В нашем издании представлены материалы, связанные с исследованиями А.Ф. Лосевым (1893 – 1988) проблемы имени, которая, как известно, наряду с мифом и числом была его «стихией жизни»[1]. Правда, в этом собрании нет самого главного – «Философии имени» (1927) – по причине сугубо деловой. Знаменитая книга издавалась за последние несколько лет трижды и большими тиражами. Пришло время предоставить читателю никогда не печатавшиеся тексты Лосева или известные во фрагментах, изданные мизерными тиражами, или в изданиях, доступных достаточно узкому кругу.
Все материалы книги «Имя» расположены по разделам: 1) собственные работы, 2) переводы, 3) беседы с Лосевым. В разделе первом порядок хронологический, который дает возможность проследить лейтмотивы лосевских идей на протяжении десятков лет, с 1912 до середины 30-х и далее в 60 – 70-е годы.
Материалы, представленные нами в книге, различны по жанру: от отдельных заметок, тезисов богословских докладов, фрагментов исследований, окружающих «Диалектику мифа», до больших философских работ, переводов, бесед и языковедческих статей.
Наше собрание открывается страничкой из дневника Лосева от 25 марта 1912 г. В архиве А.Ф. сохранились только фрагменты дневников 1911 и 1912 годов. По нашим сведениям дневники 1914 – 1919 гг. были взяты вместе с другими бумагами при аресте Лосева 18 апреля 1930 г. Больше А.Ф. их никогда не видел[2]. В основном же юношеский его архив погиб во время гражданской войны на Дону, в родительском доме. Сам Лосев покинул родные места летом 1917 г., отправляясь в Москву, где в Московском Университете учился с 1911 по 1915 на двух отделениях – классической филологии и философии, а затем при кафедре классической филологии был оставлен для подготовки к профессорскому званию.
Страничка дневника глубоко искренна и интимна. Радость Светлого Христова Воскресения, однако, вызывает не только эмоции юной души, но, как характерно для Лосева, «радость об исполненном нравственном долге», «от внутреннего духовного подвига», а также мысли, которые будут сопровождать философа всю жизнь. «Религия есть синтез всего человеческого знания», «вера сердца» и «искание разумом истины» – едины. Еще гимназистом в статье «Атеизм, его происхождение и влияние на науку и жизнь» (25 июня 1909)[3] он мечтал о «новой земле» и «новом совершенном человеке», о «Солнце любви» и «дыханье божественной правды»[4]. Его ранняя работа, написанная в августе 1911, в канун поступления в Университет, называлась примечательно – «Высший синтез как счастье и веденье»[5]. Там уже ставился вопрос о единстве науки, философии, искусства, религии и нравственности. Проблеме веры и знания, науки и религии посвящены специальные разделы в «Диалектике мифа» (1930), тема единения веры и знания проходит через все книги 20-х годов, так что страничка 1912 г. очень симптоматична, вводя нас в мир человека, отдавшего всю жизнь не только науке, но и вере.
С этой страничкой вполне гармонирует фрагмент, условно названный мной «О молитвенном научении», где прослеживаются получившие развитие в «Диалектике мифа» мотивы о строгой монастырской службе, о «сладком» стоянии на молитве в храме, об Иисусовой молитве, которая немыслима, «как кажется моему скудоумию»[6], без общецерковной молитвы. Ведь «плох тот христианин, который не любит церкви» (9/III – 1932 г.)[7].
Эти страницы как бы доступны к размышлениям чисто богословским, догматическим, которые более всего занимали Лосева в 20-е годы и о чем он писал в письмах из лагеря на Беломорско-Балтийском канале своей супруге в лагерь на Алтае. «Мы хотели восславить Бога в разуме, в живом уме» (19/II – 32)[8].
«В религии я всегда был апологетом ума, и в мистически-духовном и в научно-рациональном смысле; в богословии – максимальный интерес я имел всегда почти исключительно к догматике, как к той области, которая для богословствующего христианина есть нечто и максимально разработанное в Церкви и максимально достоверное (помнишь, как еще в 1917 году ты обратила свое духовное и сердечное внимание на внутренне-разумную стихию догмата о пресв. Троице)»[9].
Такой важной богословской и догматической проблемой явилось для Лосева имяславие, учение о почитании имени Божьего, которое возникло на Афоне перед первой мировой войной и распространилось в России после того, как имяславцы были высланы российскими властями с применением грубой физической и военной силы с Афона. Для Лосева имяславие, или ономатодоксия, было одним из древнейших мистических движений православного Востока, заключавшееся в почитании и истолковании имени Божьего как необходимого догматического условия религиозного учения, культа и мистического сознания православия. Имяславская тема сопровождала Лосева всю жизнь, легла в основу его книги «Философия имени», стала предметом целого ряда изысканий.
Статья под названием «Имяславие» сохранилась в архиве А.Ф. на немецком языке под названием «Die Onomatodoxie (russisch „Imiaslavie“)». Текст машинописный, шрифт лиловый, страницы большого формата с правкой самого автора. Рукописного текста не сохранилось. Возможно, что статья готовилась для немецкого издания, так же, как статья Russische Philosophie, написанная в 1918, напечатанная в Цюрихе в 1919 г. (Russland, herausg. v. V. Erismann – Stepanowa u.s.w. Zürich. 1919) и ставшая известной автору в этом издании только в 1984 г. В предуведомлении к сборнику Russland («Россия») была объявлена статья Лосева о русской религии «Die Ideologie der Orthodox-Russischen Religion», однако в вышедшем издании она отсутствует. По всему видно, что Лосев этого времени был занят спецификой русской философии и русской религии.
