Он ничего не помнил. Где он, кто он и зачем. Почему всё вокруг него такое странное и… неестественное.
Мир был окрашен в чёрно-серые тона, но это не типичная ночная палитра. Руслан видел каждую мелочь в спальне ‒ каждый мазок красок ничего не передающих картин, каждую застывшую каплю воска на огарках свечей, разглядывал издали во всех деталях коллекцию револьверов, расставленных на полках и камине. Зеркало в серебряной раме не отражало ничего – сплошное матовое пятно на стене.
Руслан стоял посреди комнаты и смотрел на свои руки. Он точно не помнил, но почему-то был уверен, что шрамы в форме зигзага должны быть на его левом запястье, а два старых пореза – на правой руке, чуть ниже локтевого сгиба, но никак не наоборот. Да и всё вокруг, если присмотреться и напрячь память, кажется, словно бы стало бесцветным зеркальным отражением бытия.
Всё же смирившись с этим фактом, не чувствуя собственного тела и не слыша шагов, Руслан подошёл к одному из больших в пол окон, и то, что предстало перед ним, захватило дыхание. Если бы в этой реальности можно было дышать.
Миллиарды нитей дождя беззвучно тянулись с туч к земле. Медленно. Просто нереально медленно. Ползли по незримым воздушным тоннелям и въедались в ребристую поверхность чёрных луж. Растительность словно ожила. Садовые яблони лениво подтягивались, как после долгого сна. Руслан видел, как шевелится каждый их лист.
Всё, что происходило вокруг, надолго заворожило. Он стоял у окна, наблюдал за чудесами замедления времени и не думал ни о чём, чувствовал себя полностью невесомым и почти наверняка знал, что может оторваться от пола и взмыть к небесам.
Но всё-таки… Что-то здесь было не так. Да всё, если подумать, было совершенно не так. Зачем он только начал думать! Смертельным ядом душу стало отравлять неумолимое осознание нереальности происходящего. Всё это неправильно. Так не должно быть!
Со страшным предчувствием Руслан медленно обернулся и увидел какого-то человека. Он сидел на табуретке, спиной к нему, и склонялся над кем-то, кто лежит на кровати с отдёрнутым балдахином.
Руслан догадывался, кто это, но не хотел этого видеть. И всё же ноги сами принесли его к кровати, на которой лежало его собственное бесчувственное тело.
Руслан резко подскочил в постели и тут же получил такой болезненный удар по лбу, что из глаз брызнули искры. Кто-то ойкнул, раздался громогласный грохот, стены содрогнулись от падения на пол чего-то большого и тяжёлого.
На секунду слепота от жгучей боли заставила паниковать, а потом, открыв глаза и проморгавшись, Руслан огляделся и понял, что сидит в собственной кровати. За окнами раздаётся монотонный шум дождя, спальню озаряет пасмурный дневной свет. Шрамы на руках вернулись на прежние места.
‒ Руслан Романович… Очнулись!.. Да что ж вы так!
С пола, потирая лоб, поднялся толстый человек, таращась на Руслана округлёнными глазами.
‒ Вы слышите меня, граф? Вы помните, что с вами произошло? ‒ присмотрелся он к его лицу, но низко наклоняться к нему больше не рискнул.
Руслан зажмурился и мотнул головой. Всё вдруг поплыло и закружилось.
‒ Весь ослаблен, обезвожен. Ай, беда! Ну ничего-ничего, Руслан Романович. Главное – очнулись. А уж я вас на ноги поставлю.
Он придержал графа и уложил обратно на подушку. Послышались торопливые шаги по паркету, стеклянный звон, звук наливаемой воды, снова шаги.
Голову приподняли, стали лить в рот питьевую воду, и её тонкие струйки защекотали гортань. Глаза тут же заслезились, горло порезал сухой кашель, в ушах перестало звенеть, и, откашлявшись, граф осушил весь стакан.
– Вот умница, – как ребёнка, похвалил его толстяк, аккуратно опустил его голову на подушку и принялся возвращать Руслана к жизни каким-то рассказом.
