Имперец. Том 4

Глава 20

Императорский Московский Университет, Дмитрий Евгеньевич Разумовский

— Что думаешь? — произнес Разумовский, когда видео с записью боя Мирного против шестерых выпускников закончилось.

— Я думаю, что Ира тебе теперь плешь проест, — хмыкнула Орлова.

Мужчина оскалился:

— Сама виновата, нечего было рассуждать о врожденной наследственности аристократов в управлении магией, — ответил он.

Ольга презрительно фыркнула:

— Ну, ты же знаешь, Ирочка у нас большой фанат Меншикова и теории селекции!

— Я думал, у нее просто халтура на дополнительные занятия с благородными отпрысками, — удивился Разумовский. — Вроде бы опытным путем немцы доказали, что это путь в никуда?

— Некоторые люди до сих пор всерьез считают, что Земля плоская, магия — божий дар, а если выдавать сестру за брата, можно получить архимага в анамнезе, — презрительно заметила она.

— Фу, — поморщился мужчина.

— Типа того, да… — протянула Ольга, водя бегунок по экрану туда-сюда, рассматривая отдельные моменты боя.

Затем женщина немного поклацала на клавиатуре и рядом с видео открылось окно с какими-то графиками и цифрами, разноцветными линиями и столбиками.

Ольга Орлова откинулась на спинку своего кресла и немного покрутилась на нем. Медленно и задумчиво, туда-сюда, туда-сюда…

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Разумовский, который в этих ее циферках мало что понимал.

— Что-то странное, — медленно проговорила женщина. — Видишь, вертикальный скачок графика? Тут твой Мирный перешел в атаку. И это линия Вернадского-Адуллина…

— О боже, избавь меня от теории! — скривился Дмитрий. — Давай к сути.

— Если совсем к сути, то… Думаю, мы смотрим на первого человека, кто сможет взять легендарный Эфир и при этом не забрызгать своими кишками окружающих.

Тренер и медик синхронно посмотрели на экран монитора, где восемнадцатилетний пацан тасовал и комбинировал четыре стихии с той легкостью, с которой опытная повариха компонует приправы, и немного помолчали. А затем Орлова произнесла:

— И если это так, хорошо бы, чтобы никто об этом не узнал.

— Почему? — не понял Разумовский. — Это ж такой аргумент в политике, войне и науке…

— Вот именно поэтому, Дима, — женщина потерла лоб и щелкнула пальцами по графику. — Все, у кого есть хоть сколько-нибудь денег и власти, захотят также. И на твоего парня начнется настоящая охота. Девять открытых стихий — уникально, но прецеденты были. А десять…

— Билет на опыты, — закончил за Орлову мысль мужчина.

— Именно.

— Но как можно посадить на цепь мальчишку, игнорирующего вот это? — Разумовский показал на другой график на экране, где красная линия очерчивала допустимый предел магии на полигоне, и где показатели студента Мирного пробивали эту линию в два раза.

— Поверь, ради эфира найдут способ, — покачала головой Ольга. — У него же есть невеста? А будут жена и дети — это шантаж. Или, что проще, лошадиная доза успокоительного в капельнице, и вот тебе овощ для опытов. Да, пока захватят — будет мясорубка, но нельзя по жизни ходить с поднятыми щитами. Рано или поздно, но дротик с транквилизатором догонит.

— И что будем делать? — мрачно спросил Разумовский.

— Я — подделывать данные. А ты — учить парня оперировать магией, — пожала плечами Орлова.

— Звучит как план, — усмехнулся Дмитрий. — Здесь видно коэффициент гибкости его дара?

— М-м-м… — Орлова пощелкала мышкой, быстро что-то посчитала на калькуляторе, перепроверив себя трижды. — Есть и он тебе не понравится.

— Да неужели?

— Максимум полгода. А затем сколько есть, столько есть.

— Как думаешь, успеет? — спросил Разумовский, посмотрев на Ольгу.

— Взять Эфир? Ну, если продолжит совать пальцы в политические розетки, наверняка… — вздохнула Орлова и добавила: — Если выживет.

— Если выживет, — эхом повторил мужчина.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

— На, почитай-ка, — цесаревич кинул мне на стол толстую папку прямо поверх конспектов лекций об авторском праве.

— Что здесь? — спросил я, предчувствуя, что ничего хорошего.

— Сведения о том, что известно на данный момент обо всех ключевых участниках мятежа. А также тех, кто помог моему дяде скрыться, как и где он сел на судно, — пояснил Иван.