Данная статья написана после 1917 г., т.к. в ней упоминается новоизбранный патриарх Тихон на Поместном Всероссийском Соборе 1917 г.; упоминается и сам Поместный Собор. Немецкая статья важна именно тем, что в ней есть не только история вопроса, но и догматическое учение, включающее в себя все три уровня: опытно-мистический, философско-диалектический и научно-аналитический.
Впервые текст этой статьи был мною опубликован в переводе на русский язык (пер. А.Г. Вашестова под ред. Л.А. Гоготишвили и А.А. Тахо-Годи) в журнале «Вопросы философии» 1993, № 9, с. 52 – 60.
В нашей книге представлены также сохранившиеся в архиве тезисы докладов об имяславии, которые читались А.Ф. в первой половине 20-х годов. Тезисы представляют собою небольшие листки бумаги, сложенные пополам в виде маленьких записных книжечек. А.Ф. вообще любил для своих записей пользоваться такими сложенными в книжечку листками. Иной раз тезисы писались в обычных тетрадях с разделенными пополам страницами. Тоже излюбленный прием Лосева вплоть до 40-х годов.
Имяславие было в России глубоко понято о. П. Флоренским, о. С. Булгаковым, философом В.Ф. Эрном, богословом Μ.А. Новоселовым, проф. Μ.Д. Муретовым, епископом Феодором (Поздеевским). К ревнителям имяславия с начала 20-х годов принадлежали известный петербургский священник о. Ф. Андреев, выдающийся математик, президент математического общества Москвы проф. Д.Ф. Егоров, математик H.Μ. Соловьев, с которыми были близко связаны А.Ф. Лосев и Μ.А. Новоселов. Близок был Лосев и афонским монахам о. Иринею и о. Давиду. Первый, соборный старец Пантелеймоновского монастыря, один из главных деятелей имяславского движения, вывезенный во главе 447 монахов с Афона в 1913 г. Он принимал участие в обсуждении тезисов об Имени Божьем, посланных в 1923 г. Лосевым о. П. Флоренскому и делал в этих тезисах свои поправки[10]. Второй – настоятель Андреевского скита на Афоне, был духовным отцом супругов Лосевых. Это он напутствовал А.Ф. в Страстную пятницу накануне ареста, а 3 июня 1929 г. совершил над супругами Лосевыми тайный монашеский постриг под именами Андроника и Афанасии. После ареста А.Ф. он в начале июня скончался и был похоронен В.Μ. Лосевой и Д.Ф. Егоровым. На следующий день, 5 июня, была арестована сама В.Μ., в годовщину венчания с А.Ф., совершенного в 1922 г. о. П. Флоренским в Троице.
Лосевы были близки с насельниками Зосимовой пустыни под Москвой, которая считалась имяславческой. Когда в 1923 г. пустынь закрыли, иеромонах Митрофан (Тихонов) нашел приют у Лосевых и жил под видом родственника до 1930 г. Так В.Μ. Лосеву арестовали вместе с ним и комната Лосевых на антресолях родительской квартиры, т.н. «верхушка» опустела, а туда вселился сотрудник ОГПУ.
Имяславские доклады происходили у Лосевых или у Д.Ф. Егорова. Как-то в квартире П.С. Попова в 1922 доклад об имяславии делал о. П. Флоренский[11].
Судя по сохранившимся материалам, А.Ф. Лосев собирался писать книгу на эту тему и составил «План книги об именах Божиих» (заглавие дано мною условно), где разрабатывались 13 проблем. В листочки этого плана были вложены заметки о соборах, написанные старой орфографией и возможно принадлежавшие о. Иринею. Дошел план этой книги из 8 разделов: 1) О сущности имяславия. 2) Школа имяславия. 3) Имяславие, изложенное в системе. 4) Учение об Имени Божием в Ветхом и Новом Завете. 5) Учение об Имени Божием в восточной патристике. 6) Три великих спора (иконопочитание, учение о Свете Фаворском, имяславие). 7) Имяславие в философии, науке и жизни. 8) Имяславский спор и его литература.
В большинстве своем тезисы докладов и заметки можно распределить по восьми разделам предполагаемой книги.
Так, к 1-й гл. могут быть отнесены тезисы «О сущности имяславия». «Школа имяславия» относится ко 2-й гл. «Имяславие, изложенное в системе» к 3-й.
«Заметки об употреблении Имени Божия в Новом Завете» можно отнести к гл. 4. Выписки Дионисия Ареопагита с заметками – к гл. 5. «11 тезисов о Софии, Церкви, Имени Божием» вероятно относятся к гл. 3. Доклад от 13 декабря 1922 г. «Учение Григория Нисского о Боге», видимо, подготовка гл. 5. Доклад от 16 февраля 1923 г. «Спор об именах в IV в. и его отношение к имяславию» – возможно – гл. 6. Доклад 17 ноября 1922 г. (без заглавия) об основном значении имени и определении имени, возможно, относится к гл. 1.
Доклад 1 ноября 1922 «Философия имени у Платона» можно отнести к гл. 7. Доклад 31 мая 1923 г. о книге «На горах Кавказа» возможно – глава 7.