Он всё говорил и говорил что-то, а его слова то и дело сливались в один тягучий сгусток. Голова кружилась так, что выпитая вода грозилась выйти обратно.
– Вы упали с коня, понимаете меня, Руслан Романович? Ваш конь. Раскат, помните? Вам его графиня Виктория ещё жеребёночком подарила…
Руслан разлепил веки. Перед ним туда-сюда двигались две безликие головы, а через минуту – или тридцать – слились в одну и обрели черты. Чуть ли не по-детски наивное, улыбающееся лицо казалось очень знакомым. Лекарь. Как его… Арсений, Аркадий или вроде того…
– Помню.
– Вот и чудно! – как дитя, заулыбалось лицо, изрезавшись морщинами. – Ну и напугали же вы нас, Руслан Романович! Беспробудно столько дней… Вам надо восстанавливать силы, есть, пить и не напрягаться. Это настоящее чудо, что вы пришли в себя. А ещё я вам хочу сказать… – Глаза наивного лица растерянно забегали. – Настоятельный мой вам совет – откажитесь от алкоголя и кофе. У вас появились проблемы с сердцем, дорогой мой. Уж больно оно стало активное.
И только сейчас до него дошло. Упал с коня!
А ведь точно. Последнее, что он помнил, это то, как он скакал верхом по лесу, причём гнал коня так, как будто бы его преследовала целая стая быстроногих и жутко голодных медведей. И куда он так торопился? От кого убегал? Кого пытался догнать? Как ни ковырялся в памяти, эту деталь так из неё и не выковырял. Зато падение вспомнил в ярких красках.
В один момент небо обрушилось, земля взлетела на воздух, и они затеяли игру, наперегонки меняясь местами и принося своей забавой сильную боль и головокружение. К горлу подступала тошнота, в ушах звенело, перед глазами то темнело, то прояснялось. А дальше…
Руслан зажмурился и опять мотнул головой. Картинки воспоминаний были размытыми и непонятными, как сон, ускользающий по пробуждению.
Вокруг дремучий лес, ни одной живой души. Мокрая трава, плывущие тёмные тучи. И вороны. Бесчисленное множество ворон и воронов. Они кружат прямо над ним рваным чёрным смерчем, и всё кричат, кричат…
От воспоминаний опять закружилась голова. Нет. Всё же хватит на сегодня копаться в памяти.
Руслан неуклюже перевернулся на бок и закрыл глаза.
Да. В тот день бешеные вороны атаковали весь небосвод.
Весь оставшийся день, пока он то спал, то скользил пустым взглядом по потолку, вокруг него суетились слуги и лекарь. Что-то говорили, чем-то пытались его накормить, но есть Руслан категорически не хотел. Позволил запихать в себя пару ложек чего-то кашеобразного и пару кусков хлебоподобного, отослал всех, куда вспомнил, и закутался в одеяло.
Следующим утром дверь распахнулась, и в спальню бесцеремонно ввалился рыжий мужчина с кустистыми рыжими бакенбардами и пенсне на курносом носу.
– Романыч! – воскликнул он, швырнул на стол цилиндр и белые перчатки. – Наводнение, пропади оно пропадом, сошло, ураганы стихли, а от тебя ни слуху, ни духу! Мы с тобой – страшно сказать! – больше недели не куролесили. Сегодня электричество заработало, и я ж тебе с утра звоню, спросить, как ты тут. Вдруг спился один, да без меня! Или ещё чего. Как в воду глядел! Отвечает мне твой дворецкий, мол, беда, неладно с графом – чуть не отошёл. Я сюда, ни свет, ни заря, а мне девки дворовые такие страсти давай рассказывать! Ты как же ж так умудрился, да с коня-то? Говорил я тебе тогда – пошли ко мне, развеемся, а ты упёрся – домой пойду, да сам! Ну и что, доволен? Ни на день тебя нельзя оставить без присмотра, как дитё малое!
