Император Павел I. Жизнь и царствование

Введение

В тысячелетней жизни России наиболее интересным периодом по сложности исторических комбинаций, богатству красок и причудливости внешних очертаний бесспорно является XVIII в. Два мировых гения: Петр I и Екатерина Вторая заполняют своею деятельностью первую и вторую его половины и дают направление жизни русского народа, из московского, домашнего круга выводя его на широкую сцену мировой истории. На беспредельных равнинах России сошлись Восток и Запад с их многовековыми культурами, и среди старейших исторически — юный народ делал первые, робкие, но гигантские шаги на пути создания собственной, оригинальной культуры и уяснения собственного исторического типа. Задача была трудная: мало было того, чтобы избежать поглощения Европой или Азией, — мало было сыграть роль равнодействующей между двумя этими силами: нужно было проявить данные для воссоздания третьей, регулирующей и руководящей мировой силы. Исторический процесс этот далеко еще не закончен и в настоящее время: он будет продолжаться, пока жива будет Россия, жив будет русский народ; но первые, самые тяжелые этапы этого пути уже пройдены, и чем далее мы удаляемся от них, — тем более отметаем шелуху от зерна, тем более уясняем себе сущность пережитого исторического периода. С этой точки зрения и внешняя история русского государства получает иное освещение: мы научились понимать, что Петр I и Екатерина Вторая, как великие исторические деятели, сами созданы были нравственной и материальной мощью русского народа и что они возможны были только в России, что где-нибудь в Италии или Германия их творческая деятельность, в лучшем случае, нашла бы себе применение на другом, весьма и весьма скромном поприще, и их гениальные дарования заглохли бы в самом начале, не получив развития[1]. Как первые люди своего народа, как первые слуги государству, оба они отражали в своей личности творческие способности народа, проявляя их в своей деятельности, и мы думаем, что между Петром и Екатериной должен был быть хронологический перерыв, чтобы элементы народной жизни, приведенные в брожение деятельностью первого, могли бы успокоиться и обнаружить способность нового восприятии к началу деятельности второй. Такова психология жизни народов, как и отдельных лиц, и оттого государственная, иногда даже личная жизнь русских самодержцев отражала на себе состояние современной ей русской жизни, быть может, в большей степени, чем наоборот. Мы думаем также, что и краткое, четырехлетнее царствование непосредственного преемника Екатерины, императора Павла I, являющееся предметом нашего очерка, — было прямым последствием естественного, логического хода русской истории, и, отметая внешнее, случайное, личное, полагаем, что оно завершило собой XVIII век в русской истории недаром: ярко отражая в себе современное положение русского общества и народа, царствование императора Павла было с одной стороны, до некоторой степени, коррективом к царствованию его гениальной матери, а с другой, во многих отношениях, началом нового периода государственной жизни русского народа.