Тезисы об Имени Божием, направленные 30 января 1923 г. о. П. Флоренскому (в архиве сохранился и черновик этого письма) можно отнести к гл. 1. Доклад «Анализ религиозного сознания» (предположительно 1923 г.) относится как подготовительный к гл. 1.
Доклад 1 марта 1923 г. «Эллинизм и христианство» возможно отнести к гл. 7. Тезисы доклада 27 февраля 1925 г. «Об Имени Божием и об умной молитве» могут быть отнесены к гл. 1 или к гл. 7.
Тезисы доклада 13 марта 1925 г. «Краткая история» имяславия за 1907 – 1921 гг. возможно отнести к гл. 1 книги, так же, как и тезисы доклада 20 декабря 1925 г. «О сущности и энергии (имени)».
К этим докладам примыкают недатированные тезисы сочинения «Учение о мире, творении и твари и наука», которые в конечном итоге заключают три пункта: Бог и мы. Долг и влечение. Вера и знание. Недатированные тезисы сочинения «Вопросы, стоявшие перед ранней патристикой» возможно отнести к гл. 5 задуманной Лосевым книги.
К материалам, до некоторой степени связанным с имяславием, относятся тезисы доклада 8 марта 1928 г. «Филология и эстетика Конст. Аксакова» с учением о слове, об исторической диалектике поэтического и словесного творчества и грамматических учениях.
Примыкает к имяславским интересам Лосева письмо к имяславцу, математику H.Μ. Соловьеву (18 апреля / 1 мая 1921 г.), направленное Вл. Симанским (напомним, что патриарх Алексий I, в миру С. Вл. Симанский), в котором приводится много текстов об Имени Божием, выписанных из брошюры 1867 г. «Моление Сладчайшему Господу Иисусу при исходе души из тела». Данное письмо вместе с другими бумагами H.Μ. Соловьева было передано его вдовой (H.Μ. Соловьев скончался в 1927) Лосеву.
Здесь же недатированные заметки А.Ф. Лосева о Константинопольских Соборах XIV в. об Имени Божием, сущности и энергии Имени Божия и Фаворском свете[12].
Из имяславских тезисов до настоящего времени напечатаны были только тезисы доклада от 1 ноября 1922 г. «Философия имени у Платона», ибо платонизм, по мнению Лосева, есть философия света, а религия – это просветление ума и сердца, интуиция света. Платонизм для Лосева – философское обоснование имяславия. «Философия имени у Платона» напечатана в журнале «Символ», Париж, 1993, № 29, с. 135 – 144.
Собрания с имяславскими докладами завершились в 1925 г., когда начались систематические аресты и арестованных уже не выпускали, как было раньше (запись в дневнике В.Μ. Лосевой 3/XII – 25 г.). В.Μ. Лосева в декабре ездила в Ленинград на Международный Астрофизический съезд (она была астрономом и специалистом по небесной механике) и по поручению Μ.А. Новоселова с письмом и «вещами»[13] посетила о. Ф. Андреева и его жену Наталию Николаевну. У него, как записала В.Μ., «хорошее, серьезное монашеское лицо», он ученик о. П. Флоренского по Московской Духовной Академии, «сам – имяславец и жена – имяславка» (3/XII – 25 г.).
После 1927 г. аресты приняли угрожающие размеры. Они были связаны с отложением ряда епископов, возглавлявших епархии, и приходов от митрополита Сергия (Страгородского). Этот Заместитель патриаршего Местоблюстителя Петра[14] в 1927 г. издал Декларацию, которой шел на компромисс с Советской властью, публично признавая нормальное состояние церкви, в то время как она беспощадно уничтожалась большевиками. Митрополит и его приверженцы полагали, что уступки Советской власти спасут церковь, хотя, как известно, спасти церковь может только сам Господь, а не силы человеческие.
К 1930 г. ОГПУ сфабриковало дело якобы по разоблачению церковного монархического центра «Истинно-православная церковь». По версии ОГПУ во главе этого Центра стоял Μ.А. Новоселов как организатор, пропагандист и профессор А.Ф. Лосев как идейный авторитет, теоретик.
Предлогом для ареста Лосева послужила история с идеологической вредной книгой «Диалектика мифа» (1930), в которую автор внес вставки уже после разрешения ее цензурой. А.Ф. был подвергнут «проработке» в речи Л.Μ. Кагановича на XVI партсъезде ВКП(б) как мракобес, черносотенец и наглейший враг советской власти, а также оклеветан Μ. Горьким в статье «О природе», напечатанной одновременно в «Правде» и «Известиях» (12/XII – 31 г.), когда автор книги уже находился в лагере. Арестовывали в первую очередь т.н. отложенцев, а многие из них были связаны с имяславием. Не миновали ареста и члены имяславского кружка.