Он говорил так быстро и возбуждённо, что Руслан спросонья не разобрал и половину слов. Даже не понял, кто перед ним.
Рыжеволосый повесил чёрный плащ у двери, спешно пригладил взъерошенную шевелюру и сел у него в ногах.
– Ну-у-у, Руслан Романович, и запустили же вы себя! Волосы точно швабра, лицо как моя щётка для обуви. И не стыдно, а? Ваше заросшее, лохматое сиятельство!
– Стёпа? – прохрипел Руслан и сел на кровати.
– Ну во-от! А говорят, не узнаёт никого! – жизнерадостно осклабился рыжий. – Я-то им сразу сказал, что барона Гайдарова не узнать невозможно! Даже пари хотел заключить с твоим дворецким, да жалко его стало. Он ведь…
В мутной памяти ожило несколько образов. Граф и барон вместе прогуливались верхом. Потом набежали грозовые тучи и начался дождь. Степан поторопился уехать домой. А Руслан…
– …всем щас тяжко, сами на грани разорения, а им-то каково! Ох и хлебнём же мы сейчас хлопот, все – поголовно! У меня ураган, падлюка, пол-леса свалил, ты представляешь?
Руслан перевёл непонимающий взгляд на друга.
– Какой ураган? – прохрипел он, и Гайдаров едва не захлебнулся в эмоциях.
– Романыч! Пока ты мохнатым овощем в постели валяешься, у нас все владения чуть не смыло с лица земли!
И он рассказал то, отчего Руслану захотелось вновь провалиться в беспамятство.
Всё началось в роковой день их последней встречи. Как утверждали слуги, граф вернулся с конной прогулки, помятый, сам не свой, и слёг во время ужина, а проливной дождь и сильный ветер за окном буквально за несколько минут переросли в ураган. Разбушевалось страшное ненастье.
От раскатов грома тряслись стены, ливень, гроза и град замуровали население в домах без электричества. Шесть дней бушевали ураганы, перерастая в смерчи, вырывали с корнями деревья и вместе с элементами кровли и заборов разносили по городам и деревням. Дожди не прекращались, наводнение затапливало земли и уносило скот. Всё вокруг гибло.
Но на седьмой день всё прекратилось. Просто взяло и прекратилось, так же внезапно, как и началось. Ещё ночью мир словно бы готовился принять в жертву всё живое, а к полудню сквозь спешно убегающие тучи стало игриво выглядывать солнце. Воды сходили в океан, реки и озёра, как ни в чём не бывало защебетали птицы.
– Я сегодня первый раз за неделю нос за ворота высунул. Грязищи везде! Моя Цикада местами еле копытца волокла, ‒ воодушевлённо причитал Гайдаров. – Так что, вставай, лентяй, будешь моей кобылке ножки чистить. Из-за тебя, непутёвого, пострадала. И побрейся уже, наконец! Позорище! Где твой цирюльник?
– Сколько же времени прошло, с тех пор как… я упал? – заторможено проговорил граф.
– Так вчера ж всё только и прекратилось. Восьмой день, получается, уже подушку мучаешь, – ответил Степан и тут же встрепенулся. – Завалялся ты, однако, мохнатый! Тут вон дел непочатый край – дороги все побиты, у крестьян половина домов без крыш, а то и стен. Урожаи наши так вообще все плачут горькими слезами. Работать пора, Романыч, работать! ‒ громко похлопал он в ладоши.
Гайдаров натянул перчатки, облачился в плащ и взглянул на Руслана уже с любопытством.
– Всё никак не спрошу. А чего это за побрякушка у тебя на груди висит?
Руслан продолжал смотреть в пустое пространство, а когда опомнился, нащупал на шее цепочку, опустил руку ниже и обхватил неизвестный предмет.
Это было большое, размером с ладонь, каменное распятье. На нём, словно живая, высечена обнажённая женщина с пустыми белками несчастных глаз. Тугими кольцами от ступней до плеч её обвивала огромная змея с распахнутой пастью.