— И зачем ты мне это даешь? — я поднял глаза на наследника престола.

— Чтобы ты понимал политическую расстановку сил, — пожал плечами парень.

— А мне это зачем? — не понял я. — Я еще, конечно, мало успел погрузиться в законодательные тонкости нашей Родины, но вроде за мятеж у нас вешают.

— Так-то оно так, да не совсем, — помрачнел Иван. — К примеру, мы все прекрасно понимаем, что Меншиков-старший не стал выводить своих бойцов на улицы, а сделал это Максим, единолично приняв решение в пику отцу. Но это нельзя доказать. Выставил род Меньшиков бойцов? Выставил. Бились они рука об руку с Ермаковской дружиной? Бились.

— То есть ты хочешь сказать, что прямых доказательств у вас на этих людей нет? — понял я, кивнув на кожаную папку.

— Увы.

— Что-то Нарышкин мышей не ловит, — пробурчал я.

— Нарышкин может действовать только в рамках закона, — покачал головой Иван.

Я раскрыл папку и полистал бумаги. Имена, адреса, гипотезы с жирными знаками вопросов в местах указания улик.

— О, а вот это случайно не тот упырь, который рассуждал о том, что армия Российской Империи не нужна? — спросил я, ткнув в имя в списке.

— Нет, это его дядя.

Я нехорошо усмехнулся:

— Испытываю непреодолимое желание прокатиться к ним в гости.

— Алекс, нельзя бить людей только за то, что они других политических взглядов, — нахмурился цесаревич.

— Иван, как раз именно сейчас — самое время бить, сажать и вешать, — возразил я. — В этот раз повезло, что я чисто случайно оказался рядом с тобой, а твой отец смог отбиться от родного брата. Но если бы меня не оказалось там, а твой дядя явился бы с группой поддержки… Мысль понимаешь?

Наследник престола сжал кулаки, быстро вообразив себе перспективу. Сильные эмоции отражались на лице парня, и никакое аристократическое воспитание не могло их скрыть: благородство боролось с первобытной жаждой мести. Можно было додавить мальчишку, легко подтолкнув его к силовому решению проблемы. Одна фраза — «Ты в своем праве» — и все, цесаревич помчится с шашкой наголо рубить головы охреневших предателей.

Я не знаю, что бы сработало лучше — показательная порка или кровавая расправа, так что это решение Иван должен был принять сам. В конце концов, ему же потом править этим балаганом.

— Зови свой потешный отряд, — наконец, произнес парень. — Съездим на пару адресов поговорить по душам.

— Так точно, Твое Высочество, — усмехнулся я.

— Знакомьтесь, это мой друг Новиков, он сегодня с нами прокатится по делам, — представил я Ивана потешному отряду.

Цесаревича просканировала дюжина тяжелых взглядов, и бывший боец Бойцовского клуба с говорящим погонялом «Малыш» пробасил:

— Шеф, я все понимаю, но мы же на Его Высочество работаем, а этот щуплик только мешаться будет.

«Щуплик» дернул щекой, но мне пришлось отказаться от удовольствия понаблюдать пикировку цесаревича под личиной со своими малость отбитыми бойцами.

— Он по поручению Его Высочества, — пояснил я. — Мы сейчас прокатимся в гости к уважаемым людям и зададим им парочку вопросов.

— А в гости мы через парадные ворота пойдем или в дыру в заборе? — подал голос «Китаец».

Вообще-то он был чистокровным казахом, но поскольку в свое время имел счастье обучиться местному восточному единоборству, то приходилось откликаться на Китайца.

— Через парадные с фанфарами и фейерверком, — ответил я.

Парни довольно заулыбались. Как говорится, без работы кони дохнут, а бойцы без схватки закисают. А еще после мятежа я через Лютого у Нарышкина выбил нам военную снарягу, так что всем крайне не терпелось опробовать шикарный обвес в бою.

Тем не менее, потешный отряд был неоднороден — были и адреналиновые наркоманы, бывший вор, парочка хороших тактиков, бывший военный, врач с немного потекшей на религиозную тему крышей. Для полного комплекта не хватало только какого-нибудь хакера и медовой ловушки, но я рассчитывал закрыть обе эти вакансии с ближайшие полгода.

Имелось у меня нехорошее ощущение, что чем больше разнопрофильных людей я соберу под свою руку, тем устойчивее буду стоять на ногах. Потому что служба безопасности императора это конечно хорошо, но верные лично тебе люди — намного лучше.

