Имперец. Том 4

Глава 11

В ушах звенело, левая рука ныла, а мышцы правой, казалось, еще немного и порвет в клочья.

Я моргал и пытался осознать реальность. Не первая в моей жизни контузия, но молодое, здоровое тело справилось лучше, чем могло бы быть. На левой руке повисла Василиса. Корсакова вцепилась в меня своим модным маникюром с такой силой, что будь ее ногти чуть подлиннее — пробила бы до кости. Зеленые глаза широко распахнуты от ужаса, лицо — бледное, губы плотно сжаты в узкую линию. Не бьется в истерике, панике и вообще старается понять, что произошло.

Боевая у меня малышка.

Я перевел взгляд на правую руку и понял, что Разумовскому надо поставить пузырь. Или даже лучше ящик. А то, может, и на завод деньжата найдутся.

У меня не было такой базы для магии, как в рукопашке или стрельбе, но тренер нас дрессировал на совесть. Тело отреагировало быстрее, чем мозг успел обработать происходящее, и вокруг нас с Василисой стоял толстенный воздушный щит. Он удерживал балку, рухнувшую откуда-то сверху прямо нам на головы, и еще позволял дышать — за пределами щита была гарь напополам с пылью.

Я несколько секунд тупо пялился в кусок несущей конструкции, у которого были все шансы отправить меня на новый круг перерождения. В голове сложилось две простые мысли: первая — террористы очень торопились. Я так себе сапер, но даже моих знаний хватает, чтобы понять — крепили наспех. И второе — взрывчатка была с армейских складов. А это значит, что сверху сейчас наверняка тоже что-то интересненькое происходит.

Хорошо бы выбраться и посмотреть.

— Ты меня слышишь? — спросил я у Василисы.

Невеста несколько секунд пялилась то ли на меня, то ли в пространство, и пока она соображала, я увидел в сизой дымке всполохи магии. Ну, блеск.

— Сможешь все мелкие взвеси опустить и очистить воздух от гари? — спросил я.

Девушка замедленно кивнула. Это хорошо. Боевой маг на деле-то из Васьки не выйдет ни при каких обстоятельствах, а вот уборка должна получиться. Приводить девчонку в чувство времени нет, пусть займется полезным делом. Глядишь, перестанет пытаться сломать мне руку.

— Давай, ты наводишь чистоту, а я займусь беспорядком? — предложил я.

Василиса не очень поняла шутки, но все-таки кивнула. Она разжала пальцы на моей руке и с некоторым трудом, корявенько, но все же применила технику.

Открывшаяся картина заставила меня недобрым словом помянуть всю Лубянку вместе с Кремлем. Я рассчитывал увидеть схватку наемников с кем-нибудь, а оказалось, что это кучка гвардейцев пытается убить друг друга. Слабо верится, что причина в неоплаченном счете за кофе… И кто из них хороший, а кто плохой?

Я резко толкнул зазевавшуюся Василису в сторону и сам сместился. Железная балка с грохотом воткнулась в мраморную плитку, окатив мой щит осколками, а за ней сверху потянуло еще пару кусков конструкции.

Корсакова запоздало пискнула, но наш шум привлек внимание сражавшихся людей. Они посмотрели на меня, потом на Шереметьеву, по какой-то невероятной случайности все еще сидевшую на том же месте.

А, нет, случайность имела имя и фамилию. Стояла рядом в гражданском и держала магический щит. Ладно, Иван хотя бы умеет пользоваться головой. Приставил к своей избраннице охранника.

А в следующее мгновение гвардейцу рядом с Шереметьевой просто и без изысков вышибли мозги точным выстрелом. Стрелка тут же убили, и бой продолжился, но, честно сказать, складывался он не в пользу сохранивших верность присяге.

— Поднимаешь щит и бежишь к Шереметьевой, — отдал приказ я Василисе. — Прячетесь за мебелью и не высовываетесь, пока я вас сам оттуда не достану. Поняла?

Бледная как смерть Корсакова кивнула.

— Пошла, — скомандовал я, а сам двинулся к месящим друг друга гвардейцам.

Перебить гвардейцев магией удаленно не было никакой возможности — царская охрана носила антимагические артефакты. И не какие-нибудь там поделки, а такие, что, если телохранители встанут в кольцо вокруг охраняемого объекта, вся магия истает на подлете. Впрочем, все-таки обучены они были прекрасно — верные гвардейцы связали ближним боем мятежных, чтобы те не могли пострелять кого надо и не надо.

Но когда ты вдвоем против десятка и это не показательные выступления на потеху публике, а каждый удар фатальный — шансов-то на самом деле немного.

