Имена

[3]

Саша окинул взглядом парня сидящего на диванчике. Вроде и ничего особенного, но что-то все-таки было в его лице, его движениях, в том, как он читал журнал. Почувствовав на себе взгляд, парень оторвался от журнала и поднял голову. Саша смутился, покраснел и поспешил побыстрее скрыться с места происшествия. Он уверенным шагом прошел туда, где людям красили, стригли и причесывали волосы.

— Привет! — весело сказал он обращаясь сразу ко всем.

— Привет! Привет. Привет!!! — услышал он многочисленные женские приветствия.

— Иди сюда, я тебя поцелую! Здравствуй моя бусечка, — Анфиса поцеловал Сашу в колючую щеку.

Он сел за ее спиной и стал наблюдать за тем, как его лучшая подруга стригла какого-то парня.

Саша был красивым представителем мужского населения земли: блондин с голубыми глазами, красивым телом, длинными аристократическими пальцами на руках с ухоженными ногтями. Словом, мечта молоденьких девочек.

— Я разденусь. Никто не против?

Так как против никто не был, Саша снял синюю стеганную куртку.

— Слушай, Сашенька! — обратилась к нему Анфиса. — Тут ко мне парень должен прийти. Ты мне скажешь, как он тебе? Ладно?

— Без проблем, — улыбнулся Саша.

Через пару минут дверь открылась. И в ней появился тот самый парень, которого Саша рассматривал в вестибюле. Парень прошел и сел слева от Саши. У него запрыгало сердце. Отчасти оттого, что рядом с ним сидел красивый, стильный, элегантный молодой человек. Саша только сейчас понял, на сколько красив был этот брюнет в черном костюме. Проблема была одна — этот красавчик скорей всего не был геем. Саша знал это точно. Он всегда безошибочно определял, был человек гомосексуалистом или натуралом.

Анфиса повернулась и посмотрела на парней, сидящих за ее спиной. И Саша быстро поднял большой палец правой руки вверх и широко улыбнулся. Какое-то мгновение она смотрела на него, ничего не понимая. Потом громко рассмеялась и сказала:

— Да не он! Это не мой па-а-аарень. Он мой у-у-ченик. Стажер. Понимаешь? Ильюшка будущий парикмахер. И он сейчас на практике, — Анфиса так смеялась, что слова давались ее с трудом. И Саша, неожиданного для себя самого, тоже стал смеяться. А все остальные, включая Илью, только глупо улыбались, потому что они совсем ничего не поняли.

Саше был двадцать один год. С шестнадцати лет он сам зарабатывал и жил отдельно от родителей. Только иногда, когда точно знал, что отца не было дома, звонил маме. И она все время плакала, когда он звонил. Это была еще одна причина, по которой Саша редко набирал номер телефона родителей ей. Он просто не мог выносить, когда мама плакала.

С отцом же отношения были отвратительны. Когда Саше было пять лет, он жестоко избил его за то, что тот надел мамино платье и рассматривал себя в зеркале. После того случая Саша больше не надевал женскую одежду.

Мальчик рос, и пропасть между отцом и сыном становилась все больше, и больше. Когда Саше исполнилось четырнадцать лет, драки с родителем стали повторяться слишком часто. Отец всегда побеждал. Лишь в день своего шестнадцатилетия, Саша одержал победу в очередной драке. Пьяного отца, с разбитым носом он оставил лежать возле дивана. Сам прошел в спальню. Квартира была маленькая, поэтому спрятаться было негде. Как он и ожидал, на спальной кровати сидела мама и плакала. «Прости меня мама, — сказал он тогда. — Я не могу больше здесь жить. Он никогда не примет меня таким, какой я есть. Ему не нужен сын-голубой. Я не хочу и не могу здесь жить… Ты только не плачь, мама. Мамочка, ты только не плачь! Со мной все будет хорошо. Я обещаю тебе.» В ответ мама кивала головой, а в короткие промежутки между кивками всхлипывала. Саша собрал свои вещи. Не все, конечно. Самые ему дорогие: открытка на день рождения от мамы, статуэтка девочки-Ангелочка, которую подарила Анфиса, старая детская книжка Михаила Герчика «Ветер рвет паутину». Кое-что из одежды. Достал конверт с деньгами, которые удалось скопить за свои шестнадцать лет. Он прятал их между IV и V томами собрания сочинений Льва Толстого. Саша думал, что за остальными вещами вернется позже, но так за ними никогда и не вернулся. На прощание он поцеловал маму в соленое от слез лицо. Оглядел в последний раз на комнату. И ушел.

Когда Саше исполнилось пятнадцать, а Анфисе четырнадцать они стали первыми мужчиной и женщиной друг для друга.

Как и многих других детей их отправляли в летние пионерские лагеря. В один теплых солнечных дней, где-то в середине смены, вместо того, чтобы вернуться в корпус на тихий час после обеда, они спрятались в зарослях высокой зеленой травы на берегу местной речки. Когда голоса детей и вожатых стихли, Саша и Анфиса еще долго лежали и смотрели друг на друга. Потом Анфиса села «по-турецки» и стала раздеваться.

