Имена

[23]

— Где я?

— Успокойтесь, вы в больнице скорой помощи.

— Что со мной случилось? Передоза? Почему все так расплывчато? Я умер?

— Успокойтесь. Я же вам сказала, вы в больнице скорой помощи. Вам сделали операцию. И сейчас вы приходите в себя после наркоза, поэтому все так расплывчато…

— Что со мной случилось?

Медсестра вздохнула.

— Вам ампутировали руку. У вас влажная гангрена.

— А у этого пациента влажная гангрена, — Егор слышал голос, но глаза не открывал. Прокуренный голос врача продолжал: — Влажная гангрена, еще ее называют гнилостной, чаще развивается при быстром нарушении кровообращения. Например, у этого пациента она вызвана повреждением сосудов. Тромбоз вен и недостаточность венозных коллатералей при сохранении притока артериальной крови. Ее длительный застой и отек тканей при закупорке вен тромбом вызвал спазм, а затем и паралич капилляров, что привело к гипоксии тканей и их омертвению. В этом случае омертвевшие ткани не успевают высыхать, подвергаются гнилостному распаду, а это, в свою очередь, приводит к обильному всасыванию в организм продуктов распада и тяжелой интоксикации больного. Омертвевшие ткани служат хорошей питательной средой для микробов, которые бурно развиваются, что ведет к быстрому распространению гангрены.

Когда голоса растворились далеко за пределами палаты, Егор открыл глаза. Он посмотрел на забинтованную культю. Наличие руки ощущалось физически, но глаза говорили о другом.

— Ничего, — успокоил себя Егор, потрогав культю. — Еще есть вены на шее и на ногах.

Анфиса не хотела, чтобы ее хоронили в земле. Она всегда говорила Саше:

— Когда я умру, не вздумай меня закапывать. Лучше сожги.

Саша запомнил это.

Почему-то он почти ничего не почувствовал, когда ему сказали, что Анфисы больше нет. Громкий звон в ушах, вспышки воспоминаний — все это было, но потом. Саша пролежал до рассвета в постели, глядя на косые полосы света на потолке, пробившиеся сквозь неплотно задернутые шторы. Он пытался вспомнить, какой она была: красивой, милой, веселой, — но так ничего и не вспомнил.

За окном промчался первый утренний троллейбус.

Саша сел на кровати и обернулся. Вдруг это сон? Вдруг она там лежит?

Он заплакал. Не оттого, что ее там не было. Он заплакал потому, что начал забывать ее.

На столе стояла их общая фотография в рамке. Анфиса обнимала Сашу.

Асфальт у подъезда присыпали песком.

Оставалось одно. Саша сел за стол, взял ручку и лист бумаги и написал:

Писал он не для кого-то. Не для того, чтобы кто-нибудь когда-нибудь заинтересовался его творениями. Просто ради того, чтобы рассказать миру о чем-то прекрасном. Даже если никто никогда не прочтет его произведения.

Будь то стихи или проза.

Острая потребность поговорить возникла у Гоши внезапно. Он достал новенький, только что купленный мобильный телефон и набрал номер Милы, который помнил всегда.

В тот же самый момент Мила заметила Гошу, идя по другой стороне улицы. Она так обрадовалась, увидев его, что побежала через дорогу, забыв посмотреть по сторонам.

— Гоша! — крикнула она.

Он обернулся и увидел, как девушка в до боли знакомой ярко-оранжевой куртке на долю секунды стала одним целым с темно-синей машиной, а потом, пролетев несколько метров вперед, навсегда замерла.

Гоша смотрел на тело Милы.

Все смотрели на ее тело.

А женский голос в трубке мобильного телефона говорил:

— Вызываемый абонент умер, или находится вне зоны приема.

В подъезд ломился бомж. Гоша вспомнил, как прогонял его с утра. Теперь бомж опять пытался попасть в подъезд.

— Ты что делаешь тут?

— Проходи, — грубо ответил бомж.

— Ты что тут делаешь? — повторил Гоша.

— Я тут живу.

— Ты тут не живешь.

— Друг мой живет в пятнадцатой квартире.

— Здесь и пятнадцатой квартиры даже нет. Иди отсюда.

«Интересно, — подумал Гоша, сидя на кухне, — желание сдохнуть — это нормально или нет.»

«Конечно нормально! — тут же ответил внутренний голос. — Вот только не надо всех этих дешевых банальностей: веревка, мыло, пистолет, окно… Это все для прыщавых подростков. Давай сделаем так: ты идешь в аптеку и покупаешь аспирин. Двадцать-тридцать граммов, думаю, хватит. А то ведь если больше возьмешь, то может начаться рвота, а тогда никой смерти не получится. Через десять часов у тебя в ушах начнется странный шум. А если повезет, то могут открыться желудочные и кишечные кровотечения. В „скорою“ не звони. Медицинская помощь обычно эффективна, так что постарайся держаться подальше от больниц. Лучше всего принимай с бикарбонатом натрия… Не знаешь что это? Сода! Раствори ее сначала, чтобы ускорить всасывание и защитить желудок. И не забудь постоянно принимать противорвотные средства. Если не подействует прими еще одну дозу через восемь-двенадцать часов.»

На секунду внутренний голос замолк. Потом продолжил:

«Не нравится аспирин? Не беда. Есть куча других препаратов: анальгин, апидопирин пиразолон, антипирин бутадион, анальфен, веродон, кофальгин, новомигрофен, пентальгин, пиркофен, фенальгин, реопирин, пирабутол. Умрешь через пару суток от обильных внутренних кровотечений.»

«Слушай, заткнись а?» — попросил Гоша.

«Нет! Это ты заткнись и меня послушай! Ты сам этого хотел. Вот и не перебивай. У тебя ведь есть кокаин дома? После смерти ты все равно на нем уже не заработаешь? Двадцать восемь грамм вводишь в кровь… Два… Максимум три часа. Ты ведь не пробовал кокаин? Потому что если пробовал, то смерти придется немного подождать. Но, в принципе, это не важно. Все равно умрешь. А как на счет героина? Триста миллиграмм по вене — и через несколько часов мы добьемся желаемого результата.»

Гоша закрыл лицо руками. Он не знал куда спрятаться от голоса внутри, который, не уставая, продолжал выдавать различные способы самоубийства.

«Амобарбитал. Замечательное средство. Девяносто таблеток. Через шесть минут — потеря сознания. Через двадцать — ты умрешь. Или фенобарбитал. Таблеток придется сожрать побольше. Около ста пятидесяти. Но я бы не рекомендовал. Очень уж ненадежное средство. Плохо в кровь всасывается… Бутабарбитал. Таблеток поменьше. Ста хватит. Эффект такой же, как от амобарбитала. О! Вспомнил! Белый фосфор. Принимаешь натощак пятьдесят миллиграммов. Корчишься на кровати двое суток от боли в печени. Смерть на фоне комы от остановки сердца или отека легких.»

— ЛАДНО! ХВАТИТ! — крикнул Гоша голосу внутри. — Я не хочу умирать.

«Молодец, мой мальчик, — отеческим тоном сказал голос.»

Не раздеваясь, Гоша лег на не заправленную, вот уже вторую неделю кровать, включил телевизор. Экран не показывал никакой картинки. Только бесконечное черно-белое мельтешение.

Гоша закрыл глаза. Сквозь плотно сомкнутые веки потекли горячие слезы.