Я влетел в схватку с мыслью, что, если Иван не женится на Шереметьевой, я его сам прибью.

Гвардейцы были хороши, очень хороши, и в этом была проблема. Биться с личными императорскими бойцами никак не входило в планы таких же личных императорских бойцов. Тяжело пытаться убить того, с кем несешь службу.

Практически невозможно.

Последние двое вставших на пути к Шереметьевой бойцы рухнули на мрамор пола, и я замер напротив шестерых гвардейцев.

Почти как в клетке куба, только нас всех немного контузило, помяло и задача стоит другая — не пропустить противника, а не набить друг другу рожу. Просочится хоть один, и девчонок за моей спиной убьют. И хорошо, если просто убьют.

— Шел бы ты отсюда, Мирный, — вдруг сказал один из гвардейцев. — Бабу бы свою забрал и шел.

— Вашими стараниями тут идти не особо есть куда, — усмехнулся я.

— Ты ж первый разряд, придумаешь что-нибудь. Мотай давай, второй раз предлагать не буду.

— Я б с радостью, — вздохнул я в ответ, — но политические убеждения обязывают. Я ж имперец.

— Смертник ты, а не имперец, — плюнул гвардеец, и они атаковали.

Блок, захват на атаку от стоящего слева, блок-захват на атаку от стоящего справа, а центрального остается только пнуть в солнышко. Трое других обходят, и приходится играть в боулинг чем есть. Одного сшибаю, другой уворачивается, третий просто обходит по дуге подальше.

И падает на пол со свернутой шеей.

Иван Дмитриевич Романов только что явился из-за двери, ведущей на парковку этого уровня, и сразу же сориентировался. Видок у цесаревича был, прямо скажем, так себе — костюм пыльный, местами подранный, на скуле царапина, стремительно превращающаяся в синяк. Самое оно для свиданки.

Цесаревич вышел в сопровождении трех гвардейцев, один из которых был неплохо так ранен и его тащили товарищи. Но даже с таким комплектом дела пошли бодрее — уже не один против шести, а четверо. Раненого сгрузили где-то у входа, и метелица продолжилась.

Кажется, живым цесаревича уже никто не ожидал увидеть, но мятежники быстро сориентировались. Теперь Шереметьева отошла на второй план, и самым лакомым кусочком снова стал наследник трона.

Гвардейцам Ивана досталось по противнику, нам с наследником — по два. Среди моих оказался как раз тот, который предлагал сбежать. Его напарник в бою со мной решил не мелочиться и достал нож.

И ладно бы метнул, решил тупо меня порезать.

— Стой! — рявкнул командир мятежников, но поздновато.

Я уже отнимаю у самонадеянного бойца нож и тут же вгоняю ему металл под подбородок.

Рядом раздается неприятный вскрик — одного из гвардейцев Ивана все-таки достают. Пока мужчина оседает на пол, я успеваю метнуть в его убийцу трофейное оружие, и удачливый предатель падает на собственную жертву.

— Мирный, — вдруг говорит мне оставшийся противник, — не ту ты сторону выбрал. Скоро власть сменится, и тебя от кормушки отодвинут.

— Я б сейчас глаза закатил, честное слово, да некогда, — ответил я и тут же атаковал.

Гвардеец выставил блок, и я перехватил его руку. Неприятный хруст я даже не услышал, как-то увлекся.

— Давай так, — проговорил я, — ты сейчас быстренько расскажешь, какого хрена тут происходит, и умрешь быстро и безболезненно.

Мужчина лишь рассмеялся:

— Парень, здесь все смертники. Мы сюда пришли за очень большие деньги для наших семей, так что у тебя нет ничего такого, чем ты или этот мальчишка могли бы меня соблазнить.

«Это мальчишка» сейчас как раз добил второго своего противника и обернулся ко мне.

— Беседу беседуем? — спросил я у Ивана.

Тот отрицательно покачал головой:

— Я уже с одним побеседовал, они ничего не знают, — ответил цесаревич. — Только время тянут.

— Жаль, — вздохнул я и без долгих рассусоливаний сломал своей жертве кадык.

Иван в это время закрывал глаза последнему своему верному гвардейцу — в бою наследник престола потерял всех. Раненый умер, так и не дождавшись помощи, а двух других перемолола схватка.

— Нас сильно потрепали на парковке, — пояснил Иван, поднимаясь на ноги.

— Я понял, — кивнул я, шагая к девушкам и громко предупредил. — Василиса, я иду!

Светловолосая макушка показалась из-за барной стойки, и невеста подозрительно на меня посмотрела. Убедившись, что это действительно я, девушка встала в полный рост и вздернула Шереметьеву. Обе девчонки были испуганы, бледны, но держались удивительно хорошо. Вот что значит хорошее воспитание — истерики откладываются до лучших времен. Или хотя бы до тех пор, пока мы не выберемся из очередной жопы.