Главный ревнитель и горячий поборник имяславия H.Μ. Соловьев скончался еще в 1927. Об его кончине В.Μ. Лосева написала о. Ф. Андрееву в Ленинград (21/XI – 27 г.) «по просьбе дяди» (так по нехитрой конспирации именовался Μ.А. Новоселов)[15] и привела это письмо в своем дневнике. Вскоре скончался и о. Федор Андреев. Уже не было в живых и друга Лосевых философа Валериана Николаевича Муравьева. Сам А.Ф. Лосев, автор имяславских докладов, был осужден на 10 лет лагерей, но досрочно освобожден в 1932, а в 1933 покинул лагерь (он оставался там вольнонаемным, ожидая освобождения своей супруги)[16]. С него была снята судимость, и ЦИК СССР в 1933 г. восстановил Лосева в гражданских правах, а это означало свободное возвращение в Москву. В.Μ. Лосева после Лубянки и Бутырок[17] получила 5 лет лагерей на Алтае, затем переведена к мужу на стройку Беломорско-Балтийского канала и вернулась в Москву также в 1933 г.
Профессора H.Н. Бухгольца, известного университетского физика, арестовали по одному делу с Лосевыми, но дело прекратили и освободили арестованного. А.В. Сузина отправили в лагерь. Г.А. Рачинский, бывший Председатель Философско-религиозного общества памяти Вл. Соловьева, привлекался как свидетель. Арестовали П.С. Попова, товарища Лосева по университету, хотя в кружке Егорова он, по его словам, не состоял, участвуя только в заседаниях, и с Лосевым после 1924 г. встречался только на работе ГАХНʼе[18]. Благодаря хлопотам своей супруги, А.И. Толстой, Попова вскоре освободили, и он уехал из Москвы (в Московской области запретили жить 3 года)[19]. Профессора Д.Ф. Егорова после следствия в тюрьме выслали по приговору на 5 лет в Казань, где он вскоре скончался в 1931 г.[20] Участника имяславских собраний артиста Μ.Н. Хитрово-Крамского сослали в Восточную Сибирь. Н.В. Петровский, университетский друг А.Ф. Лосева, отправился вместе с ним в лагерь на Свирьстрой. В.А. Баскарева, преподавателя, художника, освободили после следствия. Г.И. Чулков, поэт и друг Вяч. Иванова, бывал на имяславских собраниях, но не привлекался по этому делу, так же, как и инженер В.Н. Пономарев.
Так, в 1930 г. печально завершилась участь докладчиков и слушателей скромных заседаний имяславского кружка, проходивших в начале 20-х годов[21].
С «Диалектикой мифа» связан также ряд печатаемых здесь материалов.
Рукопись под названием «Первозданная сущность» была обнаружена мною в 1992. Она написана на бумаге, сложенной в виде тетради большого формата. Листы сморщены, попорчены песком и известкой (следы пожара в августе 1941 г., когда был фугасной бомбой уничтожен дом Лосева), чернила лиловые. Текст написан без помарок, цитаты из Дионисия Ареопагита и Добротолюбия целиком не приведены, а даны указания на их начало и конец. Рукопись начинается с п. 2 «Понятие ангела», и эта часть вполне завершена. Как известно, в конце «Диалектики мифа» Лосев предполагал посвятить дальнейшее специальное исследование абсолютной мифологии (противопоставляя ее относительной мифологии), к которой относятся также бесплотные силы, т.е. вся ангелология. Среди возвращенных мне из ФСБ РФ бумаг есть машинопись большого объема (без названия), составной частью которой является «Первозданная сущность». Теперь известно, что мы обладаем незавершенным текстом «Абсолютной мифологии», которую собирался исследовать Лосев вслед за относительной мифологией «Диалектики мифа».
Фрагмент «Первозданная сущность» впервые мною напечатан в журнале «Символ», Париж, 1992, № 27, с. 255 – 280, причем редакция журнала раскрыла полностью все цитаты, данные у автора сокращенно. См. также: А.Ф. Лосев. Миф. Число. Сущность. Μ., 1994 (изд-во «Мысль»), с. 234 – 262.
Фрагмент «Миф – развернутое магическое имя» назван мною так, исходя из контекста. Это страницы, не вошедшие в «Диалектику мифа», то ли снятые самим Лосевым, то ли цензурой. Рукопись с. 124 – 135 на бумаге, близкой по формату к современной для пишущих машинок, помечена п. 3. Перед ним завершается п. 2 (с. 123 рукописи, соответствующая с. 240 в 1-м издании книги) главы XIII «Окончательная диалектическая формула». В качестве примера магии имени приводится заклинательная молитва в чине изгнания беса из Требника Петра Могилы. Вслед за этой молитвой должен идти наш фрагмент, а затем слова, завершающие гл. XIII.
«Миф – развернутое магическое имя» есть не что иное, как философские размышления об Имени Божием, в то время как богословское обоснование Имени Божьего было дано Лосевым в тезисах письма к о. Павлу Флоренскому в 1923 г. (см. выше). «Философским тезисам ономатодоксии» была посвящена глава V работы Лосева, начатой в 1929 г. и имеющейся у нас в неполном виде.
Три главные принципа имени, как умной энергии, а именно его мифологичность, магичность и эвхологичность, так и не вошли в «Диалектику мифа».
Обладая теперь авторской машинописью «Диалектики мифа» с рукописными вставками и исправлениями (см. выше о возврате архивных материалов Лосева), можно сказать с уверенностью, что в машинописном экземпляре нет пассажа о мифе – развернутом магическом имени. Остается вопрос, добровольно ли снял его автор из сохранившейся рукописи или здесь свою роль сыграла цензура?[22]
Фрагмент напечатан мною впервые в журнале «Символ», Париж, 1992, № 28, с. 217 – 230. См. также: А.Ф. Лосев. Миф. Число. Сущность. Μ., 1994 (изд-во «Мысль»), с. 218 – 232.
