Имя - Смерть

Глава 13

Ночь была долгая. Наступили самые темные дни в году. Муха безмятежно спала, отвернувшись к стене, свернувшись в клубок, как большая кошка. Ивану тоже удалось выспаться. На несколько часов он будто в воду провалился.

Проснулся он в полной темноте. Чиркнул зажигалкой, поднес ее к наручным часам – он забыл их снять на ночь. Часы показывали половину шестого.

Он погасил зажигалку и стал смотреть в темноту ослепленными глазами. "Все хорошо, – сказал он себе. – Я чист. Серега и его бабка на совести медсестры. В убийстве телевизионщика обвиняют не меня, а Муху. Следствие кончено, машину мне вернули. Начался розыск. И опять же, ищут не меня.

Деньги у меня есть. Работа тоже есть, и даже получил я за нее вперед, и гораздо больше, чем нужно.

Чего же мне еще надо?"

Рядом с его плечом тихо дышала Муха. Он слегка повернулся, вгляделся в мягкие очертания ее тела под одеялом. «Фигура у нее классная, – подумал он. – Разбудить, что ли? Вчера она была совсем не против… Или дать поспать?»

Он снова чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к лицу девушки. Она не притворялась – спала крепко, даже огонь ее не потревожил. Губы у нее пересохли, а вот ресницы, наоборот, были мокрые, будто она плакала во сне. Внезапно она шевельнулась, и он увидел, как у нее под веками быстро задвигались глазные яблоки. «Сон видит! – понял Иван. – Посмотреть бы, что ей снится». Зажигалка перегрелась, и он был вынужден погасить ее, хотя ему хотелось посмотреть на девушку подольше. В темноте Муха внезапно простонала и быстро заговорила на незнакомом языке:

– Менын бала… Менын балапан… <Мой малыш, мой цыпленочек (каз.).>.

Он слушал ее почти полминуты и не понял ни слова. «Это по-казахски, – подумал он. – А говорила, что языка не знает. Во сне на нем разговаривает – значит, хорошо знает. Она все врет, она постоянно врет». Муха умолкла. Он отодвинулся к краю постели и задумался. Самым разумным сейчас было встать и уйти отсюда навсегда. Деньги у девчонки есть, за квартиру уплачено вперед. Причем из его личных денег. Как-то постеснялся он брать деньги у нее. А она не предложила, когда он шел к знакомому агенту. Если он сейчас уйдет, все проблемы будут сняты раз и навсегда. Зачем ему с ней возиться? Девчонка в розыске, тут она вряд ли наврала. Только вот кто ее ищет? Милиция? Или дружки, которым она насолила? Что он вообще о ней знает? Все известно ему только с ее слов, а как можно верить ее словам?

Иван встал и бесшумно оделся, не включая света.

Глаза постепенно привыкли к темноте, да и темнота не была полной – за окном пролегала оживленная улица, по ней уже шли машины, там горели фонари.

Он подошел к окну. Снег давно прекратился. Улица была белая и деревья тоже белые, чистые. «Если чуть-чуть потеплеет, вся красота растает, – подумал он. – А впрочем, не важно. Зима только начинается, успею насмотреться». Он был готов уйти. Вещей у него с собой никаких не было. Муха тоже заявилась сюда без своей сумки… Видимо, ей действительно пришлось туго, раз бросила все веши. Он мог уйти, но не уходил. Стоял у окна, приоткрыв форточку, и курил первую за день сигарету. На подушке виднелось черное пятно – волосы Мухи. Внезапно пятно зашевелилось. Муха подняла голову:

– Ваня? Ты где?

– Здесь, – негромко ответил он.

Девушка села в постели, закутавшись по уши в одеяло:

– Ты решил уйти?

Он помялся, потом ответил:

– Да, пойду.

– Дела? – И, не дожидаясь ответа, она кивнула:

– Я все понимаю. Я ведь не прошу, чтобы ты сидел со мной круглые сутки… Но ты вернешься?

Скажи, ты сюда вернешься?

– Смотря когда, – осторожно ответил Иван. – Сегодня у меня будет тяжелый день.

– Ванечка, ты мне хотя бы позвони из города! Мало ли что тут случится… Я сама не своя… Позвонишь? – жалобно попросила она. – Здесь же есть телефон?

Иван зажег свет, нашел в углу на столике телефонный аппарат, списал с него номер на бумажку и протянул ей:

– Это тебе.

Второй экземпляр он сделал для себя. Муха немного успокоилась:

– Я буду ждать. Но я тебя еще хотела кое о чем попросить… Не купил бы ты для меня продуктов?

Хотя бы каких-нибудь… Я бы ужин приготовила к твоему приходу.

– Слушай, у меня не будет времени. Неужели не можешь сама выйти в магазин?

– Был бы ты в розыске, не говорил бы так… – поникла она. – Мне даже внешность изменить нельзя.