— Анастасия, я рад, что с вами все в порядке, — Иван кивнул девушке со всем возможным достоинством, какое только могло быть у человека с таким пожеванным видом, и тут же спохватился. — Кстати, а вы что тут делаете?

— Готовились к новоселью, — охотно пояснил я. — А потом присоединились к твоей вечеринке.

Иван немного криво улыбнулся в ответ и окинул взглядом заваленный трупами холл этажа.

— Надо выбираться, — произнес я очевидное, пока никто не вздумал тут начать рвать с горя волосы на голове или других частях тела.

Цесаревич достал из кармана телефон и констатировал:

— Не ловит.

Тут я не выдержал и рассмеялся:

— Конечно, не ловит! — сквозь смех ответил я. — Ради того, чтобы тебя убить, не пожалели обвалить весь торговый центр. Убийцы — твоя собственная охрана. И ты думаешь, твои недоброжелатели не позаботились привезти с собой глушилки? Взрыв около Кремля, такое не скроешь. А вот тот факт, что наследник престола еще не мертв — очень даже.

Цесаревич посмотрел на меня мрачно и немного растерянно, и я как-то сразу вспомнил, что передо мной всего лишь мальчишка восемнадцати лет от роду. Да, родовитый, богатый, выросший в строгости и власти, но все же мальчишка. На жизнь которого последнее время только ленивый не попытался покуситься.

— Надо выбираться, — повторил я и добавил для ясности: — Самим.

Москва, Кремль, Дмитрий Алексеевич Романов

Дверь кабинета распахнулась без стука и без разрешения. Бледная как смерть секретарша выдохнула:

— Ваше Величество! Бунт!

Император, сидящий в своем рабочем кресле и что-то набиравший на клавиатуре, спокойно кивнул.

— Я в курсе, — без единого намека на волнение в голосе ответил он.

— Ваше Величество!

— Зоинька, сколько раз сказал — заходить без стука нельзя, — не отворачивая головы от экрана, произнес император. — Мы не на базаре.

Пальцы Дмитрия Алексеевича замерли над клавиатурой. Сквозь плотно закрытые окна доносился шум боя. Перестрелка, крики команд и предсмертные восклицания.

Секретарь продолжала стоять на пороге, разрываясь между желанием закрыть дверь и за шкирку вытащить упрямого мужчину из-за рабочего места.

А меж тем государь, пробежавшись глазами по экрану, с силой бахнул по кнопке «Ввод» и поднялся.

— Ну, чего застыла? — спросил император, накидывая пиджак. — Код черный.

Секретарь мгновенно прищурилась и преобразилась. Глаза сузились, черты лица заострились. Зоя Константиновна приложила ладонь к сердцу, поклонилась императору и покинула кабинет и приемную.

Императрица могла думать сколько угодно, что это она подбирала секретаря мужу, но на самом деле это император подбирал себе помощницу.

И сейчас эта помощница должна раствориться среди паникующей прислуги, чтобы поднять верных императору людей. Если кто-то думает, что может перерезать провод или заглушить сигнал или магию, то он забывает об одной простой вещи.

Нельзя заглушить чью-то честь и чью-то преданность.

Москва, Лубянка, кабинет боярина Нарышкина

Дверь кабинета Нарышкина распахнулась, и короткая очередь изрешетила место главы службы внутренней безопасности.

Пустое кресло.

— Сбежал, сукин сын! — в сердцах выплюнул один из вошедших.

— Боярин, падла, всегда тонко чувствовал, когда надо дожимать, а когда дать заднюю… — задумчиво проговорил другой мужчина, обходя кабинет в поисках чего-нибудь интересненького, чем можно было бы поживиться.

— Думаешь, его уже нет в Москве? — с сомнением спросил третий.

— Или в Империи, — пожал плечами его собеседник.

— Ладно… Пойдем вниз спустимся, может, кого полезного удастся вынуть.

— Угу, — ответил второй.

— Только это, — заколебался первый. — Может, с нашими ребятами помягче?

— А чего мягче? — хмыкнул тот, что искал, чем поживиться.

Нашел, кстати. Боярский бар был более чем удачной добычей. Мужчина щедро плеснул себе дорогого коньяка в бокал, хлопнул, как водку, и продолжил:

— Бей своих, как говорится, чтоб чужие боялись.

Оценить шутку присутствующие не успели.

— Привет, мальчики, — раздалось от входа в кабинет.