«Абсолютная диалектика = Абсолютная мифология» – фрагмент (с. 77 – 124 рукописи), тоже относящийся ко времени написания «Диалектики мифа». Рукопись хорошо сохранилась и представляет собою сложенные в виде тетради листы большого формата, чернила черные, кроме первых двух – фиолетовых. Почерк достаточно ясный, характерный для Лосева 20-х годов.
Здесь трактуется проблема троичности, и текст примыкает к двум фрагментам, о которых говорилось выше. Наш фрагмент сопровождается сложной таблицей-схемой. Он напечатан впервые в журнале «Начала» Μ., 1994, № 1, с. 4 – 35 и затем был перепечатан с уточнением в томе А.Ф. Лосев. Миф. Число. Сущность. Μ., 1994, с. 264 – 298 (изд-во «Мысль»). Этот фрагмент (как теперь установлено) входит в большую рукопись, составной частью которой является «Первозданная сущность».
Безымянная рукопись, условно названная мною сначала, исходя из контекста, «Диалектикой имени» и, как потом выяснилось, ошибочно, имеет свою историю. Первоначально она заявила о себе найденной мною в 1989 г. одной машинописной страничкой со следами пожара и песка (следствие бомбежки дома Лосева) и представлявшей конец предисловия, где были указаны пять глав всей работы, а также указана дата ее начала, 14 февраля 1929 г. В дальнейшем я обнаружила рукопись в 120 стр., написанную лиловыми чернилами, почти без помарок, на желтоватой бумаге, сложенной в виде тетради большого формата. Полностью сохранилось Предисловие и три первые главы работы, IV гл. сохранилась частично, V – «Философские тезисы ономатодоксии» отсутствует.
Рукопись, обнаруженная мною, не имела заглавия, начиналась прямо с «Предисловия», осененного знаком креста. Сличив это Предисловие со страничкой, найденной раньше, я убедилась в их идентичности. На этом пришлось остановиться.
Однако в дальнейшем в архиве Лосева я обнаружила машинопись, озаглавленную «Вещь и имя». Сличив безымянную рукопись с машинописью, я заключила, что эта последняя есть модификация первой редакции.
Машинопись «Вещь и имя» напечатана в той редакции, что сохранилась в архиве Лосева в кн. А.Ф. Лосев. Бытие. Имя. Космос. Μ., 1993 г. В ней нет предисловия, которое открывает безымянную рукопись, нет гл. IV «Из истории имени» и гл. V «Философские тезисы ономатодоксии». Здесь произошло вполне сознательное изменение исходного текста, которое становится очевидным при сравнении обеих работ. Но и этого мало. В архиве, переданном мне из ФСБ России (см. выше) я обнаружила машинописный текст работы под названием «Вещь и имя (опыт применения диалектики к изучению этнографических материалов»), причем слова в скобках вписаны автором от руки и видно, что подзаголовок дан позже с учетом каких-то цензурных обстоятельств. Отсюда и «этнографические материалы», редуцирующие магию имени, о которой упоминалось в Предисловии. В этом варианте Предисловие вполне соответствует Предисловию безымянной рукописи, но здесь оказалось всего три главы (I – Действительность, II – Имя, III – Имя и вещь), хотя в Предисловии указаны: IV – Из истории имени и V – Философские тезисы ономатодоксии.
Однако среди возвращенного архива я обнаружила сложенную вдвое пачку машинописных страниц под названием: IV – Из истории имени. Судя по всему, автор пересматривал, дополнял, разрабатывал свой текст. На последней странице стоит наименование завершающей главы V: Философские тезисы ономатодоксии, но сам текст отсутствует. Как мне теперь стало известно из «Дела Лосева и др.» № 100256, он написал целую книгу «Вещь и имя», которая во время его ареста уже находилась в типографии Иванова в Сергиевом Посаде и была разрешена цензурой (показания Лосева 11/V – 1930 г.), т.е. полный экземпляр книги исчез, а при обыске забрали материалы разных незавершенных вариантов. Таким образом, мы имеем 1-ю безымянную редакцию в авторской рукописи, без V гл.; 2-ю редакцию – машинопись под названием «Вещь и имя (опыт применения диалектики к изучению этнографических материалов)», отдельную IV гл. «Из истории имени» и 3-ю редакцию, машинопись «Вещь и имя» в три главы, в модифицированном по сравнению с 1-й редакцией виде уже после возвращения Лосева из лагеря и впервые напечатанную в томе его сочинений 1993 г.
В нашем издании мы печатаем исходный рукописный текст работы, не имеющей названия, но являющейся 1-й редакцией «Вещи и имени». Работа «Вещь и имя», опубликованная в томе «Бытие. Имя. Космос» Μ., 1993, была сознательно изменена автором, вернувшимся из лагеря и пытавшимся напечатать свою работу в новых условиях.
Приведем ряд примеров, которые указывают на сглаженность новой редакции «Вещи и имени» по сравнению с первоначальным, представленным в нашем издании.