Как я это сделаю? Ни парика, ни косметики, ни другой одежды…

– А где все твои вещи? Я помню, что у тебя была большая сумка.

– У Даны осталась.

– В той комнатке напротив кухни? Там ее не было. Я смотрел.

– Плохо смотрел. Она была на антресолях, там есть антресоли.

– Как же ты жила там столько времени на глазах у соседей? Или они знали, что ты там обитаешь?

А мне врали?

– Как же! Ничего они не знали.

– Сколько ты там прожила?

– Недолго. Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было там оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру… А соседи эти круглые дураки. Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.

Дверь всегда была заперта. Днем я обычно спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом – следующая дверь. Света я не зажигала. Ванну принимала, когда эти придурки уходили в институт или на работу.

– Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? – спросил Иван.

– Откуда мне знать? – довольно кокетливо ответила Муха.

– Голову бы оторвал.

– А вместо этого рубашку украл. – Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. – Вот спасибо тебе! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.

– Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего; – признался Иван.

– Снять? – Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.

– Ну давай. – Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:

– Ну, иди скорей сюда… Что же ты стоишь как неродной? – И вдруг кинула рубашку ему в лицо.

Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему:

– Еще так рано, куда ты собрался?.. Лучше оставайся со мной.

Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Она пожималась от его ласк, хихикала и шептала ему на ухо что-то непонятное, хотя и по-русски. Он не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл. Пусть даже ее страсть была поддельной, ведь она – прирожденная фальшивомонетчика:

Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет. Муха зашевелилась первая. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ:

– Ванечка, – нежно позвала она. – Нам с тобой есть нечего.

Он приподнял голову, Потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень.

Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Он понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: "Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. А она теперь перевела стрелки – уже нам с ней есть нечего… А с другой стороны – что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, а характер у меня нелегкий… Правильно себя ведет.

Что с женщины взять?"

Он наскоро умылся. Побриться здесь было невозможно – у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:

– Вань, у тебя нет хотя бы гребешка? Мне расчесаться нечем.

Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:

– Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь.

Помою голову, вытру полотенцем, и все.

Она засмеялась:

– А если я не расчешусь, то волосы придется наголо сбривать. Они просто в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?

– Ладно, схожу, самому есть хочется, – ответил он и взглянул на часы:

– Твое счастье, что магазины уже открываются.

Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Закупил мыло в больших количествах, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи купил массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы, их продавали у метро. Для себя приобрел бритву «Жиллет», помазок, крем для бритья, потом лосьон после бритья, которым вообще-то никогда не пользовался… Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой мужской туалетной воде. «Жениться, что ли, собираешься?» – спросил он себя и на этом успокоился. Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил все это богатство на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.

– Что ты приуныла? – спросил он.

– Ничего. Жить хочется.

– Ты и живешь.

– Нет, – вздохнула девушка и положила вилку. – Это не жизнь.

– Тебе чего-то не хватает?

Она промолчала, только слегка пожала плечами, как бы говоря: «Глупый вопрос…» Иван не хотел продолжать этот разговор. Это ни к чему бы не привело.

Он встал, сунул свою грязную тарелку в раковину, натянул куртку:

– Мне надо идти.

– Ваня. – Она робко поднялась из-за стола. – Ты вернешься?

– Вернусь.

– Я тебе доставила столько неприятностей… – пробормотала она.

– Если смерть друга – это простая неприятность… – начал он, но она вдруг зажала ему рот сухой горячей ладонью:

– Не надо!

Он отвел ее руку, застегнул куртку:

– Муха, у нас с тобой могут быть какие угодно отношения. Но Серегу я тебе никогда не прощу. Ты это запомни.

– Я знаю – ты все равно меня не сдашь… – прошептала она.

Его рука сама поднялась. Он и не понял, как дал ей звонкую пощечину. Муха отшатнулась, прижалась к стене. Она даже не пыталась защищаться, и глаза у нее были не злые. Скорее растерянные или виноватые. Выглядела она жалко и напоминала какого-то редкостного зверька, загнанного в угол большой злой овчаркой.

– Я ухожу, – сказал он. – Когда вернусь, не знаю.

Запомни – я ненавижу, когда меня начинают допрашивать, куда я пошел и что буду делать. Ты меня хорошо поняла?

– Я поняла.

– Пока.

Он вышел, захватив с собой второй комплект ключей. Это он сделал машинально. Вышел из подъезда, отпер машину, начал прогревать мотор – ночью был легкий морозец. Сидя за рулем, включил печку и стал размышлять, что делать дальше. И прежде всего – как быть с деньгами? Шесть тысяч (если забыть о деньгах, которые он потратил) были все еще у него в кармане. Одиннадцать тысяч лежали в той квартире, где осталась Танька. Все это было глупо и очень неудобно. Ездить с деньгами и оружием, на которое даже нет разрешения, – ничего не может быть рискованней. Деньги надо было где-то спрятать. Где? Серега их прятал у бабки. Иван не мог придумать ничего лучше, чем отдать их матери на временное сохранение. Мать, конечно, не удержится и обязательно проверит, что именно ей отдал сын. Увидит такую сумму… Начнет мучиться, страдать, подозревать его…

«Ну и пусть!» – сказал он себе. Другого тайника у него не было. Пока не найдет чего-то более удобного – мать лучше всех сохранит деньги, Иван поехал к Таньке.