Руслан так долго смотрел на свою находку, которую в упор не замечал ни вчера, ни сегодня, что Степану стало не по себе. Помявшись, он настороженно позвал:
– Романыч?
Граф сильнее сжал пальцы на кресте и прикрыл его одеялом.
– Да так… Ничего, – выдавил он, не сводя стеклянного взгляда с одной точки на стене.
Гайдаров оторопело смотрел на неподвижную фигуру друга. Заметил муху, усевшуюся на остывший завтрак, почесал щеку, вздохнул и широким шагом приблизился к кровати.
– Так, ну всё, хватит! Романыч! Ты мне это прекращай! – Он сдёрнул с графа одеяло. – Ты скоро не только волоснёй, но и мхом обрастёшь. Я пошёл за Танечкой… ну в смысле… за служанкой твоей, пусть уберёт тут за тобой, непутёвым. А ты пока вставай и приводи себя в порядок. Скоро обед!
Он кинул одеяло на кресло и, выйдя из спальни, стал громко созывать прислугу.
По комнате гулял сквозняк. В открытые окна врывались крестьянские голоса, стук молотков, скрип колёс гужевых повозок, ржание лошадей и пение птиц. Жизнь продолжала свой обыденный ритм.
Руслан продолжал сжимать в кулаке каменный крест. Мысли и воспоминания извивались в голове туго запутанным червивым клубком, и как ни призывай такую уже привычную спасительную апатию, она не наступала. Ещё и в дверь постучали.
Граф всё смотрел в одну точку и ждал, когда служанка заберёт недоеденный завтрак. Шаги стихли посреди комнаты, но звона посуды не поступило.
– Добрый день, Руслан Романович… Вы в порядке?
Он нахмурился, заморгал и наконец оторвал завороженный взгляд со стены.
Это оказалась не служанка, а девушка в приталенном платье из серебристого шёлка. Чуть завитые длинные волосы падали на миниатюрные плечи и спину тяжёлыми соблазнительными локонами. Ярко-голубые глаза сверкали бриллиантовым блеском, выраженные скулы и холодная бледность придавали её чарующему образу царственную неприступность.
Оторопевший граф, кашлянув, снял с груди найденное непонятно что, положил на тумбочку, спустил на пол ноги и расправил плечи.
– Добрый. Мы знакомы?
– Вы были у нас на ужине пять лет назад, помните, Руслан Романович? ‒ улыбнулась она лёгкой, загадочной улыбкой. ‒ Неужели я так сильно изменилась?
Изменилась, это было очень мягко сказано! С огромным трудом Руслан узнал ту диковатую девчонку в обворожительной девушке, что стояла перед ним. Да и что стесняться выражений – пожалуй, в самой красивой из всех, что он когда-либо встречал.
Граф хорошо помнил то случайное знакомство. Одним весенним вечером он возвращался домой от Гайдарова и наткнулся на пятнадцатилетнюю Веру прямо в лесу. Тогда, по её словам, она впервые вышла на прогулку без сопровождения и не смогла сама найти дорогу домой. Конечно, Руслан понял, что девчонка просто сбежала из дома, и, разумеется, бросить её одну посреди леса не смог. В благодарность за помощь Вера уговорила мать пригласить его на ужин, а он из простого любопытства к никому неизвестной, как выяснилось, неполной семье, согласился.
Вечер пролетел незаметно. Оказалось, что за свою жизнь Вера почти никогда не выходила за ворота собственного дома и попросту не имела представлений о том, как живут другие люди.
«А вот и причина побега», ‒ догадался тогда граф.
Вера ухватилась за него, как за проводника в большой мир, жадно расспрашивала обо всём на свете, восторгалась, не стеснялась задавать глупых вопросов и вдоволь позабавила его своим наивным восхищением. Её мать Анна весь ужин молчала, и Руслан, которому весьма льстило повышенное внимание Веры, вспомнил о ней, только когда слуги сообщили ему о позднем часе.