Предисловие 3-го варианта «Вещь и имя» написано от руки Лосевым совершенно заново. В этом предисловии выделяется сáмое самó (вспомним о большой работе «Сáмое самó», напечатанной в изд. А.Ф. Лосев. Бытие. Имя. Космос Μ., 1993), о котором нет ни слова в предисловии 1-й рукописной редакции, всецело и резко направленном против «механистов» и «позитивистов». Эта группа советских философов выступала в бесплодных спорах против т.н. «диалектиков» в дискуссии, развернувшейся в 1926 – 1929 гг. между А.Μ. Дебориным и его учениками – «диалектиками» – с одной стороны, и «механистами» – с другой (Л.И. Аксельрод, И.И. Скворцов-Степанов, А.К. Тимирязев и др.).
Весь стиль 3-го варианта сочинения «Вещь и имя» по сравнению с 1-м рукописным слегка приглажен и лишен резких выпадов против позитивистов. Так, на стр. 10 (1-й вариант в перепечатке) идет речь о «страшилищах» «идеализма» и «материализма». В 3-м варианте «В. и И.» эти слова зачеркнуты, но зато на стр. 4 – 5 сделана вставка о «cáмом самóм». В 1-ом есть слова на с. 15 – 18 о том, что основу данной работы о слове и имени составляет опыт «живой жизни», магия и живые религии. В 3-м эти страницы отрезаны, так что указана связь работы Лосева только с философией и логикой, но не с религией. Любимое слово Лосева 20-х годов «умный» («умный свет», «умное виденье») в 3-ем варианте не встречается. Во 2-ом тезисе 1-го варианта слово «смысловой» поясняется словом «умный» (с. 26), но в 3-ем варианте оно выброшено. «Умная энергия» в 1-ом (с. 48) и в 3-ем (с. 33) выброшена и заменена на «смысловой». То же самое на с. 59 1-го варианта и с. 46 3-го варианта. Выбрасываются слова «интеллигентный», «интеллигенция» (1-й вар. с. 32, 33; 3-й вар. с. 16). Также на с. 15 3-го варианта выброшены ссылки на собственные книги Лосева – «Философию имени» и «Диалектику художественной формы», которые были в 1-ом (с. 32). Вместо них упоминается некий «другой очерк». На с. 31 – 32 1-го варианта идут резкие выпады против механистов:
«Как бы ни злились механисты и как бы ни мечтали удушить живую жизнь»,
«как бы механисты ни расстреливали живую жизнь (чужую душу нельзя расстрелять…)».
Автор буквально кричит «есть, есть и есть» различие между одушевленной и неодушевленной природой.
«…Вот хоть лопните от злости, а есть, есть и есть, тысячу раз есть, миллион раз есть, есть и есть!!!»
Сам себя автор с горечью, но и с гордостью именует «я идеалист и мракобес» (с. 32), открещиваясь от механистов (с. 31). Все эти отчаянные слова отрезаны в 3-ем варианте. Даже такое личное обращение в философском тексте: «Прошу только одно…» (1-й вариант с. 70) выброшено в 3-ем (с. 56 – 57). Последний абзац конца 1-го варианта, где речь идет об «истории религиозного сознания» и о переходе к главнейшим выводам, полученным из живой религии (с. 117 – 118), весь снят в 3-ем варианте. Зато все развернутые в 1-ом варианте тезисы от I до X повторены с минимальными отклонениями в 3-ем. Из вполне академического, изданного в 1993 г. текста мы приходим к выводу, что этот 3-й вариант был сделан после возвращения Лосева из заключения и готовился им для печати.
«Средневековая диалектика» (а это, собственно говоря, тоже учение об имени) относится ко второй половине 60-х годов. Она писалась по заказу Института философии АН СССР и по инициативе чл.-корр. АН СССР Μ.А. Дынника, с которым А.Ф. был знаком раньше, но никаких связей, как и с другими философами, не поддерживал. В эти годы Институт философии АН задумал издать серию книг по диалектике. Проще всего им было это сделать с античностью, где давно в советской науке господствовали традиционные шаблоны. Камнем преткновения оказалось Средневековье. Философ Μ.А. Дынник, имея вполне надежную информацию о Лосеве, и официальную и неофициальную, прибыл к нам на Арбат как добрый знакомый[23] с интересным предложением – писать «средневековую диалектику», на что и получил согласие Лосева. Однако это предприятие так и не удалось завершить. В 1971 г. Μ.А. Дынник скончался. Не осталось заинтересованного человека, и рассудительные руководители Института философии решили оставить в покое Средневековье и перейти сразу к Новому времени. Рукопись лежала без движения, пока киевский журнал «Философська думка» не напечатал на украинском языке 2-ю главу этой работы (1970, № 3, с. 39 – 49), которая была сокращена и отредактирована применительно к журналу. Уже после кончины А.Ф. эта 2-я глава под названием «Зарождение номиналистической диалектики Средневековья. Эригена и Абеляр» была напечатана в «Историко-философском ежегоднике» Института философии АН СССР по просьбе А.Л. Доброхотова (Μ., 1988, с. 57 – 71). Гл. 4 «Расцвет и падение номинализма. Мыслительно-нейтралистская диалектика XIV в.» печаталась мизерным тиражом в «Известиях Северо-кавказского научного центра Высшей школы». Серия Общественные науки. Ростов. 1988, № 2, с. 58 – 81. Глава 1-я «Западная конструктивно-языковая диалектика VI – XI веков» напечатана там же в 1990 г., № 3, с. 25 – 35. Как видно из заголовков, они не совсем соответствуют названиям глав рукописи, а сам текст тоже каждый раз несколько редактировался.