Он ждал неприятной встречи. Танька сразу все поймет, едва взглянув на его лицо. Объяснять что-то не хотелось, а в очередной раз ругаться было просто противно. Но ему крупно повезло – девушки не было дома.

«Ушла в училище, – понял он, увидев, что все ее вещи целы. – Значит, она меня еще ждет. Дурочка!» Он забрал деньги, пересчитал их. Все было цело. Постоял в комнате, раздумывая – не написать ли записку? Хотя бы из вежливости, чтобы потом легче было вернуться… Но что-то ему говорило – сюда он уже не вернется никогда.

Потом он поехал к матери. И тут ему относительно повезло – ее не было дома. Относительно – потому, что он хотел ее увидеть. В прихожей Иван увидел свою сумку. Ту самую, с которой приехал из Эмиратов. Как давно это было! Он заглянул туда, ощутил непривычный запах свежего белья. Иван по очереди доставал свои вещи – рубашки, майки, белье, нюхал их, рассматривал. Мать все до последней тряпки перестирала, перегладила, починила, пришила пуговицы… И уложила обратно в его сумку аккуратными стопочками. Значит, не рассчитывала, что сын когда-то будет жить у нее. Она заранее знала, что он уйдет…

Иван присел к столу, нашел листок бумаги, ручку, начал старательно выводить буквы: «Ма, я зашел утром, тебя не было…» Писание давалось ему с трудом – как-то отвык от этого дела. «Ты за меня не переживай. У меня все нормально. Я сейчас не буду жить на той квартире. Там пока Танька. Ты ей не звони, не надо. Я поживу у друга. С Танькой у нас все почему-то разладилось».

Писать было тяжело. Слова ему не давались. Иван закурил, поискал взглядом пепельницу. Не нашел, принес с кухни блюдечко, опять уселся за стол и продолжал писать: «Я тут оставлю тебе сверток. Это не мое, а моего друга, к которому я иду жить. Он просил подержать его, временно. У него сейчас ремонт, он боится, что пропадет, там не дом, а проходной двор. Я буду ему помогать. Ма, в свертке – деньги. Это его деньги».

Он почти не рассчитывал, что хитрость удастся – мать все равно начнет переживать, волноваться – как же, ведь деньги, получается, чужие? Но он не хотел, чтобы она знала правду.

«Жалко, что я не могу тебя дождаться, Я соскучился. Видел свои вещи, спасибо большое. Я работаю, здоров, у меня все нормально. Как-нибудь зайду». И подписался: «Твой сын».

В сверток с одиннадцатью тысячами он доложил еще две – из своего нового запаса. Потом подумал и доложил еще пятьсот долларов – чтобы не было ровно тринадцать. Иван в таких делах иногда становился суеверен. При себе у него осталось немногим более двух тысяч – он все-таки изрядно потратился в последние дни. С этими деньгами он и поехал осуществлять свое последнее задание.

В это время дня его клиента можно было застать только дома – а он жил в подмосковном дачном поселке, в огромном особняке. В офис добирался на машине. За рулем сидел сам. Это Иван уяснил из записок, сделанных женой коммерсанта, а кое-что ему еще раньше рассказывал Сергей, когда начинал раскручивать это дело. В Подмосковье ехать было уже поздно – клиент давно уехал на работу.

Иван отправился посмотреть на офис. Здание его не впечатлило – так себе, не слишком шикарно.

В этом же здании находилось множество других фирм, судя по табличкам, прибитым к парадной двери. Иван не стал мелькать на глазах у охранников. Подъехал, посидел в машине, выкурил сигаретку и пропал. Среди прочих сведений жена указала ему адрес любовницы, из-за которой должна была рухнуть ее семейная жизнь. Иван съездил и по этому адресу, осмотрел местность и остался доволен.

Рядом автострада, много переулков, есть где поставить машину, есть куда удирать.

Он наметил довольно простой план – оставить машину в переулке, естественно, не в том, где жила любовница клиента, а рядом. Дождаться, когда клиент выставится в качестве хорошей мишени. Выстрелив, уйти пешком через проходной подъезд – такой обнаружился прямо напротив дома, где жила любовница. Иван проверил – из окна второго этажа, на лестничной площадке, прекрасно просматривался весь двор. Он поднялся также на чердак, чтобы проверить – нельзя ли уйти оттуда. Чердак был заперт на большой висячий замок, совершенно ржавый. Иван не стал с ним возиться, к тому же он был не уверен, сможет ли пробраться по чердаку к другому подъезду. Не стоит ничего усложнять – так всегда говорил Серега. Теперь надо было только дождаться, когда клиент появится возле дома своей любовницы. Один ли он будет или приедет с ней – значения не имело. Те, кто находится рядом с жертвой, никогда не бросаются преследовать убийцу.