Эту семью он больше не видел. Проезжая однажды мимо их дома, Руслан заметил на воротах замок. Ни через неделю, ни через месяц и год они так и не открылись.
И вот, спустя годы, встреча снова состоялась.
– Что ж, с возвращением вас, Вера… как по отчеству? ‒ иронично-официальным тоном поинтересовался граф. Девушка смущённо улыбнулась.
– Бросьте, Руслан Романович, это лишнее.
– Да и Романович тоже ни к месту.
Её смущённый, но чарующий смех заворожил. В прямом смысле. Вера опустилась на кровать подле графа, как бабочка на помятый цветок. Руслан взглянул на её нежную руку и досадливо признался:
– Я бы поцеловал твою руку, да боюсь, у тебя раздражение появится.
– Да, выглядишь неважно, – в свою очередь виновато призналась Вера. – Как же ты так, Руслан? Слуги сказали, ты чудом выжил…
– Преувеличивают. Ты-то где была все эти годы?
– У родственников. Но теперь я вернулась домой.
– Вместе с матерью, я полагаю? – спросил он с тихой надеждой на обратное.
Вера опустила глаза и слегка отодвинулась от него.
– Её больше нет, Руслан. Давай не будем об этом.
– Как скажешь, – немедленно отреагировал граф. На самом деле, её нелюдимая, странноватая мать была последней, кто его сейчас интересовал. Напротив, отсутствие Анны давало множество самых интересных привилегий.
– Я вернулась ещё до наводнения, а здесь, кроме тебя, у меня никого нет, – проговорила Вера приятным грудным голосом, в котором сквозила нотка грусти. – Ты, наверное, помнишь, какой затворницей была моя мать. Никаких связей, никакого выхода в свет, ни друзей, ни просто знакомых. Я хотела…
– Он ещё в постели, мохнатый притворщик!
Гайдаров вероломно ворвался в спальню и только потом заметил Веру. Застыл на мгновение, расплылся в галантной улыбке и отвесил поклон, стягивая с рук перчатки и откидывая их в сторону.
– Мадемуазель? Прошу простить мою дерзость! Барон Степан Аркадьевич Гайдаров. Но для вас просто Стёпа.
Вера встала с кровати, едва он появился, и Степан, как бы прося, взял её руку и поднёс к губам. Светящийся нежной улыбкой, показательно смущённый и гладко выбритый.
«Гад ты, просто-Стёпа!» – обозлился про себя Руслан.
– Очень приятно. Я Вера, – с лёгкой растерянностью произнесла девушка. Степан оживился:
– А не Каржавина ли Вера вы часом? Имел когда-то удовольствие мельком видеть вас. У меня ведь отменная память на женские лица, знаете ли.
Вера слегка улыбнулась и отняла руку.
– Так это вас лет шесть назад наши лакеи выставили за ворота за развязное поведение и неприличные намёки служанке?
Волхонский звучно усмехнулся, и Гайдаров залился бордовой краской.
– Да я ж!.. Я тогда… Уверяю вас, меня не так поняли, не захотели дослушать! Если вы только окажете мне честь, Вера, дав мне второй шанс и…
‒ Простите, Степан Аркадьевич, но мне пора идти, ‒ торопливо сказала, не глядя на Степана, Вера и обернулась к графу. – Скорейшего вам выздоровления, Руслан Романович. Я буду рада новой встрече… когда вы поправитесь.
Степан попытался было обратить на себя её внимание, но с последним словом Вера скомкано попрощалась и сразу ушла, оставив двух друзей заворожено смотреть ей вслед.
– Ты смотри-и-и… – задумчиво протянул Гайдаров. – Вон оно что из этого выросло-то! Ну-ну.
Руслан встал с кровати, подошёл к зеркалу и с горечью увидел там истощённого, обросшего щетиной полумертвеца с бледной, почти прозрачной кожей.
«Блеск! Браво, Руслан Романович, просто браво!» – раздражённо подумал он и попытался пригладить волосы, чёрт знает уже сколько времени не ведающие ничего, кроме подушки.