До последнего времени царствованием императора Павла занимались по преимуществу с анекдотической точки зрения. Причину этого явления напрасно было бы искать в одних лишь внешних условиях, в которые поставлена была наша историческая литература: занимались, главным образом, освещением именно отрицательных сторон царствования императора Павла или казавшихся таковыми, — теми фактами, в которых выразилась причудливая, нервная натура государя или свойства близких к нему лиц; объективное изучение событий, происшедших в царствование преемника Екатерины в их отношении в русской жизни, критическая проверка исторических материалов за этот период времени, отодвигались на второй план. Должно сознаться, что до сих пор нет у вас даже краткого, фактического обозрения Павловского периода русской истории: анекдот в этом случае оттеснил историю, хотя, естественно, не мог упразднить ее. Врагами истории, нелицеприятной и правдивой, явились, прежде всего, все лица, которые боролись против правительственной системы Павла и против него самого, и как при жизни, так после смерти его пользовались всеми средствами, чтобы выставить все его действия в непривлекательном виде: это служило к оправданию их самих и их деяний. Деятели Александровской и Николаевской эпохи, также склонны были поддерживать анекдотический характер изучения истории Павла I, хотя не по одинаковым причинам, — и документы его царствования лишь теперь выплывают наружу, отводя анекдотам приличное для них место. Странно сказать, что объективному изучению именно Павловского времени ставились особые препоны; лишь одному из исследователей, гр. Д. А. Милютину, в классическом труде его о войне 1799 г.[2], удалось положить начало научному изучению царствования императора Павла, и то лишь потому, что он занят был главным образом только военными и дипломатическими фактами и мало касался внутренней политики императора. Официальные и частные документы Павловского времени сваливались в глубину архивов и в одну из Кремлевских башен, не считая тех, которые уничтожались, иногда преднамеренно, по тем или другим причинам… С другой стороны, со времен Рылеева и Пушкина, находившихся под живым впечатлением рассказов современников, говорить о «деспотизме» Павла, как о «задах Иоанна Грозного», считалось, признаком хорошего литературного тона. Короче, о царствовании Павла можно было писать лишь одну «горькую» правду и неправду. История таким образом превращалась в памфлет, и, действительно, даже теперь, спустя сто лет, читая некоторые исследования об императоре Павле, мы как бы переживаем впечатления и слушаем отзывы самых пристрастных и только пристрастных его современников: на основании их можно подумать, что государственная жизнь России в Павловское время остановилась на четыре года, что цель деятельности правительства за это время заключалась главным образом в строгих, непомерных и часто несправедливых наказаниях и стеснениях частной жизни и что, наконец, сам император, не руководимый никакой определенной правительственной системой, действовал, как говорили некоторые из его современников, только под влиянием впечатлений и личных чувств, не всегда уравновешенных, «выворачивая все пружины государственного строя» и производя лишь «хаос» и «кутерьму». Вследствие односторонней разработки материалов об императоре Павле, в исторических трудах о его царствовании приводятся отзывы современников и не всегда проверенные факты, говорящие в пользу исходной точки зрения авторов и исключаются, как излишние, все другие, которые с этой точкой зрения не имеют причинной связи; при изложении биографических данных об императоре, для его характеристики берутся отдельные эпизоды из его правительственной деятельности, которые, как части одной и той же картины, взятые в отдельности, вне связи с рядом других фактов, теряют свой смысл и значение: нельзя, кажется, отрицать, что уяснение нравственного образа Павла Петровича, как государя, будет возможно лишь после изучения его деятельности в целостном ее виде. Говоря однажды о недовольстве дворянства его распоряжениями, император Павел заметил: «я надеюсь, что потомство отнесется во мне беспристрастнее». Надежде этой, кажется, не скоро еще суждено осуществиться. Хотя в последнее время и появились ценные в научном смысле работы об императоре Павле и его времени, но они или касаются только частных вопросов, или пре имущественно имеют целью изучение великокняжеского периода его жизни. Можно сказать с уверенностью, что полная история царствования императора Павла в истинном своем виде лежит еще в государственных и семейных архивах.

Между тем, детальное изучение царствования императора Павла, помимо биографического и эпизодического интереса, должно иметь большое значение и для общей истории России XVIII и XIX веков: тогда только может быть определена истинная связь между царствованиями Екатерины Второй и Александра I, тогда только вполне может уясниться личность и значение деятельности сына и преемника Павла, императора Александра Павловича, историю царствования которого, уже довольно разработанную, до сих пор приходится начинать или с пустого места, или со слов манифеста, в котором Александр обещал «шествовать по премудрым стопам» Екатерины, упраздняя тем значение предыдущего царствовании одним почерком пера…

Личность императора Павла, как государя, его характер и миросозерцание, поэтому, и не могли быть выяснены, и отзвуки речей, раздававшихся при его жизни, преследуют нас на столетнем промежутке времени. Одни называли его «сыном Минервы», т. е. Екатерины: это были люди, недовольные политикой Павла и думавшие, что он, как сын гениальной государыни, должен был мыслить и править не иначе, как в духе своей матери; другие, с точки зрения семейных отношений, считали Павла Петровича «коронованным Гамлетом», приписывая все причудливые и неожиданные по своей резвости душевные движения императора внутренней борьбе, происходившей в нем от дней нежной его молодости и зависевшей будто бы исключительно от семейных причин. И то, и другое название имеет свою цену для историка, но лишь в том случае, если он дает им более широкое толкование. Как «сын Минервы», император Павел не остался чужд влиянию ее могущественного ума, и широкого политического кругозора, не усвоив себе, однако, ни ее миросозерцания, ни правительственных приемов; как «коронованный Гамлет», Павел Петрович, подобно многим другим русским людям того времени, не сознавая ясно ни исторических задач России, ни направления предлежащего ей пути, всю жизнь провел в борьбе между осаждавшими его западно-европейскими влияниями культурного и некультурного свойства, с одной стороны, и любовью в своему народу во всем его целом и смутной верой в его великие силы — с другой. Несомненно одно, что двойная борьба эта, в связи со многими другими условиями, в конце концов, должна была тяжело отозваться на духовных силах императора, на его болезненной, нервной организации: характер и миросозерцание его развились при самой неблагоприятной обстановке. Так как деятельность Павла Петровича, как императора, тесно связана с условиями его жизни до вступления его на престол, то выяснению этих условий мы и посвятим первые страницы нашего очерка[3].