Это он знал по опыту. Ни разу ни один спутник убитого – ни мужчина, ни женщина – не вели себя толково, не пытались задержать убийц. Начинался крик, и это в лучшем случае. А чаще всего реакция была тупая – те просто смотрели сперва на труп, потом по сторонам и убегали куда глаза глядят.

Иван еще раз проехался по окрестным переулкам, внимательно изучил местность и присмотрел себе подходящую парковку – немного поодаль, за поворотом, возле трансформаторной будки. Судя по всему, тут никогда не бывало много проходящего или проезжающего народу – место довольно глухое, ни одного магазина или киоска поблизости нет.

Иван еще раз изучил фотографию клиента и порвал ее. Разорвал он и записи, которые сделала жена клиента. Теперь все это было лишним. Он запомнил эти сведения наизусть. Обрывки он спустил в унитаз в туалете при каком-то кафе, куда заехал поесть.

Потом заправился бензином. Самое муторное во всем этом было ожидание. Из записей жены клиента он знал, что чаще всего после работы ее муж отправляется к любовнице. После – одно из двух – либо он с этой девицей катит в гости или в какой-нибудь клуб развлекаться, либо возвращается домой. Один и всегда очень поздно. Возможно, все это она желала ему рассказать устно, с подробностями. Но он предпочитал не знать подробностей. Бог с ними, с такими подробностями! Еще не уснешь потом, а если уснешь, так жертва, чего доброго, приснится…

Ближе к концу рабочего дня он снова отправился на облюбованное место. Оставил машину, где и рассчитывал – за трансформаторной будкой. Если идти очень быстрым шагом от подъезда, из которого он будет стрелять, то успеет за три минуты. Он уже проверял по часам, засекал время. Бежать он не предполагал. В таких случаях все окружающие бывают настолько перепуганы и ничего не соображают, что можно и не бежать, просто скрыться побыстрее из их поля зрения.

Иван вошел во двор, быстро огляделся. Машины клиента тут не было. Не было ни одной приличной машины. Видимо, народ живет не слишком богатый.

Значит, птички еще не прилетели. Он зашел в подъезд, откуда примерился стрелять, посмотрел, какая будет видимость, если стоять прямо в дверях подъезда. Видимость была прекрасная, но и его могли в свою очередь увидеть. А вот если с площадки второго этажа – тогда никто в тот миг и не поймет, что стреляли именно оттуда… Иван поднялся туда, осмотрел прежде всего раму – не забита гвоздями, можно открыть. Он тихонько покрутил заржавелые шпингалеты, потом потянул на себя разбухшую раму.

Приоткрыл. Морозный воздух тонкой струйкой потек в затхлый подъезд. В случае необходимости он моментально распахнет окно, это и секунды не займет.

Главное, чтобы соседи не вышли…

Тут Иван тоже принял кое-какие меры. Вывернул лампочки на площадках первого и второго этажей.

Ему света будет достаточно. А вот если кто войдет в подъезд, когда он будет смываться, то просто ничего не увидит. И самого Ивана в темноте не разглядит.

Было уже довольно темно. Он порадовался, что декабрь играет за него. Если бы дело было летом, такой план никак бы не сгодился.

Теперь он просто ждал. Курить не решался – нечего оставлять за собой мусор. Через полчаса ему стало прохладно. Он выходил в переулок, проверял, открыта ли вторая дверь. Она по-прежнему была открыта. Мимо него пару раз поднимались жильцы, по они то ли просто не видели его в темноте, то ли предпочитали молча проскальзывать мимо. Наконец двор осветили фары дорогой машины. Послышалась негромкая музыка, и она немедленно усилилась, когда машина остановилась и распахнулась дверца. Иван приник к окну.

«Он, точно, и тачка явно его… – Он быстро достал пистолет и рванул на себя раму. Рама пошла легко. – А вот и девка».

Видимость все-таки была неважная. И клиент пока был отгорожен от него своей машиной. Девицу он видел прекрасно – она стояла возле самого подъезда, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Иван не разглядел, красивая она или нет. Он на нее даже не смотрел.

Он следил за клиентом. Наконец тот запер машину и выпрямился. Иван тщательно прицелился в его шапку и выстрелил.

Жутко завыла сигнализация машины – мужчина уже успел ее включить. Он упал на капот, попытался уцепиться… Ему это не удалось – он соскользнул в снег. Девица с расширенными от ужаса глазами наблюдала за ним, прижавшись к двери подъезда. Она, наверное, даже выстрела из-за воя сигнализации не услышала. Потом, разом во всем разобравшись, она вскрикнула, бросилась в подъезд и помчалась вверх по лестнице, к себе домой.

