринка, лейтенант, и нам, похоже, придется выломать дверь, потому что мы не приглашены на нее.
— Вы не возражаете, если это сделаю я, сэр?
— Что сделаешь?
— Выломаю дверь. Моя крепкая нога очень подходит для этого.
— Давай сначала постучим, а там видно будет. — Тайрел постучал в дверь, и на стук откликнулись очень быстро. Открылось маленькое окошко в центре двери, и пара больших размалеванных глаз уставилась на них.
— Нам сказали, чтобы мы пришли сюда, — вежливо произнес Хоторн.
— Как вас зовут?
— Смит и Джонс, так нам предложили назваться.
— Катитесь к черту отсюда, гринго! — Окошко захлопнулось.
— Надеюсь, что твоя многоопытная нога в порядке, Джексон?
— А твое оружие готово, Тай?
— Действуй, лейтенант.
— Вперед, коммандер! — Пул врезал по двери левой ногой, она разлетелась в щепки, и мужчины вломились в дом, держа оружие наготове. — Не двигаться, или буду стрелять! — ззакричал лейтенант.
Его угроза ни на кого не подействовала, да в ней и не было необходимости. Кто-то в панике упал на магнитофон, оборвав провода, ведущие к динамикам, и в наступившей после этого тишине несколько мужчин, натягивая на ходу брюки, устремились к двери. В полутемной, заполненной табачным дымом гостиной явно ощущался недостаток благопристойности, большинство молодых и не очень молодых женщин были с обнаженной грудью, а нижнюю часть их тела прикрывали крохотные бикини. Светловолосый мужчина средних лет, казалось, не обращал внимания на возникший беспорядок, он возлежал на стоящем в углу диване с подушками, а лежащая рядом с ним брюнетка громко требовала, чтобы он выпроводил непрошеных гостей.
— Что? Что? Заткни пасть и оставайся со мной!
— Может быть, ты выгонишь всех и послушаешь нас, Саймон, — сказал Хоторн, подходя к обтянутому бархатом дивану в темном углу гостиной.
— Ну ты, свинья! — завопил мужчина на диване, оборачиваясь. Вид оружия очень удивил его, но страха в холодных глазах не промелькнуло.
— Послушайте, девушки! — крякнул Пул. — Я думаю, что вам всем нужно убраться отсюда. У нас личный разговор, и вас он не касается... И БЕЗ тоже, леди, если можете вырваться из объятий этого ублюдка.
— Спасибо, сеньор! Большое спасибо!
— И передайте своим подружкам, чтобы они подыскивали другую работу! — бросил молодой офицер ВВС вслед проституткам, уже выбегавшим на улицу. — От такой работы они могут умереть!
Теперь в гостиной больше никого не было, за исключением полупьяного пилота, прикрывшего голое тело красным покрывалом.
— Черт побери, да кто вы такие? — спросил он. — Что вам от меня нужно?
— Для начала я хотел бы знать, откуда ты взялся, — сказал Тайрел. — Ты как-то не вписываешься в здешнюю обстановку, Саймон.
— Это не твое собачье дело, детка.
— Об этом тебе лучше скажет мой пистолет, детка.
— Думаешь, напугал меня? Стреляй, детка, окажи мне услугу.
— Да, ты определенно необычный человек... Ты был военным, да?
— Когда-то, сто лет назад.
— Я тоже был военным. И кто же отправил тебя с небес на землю?
— Почему это тебя тревожит?
— Потому что я разыскиваю очень плохих людей. Так что говори, детка, а то умрешь.
— Хорошо, хорошо, какого черта? Меня уволили после Вьетнама, и я летал в королевских ВВС Лаоса...
— В этом филиале ЦРУ, — оборвал его Хоторн.
— Ты прав, парень. Начались мирные переговоры, и у сената появились вопросы, поэтому ребята из ЦРУ были вынуждены свалить на кого-то все это — дерьмо. Они продали все шесть самолетов мне за сто тысяч, которые сами же и одолжили, а потом смылись. Мне, несовершеннолетнему пилоту, которому для поступления на службу понадобилось разрешение матери, потому что отец давно умер... Боже мой, мне было всего восемнадцать! У меня отобрали все самолеты, кроме одного совершенно неисправного, но очень странно, что все они по-прежнему были зарегистрированы на мое имя.
— Но у тебя остался один самолет, у которого только стоимость одного оборудования составляла как минимум два миллиона. И что ты сделал: продал его, чтобы пополнить свои доходы от воздушных перевозок?
— Как бы не так! Я достаточно наворовал, чтобы несколько лет назад купить себе вот это гнездышко, — усмехаясь, ответил Альфред Саймон.
— А куда же делся самолет? Он ведь представлял большую ценность.
— Представлял и представляет. Я подремонтировал его и перегнал сюда, подкупив кого надо. Так что теперь он здесь, но я не использую его. Он стоит — спрятанный, законсервированный, но в рабочем состоянии. И я не буду летать на нем, пока не куплю собственный аэродром. А уж тогда взлечу с него, спикирую прямо на этот хренов Пентагон и разнесу ко всем чертям этих сукиных детей, которые столько лет водят меня за нос! Эти ублюдки заявляют, что я украл у правительства США самолет стоимостью десять миллионов долларов... а это тянет на сорок лет в Ливенворте! Да я и четверть этого срока не проживу!
— Однако петля вокруг твоей шеи все же затянута довольно сильно, раз тебе приказали забрать тех двух в Себастьян-Пойнте на Горде.
— Да, черт возьми, но не я же выбрасывал их из самолета во время захода на посадку! Я не имею к этому никакого отношения!
— А кто это сделал? — крикнул Пул, отведя в сторону пистолет Хоторна и приставив собственный пистолет к голове Саймона. — Ты заодно с этими ублюдками, которые убили Чарли, и ты тоже умрешь, если не расскажешь мне все!
— Эй, послушай, — запричитал пилот, и тело его затряслось под красным покрывалом. — Этот шпион показал мне свое удостоверение и сказал, что мне ничего не будет, если я сошлюсь на него!
— Кто он такой?
— Хоторн. Тайрон Хоторн или что-то вроде этого.