Полностью работа Лосева здесь печатается впервые. Перед нами только 1 часть книги о тех основных типах средневековой диалектики, которые хотел рассматривать Лосев, судя по его Вводным замечаниям.
В наше издание включены три статьи А.Ф. Лосева 60 – 70-х годов, чрезвычайно для него характерные.
Обстоятельства сложились так, что с начала 60-х годов Лосев в МГПИ им. Ленина стал работать на кафедре общего и сравнительного языкознания, которой заведовал проф. И.А. Василенко. Гнетущая атмосфера кафедры классической филологии (ее в это время закрыли) сменилась дружественной и спокойной обстановкой, которой всячески способствовал И.А. Василенко и в дальнейшем его преемники. Именно в это время Лосев возвращается к своим излюбленным темам по философии языка, оформленным в новой терминологии, соответствующей современному состоянию науки и вполне адекватной лосевским идеям. Появление структурализма в это время расширило сферу лингвистических интересов Лосева. Давние идеи о коммуникативном значении языка, роли знака, символа, мифа в практике отдельного человека и общества, теория моделей – парадейгматика – получили у Лосева новое развитие. Одновременно с работами по языку он опубликовал книгу «Проблема символа и реалистическое искусство» (1976), в которой обратился к своим излюбленным темам о соотношении мифа и символа, а также к логике символа и функции символа в художественном слове. Работа над эстетикой стоиков привела его к философским проблемам их грамматического учения, исследованного и в отдельных статьях, и в т. V. «Истории античной эстетики. Ранний эллинизм» Μ., 1979. Добавим, что каждый из восьми томов «Истории античной эстетики» содержит огромный материал по философской и эстетической терминологии, а также синонимике и этимологии. Так, с 1965 г. и до конца жизни шло интенсивное печатание языковедческих трудов философа имени (сорок две печатных работы), среди которых несколько сборников статей и книг: «Статьи и исследования по языкознанию и классической филологии» Μ., 1965, «Введение в общую теорию языковых моделей» Μ., 1968, «Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию» Μ., 1982, «Языковая структура» Μ., 1983. «В поисках построения общего языкознания как диалектической системы» (стостраничная работа в сб. «Теория и методы исследования языка» Μ., 1989 – вышла после кончины автора).
Помещаемые здесь статьи печатались в следующих изданиях. «О коммуникативном значении грамматических категорий» впервые в сб. «Статьи и исследования по языкознанию и классической филологии» Μ., 1965 (2-е исправленное издание в кн. «Языковая структура» с. 179 – 214). «Учение о словесной предметности (лектон) в языкознании античных стоиков» впервые в сб. «Вопросы семантики русского языка» Μ., 1976 (2-е изд. в исправленном виде в книге «Знак. Символ. Миф». Μ., 1982, с. 168 – 182). «Проблема вариативного функционирования поэтического языка» впервые в кн. «Знак. Символ. Миф». Μ., 1982, с. 408 – 452.
Следующий раздел нашей книги представлен переводами 30-х годов. Это, во-первых, «Уцелевшие главы Каллиста Катафигиота, обдуманные и весьма высокие о божественном единении и созерцательной жизни» – трактат XIV в. (автор по своим идеям близок к Дионисию Псевдо-Ареопагиту) позднего византийского неоплатоника. Во-вторых, «Таинственное богословие» Дионисия Ареопагита, Послание к Тимофею с приложением – письмом Николая Кузанского от 1453 г. к аббату и братьям в Тегернее. Перед нами самый маленький по объему трактат из всего корпуса Дионисия Ареопагита, который дважды полностью был переведен Лосевым. Один перевод частично исчез после ареста его автора в 1930, частично был взят при обыске. Переведенный во второй раз корпус Дионисия погиб при уничтожении бомбежкой дома Лосева в августе 1941 г. (Москва, Воздвиженка, 13). В третий раз А.Ф. не решился переводить этот любимый им труд христианского неоплатоника. «Нет соизволения Божьего», – говорил он. Сохранился лишь этот маленький трактат и специально переведенное А.Ф. в качестве Приложения письмо Николая Кузанского, великого философа-неоплатоника, диалектика и католического кардинала эпохи Возрождения (1401 – 1464), которого Лосев изучал и переводил. В 1937 г. были изданы «Избранные философские сочинения» Н. Кузанского, где поместили три трактата в переводе Лосева (с. 158 – 363), однако в достаточно искаженном виде и без развернутых комментариев. В издании «Сочинения Николая Кузанского» Μ., 1979 – 1980 (изд. «Мысль») эти переводы вышли (или тогда «В издание…») в новой редакции – «Простец об уме», «О возможности бытия» (у Лосева было «О бытии-возможности»), «О неином». В своей «Эстетике Возрождения» (1978, 2 изд. 1982). А.Ф. посвятил Николаю Кузанскому большую главу. Судя по сведениям из «Дела Лосева» № 100256 к моменту ареста у А.Ф. была сдана в государственную типографию в Твери книга «Николай Кузанский и Средневековая диалектика», разрешенная Главлитом (показания А.Ф. Лосева 11/V – 1930 г.).