Но Иван уже ничего этого не видел. Когда девица накручивала 02, он как раз попал в пробку при въезде на Ленинградское шоссе. Он нервничал, пытался разглядеть впереди просвет, но ничего не видел. Понятно было, что застрял он надолго. Нервничал не только Иван. Некий владелец «БМВ» попытался обогнуть стоящий впереди грузовик с песком. Огибал в три приема, частично выезжая на встречную полосу. В результате раздался характерный громкий шлепок, и машины замерли.

«Готова примочка, – равнодушно подумал Иван, глядя в ту сторону. – Сам виноват. И что нервничает? Мне вообще отсюда на самолете улетать надо, а я же спокойно сижу…»

Он послушал бы музыку, чтобы немного отвлечься, но магнитолы у него все еще не было. Позвонить он тоже никому не мог – до сих пор не обзавелся радиотелефоном. Ему было скучно до одурения, и он испытывал что-то вроде приступа клаустрофобии.

Хотелось выскочить из машины, хлопнуть дверцей и уйти отсюда пешком, все равно куда. Он подумал о Мухе. Сидит, несчастная, одна-одинешенька, и ждет его. Приготовила ужин. Включила телевизор. Ждет его и не знает – придет он после той пощечины или нет.

Потом он подумал о Таньке. Она сейчас тоже вернулась из своего училища. Увидела, что он приходил, конечно, увидела. Он не разувался, когда прошел в комнату, и натоптал, натащил грязи. А она чистюля – каждый вечер протирает полы шваброй. Увидела его грязные следы, уселась на диван и ревет. У нее, у бедняжки, даже телевизора нет. Домой она не пойдет – слишком неприветливо встретит ее мать. И денег у Таньки нет. Во всяком случае, таких больших денег, как у Мухи. У Мухи-то совсем неплохой капиталец.

Иван забыл о Таньке и неизвестно ради чего принялся складывать в уме их с Мухой сбережения. По его подсчетам получалось, что они на эти деньги могут купить однокомнатную квартиру, не супер-люкс, конечно. Но дело не в деньгах. Дело в том, что квартира им с Мухой просто ни к чему…

Иван вспомнил свой разговор с Дмитрием Александровичем и усмехнулся: "Все они мечтают об одном – хапнуть побольше, пока пенсия не пришла.

Квартира, еще одна квартира, машина, дача. Жена ходит в норковой шубе, дети в Штатах учатся, как этот, «тот гад». Ну, и что дальше? В могилу они все это с собой утащат, что ли? Как эти, фараоны? А мне вот наплевать. Может, меня завтра уже на свете не будет. И что? Кому все это пойдет, мое добро? Разве что матери отдать…" И ему стало немного спокойней – все-таки почти все его сбережения хранятся у матери. Если с ним что и случится – она их возьмет себе. Но зря он в таком случае написал, что деньги принадлежат его другу. Мать сроду к чужому не прикоснется. Станет искать этого друга, а когда не найдет по своим каналам – непременно обратится в милицию… Ну а те…

«Хватит, – оборвал себя Иван. – Умирать собрался? Муха тебя ждет, ну и ты подожди. Любая пробка в конце концов рассасывается».

Женщина в дорогом светлом пальто вышла из машины, пустыми глазами оглядела двор. Возле трупа суетились какие-то люди. Она медленно подошла к ним, попыталась было увидеть, кто лежит на снегу.

Затем резко отвернулась.

– Скажи им, что я приехала, – шепнула она молодому человеку, сопровождавшему ее.

– Мам, ты только держи себя в руках, – растерянно сказал парень.

– Я держу себя в руках. Скажи им, что его жена тут.

Сын переговорил сперва с одним человеком, потом с другим. Женщина в это время курила, облокотясь на открытую дверцу своей машины. Наконец к ней подошли. Подошедший представился, и она поняла, что это следователь.

– Вы жена? – спросил он.

– Да, – ответила она почти беззвучно. – Когда его мне отдадут?

– Не очень скоро, сами понимаете. Его сейчас увезут.

– Надо хоронить…

Она едва двигала губами. В тот день она их не накрасила.

– Как он тут оказался? – спросил следователь. – Кто тут живет?

– Не знаю. – Женщина оглядела двор, подняла глаза к освещенным окнам. – Я тут никогда с ним не была… Коля, – позвала она сына. – Иди сюда.

Тут спрашивают, что это за место.

– Не знаку, откуда мне знать?! – нервно говорил парень. Он не глядел на мать.

– Милицию вызвала женщина из этого подъезда, – сказал следователь. – Все произошло на ее глазах. Она с вашим мужем вместе работала. Говорит, что он ее подвез с работы.