«Мальчики» обернулись и увидели одну из местных секретарш. Совершенно бесполезный элемент системы, зато они прекрасно вписывались в интерьер и радовали глаз подавляющего большинства трудящихся в здании мужчин.

— Э? — глубокомысленно изрек один из них, а в следующую секунд комнату по диагонали разрезала пулеметная очередь.

Лубянка, то же время, приемная Серова

Людочка любила свою работу нежно, душевно и всегда отдавалась ей на все сто. Вот и сейчас девушка вдохновенно красила губы помадой и надеялась, что начальника сегодня не будет на рабочем месте, чтобы отчитать ее за одежду не по уставу. Короткая юбка, конечно, не для офицера внутренней службы безопасности, зато какие у нее в ней ноги!

Лежащий на столе телефон коротко пиликнул входящим текстовым сообщением. Никаких особенных слов там не было — лишь маленький графический символ — черный квадрат.

Людочка тяжело вздохнула, выдвинула нижний ящик стола, выдвинула фальш-дно и принялась быстро, неестественно быстро собирать огнестрел. И думала девушка не о том, что ей пришло уведомление наивысшего приоритета, а о том, что Антон Васильевич ее сегодня точно увидит и башку оторвет за неуставной вид.

Прицепив ремни с дополнительными магазинами на бедра, Людочка окинула себя критическим взглядом и решила, что, если они переживут эту заварушку, она точно выйдет замуж. Такие ноги нельзя прятать в уставные брюки, они должны радовать хотя бы одного мужчину!

Куда там надо идти по протоколу, к Нарышкину?

Москва, Кремль, Дмитрий Алексеевич Романов

— Папа, что происходит? — повторяла один и тот же вопрос царевна, семеня за императором.

Ее мать же, наоборот, была молчалива и спокойна.

Бунт — это то, к чему любой правитель должен быть готов. Даже в самое сытое время найдется какой-нибудь мудак, возжелавший власти.

— Вам с мамой надо немного прогуляться, — ответил государь.

Они шли сквозь абсолютно пустые палаты и покои, распахивая двери одни за другими, нигде не задерживаясь, ничего не трогая, никуда особенно не смотря.

Все верные люди сейчас бились в начале здания, давая императорской семье немножко времени. Давая императору немножко времени. Мало кто сегодня выживет, но те, кто выживут — получат свое сполна.

Верность нельзя купить, но не наградить ее недолжно.

— Пап, мне не два годика, я понимаю, что происходит, — процедила Елена Романова, нарушая затянувшуюся тишину.

— Тогда зачем спрашиваешь? — миролюбиво ответил император.

Девушка посмотрела на мать, но та в этот момент больше всего на свете напоминала ей острие клинка — глаза императрицы чуть светились от магии, женщина была готова сорваться в битву в любой момент.

— Пап, а что с Ваней? — задала новый вопрос царевна.

Император и императрица синхронно выдохнули сквозь сжатые зубы, и это заставило девушку внутренне похолодеть.

— Папа? — голос Елены Дмитриевны дрогнул.

Мужчина подошел к цели своего стремительного пути, приложил ладонь к красивому старому славянскому символу. Тот чуть кольнул его ладонь, и свет от цветка потек по стене, обрисовывая дверной проем. В следующее мгновение тяжелая, старая, зачарованная дверь на тугих петлях нехотя распахнулась, а в уходящем в бесконечную даль коридоре начали вспыхивать магические факелы, намекая, что возраст этой конструкции куда как старше юной царевны.

— Что с Ваней — скоро узнаем. А сейчас, — Дмитрий Алексеевич потрепал дочку по волосам, обменялся взглядами с женой и отошел с прохода, — идите.

— Папа, я не пойду! — воскликнула царевна. — Я останусь с тобой, я…

В следующее мгновение императрица за шкирку, как котенка, втолкнула дочку в проход, кинула еще один взгляд на мужа, чуть коснулась своего живота и шагнула следом.

Тяжелая магическая дверь закрылась за женщинами, а император, сделав глубокий вдох, пошел обратно, на ходу скидывая пиджак, выбрасывая запонки из рубашки и стягивая галстук с шеи. Император закатывал рукава, идя навстречу неизбежному, но точно знал — если с ним что-то случится, о его семье позаботятся.

Где-то на середине пути створки дверей распахнулись навстречу императору, и он лицом к лицу столкнулся с тем, кто устроил побоище в его собственном доме, кто не пожалел ни людей, ни семью, ни страну ради личных амбиций.

— Ну вот и все, Дима, — произнес стоящий в проеме мужчина, так омерзительно похожий на самого Дмитрия Романова. — Отречение или смерть?

— Смерть, — спокойно ответил император.

И магия полыхнула.