А Степан так и смотрел на дверь, за которой скрылась Вера.
– Ну-ну… Выросло… – бормотал он себе под нос. – И встрече, говорит, буду рада… Ай, плутовка!
– Слюни подотри, – кольнул его Руслан, и Степан точно бы очнулся, нахохлился и чопорно уставился на друга.
– А чего это ты подорвался, да к зеркалу сразу?
– Приводить себя в порядок. Ты не этого добивался? – парировал граф.
– Я-то много чего добиваюсь, Романыч, коли сильно захочу, – самодовольно заметил барон. – И, как видишь, своё обычно получаю.
– Добился, и хватит с тебя на сегодня.
Гайдаров согласно закивал головой.
– Даже если, даже если… На сегодня-то оно, может, и хватит, конечно. А завтра, как ни крути, будет новый день.
Он водрузил на голову цилиндр и стал натягивать перчатки, демонстративно разглядывая каждый оттопыренный палец.
В это время в открытые окна ворвался стук парадных дверей, и помещики стрельнули друг в друга вызывающими взглядами. Гайдаров заторопился, брякнул: «Бывай, Романыч!» и засеменил к выходу. Руслан, недолго думая, вылетел на балкон.
– Вера!
Девушка подняла голову. Облачённая в тёмную мантию, она стояла у коновязи со своим вороным и жемчужно-белой баронской кобылой.
Солнце пригревало, но ветер обтянул мурашками кожу. Руслан героически подавил дрожь, и голос его прозвучал спокойно и почти беспечно.
– Приходи завтра на ужин.
Вера немного растерялась.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Пообщаемся в более приятной и менее суетливой обстановке. Без посторонних. Как тебе будет удобнее – с закатом или ближе к тёмному времени суток?
Она не ответила. Оседлала коня, развернула его в сторону открытых ворот и с лёгкой, немного скованной улыбкой оглянулась к графу.
– Что ж, до завтра, Руслан Романович!
Вороной трусцой покинул территорию графской усадьбы и устремился вдаль по просёлочной дороге Марийской Долины. В деревне шла бурная работа по восстановлению повреждённых домов, и Вера везде цепляла крестьянские взгляды.
Руслан вернулся в спальню. Он до победного терпел холод, и сейчас, перед Гайдаровым, не собирался отдаваться дрожи. Тем более холод – такая мелочь в сравнении с гордой улыбкой друга, маскирующей признание поражения.
– Ничего-ничего, Романыч, – с азартом погрозил он пальцем. – Ещё сравняем счёты.
– Это пари, Степан Аркадьевич? – деловито осведомился Руслан. Барон чопорно рассмеялся.
– Не смешите мой цилиндр, Руслан Романович! Уж кому тут из нас вишенка на торте, так это…
– Тому, кто рожей в него плюхнется.
– Ха-ха! Вернулся, Романыч! – звонко воскликнул Гайдаров, третий раз снял перчатку и сошёлся с графом в крепком рукопожатии.
Марийская Долина будто вымерла. Необычная ночь озаряла деревню чёрно-серыми тонами, но сегодня смотреть уже не на что. Ветер стих и больше не оживлял листву. Дождевые капли не ползли по воздуху к земле, непроглядные тучи сменило звёздное небо.
Руслан посмотрел на своё спящее тело и снова на небо. Здесь, в этой реальности, оно не чёрное, а тёмно-серое, звёзды – тусклая, ничтожная россыпь.
Он подошёл ближе к окну, протянул руку, и она окунулась в тюль, точно в воду. Шаг вперёд. Стекло поглотило невесомое тело. Что-то легко подхватило его и унесло ввысь, в бесконечность.
…Воет ветер. Тяжёлые тучи напоминают оббитую стекловатой гробовую крышку, над лесом кружится зловещий вороний смерч. Вокруг никого.