– А.., вероятно, – только и сказала она.

– Они только вышли из машины, и тут раздался выстрел.

Женщина бросила окурок и закрыла глаза. Ее трясло так, что со стороны было заметно. Следователь спросил:

– Ваше имя-отчество можно узнать?

– Нина Петровна.

– Вот что, Нина Петровна, давайте поднимемся в квартиру, – предложил следователь. – Не на улице же говорить.

– Давайте, – так же равнодушно согласилась она, беря сына под руку. – Коля, не смотри туда.

– Мам, я уже видел.

– Куда.., ему попали? – выговорила она и вдруг разрыдалась. Отчаянно, страшно, с завываниями. Рыдания прорвались сами собой. Она и не пыталась их вызвать. Она уже много лет не плакала. Она рыдала, схватившись за сына, а тот стоял, очень смущенный, и отворачивал голову в сторону, чтобы мать его не оглушила. Наконец она взяла себя в руки, прижала к глазам платок, пробормотала:

– Я все, я все… Идемте.

Они поднялись в квартиру к секретарше. Дверь была открыта настежь, в коридоре курили двое каких-то мужчин в штатском. Нина Петровна прошла вслед за следователем в единственную комнату. Коля шел за ней по пятам. В комнате была только хозяйка.

Девушка стояла у окна, глядя вниз, во двор. Она обернулась. Лицо у нее было бледное, искаженное. Сейчас она была вовсе не красива. Нина Петровна села в кресло, даже не взглянув на нее, продолжая прижимать к глазам мокрый платок. Коля встал у стенки В комнате были видны следы недавно законченного ремонта – кое-где на полу присохла известка, в углу стоял рулон оставшихся после поклейки обоев. Мебель была старая, только мягкий гарнитур новенький – дорогой, обитый темно-синей кожей. Следователь тоже уселся на диван, и видно было, что ему приятно посидеть на такой роскошной мебели. Девушка смотрела на гостей как на призраков.

– Яна Сергеевна, знакомьтесь, – сказал следователь. – Это жена вашего начальника. Нина Петровна. Мы ее нашли довольно быстро.

Девушка не ответила. Видно было, что она едва на ногах стоит от страха.

– Вы не знакомы? – спросил следователь.

Нина Петровна подняла заплаканные пустые глаза, тщательно осмотрела Яну и с каким-то удовлетворением ответила:

– Нет.

– Нет, знакомы! – вдруг выкрикнула Яна.

– Вы с ума сошли? – спросила ее гостья.

– Вы за мной следили! – еще громче заявила девушка. – Я вас прекрасно знаю!

– Милочка, вы сумасшедшая. – Нина Петровна сунула платок в сумочку. – Нас с вами никто друг другу не представлял.

Яна прижала руки к груди и лихорадочно заговорила, обращаясь только к следователю:

– Не слушайте ее! Она давно меня преследовала!

Он хотел с ней развестись, что – не так?!

– Вы с ума сошли, – только и смогла повторить Нина Петровна.

– Он хотел с ней развестись, он ей об этом недавно сказал! Она следила за мной! Она следила, куда мы с ним ездим! Я видела ее! Я знаю! Это… – Яна чуть не захлебнулась. – Это она его убила!

Нина Петровна медленно, как во сне, встала с кресла:

– Ты что болтаешь?!

– Она!

– Чего вы орете?! – вдруг сорвался Коля. У него тоже нервы не выдержали. – Сдурели все, что ли?!

Как мать это могла сделать – мы с ней только что из магазина! Нас нашли по радиотелефону, когда это случилось!

– Вы сейчас были в магазине? – спросил ее следователь.

Нина Петровна раскрыла сумочку, достала крохотный сверток, развернула его. В свертке была коробочка. В коробочке оказались смешные яркие часики. Она показала их следователю:

– Вот… Внучке покупала, на день рождения… Его дочери. – Она указала на Колю.

– В галерее «Актер», – подтвердил он. – Что – не верите? Идите туда и спросите. Нас там запомнили, наверное. – И опять впал в бешенство, повторяя:

– Что за чушь, почему я должен оправдываться?! Как будто я убил отца?! А мать?! Что она к матери вяжется, сука, что же – по ней не видно, кто такая?! Да у отца таких секретарш было…

Мать протянула руку и хлопнула его по карману пальто:

– Перед кем ты разоряешься? – И любезно заметила следователю:

– Я не вас имела в виду.

– Короче, вы знакомы, – удовлетворенно сказал следователь.

– Нет.

– Да! – опять вмешалась Яна. – Мы знакомы! Вы что – не помните, Нина Петровна? – Она оторвалась от подоконника и сделала шаг по направлению к женщине. Нина Петровна невольно откинулась в кресле. – Вы забыли, как явились на вечеринку, куда вас никто не приглашал? – возбужденно говорила девушка. – Это было всего месяц назад! Если забыли – я напомню! В тот раз Паша повел меня туда уже в качестве невесты!