В первый особняк наша веселая кавалькада въехала, не встретив никакого сопротивления. Охрана дома просто подняла руки вверх. Когда Малыш ласково поинтересовался, что ж они такие трусы, те честно ответили — лучше живые трусы, чем мирный фарш.

— Прости, я не хотел делать из тебя цепного пса, — негромко произнес Иван, когда мы поднимались по парадной лестнице, чтобы вынести входные двери.

Не то, чтобы это было нужно, а просто потому что мы можем. Демонстрация силы иногда лучше, чем ее применение.

Хозяев дома не обнаружилось — они, как и всякие умные люди, у которых рыльце в пушку, свинтили из столицы, как только стало возможным. Цесаревич недовольно цокал — обыскивать дом можно долго, без соответствующих разрешительных документов наша деятельность похожа на императорский произвол, да и пугать прислугу — такое себе удовольствие.

Мы уже развернулись на выход и стояли на крыльце, ожидая, когда из дома подтянутся остальные бойцы, как к нам подошел Паук и негромко произнес:

— Шеф, я тут прошелся по комнатам, и нашел одну сущую безделицу на запястье у горничной. Есть мыслишка, что оно ей не по чину и идентифицировать подарочек легко можно.

С этими словами Паук отдал мне браслет. Тяжелый золотой браслет с крупными рубинами и бриллиантами. И когда я говорю «крупными», я имею в виду действительно крупные камни размером с ноготь взрослого человека.

— Что скажешь? — спросил я у Ивана, продемонстрировав ему украшение.

У парня глаза сначала расширились, а потом начали медленно наливаться кровью.

— С-с-су-у-у-ка-а-а… — прошипел взбешенный цесаревич. — Он родовые драгоценности в качестве оплаты раздает, чтобы деньги было не отследить!

— Его нашли у горничной, — покачал я головой. — Может, нашла или украла…

— И носит в господском доме у всех на виду? — нехорошо усмехнулся наследник престола. — Вот ты Алекс вроде умный парень, но иногда такой наивный. Наверняка хозяйская грелка, и носит это, чтобы продемонстрировать всем прочим свой статус!

Я покосился на особняк.

— Жена ж вроде жива?

— И что? — приподнял брови цесаревич. — Жену, может, ему в молодости навязали, а то и дали на сдачу за какую сделку. А тут истинные чувства вспыхнули. Разводов нет, так что смиряешься и терпишь, и радуешься, что это горничная в своем доме, а не какая-нибудь молодая вдовушка из своего же круга общения.

— Седина в бороду, бес в ребро? — усмехнулся я.

— Типа того.

— Ну вот, а ты не хотел парня брать к себе на службу, — поддел я Ивана, отдавая браслет.

Наследник престола сжал украшение в кулаке и развернулся, чтобы вернуться в дом и побеседовать с любовницей владельца дома.

— Молодец, — похлопал я по плечу Паука.

Тот просиял, точно не я его поблагодарил, а Его Величество орден пожаловал.

Нет, все-таки, верные люди — лучшее, что может быть в любом из миров.

В этом доме мы провели еще час, дождались господина Серова с сопровождением, передали ему с рук на руки и девицу, и браслет, и поехали куролесить дальше.

Второй дом нас встретил сгоревшим остовом, и хотя Иван рвался внутрь — вдруг там где-нибудь бабкины сережки завалялись — я не пустил внутрь ни его, ни своих парней.

— Даже если там есть что-то интересненькое, вряд ли оно уйдет отсюда своими ногами. Насколько я помню, мертвые не воскресают, а предметы по собственному разумению не перемещаются в пространстве. Зато прогоревшей крыше все равно, на чью голову падать — твою важную или мою простолюдинскую, — урезонивал я цесаревича. — Вызови профессионалов, пусть разбирают по камешку. Все почти законно — поставь рядом пожарную бригаду, пусть всем рассказывают, что выясняют причину возгорания.

Иван долго ломался, но все же согласился с моими доводами. Мы дождались профессионалов, проверили, как оцепили территорию, и отправились на третий адрес.

А там нас ждали буквально во всеоружии. Очень решительно, но не очень отважно.

— По какому праву вы пытаетесь проникнуть на частную территорию?! — орал один из охранников, когда мы въехали во двор, тупо протаранив декоративные кованые ворота.