Гнедой жеребец волнуется, дёргает головой и с храпом пятится, но всадник этого не замечает. Чёрные вороны занимают всё его внимание, и он просто забывает обо всём на свете. И вдруг внезапное желание заставляет изо всех сил рвануть коня и поскакать в лес, в самую гущу событий.
Раскат несётся лихим галопом, и чем дальше углубляется в лес, тем сильнее его подгоняет взбудораженный граф. Он должен прийти на это место. Немедленно, сейчас!
Остаётся совсем чуть-чуть, но тут с паническим ржанием конь встаёт на дыбы, Руслан вылетает из седла, катится по земле, и вот, лежит с раскинутыми руками и смотрит, как в плывущих тёмных тучах прямо над ним кружится вороний смерч.
Это зрелище навивает страх и восхищение. Он совсем не чувствует своего тела, не может ни моргнуть, ни пошевелиться, да и не хочет вовсе. Время останавливается, и графу кажется, что он видит чёрные глаза каждой из тысяч, или миллионов, падших птиц, и все они обращены к нему, что разбирает их голоса и понимает всё, что они говорят ему.
Раздаётся волчий вой. Сначала где-то по ту сторону, а потом над самым ухом.
Вспоминается, что тогда всё произошедшее показалось полным идиотизмом. Что, поднявшись на ноги, Руслан в голос выругался, а отряхивая от мокрой травы сюртук, сгорал от стыда перед самим собой за такое глупое и нелогичное помрачение. Но сейчас эти действия проходят неестественно быстро, без эмоций и каких-либо мыслей. Просто машинально, ведь всё это уже было.
Он по-прежнему не чувствует ни боли, ни прикосновений к ушибленным местам, словно бы стал бесплотным призраком, но точно знает, что тогда тело ломило от нешуточной боли. Особенно в том месте, между лопатками, которым он напоролся на…
Смотрит на землю и видит, что из примятой травы торчит что-то вроде чёрного камня, правда, больно странной формы. Поддавшись любопытству, наклоняется и обхватывает предмет, похожий на миниатюрную рукоять меча, воткнутого глубоко в землю. Выдернуть его ни с первого, ни со второго раза не удаётся.
Это пробуждает ещё больший интерес. Руслан хватается покрепче и выдёргивает предмет наружу.
Громкие удары, подобно грому, сотрясают окрестности – это вороны хлопают крыльями и разлетаются, и их хриплые крики ещё долго разносятся по просторам леса.
В руке каменный крест с распятой на нём женщиной, обвитой кольцами змея. Привязанным к земле, точно корнем, он был серебряной цепью, которую Руслан тщательно очищает от земляных комьев.
«Не стоит это брать… Не нужно!» – кричит где-то в глубине души его голос.
Граф решает, что найденная вещь довольно стоящая и даже сочетается с чёрным камнем его фамильного перстня. Перекидывает цепочку через шею, распятье уже почти касается груди, как вдруг раздаётся ледяной голос:
– Я бы не делал этого, граф.
Между двух растущих неподалёку осин стоит весьма странный человек. На вид лет тридцать с небольшим, почти его ровесник. Одет в чёрные вещи неведомой моды – солидный раскрытый пиджак поверх рубашки и брюки на ремне с крупной металлической пряжкой, белёсые волосы прилизаны к затылку. Глаза неестественно золотистого цвета смотрят на графа холодным и, как ему кажется, угрожающим взглядом.
Руслан придирчиво осматривает незнакомца, поднимает повыше свою находку и спрашивает:
– Это ваше?
Человек в чёрном не меняется лицом и нехотя качает головой.
«Отдай! Отдай ему это!..»
Пальцы разжимаются, и крест падает на грудь. Граф демонстративно убирает его под жилет и поворачивается к чудаковатому блондину спиной.
– Тогда всего вам доброго!
И уходит на поиски коня, подняв с земли цилиндр.
Грозные золотистые глаза. Крест. Страдальческое лицо распятой женщины. Протяжный жуткий вой. Падение с небес прямо сквозь крышу усадьбы. В кровать, в собственное тело.
И рассвет…