– У него таких невест было… – опять начал Коля, но девушка затараторила так быстро, что его слова просто не были услышаны:

– Паша привел меня туда, было очень весело, он представил меня всем своим друзьям. Он при всех сказал, что я – его невеста.

– Он просто пошутил, деточка, – выдавила Нина Петровна.

– Нет! – резко бросила Яна.. – Я не дура, я умею понять, где шутка, а где всерьез! Он говорил совершенно серьезно! Там был живой оркестр, было так замечательно… Это было в загородном доме у его друга, у Матвея Степановича. Что – и Матвея Степановича вы забыли?!

Нина Петровна только вздохнула.

– А потом… – продолжала девушка, – потом вдруг появились вы. Никто вас туда не приглашал!

Паша увидел вас и сказал мне: «Она за мной следит». Вы прошли прямо к нам, стали с ним разговаривать… А на меня нарочно не обращали внимания. Было это или нет?

– Я действительно помню какую-то вечеринку у Матвея Семеновича, – согласилась Нина Петровна. – И там правда играл оркестр. И я туда пришла, потому что знала – мой муж там будет. А жена всегда должна сопровождать мужа на такие мероприятия.

– Эго для вас было мероприятие! А он искренне веселился! – выпалила девица. – Ему было хорошо только со мной. Он так мне и сказал: "Яна, только с тобой я наконец понял, что такое настоящая жизнь.

А она только и умеет рассчитывать… Она не способна на настоящее чувство!" Вот что он мне сказал…

Когда вы встали рядом с ним, я сразу отошла в сторону. Мне не хотелось скандала. Потом… – Яна закрыла лицо руками, – потом вы порвали мне платье!

– Да что вы? Не помню.

– На мне было длинное платье. Со шлейфом.

Паша мне его купил специально для этого вечера.

Совершенно новое. Вы нарочно наступили на шлейф, и, когда я хотела отойти, он стал рваться.

– Милочка, вы говорите ужасную чепуху. – Нина Петровна чуть не рассмеялась. Правда, смех получился бы нервный. – Я понимаю, что это было единственное хорошее платье в вашей жизни и если там что-то порвалось – это для вас целая трагедия. Может, я и наступила на него. Там было столько народу, всего не упомнишь. Я одного понять не могу: к чему вы мне все это рассказываете?

– Вы ненавидели его!

– Кого?

– Пашу!

– Ох, до чего же он распустил персонал… – как бы про себя пожаловалась Нина Петровна. – Какая-то секретарша, без году неделя работает – а он для нее уже просто Паша. Милая моя, во всяком случае, никто вас не приглашал влезать в мою семью. И кто тут кого любил, а кто кого ненавидел – это дело наше, личное, семейное.

Нина Петровна встала и, глядя только на следователя, сказала:

– Видите, какой тут получается бездарный разговор. Вы же хотели поговорить со мной о чем-то более важном?

– Да, надо будет поговорить, – согласился следователь. – Вы, как я понял, не работаете?

– Уже лет пять я сижу дома, с внуками, – с достоинством ответила Нина Петровна.

– В таком случае я к вам прямо домой приеду завтра. Надо дом осмотреть.

– Я могу идти?

– Конечно.

Коля пропустил мать вперед и, уходя, кивнул следователю:

– До свиданья.

Когда их шаги затихли на лестнице, Яна бурно расплакалась. Сразу стало видно, что она еще очень молода – едва стукнуло девятнадцать – двадцать лет. Она села на диван рядом со следователем и уронила голову в колени.

– Она его убила… – повторяла Яна. – Что теперь со мной будет?

– Успокойтесь, – сказал следователь. – Уже два часа прошло, пора успокоиться.

– А мне кажется, это только сейчас случилось, простонала Яна.

Следователь разглядывал девицу, которая принялась вытирать лицо и поправлять растрепанные волосы. Ему не верилось, чтобы это хрупкое, кокетливое, очень молодое создание всерьез могло увлечься полным, неприглядным мужчиной, которого два часа назад застрелили у нее во дворе. Конечно, дело тут было только в деньгах. Хотя девчонка и пыталась придумать какие-то другие объяснения своему чувству.

– Ну что? – спросил следователь. – Пришли в себя? Можете наконец толково рассказать, что случилось?

– Мы ехали домой… – Она робко, искоса посмотрела на него, упрямо избегая прямого взгляда. – В его машине…

– А у вас у самой есть машина?

– Есть… Но она в ремонте.

– Давно она у вас появилась?

Девушка запнулась, потом ответила:

– В сентябре. В самом начале. У меня был день рождения…

– Это его подарок?

– Конечно. С моей зарплатой я не могла бы позволить себе такую машину.

– Какая марка?

– «Мазда».

– Так, ну а эта квартира кому принадлежит?

– Мне. Она моя, она мне досталась по наследству, могу документы показать!