И, наконец, перевод трактата из 64 глав о сущности и энергии Божией. Имя автора трактата и его название в машинописи архива Лосева отсутствуют, определить их сначала не удалось, хотя В. Бибихин (знаток византийской философии религии) пересмотрел на этот предмет множества византийских текстов. Однако в бумагах, переданных мне из ФСБ оказалось свидетельство Лосева о том, что это его перевод трактата св. Марка Эфесского «О сущности и энергии». Первые два трактата сверены с подлинниками В.В. Бибихиным. Он внес необходимые поправки, исходя из состояния новых изданий текста. Все три трактата В.В. Бибихин снабдил своими примечаниями.
Отдельный раздел составляют беседы с А.Ф. Лосевым, из которых становятся ясными неизвестные факты его внешней и духовной биографии, его взгляды на веру, науку, богословие, состояние церкви в предреволюционные годы, его воспоминания о положении верующих в 20-е годы, о его литературных и философских пристрастиях. Эти беседы записывались В.В. Бибихиным (по его словам таких записей у него несколько сот страниц), которого мы с А.Ф. знали, когда он был еще студентом III к. Института иностранных языков им Μ. Тореза.
B. Бибихин появился в доме Лосева в качестве секретаря А.Ф. в конце 60-х – начале 70-х годов, и как-то само собой стал у нас близким человеком (его рекомендовала нам Ю.Μ. Каган, ученица Лосева, преподаватель Иняза). Он поражал не только знанием многих европейских языков, но главное, человеческими своими качествами, какой-то отрешенностью от грубой повседневности, готовностью помочь и вместе с тем удивительной ненавязчивой скромностью и бескорыстием. А.Ф. ни с кем не разговаривал столь доверительно, но с Володей – охотно. Лосев ценил понимающего его собеседника (а таких было мало). Правда о записях Бибихина никто из нас не знал. Если бы Володя признался в них, то двери дома тотчас перед ним закрылись – Лосев был научен жизнью. Помню, уже в конце 70-х годов на даче в «отдыхе» под кленами, где всегда работали, Володя вдруг спросил А.Ф.: «А хотите послушать свой голос» – и тут же включил магнитофон, принесенный с собой. А.Ф. впал во гнев: «Владимир, чтобы этого больше никогда не было», – с возмущением сказал он. И Володя послушался. А вот тогда, записывая скорописью (а может быть и на пленку) и удивительно точно передавая интонации и модуляции голоса своего собеседника (я это чувствую по тексту лучше всех), он упорно хранил свою тайну для будущего. И был прав.
Есть в нашей книге и запись бесед с Лосевым о. Алексея Бабурина, теперь известного священника и врача, настоятеля храма Николая Угодника в селе Ромашкове вблизи Москвы. В 80-х годах он, студент-медик, подрабатывал массажем и регулярно бывал у нас в доме, тоже став близким человеком. И ему А.Ф. доверял. Записей у о. Алексея, по его словам, много. Он их делал сразу, приходя домой, чтобы не забылись. Это в основном беседы на богословские темы и воспоминания о церковной жизни 20-х годов.
Одни записи В.В. Бибихина впервые были напечатаны под названием «Из рассказов А.Ф. Лосева» в «Вопросах философии» 1992, № 10, с. 139 – 146. Другая подборка записей – тоже «Из рассказов А.Ф. Лосева» печаталась в журнале «Начала» 1993, № 2, с. 124 – 144. Третья подборка – в «Началах» № 2 – 4, 1994 г., с. 233 – 238. Записки о. Алексея Бабурина впервые напечатаны за рубежом в «Новом журнале» (Нью-Йорк) 1993, № 192 – 193, с. 444 – 453, в России в журнале «Москва» 1995, апрель, с. 187 – 190 под названием «Монах Андроник. Из разговоров с А.Ф. Лосевым»; в «Началах», 1994, № 2 – 4, с. 239 – 247.
Те, кто хочет себе уяснить целостность пути философа, эстетика и мифолога А.Ф. Лосева, для которого имя, миф, число явились центром всех его исследований, должны обратиться к его восьмитомному (в 10 книгах) труду «История античной эстетики» (1963 – 1994), к «Эллинистически-римской эстетике I – II вв. н.э.» (Μ., 1979) и «Эстетике Возрождения» (Μ., 1978, 2 изд. 1982).
Античная эстетика (по Лосеву она составляет единство с философией и мифологией)[24] была доведена ее автором до VI в., т.е. охватила не только античность языческую, но и раннее христианство. Многие важнейшие принципы античной философии, как эйдосы Платона, Ум-Перводвигатель Аристотеля, Первоединое Плотина, иерархия божественных сил и Единое Прокла – все это основано на тончайшей диалектике и оказало влияние на идеи восходящего христианства. Диалектика, унаследованная у античных философов, была важным инструментом при постановке и выработке тринитарной проблемы, в богословствовании великих каппадокийцев, в спорах об Имени Божием в IV в., в знаменитом корпусе Псевдо-Дионисия Ареопагита (VI в.), особенно в трактатах «О божественных именах», «О небесной иерархии», в сочинениях Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина – знатоков античной философии. Без завершителя античной философии неоплатоника Прокла непонятен великий диалектик и богослов XV в. кардинал Николай Кузанский.
Все эти сложные взаимосвязи философских, богословских и особенно догматических вопросов нашли свое глубокое понимание, исследование и объяснение не только в работах А.Ф. Лосева 20-х – начала 30-х годов, но и в его «деле жизни» – «Истории античной эстетики».