Саша смотрел на нее. Она сидела перед ним почти обнаженная. На ней остались только тонкие трусики, не способные ничего скрыть.

— Ты уверена, что это правильно? — спросил он.

— Мы ведь умрем?

— Да. Наверное.

— Тогда уверена.

Саша не сделал ни одного движения.

— Не бойся, — сказала Анфиса, и провела ладонью по его щеке. Кожа напоминала бархат.

— Я не боюсь. Просто… Ты же знаешь, мне не нравятся девушки… в этом смысле. Я не смогу тебе ничего дать… В смысле, того тепла, которое…

— Неправда, — Анфиса прикрыла его рот ладонью.

Она помогла ему сесть и сняла с него рубашку. Потом снова уложила его на спину, и поцеловала плоский сосок. Саша закрыл глаза. Анфиса расстегнула молнию на его джинсах и стянула их вместе с голубыми детским трусиками так, что Саша остался в носках и расстегнутой рубашке. Его, еще не достаточно сильно покрывшийся жесткими волосами, член подрагивал с определенной периодичностью. Анфиса неуверенно обхватила его рукой и поцеловала. Все Сашино тело вздрогнуло, а изо рта вырвался сдавленный стон удовольствия. Заметив это маленькая женщина улыбнулась и взяла в рот головку Сашиного члена. Она ощутила солоноватый привкус во рту, но это ее не остановило. Поиграв так немного, Анфиса освободила «маленького Сашу», сняла свои трусики и попыталась сесть сверху. Это оказалось не так просто — Сашин член никак не хотел попадать во влагалище Анфисы. Наконец это произошло. Почти сразу же Анфиса почувствовала резкую боль, а потом что-то потекло по ее левой ноге тоненькая струйка крови. Анфиса стерла ее рукой. Саша стал помогать ей двигаться вверх-вниз, а она тихонько застонала. Он хотел что-то сказать, но вовремя понял, что никаких слов уже не надо. И он продолжал стараться делать так, чтобы ей было хорошо, хоть и понимал, что «ЭТО» в первый раз никогда не бывает хорошо.

А она улыбалась, словно ей действительно было хорошо…

Уже целый месяц Саша и Анфиса жили вместе. Часы показывали начало первого ночи, а они, словно две подружки, сидели друг напротив друга на кухне, и пили чай.

— Знаешь, чего бы мне хотелось? — сказал Саша.

— Чего? — спросила Анфиса.

— Хотя бы на шесть дней остаться в пустой квартире, где была бы всего одна кровать, один стол и один стул. Я бы застелил постель белоснежными простынями. Знаешь, такими, которые так сильно накрахмалены, что хрустят. И даже кажется, что они вот-вот поломаются. А потом бы голый лежал на постели, раскинув руки в стороны, словно птица, и смотрел в потолок. Набравшись сил, я бы вставал, надевал джинсы и майку… Нет-нет! Рубашку. Прямо на голое тело. Без белья. С босыми ногами садился за стол, и писал бы дешевой шариковой ручкой на старой, пожелтевшей от времени бумаге, книги.

Анфиса насупилась.

— Я мешаю тебе? — спросила она, после короткой паузы.

— В смысле? — от удивления Саша чуть не поперхнулся чаем.

— Я мешаю тебе? — повторила свой вопрос Анфиса и поставила чашку на стол.

Саша все понял. Он улыбнулся. Встал. Подошел к Анфисе сзади и нежно обнял ее.

— Глупая. Ты никогда не будешь мне мешать. Я же люблю тебя. Разве ты можешь мне мешать?

— Тогда зачем тебе пустая квартира? — внутри Анфиса давно перестала дуться, но, как и все женщины, знающие себе цену, виду не показывала. — Ты хочешь привести мальчика? Потому что если так, то тебе достаточно просто сказать мне. Мы же договорились, что…

— Если бы я хотел привести мальчика, я бы так тебе и сказал. Пустая квартира — это как образ. Ты же знаешь, что я очень хочу написать книгу. Только у меня все равно ничего не выйдет. Во мне нет ни грамма таланта. Все, что я умею — это подставлять красивым парням мою задницу. А, получив это они меня бросают…

Анфиса повернулась к Саше лицом.

— Глупый. Если бы ты начал писать, я уверена, у тебя бы все получилось. Ты ведь Маленький Будда. — Анфиса любила так называть Сашу, потому что действительно считала особенным. — А то, что тебя бросают твои парни — это всего лишь потому, что они идиоты. Ну, посмотри на себя! Ты же мечта всех девушек. Я не говорю уже о геях.

Анфиса улыбнулась.

— Ты единственная женщина, которой я сам бы хотел быть, — заключил Саша.

— Дурак! — рассмеялась в ответ Анфиса, и попыталась укусить Сашу за нос.

Они закончили пить чай, когда за окном светало.