– Не надо. И все, что в квартире, тоже ваше?

– Кроме этой мягкой мебели… И ремонт тоже устроил Паша. Он и денег мне дал, и с мастерами договорился, и квартиру мне снял, чтобы я там пожила, пока идет ремонт… Он любит, чтобы везде было чисто и красиво… То есть любил… – Девица снова собралась впасть в панику, но следователь вовремя остановил ее вопросом:

– Он довольно часто делал вам дорогие подарки, как я понял?

– Да. Но я никогда не просила у него этих подарков. Никогда.

– Хорошо, а жена его знала, что он тратит на вас большие суммы?

– Знала. Она очень скупая.

– Это он вам говорил?

– Да. Он всегда говорил, что она целиком отдает себя детям, а о нем давно забыла. Все для детей, а для него – ничего. А он же еще сравнительно молодой человек.

– Сколько же ему было лет? По-моему, за пятьдесят? – спросил следователь.

– Да, ну и что?

– Пока ничего Вы тут рассказывали, что у вас вышла стычка с его женой. Стычка случилась только одна или до этого вам гоже приходилось сталкиваться?

– Никогда. Но она сюда звонила, когда узнала мой телефон.

– Что это были за звонки? Нина Петровна угрожала вам?

– Нет. Просто просила к телефону Пашу… Он всегда подходил, хотя я его просила этого не делать.

Понимаете, тогда я чувствовала себя какой-то… – Девушка замолчала.

– Не понимаю, – признался следователь. – Он вам не рассказывал, что у него неприятности, что ему кто-то угрожает? Я не имею в виду семейные дела.

Девушка задумалась, смущенно развела руками:

– Он никогда не обсуждал со мной свои дела…

Мы говорили о другом.

– О чем же?

– Ну, эго глубоко личное.

– Хорошо. Сегодняшний день прошел, как обычно? Вы его секретарь?

– Да.

– Все звонки проходят через вас?

– Да, все, кроме его мобильного телефона.

– Ну, и не заметили вы среди звонков чего-то неординарного?

Девушка задумалась, потом порывисто сжала голову руками:

– Страшная боль… Я что-то туго припоминаю…

Нет, кажется, ничего странного не было, все как всегда…

– И вы поехали домой? То есть к вам?

– Да… Сразу после работы. Он сказал, что заберет меня и отвезет… Я ждала его в машине Он дал мне ключи.

– То есть вы ни от кого не скрывали ваших отношений?

– От кого же нам их было скрывать? – Девушка очень удивилась.

– Хотя бы от сослуживцев.

– Он ведь был главой фирмы… Ему незачем было скрываться.

– Понятно. Ну, и вот вы ехали домой. Не наблюдали за собой слежки? Никто за вами не ехал?

– Я не видела ничего подозрительного. Да ведь стреляли не из машины.

– Вы сказали – стреляли из подъезда напротив, из окна? Видели еще что-то? – допытывался следователь.

– Ну, я не видела ничего конкретного, я копалась в сумочке, искала свои ключи от квартиры. Но когда раздался этот выстрел, я перестала соображать. Увидела, как Паша падает. Он уцепился за машину. Потом упал. Я совсем ничего не понимала… Потом будто что-то меня повело – я подняла глаза и посмотрела в окно второго этажа, в доме напротив. Оно было открыто.

– И больше вы ничего не видели?

– Ничего, – с сожалением призналась девушка. – Но я убеждена – именно там стоял убийца.

– Можете хотя бы сказать, кто стрелял – мужчина, женщина?

– Не знаю, – нервно повторила она. – Послушайте, что мне теперь делать? Скажите хотя бы – я что, тоже под подозрением? А эта старая стерва, которая наняла убийцу, – нет?!

– Выбирайте выражения, пожалуйста, – посоветовал ей следователь. – Не хочу вас, конечно, пугать, но таким поведением, как сегодня, вы себе только навредите.

Яна вскочила:

– А, так дело сшито заранее? Она вам и за меня заплатила? Ну, тогда вообще все понятно! Тогда я вас вообще поздравляю! Сколько же она заплатила, чтобы меня погубить? Ну конечно, что ей теперь жадничать – у нее денег после Паши осталось полно, никуда они от нес не уйдут… Гадина, гадина, старая мерзкая гадина… Она и меня убьет, если только следствие начнет поворачиваться против нее… Она убьет, а вы за денежки ее прикроете!

– Выбирайте выражения! – повторил следователь. Он вышел в коридор и убедился, что ребята курят на кухне. – Пошли вниз, – сказал он им. – Надо в один подъезд заглянуть.

С Яной следователь не простился. Как только все ушли из ее квартиры, девушка кинулась к двери и заперла все замки. Колени у нее подгибались, в голове что-то тяжело шумело. Страшно ей было до тошноты. Она в жизни не испытывала подобного страха…