— Почему же пытаемся? — удивился я, вылезая из автомобиля. — Мы не пытаемся, мы въехали.

— Мы имеем право защищаться! — предупредил охранник. — Имеем право стрелять на поражение!

— Я бы не рекомендовал, — сказал я, пристально глядя на мужика. — Помрешь зазря только.

Тот очевидно не горел желанием с нами конфликтовать. Опять-таки, моя распиаренная рожа наверняка намекала, что лучше не геройствовать — все равно бесполезно и летально.

Однако оставлять за спиной вооруженную до зубов, но неуверенную в своей жизненной позиции охрану никому не хотелось, так что мы просто и без изысков заломали местных, разоружили, и оставили потеть в подсобных помещениях.

В дом вошли, как положено — вырвав входную дверь вместе с куском стены, ощетинившись оружием. Прислуга кинулась врассыпную, но я успел поймать за шиворот не слишком расторопную или наоборот, слишком любопытную служанку и вежливо поинтересоваться — где хозяин?

— В кабинете, — пискнула девица, смотря на меня со смесью ужаса и восторга.

— Беги и прячься, — посоветовал я ей, и мы пошли по дому.

Часть ребят отправилась проверять этажи, часть — подниматься с нами в кабинет.

Боярин Тончак спешно пытался спалить какие-то бумаги у себя в камине но, вот незадача, огонь разгорался нехотя, а мы поднялись слишком быстро. Под моим мимолетным взглядом скудные язычки пламени совсем погрустнели и опали.

— Ваш племянник как-то рассуждал, что нашей стране не нужна служба в армии, да и сама армия в таком количестве тоже не нужна, — произнес я, запирая за собой дверь.

Иван молча привалился плечом к косяку, не спеша вступать в беседу.

— Это он у вас таких идей нахватался, — продолжил я, — или где в другом интересном месте?

Боярин оказался не робкого десятка, мямлить и трястись не стал. В конце концов — кто мы такие? Простолюдины, наверняка действующие без ведома государя. А он — аристократ, за плечами которого древний богатый род, и просто приятной наружности мужик.

— Понятия не имею, о чем вы, — произнес он, присаживаясь в свое кресло с высокомерным видом. — И я не собираюсь разговаривать с простолюдинами, ворвавшимися в мой дом. Это нападение на честного, благородного человека! Карается высшей мерой, между прочим. Но если вы проявите благоразумность и уйдете, я буду великодушен и не стану привлекать вас к ответственности.

Я молча сел в гостевое кресло, закинул ноги в грязных сапогах на боярский стол и сказал:

— Вот что меня всегда поражает в аристократах, так это непоколебимость в своей неприкосновенности, — поделился я с Тончаком своими впечатлениями. — Вы думаете, что можно делать разную пакость, и ничего вам не будет, если хорошенько все подтереть за собой. Но вот проблема, как не намывайся половой тряпкой, а вонять будет также. Так что я сейчас задам один простой вопрос и хочу получить на него честный ответ.

— А то что? — с вызовом оскалился боярин. — Убьешь меня?

— Зачем же? — усмехнулся я в ответ. — Просто покалечу. А пока буду калечить, ты все равно все расскажешь. Ну что, договорились?

Мужчина смотрел на меня с высокомерной ненавистью:

— Тебя казнят за нападение на аристократа! Распутина тебе спустили, но я — не он. У меня есть репутация! Имя в обществе! Покровители!

— Нас, честное слово, не интересуют твои грязные финансовые делишки, — произнес Иван, который под нашу неторопливую беседу добрел до камина и уже пролистал то, что там отказалось гореть.

— Другое дело — твои покровители, — продолжил мысль я. — Расскажи, как ты помог Виталию Романову покинуть Москву, и мы просто уйдем отсюда тихо и мирно.

— Понятия не имею, о чем ты, — с каменным высокомерием ответил боярин.

— Уверен? — прищурился я.

Мужчина вздернул подбородок, не удостоив меня ответом.

— Жаль… — вздохнул я. — А могли бы договориться.

Толстые дубовые двери не обладали заявленной звукоизоляцией. Так что душераздирающие вопли хозяина особняка были очень хорошо слышны его обитателям и гостям.

Почему-то всем аристократам кажется, что они неприкосновенны, потому что родились с золотой ложечкой в жопе. Но есть проблемка — я не из этого сословного общества. И мне совершенно наплевать, сколько поколений предков очередного мудака носили пафосный титул.

Он все равно не спасет от меня.